Эхо прошлого

   Мой школьный друг, Виктор, стал тем литературным героем, от лица которого написана эта повесть. Из наших долгих разговоров и воспоминаний возникло желание рассказать о той среде, в которой жили герои, о роли книг в  становлении характеров и интересов, о приоритетах шкалы ценностей, о детской дружбе и тех идеалах, которые они всю жизнь несли в своём сердце, даже не подозревая о том… Возможно, что некоторые читатели узнают в некоторых героях самих себя… или свои  мысли…  или поступки… Заставят немного задуматься о жизни и о себе. Это наша жизнь…   Просто жизнь.




          ЭХО ПРОШЛОГО   


 Телефонный разговор, словно близкий взрыв снаряда, разом  всколыхнул в памяти давно забытое и даже отчасти похороненное.  Не потому, что воспоминания были тяжёлыми, наоборот, они были радостными, полными надежд.  Потом жизнь и время сделали своё дело. Как волны океана, они занесли песком берег, оставив самые яркие островки воспоминаний. Мы давно стали взрослыми, и судьба надолго нас разбросала. Но она же и вновь соединила  на всю жизнь. Мы остались теми друзьями, с которыми вместе кончали школу и строили планы на будущее, сидя на ступеньках школьной лестницы…

Глава 1. 

    Мы не были теми «закадычными до гроба друзьями», о дружбе и любви которых  написано много книг. Бессмертные «Три мушкетёра». Или, например, «Три товарища» Ремарка. Три друга и девушка, в которую они были влюблены. Но это были взрослые люди, за плечами  у них уже была война и много чего. Или три друга в книге Георгия Вайнера «Умножающий печаль», где тоже были три школьных товарища, влюблённые в одну девушку. Один из них начал работать в Интерполе, другой – стал олигархом, третий – талантливым аферистом. Несмотря на антагонизм социального положения героев, их школьная дружба сохранилась на всю жизнь. Самые разные эпохи и судьбы. Мы же были только подростки со своими представлениями о добре и зле, и мечтами о далёком светлом будущем. Нас объединяла, прежде всего,  любовь к книгам, общие интересы и идеалы, которые в то время уже плохо вписывались в реальную застойно-лживую жизнь страны.

Прежде всего, нас сплотила любовь к чтению. Читали запоем. В начале это были книги Аркадия Гайдара, Льва Кассиля, Жюль Верна, Джека Лондона, всё вперемешку с серьёзными книгами классиков нашей и зарубежной литературы.  Обменивались уже прочитанными книгами и своими впечатлениями. Но были и «Спартак» Джованьоли, и «Как закалялась сталь» Островского, и «Овод» Войнич. Недаром ведь обращался к нам Высоцкий в песне о героях:  «значит, нужные книги ты в детстве читал». Мы читали. Читали и делились своим мнением о прочитанном применительно к самим себе: а я мог бы также поступить? Почему герой не мог поступить иначе? В чём он ошибался? Спорили.   
Фантастика была на первом месте. Уже в младших классах мы любили читать про разные путешествия и фантастические приключения, а чуть позже – Конан Дойль, Майн Рид, Немцов, Адамов… В первую очередь лучшие  авторы фантастики: Уэллс, Беляев, Алексей Толстой,  предвосхитившие многие открытия сегодняшнего дня и создававшие иные миры разумных существ. Философская фантастика, вроде «Машины времени» или «Аэлиты», заставляла думать о будущем человечества, о целях его развития. Потрясающие научные открытия, свободное перемещение в космосе. Борьба инопланетных миров. Антиутопии, где  неразумные управители стран, возжелавших стать владыками мира, старались превратить людей в подобие роботов…  Да много чего.         
 И не только фантастика питала наши идеалы. «Два капитана», «Иду на грозу», кинофильмы тоже, вроде «Девять дней одного года», «Всё остаётся людям» или «Серебристая пыль»… Работа учёных, их борьба с трудностями и противостоянием дурному начальству. Передовой край науки… Да ещё засекреченность всего на свете. А кругом иностранные шпионы, старающиеся выкрасть наши открытия, и доблестные разведчики…
  К окончанию школы мы уже лучше разбирались в жизни, но заложенные в детстве идеалы были путеводной звездой. К сожалению, в те времена многие интересные направления науки вроде генетики и кибернетики считались «лженауками», что и привело к застою в развитии научных достижений. Мне, например, это точно навредило, особенно после знакомства с книгой Каверина об открытии русского пенициллина. Тогда думалось, что я-то уж обязательно что-нибудь открою, чтобы победить болезни или старость… Гены какие-нибудь… Но это было «тогда».
 Иностранных фильмов типа фэнтези, экшен или боевиков, в которых пришельцы дрались с землянами всеми видами оружия от средневековых копий до лазерных мечей, в то время на экранах не было. Не было и красавиц-блондинок, при поддержке которых герои всегда побеждали разных чудовищ. Зато был простор для развития собственной фантазии и желание самим делать открытия для людей, создавать звездолёты для освоения космоса, полёты на Луну…Быть созидателями, а не потребителями.

    Родители радовались тому, что их дети хорошо учатся, не хулиганят, не курят и всячески поощряли нашу дружбу.  Конечно, мы общались со всеми одноклассниками. Как все школьники, отмечали общие праздники и дни рождений, ходили на спортивные мероприятия и прогулки. Но самым приятным было, когда мы собирались вместе летом на «диком» пляже. Это был даже не пляж, а невысокий обрывистый берег, поросший травой. В воду постепенно не зайдёшь, надо сразу прыгать с высоты двух метров. Семьи с маленькими детьми, да и вообще все, кто не умел хорошо плавать, туда не ходили.
    Юрка считался капитаном, «Кэпом». У него даже редкая фамилия была. Атлантов. Как Атлантический океан. Может, у его предков действительно был моряк с Атлантики, кто знает. Это сейчас принято искать своих прабабушек и прадедушек, и особенно, если они были с «голубой кровью». А простые люди, из бывших крепостных или городских обывателей, уже мало помнили даже о дедушках, особенно при смене места жительства.  При советской власти вообще лучше было не вспоминать о своём происхождении, разве только о потомственных крестьянах и рабочих. Чтобы биография была пригодна для карьеры. Какие уж тут династии! Юрка мало знал даже о родителях. Отец работал мотористом на речной пристани, а мать, башкирка по национальности, вела домашнее хозяйство, ухаживала за мужем и прирабатывала то уборщицей, то  дворником. Сын вырос высоким, спортивным юношей, с короткими, «ёжиком», тёмными волосами. Слегка прищуренные глаза и широкие скулы напоминали что-то калмыцкое. Почему-то, глядя на него, сразу вспоминалась строчка Пушкина «И друг степей калмык».    Юрка мечтал о мореходке, о кругосветных плаваниях и не открытых ещё островах. Его страстные и романтические устремления вызывали в наших душах ответную реакцию. Хотелось сделать что-то необычное, увидеть «другие страны и города», совершить героический поступок, стать героем-любовником, как в книгах и кино… Конечно, мы понимали, что в будущем всё далеко не так просто и красиво, но ведь без мечты и надежды вообще нельзя жить!
     Я был «помощником капитана», а Серёга - «суперкарго». Серёга Шаевич как-то всегда умел улаживать различные школьные неприятности: ссоры, прогулы, умел достать билеты в кино. Его родители были материально хорошо обеспечены по тем временам, и жили в просторной трёхкомнатной квартире. Мать работала в городском отделе культуры и всегда советовала, куда сходить и что посмотреть. Да заодно и получить пригласительные билеты или контрамарки на концерты приезжих знаменитостей. А ещё она знала иностранные языки и учила Серёгу английскому и французскому. Говорила, что в жизни каждый человек должен знать хотя бы один общепринятый язык – английский, французский или испанский. Это уж у нас, а после войны особенно, было засилье в школах немецкого языка. Но, как правило, после школы в голове оставалось пара фраз, а уж о разговорном и думать  было нечего.
     У меня в школе не было определенных планов и стремлений в выборе профессии. Как говорили родители, «я ещё не определился».  Просто мне нравилось общение в кругу умных, начитанных, интересных парней.
     А ещё была Ленка… Крепкая связующая нить для нашей троицы. Она вообще стала звездой для нас, идеалом девушки-мечты. Тонкая, спортивная, Ленка привлекала каким-то неуловимым обаянием силы и женственности, уверенности и застенчивости. Короткая стрижка с каштановой чёлкой почти до глаз и вечные джинсы делали её «своим парнем». Девчоночьи «секретные разговоры» и модные кофточки её не интересовали, зато в любых спортивных соревнованиях она принимала горячее участие либо как спортсменка, либо как болельщица. Ко всем нам Ленка относилась ровно, как к близким друзьям.

   Мать Леночки после родов начала хворать. Несмотря на помощь медицины, она  чувствовола, что долго не протянет, и с малых лет приучала дочку к самостоятельности. Её не стало, когда Лена перешла во второй класс.
Отец очень горевал, и всю нерастраченную любовь отдавал дочке. Маленькая Леночка вместе с папой вела домашнее хозяйство, всё больше принимая на себя работы по дому. Она росла «папиной дочкой» с мужскими понятиями о чести, справедливости и независимости. Эти правила поведения влияли на всю её жизнь. Может, именно из-за такого спартанского воспитания она больше хотела дружить с пацанами и не носила платьев. Разве что на праздники или куда-нибудь в театр, на концерт. Может, поэтому в ней было так много мальчишеского. Она ничего и никого не боялась. Как и мы, она была влюблена в книги и кино, но  всё же её взгляд чаще обращался на Кэпа.

    В праздники или на дни рождений чаще всего собирались у Серёги. Его родители готовили угощение, мать пекла пирожки, накрывала на стол и уходила с отцом к своим знакомым, оставляя молодёжь, то-есть нас и друзей-одноклассников, свободно праздновать. Крутили магнитофон, танцевали, слушали музыку. Самую разную.  Джаз был тогда уже в большой моде, но нравилось далеко не всё. Песни «Биттлз», группы «АББА», старый, уже почти ушедший со сцены оркестр под управлением Эдди Рознера… Ритмы рока, особенно тяжёлого рока, как-то не очень воспринимались. Там главным был текст, а не мелодия, и основу всего составлял исполнитель. Виктор Цой, например. Для нас, выросших в романтическо-героических традициях, кумирами были  Высоцкий, Окуджава, Визбор… Пели туристские песни.

     После школьного бала и традиционных ночных гуляний будущее резко приблизилось, как-будто внезапно открылась дверь в самостоятельный мир. Да, были и разговоры об этом будущем, и планы на жизнь, но это выглядело чуточку «понарошку», словно ещё всё можно было бы изменить. А теперь финиш, надо принимать чёткое решение, учитывая и свои способности, и материальные возможности. Мы понимали, что полученный аттестат был не только документом об окончании учёбы, но и открывал сразу новую страницу в книге судьбы каждого из нас.
   Расставаясь на рассвете после «выпускной ночи», мы договорились встретиться через пару дней, чтобы успеть «придти в себя», выспаться и поговорить о ближайших планах.  Проводили Ленку до подъезда, попрощались, пошутили и весело разошлись.
   В нашей последней встрече, состоявшейся на берегу речки, где мы обычно купались, все уже улетали мыслями в то далёкое будущее время, которое таило в себе неизвестность и надежду на исполнение мечты, уже понимая, что наши дороги скоро разойдутся. Серёга сказал, что через месяц он вместе с семьёй уедет в Ленинград, поступать хочет в Ленинградский университет. На иняз. Экзаменов он не боялся, получив «серебряный аттестат», и знание языков не по учебнику, а на практике, с мамой. Настроение у него было прекрасное. Ну как же, вторая столица, город культуры и истории…
   Юрка-кэп остался верен своей мечте. Ещё в школе увлекался морем, любил читать про путешествия и морские плавания на парусниках, усердно изучал астрономию и географию. Он готовил документы для поступления в мореходное училище и хотел уехать в самом ближайшем времени, потому что там были  жёсткие правила приёма, прежде всего, медкомиссия. Ленка… Она так и не появилась на условленном месте. Мы решили зайти к ней домой, узнать, что случилось. Идти не хотелось, её отец нас не очень-то жаловал. Вообще он сильно изменился, начал употреблять спиртное, хотя раньше, может, из-за дочки, пьяным домой не приходил. Дверь открыл с грубой интонацией:
– Чего припёрлись? Чё вам надо?
– Позовите, пожалуйста, Лену, – спокойно произнёс Юрка, как будто не замечая неприветливого тона.
– Нету её. Уехала. Так что прочь идите!
– Куда уехала? Зачем? Скоро ли вернётся? – наперебой спросили мы почти одновременно.
– Не знаю, и знать не желаю, – с непонятной горечью произнёс он, поглядывая на сложенный вдвое листок, лежащий на тумбочке у входа. – Идите, парни, нету Лены. Уехала. – Он повторил свой предыдущий ответ, глядя с особым упрёком на Кэпа, как бы подозревая его в чём-то нехорошем. Потом начал несильно, но твёрдо выталкивать нас за дверь, дыша в лицо водочным перегаром. Мы в недоумении спустились с лестницы, а Кэп вообще в лице переменился. Решили, что зайдём через несколько дней, может, всё успокоится. Но ничего не изменилось. Лены не было, а её отец ещё более пьяный, заорал, чтобы больше к нему не приходили, а не то бошки поотрывает. В следующий наш приход дверь вообще не открылась. Никого в квартире не было.

   Юрка уехал в мореходку сдавать документы, проходить медкомиссию, Серёга тоже уехал, а я, по совету родителей, подал документы  в местный мединститут. К этому вынуждали и семейные обстоятельства.
   Отец всю жизнь работал врачом-хирургом в районной поликлинике. Работа там, конечно, не отличалась большой сложностью. Гнойные воспаления, порезы, ожоги, перевязки… Во всех ответственных случаях, требующих дополнительных анализов или операций,  пострадавших направляли в больницу. Мать  учительствовала в младших классах, она была моложе отца на целых тринадцать лет. Их брак был по любви, хотя, может быть, не такой горячей, какая бывает в юности. Папа в ней души не чаял, особенно после рождения сына, то-есть, меня.  Родители, как тогда было принято писать в газетах, представляли собой  «дружную трудовую советскую семью». Две младшие сестрёнки родились одна за другой на десять лет позже меня. Понятно, что их жизнь  сразу после рождения, и потом, когда они чуть подросли, проходила вдалеке от моих интересов. Конечно, я помогал родителям, когда меня просили что-нибудь сделать по дому, но без особого желания.
   В нашей двухкомнатной квартире с появлением малышек стало очень тесно, и я с нетерпением ожидал окончания школы, чтобы устроиться жить в студенческом общежитии.
   Началась подготовка к вступительным экзаменам, многие разъехались, и школьная дружба распалась. С родителями друг друга, как и почти все подростки, мы не очень контактировали, разве что называли их по имени-отчеству, когда звонили по телефону, просили позвать Юру, Лену или Серёжу. А Ленка вообще тем летом исчезла. Её отец мне ответил, когда я ещё раз попытался в конце лета что-нибудь узнать о Лене, что она уехала к тётке, и не писала никаких писем. Казалось, что он и сам не знал ничего. А про тётку сказал, чтобы от него отстали. Он был «под газом», но не настолько, чтобы ничего не соображать. Просто не хотел отвечать на мои вопросы.
   Как мы и договаривались на последней встрече, и Юрка, и Серёга сообщили письмом о своём поступлении, и я тоже ответил, что буду врачом. Письма писать мы были не мастаки, о скайпе и электронной почте тогда слыхом не слыхали, а телефонные междугородние звонки стоили дорого. Дни потекли один за другим, нити между всеми нами оборвались.
    Из одноклассников, особенно тех, кто поступил в иногородние вузы, после окончания учёбы мало кто вернулся в родной город. Контакты, о которых теперь вспоминалось с лёгким ностальгическим чувством, как-то не наладились. Встречи не получались. И времени свободного почти не было. У кого-то практика летняя, у кого-то турпоездка с родителями, а Юрка просто уходил в учебное плавание.

   После окончания института и ординатуры я начал работать анестезиологом в городской больнице. Для жилья мне выделили «комнату для молодых специалистов» в том же общежитии мединститута. Время не шло, а просто бежало.               

                Глава 2 

    С Наташей, как это часто бывает у врачей, мы познакомились в больнице. Она проходила летнюю практику, а я был куратором их группы. Может быть, наши пути и не сошлись бы, но тут , как всегда, явил себя Его Величество Случай.
    Наташа, прибираясь на шкафу, упала с колченогой больничной табуретки, и так неудачно, что сломала руку и получила серьёзную травму головы. Мне пришлось оказать ей первую помощь, а потом принимать участие в черепной операции. Наташа лежала в моей палате и очень терпеливо, даже с некоторым юмором переносила все неприятные процедуры.
– Виктор Сергеевич, а я не стану идиоткой? – спрашивала она в первые дни, когда половина её головы была перемотана бинтами.
– Нет, Наташенька, что ты! Твоего интеллекта хватило бы на десятерых. Так что, если даже ты потеряешь десятую часть, всё равно будешь в девять раз умнее многих, – старался я отвечать в тон.  В действительности у неё тогда положение было несколько серьёзнее, потому что начинался отёк мозга.
Чуть позже, когда здоровье девушки пошло на поправку, Наташа стала опять шутить со мной:
– Товарищ доктор, а не отразится ли шрам на моей внешности? А то вы ведь тогда меня не полюбите. Вы же знаете, что почти все пациентки непременно  влюбляются в своего лечащего врача. Особенно такого, как вы. Так как, я не стану уродиной?
– Нет, Наташа, нет, а потом я бы тебя всё равно полюбил. Ведь ты стала моим лучшим профессиональным экземпляром. Я даже статью написал о твоём случае.
– Ой, Виктор Егорович, ловлю вас на слове.  Смотрите, не обманите бедную девушку.
   У меня действительно к Наташе возникло тёплое чувство. Может, это и не была горячая страсть, как пишут в романах или телесериалах, но мне нравилось говорить с этой остроумной и раскованной девушкой, вселявшей в меня уверенность и хорошее настроение. Я часто задерживался в больнице сверхурочно, не только из-за дополнительной оплаты, но и чтобы получить возможность поболтать с Наташей.
 После её выздоровления всё пошло как-то само собой, по накатанным жизнью сценариям: прогулки, кино, воскресные походы «на природу» – в лес, на речку, поцелуи и  объятия, разговоры о детстве и юности.
 
 Наташа была из деревни, большой деревни, там была семилетняя школа и клуб. Семья была крепкой, работящей. Родители не признавали абортов, и дети для них были в радость.
     Наташа родилась последним, седьмым ребёнком. Двое детей умерли во младенчестве,  а разница в возрасте с младшим братом составляла шесть лет. Девочка росла общей любимицей. Как это иногда бывает в многодетных семьях, в таких случаях «последыш» растёт капризным, избалованным, но с Наташей такого не случилось. Сама деревенская жизнь с её ежедневными домашними заботами об огороде, корове, курах и прочей живности не позволяла лениться. Наташа росла здоровой, весёлой, хорошо училась. Очень любила читать, и в деревенской школе перечитала всю школьную библиотеку. Окончив семилетку с похвальной грамотой, она стала ходить в восьмой класс уже в   райцентре, за десять километров, что для сельской местности не считалось большим расстоянием. Если  погода была очень холодной или дождливой, она оставалась ночевать у старшей сестры.  Варя, самая старшая из детей, поселилась в райцентре года три назад, после замужества, а братья намеревались остаться в деревне. Старший тоже уже был женат.
    Наташа помогала Варе нянчить маленького сыночка, и сёстры крепко сдружились, несмотря на большую разницу в возрасте. Ната с терпением и любовью ухаживала за своим племянником, особенно её помощь нужна была, когда Ванечка болел. Может, именно тогда у неё выросло желание стать детским врачом.
Родители понимали, что дочка должна учиться дальше. Она успешно  окончила школу, не дотянув немного с математикой до медали, но родители всё равно гордились дочерью, гордились её выбором почётной профессии и радовались, когда она поступила в медицинский институт. 
 
    К началу распределения молодых врачей мы зарегистрировались. Наташу, как мою жену, направили в городскую больницу.
    Свадьба была скромная, безо всяких теперешних автомобилей длиной с автобус, кукол и лент. Просто после росписи в загсе и обмена недорогими колечками «брачующиеся», как высокопарно выражаются в ЗАГСе, со своей свитой направились в родительский дом, где всё уже было приготовлено. Приехали родители Наташи и познакомились с моими. К нашей радости, они очень понравились друг другу, видимо, в нормальных трудовых семьях всегда есть что-то общее. Наташина сестра Варя тоже приехала с мужем и Ванечкой, который уже перешёл во второй класс. Ванечке нужно было показать город, его достопримечательности, парк с детскими качелями-каруселями, театр, пристань…
   Мои сестры, уже взрослые, не присутствовали. Катя занималась в спортивной школе олимпийского резерва, а Зине нравились истории и легенды, краеведение. Она принимала участие в разных турпоходах и экскурсиях по стране. Потом уехала  учиться в Челябинск, похоже, с каким-то своим другом, с которым познакомилась в одном из походов. Они обе прислали поздравительные телеграммы. И, конечно,  мои и Наташины друзья и коллеги… В квартире родителей были сдвинуты все столы, в том числе и кухонный, недостающие стулья и табуретки попросили у соседей. В те времена не принято было ходить в кафе и рестораны. Да и не было почти что этих кафе. Наступал конец СССР, с продуктами в стране было туго. Талоны выдавали, почти как карточки в войну. Нечего и говорить, что комнату украсили воздушными шариками, цветами, яркими открытками с поздравлением новобрачных и пожеланием счастья в жизни. Свадьба получилась очень веселой. Знакомились, пили за здоровье молодых, родителей, друзей, пели песни тех лет, рассказывали анекдоты.
   Наташа потом говорила, что её родители были немного разочарованы,  думали, что «гулять» будут хотя бы пару дней, и будут привычные свадебные ритуалы вроде «выкупа невесты», обсыпания молодожёнов зерном и тому подобное, но всё равно им понравилось.
  От  горздрава нам выделили однокомнатную квартиру с телефоном, как положено врачам, и мы начали вить своё гнездо.

