Бронхоскопия

События, о которых я хочу рассказать, происходили в самом начале 70-х годов прошлого века. Тогда медицинская промышленность за границей только начала производить ту аппаратуру, которую мы сейчас видим, да и то в самом несовершенном виде.  Оптоволокно, благодаря которому стало возможным производить гибкие эндоскопы, было толстым, поэтому в основном применялось для осмотра желудочно-кишечного тракта. А вот трахею и бронхи, мочевой пузырь, матку смотрели жесткими металлическими аппаратами со специальной встроенной оптикой и светом.

Дальше речь пойдет от имени героя нашего повествования, врача с пятилетним стажем, работающего в обычной городской больнице.
 
"Сегодня среда, тяжелый для меня  день недели. Именно в среду, когда нет плановых хирургических операций,  мне  дают возможность проводить поднаркозные бронхоскопии в одной из операционных. Это не моя основная специальность, подработка, всего на четверть ставки, но какой врач откажется к своему не такому уж толстому кошельку добавить сотню рублей. Но эта сотня мне  давалась нелегко, с большими нервными переживаниями.
 
По основной специальности я врач-рентгенолог, уже имеющий и небольшой опыт, и навыки,  и даже кое-какой авторитет среди клиницистов.  Поэтому с утра я посмотрел 5 положенных по нормам радиационной безопасности  желудков у пациентов и сделал с десяток просвечиваний грудной клетки больным пульмонологического отделения, которое я обслуживал.  И потом вышел из темного кабинета в ординаторскую, чтобы познакомиться с историями болезни больных, которым назначена  бронхоскопия.  Плановых больных я смотрел по средам, а вот экстренных в любое время суток. Бывало, что и ночью меня  вызывали из дома. Чаще всего при инородных телах трахеи и легочных кровотечениях.
 
«Так, сегодня одна лечебная и 4 диагностических бронхоскопии.  У двух больных подозревают хроническую пневмонию, а у двух рак легкого», - вычитал я  в историях болезни.  Посмотрел записи лечащих врачей в дневниках, клинические анализы.  Все это надо запомнить, потому что потом в операционной не будет возможности посмотреть.  Наконец я закончил изучение историй болезни и пошел в операционный блок.  Блок этот был большой, на 3 операционных.  Одна была экстренная,  и две операционных - для плановых операций. В первой  из них  было два операционных стола, а в последней  - один. Именно в этой операционной я  и буду проводить свои процедуры.  Там уже стоит наркозный аппарат,  на специальном столике осветитель бронхоскопа,    под стерильными салфетками лежат готовые к исследованиям  такие же стерильные бронхоскопы знаменитой немецкой фирмы Фридель.
 
Я, как настоящий хирург, надел колпак и стерильную марлевую повязку, потом вымыл руки под проточной водой специальными растворами для стерилизации.  Потом на меня надели стерильный белый халат и подставили стерильные резиновые перчатки. Одним движением я  надел их,  и на этом моя  подготовка к бронхоскопии закончилась.  Пройдя в операционную, я поздоровался с врачом-анестезиологом и с сестрой-анестезисткой, а  также  с медицинской сестрой, которая будет мне  помогать при проведении  процедуры.  Скоро должны привезти больных.  Все для проведения бронхоскопии готово.  Я сцепил руки перед грудью, сел на вертящийся стульчик и стал ждать.
Наконец, в дверях операционной показалась каталка, на которой лежал больной, одетый в стерильную одежду. Молодой человек испугано озирался по сторонам. Чтобы отвлечь парня,  я  стал задавать ему вопросы. Как долго он болеет,  и что больше всего его беспокоит. Оказалось, что болеет он с детства, часто простужается,  и потом подолгу его мучает кашель с большим количеством мокроты. Несколько раз лежал в детских отделениях, ему поставили диагноз «хронический бронхит».   Потом я объяснил парню, что за процедура его ожидает.  Молодой человек успокоился, когда узнал, что все будет проходить под наркозом, и он ничего не будет чувствовать.
 
