Ретроэхо. Кафешка эпохи

               
                - или: триллер из общепита -

 
                Вуайтеризм! Хоть имя дико,
                А мне ласкает слух оно.
                Но, прочим вуайтёрам в пику, -
                На жизнь смотря как на кино,-
                Я кайф ловлю, мои друзья, -
                От в целом  акта  бытия...
               

 
                I.
         
        В кафешке за речкой собрался народ. Чего-то там кушает, что-то там пьёт. Здесь токарь со слесарем просто смешны: в кафе отдыхают одни паханы.

        Вас рифма смущает?  Нет-нет: не поэт. Поэзии даже и на  дух здесь нет. Суровая проза! Мне рифма нужна, быстрей чтоб врубиться, куда ж ты, страна, опять забрела? И, врубившись, понять эпохи диковинной статус и стать.
        Ну-с, вроде понятно?  Помчались вперёд: сюжет как копытом по памяти бьёт…

        Союз Нерушимый распался едва. Для нового гимна святые слова ещё не успел сочинить Михалков.  А впрочем – кому здесь,  в кафе,  до гимнов? 
        Народ деловой, без соплей в голове:  и бог, и икона в кармане -  лаве. 
        Здесь всё фиолетово,  всё до булды: кремлёвские звёзды, на Марсе сады; на каждую душу пуды чугуна и чем там хворает большая страна; кто ломится в Кремль, кто оттуда сбежал, поскольку суть власти с исподу узнал.
        Здесь сам себе каждый и бос, и кумир:  кафешка за речкой – для избранных мир.
        Элита базара!
        Дворяне ларьков!
        Цвет нации нынче в России таков.
        Здесь каждый, как заповедь, чётко усёк, что крюк, если что, надо вбить в потолок. Нет-нет: не хотим мы беды никого, но стены  - чтоб чистые в случай чего!
        Здесь каждый давно уже врезался в толк,  что мэну есть мэн не товарищ,  а волк. Остры и белы у волчары клыки. И жёлтым огнём полыхают белки.
        И выживет тот, кто не выживших злей, поскольку для бизнеса нету друзей...    
        Однако я понят  быть чётко хочу: «пахан» не синоним  в кафе «уркачу». Он может вотще в блатарях не ходить, а просто слегка набушмаченным быть. Как будто сидел (да, конечно, «волок»). И даже второй уж корячился срок. Но был, де и мол, он от власти  в бегах.
       Короче, желательно — чтоб на понтах. 
       Пахан,- коль без хипеса это звучит,-  в «Кафешке» - Бокасса одной из элит:  шеф, лидер, начальник, куратор, бугор, вершащий при случае и приговор. 
       Да, есть у него и такие права. Поэтому ходит за речкой молва, мол, жуть что творится в подвалах  структур:   не выполнил норму -  садись на шампур.
       Вот так: на шашлык отстающий идёт,  а бабки маяк производства гребёт !               
       Мне сложно юстировать, что здесь почём.
       Понятно: карают не синим флажком, а платят не красным.
       Иной здесь расклад.
       Но – вряд ли «шашлык», как о том говорят.
       Другое, событиям глядя в глаза, хочу я на эту же тему сказать.
       Отнюдь не с какой-то далёкой Луны слетелись за речку в кафе паханы. Да, рухнул как карточный дом СССР. Но мало о многих сказать просто «цел», из тех, кто держал его Главный Карниз и, словно Атлант, подпирал коммунизм.
       Не знаю, как вы, я же просто тащусь: святая, но шустрая в городе Русь!
       Как будто какой-то здесь инонарод в сравнении с тем, что в посёлке живёт. Где голод идёт за тобой по пятами. Где ной по ушедшим властям по ночам. Где грусть и тоска бурьянов-куширей, а гады в цистернах кусают людей.
       Нет, здесь, за рекою в кафешке, народ себя никому обижать не даёт !
       Прекрасную гибкость явил комсомол: был чуть не Корчагин, а в бизнес пошёл с азартом таким, что хоть падай, хоть стой, -  и херит по чёрной исчезнувший строй.
       Такой он всегда, этот шустрый народ, что массы людей к горизонтам ведёт: ему – лишь бы он  нас шагал впереди, а как и куда, мол,  на то не глядим. 
       Короче: лишь были бы бабки столбом.
       Карниз же  разбился совсем  на другом:  дурак тот по Стройке без шлема ходил – и рухнувшим  будущим квакнутый был.
       А что до Атланта, то он не дурак: давно он усёк у Конструкции брак. И только системный лишь треск уловил –  как тут же мгновенно из-под отфинтил…
       Товарищи, ухо держите востро. Не надо вот так: нам-де всё западло! Во всякой Конструкции может быть брак: без шлема по Стройке не шастайте,  как Лопух тот несметный, что принял Карниз на тыкву, вдруг с грохотом рухнувший вниз.
       Никто не спасёт нас: ни царь, ни Герой. Не рвите пупок! И пускай геморрой от перенапруг в этот раз обойдёт наш вечно клюющий на фигу народ.
       Не надо!
       Не надо!
       Не надо!
       Не на !
       Прости нас, конечно, родная страна.
       Но ты так паскудно себя повела, что вытрясла веру в себя же дотла.
       Как гидра, ты чад пожирала своих. Отсюда сей чёрный, сей мстительный стих.
       Короче, иссяк  в нас  бодрячеств поток. 
       И мы не желаем, чтоб вновь потолок  нас квакнул по тыкве, упав между стен…
       Биг падэн, подруга!
       Дид ю андэстенд ?         
               



                *
               
         Я тихо к кафешке вечерней бреду. Как будто во сне. Или даже в бреду:  туманно и зыбко в моей голове, как  давний ваш след на примятой траве.
         И вижу Атлантов, что пьют и едят. И вновь  на плечах у них Своды лежат. И нету их думам-заботам конца. Но Своды – совсем уж  иного Дворца…
         Попутчики, кстати, сегодня  у них весьма из слоёв социально иных. 
         Нелеп гегемон здесь, скажу ещё раз. А Бэчик нисколько не портит пейзаж. Он весел и нагл, добродушен и щедр. И бабки - столбом. Достаёт он из недр карманов то пресс, то полпресса лавэ. «Централ» популярный в его голове звучит, как в Валериной раньше звучал любимый его «Интернационал». И каждый, конечно, гордится своим.  А Бэчик «Централ» величает – «Наш гимн».   И Фина здесь свой, словно пёс ко двору: он Времени главную понял игру - и  джокером стал, ибо суть ухватил эпохи. Хоть раньше в шестёрках ходил.
         Да, Фина!
         Тот самый: который горбат. Который шакалу лишь истинный брат. Который на трассе «Е.Бэ.» расстрелял за то, что мочиться ему помешал.
         Вы спросите: «Фина  - ещё не сидит?  Но он же подонок! Но он же бандит!»
         Не понял: вы –  что, напрямую - с Луны?
         Ну, вы рассмешили меня, пацаны:  да Фина таких адвокатов наймёт, что, слушая их, надорвёте живот.  Докажут плеваки любому суду, что Фина купался в колхозном пруду, а фермер задумал его утопить!  Зачем? Чтоб быстрее овёс посадить.
        Пришлось инвалиду себя защищать: просил о пощаде несчастный раз пять;  потом со слезами  достал  пистолет, пиф-паф -  и ужасного фермера нет.
         Короче, тулуп и кульбит или фляк родной наш народ совершил только так. И к Храму помчал, закусив удила: к тому, где его же Конюшня была.  Иконы он быстро отмыл от говна и стойла из Храма повыбросил на. А там, где кильдим был,-  убрал и кильдим.
         Короче, всё сделать под будущий Гимн…
         Невидим-неслышим к кафешке бреду (да-да, как во сне или даже в бреду). И хоть реалист я, но малость смурно:  вчера -  за  Чапая, сегодня  -  с Махно? Выходит, брателла, тебе лишь бы «изм»: а что там за ним – то нам всё пофуизм !
         И в этом таинственной нашей души ?
         И  роскошь её, и  газдановский шик ?
         Но коль так легко открывался ларец, то это ж,  икскьюз меня, - просто писец!
         А как же «Россию умом не понять»?
         А где ж  наша святость, коль «мать-перемать»?
         А что же наш добрый,  наш умный народ?
         «Да ладно тебе возникать, идиот!- себе я шепчу.- От  цензуры отвык? А ну прикуси свой змеиный язык! Иные лозгуны  парят  над страной:  в них  Ленин «смешон как пророк» - не Толстой. И новый уж гимн Михалков сочинил – и текст над землёй величаво поплыл».
         Нет, это – отпад!
         Нет, я просто тащусь: опять закрестилась безбожная  Русь!
         А впрочем  -  фонтан закрываю.
         Отбой…
         Лягушки поют «бре-ке-ке» над рекой.
         Какая, Природа, в тебе благодать!  Я книгу твою не устану читать. На каждой странице – фантазии пир: такой вот бестселлер Творец сочинил.
         Но это не тема «Кафешки», увы.
         Другая сегодня у нас се ля ви.
         Татьяна Онегину пишет:  «Пацан, ты что – больше нормы вчера засосал? Кому это нужно – «любил»-«не любил»? Да,  дед в моём паспорте строчку забил. При бабках старик. И по жизни не жлоб:  на всё отстегнём, пожелаю  я чё б. Но в восемь он -  спит:  вместе с курами, блин. Давай  - на часок: в головах полежим. Он дрыхнет, хоть с пушки над ухом стреляй! Короче, Евген, на часок подхиляй...»
         Вдоль речки вечерней неслышно иду. Как тень. Но, однако, уже не в бреду: мой слух напряжён и как жало язык. Эпоха! Иду я к тебе напрямик. Снимай свои тряпки от суперкутюр. Войду я в тебя словно в мясо шампур…
         Стемнело.
         Горят лишь в кафешке огни.
         На всякие думы  наводят они.
         Невидимый, молча пройду меж столов -  представлю вам нескольких местных бугров.
         Эпоха -  то чушь: без воды то река !
         Ты  мне  покажи своего мужика - и я расскажу тебе,  кто ты и что.
         Хозяин?
         Холоп?
         Или мерин в пальто? 
         Мужик – это зеркало (прочее – на!):  обязана в мэна смотреться страна.
 