   Наташа оказалась для меня не только любящей женой, но и верным товарищем по работе.
  Позавчера нам с ней пришлось участвовать в операции тяжело больного человека, выздоровление было, как говорится,  «фифти-фифти».

Теперь вот звонок с просьбой о помощи от Ленки, девушки, которая объединяла нас гораздо сильнее, чем мы тогда думали, и о судьбе которой я не знал решительно ничего. Тогда, в юности, казалось, что мы были влюблены, но, наверное, питали к ней глубокую привязанность и уважение. Нет, это не те слова, но я не знаю, как назвать это чувство дружбы и восхищения. Для Юрки, наверное, это было другое чувство…
Сейчас, взволнованный звонком из прошлого, я с нетерпением ждал возвращения жены из супермаркета, чтобы рассказать о Ленке и своей юности.
Наташе уже стукнуло  тридцать пять, но стройная фигура и лёгкая, быстрая походка делали её похожей на девчонку-студентку.
Едва раздевшись и посмотрев на меня, она сразу спросила:
– Что, мой друг, ты стал не весел? Что ты голову повесил?
– Нат, ну откуда ты всё сразу знаешь?
– Я всё про тебя знаю – и про сейчас, и про потом.
– Ну, ладно, сдаюсь. Мне звонила Ленка…

… Рассказ о далёком выпускном вечере прошлых лет занял добрых часа два, потому что я сам иногда вспоминал с трудом некоторые наши тогдашние слова и поступки.
Ната слушала внимательно, и даже не перебила ни разу никаким вопросом.  Словно понимала что-то такое, чего я и сам не осознавал.
– Ну, и что ты теперь хочешь сделать? Ну, с мужем понятно, ты сделаешь всё, что в твоих силах. Можно проконсультировать и её сына. Но ведь ей сейчас нужна моральная поддержка… Поэтому ведь Лена и звонила. Наверняка она уже знала о проведенной операции, и то, что Виктор Галеев, то-есть ты, помогал вытащить его после остановки сердца… Ты пойдёшь к ней?
– Да, конечно. Пойду. Обязательно. Как же иначе? Я очень хочу её увидеть.
– Ты прав. Нельзя забывать прошлое. А как ты думаешь, где теперь Юрка? Вы с ним давно не виделись? Ты говоришь, что он был влюблён в Лену?
 Вот балда, как же я не вспомнил о нём? Наверное, из-за неожиданного появления на горизонте Ленки.
 Мысли скакали от прозвучавшего Ленкиного голоса, чуть с хрипотцой, как и раньше, к неважному состоянию мужа, да ещё она сказала, что ребёнок болен…
– Юрка не живёт в нашем городе, но приезжал сюда пару раз. К сожалению, встретиться не удалось, я был на стажировке. Когда вернулся, родители доложили мне, что звонил Юра. Расстроился, что не удалось повидаться и просил передать привет.
– А больше ничего не сказал? – спросил я тогда у матери, она с ним разговаривала.
– Да нет. Сказал, что у него всё нормально, жив-здоров.
– А не сказал, как у него личная жизнь? Женился или нет?
– Нет. Я не спрашивала, а он, видимо стеснялся говорить о себе.
Мне тогда было как-то неудобно задавать маме дальнейшие вопросы, и всё забылось. А теперь вот так всколыхнуло душу и сердце…
– Молодец ты, Нат, что так быстро реагируешь. Я как-то не очень сразу начал соображать, что делать. Уж очень неожиданно… Дай-ка я погляжу старый телефонник…
Через минуту я набирал давно забытый номер, надеясь всё разузнать от  матери Юры, Сании. Но неожиданно услышал в трубке Юркин голос.
– Привет бывшему Кэпу! – радостно заорал я в трубку. –  Узнаёшь?
– Ещё бы! Кто, кроме тебя, мог так меня назвать? И как ты сразу попал на меня!  Я ведь только вчера вечером приехал! Ну, блин, судьба, наверное…
– Да, это похоже на судьбу. Я ведь знаешь, чего звоню? У Ленки несчастья одни… Она мне сегодня позвонила, муж её прооперирован, сын болеет…
– У Ленки…  – произнёс  Юрка каким-то срывающимся голосом. – А она разве здесь?
– Да, она просила зайти к ней, – продолжил я, не обращая внимания на Юркину интонацию. – Давай сегодня сходим к ней, а? Ты знаешь, мы не виделись лет двадцать, и я… как тебе сказать… ну, ты понимаешь… Я поэтому  очень обрадовался, услышав тебя.
– Да, я понимаю, – ответил Юрка чуть замедленно, в  голосе слышалось напряжение. – Я согласен, встретимся на автобусной остановке. Ты ещё не забыл, где? Через полчаса жду тебя в машине.
Юрка тут же повесил трубку, и я не успел ничего возразить. Пришлось спешно одеваться. Наташа мне помогала собрать нужные вещи, если придётся осмотреть её сына. Она ничего мне не говорила, только поцеловала у порога и чуть крепче обняла.

                Глава 3 

До остановки я почти бегом пролетел полквартала, но Юрка уже ждал меня, прислонившись к серо-голубому «жигулёнку».  Мы поприветствовали друг друга старым капитанским жестом, подняв кулак над головой.
– Ты надолго приехал? – первым делом спросил я.
– Не знаю, может быть, навсегда. Я попозже тебе всё расскажу.
   Он не сильно изменился со дня нашей последней встречи, которая была так давно, словно в незапамятные времена. Выглядел очень усталым и каким-то потёртым, хотя одет был довольно хорошо. Но не модно.
– Почему ты на «жигульке»?– спросил я. – Напрокат взял, или это отцовская?
– Потом, потом, –  отмахнулся от моих вопросов Юрка. Он включил зажигание и плавно тронулся с места. – Скажи, ты так ничего и не знаешь о Лене?
– Нет. Я вообще не знал, что она вернулась. Она не звонила. – Я передал ему короткий телефонный разговор.
– Ладно. Приехали. Смотри, вот её дом.
Припарковавшись почти у подъезда, он уверенно нажал на кнопки домофона.
Мы вошли в знакомую дверь, которую раньше много раз открывали просто за дверную ручку. Отец Ленки работал «дальнобойщиком», много ездил, особенно когда Ленка училась в старших классах и была «почти взрослой». Так что маленькая двухкомнатная квартирка-хрущёвка частенько зимой служила прибежищем для наших «сборищ». Здесь мы чувствовали себя свободнее, чем у Серёги, ограничиваясь чаем с  бутербродами, сушками или с чем придётся. И говорили, говорили, говорили… Больше о своём будущем, когда мы уже будем взрослыми и, возможно, знаменитыми. Это я сейчас так думаю, а тогда… близкая послешкольная жизнь как-то не так сильно волновала, в отличие от призрачной и  далёкой, как исполнение мечты.

   Дверь открылась, едва мы поднялись на третий этаж. Видимо, Лена стояла перед входом, ожидая нас,  поднимающихся по лестнице. В малюсеньком и темноватом входном тамбуре, где и двум-то человекам было тесно, мы смущённо вешали куртки, боясь как следует взглянуть друг на друга. Боясь увидеть следы времени на лицах самых близких когда-то людей. Нет, не физических признаков, мы были ещё достаточно молоды, чтобы внешность сильно изменилась. Я опасался увидеть  в Лене душевную усталость, разочарование в жизни, надломленность, да много ли чего ещё. Но нет, Ленкин голос, по-прежнему низкий, с лёгкой, почти незаметной хрипотцой, звучал так радостно, и объятия были такими горячими, что сразу стало легко и непринуждённо, как будто и не было этой пары десятков лет после нашей последней встречи. Как будто растаяла эта полоса времени в жизни каждого, о которой мы почти ничего не знали.
    Я внимательно наблюдал за Ленкой и Юркой. Они ведь были влюблены. Почему разошлись? Почему Лена исчезла с нашего горизонта? Чей сын у неё?
   Обняв и поцеловав меня, Лена и Юра глядели друг на друга словно слепые, несколько секунд находясь в настоящем ступоре. Потом просто, без единого движения, как мне показалось, переместились в пространстве и объединились в одно целое. Я побыстрее прошёл в комнату, не желая стать свидетелем их первой встречи за долгое время. За долгое ли? Это для меня прошло двадцать лет, а для них? Я ведь ничего не знал о жизни Лены.
   Через несколько минут мы уже сидели за круглым столом, покрытым какой-то бархатистой тканью с кистями. Таких столов уже давно не было в современных квартирах. Но у Ленки всё осталось по-прежнему, как было у её родителей.
 
 Отец Лены так и не женился после смерти матери, даже когда дочка внезапно уехала из города. В конце того лета, когда Юрка приехал на несколько дней попрощаться с родителями перед поступлением в мореходку, мы снова попытались узнать у него, куда уехала Лена и знает ли он её новый адрес. Но он был неразговорчив, и чувствовалось, что его что-то сильно гнетёт. Адреса он не назвал, даже не сказал в каком городе Лена сейчас живёт. Почему отец не хотел ничего говорить? Почувствовав, что наше присутствие ему неприятно, мы попрощались и ушли. Вскоре все разъехались, и, как говорят, «с глаз долой, из сердца вон». Время бежало быстро и незаметно. Года два назад я случайно увидел отца Лены на трамвайной остановке. Он выглядел совсем дряхлым стариком, хотя ему едва перевалило за шестьдесят. Из широкого кармана плаща выглядывало горлышко бутылки. Не надо даже быть врачом, чтобы представить себе его дальнейшее недолгое существование. Сгорбленная фигура, трясущаяся голова говорили сами за себя…
    По телефону Лена сказала, что приехала на похороны отца с месяц  назад. И ещё  добавила, что теперь будет жить здесь постоянно.

   Я прошёл  в смежную комнату, где должен был находиться её сын, которого она назвала Юрочкой. В честь нашего бывшего Кэпа, что ли? Мальчик, конечно, выглядел не очень здоровым, но ничего опасного я пока не обнаружил. Нужно было сделать несколько обычных анализов  и провести обследование позвоночника. По телефону Лена только сказала, что сын быстро устаёт, ему трудно высидеть уроки в школе. Пока я осматривал ребёнка, из комнаты, где сидели за столом Юра и Лена, не доносилось ни звука. Я думаю, что они просто смотрели друг на друга и говорили глазами. Так бывает, говорят, у родственных душ. Может быть и так…
Присоединившись к их обществу, я стал сообщать Лене о состоянии сына, какие анализы надо сделать, и чтобы она пришла завтра с мальчиком в клинику, и что я сам проведу Юрочку на разные консультации…
   Потом, конечно, более-менее подробно описал операцию Олега. Состояние у него было очень тяжёлым, но не безнадёжным. Лена слушала как-то рассеянно, будто болезнь мужа её не волновала.
    О многом мы говорили в этот вечер, стараясь всё же не задевать больные точки о пролетевших двадцати годах жизни. Вспоминали школу, наши встречи на реке, говорили и об одноклассниках, о которых хоть что-то знали, о своих родителях, которым в юности уделяли так мало внимания. Вспоминали Серёгу. Он не приезжал в наш город ни разу, да и что ему было бы тут делать? Ностальгировать по прошлому было как-то рановато, тем более, что его судьба складывалась очень благополучно. Лет через пять он прислал небольшое письмецо. Писал, что у него всё в порядке. Помнится, женился он рано, кажется на четвёртом курсе. После окончания иняза хорошо устроился на работу в торговом представительстве, много раз бывал в зарубежных командировках. Сейчас его сын уже должен заканчивать институт, а дочка, кажется, перешла то ли в последний класс, то ли уже получила аттестат. У меня как раз в разгаре были серьёзные отношения с Наташей, и я не помню, ответил что-либо, или нет. Когда всё складывается у людей хорошо, вроде бы и говорить не о чем. Вот, когда идут беды, болезни – тогда да.
   Почувствовав, что у Лены с Юркой предстоит длинный разговор без свидетелей, я попрощался, ещё раз повторил, к кому надо обратиться в больнице, чтобы увидеть мужа. Да и вообще было бы лучше позвонить мне вечером. Тихо спустившись с лестницы, я всё думал, что же могло произойти в жизни Лены и Юрки, что так изменило их судьбы.
 
                Глава 4 

    Лена вечером не позвонила. Накануне мы договорились встретиться у входа в больницу, и я решил выйти пораньше. Весна уже начала своё наступление. Грязные и ноздреватые валики снега, откинутые в кучи дворниками при очистке тротуаров, блестели льдинками, а сами тротуары покрылись тонкой ледяной корочкой. Было очень скользко, но днём обещали плюсовую температуру, и тогда всё сразу станет мокрым. Не люблю я такое переходное время, не знаешь, что и надевать на ноги. То ли тяжёлые зимние нескользкие ботинки, то ли туфли. Как ни крути, всё равно обувь будет вся грязная. Удивительно, на погоду мы обращаем внимание, только когда идём на работу и возвращаемся, а ещё – когда специально едем в лес, на речку  или просто отдыхать. В другое время её просто не замечаем. Погода – тоже создатель настроения. Ухудшает или улучшает его. 
    Лена с Юрочкой уже стояли на площадке перед входной дверью и махали мне рукой. Мальчик был одет в зимнюю тёплую куртку, а Лена стояла в плащике и лёгком шарфике на голове.
– Ты что, простудишься! – громко закричал я вместо приветствия, подходя поближе.– У нас ведь не Сочи, ветерок подует – мало не покажется!
– Да ладно тебе, Витя, ничего со мной не случится! Просто дома не было сил оставаться, вот мы и пришли заранее, чтобы тебя не пропустить! ¬– с улыбкой ответила она. Но глаза её не смеялись, как раньше, в них давно уже не было настоящей радости.
   Мы прошли все вместе в ординаторскую, разделись, и я познакомил Лену со своими коллегами. Вчера вечером я договорился с детским терапевтом и неврологом о консультациях,  и теперь нас ждала медсестра, чтобы отвести Юру на обследование.
   Мне очень хотелось поговорить с Ленкой «по душам», но она, не желая раскрывать эту свою «душу», сама стала говорить. На первый мой вопрос «почему она так внезапно уехала и не сказала куда»,  Лена не ответила, словно и не слышала, и начала говорить о городке, в котором жила последнее время.
– Знаешь, Витёк, мне пришлось жить в разных городах. Так уж сложилась судьба. Последние три года я жила на Урале, в Троицке. Это очень красивый старинный уральский город. Там и степи кругом, и леса. А в лесах, представляешь, полно растёт дикой вишни! Её прямо вёдрами собирают и все варят вишнёвое варенье. И грибов много. А ещё там есть ветеринарный колледж, и совсем нет бездомных кошек и собак. Их бесплатно стерилизуют, и потому бездомного потомства нет. И там очень хорошие люди, просто помощь всегда окажут, и…
– Подожди, подожди, – прервал я её. – Расскажи лучше, почему ты так внезапно уехала, и никому ничего не сказала. Даже твой отец ничего нам не сообщил. Юрка тогда очень расстроился, и почти сразу уехал в свою мореходку. Ну, ладно, пусть мы с Серёгой, это одно, но ведь Юрка тебя любил по-настоящему! Неужели ты ему ничего не могла написать?
   Ленка сразу замкнулась, глаза её потускнели, и она тихо промолвила:
– Вить, не спрашивай меня ни о чём. Ничего сейчас я не могу объяснять. Даже Юрке я вчера ничего не сказала. Не надо. Прошлое не вернёшь, надо жить настоящим. Я и сюда вернулась, потому что это город моей юности, потому что здесь папина, а теперь моя квартира. Не надо ворошить то, что уже прошло.
Она посмотрела на меня твёрдым, запрещающим взглядом, и я понял, что больше о себе Лена ничего не расскажет… Если только … если только … Но нет, лучше не надо этого «если только». Время само расставит всё по своим полочкам.
   Разговор пошёл на общие темы, от погоды до политики, коснувшись ухудшения экономики, роста цен, и зачем мы лезем во все дырки со своей помощью, куда нас не просят, лучше бы поднимали свой жизненный уровень и свою промышленность и сельское хозяйство, и что качество продуктов резко упало, и много о чём. Попили чаю с печеньем. Врачи приходили, здоровались с Леной, иногда вступали в наши разговоры, и уходили по своим делам.
  Наконец появилась Наташа, она сегодня с утра ездила в областное медицинское управление улаживать вопрос насчёт ставок, и приехала огорчённая и чуточку злая. Она сразу завладела Леной, сказала, что рада познакомиться с Витиными школьными друзьями, хоть и при таких печальных обстоятельствах, дала ей халат и повела в палату мужа. Мне она быстро сообщила, что его состояние пока без изменений, и он находится в реанимации на искусственной вентиляции лёгких. Никакого улучшения… Само по себе это уже плохо.
   Вернулись они быстро, да и что смотреть через стеклянную дверь, если ничем не можешь помочь! Просто уж для морального успокоения Лены. Наташа ушла узнать, как дела у Юрочки, и через недолгое время они с ним вернулись обратно. Заключение врачей гласило, что пока не будет результатов анализов, ничего рекомендовать не надо. Пусть Лена не беспокоится насчёт школы,  мальчику всё равно этот год надо пропустить, потому что усиленные занятия могут только повредить. А за лето он и подлечится, и окрепнет. Врачи частенько перестраховываются, как бы чего не вышло – мол, не досмотрели вовремя, не помогли, а с них, врачей, и взятки гладки. Посоветовать больше отдыхать, гулять, хорошо питаться, есть фрукты – это их основной главный рецепт. Да, ещё приходить на обследование через месяц или через полгода. А кто пойдёт во второй раз обследоваться в наших условиях сплошных очередей и нервотрёпки? Если лучше станет – слава богу, всё само прошло. А если хуже – то идут сразу в больницу.
   Я хотел проводить Лену домой, но она отказалась, сказав, что они с Юрочкой отлично доберутся сами, вроде ведь город родной. Об Олеге не говорили, незачем  заранее судьбу кликать. Я предупредил её, что в случае чего непременно вызову её, и Юрке сам позвоню, он ведь тоже волнуется. Сегодня вечером, после работы, мы вместе с ним и Наташей заглянем к ней домой. Я ещё добавил традиционные фразы, что надо надеяться на лучшее, и что надежда умирает последней.
 
   День быстро пролетел в привычных врачебных хлопотах и заботах.  Хорошо, что светлое время увеличилось часа на четыре, теперь можно было уходить с работы не при электрическом освещении. Юра, как и обещал, заехал за нами на машине, и мы по дороге купили бутылку муската и торт к чаю, чтобы символически отметить встречу. Никакой водки не брали, как-то не хотелось выпивать, пока не станет ясно, что будет с Олегом. По дороге Ната с Юркой мило беседовали, как будто старые знакомые. Наташа, всегда очень активная, с чувством юмора, задавала много вопросов о далёком времени нашей школьной дружбы, и посетовала, показывая на меня пальцем, что её муж, то-бишь я, почти ничего не рассказывал об этом. Юрка припарковался возле знакомого подъезда, предложил Наташе руку, а я потихоньку топал позади. Как и положено помощнику капитана.
    Ленка с сыном уже ожидали нас у двери. И только тут я понял, насколько права была Наташка, когда говорила, что Лене в первую очередь нужна моральная поддержка. Лена сейчас выглядела гораздо увереннее и спокойнее, а Юрочка просто глаз не сводил с «тёти Наташи», которая водила его по кабинетам. Рюмка вина и вкусный чай сделали своё дело, мы трое оживлённо вспоминали своё прошлое, а Натка внимательно слушала и даже иногда вставляла ехидные замечания.
    Возвращаясь домой на Юриной машине, что было очень кстати, так как день был напряжённый и полон различного волнения, мы молчали, поглощённые своими мыслями. «Кэп» попросил меня звонить ему, если что изменится, он будет дома.
    В эту ночь мы с Наташкой стали тоже ближе и роднее. В институте, как все врачи, мы проходили курс сексологии, в котором описывались эрогенные зоны, половое возбуждение и разные болезни. Естественно, и всякие шутки и анекдоты по этому поводу. Наша совместная жизнь была спокойной и размеренной, безо всяких бурных страстей, как показывают в теперешних фильмах. Недаром на одном из первых телемостов с Америкой одна женщина закричала в ответ американской собеседнице: «А у нас секса нет!», думая, что секс – это половое извращение. Вся страна потом хохотала. А сейчас, после встречи с прошлым, я почувствовал новый прилив чувств. Никогда раньше мы не были столь откровенны друг с другом, делились детскими впечатлениями, своими ошибками, провинностями и остро чувствовали, что чужое горе сроднило нас с новой силой. Мы ласкали и «любили друг друга», как теперь называют физическую близость, даже ярче и сильнее, чем в первые дни нашего брака. Позже выяснилось, что у нас будет сын. Но это мы узнали потом, через месяц, а пока…

                Глава 5   

   Через три дня стало ясно, что Олег вышел из кризисного состояния, но для выздоровления необходимо дорогое лекарство, которого у нас нет, а лучше всего поехать на лечение в Израиль. Таких денег, даже объединив все наши средства, у нас не было. Ну, что можно? Продать Юркиного «жигулёнка»? Так много ли за него дадут? Машина не новая, не престижная. Брать кредиты в наше время и с нашими процентами?  Врагу не пожелаешь влезать в такие долги.
– Знаешь что? – спросила Ната, после того, как мы вертели в голове все возможные варианты. Ты ведь вспоминал о Серёге, и что у него есть разные связи за рубежом. Он же бывал в командировках, и, может, что присоветует? А? Как ты думаешь?
Я позвонил Юрке о наших с Натой предложениях, и он даже чуть не подпрыгнул на месте, как он сам выразился.
– А что? Идея очень не плоха. Даже если он ничем не сможет помочь, то всё равно узнает о Ленке. Вдруг захочет повидаться и приедет?
– Вот только адреса нет…  Может, где-то и сохранилось письмо от него, да только столько лет прошло. Может, он вообще куда-то уже переехал? Даже скорее всего. Ведь он тогда жил с родителями, а сейчас-то у него другая квартира.
Наташка, внимательно слушавшая разговор, выхватила из моих рук телефон, и заорала:
– Ну, сейчас это не проблема. Наверняка он где-то в соцсетях есть, можно поискать.
– А ты думаешь, он в этих соцсетях состоит, что ли?
– Он, может, и нет. А вот дети его – наверняка. «В друзьях», или «В контакте». Теперь вся молодёжь там тусуется. У них же отцовская фамилия? Вот и поищем подходящие кандидатуры, а потом, можно просто послать обращение на сайт. Да и фамилия – Шаевич – не часто встречается.
– О, это было бы очень хорошо. Попробуй и позвони, если что узнаешь.
   Наташа устроилась за компьютером, а я отправился поискать письма, может что и сохранилось? Ведь он же написал после своего перезда новый адрес. Жаль, что переписка после вопросов-ответов кто куда устроился, прекратилась. Может, по лени, может, из-за обилия новых интересов. И нашлось! Старый адрес родителей, из Ленинграда. Тогда город ещё не был переименован. И даже был номер домашнего телефона!

