Глава 7. Город времён начала человеческой цивилиза

Поезд идет по пустыне, желтой сухой равнине, покрытой клочками зеленоватой травы, с редкими изогнутыми палками сухих деревьев. Небольшие деревни выглядят как оазисы. Белые кубики домов с плоскими крышами, наполненные жизнью вывешенного для сушки разноцветного белья, охристыми круглыми горшками, ажурными решетками балконов. Овечки до того запыленные, что сливаются с пейзажем, медленно двигаются и насмешливо шевелят головами. Неожиданно город врывается высокими домами, зелеными деревьями, вывесками, желтыми кибитками рикш, гомоном людских голосов и собачьего лая, и полным отсутствием пространства. Поезд будто бы протискивается сквозь сжатые домами улицы, сквозь повозки, лавки, вдоль прочерченных заборами пыльных районов индийского города, где на протяжении многих столетий гнездились королевские династии.
Поезд замедлил ход, и дверь вагона нетерпеливо распахнули столпившиеся в тамбуре молодые кудрявые индусы. Волна жаркого пахучего воздуха заместила их, выскочивших первыми на перрон. Пассажиры зашевелились, зашуршали свертки и колокольчики, подвешенные к женским ножным браслетам. Цепляясь за ручки своим рельефным рюкзаком, медленно продвигаясь, я оказалась у выхода, и живо окунулась с головой в образовавшийся просвет, чтобы тут же потонуть в вокзальной суете. Я в столице королевского штата Раджастан, городе Джайпур.

Прекрасный жаркий светлый город, наполненный оглушительными звуками и толчеёю. Сохраняя невозмутимость, я двигаюсь вместе с выливающейся на привокзальную площадь толпой. «Мадам, самое дешевое такси в городе, Только 10 рупий в любой отель»- атакует меня разношерстная братия водителей рикш. Я, отшучиваясь и отмахиваясь, выхожу с площади на дорогу, где рикш также много, но водители более сговорчивые. Хотя цены копеечные в любом случае, но нахальные индусы все время чего-нибудь припрашивают или везут окольными путями, показывая лучшие, по их словам, магазины, где не обманывают. Хочется скорее забраться в выпуклую кибитку и катить по запыленным улицам, разглядывая дома с вытянутыми узкими окнами, витиеватые буквы на вывесках магазинов, массивные стены старого города и пестрящую массу людей.

Я села к первому попавшемуся мне улыбчивому рикше, и маневрируя между телегами, собаками, людьми и тротуарами мы выехали на одну из центральных улиц. Я высунула голову в проем машинки, у которой закрыт только перед, верх и зад, и ветер тут же растрепал мои волосы. Жаркий сытный пряный воздух манил. Блаженно прищурившись, я разглядывала милые домики с ухоженными садиками, открытые рестораны, развешенные причудливо ткани в витринах и остроносые кожаные башмаки, выставленные рядами. Модель времен старика Хотабыча, как в известном советском фильме. Волна радости окутала меня, поднимаясь откуда-то из середины живота, и завладела мной полностью. Я растворялась в состоянии покоя и наслаждения. Улицы этого древнего города, который сами индусы считают столицей мира, настолько узкие, что «священная» корова, встав поперек, останавливает все движение. Другая особенность этих улиц в том, что каждая из них ведет к старинному центру города, окруженному высокой охристо-красной стеной с большими арочными въездными воротами со стороны главных улиц. Поэтому он ещё называется Розовый город.

Я приехала в рай драгоценных камней. Среди сутолоки улиц, шума базара, гомона и обыденности, в этом городе прячется центр огранки и продажи ювелирных камней, привезённых со всех концов мира. Магазины и офисы, лавочные ряды и просто торговцы, разложившие платок на обочине, с кучкой "особо" драгоценных камней содержали в своей массе такое количество драгоценностей всех уровней, что нам, воспитанным на демократичности в ювелирных изделиях, это и не снилось.

 Но прежде, чем погрузиться в этот город и его сокровищницы, я остановилась в одном из оазисов европейской жизни, отель с типичным для Индии названием «Ever Green», но совершенно нетипичным набором постояльцев.

Внутри, отель напоминал фестивальный кемпинг. Веселая атмосфера непринужденного общения, открытые неформальные дружеские взаимоотношения постояльцев и обслуги, причем последние отличались от гостей лишь большей занятостью. Закрытый от города с четырех сторон трехэтажный отель имел внутренний двор с просторным фруктовым садом, и небольшой плавательный бассейн на крыше.



В номере, где я остановилась, царил полнейший хаос и беспорядок. Платья, брюки и шали покрывали ровным слоем широкую кровать и стол, висели на стульях и даже на телевизоре. Я расхаживала между ними с видом укротителя и сортировала их на две кучи, медленно формировавшиеся прямо на полу.