                II

         NB и SIC, прошу пардону за измененье в ритме оно:  мне амфибрахий надоел –
на ямб я шустрый пересел. Но – всё: не буду отвлекаться – сюжет аж ржёт.
         За дело, братцы!


                *
        Начну, пожалуй что, с Валеры.
        Нет-нет: не Золотой!
        Он первым когда-то в комсомоле был и нас на подвиги водил: «Все как один!»-«Даёшь, ребята!». Слуга царю, отец солдатам.
        Ирония? Да никакой!
        Ну был. Так был и строй другой.
        Неужто должен он –  как Пуго: «Забил заряд я в пушку туго»?
        Спасибо за рацпредложенье, но у Валеры возраженье. Да, жалко, что тот строй сгорел. Но Белый Свет – не надоел. Вы, мол, простите ради Бога, но с Пуго нам не по дороге: нам как-то ближе с Ильчом, в том смысле, что «другим путём».
        Вот-вот: дорогой созиданья всем пёссимистам -  в назиданье.
        О ты, эпоха новых  слов!
        Для критики чужих основ, для их неправильных понятий и всяких контрмероприятий.
        Оставим эту суету: пусть те и те туда идут, куда  позвала их душа.
        И тем, и этим: «Шире шаг!»
        Валера при делах давно: народу продаёт зерно. Нет, не на баночку, экскьюз: на весь вдруг рухнувший Союз. Освоил круто это дело. Всё знает: восковую спелость, сорта и дозы удобрений, способность к долгому храненью, натуру, классность, клейковину, кому продать, где взять машины,  ху из жульман, ху – джентльмен, тенденции заморских цен; госинтервенцию, ов коз; валютно-фьючерный прогноз;  гумак, фостак, азот, азон (хоть вряд ли есть во всём резон). Недаром – сколько лет прошло!- он звал нас «поднимать село».
        И пусть эпоха приказала та  долго жить, Валера мало с тех звонких изменился пор, хоть по зерну стал дирижёр и тысячами тонн банкует. Не облатнел, не обуржуел. Подтянут, ладен, невысок. Красивый шрам через висок (вот-вот: покой приснился рано -  пришлось, увы, нанять охрану). Поставлен голос. Властен жест. Одет – как будто в Кремль на съезд. Пьёт очень редкими глотками. Не то что Бэчик – стаканами. Куда уж бедному ему: он с пионеров сел в тюрьму. И в комсомоле просто не был…
     О чём беседуют? О Хлебе! (хлеб, ясно то как дважды два, и в рынке - тоже Голова).
     Вдвоём за столиком ребята. Соседство малость странновато. Но – только лишь на первый взгляд. Ишь: словно голубки сидят! Зачем Валере этот бык, что по-блатному сел впритык (наколок сзади – пруд пруди плюс Ленин-Сталин на груди)?
     У них дела.
     В кафе без дела не ходит никогда Валера. А Бэчик – это все камазы: он местной шоферни главмаза. Весь транспорт держит в кулаке…
     «Куакс-куакс-бре-ке-ке-ке!»- лягушки вдруг запричитали.
     Уж не чужого ль увидали?
     Чужой в кафешке –  редкий гость (как, слава Богу, в жопе гвоздь).
     Здесь нечего чужому делать:  по кабакам ходить без дела для местной публики – отстой. Ушёл тот развесёлый строй, когда бухали без причины. Здесь очень строгие  мужчины.
     И мы такие, видит Бог.
     Всё: слушаем их диалог.
     - Валера,- Бэчик говорит,- слыхал, губерния ворчит: ты прыгнул слишком высоко.
     «Куакс-куакс-бре-ке-ке-ко!»- лягушечий горластый хор ещё тревожней взял аккорд
     - А там не любят, чтоб их выше.
     - Я знаю. Но и ты ведь слышал,- кивнул Валера,-тот, кто стал, считай, что навсегда отстал.
     - Базара нет: капитализм!
     - Я запишу твой афоризм,- сказал начитанный Валера.
     - Нет, по натуре? Да вот хер им!- аж кумачовым Бэчик стал.- Я  на конце их всех видал!
     Обычный в общем разговор.
     Как и лягушечий тот хор, хоть явны в нём тревоги ноты.
     - Да ну их, Сашик, всех в болото!- так мама Бэчика звала.- Давай с камазами дела решать.
     - Сейчас, братан, решим.  Пошёл он на, тот «Росткильдим!»
     И то: ходить боишься в лес – вовек не купишь «Мерседес».
     Так и захлянешь на «Оке»…
     «Куакс-куакс-бре-ке-ке-ке!»
     Эй, кто там наших жаб пугает? 
     Кто берегом к кафе шагает? 
     Чего ему  -  у нас в кафе? 
     Он, кстати, хоть не в галифе?
     Что у него под шведкой летней в тротиловом эквиваленте!?
     Какие нервные мы люди -  спокойно: автор шутки любит.
     Он вас лягушками пугает: мол, кто-то берегом шагает, чтобы в кафешке сделать шмон.
     А ху идёт - не знает он...
     Но кто и что здесь может сделать?  Кто может Бэчика с Валерой хоть в чём-то малость ущемить? Смешно об этом говорить! Ребята при авторитете. С любым в кафе на тет-а-тете.
     Так что спокойно, господа!
     А что лягушки — не беда:  пускай немного поорут. Орать — лягушачий статут...      
                *    
     А за столами кто другими  -  в кафешке?
     Легион им имя.
     И все  –  форца-цеховики?
     Нет-нет: скорее, мужики, что сразу ухватить успели эпохи новой суперцели. 
     Форд?
     Что вы,  нету и на дух!
     Какой там Форд в хренах:  петух как только начал в зад клевать –   все стали люто торговать. Палёной водкой и бензином, мобильниками и резиной. Цементом, партиями труб, и дубом, и туфтой под дуб. Плюс ломом меди и свинца.
     Ну и Россией слегонца.
     Какой там фабрикозавод? В рот тем заводам пароход! Какой там «шум больших цехов»? На них -  ни денег, ни мозгов! От громадья тех сраных планов  в башке и нынче как от плана.
