Простая драма. Мопассан

Встречи  – это самое приятное в путешествиях. Кому не знакома эта радость, когда внезапно встречаешь в 500 лье от Франции парижанина, приятеля по коллежу, соседа по загородному имению? Кто не проводил ночь с открытыми глазами в маленьком дилижансе рядом с молодой незнакомой женщиной, видимой лишь при свете фонаря тогда, когда она садилась в экипаж перед дверью белого домика в маленьком городке?
А когда приходит утро, когда мозг и уши отяжелели от звяканья бубенчика и дребезжания стёкол, с каким приятным чувством мы смотрим на красивую соседку, которая с растрёпанными волосами открывает глаза, смотрит вокруг, поправляет волосы и свой туалет, щупает рукой, не перекрутился ли корсет и тонкая ли у неё талия!
Она смотрит на вас холодным любопытным взглядом. Затем она забивается в угол и следит только за местностью.
Против своей воли вы постоянно бросаете на неё взгляд и думаете о ней. Кто она? Откуда? Куда едет? Против воли вы прокручиваете в мозге небольшой роман. Она хорошенькая, она очаровательна! Счастлив тот… Жизнь рядом с ней была бы чудесна? Как знать? Возможно, эта женщина – женщина нашей мечты.
И как нежна досада, когда видишь, как она выходит возле сельского домика. Там её ждёт мужчина с детьми и двумя няньками. Он встречает её с распростёртыми объятиями и целует, опуская на землю. Она наклоняется, берёт детей, которые тянут к ней ручки, и нежно ласкает; все исчезают в аллее, пока няньки принимают пакеты, спущенные из дилижанса кучером.
Прощай! Всё кончено. Ты не увидишь её больше никогда. Прощай, молодая женщина, с которой ты рядом провёл ночь. Ты её не знал, не разговаривал с ней, но ты грустишь от расставания. Прощай!
У меня много воспоминаний от путешествий, и грустных, и весёлых.
Я был тогда в Оверни и ходил пешком по прекрасным горам, не слишком высоким и не слишком крутым, знакомым мне. Я вскарабкался на Санси и вошёл в небольшую гостиницу рядом с часовней Нотр-Дам-де-Вассивьер, когда заметил старую даму, странную и смешную, которая совсем одна обедала за столиком в глубине.
Ей было, по крайней мере, 70 лет. Она была высокой, сухой, угловатой, с седыми волосами в буклях на висках по старой моде. Она была одета странно, как бродячая англичанка, как человек, для которого одежда ничего не значит, и ела омлет, запивая его водой.
У неё был особенный вид, встревоженные глаза, физиономия человека, с которым плохо обращаются. Я смотрел на неё против воли и спрашивал себя: «Кто это? Какая жизнь у этой женщины? Почему она одна в этих горах?»
Она заплатила и встала, чтобы уйти, поправив на плечах маленькую шаль, концы которой падали ей на руки. Она взяла из угла дорожную палку, покрытую словами, выбитыми из красного металла, и вышла, прямая и жёсткая, шагом почтальона, который отправляется в путь.
У двери её ждал проводник. Они ушли. Я смотрел, как она спускается по долине, вдоль дороги с высокими деревянными крестами. Она была выше своего спутника и, казалось, шла быстрее.
Через два часа я преодолел края глубокой воронки, которая содержит в зелёной дыре, полной деревьев, кустов, камней и цветов, озеро Павен, - такое круглое, словно вычерченное циркулем, такое чистое и синее, словно упавшее небо, такое чудесное, что хочется жить в хижине на берегу среди леса, который возвышается над этим кратером, где вода спокойная и холодная.
Женщина была там, недвижимая, глядящая на прозрачную поверхность в глубине потухшего вулкана. Она словно хотела проникнуть взглядом вглубь, в незнакомую глубину, где живут, как говорят, огромные форели, которые поедают всю остальную рыбу. Когда я проходил мимо неё, мне показалось, что у неё в глазах стоят слёзы. Но она ушла большими шагами, чтобы догнать проводника, который оставался в кабаре у подножия склона, который ведёт к озеру.
В тот день я её больше не видел.
На следующий вечер я прибыл к замку Мюроль. Старая гигантская крепость высится на фоне неба посреди большой долины на пересечении 3 долин, коричневая, потрескавшаяся, но круглая от большого фундамента до башенок наверху.
Она поражает больше, чем любые другие руины, своей простой громадностью, величием, древним видом. Она высока как гора, эта мёртвая королева долин, спящих под ней. К ней поднимаются по склону, поросшему соснами, и проникают в неё через узкую дверцу.
Внутри находятся залы, лестницы, неизвестные дыры, подвалы, подземные тюрьмы, стены, срезанные посредине, своды, каменные лабиринты и трещины, где растёт трава и скользят змеи.
Я был один на этой руине.
Внезапно за обломком стены я заметил человеческое существо, похожее на призрак, на дух этой древней крепости.
Я подпрыгнул от удивления, почти от страха. Затем я разглядел старуху, которую встречал уже дважды.
Она плакала. У неё текли крупные слёзы, она держала в руке носовой платок.
Я повернулся, чтобы уйти. Она заговорила со мной, пристыженная от того, что я застал её.
- Да, сударь, я плачу… Это нечасто случается со мной.
Я пролепетал смущённо, не зная, что отвечать:
- Простите, сударыня, я вас побеспокоил. У вас, без сомнения, случилось какое-то большое горе.
Она прошептала.
- Да. Нет. Я как бродячая собака.
Приложив платок к глазам, она зарыдала. Я взял её за руки, пытаясь успокоить, взволнованный этими слезами. И внезапно она рассказала мне свою историю, словно не желая быть одной в своём горе.
- О!.. О!.. Сударь… Если бы вы знали… в каком горе я живу… в каком горе…
Я была счастлива… Там у меня был дом. Я не хочу туда возвращаться, я больше не вернусь туда, это слишком тяжело.
У меня есть сын… Это он! Это он! Дети не знают… У нас так мало времени для жизни! Если бы я увидела его сейчас, я бы не узнала этого! Как я его любила! Даже до рождения, когда я чувствовала, как он шевелится в моём теле. И потом. Как я его целовала, баловала! Если бы вы знали, сколько ночей я провела, глядя на то, как он спит, и думая о нём. Он сводил меня с ума. Ему было 8, когда его отец поместил его в пансион. Всё было кончено. Он больше не был моим. О, Боже! Он приезжал по воскресеньям, и всё.
Затем он пошёл в коллеж в Париже. Он приезжал только 4 раза в год, и каждый раз я удивлялась изменениям в нём. Он украл у меня своё детство, своё доверие, свою нежность, которые были неотделимы от меня, всю мою радость, которая была бы у меня, если бы я видела, как он растёт.
Я видела его 4 раза в год! Подумайте! В каждое из этих посещений его тело, его взгляд, его движения, его голос, его смех были уже другими, не были уже моими. Дети меняются так быстро, и если ты не находишься рядом, чтобы это видеть, это так грустно!
Однажды он приехал с пушком на щеках! Мой сынок! Я была изумлена… и грустна, поверите ли? Я едва осмелилась его поцеловать. Он ли это был? Мой маленький блондинчик, раньше кудрявый, мой дорогой мальчик, которого я держала на коленях, который пил моё молоко жадными губами, этот молодой темноволосый мужчина, которого я больше не умела ласкать, который, казалось, любил меня только из чувства долга, который звал меня «матушкой» из чувства приличия и целовал меня в лоб тогда, когда я хотела бы сжать его в объятиях?
Мой муж умер. Затем пришёл черёд моих родителей, затем я потеряла двух сестёр. Когда смерть входит в дом, люди говорят, что она старается сделать как можно больше работы, чтобы долго не возвращаться. Она оставляет в живых всего 1-2 человек, чтобы они оплакивали остальных.
Я осталась одна. Мой взрослый сын учился на юриста. Я надеялась жить и умереть рядом с ним.
Я поселилась с ним, чтобы быть вместе. У него были привычки молодого человека, он дал мне понять, что я его стесняю. Я уехала. Я совершила ошибку, но я слишком страдала, я не могла чувствовать себя докучливой – я, мать. Я вернулась к себе.
Я почти больше не видела его.
Он женился. Какая радость! Теперь мы соединимся навсегда. У меня будут внуки! Он женился на англичанке, которая возненавидела меня. Почему? Возможно, она чувствовала, что я чересчур люблю его?
Я была вынуждена уехать опять. Я осталась одна. Да, сударь.
Затем он уехал в Англию. Он собирался жить у тёщи с тестем. Вы понимаете? Они забрали его, моего сына! Они украли его у меня! Он пишет мне каждый месяц. В первое время он приезжал. Больше не приезжает.
Я не видела его уже 4 года! У него было морщинистое лицо и седые волосы. Возможно ли это? Он почти старик, мой сын! Тот мальчик, когда-то розовый! Без сомнения, я больше никогда его не увижу.
Я постоянно путешествую. Я хожу направо, налево, как вы видите – хожу одна. Я как бездомная собака. Прощайте, сударь, не оставайтесь рядом со мной, я причинила себе боль, когда рассказала об этом.

Когда я спускался с холма, я обернулся и увидел, как старуха стоит на потрескавшейся стене, смотрит на горы, на длинную долину и на озеро Шамбон вдалеке.
Ветер трепал, словно знамя, низ её платья и маленькую странную шаль на плечах.

2 октября 1883
(Переведено 13-15 марта 2017)