   Мой звонок родителям Серёги их очень удивил и обрадовал. Они всегда хорошо относились к нам, и сохранили тёплые чувства до сих пор. Ольга Сергеевна сказала, что Серёжа живёт в районе Сосновки, недалеко от Ленинградского Политеха. Он ушёл со своей прежней работы, что-то там у него не сложилось, и сейчас преподаёт языки, занимается переводами технической литературы, даже защитил диссертацию по особенностям переводов с английского. Сын Сергея, как и отец, хорошо знает языки, стажируется в Англии и подрабатывает синхронным переводчиком для разных иностранных делегаций. Ну, и для наших тоже, если за рубежом собирается какой-нибудь съезд или симпозиум. Там студенты сами стараются себя обеспечивать по мере возможности. Дочка почти сразу после окончания школы выскочила замуж за иностранца, и теперь живёт в Канаде. Вот так. Она сейчас на пенсии, но занимается общественной работой, так что скучать не приходится. Как всегда, пригласила в гости, если доведется побывать в Питере, и дала нужные телефоны.
– Наташик, как у тебя дела? – Весело спросил я после столь удачного разговора.  – Нашла что-нибудь в сетях?
– Не-а. Никто с такой фамилией не попался.
– Ну и правильно. Их нет в России. В Англии да в Канаде живут, а сам Серёга в Питере.  Давай, иди-ка сюда поближе, попробуем позвонить. Нашёл кое-что!
Дозвониться удалось лишь с четвёртой попытки ближе к вечеру. Сергей, как и его мать, тоже очень обрадовался звонку. Видимо, приближаясь к концу первой половины жизни, люди начинают оглядываться на своё прошлое, неповторимое детство и юность, и потому малейшая возможность снова заглянуть в него вызывает кучу эмоций.
– Серёга, Ленка и Юра вернулись! Ленка пару месяцев назад, а Серега только что! И похоже, собираются здесь остаться.
– Да ну! Вот не думал! Ну, как они? Как дела у них? Они что, вместе?– Заорал он так громко, что у меня даже в ухе зазвенело.
– Да погоди ты с вопросами! Сам-то тоже мог бы позвонить!
– Ты прав, – ответил он смущённо, сразу понизив голос на пару децибел. – Знаешь, ты извини, я понимаю, что я свинья порядочная, но у меня ведь не было никаких их координат! А что же ты-то не позвонил раньше?
– Да я сам только два дня, как узнал. Тут такое дело… Лена приехала не одна. С мужем и сыном. Мальчик в четвёртый, кажется ходит. Говорит, что насовсем. А Кэп только два дня назад. Он о Лене тоже ничего не знал! Мне кажется, что с Леной случилась какая-то трагедия, она не хочет о ней говорить. Муж её лежит в больнице в тяжёлом состоянии. Вот поэтому я и звоню. Понимаешь, ему нужно дорогостоящее лекарство, а лучше всего бы лечение в Израиле. Или в Германии. Денег у неё нет, и, как я понимаю, мы с Юркой тоже ничем особым помочь не сможем. Ты бывал в Израиле?
– Да, года три тому назад. Я ведь много ездил в качестве переводчика от  разных научных организаций.
– А у тебя там завелись какие-либо знакомые?
– Да нет, откуда?
– Ну, может,  кто по институту из однокурсников туда подался? Много ведь евреев уехало, особенно с хорошим знанием языков.
– Есть, конечно, такие. Яшка уехал на ПМЖ. Он на два курса был старше. Потом Лёня…А что ты хочешь?
– Ну,  должны же мы хоть что-то сделать для Ленки! Может, ты свяжешься с кем-нибудь? Чтобы узнать неофициально, сколько стоит лечение? Как долго? Медицинскую карту я вышлю по электронке. Ну, и вообще, может присоветуют чего? Там, на месте, это же проще! И знакомые, наверно, у них есть?
Молчание в трубке свидетельствовало, что Серёга переваривал неожиданную ситуацию. Я тоже молчал. Наконец, послышался голос, в котором звучала уверенность:
– Вот что. Пришли карту, я тут сначала посоветуюсь с нашими врачами. Питер всё-таки вторая столица, и медицина здесь на высоте. Так сразу я всё равно ничего не смогу тебе ответить. Да-а-а, вот как  жизнь может поворачиваться неожиданно! Давай, пиши мой адрес, и потом будем общаться по мылу. А скайп есть у тебя? Я ещё с родителями посоветуюсь.
– Я уже сообщил Ольге Сергеевне. Она же мне и дала твой телефон. И о детях твоих рассказала.
– Угу. Ладно. Не буду пытать тебя, поскольку чувствую, что ты ошарашен сейчас всем этим не меньше моего. Жди известий!
   Я позвонил Юре, и он очень приободрился.  Израиль получится или нет, вилами на воде пока писано, а вот в Питер , если окажется нужным, можно съездить реально. Мы встретились вечером, Юра приехал к нам домой. Поговорив о возможной помощи Лене и перебрав различные варианты, мы перешли к разговору о себе самих.
– Юр, ты сказал, что приехал, возможно навсегда.  А как же твоя морская служба? Ты что, уволился? Почему? Ты ведь всегда так мечтал о далёких странах и городах, о тропических портах в Африке, Австралии, о..
– Мечтал, мечтал, – он перебил  меня, не  желая слушать мою длинную тираду.  – Много о чём мы мечтали. А жизнь колотушкой по башке, по башке… Если я начну рассказывать о жизни тех, кто окончил мореходку, то это будут «мечты наоборот».  Три года отслужил на военном флоте, и потом сразу уволился. Всё, что я считал романтическим и прекрасным в профессии моряка, оказалось туфтой. Нет, такой «дедовщины», как в армии, конечно не было, всё же корабль –  это маленькая территория, все на виду. Да и на несколько месяцев иногда! А вот взаимоотношения дружбы или неприязни, как и везде. Кого-то уважают, кому-то подзатыльники. Дисциплина, конечно, жёсткая, иначе нельзя.  Потом перешёл штурманить на гражданку. Самым важным  в торговом флоте стали выгодные рейсы, мелкие дрязги между собой, мелкий бизнес, и противозаконные перевозки, если позволяла дружба с начальством. Капитаны, конечно, разные, я на трёх судах плавал. А люди-то наши, российские. Сам понимаешь, и разгильдяйства полно, и просто мелких пакостей. На суше-то простора больше, а тут корабль, все друг перед другом изо дня в день.
– Ну, а как же борьба со стихиями, бурями?
– Да какие стихии! Это только учебное судно ходит под парусами, чтобы привить молодёжи романтические чувства. А потом – сплошная рутина. Ну, а что касается опасностей, так по дорогам у нас аварий автомобилистов куда больше! Много ли ты слышал о погибших в бурю современных кораблях? Разве что «Титаник», да и то по дурости. Он покрутил пальцем вокруг виска, и, не дожидаясь моего согласного ответа, продолжил:
– А впрочем, помнишь на Волге тоже два судна столкнулись, а ещё где-то в море! Пассажирские! Ну, как такое может быть? В море не разойтись двум кораблям? Полное разгильдяйство и бардак. Самолёты куда чаще падают, и люди гибнут,  сам знаешь. По телику чуть не каждую неделю объявляют  об очередной катастрофе. То самолёты, то автобусы, то поезда. Уж эти-то по рельсам ездят, ну как же можно столкнуться? И всё равно сталкиваются, редко, редко, само собой.
– Ну, а заграничные порты? Девушки, таверны и всё прочее?
– Да всё туфта, пустая романтика прошлого века. «Девушку из маленькой таверны полюбил суровый капитан… С берегов, похожих на игрушки, привозил ей горы безделушек…» – помнишь, мы пели? Так вот, нет никаких девушек и таверн. Есть обычные проститутки и кабаки. Заплатишь – и бери, что хочешь.
– Ну, а ты? Ты тоже?
– А почему нет? Девственником я не остался. Но и особого удовольствия не получал. Так, естественная потребность. Ты ведь врач, должен понимать.
Мы помолчали, думая совсем о другом, поскольку все эти «моряцкие разговоры» были просто трёпом, «ниочёмкой», все взрослые люди отлично понимали положение дел в стране. Только вот как приступить к тому, что было спрятано у него далеко, в глубине сердца?
– Ладно, Юр. Мы взрослые люди, чего тут ходить вокруг да около? Давай рассказывай.
– О чём, Витя?
– Ну, как здесь оказался, откуда машина?
– Ах, это! Надоело там всё! Не могу я приспособиться к такой жизни. Да и не хочу. На все мои богатства купил вот «Жигульку», да и то с рук. Правда, в хорошем состоянии. Уволился, и махнул на ней домой, в родной город, к родителям. Честно говоря, хотелось хоть что-нибудь узнать о Ленке. Так что, если бы не твой звонок, то я сам бы к тебе заявился.
– А я думал, что тебе было известно хоть что-то. Ведь у вас с ней была любовь, я надеялся, что она тебе писала.
– Если бы я сам понимал в чём тут дело! Ведь, когда я приезжал пару раз в наш город, то пытался поговорить с отцом Лены. Но он просто смотрел на меня волком, словно обвиняя в чём-то. Мне показалось, что он скорее упрекал меня в том, что я не мог её уберечь. И она уехала не столько от него, сколько от меня. Ты понимаешь, от меня! – Он произнёс последние слова громко, с каким-то надрывом в голосе.
Мы помолчали. Значит, Юрка тоже ничего не понимал. Только сама Лена носила в глубине души страшную тяжесть. Но сейчас не до прошлого, которое уже не вернёшь. Сейчас её Олег и Юрочка. Сергей не звонил, и мы решили, что, может быть, у него ничего не вышло с консультацией. Но на другой день к вечеру, когда мы опять с Юрой сидели в нашей маленькой квартирке, раздался долгожданный звонок.
– Алло, Витя, привет! – Раздался в трубке жизнерадостный голос бывшего «суперкарго». – Дай-ка трубку Юре, хочу услышать капитанский голос! Я посмотрел в ожидающие глаза кэпа, и похлопал его по плечу, показывая, что всё в порядке.
– На, держи. Твой бывший суперкарго хочет услышать голос своего капитана!
– Привет, Серёга! –  Бодро заговорил капитан, хотя в его голосе не слышалось больше капитанских интонаций, которым мы в юности с такой охотой подчинялись. Потом он надолго замолчал, внимательно выслушивая всё, что тот говорил, изредка вставляя «понял», «сделаю» и «спасибо». Похоже, что попрощались они очень тепло, потому что у Юрки даже глаза влажно заблестели.

                Глава 6      
Прошло больше месяца, весна была в разгаре. На деревьях распускались зелёные листочки тополей, сбрасывая жёлтые клейкие чешуйки, прилипавшие к тротуарам, обуви и одежде прохожих. Молодая трава, окрасившая газоны  зелёным цветом, радовала глаз. Многочисленные нахальные одуванчики, самовольно поселившиеся среди зелени, поднимали свои жёлтые солнышки. Весеннее радостное настроение и тёплая погода коснулись и семьи Лены, хотя причин для радости было маловато. Все накопленные ею сбережения, даже при очень скромном пропитании, быстро таяли… Как только состояние мужа стабилизировалось, его выписали из больницы. К сожалению, Олег по-прежнему нуждался в дорогих лекарствах, мог ходить только по дому, задыхался, и вопрос об операции стал даже острее. И денежный вопрос тоже. Мы с Юрой помогали Лене, чем могли, но денежную помощь от нас она категорически, бесповоротно отвергла.

…После приезда Лена сразу же начала подыскивать временную работу в ближайшей школе, хоть на полставки, потому что устроиться учительницей начальных классов в конце учебного года невозможно.
 Директор  посочувствовал её трудному положению и посоветовал давать частные уроки.
– Педучилище – это очень хорошо, – говорил он. – Это даже лучше, чем пединститут. У вас большая практика работы с детьми, а ведь самое главное – это не вдалбливать знания, а научить учиться. Научить быстро читать и любить книги. Вы ведь сами-то много читали в детстве?
 – Конечно, – торопливо ответила Лена, сразу вспомнив горы прочитанных книг.– У нас в классе несколько человек просто жили чтением. И я тоже с ними. Такие счастливые  были от радости обсуждения   интересных книжек. –  Она подумала и добавила: – Тогда ведь не было Интернета, книги добывали, как только могли! Ещё как любили!
– А теперь  зато сами понимаете, что книгу ничто не заменит! Сейчас в Интернете можно скачать всё, что хочешь, а читать стали меньше. Дети любят смотреть мультики, сказки, фэнтези, где всё уже готовое: и вид героев, и оружие, и весь антураж. Мозги и фантазия не работают. А книга даёт простор воображению, и каждый читатель представляет героев по-своему, сопереживает  с ними всю их жизнь.
– Да. Это правильно. Сейчас у моего сына появился комп, и он почти перестал читать. Смотрит фильмы, играет в разные игры.
 – К нам приходят дети, их стало много, к сожалению, которые не приучены к самостоятельной работе, просто не хотят учиться. На компьютере играют в игрушки, а родители считают, что они умные. Знаете, Елена Фёдоровна, я могу порекомендовать вас в несколько семей, где маленькие дети плохо подготовлены к школе. Мне кажется, что вы именно тот человек, который сумеет достучаться до детского сердца. А к осени надеюсь устроить вас в школу. Расскажите, пожалуйста, где вы учились…
 
…После школьного бала, уехав «куда глаза глядят», в первый городок, до которого хватило денег на билет, не имея никакой материальной поддержки, Лена могла рассчитывать только на свои силы. А что она умела делать? Жизнь обернулась так, что ей, гордой и независимой по натуре, пришлось забыть о всех своих планах на будущее. Разрыв с отцом и скоропалительный отъезд тяжёлым камнем лежали на сердце. О Юре она вспоминала как о далёкой звезде, до которой надо лететь много световых лет. И всё равно не долетишь! Мерцает на ночном небе, но не достижима. Лучше не думать совсем.
Лена устроилась тогда на кирпичный завод по первому попавшемуся объявлению, лишь бы с общежитием. После беседы с заведующим кадрами и предъявления аттестата ей предложили должность «оператора  обжиговых печей». Попросту, должность примитивной лаборантки. Требовалось умение писать цифры, да внимательность в работе. Сейчас это всё делает автомат, а в то время было дешевле, да и надёжнее, поручить эту работу человеку. Лена день обучалась нехитрой премудрости следить за температурой нагрева и режимом охлаждения кирпичных заготовок, заносить данные в журнал и проверять качество готовой продукции, ударяя по кирпичу из каждой партии в тысячу штук специальным рычагом. Всей остальной стороне производства, связанной с количеством «брака», который уходил куда-то на сторону, пришлось обучаться по ходу дела.
Немного освоившись с городком и его возможностями, Лена сразу же подала документы на заочное отделение педучилища. Поскольку она только что окончила среднюю школу с хорошим аттестатом, то её зачислили без экзаменов сразу на третий курс. Занятия начинались в октябре, и тогда же ей пришлют вызов и учебные программы.
Самое главное, что у неё было где жить… Кирпичный завод работал круглосуточно, печи останавливались только раз в год на капитальный ремонт, и тогда весь рабочий персонал уходил в отпуск. Девушки-операторы отрабатывали по очереди дневную, вечернюю и ночную смену, четвёртый день – выходной. Это было удобно, да ещё, как правило, часто подменяли друг друга, работая по две смены подряд, чтобы получился лишний выходной. Лена быстро и легко сошлась с небольшим коллективом обжигового цеха, и уже через пару месяцев начальник предложил ей повышение – должность старшего оператора, под началом которого работало четыре девушки-лаборантки. Теперь Лене не надо было самой стоять у горячих печей. Она составляла ежедневные сводки о работе оборудования и контроле готовой продукции. Изредка приходилось и самой стоять на смене, если кто из девушек болел или была непредвиденная отлучка. В одну из таких смен Лена почувствовала себя очень плохо, болела голова, тошнило. Врачиха из здравпункта, куда она обратилась после смены, поглядела, пощупала, хмыкнула и сказала:
– Тебе, девуленька, надо к гинекологу. Беременная ты. Неужто раньше не замечала?
– Нет…Не думала об этом, – покраснев и сразу поникнув, тихо ответила Лена.
– А надо было бы подумать… Как я понимаю, ты не замужем?
– Нет…
– Что так? Парень твой бросил?
Лена отрицательно замотала головой, и по щекам медленно покатились слёзы.
– Да не реви, не реви, с кем не бывает? Помиритесь ещё, а нет, так и сама ребёночка вырастишь!
– Нет, нет, – опять уже громко, со всхлипами, заплакала Лена. – Не нужен мне этот ребёнок! – Она так долго носила в  сердце своё горе, не имея возможности поделиться с близким человеком, что сейчас слёзы были неподвластны ей.
– Ну, как так не нужен? Теперь уж обязательно родишь, и полюбишь! Тебе ведь уже аборт никто делать не будет, четвёртый месяц доходит! Младенец-то скоро шевелиться начнёт. Я выпишу тебе направление в женскую консультацию, и тебе дадут освобождение от работы в горячем цехе.
– Не надо. Ничего не надо. И направления не надо. Лена вытерла рукавом слёзы и крепко сжала челюсти.
– Как же так? Я должна написать, и отметку в журнале посещений сделать. Так положено. Случись что потом, а мне отвечать!
– Не надо никаких отметок.– в голосе Лены появилась твёрдость, говорившая о принятом решении. – Я подам сейчас заявление об увольнении, и поеду в деревню, к родителям.
– Вот и правильно, вот и хорошо ты придумала, – с облегчением вздохнула докторица. – Дома и стены родные помогают. Желаю тебе здоровья, и твоему ребёночку!

   Лена тихо шла к общежитию, глубоко уйдя в свои невесёлые мысли. То, что она уйдёт с завода, она решила ещё раньше, до посещения здравпункта. Делать официальный аборт она не хотела, хотя и догадывалась о своём состоянии. Надо было бы указывать причину аборта, медицинские показания… И всё это официально будет отражено в её медицинской карте. Карту можно и уничтожить, не бог весть какой документ, но ведь тогда при первом же медосмотре врач всё равно узнает правду. А  для работы с детьми, как она собиралась, медицинская справка о здоровье необходима. Но теперь уж всё равно время упущено. Уехать, уехать надо скорее!

   В комнате общежития была только Маша. И это было очень хорошо, потому что она работала вместе с Еленой. И то сказать: девушки-операторы совсем недолго работали на кирпичном: жарко, платят мало. Почти все они были из близлежащих деревень и рвались «в городскую жизнь», стараясь выбраться из неухоженного, тяжёлого деревенского быта. Как и у Лены, у каждой из них были свои причины «перекантоваться» на временной работе в надежде на счастливый случай. Может, встретится парень, который её полюбит, может подвернётся другая работа, полегче. Одним словом, в городке, даже небольшом, возможностей гораздо больше. А так что? Обязательная семилетка за плечами, да и то не у всех, и никаких перспектив. Это только в фильмах о сельской жизни в деревнях были и клуб, и танцы в клубе, и кино, и телевизоры. В больших, может, так и есть. А вот о  небольших деревушках, 15-20 дворов, где крестьяне жили почти что своим натуральным хозяйством, почему-то не говорили и картин не снимали. Жили старики да те, у кого не сложилась жизнь. Те, кого бурные волны изрядно потрепали, да и выкинули на родной берег. Малые дети само собой. Плоды неудавшейся жизни. А, да что говорить, если до многих деревенек, или хуторков, в распутицу можно было добраться лишь на телеге, или на тракторе. И ничего, жили, пили, внуков растили.