    Торгуй-торгуй, родной народ! Коль тям, что выше, не берёт...
    Один из них в ночи украл бюст (но оставил пьедестал) вождя рабочих и крестьян Земли всех поголовно стран. Решил:  раз вождь, то значит – медь. А вышла чистая «комедь», как говорят старушки наши: Ильич был гипсовый. Покрашен под бронзу был лишь главмарксист, что вёл Россию в коммунизм. Да ладно: всякое бывает! Пора уже и забывать нам эпохи ранние грехи. Застряли мы на тех «хи-хи»...
    Другой (э нет, тут не «комедь»!) в родном депо надыбал медь и всю в родной карман смотал -  и сам, как трансформатор стал. Но трансформировал металл не в то, чтоб снова ток давал, а в два огромных  шоп-сарая, названья чьи весь город знает.
    До магазинов не дорос ?
    Весьма уместен ваш вопрос.
    Зато стал первым торговать!
    И покупательская рать такую дерзость оценила — валом в те модули валила. Ещё бы: ходовой товар! (плюс круто модули назвал).
     В одном — бумага-tooaletto. Когда-то очередь «за это» длиной стояла в две версты — а тут бери, сколь хочешь ты! В другом — мешки всех континентов. Ха-ха, проспали конкуренты!  Баулы, саки — то потом: пока мы всё в мешках несём.
     Россия — это «Мир мешков» (названьем модуль был таков).
     Ну, а в котором чресел рай:  как назывался тот сарай ? Бумага, кстати, из Европы.
     Весьма фольклорно:  «Рай для ж...».
     Прошу простить за моветон. Но — я причём?
     Назвал-то он.
     Тот, у которого карьера взлетела после СССРа:  был машинист, а стал купец. А коль купец, то дом — дворец: четыре спальни, три сортира. Короче, не жэдэ квартира, где, коль на кухне два едят, - другие издали глядят. Поскольку рассчитал Госплан, что метр квадратный свыше дан. А то рассядутся на кухне — и производство может рухнуть...      
     На этом описанье членов, в кафе пришедших как на Пленум, я бы, пожалуй, тормознул (запомнив лишь пустой тот стул).  Хотя для ради интереса –  чуть-чуть продолжу.
     «Мерседеса» хозяин,-  джип: цвет  ал,  как кровь! -,  имеет к ГСМ любовь.
     Бензинщик раньше был прорабом. Причем  - толковым, а не слабым. Но ГСМ есть ГСМ:  куда наварам прежним тем! В заначке кое-что лежало. Плюс на «палёнке» набежало.
     Теперь – хозяин АЗС.
     Везунчик:  даже в долг не влез.
     Короче, состоялось дело. А тут цена зазеленела:  растёт, как в КНР бамбук!  От зелени трещит сундук. Он в рост, как водится, сдаёт: под бакс лежачий не течёт вода (тем более – коньяк). Намётом, как лихой казак, бензинщик мчит по капстезе.
     Жизнь состоялась, тесезе. 
     Машины стал менять прораб, как при советской власти баб (была исконно у прораба престижная такая слабость). Лишь «Мерс» его оставил:  он очарован «Мерсом» был. Теперь вот носится на джипе, как боцман в самый лютый триппер по вендеспансерам, экскьюз.
     Но, как поездка,- так конфуз! Поскольку, коль не хулиганит, то как цветочек алый вянет...
     Гаишники дрожат от страха.
     Вы что?
     Бензинщик выше штрафа!    
     Народ и раньше он сбивал, но здесь совсем уж маху дал: в «Оку», в которой дед сидел, по «Формуле-один» влетел (с похмелья дрогнула рука).
      Конечно, жалко старика:  ничто не чуждо человечье.
      «Несовместимые увечья…» - напишут после знатоки.
      Прости нам, Господи, грехи!
      И что: за пенса – сесть в тюрьму? Пускай Герасим за Муму в той басенке переживает. А мы «креститься» не желаем: на те «Бутырки» и «Кресты» нам  какать с дивной высоты!
      У нас в ментовке корешня.
      Плюс АЗС.
      Мы все в башнях.
      И как же вырулил прораб, что в комбинациях не слаб?
      Эле-мен-тар-но:  был  угон.
      Намедни-с.
      В «Мерсе» был не он, а виртуальный конокрад!   
     Закон был версии аж рад (и хоть бензин подорожал — судья бесплатно ездить стал).
     К тому же экс-прораб не жлоб:  и деду справил  клёвый гроб. «Носи, отец, не помни зла ! Ну, и меня прости, козла…»  В эпоху первонакопленья –  куда уж лучше извиненье?
      Довольны все.
      Но пуще – дед,  что в дуб лежит теперь одет.
      А внуки просто в шоколаде!
      Один гараж за деда сладил. Другой всю мебель обновил и очень тем доволен был.
      А дед – что дед? 
      Своё отжил.
      Он честно Родине служил: высоты отбивал у немцев, плыл через Днепр и через Неман.  Но год последний так чихал, что этим чохом всех достал…
      Из сказанного ясно, братцы: не надо  слишком заживаться, а надо вовремя  поспеть под «Мерс».  Рентабельная смерть, как учит рынка нас наука,-  это подарок лучший внукам...               
      Юдашкин шьёт не галифе.
      Кафе не аутодафе: никто прораба не сжигает. Хотя он сам - переживает.
      И пусть страдания прораба довольно по накалу слабы,- «Откуда взялся хренов дед? Я  ж вроде не на красный свет рулил в тот вечер по бухлу? Блин:  дал промашку на углу!», - однако, коли есть сомненье, то быть должно и снисхожденье.
      Ну, сбил.
      Так, что ли, он хотел?
      Он же случайно налетел!
      Другой хоть и в толпу влетит, да после как младенец спит.      
      Короче, всё: закрыли тему.
      В кафе прораб — чувак системный: все за него переживают, когда о деде вспоминают...