Мы путешествовали уже четвертый месяц по Индии. Два походных брезентовых рюкзака содержали всё необходимое, и даже больше. Так вот сейчас, я как раз и расхаживала, озабоченно пытаясь отделить неважное, без которого можно обойтись, и снять с наших плеч лишний груз. Две пачки цветных карандашей и альбом для рисования стали основанием серьезности моих намерений. Роскошные летние кофточки, маечки с открытыми плечами и кружевными бретельками оказались бесполезными хоть и в жаркой, но ортодоксально-религиозной стране. Я с нескрываемым сожалением откладывала их в сторону. К ним вскоре прибавились короткие платья, зимние свитера и стопка уже прочитанных книг. Я порядком утомилась и села, взглядом оценивая оставшийся скарб. Среди отобранных для жизни вещей торчал угол длинной сатиновой юбки, шафранового желтого цвета. Я потянула за край, и легкая яркая ткань взметнулась флагом у меня в руках. Юбка была красивая, но старого покроя «солнце-клёш». Она прожила на этом свете не меньше, чем я сама и сохранилась, потому что пролежала аккуратно сложенная в сундуках моей бабушки, затем перекочевала на антресоли к моей маме, откуда я извлекла ее перед поездкой в Индию. Когда я достала эту юбку, моя мама всплеснула руками и принялась рассказывать мне, как в этой юбке она ходила на свидание с моим папой в березовую рощу. И малиновки заливисто пели им, и как было хорошо, особенно то, что всё у них ещё было впереди. Она вручила мне эту юбку с трепетом и волнением, и огромным желанием, чтобы я её носила. Это было для неё семейной преемственностью и сохранением традиций, когда из поколения в поколение передаются не только истории, но и сопровождающие их вещи. Юбка была красивая и в хорошей сохранности.  Я маме пообещала, что одену её, когда будет тепло, и я правда одела ее пару раз для прогулки в саду перед домом. Мама с папой умиленным взглядом смотрели на меня с веранды. Порывы ветра раздували легкую ткань как парашют и я, как Мэрилин Монро, прижимала её к бёдрам и искусственно - радостно улыбалась им в ответ. В общем, юбка перекочевала ко мне в чемодан. И среди других вещей я привезла её в Индию. Она так и пролежала невостребованная до сегодняшнего дня. Я задумчиво крутила юбку в руках, размышляя о том, что одевать я её не буду, но и хранить её, смысла нет. Понятия моей мамы о семейных традициях не находили отклика в моей душе. Семейные альбомы, семейные обеды, даже семейное кресло я могла понять и соглашалась, но одежда была чем-то слишком обыденным, чтобы хранить как память. Свои старые джинсы и футболки я с радостью выбрасывала и заменяла их новыми. Мама родилась в послевоенное время; производства и заводы разгромлены или переоборудованы под военные нужды. Одежду было сложно купить, тем более красивую парадно- выходную. То, что имели, носили бережно. Часто мои бабушки выкраивали и шили платья дома вручную. Когда одежда изнашивалась, её чинили, ставили заплатки, если было возможно, перешивали и передавали от старших младшим. Младшие частенько донашивали за старшими. А прошло то, всего лет 50. Моя мама - человек двух эпох- старого послевоенного времени и нового компьютеризированного мира. Она виртуозно пользуется современным гаджетами и интернетом, но в семье и в себе хранит старые устои домостроя. У меня сформировались уже другие ценности в жизни.

Я ещё раз взглянула на юбку и более не сомневаясь, сложила её в полиэтиленовый пакет и отложила в сторону. Если мне не нужна эта вещь, может быть, она понадобится кому-то еще. Я уже знала кому.

Каждый день путь в офис мы проезжали на мото-рикше по одной и той же дороге. Движение было оживленным, и рикша двигалась медленно в потоке велосипедов, грузовиков, телег, движущихся людей, коров, верблюдов и иногда даже слонов. Каждый день, около ограды городского парка, я видела цыганский табор. Разновозрастные, лохматые и грязные, они шумной толпой жили прямо на тротуаре под натянутой пленкой, прикрытой с боков картонными листами. Тут же, на краю дороги они разводили костры, варили еду, и тут же в пыли играли, с лохматыми и грязными щенками, их дети. Я с жалостью и недоумением смотрела в их сторону. Иногда случалось, что девочка-подросток в чёрной от пыли одежде, чумазая с нечесаной слипшейся клочками, копной волос, видя нас, подбегала и клянчила милостыню, корча лживо-страдательные рожицы. Когда я ей отказывала, она нахально выставляла ногу, упирала руки в бока и шлёпала меня по руке, пытаясь форсировать события, и подвигнуть меня хоть на какую-нибудь мелочь. Я обычно злилась и ругалась с ней. Тогда она отходила и осматривала городской поток в поисках следующей жертвы. Я вспомнила про эту молодую попрошайку.
На следующий день мы ехали в офис, и я нетерпеливо теребила в руках полиэтиленовый пакет с шафраново- жёлтой юбкой. Когда мы подъезжали к перекрёстку, наш рикша остановился на светофоре в ожидании зелёного цвета. Девочка подбежала ко мне протягивая выжидательно ладошку, и тыча пальцами другой руки себе в рот. Обычный жест всех индийских побирушек, просящих денег на еду. Я молча сунула ей в руки пакет. Она удивлённо взглянула на него и, не посмотрев на меня, пошла в сторону от проезжей части, неторопливо его разворачивая. На светофоре сменился свет, транспорт двинулся, и я на мгновение потеряла её из виду. Но любопытство заставило меня оглянуться и высунувшись из дверей рикши я всматривалась в сторону, куда пошла девочка.  Она стояла на краю тротуара с прижатой к груди желтой юбкой и махала мне рукой. Её лицо светилось детской наивной радостью и неожиданно открывшейся в ней искренностью и добротой. Всю оставшуюся дорогу до офиса я таинственно улыбалась, и мой супруг, от которого укрылись мои манипуляции с юбкой, озадаченно поглядывал на меня, не понимая, что привело меня в состояние блаженного восторга.