   Лена почти ни с кем не делилась своей прошлой жизнью, которая занесла её на кирпичный завод, но сейчас ей просто необходимо было выговориться, чтобы хоть чья-то живая душа дала маленькую толику сочувствия и понимания.
Маша взглянула на вошедшую Лену и ахнула:
– Да что это с тобой? Прямо лица нет! Что случилось? Обидел кто? Так мы сейчас бумагу в профком накатаем, и влепят ему по самое «не могу»!
– Нет, нет, Машенька, мне нужно срочно уволиться с завода.
– Почему-у-у? – Удивлённо и обескуражено протянула Маша.– Ты что, с парнем своим поссорилась?
– Да, да – взволнованно ответила Лена. Она обрадовалась подкинутой версии причины увольнения без долгого копания в душе. – Мне надо на некоторое время уехать, чтобы никто не знал. Ты ведь из местных, не подскажешь ли какую-нибудь деревню, где я смогла бы пожить несколько месяцев? Я могла бы всё делать по хозяйству, и с детьми тоже…
– Ну, Лен, все едут в город, а тебя несёт чёрт знает куда! Ты и в городе можешь найти другую работу. Да и на этом кирпичном заводе тебе уже дали повышение, а ты такая аккуратная, всё схватываешь на лету, ты и мастером смены можешь стать…
– Нет, Машенька, нет, уехать мне надо. Не могу я тебе сейчас всего рассказать. Так судьба сложилась, ещё раньше, до приезда сюда. Я знаю, что всё потом наладится, но сейчас мне очень нужен совет и помощь… Уехать в глухомань, чтобы никто не нашёл.
– Это ты своего парня хочешь проучить? Да? Чтобы свою вину понял? А потом к тебе сам приедет?.
– Точно! Как ты сразу угадала! – подхватила Лена. – Так всё и будет! Только ты не думай, что я буду там прохлаждаться, мне работать надо. И чем тяжелей работа, тем лучше. Я быстро всему научусь, если чего не умею сразу. Можешь что-нибудь посоветовать?
– Да я сама родом из такой деревни! Еле вырвалась оттуда. Мать жалко только. Отец в прошлом году по пьянке с трактором в речку свалился. И сам изувечился, и трактор изуродовал. Штраф большой на него наложили, да только он вскорости помер.  Наверное, что-то повредилось в нём. У нас ведь нет никакой больницы, никакого  врача. Если кто сильно болеет, того везут в райцентр. Там больничка есть. А уж оттуда, если что, то сюда, в город.
Маша замолчала, вспоминая про эту жизнь – без тепла, водопровода, удобства во дворе. Хоть летом, хоть зимой.
– Ладно ещё, что электричество провели всего лишь двенадцать  лет назад,–продолжила она, а то жили зимой с керосиновой лампой. Говорили, что очень дорого вести линию из-за десятка человек. Движок поставили, да только он часто выходил из строя, может, по пьяни электрика. Только и свету, когда в школьном  интернате училась. Младших школьников уже в мае отпускали по своим деревням. А там корова, куры, огород. Да ещё матери трудодни отрабатывать на свиноферме… – она раздумчиво покачала головой, словно сама не жила такой жизнью.
–У матери трое детей, – продолжила Маша. – Я, брат, ему сейчас четырнадцать лет, да ещё малышка, три годика всего. В деревнях ведь чаще рожают, детей много бывает. Только и умирает много. У матери тоже два ребёночка умерло, и один выкидыш был. Работа тяжёлая, да и медицинской помощи, считай, нет. Мать писала, что Петька ей сейчас помогает в хозяйстве, всё равно в школе одни двойки. А ты могла бы в остальном помочь, – если действительно захочешь поехать на какое-то время. Конечно, на свиноферме можно немного заработать,  но помощь матери будет нужнее. Она ещё не старая, ей недавно только сорок два  стукнуло. Я, когда смотрю по телику про разные салоны красоты, аэробику, кремы и лосьоны, то меня такой смех разбирает, что прямо выть хочется. Для кого, для каких барынек эти рекламы? Почему одни только за собой и ухаживают, а другим минутки нет свободной?
– Не знаю, Машуня. Люди разные, не могут все жить одинаково. Одни красивые, другие – нет. У одних полная семья, а другие – одиночки. Вот и у тебя отца нет. Так судьба сложилась.
– Нет, не только судьба. На словах все у нас живут счастливо, а на деле… Власть такая. Ничего делать для страны не умеют, только для своего богатства живут. В войнушку играют, лезут во все страны помогать. А для своих граждан – фиг с маслом.  Оборона, оборона, деньги туда надо, враги кругом. А враги-то все местные – воры и взяточники.
Словно испугавшись своей гневной тирады, Маша замолчала и посмотрела на Лену. Как она, вдруг донесёт куда? В партком? Но Лена горько улыбнулась, протянула Маше руку и сказала:
– Ты права, всё так. Помяни моё слово, будут перемены, может и очень скоро. Много людей сейчас думает точно так же. И на селе будут перемены. В первую очередь. И в отношении бандитов, проходимцев, взяточников, тоже будут приняты меры
– Хорошо бы. Вот, поговорили, и чуть легче стало. А ты точно решила уехать?
– Точно, точнее не бывает. Давай, говори адрес и как добираться. Прямо бы завтра уехала, да ведь ещё две недели отработки…

Через две недели Лена действительно уехала. А ещё через два месяца Маша получила письмо от мамы, из которого узнала, что «девушка, которая приехала пожить к нам, уехала. Не сказала, куда. Она очень хорошо помогала, всю картошку выкопала, да и огород привела в порядок. Расчистила, перекопала грядки. Прямо себя не жалела, изо всех сил старалась. Может, и надорвалась с непривычки. Приболела, животом, но в больничку не захотела. И правда, через недельку ей стало получше, а потом она уехала. Сказала, что к своему парню, мол, они помирились. Я дала ей немного денег на билет, да кое-что из старой одежонки, на дворе уже зима наступает. Она сказала, что в городе купит себе что получше и деньги вышлет. Благодарила». Далее в письме шли обычные деревенские новости. Маша обрадовалась, что Лена с парнем помирились, и она всё правильно угадала. Письмо положила в коробку от шоколадных конфет, куда складывала все полученные послания и документы.

….Следующее письмо, уже от Лены, она получила почти через год. Лена писала, что всё у неё хорошо, устроилась сначала на временную работу, уборщицей, а теперь работает на двух ставках в детском садике: воспитателем старшей группы и ночным сторожем. Зато и ночует прямо в садике. Ещё она сообщала, что педучилище не бросила, договорилась, что приедет на весеннюю сессию и сдаст все экзамены сразу. Почитала разных книжек по педагогике, которые были рекомендованы, а знаний по общим дисциплинам и уровень начитанности у неё  были «выше крыши». Просила передать Машиной матери привет и благодарность за поддержку в трудную минуту. Маша порадовалась, что всё хорошо, но ответить так и не собралась. Слишком мало они были знакомы, да и у неё самой намечался роман с одним студентом из строительного института, приехавшего на летнюю практику.
Тем и кончился тот самый первый, самый страшный эпизод из Ленкиной жизни.

… –  Да что ж рассказывать, – обратилась она к директору. – всё как у многих. Училась заочно, но кончила с «красным дипломом». Помогли все прочитанные книги. Кажется, Горький говорил, что книги и жизнь – лучшие учителя. Теперь я знаю, что это истинная правда. Я много работала с дошкольниками, и учительницей начальных классов тоже.
– Знаете, Елена  Фёдоровна, вы мне очень нравитесь. Как ни крути,  а всё ведь начинается с детства. Сейчас приходят молодые учителя, правильнее сказать, учительницы, не нюхавшие жизни, да и не очень эрудированные. И что они могут дать детям? Как помогут заронить в них желание учиться, узнавать новое? А у вас получится! Я сделаю всё, чтобы дать вам возможность с осени работать в нашей школе.
– Спасибо, большое спасибо. Я очень рада познакомиться со своим единомышленником. Это всегда большая радость в жизни.

Глава 7

Юрочка, пропустив больше половины учебного года, должен был пойти осенью снова в четвёртый класс. Но директор школы сказал, что если мальчик пройдёт осенью проверку на знания у учительницы младших классов, то его могут принять в пятый. В прежней школе сын учился хорошо, без троек, и Лена решила, что он справится. Сын давно уже был приучен  самостоятельно справляться с домашним хозяйством: чистил обувь, мыл посуду, разогревал еду, много читал. Правда, сейчас у него появился компьютер, который Кэп принёс на следующий же день, и с ним значительно легче самостоятельно пройти программу четвёртого класса. Было бы желание учиться! Олег тоже мог последить за сыном. Жизнь налаживалась.

   Сразу после приезда Лена начала оформлять все документы по прописке и  вступлению в наследство. Дело близилось к концу, и теперь в её квартире намечалось маленькое семейное торжество. Маленький праздник по случаю дня рождения сына и начала новой жизни в собственной квартире.
У нас с Юрой тоже оказалась очень хорошая новость для мужа Лены: Сергей позвонил пару дней назад и сообщил, что Олег может приехать в пульмонологический центр в Питере на обследование через месяц. Его медицинская карта и анализы получены, признаны удовлетворительными. Конечно, по приезде будут проделаны новые исследования, но есть надежда, что операция может быть успешной. Это сообщение мы приберегли до  дня Ленкиного праздника, чтобы сделать его более радостным.
…Нагрузившись закусками, бутылками вина и шампанским, а также обязательным тортом и конфетами, мы в отличном настроении поднимались по лестнице. Наташа, конечно же, следовала за нами, держа в руках торт и бутылки с фантой и минералкой. Неожиданно на подоконнике второго этажа лестничной площадки мы увидели двоих мужиков, распивающих пиво и закусывающих хлебом с луком и колбасой. Их негромкий разговор был наполовину пересыпан матом, а на лицах было унылое выражение.  Мы хотели пройти мимо, но один из них, широкоплечий, но уже в возрасте, в кожаной куртке и вязаной шапочке, из-под которой торчали седые волосы, повернулся к нам корпусом, качнул ногой и поддел Наташкину руку с тортом. От неожиданности она выронила пакет, вскрикнула, а этот мужик, цинично обращаясь к своему напарнику, произнёс:
– Смотри, какая козочка к нам прискакала! Да ещё с двумя козликами! – Он смачно выругался, чувствовалось, что он жаждет ссоры, чтобы просто выместить своё зло.
 Юра был ближе к концу лестничного марша, он мгновенно поставил пакеты на ступеньку, и, пропуская меня и Наташу вперёд, обратился к мужику:
– А ну, повтори, что сказал! – В глазах Кэпа вспыхнули огоньки ярости. Махнув рукой нам с Наташкой, чтобы мы поднимались вверх,  он спустился на несколько ступенек, сжимая кулаки и принимая устойчивую боксёрскую стойку. Юра ещё в школе занимался в секции бокса, потом перешёл на самбо. И на флоте тоже всё было в порядке с физической подготовкой. Мы с Наташкой взлетели на третий этаж, я позвонил в дверь, оставил свою поклажу и мигом очутился рядом с Юркой. Всё произошло так быстро, что второй собутыльник, одетый в толстый засаленный свитер и кепочку,  ещё только начал сползать с подоконника. Юрка схватил рукой первого за ворот куртки, и откинул назад, намереваясь заехать в рожу. Но дядька тоже оказался весьма сведущим в драке. Его лицо от лба до половины щеки  пересекал тонкий старый шрам, а глаза сверкнули просто как у волка. Злые и прищуренные. В руке без одного пальца блеснул нож, которым он перед этим резал колбасу. Что уж говорить о тех ругательствах, которые он с шипением выплёвывал!  Его напарник, наверно, чтобы подбодрить и завести самого себя,  начал просто орать матерщину более тонким голосом, переходя на фальцет.
На лестнице двоим в драке не разойтись, поэтому получилось, что я и этот, в кепочке, ещё не осознав происходящего, образовали как бы защиту, «второй фронт». Не знаю, чем бы всё закончилось, если бы из двери не выскочила Ленка и тоже бросилась вниз. В её фигуре было столько ненависти, что было понятно: она пойдёт на всё и постарается убить. Едва взглянув на «кожаного», Ленка, оттолкнув слегка Юрку, стала сама не своя. Она не только не испугалась, но зарычала прямо и бросилась всем телом на эту фигуру. Мужик покачнулся, сорвался со ступеньки и оба они полетели на лестничную площадку. Внизу, на первом этаже, хлопнула входная дверь, и на лестницу, заслышав звуки драки, стал бегом подниматься полицейский. Это Наташа, не растерявшись, сразу вызвала полицию, а их патруль во главе с сержантом, оказался совсем неподалёку. Полицейский скрутил руки того, кто в кепочке,  а Юра прямо оторвал Ленку от хулигана. Хулигана ли? В таком возрасте, а мужик выглядел за пятьдесят, уже не хулиганят. В таком возрасте мстят или убивают. Эти двое не просто так сидели на подоконнике. Ждали. Кого и зачем?
Молниеносная драка закончилась, практически не успев начаться, поднявшийся по лестнице сержант помог одеть наручники на задержанных, Юра с трудом отвёл Лену, буквально вышедшую из себя, в квартиру, а я остался, как свидетель, для составления протокола. Этот кожаный, со слов полицейского, в молодости неоднократно имел приводы за драку, получал пятнадцать суток ареста,  но становился только злее. Потом он как-то надолго исчез, и вот объявился не больше, чем полгода назад. Сержант записал наши имена и фамилии, номер квартиры и сказал, что будет возбуждено дело.

Намечавшийся праздник был основательно испорчен. Не помогли ни хорошее вино, ни чаепитие с тортом. Разве что Юрочка чувствовал себя хорошо при виде красиво накрытого стола и вкусной еды. Лена вообще ничего не говорила, её била мелкая дрожь, а в глазах застыла боль и ненависть, если можно смешать эти чувства. Мы не стали даже ничего говорить Лене о её муже, понимая, что ей надо дать время придти в себя, и сейчас это известие её не успокоит, не нужно сейчас. Ни я, ни  Юрка не понимали, но чувствовали, что всё это связано как-то с нашим прошлым. Кэп ушёл, а мы с Наташей остались. Мне казалось, что Лене надо выговориться, но не могла она при Юре. Не могла! Это как в рассказе Цвейга «Страх», когда женщина решила скорее убить себя, чем рассказать мужу и дорогим для неё людям о давнишней ошибке. Юре и мне она не могла ничего объяснить, а Наташе – можно. Тем более, что они женщины, и им легче говорить друг с другом.

   Я пошёл в комнату, которую теперь занимали Олег с сыном. Муж был намного старше Наташи, да и болезнь его не красила. Выглядел он на шестьдесят, как пенсионер. Вот ему-то гораздо интереснее узнать о своём здоровье, и каковы у него шансы на выздоровление. Но что я мог сообщить? Необходимость операции была единственным решением, как сказал по телефону Серёга. Да и то неясно, поможет ли она. Но всё-таки известие о том, что его могут принять в Питерской клинике, как-то его подбодрило. Мы поговорили насчёт того, кто поедет с ним, потому что одному ему ехать нельзя, даже если мы его проводим, а в Питере встретят. Серёга сказал, что договорился с родителями, и Олег остановится у них. По всему выходило, что ехать надо мне. Лена не может оставить сына, это понятно. Наташа тут же  предложила свою кандидатуру, но я решительно воспротивился. Она уже была на третьем месяце, срок, хоть и небольшой, всё же Наташа не молодая для первых родов, а мне даже малейший риск насчёт ребёнка был как нож в сердце. Юра, понятное дело, не хотел оставить Лену одну, да ещё в такой непредсказуемо-опасной обстановке.
   Со мной Олег ехать не стеснялся. Всё же я врач, и мне легче оказать ему помощь, если что случится. Лететь самолётом не имело никаких преимуществ, поскольку надо было добираться до аэропорта, ждать на аэровокзале в накопителе, посадка, сам полёт… Всё это для лёгочных больных тяжело. Проехать на поезде день и две ночи проще, да и дешевле чуть не вдвое.
Обговорив всё, что касалось поездки, я вышел к женщинам. Разговор у них в моём присутствии сразу прервался, перешёл на какие-то  женские мелочи, мы быстро попрощались с Леной и ушли домой. Я думал, что жена мне всё по дороге расскажет, но она начала говорить о погоде, которая стала совершенно летней, о том, что ей надо купить платье, лёгкое и просторное, и всякую прочую ерунду. На трамвайной остановке я остановил её и хотел прямо спросить, что рассказала Лена, но Натка положила ладошку мне на рот, и попросила не задавать никаких вопросов. Мы очень хорошо всегда понимали друг друга, и я уяснил, что всему своё время. Наташа просто сказала, что с Леной они обо всём поговорили, она успокоилась, и теперь всё будет хорошо. Но всё же лучше, если Кэп на время отъезда будет рядом с Леной.
– Как мне поговорить с ним? – спросил я с некоторым недоумением. – Ведь я же не в курсе, что случилось тогда, после окончания школы. Мы считали, что Лена поссорилась с отцом, обиделась. Мало ли какие обстоятельства бывают! Недоумевали, почему она даже с нами не попрощалась. Вернётся! А потом как-то всё закрутилось – вступительные экзамены, начало студенческой жизни… Да ещё была надежда, что Кэпу-то она пишет…
– Нет. Кэпу она ничего не расскажет. И с меня взяла слово, что я тебе ничего не скажу. Думаю, что сейчас, после всего, что произошло на лестнице, она права. Может быть, ей следовало раньше поделиться с тобой, сразу, как приехала, но… что сделано, то сделано.
– Ладно. Пусть будет, что будет. Теперь-то она знает, что мы всегда поможем. А ты сама как? Очень испугалась? Как себя чувствуешь? Как маленький?
– Да ты что! Он ещё зародыш! Развиваться будет только в последние месяцы! И как тебе только дали диплом врача, если простых истин не знаешь? – Подпустив дружескую шпильку, Наташка улыбнулась и покрепче оперлась на мою руку.

    В течение следующего месяца мы несколько раз общались с Серёгой по телефону, уточняя все нужные мелочи для поездки. Я давно хотел побывать в Питере, но всё время находились причины отложить это желание. В отпуск хотелось покупаться в тёплом море или повидать другие страны. С родителями я никуда не ездил, разве что пару раз на море, в устье Днепра.  Но я  был тогда совсем маленький и плохо помню то время. Мама говорила, что солёная вода мне не нравилась, я только бегал по песочку и вопил, когда меня старались затащить поглубже. Летом я месяц проводил в пионерлагере для детей медицинских работников, Серёга ездил в отпуск с родителями на юг, а Ленка вообще никуда не ездила. Остальное летнее время проводили дома, за книжками или на речке. Книги и кино заменяли всё: и дальние страны, и «невидимые дороги со следами невиданных зверей». О поездках «заграницу» нечего было и мечтать не только из-за материальных трудностей, но и по причине «железного занавеса».  Тогда даже помыслить нельзя было об индивидуальных поездках за свой счёт! Туристы, прошедшие отбор по «уровню лояльности и достойности» оформляли по справкам загранпаспорта, но их в руках почти и не держали, сдавая руководителю группы. Это сейчас целые страницы газет пестрят  приглашениями посетить всё, что угодно. Были бы денежки.  Зарубежные поездки стали теперь свободными и даже рекламировались во всех газетах: «Посетите Египет! Посетите Турцию! Посетите Испанию!» Посетите любую страну!» Вот только денежек стало совсем маловато. Конечно, не у всех. Мы, начавшие сознательно понимать жизнь лишь в конце восьмидесятых, ещё очень хорошо помнили, что такое «железный занавес». Несовершеннолетние вообще никуда не могли поехать, даже с родителями. Мои отец с матерью ездили пару раз к морю, когда я был маленький,  да ещё раз вместе со мной  в незабываемый конный поход по Башкирии, вот и всё. А теперь их уже никуда не тянуло. Зато мои младшие сестрёнки теперь сами могут поехать куда угодно.

Глава 8

Мне очень хотелось увидеть этот культурный центр России, хотя повод для встречи с Питером был не очень радостный. И с Серёгой встретиться и поговорить – тоже. Когда поезд остановился, и встречающие скопились у дверей вагона, я смотрел и думал, узнаю я бывшего суперкарго, или нет. Он первый кинулся ко мне, видя, что я поддерживаю больного человека. Конечно, он изменился. Даже больше, чем Юрка. Но через пять минут объятий, похлопываний по плечу и бессвязных восклицаний, черты прежнего Серёжки проступали всё яснее, как бы стирая налёт времени. Он тоже поминутно поглядывал на меня. Разговаривать на ходу было трудно, Сергей сам взял на себя инициативу, пробираясь сквозь быстро редеющую толпу приезжих. Глаза у него были радостные, смеющиеся, и его приветливость, тёплой волной растекаясь по телу, снимала некоторую неловкость встречи.
– Всё будет хорошо, –  успокаивал он Олега, не обращая внимания на его худую и чуть согнутую фигуру. И хоть я понимал, что «всё может быть не так хорошо», его бодрость и воодушевление было заразительно.
– Я сейчас отвезу вас к родителям, они уже ждут, потом поеду в институт, а вечером мы обо всём поговорим.
Сергей внимательно следил за дорогой, движение интенсивное, но пробок не было. «Час пик» уже миновал. Знаменитый Невский проспект, который мы пересекли, не выглядел таким впечатляющим, как я ожидал. Даже в нашем городе некоторые улицы были шире, я уж не говорю о Москве. Впрочем, центр Москвы тоже не очень-то удобен для современного потока машин. Новые районы строятся теперь значительно комфортнее для горожан. Через несколько минут по Литейному проспекту мы подъехали к дому родителей.
Машина остановилась у подъезда, или, как говорят коренные ленинградцы, «у парадного». Дом старый, пятиэтажка из серого камня, без лифта, выглядел совсем новым после капитального ремонта. Ко всем входным дверям подъездов вели ступеньки. Может, это было из-за наводнений, может просто стиль такой. Впрочем, мне сейчас было не до стилей, я думал, как мы будем с Олегом подниматься. Словно угадав мои мысли, Сергей открыл дверцы «мазды» и произнёс:
– Выходим спокойно, не волнуйтесь, второй этаж и широкая лестница. Нас уже ждут.
   Олег побледнел и, мне показалось, даже чуть постарел за время поездки. Мне подумалось, что это не от болезни, а от внутреннего волнения. Всё же ему помогали друзья жены, сейчас его везли к незнакомым людям, и  тут уж  сложное чувство благодарности и лёгкое чувство стыда за свою немощность и причиняемое беспокойство скребли его душу.
   Тёплый приём со стороны родителей Сергея сразу развеял опасения Олега. После приветствий и знакомства Ольга Сергеевна пригласила всех к столу, на котором уже стояли овощные и фруктовые салатики, электрочайник и разные варенья-печенья. Конечно, разговор не касался болезни. Борис Ефимович интересовался бывшей работой Олега, откуда он родом, кто его родители. Мне тоже это было интересно, поскольку все Ленины беды на время вытеснили всё остальное.
– Я родом из Бобруйска. Это небольшой городок в Белоруссии, недалеко от Гомельской области. Стоит на Березине,  река потом впадает в Днепр, который частично является границей республик. Да какая там граница, страна-то одна была!
При этих словах я насторожился. Это же наша область! Гомель – это ведь наш город! Выходит, что он почти мой  земляк!  Вот это здорово! Да и родители Сергея тоже насторожили ушки, они ведь долго жили в этом городе, а, может, и родились.  Ну, до чего Земля круглая и маленькая!
Олег продолжал:
– Своих дедушек и бабушек я не знаю. Отца тоже, он воевал на фронте, был ранен тяжело, комиссован ближе к концу войны, потом женился. Мама встретилась с ним после освобождения из плена. Не в настоящем  плену была, конечно, а просто в оккупации, «под немцем, значит». Но тогда и пленные, и оккупированные – все были под подозрением. Как печать проклятия. И на детях всё это отражалось. Отец умер рано, когда я был ещё мелким, а мама вышла замуж за другого. И отчество у меня от настоящего папы, а фамилия другая, по отчиму.
– А какая фамилия папы? – поинтересовался Михаил Ефимович.
– А как у вас, Шаевич. Однофамильцы.
– Да ну-у!? А как его звали?
– Семёном. У меня отчество – Семёнович.  Я, когда родился, был записан по отцу:  Олег Семёнович Шаевич. А потом, когда мать повторно вышла замуж, меня усыновили. Имя и отчество остались прежними, а фамилия стала Дынин…
Михаил Ефимович переглянулся с женой, и чуть взволнованно спросил:
– А что вы ещё помните из детства?
– Да ничего особенного. Фотографии от первого брака матери сгорели при пожаре, когда она с отцом жила в бараке. Она не любила говорить о том времени, боялась, что нахождение в плену плохо отразится на сыне. Я вообще-то обо всём узнал, когда получал паспорт.
– Так-так-таак, – протянул Михаил Ефимович и постучал пальцами по краю стола. А дальше что было?
– Да ничего. Закончил школу, поступил в торговый техникум. Мать говорила, что если в институт, то будут проверять документы, мало ли что. А в техникум проще. Если надо будет, то потом я могу поступить на заочный, уже и стаж трудовой будет. Может, даже без экзаменов примут. А потом мать с отчимом погибли в автокатастрофе. Машина перевернулась.
Ольга Сергеевна всплеснула руками:
– Как же вы один остались? Кто же вам помогал?
– Никто. Я ведь уже почти взрослый был. Закончил техникум, поехал на работу по распределению. Вот и всё почти из того времени.
– А у вас сохранились какие-нибудь фотографии матери, вещи?
– Да нет, ничего особенного. Несколько фотографий есть, где мать с отчимом, колечко мамино, кулончик. Это подарок от первого мужа. Она мне их отдала в день совершеннолетия, сказала, что я потом своей девушке подарю, что они мне счастье принесут. Ну, так всегда говорят, когда детям передают памятные вещи.
Олег привстал на стуле, взглянув быстро в сторону туалета. Я подошёл, помог подняться, а Ольга Сергеевна сказала, чтобы я отвёл его в комнату и уложил в постель.
      Пока я помогал Олегу и мы обменивались первыми впечатлениями, родители Сергея, по-видимому, тоже провели пресс-конференцию. Когда я к ним вышел, их лица выражали более глубокую заинтересованность, чем простая вежливость. Я сказал, что хочу пройтись по городу, по Невскому, посмотреть знаменитый Гостиный двор, не менее знаменитый впоследствии театр БДТ, Дворцовую площадь и Зимний дворец. А ещё я хочу съездить в Петродворец, когда ещё придётся увидеть знаменитые царские фонтаны? Может, больше и ни разу? Ведь сейчас лето, все они работают. И в Павловск тоже хочется. И в Мариинку…
– С билетами в театры я могу помочь, есть у меня знакомые, – улыбнулся Борис Ефимович. –  Но мне кажется, что вы разочаруетесь. И спектакли не те, что раньше. И публика другая.
– Да нет, что вы! Как не побывать! Ведь Мариинка! Обязательно все спросят, был ли я там! У нас в городе, помните, только один драматический театр. Я в опере и бывал-то раз-два, когда были гастроли, и Ольга Сергеевна – я чуть наклонил голову в её сторону – нам доставала контрамарки.
– Это ничего страшного, я тоже спектакли люблю больше, чем оперу. Сможете сходить, куда захотите, – он опять улыбнулся с лёгким саркастическим оттенком. – Жена всегда посоветует. Она и сейчас в курсе всех культурных мероприятий, как раньше. Я сам никогда не был театралом, музыкальный слух  подкачал.
Он весело засмеялся, а Ольга Сергеевна посмотрела на него любящим взглядом, прощающим такой малый недостаток.
Я попрощался до вечера, и вышел на встречу с Петербургом, надеясь надышаться воздухом истории, памятников и Невы.