                *
 
      Кроят эпохи из людей и олигархов, и бомжей.
      Но о бомжах  в ключе «ох-ах» мы речь ведём в иных местах. Там китч, там очень жёсткий стиль: желаешь, даже матом шпиль. Здесь — процветающий народ...
      Ху из  за столиком вон тот, кому не нравится икра, хотя она из осетра?
      - Любезный, - тихо он сказал,- я чёрную вам заказал. Но разве это — чёрный цвет?  Вы ж не дальтоник, тет-а-тет? Давайте всё решим без шума, положено как людям умным.      
      И мчит куда-то половой, тараня воздух головой. Поскольку помнит кредо Бодни: «Клиент в кафе — как дар господний!» Кто Бодня? Ну, о ней — потом.
      Сперва тихонько с осетром конфликт нечаянный уладим.
      Так кто придирчивый сей дядя?
      Владелец  сети магазинов.
      Один из них  назвал он «Ниной»: супруги в честь. Хотя его и шлюшка имени того.
      А впрочем «шлюшка» - слишком грубо. В кафешке грубости не любят. 
      Ни в коем случае, ов коз!
      Тем паче каверзен вопрос.
      В то, что имеет отношенье к сверхсложным меж полов сношеньям,- я бы вотще туда не лез, поскольку там — дремучий лес. И правда: «дол, видений полный». Там волны есть и антиволны. Картины там и высших сфер, и как почти на СТФ. 
      Но, к сожаленью, я обязан рассказывать вам всё  и сразу...
      Из тех випдам, что мне знакомы, - а я здесь фору дам любому, поскольку в рифму мадригал ещё никто не отменял,-  она, Нинуля Розенберг (по первомужу),  держит верх и красотою, и умом. Но фишка всё-таки в другом.   
      Да, хороша: какие губы! Смотреть на них — и то всем любо. А грудь? Нет слов: шедевр природы! Откуда ж, Господи, уроды берутся?  Например, хоть  те,  что любят зону декольте не на Нинулиной  груди —  и вообще не впереди.
      Я, автор, знаю, в чём секрет, а у меня секретов — нет.
      Всю ситуацию обдумав, как ламу любящая пума,  Нинуля вся в прыжок ушла  – и  мужу... Фину предпочла.  Да-а, блин, не зря высокий гость на осетрах срывает злость!
      Хоть  «секс», меж нами, здесь всего-то в простом коммерческом расчёте.
      Вот вам и «новое мышленье», вот вам и Горбачов не гений!
      Да у Нинули   каждый шаг просчитан минимум в рублях. А то и в долларах и центах.
      И что там по её расценкам?
      То, что владелец магазинов уже не вип,  по меркам Нины.          
      А Фина, - да весьма горбат,- но он же сказочно богат!
      Когда она ему немножко однажды показала ножку на общегородском фуршете для… (но-но-но: причём здесь Йети?!)… для тех, кто держит весь карниз, чтоб фриз опять не рухнул вниз,-    он тут же в скромный Нинин шоп с десяток миллионов вгрёб.
      Торгуй: теперь никто не «сглазит»!
      А я, как обезьяна, лазить ночами буду по тебе, согласно фарту и судьбе.
      Вот-вот:  с лица воды не пить - с горбатым тоже можно жить...
      Она, как девушка, давно решила:  всё, что ей дано, и что, коль это «божий дар»,- её  товар  и капитал. Торгуй с умом,  не дешеви! Сурова нынче се ля ви. 
      А что  - не так? 
      Ведь разве дед, - поправ склероз и диабет, инфаркт, инсульт и геморрой,-  как шоу-бизнеса герой,  не лезет буром на эстраду, не мелет надо что, не надо, - лишь бы платили гонорар за то, что век назад «создал»? Так почему должна она,- это с какого же рожна?! -, к себе иначе относиться, спросила умная девица себя, вертясь перед трюмо.
     Эй ты, прокуренное  чмо: вот эти губы, эта грудь, глаза, что можно утонуть,- продам немедленно, сейчас ! Хоть навсегда, а хоть на час.
     И Фина  Нину  прикупил,  поскольку больше заплатил.
     Законы рынка, господа!
     У них до пола борода…
     Но если Фину вдруг убьют,- а вечных не бывает тут-,  то Нина вновь придёт домой и смочит весь порог слезой. И скажет: «Мы меня прогнал. Ты зря меня ему отдал. Не отдавай,- я не Муму!-, меня отныне никому...» И содержатель магазинов всё-всё простит красивой Нине. Поскольку, тонкий здесь момент: ещё и  экс-интеллигент.
    В сей сфере «эксов» не бывает?  Да я таких десятки знаю: то прочитали все литфишки, теперь листают лишь сберкнижки. Суровый критик осетров на данный час как раз таков.
    Увы: до книжек будет ли -  тебе коль Фину предпочли?!   
    Урологом он раньше был,  болячки гадкие лечил.
    «Какие»! Странен ваш вопрос: уролог, что ли, - горло-нос?
    Но дал он клятву Гиппократу, что без наручников в палату отныне больше не войдёт – и клятву третий год блюдёт. И ужас, что с утра до ночи он обречён, - за что мя, Отче? -,  куда-то палец свой совать (о мама миа вашу мать!),  его недавно лишь оставил.
   В кафешке на IQ он ставит. И хоть те знания везде уже до пола в бороде, однако, -  что есть слава богу, - проверить их дано не многим. А Бэчик просто в шок впадает: как Парагвай от Уругвая без водки можно отличить?! «Но я хочу предупредить, - блатарь весёлый балаганит,-  коли  случайно задом станешь,  – то может, братцы, быть беда:  уролог -  это навсегда»...
   А кто  ещё тут балом правит? 
   Вон тот - валютчик честный правил. Конечно, «честь» в сюжете оном имеет не традиционный, а несколько «иначий»  смысл (со словотворчеством – смирись:  ваш  автор – мёдом не корми, неологизм его прими). Но из того, кем раньше был, валютчик много сохранил. И выглядит, - гляди окрест,- словно на свалке Эверест.
    Мы все,  кто мчит и кто на  мели сидит,  из собственной шинели явились в этот бурный мир, страстей кипит где новый пир. И то, откуда мы пришли,  есть  паруса и кандалы, что мчат нас или нам мешают. Валютчика стезя какая сюда, в мирный сильных, привела и стул за столиком дала? В вопросе много есть всего. Но я отвечу на него.
   Служил он раньше в кегебе. Теперь, чем можно,  - всем «гребэ». 
   И ртом, и даже пятой  точкой.
   Фольклор в иносказаньях точек:  такое выдаст вдруг пером – не вырубишь и топором.
   Чего ж он землю так уж  роет? 
   Вот биография героя (ну, кегебе – это потом: сперва - о более простом).
   Мы с вами все — птенцы детсада. И с этим всем считаться надо.
   Как губка,  в юности советской все правила и все советы впитал он сердцем и умом. Был образцовым пацаном. Девиз один: «Вперёд и выше!» Страна прикажет спрыгнуть с крыши для высших целей вниз башкой? «Всегда готов!» - в ответ герой.
   Его учили с пионеров, что очень  милиционером  престижно в СССРе  быть, бандитов всяческих ловить. Потом, когда слегка подрос, другой на мальчика стал спрос.
    Ловить бандитов? Да, неплохо. Но требует от нас эпоха копать в глубины, где подряд пороки всякие лежат. Ведь люди все при строгом взгляде —  жульё-с,  предупреждали дяди. Ну, или около того: дерьмо – и больше ничего.
    ЧК,- в широком смысле слова,- вот нашей Родины основа!
    Элита из элитной стали (как называется, отставим: названья  – фетиши для масс).
    И он пошёл.
    И высший класс являл в учёбе и служенье.
    И что ни день, то достиженье !
    Но знаем мы теперь, увы: гниёт селедка с головы. Явился миру парт-Уну, поставил на уши страну – и расползлись по всей стране словно застёжка на мотне идейки вольности базарной.
    Как он с заразой той сражался! 
    О господи, о боже мой: об стенку бился головой -  не сдам! не выдам! не продам!
    Стучал по чьим-то головам. 
    Ходил с заточкой на толпу. 
    Но положил конец всему его любимый генерал, который компромат собрал  в мешки -  и  в Штаты:  в Вашингтон! А там как  том, так миллион…
    И он задумался,  как быть: как СССРу отомстить за то, что жизнь его сломал?!
    Валютчиком, короче, стал.
    Монеты.
    Баксы.
    Ордена. 
    Пардон, любимая страна:  мочусь на символы твои! 
    За деревянные рубли спущу я эту хренотень.
    Но вдруг настал-таки тот день, когда мощнейший  кайф поймал:  он орден Ленина продал на переплавку зубникам -   и созерцал ту плавку сам.
    Картина  маслом!
    Жид-старик к плавильной ёмкости приник, сквозь лупу глядя на процесс и приговаривая : «Тэк-с…»  А ленинская голова, уже лишь видная едва, сперва по золоту плыла,  потом совсем на дно ушла. И словно камень  спал с души!
    И началась простая жизнь.
    Теперь лишь баксы продаёт, а вечером в кафешке пьёт, похерив месть  родной стране.
    Но пьёт чем дальше -  тем сильней...