Потом больного расспросил врач-анестезиолог и попросил его перебраться на операционный стол. Глаза парня испугано заблестели, но после того, как ему сделали укол в мышцу предплечья, он  успокоился.  Потом ему вставили иглу с канюлей в вену и ввели препарат. Парень закрыл глаза, анестезиолог наложил на лицо маску, и аппарат стал подавать воздушную смесь в легкие пациента.  Минут через 5 анестезиолог сказал, что больной в наркозе, и можно приступать к интубации.
 
У меня  в распоряжении  30-40 секунд, чтобы провести интубацию больного, который под действием курароподобных препаратов самостоятельно не может дышать.  Потом его надо подключать к дыхательной системе наркозного аппарата.  За это время в трахею надо ввести тубус бронхоскопа,  и подключить  пациента к аппаратному дыханию. Примерно так и осуществляется искусственное дыхание во время общего наркоза при многих операциях.
 
Я,  запрокинул голову пациента назад, открыл ему  рот, левой рукой взял клинок ларингоскопа и ввел глубоко в горло, приподнимая мягкие ткани и освобождая себе видимость. Правой рукой взял тубус бронхоскопа, представляющий из себя металлическую трубку около 40 см длиной и осторожно стал вводить в дыхательные пути.  «Так, вон она, голосовая щель, осторожно ввожу тубус между голосовыми связками. Показались кольца трахеи и небольшое количество мутноватой жидкости в просвете самой трахеи», - крутилось в голове.  Потом я закрыл наружный конец тубуса герметичной крышкой.  «Я в трахее», - громко сказал. Тут же к тубусу был подсоединен шланг,   и воздушная смесь стала поступать больному в легкие.  Несколько минут велась интенсивная вентиляция легких аппаратом,   все напряженно следили за реакцией пациента. Наконец  анестезиолог   разрешил продолжать бронхоскопию.  Я открыл герметичную крышку  на наружном конце тубуса и ввел в него тонкий проводник с освещением на конце и окуляром.
 
Теперь стало возможным увидеть, что в трахее больного.  Я  стал диктовать своей сестре, чтобы потом не забыть при написании протокола: «В полости трахеи большое количество пенной мокроты с примесью гноя, плохо видно.  Давай отсасывать». Сестра вставила тоненькую трубочку в рабочий канал тубуса бронхоскопа и включила отсос.  Я увидел, как хлопья мокроты всасываются в трубочку, и видимость улучшается.  Прекратив отсасывать, я продолжил осмотр. Зашел в бронх правого легкого и  немного отсосал мокроты,  чтобы увидеть устья сегментарных бронхов.  «Вот они, все четыре, а вот и устье бронха средней доли. Все бронхи свободные от слизи и мокроты. Видимо, туда затекало из левого легкого», - размышлял я.  Потом с некоторым трудом вошел в расположенный под большим углом главный бронх левого легкого и увидел большое количество мокроты из бронхов нижней доли, которое появлялось в такт с работой аппарата на выдох. Отсосав какое-то количество мокроты,  я убедился, что полностью это сделать будет невозможно.  «Скорее всего,  в нижней доле бронхоэктазы, надо будет делать бронхографию», - подумал я.  На этом исследование можно было заканчивать.  Я осторожно  извлек из трахеи вначале тонкую трубку и потом, после нескольких вдохов-выходов на аппаратном дыхании, извлек и тубус бронхоскопа.  Анестезиолог наложил маску на рот и нос пациента и продолжил вентиляцию. Наконец больной открыл глаза и стал самостоятельно дышать.  Через несколько минут он пришел в себя окончательно, и его переложили на каталку.  Мы с анестезиологом склонились над ним, спрашивая, как он себя чувствует. Тот тихонько ответил:  «нормально»  и улыбнулся.  Теперь  его можно было отвозить в палату и наказать дежурной сестре в отделении, чтобы присматривала за ним.  На этом первая бронхоскопия закончилась.
 