 Глава 9.

    На другой день утром приехал Сергей и повёз нас в медицинский центр. Всё уже было договорено и с врачами, и с оплатой. Консультация вообще оказалась для Олега бесплатной, только стоимость анализов. Я остался в машине, а Сергей повёл Олега в приёмный покой. Через полчаса он вышел и сказал, что Олег останется на три дня, а потом будет принято решение. Потом отвёз меня к причалу, от которого отходила «Ракета» на Петродворец. Сообщил, что вечером придёт вместе с женой, помахал рукой и укатил на работу.
   Я обрадовался, что мне предстояло ещё маленькое удовольствие прокатиться по Финскому заливу, думал, что надо ехать на автобусе. Солнечный день, лёгкий ветерок с залива обещали столь приятную прогулку, что в голове звенели только бодрые песни и никаких печальных мыслей. Разве что о Наташе, хотелось, чтобы она была рядом и  порадовалась вместе со мной. И Дворец на холме, и Большой каскад, где вода лилась по ступеням, и шутихи, и масса скульптур среди парковых аллей так ошеломили, что я забыл про еду и усталость.
Нагулявшись, подошёл к пристани, купил пару пирожков и сел в ожидании обратного катера. Вода до самого горизонта золотилась солнечными бликами, на сердце было «легко и светло», как поётся в песне.
Сергей подробно рассказал о транспортном маршруте, и я без хлопот доехал до Литейного.
    Дома меня встретил Борис Ефимович. Он спросил о поездке, и, слушая мой восторженный рассказ, тоже получал удовольствие, потому что всё время улыбался. Ольга Сергеевна хлопотала в кухне, готовила особенный ужин и пирог с черникой. Вскоре подъехали Сергей с женой, миловидной чуть полноватой блондинкой с букетом цветов в руках. У Серёги были две увесистые сумки, из которых торчали свёртки, пара бутылочных горлышек и пакет с фирменными пирожными.
– Давай, знакомься, – весело воскликнул он, подтолкнув жену поближе. – Прошу любить и жаловать – моя половинка. Раиса. Можно – Раечка.
– Виктор, – ответил я, осторожно пожав протянутую ладошку. Добавил в тон:
– Можно просто Витя.  С вашим мужем мы знакомы с детства.
– Да знаю я, знаю. Сергей в последнее время мне все уши прожужжал о вас. Я даже ему выговор сделала: почему раньше ничего не говорил о вашей троице? Неужели только беда может вернуть вашу дружбу? Ай-я-яй!
Мы с Серёгой смущённо переглянулись. Действительно, если бы не Ленкино появление с её бедой,  может, наши пути разошлись бы навсегда.
– Ладно, всё будет хорошо, какие наши годы! – весело прощебетала Раечка, и я понял, почему Сергей женился так рано. И дети у него уже почти взрослые. Ну просто нельзя было не влюбиться в её смеющиеся глаза, улыбающиеся губы, светлые вьющиеся волосы. А самое главное – она излучала ауру доброжелательности и весёлого настроения. Моя Наташка тоже имела хорошее чувство юмора и дарила радость общения, но у неё это шло скорее от ума, а здесь было просто сердечное простодушное чувство, которое покоряло с первого взгляда.
    Рая училась вместе с Серёгой на третьем курсе иняза, когда забеременела и бросила институт. Только-только подрос сынуля, как родилась дочка.  После окончания института Сергей часто ездил по командировкам, и ей приходилось уделять семье много внимания. Дети подросли, стали ходить в садик. Раиса, любившая домашнюю кухню, закончила кулинарные курсы, работала поваром в ближайшем ресторане по удобному графику. А сейчас она главный администратор гостиницы и по совместительству шеф-повар. Здесь ей пригодились и знание языков, пусть не такое хорошее, как у Серёги, и  умение готовить,  устраивать приёмы для корпоративов и даже иностранных делегаций.
    Я с радостью подумал, что через пять месяцев стану отцом, и у нас будет сын. Или дочка. Нет, сын лучше! Даже захотелось, чтобы потом и дочка родилась! Вот чтобы как у Сергея и Раечки! Ну есть же такие люди, которые в любой обстановке сохраняют радость, уют, веру во всё самое хорошее! Я подумал, что если бы у Раи жизнь сложилась, как у Лены, то… Что то? Ленка была образцом чести и достоинства, готова была помогать всем и каждому. А мы? Почему никто из нас, даже Юрка не попытался её отыскать? Ладно, проехали, время покажет ещё, на что мы способны. Только это будет уже не детская дружба, которая кончается со школой, а сердечная связь взрослых людей, уже знающих «что почём».

   Ольга Сергеевна пригласила всех к столу, Сергей откупорил бутылку с любимым её напитком «вишня на коньяке» и мы выпили первый тост «за знакомство».  Потом пили «за здоровье», «за дружбу», «за всё хорошее», уплетая вкуснющие салаты, пироги, и куриные котлетки. Хозяйка сказала, что покупала их на Невском, недалеко от Литейного, если идти в сторону Гостиного. Я внимательно слушал, поскольку сам проходил вчера по проспекту и около одной двери почувствовал вкусные запахи. На вывеску я тогда внимания не обратил, но сейчас решил, что специально зайду.
    Разговор вертелся на разные темы, тактично не касаясь повода моего приезда. Сергей и Раиса много говорили о своих «заграничных» детях, о работе, о предстоящем отпуске, о том, что мне следует посмотреть в Питере. Потом Раечка потребовала,  чтобы Серёжка привёз меня к ним, и она покажет мне фотографии, квартиру, заодно угостит «безумно вкусной рыбой по своему рецепту».

    Через три дня мы с Сергеем поехали в клинику узнавать о результатах обследования. Вместе с ним я поднялся в кабинет главврача, стараясь ни о чём заранее не думать. А то подумаешь о плохом, а оно возьмёт и сбудется! Сейчас всё узнаем. По приглашению врача мы сели в кресла напротив, ожидая приговора.
– Ну, что я могу сказать? – начал он. – Положение тяжёлое. С одной стороны, операция определённо может принести пользу. Надо удалить часть лёгкого, которая сейчас является постоянным источником инфекции. В настоящее время под действием терапевтического лечения антибиотиками положение улучшилось. Но это не продлится долго, и всё время будет угроза скорого развития абсцесса.  А с другой стороны, состояние сердца, почек тоже очень плохое. Больной просто может не выдержать операции, умереть прямо на операционном столе. Я понимаю, что выбор очень трудный , как для вас, так и для Олега.
Мы молча смотрели на него, не зная, что сказать. Наконец я произнёс:
– Скажите, пожалуйста,  а что бы вы лично посоветовали, скажем, своему родственнику? Ведь и так, и эдак плохо.
– Я не хотел бы навязывать своего мнения. В любом случае разговор идёт не более, чем два-три года. И это при очень хорошем уходе и лечении. Держать человека под стеклянным колпаком да ещё при постоянном контроле приборами – это почти невозможно. В больницах нет такого обеспечения.
– А если за рубежом? В Германии, Израиле?
– А что Германия? Денег с вас слупят немерено, там стоимость сиделки в два раза выше зарплаты нашего опытного врача. Да и гарантии всё равно никто не даст. Я бы всё-таки советовал не делать операцию. Пусть уж сама судьба распорядится. Сейчас много лекарств, облегчающих боль, а в кругу близких ему будет лучше, чем в больничной палате.   Поговорю с ним, расскажу столько, сколько надо, и можете забирать его домой. Состояние ремиссии на полгода гарантировано, а там  будь, что будет. В конце концов, все мы смертны. Ну, если уж будет очень плохо, приезжайте. Лёгкое удалим. Может, к тому времени откроют какую-нибудь пересадку, или ещё что? Он улыбнулся с некоторой грустной иронией, и мы попрощались.
Я пошёл оформлять разные медицинские документы с соответствующими рекомендациями, попросил Сергея, чтобы он заехал за нами через часик и, если можно, купил билеты на ближайший поезд.
– А чего ты так торопишься? – он удивлённо на меня уставился. – поживи ещё несколько дней, ты ведь хотел посмотреть город? Ну, так и посмотри.  За Олегом присмотрят родители, да  и он в состоянии себя обслуживать, так что обузой не будет.   Тем более, мне показалось, что родители хотели с ним подробнее поговорить.
– Ну, если ты так думаешь, то ладно. Я только спасибо скажу.
– Знаешь что? – продолжил Серёга, минутку подумав. – А поедем сейчас к нам, а? И родители мои подъедут. Будет праздник Шаевичей. А что? Даже интересно!
– Ты точно настоящий суперкарго! Все материальные затруднения тебе нипочём!
Сергей уже в уме решал, как лучше всё организовать. Позвонил Раечке и родителям, потом кому-то по работе, а я  отправился за Олегом. Он уже ждал в приёмном покое, куда мы его и привозили, улыбался, сказал, что чувствует себя гораздо лучше. И правда, легко поднялся с клеёнчатого диванчика, накинул свою одежду, принесенную гардеробщицей, и мы бодренько пошли к машине.
   Раечка уже поджидала нас, открыла дверь почти мгновенно, и сразу сказала, что чай готов, и мы сейчас узнаем, что посоветовали врачи. Но Серега только махнул рукой, сказав, что у него дела, и он приедет за нами ближе к вечеру.
Рая устроила нас в уютной кухне, сказав, что у неё допекается пирог, а она хочет всё сама услышать от Олега. Так, под пирожки и вкуснейший ароматный чай на травах она начала свой «допрос». Выведав всё о самочувствии Олега, она порадовалась, что ему лучше, и начала нам рассказывать, куда и когда нужно сходить в Питере, чтобы было не очень утомительно и интересно.
– В театр – это очень хорошо, это я одобряю. А вот Эрмитаж не советую. Впечатлений много, так устанешь, что и смотреть уже ничего не захочется. А вот лучше сходите в Исаакиевский собор. Там и обзорная площадка есть, и маятник Фуко, укреплённый под самым куполом, и вообще такого больше нигде не увидеть. И транспорт удобный, прямо по Невскому. А ещё, если захотите, можно сходить в Казанский собор. Полукруглая анфилада его колонн – это сейчас тренд Петербурга, так же, как и Исакий. Правда, там сейчас попы ведут службу, но на неё можно не обращать внимания. Музей религии и атеизма в нём сохранился. Разные там православные иконы, средневековье, католическая инквизиция, пыточные орудия… Ну, и другие религии тоже. Я-то была в музее очень давно, ещё школьницей. Я ведь коренная ленинградка, фу ты, даже и не скажешь, кто сейчас. Петербурженка, что ли? Или, может, петербуржка? – Она весело засмеялась. – Прямо и не выговорить. Да все жители ещё считают себя ленинградцами. Ну, может только зелёная молодёжь называет себя по-другому, а мы все говорим, как привыкли. Особенно, когда весенние праздники, день Победы. Да, ещё вот что. Можно съездить в Павловск на электричке, там чудесный парк, дворец весь в зелени, такие красивые цветы! А какое мороженое и пирожные!
Раиса снова засмеялась, жестами и губами изобразила их непередаваемый вкус.
– Наверно, он тоже из детства сохранился? – полувопросительно заметил Олег.
– Да нет, такое и в Питере продают. Но там, на открытых верандах, посреди клумб и античных скульптур, всё кажется лучше и романтичнее. Я была в Павловске с мужем и внуками, ещё школьниками.  Помню, там было много иностранцев, и Сергей разговаривал с ними на их языках. Лучше, чем гид-переводчик!
Она явно гордилась своим мужем и детьми, своим городом, своей жизнью, своими родственниками. И это  было правильно. Раиса подумала немного и спросила саму себя:
– А может, действительно, и мне с вами съездить в Павловск, а? Если погода хорошая, то мож…
Её мысли прервал звонок в дверь, и появился Сергей с родителями.
– А вот и мы! – С порога закричал Борис Ефимович. – О, как вкусно пахнет! Сейчас будем ужинать!
– Да что вы, Борис Ефимович, Рая нас так накормила, что уже больше ничего не лезет! – ответил я. – Хозяйка такой вкуснятиной нас угощала!
– Ничего, ничего, – ответил он. – А мы по маленькой примем, и аппетит будет тут как тут.
Раиса быстренько пригласила всех в большую комнату, где уже успела накрыть стол, добавив к традиционным салатикам свои домашние заготовки.
Борис Ефимович внимательно поглядел на Олега и нашёл его значительно посвежевшим и повеселевшим. Видимо капельницы с витаминами и новыми антибиотиками действительно помогли. А ещё больше тёплое участие и надежда на поправку.
– Вот и Олег Семёнович подтвердит! – весело сказал он, пожимая ему руку. – Там, в больничке, небось нету таких пирожков, как у нашей Раечки! Соскучились по пирожкам и домашней пище, а? – обратился он к нему.
Олег только кивнул головой, не желая вдаваться в реальные подробности.
      Началось маленькое праздничное застолье под руководством Сергея, который предлагал тосты, рассказывал смешные анекдоты на острые социальные темы, приводил перлы переводов своих слушателей, в общем, всячески поднимал хорошее настроение. Потом как-то получилось, что Борис Ефимович завладел вниманием Олега, заинтересовавшись его прошлым. Он принёс несколько семейных альбомов, они пересели на диван и стали рассматривать фотографии бабушек и дедушек. На одной из фоток  была запечатлена семья Шаевичей  ещё довоенной поры со своими сыновьями.
– Вот это я, – сказал Борис Ефимович, указывая на подростка в пионерском галстуке. – А это мой старший брат, Семён, – при этом он как-то многозначительно  взглянул на Олега. Дети были на переднем плане, а позади стояли родители Бориса и брат отца со своей женой.
– Да у вас целая семейная династия! – воскликнул Олег, вглядываясь в фотографии чуть не столетней давности. – Целый клан Шаевичей! А я-то думал, что у меня довольно редкая фамилия.  Это что же, выходит твой дедушка? –  Обратился он к Сергею.
– Ну да, – ответил тот, не поднимая головы. – Я эти фотографии уже наизусть знаю.
– А я – нет. Никого из родственников своих не знаю. Только мать, да и то она погибла, когда мне было чуть больше шестнадцати. Фотография есть, конечно, а вот как маму… Сначала в садик ходил, потом в младших классах в продлёнку… Ясное дело, и мама, и отчим хорошо ко мне относились, помогали в затруднениях, но никогда лишнего времени не было, и  средств не было, всё в обрез. Время тогда такое было, послевоенное. Сейчас-то великовозрастных детей чуть не за ручку водят. Парня в армию призывают, а мать всё кричит: «Мой ребёнок! Мой ребёнок!» Ничего себе ребёнок и ростом и силой больше, чем отец! Ну, да ладно!
Олег встряхнул головой, прогоняя неприятные тяжёлые воспоминания, и продолжил:
 – Интересно, что все люди, по крайней мере, каких я знал, очень редко говорили о прошлом. Всё больше мечты о будущем: вот заживём лучше, и съездим к морю, вот костюм купим хороший, или радиоприёмник, или холодильник… О погибших вообще вспоминали по памятным датам – в день их рождения, получения похоронки, в день освобождения города, в день Победы, когда все знакомые собирались за столом. Тогда ставили налитую рюмку с кусочком хлеба к фотографиям погибших, а потом пели песни. Чаще печальные, или про любовь.
– Да, не лёгкий путь вы прошли, Олег Семёнович, – сочувственно кивнув головой, заметил старший Шаевич. – А всё-таки, может мать рассказывала вам о вашем отце хоть немножко?
– Рассказывала. Это просто я тогда мало интересовался прошлым. Даже вот, свою фамилию настоящую узнал при получении паспорта. Говорила, что мои дедушка и бабушка погибли в блокаду, был ещё дядя какой-то, но его арестовали.
 Он подумал немного, покачал отрицательно головой:
– Нет, не помню ничего особенного. Тогда вообще об арестованных никто не говорил. Это уж потом, при Хрущёве, да и то не сразу, стало можно узнавать о репрессированных. А тогда – не очень-то  говорили. И о тех, кто был в плену – тоже.
– Да, да – опять покивал головой Борис Ефимович.– Мы до войны жили в Ленинграде, можно сказать, на этой же улице. Большой семьёй. Потом брата дедушки вместе с женой арестовали. Может, расстреляли, может отправили в лагеря… Началась война, ничего уже и нигде нельзя было узнать... Мама, словно чувствовала, собрала нам с Семёном по узелочку, куда вложила наши метрики, несколько фотографий. Так, на всякий случай. Чтоб в кармашке всегда были с собой. А дальше – это уже всем известная история. В самом начале блокады в дом прямым попаданием влетела бомба. Мои родители, вот его бабушка с дедушкой – он махнул в сторону Сергея, – погибли. Нас, меня, Семёна, и ещё несколько детей вывезли из разбомблённого дома, а потом на катерах – через Ладогу.  Кому повезло, кому – нет.  Нам повезло. Семён был старше меня на семь лет, и в семнадцать ушёл добровольцем в армию. Я в эвакуации закончил школу, и при первой возможности вернулся в Ленинград. Много ленинградцев тогда возвращалось. Поступил в  институт советской торговли. Жил в общежитии, а после окончания вуза был направлен в Гомель. О Семёне никаких сведений больше не было. Вот так – он помахал фотокарточкой из альбома, – от большой семьи остался только я.
– А ты забыл сказать, что во время учёбы встретил меня? Или я тебя встретила? – с улыбкой спросила Ольга Сергеевна, стараясь уйти от грустных воспоминаний.
– Мы вместе встретились, – проговорил Михаил Ефимович, и тоже улыбнулся. – и это знак судьбы. Хватит воспоминаний, давайте лучше выпьем за здоровье, за удачу. Он обернулся к Олегу, хитро улыбаясь:
– А не кажется ли вам, Олег, что моя и ваша истории хорошо стыкуются? И ваш настоящий отец является моим братом? Уж очень много совпадений! Если это так, то вы являетесь моим законным племянником!
Все замолчали и повернулись к Олегу, словно увидели его в первый раз. Судьба, конечно, проделывала и не такие игры с людьми, в книгах много описано послевоенных встреч, но чтобы вот так, через столько лет… Такой поворот был настолько неожиданным, что в него трудно было поверить.
Я и Сергей переглянулись.
– Тогда что же выходит, – сказал я, обращаясь к Олегу: – вы с Сергеем двоюродные братья? Ничего себе! Вот это новость!
Возгласы удивления вырвались у всех почти одновременно. Действительно, всё было похоже на сказку со счастливым концом. Вот поди ж ты, сколько судеб искалечила эта проклятая война, и сколько преподнесла сюрпризов! Старшие Шаевичи уже совершенно не сомневались в родстве с Олегом и начали строить различные варианты, чтобы ему остаться в Питере, подлечиться, потом к нему приедет жена с сыном… В общем, всякие прожекты, которые случаются при неожиданном повороте судьбы. Мы с Серёгой молчали, зная о том прогнозе, который выдал главврач.

