Непроходимая тупица

 Да, Люся Журавлёва была очень глупенькой девочкой, и Елена Борисовна сразу откровенно об этом сказала.
   Девочка пришла в её класс из другой школы, и первое впечатление Елены Борисовны произошло от знакомства с табелем девочки за третий класс: оценки – слабее некуда; лишь по рисованию – высокий балл. Поведение, правда, хорошее; чувствовалось, что девочка спокойная, послушная и воспитанная. Ну и то хорошо! – такому ребёнку поставишь положительные оценки уже за одно то, что он ни единой нервной клетки учителю не испортит. 
   А так – тупенькая девочка, что и говорить. С первых уроков стало ясно, что Люся соображает очень туго. Особенно раздражала учительницу полная Люсина неспособность к математике. То есть полнейшая, даже какая-то патологическая!!! Мучение, а не ребёнок!
   Были, конечно, в классе и другие дети, до которых долго доходило, но Люся, как едко заметила Елена Борисовна, была «вне конкурса».
   Нет, домашние задания по математике девочка выполняла хорошо, но учительница понимала, что это – результат усилий (и, видно, немалых) Люсиной мамы. Вообще Люся Журавлёва вела себя всегда на уроках пассивно, почти всё время глядя в окно и совсем, кажется, не слушая Елену Борисовну. Пришлось пересадить девочку на другой ряд, но и это не помогло: глаза Люси упорно следили за облаками в окне, а совсем не за ходом урока.
   - Журавлёва!!! – часто «закипала» Елена Борисовна. – А дома ты тоже постоянно в окно пялишься?
   - Да, - просто отвечала Люся. Она, тупица, даже не обижалась на замечания.
   И лишь на уроках рисования девочка преображалась неузнаваемо! Этот предмет (к невыразимой гордости директора школы) вёл настоящий художник. Так благоприятно сложились обстоятельства, что в школе работала художественная студия, и её руководитель – известный в городе человек, очень интересный мастер – согласился взять ещё и «часы» рисования в некоторых классах. И с тех пор все первые места, грамоты и призы по ИЗО уверенным потоком устремились в эту школу.
   И Трофим Вячеславович (так звали художника) Люсю тоже сразу заметил и выделил, но, к изумлению Елены Борисовны, совсем не так, как она.
   - Знаете ли вы, Елена Борисовна, - спросил он как-то, - что Журавлёва в своём роде уникальный ребёнок?
   - Знаю, - хмыкнула учительница. – Я в её уникальной тупости каждый день убеждаюсь.
   - Вы меня не поняли, - удивился художник. – Это очень талантливая девочка; я бы даже не побоялся сказать, что гениальная. Вот посмотрите!
   И он протянул Елене Борисовне несколько больших листов бумаги. Она вежливо их просмотрела, но ничего «такого» не заметила: обыкновенная детская мазня. 
   - Вы не заметили! – понял Трофим Вячеславович. – Ничего, я объясню. Взгляните, пожалуйста, на цветовую гамму: девочка «видит» то, что не каждому зрелому мастеру удаётся!
   Он увлёкся и долго, расхваливая рисунки Люси, сыпал терминами.
   Елена Борисовна мгновенно утомилась и слушала только из вежливости. Да-да, у всех талантливых людей… как бы это помягче сказать… не все дома. И в этом смысле Журавлёву легко можно было назвать даже гением. Учительница невольно улыбнулась этой своей мысли, а Трофим Вячеславович обрадовался: 
   - Наконец-то я вас убедил, Елена Борисовна. Значит, могу попросить: вы, пожалуйста, будьте с Люсей помягче… Понимаете, она как бы живёт в другом измерении! Знаете, я даже думаю, - голос художника зазвучал патетически, - что мы с вами ещё будем гордиться тем, что соприкоснулись с этой судьбой!
   «Эх, куда хватил! – внутренне скривилась Елена Борисовна. – Блажен, кто верует. А я про Журавлёву точно знаю: дура дурой, и больше ничего!»
   Они вежливо кивнули друг другу и разошлись по своим делам. Елена Борисовна – как раз на урок математики. 
   …И снова Журавлёва была тупа и пассивна, опять бесконечно смотрела в окно. 
   «Зато как «гениально» смотрит!!!» - едко думала учительница. «Взять бы этого «Карла Брюллова» да заставить растолковать Журавлёвой, как умножить два на два! Сразу бы по-другому запел, мастер кисти!»