                *
    Я пас:  возиться с этим делом мне, миль пардон, остохренело.
    Но не заметить этот трон –  опять же, братцы, миль пардон.
    Рискну!
    Да:  только лишь для вас…
    Стул сделан явно под заказ.
    Морёный дуб. Цвет «нескафе». Ножёнки – будто в галифе: этак изящно кривоваты. Сиденье как бы чуть горбато: под кожей явно поролон. А на -  оттиснутый грифон.
    Однако!
    Тот, кто здесь сидит,-  о чреслах пуще ока  бдит? 
    Похоже! 
    Спинка крыта мехом.
    Рост Фины был объектом смеха  в старосоветские года.
    Но спинка -  свежая беда: стреляли конкуренты в Финну и малость повредили спину.
    Однако сделано всё это не для того лишь, чтоб согрета у Фины задняя была или спина. Тут все дела, скорее, в том, чтоб люди-сор не забывали:  Черномор на суперстуле отдыхает.
    А Черномора -  кто не знает?
   «А ну-ка поднимите руки, ваш рот, что ниже носа, суки!- пардон, но передать жаргон я реализмом обречён.- Ну, что ?! Не вижу леса рук: очко запрыгало у сук…»
     О финной думая породе, предупреждаю всех: уродов весьма чревато обижать. Иначе можете создать вы жутковатый комплекс Фины, сродни что некой биомине.
      Фигурой с детства инвалид плюс малым ростом знаменит, он был изгоем с давним пор (кликуха, ясно, - Черномор). О как он всех нас ненавидел! Спортивных Жор и умных Витей, красивых Мариков и Ген, а Бэчика – за суперчлен, подаренный ему Природой.
      Нет,  всё-таки и мы – уроды: мы же взрастили Черномора себе на собственное горе!
      Когда, гоп-стоп,  «процесс пошёл», вдруг понял Фина, что на стол Час грянул грохнуть козыря, которые пылились зря. В чём суть? Ну это очень просто: собрал он банду отморозков, ввёл дисциплину ещё ту – и под контроль взял наркоту.
     Он понял суть людской породы:  в буграх ей нравятся уроды,  которые внушают страх, поскольку бьют на весь оттяг.
      За всё!
      Не медля!
      Без суда!
      Ай да бугор, вот это да!
      Ведь он пока что бьёт  не нас ? А нас, глядишь, Господь не сдаст.
      Короче: арматурный прут повёл на криминальный труд…
      А время золотое было!
      Ментовка с улиц отступила, братве их Фининой отдав. Прекрасный получился сплав: весь городок лежит в шприцах,  в нём Черномор и бог, и царь,  поскольку всякие Валеры  лишь только начинали дело, плюс пьяный Ельцин в вышине.
      Казалось – всё пис-тэц стране!
      Идёт безудержный расхват шахт, домен, фабрик.  Даже хат: замешкался чуть в общей лаве – уже ты бомж! Сдыхай в канаве.
      Понятно, кто в дерьме не тонет?
      Микроб в питательном бульоне!
      То был для Фины Звёздный час.
      И чуть не смертный – для всех нас.
      Он развернул такое дело (дом, девки, тачки – это мелочь!), что на какой-то грозный срок взял под контроль и городок,  и степь, что пряталась в округе от страха. Отпустив подпруги, тогда и фермера «унял»:  чтоб знал, Кому тот ссать мешал.
     И то: сто гадов под ружьём!
     Плюс – даже кладбище своё: убитых Фина хоронил  в подкопах подо дном могил…
     Но капля-мать и камень точет!
     Воистину  и днём, и ночью гудел гигантский Финин дом и бил народ друг друга в нём.
    Зверинцу был тот дом подобен!
    Одних сам Черномор угробил,-  чего-то кто-то не урвал,  не то принёс, не так сказал,- пуская в дело там и тут то нож, то арматурный прут. Другие погибали в драке, поскольку дрались как собаки: за баб, за пушки, за лаве, за шум в дурацкой голове, за слово или  взгляд косой. Братву косило как косой!
     Таков удел печальный всех закрытых партий, банд и сект.
     Таков же,- именно таков!-, закон и в банке пауков…
     Однако лично Фина – выжил. Хотя и рангом стал пониже: теперь не нарко-он-централ – структур губернских филиал (ну что вы, странен ваш вопрос: того же профиля, ов коз!).
     Ментов он больше не пугает, Валерин бизнес уважает.
     Вся злоба внутрь опять ушла.
     Такие вот у нас дела…
     Ещё раз говорю народам всех стран:  не обижай Урода!
     С учетом Фино-инцидента – не создавайте прецедента:  он тих  лишь до поры.
     Таков изгой планеты Финюков.


                *
     Пардон: но почему пустой Их Стул-с?
     О, квещен не простой! (при рынке тоже «все равны» плюс англизация страны).
     В сортир спустился Черномор.  Достал ничтожный  свой прибор (увидел бы такое Бэчик – воскликнул бы: «Не хрен, а бэчик!»).  Отлил. И сделал эсэмэс: «Стол у окна. Охраны без. Вдвоём. И, кстати, без ****ей…»
     Запомнили?
     Вот и о,кей.

                *
   
     «Куакс-куакс-бре-ке-ке-ке!»-
     Лягушки пели на реке.
     «Какая ночь!
     Я не могу:
     Не спится мне -  такая лунность!»-
     Раскрывши рот,
     На берегу
     Солировал их Басков юный.



                *
     Ха-ха: руины СССР
     Плюс тенор лягушачьих сфер!    
     Такой у нас сегодня фон.
     Экскьюз ми плиз за  моветон... 




                III


     По берегу речки парнишка идёт.
     Парнишке за двадцать.
     Не курит, не пьёт.
     Ну, разве коньяк дорогой иногда.
     (Опять амфибрахий? Как видите, да).
     Спортивен.
     Красив.
     Шевелюра как смоль.
     Любимое слово у парня – «позволь».
     «Позволь чуть в сторонку». «Позволь возразить». «Позволь безобразие, сэр, прекратить».   
     Почти запредельная вежливость! 
     Sic: но масса достоинств ещё и иных!
     Он много читает. Знаток певчих птиц. В лету различает отродья синиц.
     Зачем? Просто так!
     Что за странный вопрос: зачем, скажем, вам вместо хобота – нос?
     Коль хобот у вас вместо шнобиля был, из лужи б вы, дядя, стоял бы и пил.
     Да,  хобот удобней всех прочим систем!
     Короче, дурацкое это «зачем» - отставьте:  всегда  от макушки до пят людишки  из штучек таких состоят. Один очень любит  бродячих котов и сверху на вас, что угодно, готов швырять, не докушал намедни что сам: лишь было бы сытно бродячим котам. Другой обожает лишь утренний секс и гордо о том информирует всех по телеку, ибо талантов
иных… Но – ладно: замолкни,  мой вежливый стих…
      А тот, кто идёт не спеша вдоль реки, имеет свои, так сказать, козырьки.
     Он горд, что не массов, а как бы другой. Он горд, что всегда не в толпе: над толпой. Он сам по себе этот парень-«позволь» (второе любимое слово «яволь»).
     По жизни идёт он как будто  меж всех. Не ведая, грех это или не грех всё то, что он делает, чем он живёт и способ, которым он бабки куёт.
     Он словно с рекламного клипа сошёл, где рыночный медиа-визо-осёл, извилину всуе свою теребя, зовёт обожать и любить лишь себя: жрать чипсы, а милую в море столкнуть, «за сладкое» к креслу её пристегнуть, за пиво сорвать ожерелье с неё.
     Нет-нет:  он не клюнет на это сметьё! Но тайная суть у него всё же  та:  все люди – дерьмо, а весь мир – суета. Вот кредо его на предмет Бытия:
     Вселенная
     с центром
     по имени
      Я. 
      И хоть он красив, хоть походка легка, но что-то в парнишке и от  -  паука.
      Похож!
      На того, что под крышкой сидел  и всех собеседников тщательно съел…
      Я брежу?
      Фантазия прёт через край?
      Судьба, ошибиться на этот раз дай: пусть  сгинет инсектосравненье моё!
      Но парень по берегу так и идёт.
      И он не фантом, не герой  чьих-то грёз больных (с чем согласен ваш автор, ов коз).
      В элитных служил, между прочим, войсках. В прыжке с разворота умеет бить в пах. Удар -  и пожалуйста: полный омлет!  Да только ли это: любой пистолет, хоть козырь железный в потьмах ему дашь,-  как ФИО своё или как «Отче наш»,- почти что за миг разберёт-соберёт — и  в шею холодное дуло воткнёт. И скажет любимое слово «Позволь». Да, или другое.
     Спасибо: «Яволь».
     И холодом тянет от мальчика рук. И сам он, как лёд, этот парень-паук.
     Пардон за сверхкраткость:  торопит сюжет.
     Да-да,  на подробности времени -  нет…
     Вдоль речки идёт, словно трассой прямой. Какой-то он, что ли, ну -  весь центровой:  «Что -  волки? Так это, позвольте же, -  лес!» Без всяких сомнений и комплексов без.
     Прикид от «Монтаны». И кони – отпад. Неглупый, но слишком уж пристальный взгляд. Как будто нацелились в душу глаза. И  всё в них свинцово зашкалило за.
    Он смотрит на вас – но не видит в упор! 
    Согласен:  у мальчика взгляд-приговор…
    В кафе незнакомец вдоль речки спешит,  что  так огоньками зазывно манит.
    Волнуюсь:  устроит ли парня меню и девочки в хоре, одетые в ню?
    Вдруг скажет: «Позвольте-ка мне трюфелей».
    А я, между нами, не знаю,- ей-ей!-, сегодня с Парижа грибы завезли? А вдруг паханы их уже размели? Что-что, а народа изысканный вкус взлетел выше крыши.
    Короче,  боюсь,- хоть мне ли бояться:  да кто я такой?
    Какая Лунища взошла над рекой!
    Но вот и кафе для эпохи элит.
    «Централ» из окон в бесконечность летит.
    Парнишка слегка усмехнулся:  «Яволь! «Катюша» сегодня  не в моде, позволь…»
    Упруго-спортивно взбежал на крыльцо. Какое, однако, у парня лицо: картинка -  ну просто бубновый король! (вот-вот: не совсем к нему клеится «смоль»).
       Не курит, но «Кэмэл» зачем-то достал, когда на веранде открытой стоял.
       Понюхал, размял, затянулся слегка.
       Ну надо ж -  красивая даже рука!
       Туман от таких  у девиц в голове.
       Ах, мальчик, ну что вы: какие лаве? За так -  только так: ты же конь вороной!
       А вы -  без моралей. Заглохли -  отбой:  я знаю сама, что на раз ему я.
       Не ваш то базар:  то проблема моя…
       Любуясь, консьержка ему говорит:
       - Да вы заходите -  там можно курить!
       - Позвольте, я здесь,- отвечает король.- На воздухе много удобней. Яволь?
       Как страстно лягушки кричат на реке!
       Вот эти -  «куакс»,  те -  «бре-ке-ке-ке-ке».
       И небо алмазами всё расцвело!
       Прошу извинить: не туда понесло.



