Голос общественности

 …Вера Макаровна делала так всегда и не раз убеждалась: помогает! Она имела за плечами огромный педагогический стаж и неустанно любила повторять, что всю жизнь отдала детям. Так получилось, что своей семьи у Веры Макаровны никогда не было, и никто и ничто (может, к счастью?..) не мешал ей отдаваться любимому делу.
   Вера Макаровна работала всегда в полную силу. И главной её особенностью – изюминкой, если хотите! – было то, что она понимала значение общественности. Семья и школа! – эти две силы представлялись ей единым могучим монолитом, краеугольным камнем всей педагогической науки.
   Вера Макаровна за свою длинную учительскую жизнь выработала (выстрадала!) несколько «железных» правил, от которых никогда не отступала: «Взрослый всегда прав», «Любая провинность должна быть наказана», «Спорить с учителем нельзя никогда» и т. д. Согласитесь, иметь твёрдые убеждения – не так уж плохо; по крайней мере всегда есть чёткие ориентиры. «Можно» и «нельзя», «чёрное» и «белое»; а полутона – они для невротиков и непрофессионалов, и только мешают.
   Вот и мнение общественности, её мудрый голос – это было из арсенала Веры Макаровны, это было «белое». «Люди всегда правы!» - твёрдо верила учительница, и ни разу не ошиблась.
   Так и сейчас она решила, что голос общественности – это именно то, что нужно. Надо поставить Сакурко на место, открыть ей глаза на неё же саму! Потом ещё и спасибо скажет!
   Посудите сами, люди добрые: Сакурко Людмила Григорьевна, имеющая взрослую дочь (Ингу, ученицу 9 класса; кстати, любимицу Ольги Макаровны), ведёт себя просто возмутительно! Какой пример она подаёт дочери?! Собралась, видите ли, замуж в третий раз, да ещё – представляете?! – за человека, который младше её на целых семь лет!!!
   Конечно, тридцатипятилетняя Сакурко ещё молода; к тому же – красива; но всему же есть предел! С первым мужем она разошлась (был, видите ли, скандалист и ревнивец); со вторым – не прожила и года… Говорили, что он ей изменял. Подумаешь, какая цаца! Тысячи женщин так живут, многое терпят и прощают, а всё – почему? Да потому что они – ответственные, они сохраняют свои семьи, они понимают, что у ребёнка должен быть отец!!!
   А где гарантия, что новый муж, да ещё такой молодой, не начнёт ей изменять, где? Если хотите знать, скорей всего так и будет, вот увидите!
   Вера Макаровна всегда знала всё про всех, и про нового кандидата в мужья Сакурко – тоже. Всё абсолютно! К тому же этот Володя когда-то учился в школе, где работала Вера Макаровна. Нет, лично она его не учила, но всё равно знала: Владимир – он никакой, серый, неинтересный. Типичное «никто». Кем он может стать для такой умненькой девочки, как Инга?! Отцом?! 
   - Любовь?! Ой, не смешите меня!!! – делилась Вера Макаровна с коллегами. – Разуйте глаза: у Сакурко хорошая квартира, вот и всё!
   Короче, это надо было пресечь! Спросите, как? Да не вопрос. Людей надо тормошить, голос общественности. Все вместе – великая сила.
   Вера Макаровна преисполнилась законной гордости от того, что ей предстояло совершить. Первым делом – надо срочно собрать членов родительского комитета. 
   Она незамедлительно принялась за выполнение своего плана, и уже на другой день, в четыре часа, все пятеро родителей пришли к ней в кабинет. Вера Макаровна гордилась своим комитетом, потому что создала его сама. Она долго раздумывала, подбирая кандидатуры; потом переговорила с каждым из будущих членов – и вот, пожалуйста! Не комитет, а сказка! Собрание проголосовало за них единогласно, без малейших возражений. 
   В других классах – как это обычно бывает? Да все знают: стараются побыстрее спихнуть один на другого, проголосовать за тех, кто меньше остальных сопротивляется, и всё! И потом работает такой комитет спустя рукава; лишь бы считалось.