     Глава 10

   Вечер прошел в каком-то удивительно-приподнятом настроении. Старшие сидели рядом с Олегом,  вспоминали и рассказывали разные смешные и грустные эпизоды из своей жизни. Мы с Серёгой сидели в сторонке и тоже вспоминали школу, наши встречи, говорили о Ленке, о её трудном теперешнем положении. А тут я ещё вылез с последним эпизодом на лестничной площадке. Поговорили о криминальной обстановке в Питере. В небольших городах ворьё и бандитизм как-то меньше были заметны. А вот всё же с нами случилось… Если бы не полиция, так ещё неизвестно, чем бы всё кончилось. С Наташей я каждый вечер общался по скайпу, а она уж перезванивалась с Леной. Я посоветовал пока ничего не говорить Лене, сами скоро будем.
– А знаешь что, Витёк, – обратился ко мне бывший суперкарго. – Вот что мне пришло в голову.  Я хочу… Я очень хочу… Я поеду с вами.  Сейчас лето, отпуска… И смотри, как получается: все мы соберёмся вместе – мы с тобой и Юрка с Леной. Это же просто невероятно, что мы вместе снова встретимся! Просто невероятно! Ещё пару месяцев назад я ни о чём таком не думал! А смотри, как судьба играет с людьми.
– Я тоже, Серёга, не думал. Когда появилась Лена, а потом оказалось, что и Юрка… Вот если бы не беда, кто знает, может лодки наших судеб разошлись не встретившись. Каюсь, что только тогда и подумал о тебе. Так что тоже, как и ты, виноват в разрыве ниточек. Ведь твой домашний адрес был, мог бы ответить…
– Да что мы тогда понимали в жизни, Витёк! Ведь у нас начиналась новая самостоятельная жизнь! Интересная! Да и расстояния тоже… Всё. Завтра же оформлю заявление об отпуске, покупаю билеты, и… да здравствует встреча друзей!
– Да погоди ты горячку пороть! Я хотел город посмотреть, а раз Олегу полегчало, так и вместе бы с ним сходили. Он-то ведь тоже посмотрел бы…
– Нет. Ты ведь слышал, что сказал профессор? Это улучшение может быть временным, а что потом? Нет, надо скорее к Лене. Если ремиссия будет стабильной, то Олег с Леной и сыном могут приехать самостоятельно попозже. Знаешь, как родители обрадуются! Они уже далёкие планы обсуждают, слышишь, как отец доволен. У него родственная шишка очень развита. Чем сильны евреи, разбросанные по всему свету и даже не имевшие собственного государства? Тем, что всегда не бросали своих, помогали друг другу выжить. И очень любили своих детей, старались дать им хорошее образование. Отец после войны много лет искал Семёна, но никаких известий так и не получил.
– Хорошо, Серёга. Наверное, ты прав. Я тоже хочу поскорее уехать, теперь, после такого неожиданного оборота. Да и у Лены надо узнать, чем всё кончилось. Знаешь наше время называют бандитским, беспредельщики чувствуют себя королями. И те, кто денежек успел нахватать, и те, кто этому способствовал.
– Ну, да. Как говорит пословица, «от дел праведных не наживёшь палат каменных».
– Это уж точно. На хлеб и сомнительную колбасу хватает, а вот чтобы куда на отдых съездить, за границу, это немногие могут себе позволить. И путёвку можно купить, и даже лично, самостоятельно, поехать! Это особенно те, кто язык знает.  Вот нам с Наташкой такое пока не светит.
– Вить, если хочешь, я могу посодействовать с путёвками. Есть горящие, есть льготные. Просто все туристы ломятся в пятизвёздочные отели, а есть совсем дешёвые.
– Да нет, сейчас не надо. Наташа ведь ждёт ребёнка…
– Прости, я не подумал. Но потом – обязательно. Летом! И я поеду с вами, вот и с языком проблем не будет.
Сергея тогда понесло. Он, как и в детстве, предлагал один проект за другим. Мы смеялись, радовались, строили планы… Потом я поглядел на уставшую от всех волнений фигуру Олега, и понял, что ему надо скорейший отдых.
– Сергей, давай запрягай своих лошадей, – сказал я негромко, стараясь, чтобы никто не услышал. – Надо отвезти Олега домой. Мы-то здоровые, и то, как обухом по голове, а он же  прямо из больницы… Твои родители  ведь не знают о его истинном состоянии. Давай потактичнее – и поедем.
Сергей встал, захлопал в ладоши:
– Давайте  выпьем по последней. За встречу, за здоровье. За всё хорошее.
Все как будто очнулись от нахлынувшего события, и тоже поднялись. Раиса бросилась на кухню собирать пакеты с пирожками и разными закусками,  а мы с Михаилом Ефимовичем помогли Олегу встать, и спуститься на лифте вниз. Сергей уже ждал у самого подъезда. Посадив Ольгу Сергеевну на переднее сиденье, мы разместились втроём сзади.
Так закончился этот вечер, изменивший многое в наших судьбах. Только тогда мы этого ещё не знали.

    На другой день Сергей уехал оформлять отпуск. Родители без возражений согласились с его предложением. Михаил Ефимович даже сказал, что сам бы с удовольствием посмотрел на город, в котором прожил много лет. Только ему сейчас никак не выбраться.
Ближе к вечеру подъехало заказанное такси. Ольга Сергеевна и Михаил Ефимович проводили нас до автомобиля, и мне даже показалось, что у него глаза были «на мокром месте». До Витебского вокзала было недалеко. Доехали быстро, и вышли из машины прямо под мелкий моросящий дождь. Даже не верилось, что пару дней назад стояла чудесная солнечная погода. Сергей сказал тогда, что мне повезло,  в Питере погода неустойчивая, ветреная и дождливая. Недаром его называют «Северная столица». Через двадцать минут объявили посадку, и мы спокойно зашли в купе. Говорят, что есть такая примета: если уезжаешь в дождь, то всё будет хорошо. И у нас всё было хорошо,  четвёртый пассажир не появился, вагон вообще не был заполнен. Люди предпочитали ехать в более демократическом и более дешёвом плацкартном. Время пролетело незаметно, Олег много спал, а мы с Сергеем рассказывали друг другу о своём жизненном пути, о работе, о детях. Теперь я, как будущий отец, тоже стал интересоваться детской тематикой и воспитанием малышей.




На вокзале нас встречали Юра с Леной. Наташа осталась с Юрочкой в квартире Лены, чтобы накрыть стол и приготовить постель для Олега. Мы сели в Юрину машину –  Олег с Леной и Сергеем на заднее сиденье, а я рядом с Кэпом,  наблюдая за ними в зеркальце водителя.  Не знаю, любила ли Лена своего мужа, но она обняла и поцеловала его при встрече, заботилась о нём,  расспрашивала о самочувствии, о процедурах, о врачах. Похоже, что Наташа уже подготовила её к неблагоприятной перспективе, о ней Лена не говорила ни слова.
Встреча получилась очень сердечной. Мы втроём плюс Лена опять были единым целым коллективом, увлечённым и полным надежд. И опять было лето, как в нашу последнюю встречу, только были мы не на берегу реки Сож, впадающей в Днепр, и не в комнате Ленки, а в целой её квартире.
– Лен, скажи, как ты познакомилась с Олегом, – попросил Сергей. – Мы в Питере как-то не успели об этом поговорить. А мои родители, когда уехали, спрашивали поначалу о тебе, и обо всей нашей компании. Но я вскоре женился, сын родился, и всё ушло «в сиреневую даль». 
– Да ничего особенного, Серёжик. Закончила педучилище,  работу сразу не смогла найти – Бобруйск небольшой город,  вакансии не часто появляются. Устроилась на завод. Можно было бы поехать по распределению работать в начальной или семилетней школе в деревне, но я не захотела.  В душе жило стремление к чему-то более высокому и серьёзному. Наивные мечты! – Она усмехнулась чуть горькой и ироничной улыбкой.
– Ну, и что потом? – Нетерпеливо спросил Сергей.
– А потом был суп с котом. Повышение по работе, я во многих цехах перебывала. С повышением зарплаты, конечно. Мастером, бригадиром, начальником смены… Как же! Образованная, неприхотливая, знает производство... Наверно, и до зама директора могла бы дослужиться, – она опять улыбнулась, уже с юмором и лукавинкой в глазах. – Да завод приватизировали. А я с новым директором не сработалась.
– А как же твоё учительство? – удивился Юрка. – Ведь ты же училище окончила!
Лена опустила глаза, как бывает, когда человек не знает, что сказать дальше. Врать она не умела, но продолжила:
– Хотелось более интересного общения, встреч с интересными людьми. А с работяг что возьмёшь? Работа, пиво, семья, опять пиво с водкой, дети, рыбалка  с выпивкой – вот почти и весь круг интересов. Улучшить жилищные условия или накопить на машину – предел мечтаний. И хорошо ещё, кто не запойный. О книгах вообще никто не заикается, даже из управления завода.   Я не осуждаю. И сама могла бы выйти замуж за подходящего работника завода и жить, как все. Правда, те, кто попадал по распределению, и был поумнее, долго не задерживались. Выбор-то был невелик.
Она оглянулась на Юру и быстро переменила тему:
– Ну вот, Юр, ты же сам хотел «в дальние страны», повидать мир, а ушёл ведь  из флота!  Мечты далеко не всегда осуществляются. Скорее даже редко. Жизнь, она «такая, такая-пресякая» – пропела она слова на мотив песенки из «Бременских музыкантов»
– Лена, ну почему же ты мне ничего не написала? Уехала так внезапно? – с большой вырвавшейся из сердца обидой воскликнул бывший Кэп. –  Мы думали, что ты поссорилась с отцом, но, оказалось, ты уехала насовсем. Исчезла! Никому ни строчки!  Лена опустила голову на руки, сложенные на столе, и плечи её затряслись в рыданиях, которые она пыталась сдержать всеми силами. Быстро вскочив из-за стола, она бросилась в ванную. Наташа помчалась вслед за ней, а мы недоумённо смотрели друг на друга.
– Олег, скажи, может ты что знаешь? – обратился к нему Сергей. – Ты ведь муж !
– Нет. Захочет – сама расскажет. – Он тяжело поднялся и ушёл в другую комнату.
Минут через десять появилась Наташа, сказала, что всё в порядке и сильно нажала на мои плечи. Это означало на нашем с ней языке, что позже она мне всё расскажет.
– Ребята, успокойтесь. Не надо никаких вопросов.
И правда, через минуту из ванной вышла Лена, спокойная, с припухшими покрасневшими веками и стальным блеском в глазах.
– Извините, мальчики, я потом доскажу свою историю. Не хочу сейчас о грустном. Давайте выпьем, как на последней нашей встрече на берегу.
Она взяла бутылку  с ромом, купленным специально по случаю встречи. Как намёк на заграничные книжные встречи друзей. Хотели взять ещё абсент, но не было в продаже.
– Давайте ещё раз за нас и за всё хорошее! За нашу дружбу, за вашу помощь мне в трудную минуту. И за то, чтобы мы теперь никогда не теряли друг друга из виду. Что бы ни случилось! Я знаю, что так и будет. За надежду и веру в хорошее!
Мы выпили, и глаза у всех повлажнели. Теперь уже каждый глядел на жизнь без розовых очков, понимая всю её конечность и неповторимость. И оценил силу любви и настоящей дружбы, которые далеко не всем даются в этом мире.
     Разошлись уже за полночь. Юра подкинул  нас с Наткой до дому, а сам уехал с Серёгой. Бывший суперкарго отдал честь и сказал, что утром явится к помощнику капитана и поступит в его распоряжение.

Глава 11

    Поздно вечером мы с Наташей сидели около телевизора с выключенным звуком. На экране мелькали кадры последних известий, спортивных репортажей и бесконечных сериалов с золушками, на которых сыплются горы несчастий. Разумеется, появляются принцы, обязательно хорошо обеспеченные, с навороченным  автомобилем, спасающие бедняжек от всех бед. Ещё, конечно, дети, из-за которых разгорается сыр-бор. Но всё кончается хорошо, дети при матери, мать при принце, подлецы всегда получают по заслугам. Бездумно глядя на экран, Наташа начала свой рассказ. 
     – Вот, скажи, как ты думаешь, по каким причинам девушка уезжает чёрт знает куда, никому не сказав ни слова?
      – Да много причин. Поссорилась с любимым. Боялась родительского гнева. Хотела жить самостоятельно, поскольку предки достали своими нравоучениями. Ещё по беременности, если знала, что родители будут всё время попрекать или заставлять избавиться от ребёнка. Ты посмотри, сколько подростков не только убегает  из дома, но и прибегает к суициду. Особенно с неустойчивой психикой. Как врач, ты это хорошо понимаешь.
     – Да, конечно, – промолвила Ната. – Всё так. Есть ещё одна причина. 
     – Ну, какая же?
     – Ложный стыд. Боязнь, что её не поймут и не простят. Или наоборот, дорогой ей человек станет защищать девушку, ставя себя под удар, может, даже погибнуть. Страх причинить любимому боль. Одним словом, надо забыть о нём для его же блага. Как тебе эта версия?
      – Да, это мотив. Это возможно.
      – А теперь сам подумай, что могло случиться с Леной?
      – Смертельная ссора с отцом? Он её очень любил. Может, она ему сказала, что  любит Юру и уедет с ним? Отец ведь всех нас не очень-то привечал…  Да и стал частенько  выпивать. Ленка никогда не жаловалась на него, но вид у неё в последнее время часто бывал невесёлый…
       –  Теплее, теплее, – проговорила Ната, как в детской игре «горячо-холодно», когда водящий близко подходил к искомому предмету. – Ну, подумай сам. Лена не собиралась уезжать из города, не было у неё таких планов. Иначе бы поделилась с вами. Это же не тайна какая-нибудь! Она поссорилась бы с отцом, а не с друзьями! 
       – Да, здесь что-то другое!
       – Вот именно! Вспомни, что вы делали в тот последний вечер?
      – Да я всё уже тебе рассказывал! Ничего не было! Проводили Лену до подъезда, постояли ещё, поболтали… Лена вошла в подъезд, а мы повернулись, чтобы разойтись.
       – И разошлись?
       –Ясное дело! Уже светать начало, а завтрашний день предстоял хлопотливый.
       – А теперь я тебе скажу: Лена не дошла до квартиры. Вот там, на лестничной клетке, как в прошлый раз, когда собирались у Лены, её поджидали парни. Сам понимаешь, с какой целью. Я думаю, вернее, Лена так считает, что угрожали чем-то её отцу. Он ведь был дальнобойщик, мало ли какие грузы возил… Попал по каким-то причинам в лапы этих бандитов… Но это она уже после подумала… А тогда… её стащили вниз, в кусты и жестоко изнасиловали. Подумай сам: могла ли девушка, воспитанная отцом в жёстких пуританских принципах, рассказать ему о случившемся? А Юре-то и подавно! В полицию тоже нельзя: всё откроется. Может она и подумала об этом в тот миг, но боялась, что дорогие ей люди попадут в нехорошую историю. Или сами пойдут искать бандитов и напорются на нож, или их убьют…  Им убить ничего не стоит! Пусть уж лучше отец останется со своим мнением о  поведении дочки и накричит на неё, пусть мы ничего не узнаем.. Она уедет, тогда никто не пострадает. Решение она приняла сгоряча, не подумав. Сам посуди: как в таком признаться любимому?
       Всё это Наташка выложила почти на одном дыхании. А у меня в голове мозги перевернулись. Такого оборота никто не ожидал. Я понял, что Ленка, с её повышенным чувством гордости и ответственности, не могла тогда поступить иначе. А сейчас время уже упущено, и ворошить прошлое не нужно. Ладно, жизнь сама покажет.
       Обсудив с Наткой все возможные варианты, мы решили, что всё расскажем Сергею, а Юрке ничего не будем говорить.  Пусть Лена сама решит, как ей быть. Есть вещи, которые никогда не появляются на свет, а уходят вместе с человеком в могилу. Вот об Олеге её спросим, пусть и Юра послушает, и мы. А об её отъезде – ни слова. Если бы Лена тогда поделилась с нами бедой… Если бы отец взял всё на свои плечи… Если бы Лена была другая, без этих возвышенных чувств… Если бы повернуть время вспять… Если бы, если бы…
« Если бы, да кабы, да во рту росли  грибы, то был бы не рот, а целый огород» – всплыла в памяти подходящая по случаю пословица.
         
                Глава 12

    Утром подвалил Сергей, попили чаю, Наташа ушла на работу. У меня ещё оставались дни от отпуска, нерастраченные в Питере, и мы с Сергеем стали обсуждать, что же случилось с Леной.
– Понимаешь, – начал Сергей, – я думаю, что Лена вышла за Олега не по любви, а по сложившимся обстоятельствам, по «залёту». А потом, конечно, постаралась сохранить ребёнка. Ведь ей тогда уже было около тридцати, самое время заводить детей.
– Ты прав, может быть, может быть. Она сама расскажет, я уверен.
Мне не хотелось продолжать эту тему, боялся, что не выдержу, смогу проговориться. А без особой нужды и рассказывать не надо.
– Пойдём, погуляем по городу, ты уже, наверное, многое подзабыл?
– Не то, что забыл, но много чего нового понастроили. Пойдём лучше на речку, искупаемся. День такой тёплый, даже жаркий. И водичка – райское наслаждение. У нас в Питере не часто купаются в Неве, холодновато. Поэтому и на море летом все стремятся, на Чёрное.
– Ха-ха, ясно, что не на Белое, – я засмеялся и стал собирать сумку с едой, водой и полотенцами.
   В нашем городе, как и в других городах России, народу прибавилось за счёт пустеющих деревень. Молодёжь с энтузиазмом рвалась  в более «светлую, многообещающую и лёгкую жизнь». Ну, не из каждой деревни, конечно. Были и очень благоустроенные сёла, и фермы, и ухоженные поля, но это были островки в необозримом океане запустения и отсутствия жизненных удобств. Как правило, и фермы и поля стали собственностью «новых русских». Нужны были хорошие хозяева, хорошие дороги, создающие ощущение длительного благополучия, а страна уже находилась в кризисном состоянии. Да что говорить, стоило проехать по сельским дорогам в осенне-весеннюю распутицу или в облаках летней пыли! В городах-то и то весь асфальт в выбоинах, не успевают ямы заравнивать на скорую руку. А уж о сельской местности и говорить нечего…
     Мы доехали до остановки, ближайшей к нашему заветному месту. Берег казался ещё выше то ли из-за обмелевшей реки, то ли мы уже отвыкли от прыжков в воду.
Я помнил, как мы прыгали раньше: я и Серёга «солдатиком», ногами вниз, а Юрка с Ленкой – «ласточкой», раскинув руки в сторону. И как красиво синхронно они  прыгали, прямо как птицы…
     Зелёная трава, голубое небо с мелкими белыми облачками, тёмно-синяя речка с отражением жёлтого солнышка – ну, чем не идиллия? Мы блаженствовали, болтали обо всём и ни  о чём, пока на нашем благоустроенном горизонте не показалась группа из трёх парней, сзади четвёртый, настоящий амбал, нёс пару увесистых сумок. Они целенаправленно двигались в нашу сторону с вызывающим выражением на лицах.
– А ну, быстро встали, собрали манатки и чтобы через пару минут здесь было чисто и красиво! – сказал идущий посередине тройки невысокий человек, которому было явно за пятьдесят. На его лице тонкой ниточкой выделялся шрам от лба до щеки. Двое других были помоложе и посильнее на вид, особенно бритоголовый, молодой человек с довольно накачанной мускулатурой. Но с первого взгляда было сразу понятно, «кто  в доме хозяин». Вожак, или как там его назвать, произнёс фразу  негромко, но таким голосом, что было ясно – неповиновение не в нашу пользу. Его охрана, или подельники, а по-нашему, хулиганы, чем-то похожие друг на друга, чуть выступили вперёд, ухмыляясь той мерзкой улыбкой, которая говорила, что физическое насилие – для них привычное дело. Даже перебитый кривоватый нос одного из них свидетельствовал о том, что мужик бывал в нешуточных драках, может даже, убивал.
    Сергей ещё попробовал возразить, что, мол, места много, всем хватит,  но я тут же начал собираться. Силы были слишком неравные, а по-глупому подставляться не имело смысла. По дороге домой я рассказал Серёге о Лениной трагедии, чем привёл его буквально в состояние ступора. Одно дело читать о всяких грабежах, убийствах и изнасилованиях в детективах, другое – когда такое происходит с близкими или друзьями. Потом я ещё добавил к сказанному недавнее нападение на лестнице у квартиры Лены. Может, бандюки, увидев, что приехала баба, в своё время попортившая личико вожаку, решили отомстить?  Напугать, избить? В таком случае, Лене определённо угрожала опасность.
   Вечером мы все собрались у нас, чтобы не беспокоить Олега случившимся эпизодом на пляже. По нашему описанию и Лена, и Юра опознали, что один из этой шайки точно был на лестнице, когда там произошёл инцидент с нападением. Я тогда не успел хорошо разглядеть  лица нападавших. Того, что был на подоконнике, даже рассмотреть не удалось, настолько быстро его скрутили менты. А вот того, что набросился на Юрку, опознать было легко по шраму на лице. Собственно, можно было бы всё похоронить и забыть, сами по себе я с Серёгой были совершенно безразличны для этих бандитов.  Пусть встреча на берегу была случайной, но ведь на лестнице явно кого-то поджидали! Заявление в полицию становилось автоматической угрозой для всех нас. И скорее всего – для Ленки. Но, если не принять никаких мер, то для своего внутреннего сознания мы становились трусами и подлецами.