                *
        «Туда» - это (sic!) попытаться понять: кто должен в кафешке меню наполнять?
        Ведь трюфели в наших краях не растут.
        Какие там трюфели: родина тут (жара запредельная!) лишь бодяка плюс дынь и арбузов. Не знали века мы всяких изысков. Хоть местный наш стол ломился от хавки предельно простой. Хлеб, белый, как снег. И бараний махан. И золотом крытый огромный сазан. Что в Маныче нашем исконно живёт. И «свечки» июльскими зорями бьёт.
        А сверху – водяра. Пшеничная, блин!
        Но крикнул на стыке эпох «муэдзин» (в широком понятии всяких словес), что дикие мы. И что Запада без никак нам нельзя в «демократью итить». Лишь Запад, мол, знает, что есть нам и пить. И дрогнул народ даже веси моей зачуханной:  «Дайте и нам трюфелей! И с брокколи чтобы полезный салат: о  нём во всех сайтах по нэту твердят!»
       А водка?
       «Нет-нет: только виски со льдом! Не в атомном веке мы, что ли, живём?»
       Короче, сплошная пошла маята: и власть не такая, и водка не та.
       Но есть человечек один за рекой, которому чужд изначально покой.

       Так вот:  о нём не рассказать – 
       Эпохи сущность не понять…
       О йез, ов коз:  у Дуси Бодни
       К торговле просто дар господний !
       Логично:  потому что мамка
       Её родила под прилавком.
       Для Дуси жить не торговать –
       Это ж себя не уважать!   
       Умна, собою хороша.
       Всему открытая душа.
       Энергии на десять душ.
       На всём сорвать умеет куш.
       Жадна? Я так не говорил!
       Я, кстати, с ней в соседях жил.
       Отсюда интерес к меню
       В кафе (и к тем, кто пляшет в ню).
       И я уверен:  Дуся  Бодня,
       Та, у которой дар господний,
       Достойно встретит паренька,
       Которого к кафе река
       Словно за ручку привела.
       Хоть парень странный, о-ла-ла…   