Следующим был пациент на лечебную бронхоскопию. Средних лет мужчина долгие годы страдал хроническим бронхитом и при обострении обязательно попадал в пульмонологическое отделение больницы. И каждый раз просил ему делать лечебную бронхоскопию, после которой его состояние значительно улучшалось. И  сейчас  его уже в который раз привезли на бронхоскопию,  третью за эту госпитализацию. Пациент радостно сообщил, что скорее всего, это будет последняя, он чувствует себя уже очень неплохо и готовится к выписке.
 
Были сделаны еще три диагностические бронхоскопии. В одном случает  мне пришлось помучиться с пожилым пациентом, у которого была короткая шея и ему никак не удавалось её запрокинуть, чтобы увидеть вход в гортань.  Лишь со второй  попытки больного удалось заинтубировать. Но эти усилия были не напрасны. Именно у этого больного с подозрением на центральный рак легкого я  нашел то,  что искал, но по большому счету, не хотел. Потому что своей находкой скорее всего приговорил больного. Центральный рак в таких стадиях уже неоперабильный, лучевая и химиотерапия лишь продлевают жизнь больного, а не излечивают.  Для подтверждения диагноза этому больному надо было взять кусочек раковой ткани, видимой из стенки бронха, на биопсию.  Для этого в рабочий канал тубуса бронхоскопа сестра ввела специальные щипчики на длинном гибком проводнике, и когда я  подвел бранши щипчиков к опухоли и сказал: «Бери», сестра нажала на ручки, напоминающие ножницы и кусочек ткани оказался в  щипцах.  Кусочек был извлечен, помещен в специальный стерильный флакончик и отправлен в патолого-анатомическое отделение на исследование.
 
Прошло около 4-х часов такой работы, и я вышел из операционной. Оставив там и стерильную одежду,  и  насквозь промокший от пота комбинезон, и часть своих нервных клеток, которые якобы не восстанавливаются.  Лишь тот, кто не знает, как достается эти лишняя сотня рублей, может  сказать – а что тут такого.
 
Потом я оформил протоколы всех проведенных бронхоскопий.  Моя сестра, которая за это время привела все бронхоскопы в порядок для последующей их стерилизации путем автоклавирования, отнесла истории болезни в пульмонологическое отделение. А я пошел в рентгенкабинет, где меня ждала моя основная работа.  Я еще долго заполнял протоколы исследований желудка в истории болезни, описывал многочисленные рентгенограммы больных, лежащих в стационаре.  И все я должен был делать внимательно, ведь за каждым исследованием или рентгенограммой стоит здоровье, а то и жизнь больных.  И почему-то за этот тяжелый и ответственный труд так унизительно мало платят,  что почти все врачи вынуждены подрабатывать".
 
От автора.

Вот так прошла среда одного среднестатистического врача в советское время.  Мне захотелось подготовить цикл рассказов о работе людей, которым мы доверяем свои здоровье и жизнь.  Подчас многочасовые операции, где каждое неосторожное движение грозит риском повредить сосуд или нерв. Длительные приемы пациентов в поликлиниках, когда за считанные минуты врач должен поставить правильный диагноз и назначить необходимое лечение.  А эти толстые истории болезни, в которые надо заносить каждый день дневники, где было бы отражение состояния больного.  Или исследования, проводимые в темноте, которые делают рентгенологи, когда надо заметить «сумеречным» зрением небольшое отклонение от нормальной картины. Или вот такие исследования, о который рассказал сегодня наш герой.
 
Со временем  медицина и медицинская техника ушли далеко вперед.  Бронхоскопы стали очень тонкие, их стало возможным проводить через носовые ходы и дальше в трахею и более мелкие бронхи.  Намного меньше стал диаметр и эндоскопов при исследовании желудочно-кишечного тракта. Появились ультразвуковые аппараты, компьютерные томографы, все большее распространение получила вычислительная техника во всех сферах деятельности человека, в том числе и в медицине.  Но не будем забывать врачей, которые стояли на страже нашего здоровья  30-40-50 лет назад.  В те годы они честно выполняли свой служебный долг и клятву Гиппократа,  подчас за мизерные зарплаты.