                Глава 13

     Утром мы с Серёгой быстро накатали заявление в полицию, описали приметы хулиганов, да ещё припомнили недавний случай в подъезде, и отправились вместе в полицейский участок.     У окошечка приёма заявлений мужик доказывал что-то дежурному, а в коридоре, дожидаясь своей очереди,  на скамеечке сидела пожилая женщина. Что-то знакомое мелькнуло в её облике. Я, толкнув Серёгу в бок, указал головой на сидящую посетительницу и тихо произнёс:
– Послушай, тебе не кажется её лицо знакомым? Где бы мы могли её видеть?
Серёга внимательно вгляделся в сгорбленную фигуру, покачал головой и обратился к ней с нейтральным вопросом:
– Скажите, пожалуйста, вы давно ждёте? Долго здесь принимают заявления?
– Да нет, милые, я не по этому вопросу. Мне нужно узнать, где выдают разрешения на свиданку.
– А у вас кто-то арестован? Муж, сын?
– Муж. Его обвиняют, что он связался с бандитами, а он ни в чём не виноват. Бандиты угнали катер, и в нём нашли вещи Лёни. Мужа сразу забрали в кутузку, мне сказали, что идёт следствие и они всё выяснят. А у него желудок больной, ему надо диетическое питание. А кто же даст? Я бы супчика принесла… – она смахнула слёзы рукой.
– Да уж, выяснят, как же! Всегда легче арестовать того, кто ближе всех.
Сергей неопределённо махнул рукой, и отошёл, как бы говоря, что все менты либо продажные, либо ничего не смыслят, а  он, тёртый калач, всё понимает…
И тут меня осенило: катер, Лёня, супчик…Так, наверное, это же Юркин отец! Ну да, ведь Юрка же Леонидович! Всё сходится!
– Скажите, а ваша фамилия – Атлантова? 
– Нет, это фамилия Лёни. У меня –  Сания Сахибова, я свою не меняла. Лёня звал меня просто Саня. – Она всхлипнула и тяжело вздохнула.
Я чуть не подпрыгнул. До чего же земля круглая!   Дёрнув Сергея за рукав, я потащил его к выходу.
– Ну, чего ты тянешь? Что случилось?
– Случилось! Ты вспомнил, кто эта старушка?
– Не-а, не помню.
– Конечно, не помнишь. Ты её, поди, ни разу и не видел.
Это была правда. Мы школьниками редко  заглядывали к Юрке. Чаще звонили. Его родители жили в «казённом доме», как тогда говорили, и отцу поставили служебный телефон, чтобы он мог быстро прибыть на пристань в случае поломки катеров или срочной отправки груза. Юрка сам приходил на наши встречи.
О родителях он особо не распространялся, как и мы. Предки, и всё тут. Разве что у Сергея были в семье тёплые отношения, да ещё мать ему помогала с языками. И вообще была очень гостеприимная.
    Юркин отец  несколько раз приглашал нас проехать на катере, и мы были очень рады. Он даже давал сыну немного постоять за штурвалом, когда река была пошире и поспокойнее. В этих случаях Юрка просто светился гордостью за отца. И за себя, конечно. Может, это тоже повлияло на  выбор профессии. Были мы и в том месте, где Сож сливается с Днепром. Очень красиво и величественно. Обе реки были достаточно широкие, сталкиваясь, струи воды белели барашками, и местами брызги вспыхивали  на солнце.
 
– Серёж,– сказал я негромко, так, чтобы женщина не услышала. – Это мать Юры. Это его отца посадили в кутузку.
– А-о-у – почти вскрикнул Сергей, выпучив глаза от изумления. – Как так может быть?
– А вот, может.
– Что же он мог сделать?
– Он, может, ничего и не сделал, но подставить его могли, как пить дать. Для чего и зачем? Вот вопрос! В ментовке обычно говорят: «Ищи, кому это выгодно».
–  Ну и что же можно с него спросить?
– Катер, конечно! Контрабанду сплавить, наркотики, груз оружия перевезти, например, с Украины. Или наоборот, на Украину. Днепр от впадения Сожа номинально пограничная река.
     В это время мужчина отошёл от окошечка, а я немедленно подскочил к дежурному.
– Вот тут пожилая женщина пришла узнать насчёт мужа. Ей трудно объяснять, у неё горло болит. Не могли бы вы сказать, за что был задержан гражданин Атлантов, и кто ведёт расследование? К кому можно обратиться по его делу?
– Его взяли по подозрению в контрабанде наркотиков. Дело ведёт следователь – дежурный провёл пальцем по записям в журнале – следователь Пищенко. Это седьмой кабинет по коридору.
   Мы подошли к матери Юры и пригласили пройти с нами к следователю.
– Он всё вам расскажет, мы тоже послушаем. И поможем, если что, – уверенно произнёс Сергей.
– Ох, спасибо молодые люди. А то я просто не знаю, что делать. Боюсь за него. Лёня всегда такой аккуратный был. И никогда своих вещей нигде не оставлял. У него и чемоданчик свой был с инструментами,  чтобы быстрее починить мотор. И одежда у него была аккуратная, я сама зашивала, стирала, гладила каждый раз.
– А враги у него были? Ну, не враги, просто не любили его?
– Да нет, какие враги! Он безотказный был, всегда помогал, если мог. И не пил совсем. Так, посидит в своей компании, поговорит. На пристани все знали, что  у Лёни желудок слабый, и не спаивали.

  Дверь в седьмой кабинет была в самом конце коридора, рядом с туалетом. Я негромко постучал, услышал громкий голос «Войдите!» и потянул за ручку. За столом прямо перед нами  сидел крупный пожилой мужчина с седыми волосами, подстриженными «ёжиком». Его простоватое широкое лицо со строго сжатым ртом и сверлящим взглядом было достаточно выразительным, на нём как бы лежал отпечаток профессии. Проницательность и дедукция. У боковой стены стоял другой стол, за которым сидел человек помоложе, углублённый в лежащие перед ним документы. Он даже не поднял головы, когда мы вошли.
– Нам нужен следователь Пищенко, – произнёс я, глядя на человека перед собой.
– Это я, – отозвался тот, что сидел сбоку. По какому вы вопросу?
– Вот Сания Сахибова, – я указал на старушку, – её мужа Леонида Атлантова арестовали. Мы хотим узнать причину ареста, поскольку он болен и нуждается в специальном питании. Он не может находиться под стражей.
Пищенко отодвинул в сторону бумаги и посмотрел на нас изучающим взглядом.
– А вы кто такие? – в голосе чувствовалось лёгкое раздражение, показывающее, что следователя оторвали от важных дел по пустякам.
– Мы друзья сына арестованного, и хотим узнать причину ареста.
– Во-первых, он не арестованный, а задержанный до выяснения обстоятельств. И никакие свидания в это время не допускаются. Во-вторых, назовите ваши фамилии и причину вашего участия. Почему же не пришёл сам сын подозреваемого?
Мы переглянулись, и тут выступил Сергей. Назвав наши ФИО и адреса, он сказал:
– Мы давно знаем Леонида Атлантова, больше двадцати лет. Это добрый и честный человек, который никогда не нарушит правила. Здесь, видимо, произошла ошибка.
– Никакой ошибки. Вещи Атлантова были обнаружены на катере, вместе с пакетами, на которых найдены отпечатки его пальцев. Катер был подготовлен для утреннего рейса в соседнюю республику. Вы понимаете, что это значит?
– Мы считаем, что Атлантова просто подставили. Грубо и нахально. – произнёс Сергей. – И просим, чтобы вы тщательно разобрались в этом деле. Скажите, когда с ним может поговорить адвокат?
– Какой адвокат? – удивлённо воскликнул следователь. – Подозреваемый ничего не говорил об адвокате.
– Нет, так будет, – твёрдо и непреклонно ответил Сергей. – Скажите, в какое время он сможет поговорить с Атлантовым?
Старший мужчина кашлянул, привлекая к себе внимание, довольно строго посмотрел на Пищенко и ответил:
– Ваш адвокат может придти в любое рабочее время дня, имея на руках все положенные допуска и заявление от нанявших его лиц. А сейчас прошу вас покинуть помещение и не мешать работе следствия.
   Мы вышли, озадаченные и встревоженные. Дело было, конечно, не в мотористе. То, что он просто подставная пешка, было понятно и ежу. А что тогда всё это значит? Упечь в тюрьму никому не интересного человека? Да ещё такой примитивной подставой? Здесь что-то другое. Леонид болен. Без соответствующего ухода быстро загнётся. Если на катере были действительно бандиты, и там провозили контрабанду, то проще было бы убить. Значит его арест – доставить горе близким. Жена, конечно, не в счёт. Тогда Юрка? Месть или шантаж?  Или просто свалить всё на незначительную пешку, тихо спустив дело на тормозах, подкупив, кого надо?
Женщина, ничего не понимая, вопросительно посмотрела на нас мокрыми глазами.
– А передачу можно принести? У меня супчик с собой. В термосе.
– Нет, Сания. Сейчас нельзя. Мы проводим вас до дому. А скажите, когда вы узнали, что муж арестован? – Это спросил Серёга. Он всегда, ещё в школе, проявлял свою активность и умение логически мыслить.
– Лёня ушёл вечером. Сказал, что к утру вернётся. Может, даже раньше. А рано, часов в пять утра, мне позвонил начальник смены. Сказал, что по просьбе Леонида. Он просил передать, чтобы я не беспокоилась, что всё будет в порядке.
– И всё?
– Нет. Сказал, что у Лёни неприятности, что за ним пришли милиционеры и увели в отделение. И там всё выяснят. Больше ничего не говорил. Да, ещё сказал, что могут придти с обыском. Я сразу пошла искать отделение, а Юра остался спать. Не стала его будить. Может, без меня и приходили.
    Сания принадлежала к тому типу «восточных» женщин, которые готовы идти за мужем в огонь и в воду. Все важные дела должен решать муж, а жене нужно только заботиться о нём самом, о домашнем хозяйстве и о многочисленных детях. К сожалению, Юра был единственным сыном. По его словам, мать по национальности была башкирка, хоть и жила на Урале. Но это совсем рядом. Такие женщины привлекательны в молодости, но быстро старятся. Эмансипация их как будто совсем не коснулась.
   Когда мы подошли к зданию, где проживали речники, то увидели в окошке торчащую голову Кэпа. Он замахал руками, привлекая наше внимание и указывая на вход сбоку.
– Привет, други!, – воскликнул он радостно, но, увидев мать и её заплаканное лицо, мигом перешёл чуть не на шёпот.
– Что случилось? Почему вы здесь? – удивлённо и, вместе с тем, тревожно, спросил он.
– Твоего отца забрали. Он сейчас в участке, в КПЗ.– Я сделал паузу, чтобы до него дошло, и продолжил: – Мы только что оттуда.
Наступила тишина, каждый из нас собирался с мыслями  и своими соображениями.
– Что вы узнали? – спросил Юрка хрипловатым голосом, то ли со сна, то ли от волнения.
– Да вот, мы с Серёгой пошли подавать заявление в полицию о тех хулиганах, что прогнали нас с пляжа. И там встретили твою мать.
Далее я подробно рассказал о посещении следователя и о наших предположениях.
Юрка слушал и всё больше мрачнел. Все мы отлично понимали, что дело яйца выеденного не стоит, всё сфабриковано, но зачем? С какой целью?
– Давайте так, – предложил я. – Сейчас самое главное – вытащить твоего отца. Как я понимаю, кому-то за это дело заплатили. Пусть осудят на небольшой даже срок, отцу в тюрьме не выжить по здоровью. Надо найти – кому заплатили, и как можно скорее. В верхушках полиции искать незачем, слишком это мелкое дело и шито белыми нитками. Значит, заказчик подкупил только мелкую братию из своих, из речников. Вот там и поищем, среди мотористов – их в первую очередь.
– А если начать с адвоката? – спросил Сергей. – он ведь лучше знает, как работать с доказательной базой, чтобы вытащить под подписку о невыезде.
– А где и как его найти?
– Ну, позвонить  сначала в адвокатские конторы. Может, что и посоветуют. Им ведь тоже надо зарабатывать! – высказал вполне разумную мысль Сергей. – Я прямо сейчас сяду на телефон, а вы с Юрой попробуйте поговорить с экипажем того катера, на котором обнаружились ящики. Кто-то всё равно что-то знает!
   Мы тогда не подозревали, насколько была опасна эта затея.

                Глава 14 

   Я с Юрой пошёл на пристань, чтобы, в первую очередь, узнать в конторе, на каком катере были обнаружены злополучные ящики и с каким грузом. У стенки и небольшого пирса швартовались разные катера: прогулочные с каютами на несколько человек, которые возили пассажиров до Запорожья и Каховского водохранилища, грузовые, а также разные моторные лодки.  Вдоль берега частные моторки лепились одна к другой, как автомобили возле многоэтажек. Их было в несколько раз больше, чем в то время, когда мы были школьниками. Да и  площадь перед посадочными трапами была заасфальтирована и хорошо обустроена. Её окаймляли многочисленные ларьки и палатки, в которых можно было купить бутерброды, воду, пиво, сувениры, пляжные принадлежности и другую мелочёвку.
     В небольшом трёхэтажном здании  правления нас окликнул дежурный и осведомился, к кому мы хотим попасть. Это был мужчина начала пенсионного возраста, но блеск глаз с хитроватым прищуром сразу говорил о его интересе ко всем событиям на пирсе. Густые волосы с обильной сединой обрамляли слегка заросшее щетиной лицо. В голосе дежурного звучало любопытство, поскольку мы сильно отличались от обычного контингента, и он не мог сразу угадать, что нас привело сюда.
 – Если вы с оформлением грузоотправок, то вам следует прямо по коридору.
– Да нет, мы по частному делу, по поводу моториста Атлантова.
– А-а-а, – протянул дежурный. –  С утра уже вся пристань гудит. Это вам надо к начальнику охраны. К нему уже сегодня несколько раз приходили из полиции. Его сейчас нет на месте, и неизвестно, когда будет.
– А тот катер, на котором нашли наркоту, он где сейчас? Можно поговорить с кем-нибудь из команды?
– А вы кто? – спохватился дежурный, сразу изменив голос на служебно-недоверчивый.
– Я его сын, а это мой друг. Я знаю, что отец не может быть виновен, а в полиции мне не дали никаких справок.
– Ясно-понятно, – голос снова стал дружелюбным, и на лице появилась сочувственная улыбка. – У нас тут тоже никто не верит, что Лёня мог заниматься нелегальным провозом наркотиков. Все оформления идут через контору, значит, там и заказчики. А на борт он никогда не взял бы ничего без документов.
– И мы так считаем. Наверняка в полиции тоже есть люди, причастные к этому делу.
– Во-во. Сплошная коррупция.
– Так где стоит этот катер? Можно поговорить с экипажем?
– Катер-то в конце пирса, опечатан. Там только полицейские. А экипаж уже допросили и отпустили под расписку явиться по первому требованию.
– Да мы это понимаем, может, просто ночью было что-нибудь? Ну, ссора, крики, огни…
– Не знаю… Это же пристань, всё время звуки разные, то погрузка, то разгрузка, то люди приходят, да и выпивают тоже… и ругаются…
– Да, конечно… А всё-таки, с кем больше всего Леонид общался? Может, ему угрожал кто? Ведь подставу не делают  первому встречному! Какие тут могут быть мотивы?
– Знаете, мужики, лучше вам поговорить с Петрухой. Это местный старожил. Ну, не то, что он старый, скорее, молодой, но очень крутой. Его все знают, и он обо всех знает. Выпивает только крепко. Но память у него цепкая, никакая отрава не берёт. Сейчас я не знаю, где он, но вечером обязательно подгребёт к пивнушке. Это просто столовая, во-он тута, – он указал пальцем в сторону дороги, по которой мы пришли, – но там встречается разный народ, проходят важные разговоры и сделки. Под пивко оно завсегда веселей…
– Скажите, как вас найти, если понадобится? – спросил я.
– Да просто покличьте Семёна-дежурного, всякий покажет.
   Мы пошли в указанном направлении, тем более, что обеденное время уже давало о себе знать лёгким урчанием  желудка, требующего подкрепления. Помещение распивочной было большое, столиков на двадцать. Почти все они были заняты, и мы устроились в неудобном месте, у самого входа. Выбор блюд был невелик: рыбный суп да биточки с макаронами, плюс вечный компот из сухофруктов. Это называлось «комплексный обед», стоил дёшево, и уже был на готовых подносах с указанием цены. Конечно, можно было взять и ещё что-нибудь, но здешняя публика не была избалована деликатесами, употребляла незатейливую еду с парой кружек пива. Естественно, что когда собиралась небольшая компания,  столики сдвигались, а пива было немеряно.
    Мы решили спросить у женщины на раздаче, кто такой Петруха, и поэтому не стали брать подносы с готовым обедом. Юрка поздоровался, улыбнулся и попросил дать нам что-нибудь по её усмотрению. Наверное, не очень уж часто к раздавальщице обращались с  такой просьбой и так вежливо. Она назвала несколько блюд, Юрка согласно покивал головой  и сразу «взял быка за рога»:
– Спасибо. А вы не можете подсказать, где сидит Петруха, нам сообщили, что он здесь часто бывает?
    Женщина оглядела посетителей и покачала головой.
– Да, бывает. Но сейчас его нет. Вы кушайте, кушайте, может он и подойдёт. А вам кто посоветовал к нему обратиться? Наверно, Семён-дежурный?
– Точно. А вы как догадались?
– Да по виду вы не похожи на местных. Значит, по делу. А кто, кроме Сеньки, направит вас сюда? Ищете кого-то? Так Петруха лучше всех всё объяснит.
 Она улыбнулась дружеской улыбкой видимо, решив, что мы люди хорошие, не барыги или проходимцы, ищем справедливости и опасаться нас не следует.
  Обед оказался действительно вкусным. Овощной суп и жареная рыба были просто замечательными. Юрка сказал, что даже у его матери так не получится, хоть она и кулинарка. Мы медленно дочиста опорожняли тарелки, растягивая время и прихлёбывая пиво, которое было свежим и холодным. Люди приходили и уходили, но Петруха не появлялся. Наконец, когда сидеть за столиком уже стало просто неприличным, чтобы не выглядеть «сыщиками», к нам подошёл парень, моложе нас примерно лет на десять, небольшого роста, такой спортивный и уверенный в себе. Он сел на свободный стул и нарочито лениво произнёс:
– Мне передали, что вы хотели меня видеть? По какой причине?
– Да, хотели, – тотчас отозвался Юрка. –  Мой отец – Леонид  Атлантов, его забрали в полицию.
– О, так ты его сын? Интересно, очень интересно! Ты ведь, кажется,  на флоте служишь? – Спросил он, сразу переходя на «ты», хотя и видел, что мы старше его. –  Извини, так мне удобнее и привычнее.
– Служил. Сначала на военно-морском, потом на гражданке. Понимаете, отец  не   мог сделать ничего плохого! Мне сказали, что вы можете помочь. В полиции во время следствия я не смогу увидеться с отцом. А у него желудок больной, нужна специальная диета, лекарства. Да и что он может сказать, если к этому делу не причастен?
   Он замолчал, и выжидательно уставился на Петруху. Тот тоже молчал, словно мысленно что-то обдумывал и обсчитывал.
– Вот что я тебе скажу, мил человек. То, что твоего отца подставляют, не вызывает сомнений. Ищи, кому это выгодно!  Но сначала скажи: на работу ты уже устроился?
– Понятно, что кому выгодно! –  взволнованно ответил Юрка, словно не замечая прямо поставленного вопроса. – Но в чём может быть эта выгода? Я приехал сюда чуть больше месяца назад, живу у родителей. Вот, – он указал рукой на меня – с друзьями по школе знаком. У отца квартира казённая, никаких денег нет, что с него поиметь? У меня тоже лишних капиталов нет. Разве только машина, да и то не новая и не престижная.
– Да я всё понимаю, – ответил терпеливо Петруха. – Я спрашиваю, где собираешься работать?
– Да собирался здесь работать, на реке. Может, в пароходстве, по Днепру от Сожа уже ходят крупные плавсредства. А теперь просто не знаю. Пока не выясню всё с отцом, даже думать ни о чём не хочется!
– С отца, действительно, взять нечего. И нужен он для чего-то другого. Ну, например, чтобы воздействовать на тебя!
– Как на меня? Почему? Я сам месяц тому назад не знал, куда поеду. Просто хотел с родителями повидаться, а потом уже решать свою дальнейшую жизнь. Я и в городе хотел пробыть всего недельку-другую, но неожиданно встретил Лену, свою бывшую одноклассницу. Ей сейчас нужна помощь, а теперь, оказывается, сам попал в переделку.
– В какую ещё переделку?  – сразу встрепенулся Петруха.
– Вот в какую. – Я  вступил в разговор  и обрисовал все перипетии последнего месяца.
Мы замолчали, пытаясь выстроить из всего случившегося хоть какую-то логическую схему. Ну, никак, никак не соединялись эти события друг с другом! И всё же что-то задевало, цепляло. Может быть то, что они связаны со знакомыми лицами. Как-то не верилось, что все это было простым совпадением.
– Да-а, тут трэба обмузговаты, – промолвил Петруха, подделываясь под украинскую мову и слегка нахмурив рыжеватые брови.
   Я хотел принести ещё пива, но наш визави отрицательно и энергично замахал рукой. Он сказал, что ему надо кое-что выяснить, что у него есть дружки в полиции, и он может передать лекарство, если необходимо.
   День клонился к вечеру. Полуденная жара начала спадать, но вечерние сумерки ещё не наступили. Приятная прохлада от начавшегося ветерка обещала смениться холодной и дождливой погодой. Приближающееся ненастье было подстать нашему настроению, ожиданию ещё больших  неприятностей и бед.  Очень плохо и страшно, когда не знаешь, откуда и почему идёт такая отрицательная энергетика. Но, как говорит пословица, «утро вечера мудренее», и мы с Юркой не стали ломать головы над различными предположениями. Он собирался пойти к Лене, а вечером домой, к матери.  Договорились, что на следующее утро мы все встретимся у нас, попробуем понять, что происходит и обсудим различные варианты.