   А посмотрите на подбор Веры Макаровны: люди надёжные, неравнодушные, морально устойчивые. И все, как один, с твёрдыми принципами и убеждениями. Знают всё: какая семья чем живёт и дышит, вплоть до мелочей. И никакие они не сплетники! – Вера Макаровна однажды серьёзно обиделась, когда такое услышала. Одна из мамаш, видите ли, возмутилась, когда родительский комитет в полном составе пришёл к ней на дом и потребовал ответить: почему в семье собираются разводиться? Мамаша тогда закатила истерику и выгнала посетителей, и с тех пор, кажется, возненавидела и их, и Веру Макаровну. И что, - умная?.. Люди хотели помочь; а вдруг бы удалось сохранить семью? Так нет, ещё и сплетниками обозвала, а Веру Макаровну – главной склочницей.
   Нет, учительница это так не оставила, не думайте. Не прошло и месяца, как неумная мамаша вынуждена была публично, на родительском собрании, попросить у Веры Макаровны прощения. А всё – комитет, дай Бог им здоровья!
   …Итак, они собрались. По первому зову. И, конечно, дружно поддержали Веру Макаровну. Главное что? – пострадают интересы несовершеннолетней Инги, а у девочки, может быть, большое будущее. А вдруг новый «папочка» начнёт к Инге приставать; кто тогда будет отвечать, а?! Потом ни Вера Макаровна, ни активисты себе этого не простят. Действовать, действовать немедленно!
   Первым делом распределили «роли»: сама Вера Макаровна на очередном собрании (как раз через три дня) сделает небольшой доклад о таких семьях, об их отравляющем воздействии на детей. Потом возьмёт слово председатель родительского комитета Рудакова Ирина Яновна (ею Вера Макаровна особенно гордилась. Против Рудаковой никто никогда не смел даже голоса подать, не то что…). Она кратко доложит о неблагополучии в одной из семей класса и предложит родителям высказаться по одному. Вера Макаровна по опыту знала: все повторят то, что изложит Рудакова. Может быть, в несколько иных вариациях, с оговорками; но по сути – поддержат. Потом дадим слово Сакурко: что она думает о будущем дочери и как собирается строить отношения с «кандидатом в отцы»?
   - А вдруг Сакурко вообще не придёт? – совершенно резонно заметил отец Миши Павлова. – И что тогда?
   - Иван Петрович, - тут же вмешалась умница Рудакова; Вера Макаровна не успела ещё и рот открыть. – Этим займусь лично я, не волнуйтесь. Я встречусь завтра с Сакурко и предупрежу её. Причём объясню, что в её интересах прийти и поговорить с нами, а иначе от имени родительского комитета к ней на работу будет направлено соответствующее письмо о том, что она игнорирует родительское собрание и мнение коллектива. 
   - И поможет?.. – усомнился Павлов. – Сейчас, извините, такое время… Это раньше – да; такое письмо было бы «бомбой». Но нравы изменились, к сожалению. 
   - Поможет, - Рудакова была тверда. – Я неплохо знаю Людмилу Григорьевну, она очень не любит, когда кто-нибудь обсуждает за спиной её жизнь. Очень! А впрочем, кто любит? – пожала она плечами. – Да придёт, придёт. Уверена я!
   …Собрание назначили, и уже за полчаса до намеченного времени в кабинете наблюдался полный аншлаг. Все уже знали, какой интереснейший вопрос будет обсуждаться, и некоторые родители даже пришли парами. Сакурко тоже явилась; правда, чуть не опоздала, но зато, - о, бессовестная! – со своим «женихом».
   Вера Макаровна сперва опешила, но Рудакова успела шепнуть ей: «Ничего, это даже лучше!», и учительница успокоилась.
   Всё пошло как по писаному: и доклад Веры Макаровны, и пылкая речь председателя комитета. Причём время от времени (молодцы, что договорились заранее!) кто-нибудь из членов комитета подавал с места реплики: «Правильно!», «Мы все так думаем!», «Это ясно каждому!» и так далее.
   Сакурко и её «молодой человек» сидели рядышком молча, почти никак не реагируя, и Вера Макаровна не знала, как истолковать их поведение. Но вот Рудакова закончила, эффектно воскликнув:
   - И нам не всё равно! Мы хотим услышать, мы требуем: как планирует Людмила Григорьевна устраивать жизнь своей дочери? Ответьте нам!!!
   Рудакова прошла на своё место за первой партой.
   Сакурко начала было подниматься, но её решительно и мягко остановил Владимир:
   - Люда, позволь мне. 
   Он спокойно вышел к доске, как будто совсем не волнуясь. («Но руки дрожат!» - злорадно заметила Вера Макаровна. – Ну-ну, давай. Интересно послушать. Раньше двух слов связать не мог, троечник…»)
   А Владимир вдруг широко, обезоруживающе улыбнулся и сказал: 
   - Дорогие родители, спасибо, что все собрались на нас посмотреть. Я целому миру не постеснялся бы рассказать, как я люблю свою Людочку. Но целый мир в этом классе не поместится, не так ли? А мне так хочется поделиться своим счастьем с каждым из вас, ведь счастье, говорят, заразно! Пусть и к вам это придёт, дорогие друзья! Я от всей души вам этого желаю!.. Извините, не умею я выступать… Давайте лучше я стихи почитаю. Вчера написал. Может, тогда, наконец, вы нас поймёте?..
   И он действительно начал читать! Изумлённые лица родителей просто вытянулись. Ну каков нахал!!!
   …А Володя всё читал. Стихотворение было непрофессиональное, аматорское; во многих местах хромала рифма. («Сделал четыре речевых ошибки!» - автоматически заметила про себя Вера Макаровна). Но с каждой новой строчкой в класс как будто врывалась свежая струя молодого майского ветра; каждое слово дышало такой чистотой и счастьем, что одна из родительниц, сидящая на задней парте, украдкой вытерла глаза («Вот это любовь!..»)
   «…И каждый день,
                     следы твои целуя,
   мне хочется от счастья умереть!..» - закончил автор.
   И вдруг… раздались аплодисменты. Сначала жиденькие, они сразу окрепли и переросли чуть ли не в овацию. А одна из родительниц (та самая дура с задней парты!) громко, вызывающе произнесла:
   - Настоящий мужчина!!! Да!!!
   Владимир покраснел и виновато сказал:
   - Ну что вы, стихи так себе, средние… Я ж не поэт…
   В классе засмеялись. Кто-то крикнул:
   - Зато собрание закончено!
   Все засмеялись снова и потянулись к выходу, шумя и толкаясь. Вера Макаровна вместе с Рудаковой пытались ещё всех задержать, остановить… Не собрание, а посмешище какое-то, балаган!!! Собрались, видите ли, бредовые стишата послушать?!
   На председателя никто не обращал внимания, родители продолжали выходить. И тогда Рудакова с Верой Макаровной бросились к другому «комитетчику», который стоял, глядя в окно:
   - Иван Петрович! Повлияйте хоть вы, будьте же мужчиной!..
   Павлов резко повернулся. Его лицо было не то что злым, а… каким-то чужим, что ли:
   - Мужчина сегодня – вот он! – он театральным жестом указал на Владимира, который всё ещё находился почему-то у доски, как ученик, которому так и не разрешили сесть. Рядом, держась за его руку, стояла смущённая и очень сейчас красивая Людмила Сакурко.
   - Он – мужчина! – повторил Павлов. – Настоящий Мужик. – И тоже решительно направился к выходу. Потом порывисто оглянулся и добавил:
   - А из вашего идиотского комитета я выхожу. Ищите замену. 
   …Класс быстро опустел, и с Верой Макаровной осталась одна только Рудакова.
   - Тоже мне, комитетчики! – возмущалась она громко. – Предатели, крысы! А Павлов, Павлов!!! Ничего, мы его заменим, Вера Макаровна!.. И Сакурко пусть не думает, что всё так и кончилось! Ничего подобного, голубушка! Письмо на производство я ей всё-таки накатаю; пусть там ответит! Ишь, возлюбленная нашлась!!! Джульетта перезрелая!..
   - Не надо, - вдруг остановила её Вера Макаровна. – А знаете, - неожиданно добавила она глухим голосом, - знаете, Ирина Яновна, мне-то вот никто и никогда стихов не читал. Ни своих, ни чужих… А вам?..
   Рудакова пожала плечами, сухо бросила:
   - До свидания, Вера Макаровна. Мы лучше завтра поговорим, вы не против? 
   - Да, да, завтра. Завтра приходите, - кивала учительница. – А впрочем…
   Что – «впрочем», Рудакова не дослушала, потому что уже выходила из класса.