      Ещё в эпоху СССРа  соседка сделала карьеру на зависть сотням прочих дам.
      Энергии её воздам я и респект, и уважуху. Давно, задолго до разрухи,- ну, хорошо: до Возрожденья,-  достигла  суперуваженья:  Всея рулила Общепитом! Не надо так смотреть сердито: вы же не Познер?  Вот и ладно. Не всё, конечно, было складно. Да-да:  уж-жасная эпоха!  Но кушал наш народ неплохо. Особенно, когда Родной не шамкал челюстью вставной
      Была строга, но справедлива. И словно матерь терпелива.
      Увидев раз, как осетра девчата красили с утра, чтоб расчленить на бутерброды, сказала просто: «Ну, уродки! Вы что – совсем без головы?  Зажрались тут вы все, увы. Ишь жопы как пораскохали! А то: не тяпками махали. Глядите: грыжу наживёте, когда домой «излишки» прёте! Кто ж это вам в башку вдолбил, осётр чтоб красный -  цветом был?!  И  девка «красная» бывает. Там что ж ей -  рожу натирают,  чтоб замуж выдать, -  бураком?!»
      Потом её забрал райком. 
      Всю отрасль на себе держала!
      Костром подвижница  пылала!
      Горела словно факел Бодня!
      И в этом деле дар господний в заначке у соседки был. Хоть вряд ли Бог руководил издалека и партделами. Короче – здесь решайте сами. А я один из эпизодов возьму из старых файлов  «дзота» , в котором  эту  хренотень храню и  по сегодний день…
     У каждой нашей формы власти свои приколы и напасти.
     Весь хлеб, как водится, забрали. Взамен комбайнов понаслали. Нередко эти железяки и зимовали в поле, аки полуненужный ржавый хлам. От них коровьим животам в таких местах, как Конперёд,  беда и по сей день идёт. Но с фуражом как, братцы, быть? Скотину надо ведь кормить.  А было в несвятой Руси её немало, гой-еси!
      Фураж  же Верх распределяет: он умный, он  по пальцам знает, что есть и даже будет впредь. Конечно, можно потерпеть. Но лучше ехать, - мать-мать-мать!,- и дерть в столице выбивать за всякий там шашлык-балык -  за юга щедрые дары...
      Москва!
      Как много в этом звуке!
      Но до чего же жадны, суки:  берут и маханом, и рыбой.
      Пардон,  а сами  вы  смогли бы, не дрогнуть, коли гость привёз -  тарань, что светится насквозь? Легко столицу костерить: самим труднее честным быть… 
      «В  Москву!» -  вдруг завопил  район.
      В столицу катит спецвагон, что полон всякими дарами. Не бедствуют послы  и сами:  шашлык, сазаний балычок, из Еревана коньячок. Всё Евдокия сочинила, что в делегацию входила. Нормально. Но что с дертью будет: добудут или не добудут?
     Дород зерна был так себе. Не оказаться б на бе-бе!
     И вот уж третий день идёт, а дерть Москва не отдаёт. Серьёзные у нас  дела.
     Хотя дары все забрала!
     Что делать? Может возвращенье без ничего и увольненьем вдруг обернуться.
     Первый злой, как пёс: бардак с прямой кишкой  недавно у него открыт.
     Короче: быть или не быть!   
     Она у зеркала разделась в гостинице и оглядела себя от маковки до пят.
     А что?
     Роскошный белый зад.
     «Горячий мрамор!» - как сказал Ремарк, который тему знал.
     И ножки ровные как свечи.
     Короче, всё тип-топ: не вечер!
     И хоть девчоночке под сорок. Но мы ещё с тобой поспорим, крутая бабия судьба…
     Держись, замзав: тебе труба! В хорошем смысле.
     Вот и вечер.
     Красавица!
     И в глазках - свечи: огонь желаний в них горит.
     «Казачку – хочешь?- говорит.- Подписывай – и хоть в подсобку!»
     Замзав платочком, - нешто сопли?-, утёрся.
     Дрожь в руках унял.
     И всё, как надо, подписал.
     А спелось там у них, не спелось -  не наше то собачье дело. Тут главное, что весь район был дерью щедро одарён.  А Дуси яркая звезда взошла теперь уж навсегда…
     Да и случилось что такое?
     Я хлеще тайну вам открою.
     Была у Дуси Б. подруга (увы, инфаркт!),  так  с её другом случилась страшная беда: на полшестого навсегда у дядьки вектор опустился. И он от горя просто спился.
     Подруга же судьёй была  -  и  выход  действенный нашла.
     В ГАИ был парубок нечтяк. Да: и при том, и при плечах. Но грешник –  свет каких не видел (ну, разве что один Овидий). Подруга, звали её Маня, повесткой пригласила Саню, что лет на двадцать младше был. К суду тот лихо прикатил, не напрягаясь, в чём причина.
     «Мамуля!» – так он всех чин-чином знакомых тёток величал.
     Но  в этот раз не угадал с фривольной формой обращенья.
     Судья Сашку семь «донесений» для чтенья гамузом дала. И понял он: плохи дела.
     В телегах авторы писали: их оскорбили, обобрали, унизили. А виноват – инспектор, чёрт бы ему брат, который командира и.о.  И полностью Саньково ФИО!
     Короче – всё: прощай, карьера, у хвата-милиционера. А может, даже светит срок.
     Судья взяла с досье листок, где полный аут плюс позор. И объявила приговор:
     - Короче, так, менток, скажу:  не будешь трахать – посажу. Чтоб раз в неделю – как часы. Плюс: сбрей к хренам свои усы.
     И всё спокойно, кратко, просто.
     Вот так  решаются вопросы!
     Причём лишь так и не иначе. А форма власти — чушь собачья...
     Да, но причём в кафе меню?
     Пардон: сейчас всё объясню!
     Когда Духовное пошло, то Дусю тоже понесло.
     Недаром говорит народ, что сто друзей  рублей сто бьёт : включила связи – и у ней теперь икс тысячей рублей. К рукам прибрала сеть столовых. Построила с десяток новых. Да плюс -  кафешка для души, в меню где кулинарный шик…
      Уж сколько лет прошло с тех пор, когда у Дуси разговор с Валерой был  на эту тему:  о смене Власти и Системы. Он здорово тогда струхнул, что из-под зада выбит стул.
       -  Назаровна,  в стране -  базар,- (у Дуси папа был Назар) излил Валера в коридоре коллеге старшей политгоре,-  что посоветуешь «комсе»?  Как крысы, разбежались все!  Можэт  - гуртом на баррикады  или экстрима нам не надо? Я, если честно, небольшой  любитель прыгать вниз башкой за чьи-то светлые идеи, но и смотреть на обалденье…
      - О чём ты, Лерка, говоришь? – сказала Бодня.- Эх, малыш! Ты знаешь, что такое власть? Это пожрать и выпить всласть.  А что там, Лера, за названья у новых  «бандформирований»,- это вопрос литературный.  Вон как у Адика культурно партейка их  именовалась: мол, ежели «рабочья» мало, то нате вам «социализм». Херня: словесный онанизм!  Одно я знаю, друг Валера, какая б сила ни поспела к Рулю, -  все будут пить и жрать и стопроцентно – ****овать. Так что, Валерочка-Валера, займись-ка ты конкретным делом. Зелёных надо – помогу. А я своим путём бегу:  мне наплевать, кого кормить и девок в номер приводить…
     И хоть считает Дуся Бодня (да-да: в торговле дар Господний!), что ничего не изменилось, но это – зря. Как раньше было:  кишка у первого тонка -  да прыгой хоть за облака, но вынь-положь ему маслины, как прокричали муэтзины с крутых минздравовских высот.
    Леча начальников живот, моталась Дуся в Паневежис, поскольку фрукт прописан свежий. Достала с боем, привезла – и, так сказать, у ног легла.
    А нынче?  Неба и земля: да нынче просто о-ля-ля!
    Всё, что в башку кому приходит,  –  мгновенно  Мать Еды находит, как пацаны её зовут, что за рекой едят и пьют. Короче:  новые атланты и криминальные таланты...
    Конечно, двадцать лет прошло.
    Назаровну чуть разнесло.
    Теперь сказать «Казачку – хочешь?»  звучит, увы, уже не очень.
    Но что касается меню (плюс молодые гёрлки в ню), то у кафе,- аплодисменты!-, достойных нету конкурентов. По-прежнему у Дуси Бодни в торговле хавкой дар Господний.
    Судак с грибами под вином. Паэлья в соусе морском (фасоль, венерки, чечевица).
    Язык кто проглотит боится, не трогай этих суперблюд!
    Шампанское здесь подают не ниже, чем «Вдова Клико». С ума сойти и то легко! А кто, скажите мне, не клюнет на свинку с брокколи и клюквой? А на криветки с авокадо?
    О Мать Еды, не на, - не надо! -, желудки  наши искушать. Хотя – мечи: мы всё сожрать готовы, баксов не считая, лишь бы жила страна родная и был в ней наш любимый строй!

    ………………………………………………………………………………………………….
    
    Эй, парень, на крыльце не стой.
    Иди в кафе: там - суперстол!
    Ты ж сладко есть сюда пришёл?   
    Или, пардон, другие цели?
    Ишь взгляд как точечно нацелен!
    Ну-ну: сейчас всё станет ясно.
    Чего «ото» гадать напрасно...
    