          Глава 15 
 
 День начался проливным дождём, но к обеду обещало выглянуть солнышко.  Серёжка вечером пришёл поздно, сказал только, что «дело на мази» и быстренько устроился на своём диване, сказав, что утром все соберутся, тогда и обсудим.
    Наташа проснулась раньше всех, начала готовить завтрак. Пока мы с Серёгой приводили себя в порядок, подоспели и Юра с Леной. Видно, всем не терпелось узнать, что же происходит.
    Первым заговорил Сергей. Прихлёбывая чай  с поджаренными гренками, он сообщил, что наладил контакт с одной юридической конторой.
– И знаете что, ребята, – обратился он к нам с улыбкой, – кого я встретил там? Женьку Кислякова из параллельного класса! Мы с ним мало общались в школе, а тут я прямо обрадовался! Дружба-недружба, конечно, но всё же приятно встретить однокашника, пусть и мало знакомого.
Сергей замолчал, словно проворачивал в мозгу мелькнувшую мысль.
– Ну и что там, не томи, – быстро воскликнула Натка. Она теперь всё время сохраняла живой интерес к нашим школьным делам, даже больше, чем я, как будто хотела проникнуть в прошлое.
– Я и не томлю! В родном городе обязательно встретишь кого-нибудь из нашего выпуска, это понятно, но чтобы вот так, с первого шага! А говорят ещё, что судьбы нет! В общем, слушайте. Когда я всё подробно рассказал о нас, и о том, что меня привело сюда,  Женька задумался. Потом он сказал, что полиция уже не первый раз сталкивается с наркотиками. В криминальной среде ходят слухи о банде, которая действует нагло и решительно, в основном, методом запугивания или шантажом близких людей. Сам по себе человек даже смерти своей может не побояться и не станет предателем, а вот ради жизни родных людей – тут уж на всё пойдёшь.
– Это точно, – сказал я, поглядев на едва обозначившийся животик жены.
– Ладно, все вы и так доказали, что значит настоящая дружба, – тихо произнесла Ленка. – Я просто не знаю, что бы я делала без вас!
Она встала со стула, подошла к каждому сзади и крепко поцеловала в щёки, в макушку и в нос. Чтобы лёгким юмором скрыть навернувшиеся слёзы.
– Всё, всё, проехали! – воскликнул Юрка. – Давай дальше, рассказывай.
– А что дальше? Дальше он позвонил несколько раз, и сказал, что мне надо подойти к одному адвокату, вот фамилию написал,  и тот поможет.
Сергей потряс бумажкой с фамилией, сказав, что должен с Юрой послезавтра подойти к тринадцати часам по указанному адресу.
– Это всё? – спросила Наташа.
– А что ещё? Дальше я потопал в отделение, где отец Юры. Там уже его жена сидела, как вчера. Поговорил со следователем, назвал фамилию адвоката. Всё чин-по-чину. Этот, Пищенко, удивился очень, видимо фигура адвоката известная. И говорить со мной стал как-то по-человечески. Разрешил передать еду и лекарство. Так что Сания передала свой новый супчик в термосе и упаковку таблеток дежурному. Потом дождик начался, и я зашёл в кинотеатр, куда мы раньше ходили. «Москва слезам не верит» смотрел. Понастальгировал. Теперь всё.
– Молодец! – похвалила Наташа. Она незаметно взяла на себя функции ведущего или, высоким слогом, «председателя собрания».
   Мы с Юрой рассказали о наших похождениях и о словах Петрухи.
– Вот сегодня после обеда опять пойдём туда. Может, Петруха что узнает. Интересная личность, между прочим. Вроде манеры, речь как у «братка»,                а глаза умные. И деловые. Я так и не понял: сочувствует он Леониду и хочет помочь, или там какие-то внутренние тёрки. Или… Или это связано с личными отношениями… с этими…которые на пляже. Понимаете, уж  очень внимательно он слушал про драку, про тех типов, которые прогнали нас с пляжа.
Я замолчал, не зная, что ещё сказать. Юрка тоже молчал, припоминая подробности разговора в пивной, и взгляд его был направлен куда-то внутрь себя.
   Лена не поднимала головы от стола. У неё был такой вид, словно она несёт в себе большую вину и не знает, что делать, как её искупить. Наташа поглядела на неё, на нас, и резко сменила тему.
– Хорошо. Может, сегодняшний день принесёт больше информации.
Потом она повернулась к Лене:
– Ленок, скажи, как там Юрочка и Олег? Может, помощь нужна какая? – Она окинула взглядом всю нашу притихшую компанию.
– Да всё нормально пока. Вот только Юрочка тревожит. Я понимаю, что компьютер – это хорошо, современно, только вот сын стал меньше читать, больше играет в игрушки. Ленится. Раньше мне по хозяйству охотно помогал, а теперь не заставишь. Одни мультики да игры. И запрещать не могу. Другие дети уже наигрались, а Юрик  – нет. Может, и вправду пусть на второй год останется? У меня очень мало времени для него. Скоро первоклассников начнут записывать в школу, а мне надо четырёх деток подготовить. Сижу с каждым часа по два-три, чтобы хоть немного приохотить к чтению, к книгам вообще. Платят, конечно, раза в два больше, чем в школе, но на Юрика уже сил маловато остаётся.
    Наташа встала из-за стола, предложила желающим ещё по чашечке чайку, а потом хлопнула в ладоши, обращаясь к Лене:
– Лен, знаешь что? Как ты посмотришь, если Юрочку отправить в лагерь? Ну, вот, как раньше пионерлагеря были? У нас есть детский лагерь для детей медицинских работников. Можно попытаться достать путёвку на вторую или третью смену. Как ты думаешь, а?
– О, это было бы очень здорово! Мне такая мысль даже в голову не могла придти. Я ведь не была сама ни в каком лагере. Папа не пускал. Говорил, что ничему хорошему там не научат.
   Её лицо враз потемнело при этих словах, как от жалости к чему-то непоправимому.
– Большое спасибо, если так получится. Наташа, ты даже не знаешь, какую надежду мне подарила. Я сейчас уверена: всё будет хорошо. Мне одной с воспитанием не справиться, а на Олега надежда плоха. Юрику нужны хорошие друзья, как мы были в школе.
– Почему только в школе? – раздался голос Кэпа. – Мы и сейчас всегда поможем друг другу. Мне кажется, что судьба не случайно вновь соединила нас на время. Чтобы мы вспомнили и помнили. Ведь полжизни уже пролетело… Давайте, ребята, вставайте – он тепло взглянул на Лену, нет, не тепло, и даже не влюблённо, а как на свою звезду, свою половинку, которой он готов служить всю жизнь.

                Глава 16.

   Лена вскоре ушла заниматься со своими приготовишками, Наташа тоже распрощалась – ей надо было оформить какую-то больничную ведомость. Она сказала, что на обратном пути купит всё к ужину, и пожелала всем успехов. Мы остались втроём. Недолго думая, я сразу взял быка за рога:
– Серёж, ты хотел что-то сказать?  Или мне показалось?
– Нет, не показалось. Просто подумалось, что всё дело, возможно, в нашем прошлом. Юр, у тебя были более тесные отношения с Ленкой. Вспомни, может, был конфликт с кем-нибудь из школьной жизни? Может, даже не из нашего класса? Скажем, к  Ленке кто-то стал приставать, или сказал пошлость, и вы подрались? Мы ведь были уже почти взрослые. Ты, может, и не придал значения, а этот тип затаил злость?
Юра, не глядя на нас, тихонько барабанил пальцами по столу, напрягая память или, может быть, подбирал слова. Мы не торопили, я снова налил всем чай и предложил бутерброды. Наконец Юрка, словно новичок, не умеющий плавать, махнул рукой и «кинулся в воду с закрытыми глазами».
– Да, было. Ленка в последнем классе жаловалась, что один парень, уже взрослый мужик, приставал к ней. Он был из соседнего дома, мог видеть не раз нашу компанию. Лена мне его показала, когда я провожал её уже весной. В один из вечеров он даже попытался распустить руки, но Ленка вырвалась и убежала. Она ведь тоже спортом занималась, как и мы, так что могла дать сдачи. Но этот парень мог сделать ещё хуже, и я решил с ним поговорить по-мужски.
– А нам-то что ничего не сказал?– спросил я с изумлением. – Ведь мы ничего не знали!
– Вот потому и не говорил. Ленка просто бы не разрешила. Она…она ведь была совсем другая, не похожая на девчонок. И очень независимая. Я сам решил проучить этого нахала, так, чтобы даже Ленка не догадалась. В школе я и боксом занимался, и железки таскал. Ну, и думал, что помощь мне не нужна. Сам справлюсь.
– Справился? – Нетерпеливо спросил Сергей.
– Справился. Слабак он оказался. Раз дал по рылу, по носу. Это не опасно, но очень болезненно. И кровь сразу течёт. Он сунул руку в карман, я думал, за платком, но там у него был то ли кастет, то ли загнутая железяка. Я уж не стал разбираться. Навалял ему и отпустил. Он прошипел в ответ с соответствующими эпитетами: «Ты ещё пожалеешь», но Ленка сказала, что он больше не приставал и даже не показывался. А потом экзамены, дальше вы знаете. Я бы и сейчас не вспомнил об этом эпизоде, если бы не Серёга. Сколько лет прошло!
     Да, много лет! Все мы хоть по разу дрались, особенно в младших классах. Потом умнели, понимали, что к чему. Коллективных драк я что-то не припомню, а вот друг с другом – такое было. Я тоже пару раз дрался. За справедливость. Один раз с соседом по парте за списывание, тогда ещё учительница вступилась, а потом уж и не помню. Пустяки, наверное. Обругались по-матерному  – такое бывало, а уж из-за чего – не знаю.
   Юрку я понимал: никому не хочется заранее просить помощи, хоть у самых близких друзей, не попробовав раньше своих сил. А уж если вступаешься за девчонку, то и подавно!   
   Мы переглянулись с Сергеем, и он чуть покачал головой, показывая, что знает, как поступить, уходя от скользкой темы.
– Юра, а ты мог бы сейчас опознать того типа? Он был ведь старше нас, мог не так сильно измениться.
– Да я уж сейчас сам подумал. Трудно сказать. Он был даже ниже меня ростом, это точно, но сильный. Мне тоже тогда досталось, но не по лицу. Наверно, из-за автоматической защиты головы у боксёров. Не знаю. Может, если увижу, так вспомню.
– Ладно, чего сейчас голову ломать! Есть дела поважнее.
Мы все встали, Серега ушёл, а мы ещё оставались с Юркой, убрали со стола, обсуждая сложившуюся ситуацию. Затем отправились на пристань.

   День выдался солнечный, радостный. После ночного ливня воздух был таким вкусным, что его просто хотелось пить. Зелёная сочная трава, листья деревьев и цветы, напоенные  живительной влагой, весело излучали жизненную энергию. Лучи солнца уже высушили дорожки, лишь кое-где на листьях и травинках вспыхивали драгоценными камнями последние капельки дождя. Независимо от тревожного состояния,  душа радовалась и просила бодрой песни. Не хотелось верить, что на свете существует ложь, обман, кровь, убийство и прочие мерзости. Ведь Земля – это такое редкое явление в космосе для процветания биологической жизни! По крайней мере, ничего подобного астрономам не удалось обнаружить в радиусе нескольких световых лет вокруг нашей солнечной системы.
    Ах, ты чёрт, разве об этом сейчас надо думать? Я машинально потёр висок, стараясь очнуться  от высоких материй и вернуться на грешную землю, когда заметил трёх мужчин, стоявших у входной двери кафешки и о чём-то спорящих. Один, поменьше ростом, вроде как что-то доказывал, а два амбала не соглашались. Завидев меня, они развернулись и ушли. Мне они очень напомнили ту компанию, из-за которой мы убрались с пляжа. Наверное, это они и есть. Точно! Я чётко представил себе этого типа в центре с тонким  шрамом на лбу и со слегка оттопыренными ушами. Сейчас я не мог видеть его лица, но почувствовал: он это! Что же им тут надо? В сердце как-то неприятно кольнуло, и я взглянул на Юрку. Он, по-видимому, ещё раньше меня заприметил этих мужиков. Его насупленные брови и угрюмое выражение говорили о внутренней подготовке к большой беде.
– Ты что, знаешь их? – спросил я, едва взглянув на него. – Встречался раньше?
– Да, встречался. Давно. Вот с этим, который поменьше. Это я о нём вчера рассказывал.
– Плохо это, Юра. Я подумал, что они смотались, потому что меня увидели, у реки, а, оказывается, что они смотрели на тебя! И не сейчас они тебя увидели, а раньше. Может, уже давно наблюдали, сразу как ты приехал?
– Я думаю, что эта драка на лестнице не была случайной. Только тогда там было темновато, и всё очень быстро кончилось. Мало ли хулиганья у нас! Мне и в голову не пришло сопоставить. А теперь я знаю точно, что это был он.
– Кто он?
– Да этот, со шрамом. На лестнице. Как же его фамилия? Или кличка?
Юра постоял, помотал головой, и повторил: – Нет, не вспомню. Ладно, это можно узнать. Он был из соседнего дома, Ленка говорила. Поспрошаю – узнаю.
– Только ты того, поосторожнее, – посоветовал я. – Он тебя знает, знает, где ты живёшь, Ленку знает. Ты о ней тоже подумай, как бы беды не было.
– Тьфу на тебя, паразит. Никогда не говори таких слов, беду накличешь!
– Да ты суеверный, что ли? – воскликнул я с оттенком извинения, – ну, прости.
– Да ладно, ерунда, конечно. Знаешь, на флоте сохранилось много суеверий  и привычек, наверное, ещё со времён парусного флота. Когда опасностей было очень много. Пошли в пивнушку.
   Петруху мы заметили издалека. Он стоял около боковой, безоконной стены здания и переминался с ноги на ногу. Наша встреча была назначена ещё через час, но он явно кого-то поджидал. Кого-то, кто должен был идти со стороны пристани, на верх он не бросил ни единого взгляда.
– Подождём немного, – негромко сказал Юрка. –  Посмотрим.
Мы подошли к сувенирному ларьку и стали рассматривать открытки с видами города, реки с катерами, и различными животными. Купили четыре полотняные безразмерные кепочки с огромным козырьком, сразу закрывавшим пол-лица. Две для нас, и две – для Лены и Серёги. Поглазели на разные брошки с якорями, дельфинами, рыбами и даже не заметили, как рядом с Петрухой материализовалась фигура мужика. Поначалу он стоял к нам спиной, но потом оглянулся, и мы сразу опознали того бандита, со шрамом.  Разговор был между ними нелицеприятный, они хватали друг друга за грудки, и ясно было, что ругаются. Минут через пять они скрылись из глаз, завернув за угол здания.
– Что-то мне всё это не нравится,– заметил я, сильно сжимая руку в кулак. – Кто же этот Петруха: член банды или мелкая сошка, которая всё знает, и подбирает крошки со стола заинтересованных сторон? Торгует информацией, например?
– Н-да, – тоже буркнул Юрка и покачал головой. – Ладно, подождём. Наше дело сейчас – помочь отцу, а остальное потом. Послонявшись ещё полчаса под видом зевак, ожидающих отплытия, мы направились в кафешку.
   Петруха сидел уже там один, поджидая нас и прихлёбывая пиво.
– Привет, – нейтрально поздоровались мы, подходя к его столику. Петруха сделал приглашающий жест рукой и заказал пиво для всех.
– Вот что я вам скажу товарищи, – он начал сразу, безо всяких прелюдий. – Дело ваше очень неприятное. Как вы понимаете, контрабанда наркотиков или оружия в случае провала  всегда связана не только с полицией, но и с секретными службами. Так что всё в тайне. И всегда находится козёл отпущения. Если не твой отец , – он указал пальцами на Юрку, – так кто-то другой бы нашёлся. Пока идёт разбирательство, то да сё, и товар, и преступники пропадают. Потом всё утихает, определяется виновность подозреваемых, и они тоже исчезают. Как правило, «стрелочников» выбирают из числа тех, за кого некому заступиться. Или могут заплатить. Вся эта телега хорошо смазана баксами. Если не приходят в движение чьи-то личные интересы. А у вас, похоже, задето чьё-то личное, поскольку на деньги не ведутся. Деньги, конечно, могут взять, но условия договора не выполнят. Короче, пока вы не узнаете, в чём собака зарыта, на успех надеяться нечего.
– Петруха, а ты можешь назвать хоть фамилии действующих лиц, может нам легче будет разбираться?
– Ха-ха-ха, – он коротко рассмеялся. – Да откуда в таких делах фамилии? Ты бы ещё про паспорта спросил! Клички только.
– Тогда ещё один вопрос: а почему ты решил нам помочь? Тебе-то какой в этом интерес?
– А такой, что я собираюсь жить спокойно, разборки мне не нужны. И, если вам удастся, с помощью полиции, конечно, поймать эту мафию, или банду, называйте, как хотите, то я буду хозяином пристани. Эти красавчики, по моим данным, появились здесь полгода назад, может, чуть больше.
– Как это так – хозяином? – удивился я. Начальником что ли?
– Причём тут начальник? – В свою очередь ухмыльнулся Петруха. – Вы что, с Луны свалились? Ну ладно, он –  врач, – Петруха ткнул в меня пальцем, –  и не сталкивался никогда с настоящей жизнью, но ты-то, Юра, моряк, жил не в институте благородных девиц, надеюсь? Что, никогда не брал и не давал? Я понимаю, что ты делал это только в одиночку, для себя. А в большом деле без общака не обойтись. Потому что на голимой честности далеко не уедешь, и сыт не будешь. Да на фиг я буду тут распинаться, сами всё понимаете, так что не надо строить дурочку.
    Мы помолчали, чувствуя, что вели себя непристойно, как первоклашки. Просто  очень хотелось увидеть в Петрухе рыцаря, Дон-Кихота, борца за справедливость.
– Хорошо. Что ты можешь посоветовать, чтобы освободить Леонида?
– Я думаю, что у их главаря есть зуб на тебя, Юра. Что ты скажешь, если условием сделки будет твой отъезд из города? Навсегда.
– А что, им нужна квартира? Так она ведь не принадлежит отцу, она казённая. Он просто там проживает.
– Не думаю, что им нужна такая жилплощадь. Я же сказал, что зуб на тебя имеется. Сам вспомни, где и как вы могли пересекаться, и чем ты мог насолить.
Юра молчал, подумав о той драке, о которой он нам вчера исповедовался. Так вот кто мог быть причиной всего! И это связано с Ленкой. Вот что страшно! Приятно, конечно, смотреть по телику разные криминальные сериалы, в которых умные и честные опера разыскивают бандитов, ловят их, рискуя жизнью, а иногда и погибают. Правда, потом почему-то вожак снова оказывается на свободе, но это просто пошла вторая серия. В кино одно, а здесь вот она, жизнь, рядом, и даже искать никого не надо. Угроза – не пустые слова. Юрка понимал, что этому типу уже хорошо известны и адрес, Ленки, и её муж и сын. Что ему надо от Ленки? Может ли он шантажировать её угрозой близким? Пока угроза идёт Юрке в виде ареста его отца. А что дальше будет? Что же делать?
– Хорошо, – ответил я. – Надеюсь, что у нас есть время на размышление?
– Очень мало. Сами понимаете, этому типу нет смысла здесь задерживаться. И даже если сейчас его поймают законники, что маловероятно, то всё равно угроза останется на всю жизнь. Вам решать.
    Он поднялся, и, не прощаясь, быстро направился к выходу. Мы ещё немножко посидели, допили пиво и пошли к дому Юрки.
    Сания уже была дома. Она сказала, что на этот раз у неё приняли передачу без разговоров, но никакого свидания не дали и даже велели завтра не приходить, потому что его переводят в другое место. Лицо у неё было заплаканное. Юра начал утешать мать, а я быстренько ретировался, чтобы не отягощать их горе своим присутствием.
               
                Глава 17
   
  Когда я вернулся,  Наташа была уже дома. Вскоре появилась и Лена, они вместе начали готовить ужин. Я тоже хотел помочь, но Натка прогнала меня из кухни, сказав, что им есть о чём поговорить друг с другом.
  Я уселся перед телевизором, выключил звук, и под мелькание рекламных картинок решил подвести внутренние итоги. Что сейчас важнее: безопасность Ленки и её семьи? Безопасность самого Юрки? Здоровье его отца и необходимость скорейшего его освобождения? Всё как-то увязывалось в один узел. Предположим, что этот бандит, со шрамом, оставленным Ленкиной рукой в день её страшной беды, является главным   среди перевозчиков. Но он же не один в цепочке! Такой тип, который кидается с ножом, просто по определению не годится для роли крупного мафиози. Есть поставщики, есть покупатели. И верх этой цепочки может уходить в недосягаемые сферы. Может быть, он поджидал тогда на подоконнике Ленкиного отца, который был раньше «перевозчиком», а потом уже спился? Не знал, что он уже умер? Предположим, что злость этого человека на Ленку хранилась долго. Раз его не было столько времени на горизонте, то, скорее всего, он был осужден на пятнашку. Потом вышел на свободу и… начал жить «по понятиям», в наркобизнесе. В самом начале девяностых нападений на ларьки, магазинчики, мелкий бизнес было гораздо больше. И трупов тоже. Сейчас всё устаканилось, полиция и криминал успешно «спелись», а взяточничество стало повсеместно. Влезать в «разборки» самому пострадавшему не только опасно, но и бесполезно. А потом бизнес совпал с возможностью мести… Значит, что? Он хотел одного наказать, другой отомстить? Надо думать, думать, и ещё раз думать. Почти по Ленину. Ладно, соберутся все, тогда…

   Мои незаконченные мысли прервал приход Сергея. Женщины быстро поставили на стол вкусный ужин с поджаренной картошечкой, котлетками, огурчиками и сметаной. И хоть вертелось на языке желание поделиться добытыми сведениями, но говорили, в основном, о погоде, Наташа с Леной говорили о работе. Очень кстати пришлось сообщение Наташи, что она добыла путёвку для Юрочки, и его смена начинается через три дня, и что надо подготовить всё необходимое, указанное в списке…
– Вот Юрик обрадуется! – Лена даже протанцевала со стаканом чая и булочкой в руке. – Я говорила ему о такой возможности, но это было так, предположение, на грани полёта на Марс. