Сиреневая панамка

С утра  зарядил дождь
    . Сначала он робко постучал по крыше, я услышала, но не встала, не хотелось.
        Тогда он стал стучать громче, сильнее, и, наконец, забарабанил изо всех сил. «Просыпайтесь, жить начинайте!»- казалось, кричал он.
      
Я поднялась, выглянула в окно и не увидела ничего, кроме уже сплошной пелены дождя и одинокой, сиротливо болтающейся под дождём на деревянной прищепке детской сиреневой панамки.
         Бледно-сиреневая эта шляпка из ситца принадлежала одной юной особе, появившейся у нас пару недель назад.
   
     «Дед, дед, где дед?»- заполнила собою сразу всё пространство.
        За полчаса она сунула две наивные, белокурые, тоненькие косички, торчащие, как ушки у зайки, и посверкала весёлыми глазами везде, всему и всюду.
      Деловито, задолго до гостей села за стол: «Хочу мяса», - и с аппетитом, аккуратно, быстро, не запачкав даже пальчики, съела несколько кусков.
- А ты кто?
- Я тоже твоя баба.
- А звать?
- Баба Каролина. Я приехала..

       Но меня уже не слушали. «Дед, дед, где дед?»- понеслась дальше, прервав диалог. Да и зачем он?
         Оказалось, что это всего-навсего очередная бабушка, а вот дед один.
       И где он, этот дед?
          К нему шла, собиралась, ради него терпела заплетание косичек, надевала сиреневую шляпку под сиреневые же босоножки, а тут опять сплошные бабушки, как их ни называй- Катя, Галя, Люда.
        Вот дед - это да!
       Где он? «Дед, дед»,- зазвенела опять упорхнувшая птичка.
   
      Я пошла по тропинке доить козу.
      Дела есть дела.
- А ты куда?- вынырнула она из беседки.
-_Козу доить, хочешь со мной?
- Боюсь, но хочу», - ответила глазами.
   
      Сунула мне в руку ладошку, и её крепенькие ножки пошли в лад с моими через сад, мимо привольно раскинувшей ветви до земли с ягодами вишни соседки бабы Таси к сараю.
       Две собаки, истомившиеся от безделья, радостно взревели, почуяв незнакомый запах.
       Но в моей руке только дрогнула маленькая, чуть шершавая ладошка. Не замедлила шаг, не вскрикнула, не прижалась ко мне от страха, а смело шла со мной мимо рвущихся в двух шагах собак отважная малышка.
         Открываю сарай, готовая в любую минуту отнести обратно девочку, если ей станет страшно, и чувствую с изумлением, что нет, не страшно, а очень интересно.
   
       В сарае коза уже стояла на тумбочке, смотрела на нас выпуклыми карими глазами.
- Леночка, это коза, она нам сейчас молочка даст.
        Ксюша, дай молочка Лене.
И Ксюша послушно подставила под кувшин своё округлое вымя.
        Краем глаз следя за Леной, я начала доить. Застучали струйки в кувшин, звонко, быстро, как бы передразнивая струйки дождя и соревнуясь с ними, кто звонче.
        Девочка подошла ближе, посмотрела, наклонила головку, чтобы увидеть, откуда берётся молоко.

      Беспомощные хвостики-косички почти повисли над кувшином.
        Я готова была прервать доение и отнести домой, если ей станет неинтересно, но нетерпения не почувствовала.
        Дождавшись последних, коротких, как первые капли дождя, струек, мы оставили Ксюшу, сказав ей спасибо и пожелав спокойной ночи.
      
     Пришли домой, процедили молоко. «Леночка, пить будешь?»- она кивнула и спокойно, как будто каждый день со мной это проделывала, напилась парного козьего молока…

      День закончился, надо уезжать.
          Мы как-то быстро подружились, и, расставшись, я уже мечтала, что увижу её вновь, мы опять пойдём доить козу, и, может быть, она выделит меня из бесконечного ряда бабушек.
        Да и сиреневую панамку, нечаянно забытую на качельках, надо отдать.

      А через день я узнала, что давно уже разошлись дорожки Леночкиных папы и мамы, и  давно уже они не просто чужие друг другу, а даже враги, и только день рождения деда свёл их на эти коротких два часа.

         «Когда родители расходятся, они ребёнком бьют по голове друг друга, и разбивают голову ребёнку», - вспомнились мне строчки поэта, но это так, к слову.

А Лена - что ж, не родная я ей бабушка.
         Один раз в жизни встретились мы с ней, провели приятно два часа вместе, и, если бы не сиреневая панамка, одиноко болтающаяся на деревянной прищепке под дождём, я бы уже начала забывать белокурое чудо двух с половиной лет с торчащими, как заячьи ушки, косичками.