   Но однажды (из таких «однажды» и состоит вся наша жизнь) Елена Борисовна серьёзно занемогла, и пришлось лечь в больницу. Отсутствие затянулось на два долгих месяца, и учительница не на шутку переживала, как там её класс, кто заменяет, какое отставание? Она часто звонила своей подруге (коллеге по школе), и та Елену Борисовну успокаивала. Говорила, что дела идут хорошо, потому что класс временно дали студентке, пришедшей на практику в младшее звено.
   - Толковая девушка! – уверяла коллега. – Я посетила несколько уроков по просьбе завуча и могу сказать, что из неё будет приличный специалист, уже сейчас видно. Старательная, ответственная… И дети любят!
   Ну и хорошо; чего ж ещё желать? И действительно, когда Елена Борисовна вернулась на работу, она и сама убедилась, что переживать нечего. Всё, что положено по программе, было пройдено; тетради проверены, контрольные прошли. Не зря Майя Михайловна (студентка) получила за практику «отлично».
   Правда, с ней самой Елене Борисовне встретиться так и не удалось, они разминулись буквально на один день. Но зато ей всё рассказали дети: и как они полюбили Майю Михайловну (сердце Елены Борисовны кольнула ревность), и какая она добрая и красивая, и как интересно объясняет…
   Елена Борисовна придирчиво просмотрела классный журнал. Оценки, которые выставила практикантка, почти ничем не отличались от тех, которые ставила детям сама Елена Борисовна. Хорошо. 
   Но тут взгляд учительницы наткнулся на нечто невообразимое: у Журавлёвой по математике (?!) стояли оценки не хуже, чем у твёрдых хорошистов!!! Это ещё что за фантастика?! Елена Борисовна, лихорадочно роясь в пачке контрольных, отыскала тетрадь Журавлёвой. Решено верно!.. Странно. Очень странно…
   Ладно! Завтра с утра – первый урок математики. И загадки исчезнут сами собой. (Может, Люся просто списала контрольную?.. Ну нет, уж чего-чего, а этого Журавлёва никогда не делала).
   Наступило завтра, и Елена Борисовна на первом же уроке, с самого начала, дала маленькую самостоятельную работу, буквально на пятнадцать минут: по одной задачке – каждому (по карточкам; задачи у всех разные).
   - Хочу, ребятки, посмотреть, чему вас научила Майя Михайловна. Смотрите же, не подведите её!
   Дети, сопя, с готовностью ринулись решать свои задачи. Склонилась над тетрадкой и Люся. Надо же, пишет что-то… Интересно!
   Елена Борисовна тихонько прошлась по классу туда-сюда и остановилась наконец за спиной Журавлёвой. Ну вот!!! Она так и знала!!! Люся просто рисует, и больше ничего!!!
   - Что ты делаешь?! – заорала учительница так, что весь класс вздрогнул.
   - Я?.. – испугалась девочка. – Я задачу рисую. Мне Майя Михайловна разрешала…
   - Что?! – изумлению Елены Борисовны не было предела. – Что?! – повторила она, не веря своим ушам. 
   - Рисую условие… - шептала Люся со слезами на глазах. – Мне так легче, я сразу пойму, как надо решить!..
   - Ладно. Решишь – покажешь! – отрубила Елена Борисовна и прошагала к своему месту.
   - А вы что застыли?! – рявкнула она на детей. – Пишем!
   Все снова склонились над тетрадями.
   …Когда время вышло, Елена Борисовна первым делом взяла тетрадь у Люси. Решено было правильно…
   - Ну хорошо, - сказала учительница. – А покажи-ка мне, что ты рисовала. И зачем?..
   Люся протянула ей черновик:
   - Вот, смотрите. Это одна труба, она тонкая, поэтому из неё воды вытекает меньше, чем из второй, толстой… Вот она, синяя. А вот бассейн…
   (Девочка говорила, а Елена Борисовна смотрела на рисунок: нелепость какая-то… Трубы цветные, вода розовая… Бред. Но решено ведь правильно! И что сказать?..)
   - Ладно, всё ясно, - остановила Люсю учительница. – Я поставлю хорошую оценку. Но в следующий раз, Журавлёва, решай без всяких рисунков, поняла? Я тебе не Трофим Вячеславович. Договорились?
   - Договорились, - потерянно кивнула девочка, краснея.
   …И всё пошло как прежде. У тупицы Люси снова возникли её привычные оценки, и Елена Борисовна лишний раз убедилась: нет, не способна Журавлёва соображать, и не говорите!