                *   
     Он в зале уже.
     Он идёт меж столов. Как барс, что живёт среди вечных снегов.
     Идёт!
     По-кошачьи походка мягка.
     За стойкой бармен удостоен кивка.
     - Позвольте?
     - Пардон!
     - Разрешите ?
     - Яволь!
     Нет, парень без всяких натяжек король.
     Булыкинский нос. Чуть насмешливый взгляд: так волки на овнов в кашарах глядят, загнав волкодавов под сена тюки. Где ж ваше предчувствие, блин, мужики? Вы ж вроде бугры, шерпы всяческих масс. Но нет даже грана предвиденья в вас!
     Кишки вы забили элитной едой.
     Увы: а в мозгах  -  старорусский отстой…
     Вон стол, где Валера и Бэчик сидят. Коньяк, шашлыки и роскошный салат.
     Валера обоим десерт заказал. И смотрит с улыбкой на публику в зал.
     Выходит, боялся когда-то он зря?  Все в зале знакомы. Не все хоть друзья.
     Пророчество Бодни «в десятку» сбылось: для умных людей ничего не стряслось. Любителям хохм я дарю афоризм: «Для умного всяческий строй – коммунизм».
     И хватит об этом: забот громадьё!
     - Ну, что,- это Бэчик,-  посуду – допьём?
     С камазами чётко вопрос разрешён…
     Но – люстру собой закрывает вдруг он. Который в «Монтане»,  и кони -  отпад, и чёткий, не знающий жалости взгляд. Которого вумэн, чья миссия «Бди!»,- просила:  давай, мол, орёл, заходи. Которому чхать на судьбу малых рек. На то, что ты русский, китаец, чурек.
     Он свято блюдёт только слово «заказ».
     Который и выполнит прямо сейчас…
     Зашёл.
     И увидел.
     И дуру достал.
     И ясно куда эсэмэс отослал: готовьтесь, мол, вечные души принять!
     А  с плотью  -  то нам  на земле разбирать.
     И -  чёрная тень через дружеский стол.
     И -  «Стечкин».
     И - в сердце направленный ствол.
     И глупо просить, ибо ясен ответ: в руках у таких не дрожит пистолет…
     Как странно, когда прекращается жизнь!
     Вот пропасть. И мы на обрыве у ржи.
     Что сделал горячий металла кусок? Всего лишь одно от другого отсёк.
     А рухнул огромный – единственный ! – мир, который всю жизнь упокойник творил.
     Росли в этот мире цветы и трава. Из слов и из снов там плелись кружева. Плескались в волнах голубые киты, а райские птицы пушили хвосты.  Весёлая стая дельфинов плыла и мальчика, что вы убили, везла.  Рожали любимые девы детей.
    Не надо, - не надо! не надо! -, людей за что ни на есть никогда убивать.
    Не надо тот Космос, что в них, разрушать!
    Но – поздно.
    Тень тянется к ним через стол. Он -  что: бесконечный у «Стечкина» ствол?!
    За саксом никто не услышал хлопка.
    Валера, вздохнув, удивился слегка: зачем, мол, красавчик прервал разговор?
    Увы, он не знал, что застрелен в упор.
    Контрольный. Сухой элегантный щелчок. Из лба в оливье побежал ручеёк. Валера слегка отшатнулся назад, но тут же упал головою в салат. Как будто бы спрятал простреленный лоб.
    Хороший был парень:  богат, но не жлоб.
    А джинсовый дуло чуть-чуть повернул – и в Бэчика дважды под сурдо шмальнул.
    «Хлоп-хлоп»! Лишь рубашка на мощной груди  чуть вздрогнула… 
    Жизнь, ты куда?
    Погоди!
    Обоими пулями в лоб Ильичу джинсовый попал, словно снайпер в свечу. Всё ясно:  не ВОХРа!  То знает она,  что бить по вождям на груди не должна.
    Контрольный…
    Ну лют ты, однако, король!
    Позволь:  он же дважды убитый?
    Позволь!
    Но -  поздно: людские здесь жалки слова.
    Контрольный -  зачем же ещё голова ?!
    В неё просто надо умело стрелять, чтоб стены и чтобы себя не марать.
    Но он здесь - Бетховен:  все тайны постиг искусства, как трупы клепать из живых.
    Всё - справился.
    К выходу молча идёт.
    Волына в руке чуть дымком отдаёт. Красиво блестит полированный ствол.
    Глаза как у рыси. 
    Мгновенно нашёл он стул будто трон  вместе с Финой на нём. И -  новый дымок над горячим стволом! Он график блюдёт. Но - слегка заспешил: три пули меж глаз Черномору всадил. Хотя по заказу должны были две. И вовсе не прямо, чтоб две -  в голове…
    Да, это прокол!
    Это явный конфуз: башка -  вдрыбадан, будто спелый арбуз!
    И кто-то шепнул за одним из столов: «Откуда у Фины, блин,  столько мозгов?»
    Вопрос не по теме:  за залом следим.
    Однако струхнул боднедусин кильдим! 
    Блатные, а в дучку втянули  язык:  к трём трупам в кафе наш народ не привык. 
    А Матерь Еды? Что она-то сама, видавшая всякого столько дерьма?
    Как только услышала тихий хлопок –  кабину под мощный английский замок . И пумой неслышной задворкой ушла. Как будто в тот вечер в кафе не была.
               



                *

    Какая, однако, гнетущая тишь!
   Лишь слышно, как плачет о Бэчике мышь: щедрее других он норушку кормил,
на воздух когда покурить выходил. Лишь слышно, как снятся гнетущие сны
Людмиле, Валерой любимой жены. Лишь слышно, как медленно стынет свинец в
глубинах разорванных в клочья сердец. Лишь слышно, архангел сказал Гавриил:
«Пока их в Чистилище, что ли, прими»…
    Кафешка молчит, как во гробе дубарь.
    Но мощно гудит залетевший комар…
    «А чё вы так быстро? Чи нету там мест?»
    «Позвольте:  аж три! Только время в обрез».
    Джинсовый рукой виновато махнул консьержке -   и в ночь, будто в омут, нырнул.


 
                *
   
    Волына на дно на речное легла.
    В ста метрах «шестёрка» послушно ждала:  прижукла,  ничтожная,  у камышей.
    «Сейчас бы из «Мухи» шарахнуть по ней!»- жестокий и юный сказал человек,
    любивший красивый в ночи фейерверк…
    Он тачки российские все презирал, но этот ему неподвластен канал.
    Он киллер.
    Заботы его – убивать.
    Тем паче, что транспорт должны поменять: таков их с заказчиком был уговор.
    Помчались: 140 !
    Да вон он и «Форд».
    Всё правильно:  ехали десять минут.
    Сейчас ему этого «Форда» сдадут,  как  сдал он парик (да, который, как смоль).
    Теперь он без скидок  -  бубновый король!



                *
   
    По трассе машина стремительно мчит.
    Блондин за рулём симпатичный сидит. Ни тени от  ауто-всяких-дафе:  анализ проводит сюжета в кафе. «Разбором полётов» его он зовёт: прокол и просчет у него не пройдёт!
   «Что - нынче? Нагрузка немалой была. Волына в порядке: сечка не дала.  А время? Три трупа за сорок секунд. Растёте-с, - он хвалит себя,- Сигизмунд! По ксиве ведь вы – обрусевший поляк? На час! И -  яволь: улетают и так. Я - скоро, не плачь без меня, Сальвадор! Что было ещё? С гардеробщицей спор. Дурацкий! Увы: я конфетка для баб… Но в целом сюжетец довольно не слаб.   А  кровь это кровь:  не батоны печём  -  караем-с. Эпохи любимым мечом. Те  классно ушли. А  горбач  – наследил! - Красавчик мозги за их вид не любил.- Вот жалкий урод! Недомерок, дерьмо! Провинции дикой убогое  чмо! Зачем ему жить?  Чтобы портить пейзаж? Дизайнер я ваш и садовник я ваш: тружусь для эстетики ночи и день! Вот взял и убрал раскоряченный пень. К тому ж он, слыхал,  был отпетый шакал…
     Горжусь, что такое дерьмо расстрелял!
     Нет-нет, в облака мне не надо пока. И всё же я , в сущности, -  нео-Че-Ка : закон и опасности гордо презрев, за качество нации бьюсь словно лев!
    Звоните, товарищи и господа.
    Зовите: я в бешеной форме всегда!
    Заряжен и смазан. Не дрогнет рука: не знала планета такого Стрелка!
    А главное – мне безразличен мотив. Мне, в сущности, - что? Заказал – заплати, как только исполню я ваш спецзаказ… Не понял? Ах, «совесть» -  хомут то для вас! Я прост, будто правда:  достал револьвер-с  и  -  как вы  хотели, май фрэнд и мин херц.
    Но чтобы расчет - в строго  названный час. Иначе могу укокошить и вас: скотину, что слова не держит, экскьюз,- я даже за милую душу убью.
    Я киллер от бога!
    В том смысле, что Он не сделал был лучше за сонмы времён.
    Я сам,- да, я сам!-,   сам себя сотворил, поскольку эпохи Главсуть уловил. 
    Все своды держа на трапеции плеч,  я  -  Рынка карающий огненный Меч,  я  Ангел Расплаты!  Мой скор приговор.
     Прощайте:  мой лайнер  летит в Сальвадор…»

               
                *
     А что в Сальвадоре?
     Его уже ждут, готовя для встречи эффектный салют.
     Парнишка там ходит по залу в джинсе. Без всяких примет. Абсолютно, как все.
     Присел от усталости мальчик на стул. Пардон: на диван. На коленки баул, вздохнув, осторожно себе положил. Довольно парнишка на личико мил: без стали в глазах, пухлогуб и щекаст. Воронеж,  узнаю хоть в Африке вас! 
     За двадцать пять лет он ни разу ствола в руках не держал.  А в бауле была одна лишь граната, в которой тротил  (на «Тигр» чтоб с лихвой на немецкий хватил).
     Сказали:  да -  в пыль,  на куски, вдрыбодан!
     Суровый заказ от заказчика дан…
     А нам-то чего, коли надо вам  так?
     Давай
     Прилетай
     Из России
     Лытак !

   
                *
       Увы,  не судья  я ни дел, ни речей:  достаточно в мире судов и судей.
       И каждый,- хоть вор, хоть не вор,- прокурор.
       Прошу без меня разрешить этот спор:  кто прав в грозном мире, а кто виноват . 
       И кто есть кому -  серый волк или  брат…
       Он хату покинул,
       Пошёл воевать:
       Доходное дело –
       Людей убивать!
       Хоть риск есть в пропорции «5 на все 5 » свою головёнку на сдачу отдать.


      

                Виксавел-2.