Так жить нельзя

 Тюфяк, кисель, студень, тряпка, сопля – как только не называли меня в этой жизни. Да, я нахожусь в вечном сомнении, с самого рождения я выбираю, выбираю и выбираю. И по-моему, до сих пор я так ничего и не выбрал, не пришел ни к одному решению, не отогнал от себя ни единого сомнения.

Меня родила женщина, в этом я, кажется, не сомневаюсь. Хотя если бы у меня был выбор, то возможно, кто-то бы здорово напрягся. Когда я научился писаться и какаться, а научился я этому быстро, я долго выбирал, куда же все-таки направить свою естественную надобность. Так я познал запоры и насильственное проникновение клизмы. Итак, с самого раннего детства мне приходилось страдать за свою нерешительность. Я очень долго выбирал, ходить ли мне на своих двоих или же пользоваться наивностью своей матери и нахаляву кататься в коляске, но тогда было просто невозможно заглядывать под юбки теткам – мамкиным подружкам. Потом заботливые родители отправили меня в детский садик, в надежде, что спартанские условия сделают из нерадивого сына человека. Лишь титаническая работа моего мозга позволяла справляться с нахлынувшим на меня многообразием ситуативного ряда. Я долго выбирал, ударить ли мне своей лопаткой мальчика, делающего в песочнице куличики. Пока я думал, мальчик одолжил ее у меня, и звезданул по башке меня первым. Потом мне вздумалось дернуть красивую девочку за косичку, но таки тормоз – долго размышлял. Девочка оказалась куда более смышленой и сообразительной – мой клок волос в ее руке, как результат взаимной симпатии. Но и после этого я не исправился.

В школе я долго выбирал, учиться ли мне или ходить дураком, и так до десятого класса – «как говно в проруби». Я был командиром звездочки – наша звездочка развалилась гораздо раньше Союза, я был цветоводом – цветам не нравились мои сомнения о пользе воды. Будучи пионером, я терзал себя сомнением, стоит ли вытирать сопли галстуком – я был единственным обладателем разноцветного галстука. Меня и в комсомол приняли в надежде на то, что подхалимопартийная работа задушит во мне замашки вшивого, вечно ищущего, вечно сомневающегося интеллигента. Партийцы в очередной раз с позором отступили от юного комсомольца, отобрав у него значок.

В пору становления мужчиной, я никак не мог понять, стоит ли игра свеч, до тех пор, пока со мной не познакомилась девушка, занимающаяся дзюдо – порой обычная физическая сила бывает наиболее эффективна в преодолении различного рода барьеров. Со сломанной рукой и выбитой челюстью я понял, что этим днем я все-таки стану мужчиной. Хотя конечно, какие-то терзания все же не покидали меня, но вторую руку мне было жаль портить.
Незаметно пришла пора жениться. Окружающие меня женщины были счастливы, найти в моем лице дурака, который вроде бы и жениться не против, правда, с некоторыми заскоками шовинистского недоноска, несколько сомневающегося о вселенской пользе законного брака. Вовремя поднесенные, как бы невзначай, ударные дозы алкоголя убивали таки в нем, то есть во мне, всякую способность к повстанческому сопротивлению. Так я был женат где-то около шести раз. Алкоголиком, в глазах молодой жены, я становился, как только печать в паспорте становилась окончательно и бесповоротно засохшей – «а мой то, муженек – алкоголик, да, такие вот дела», отбирая те самые сто грамм, что сама налила, являясь еще невестой.

Зато в трудовой своей деятельности я ничем не отличался от своих соплеменников. Правда, в отличие от них – бездельников, я просто сомневался – стоит ли мне браться за эту работу или все же повременить.

Такая вот у меня проблема. Но я не один такой. Шесть жен сменили меня, завели от меня кучу детей, дети подарили мне внуков, те – правнуков и так далее. Я отец большого и верного мне народа, который не сомневается во мне, а лишь верой и правдой понукает моим сомнениям. Кто виноват, что моя смерть подобна мне, полна сомнений – вроде бы и забирать меня пора, все же триста лет уже живу… В то же время, что со мной возиться? раз живется мне в радость. Вот и ездим мы с ней по кабакам порой, вспоминаем былое, строим планы на будущее и спорим – о смысле жизни.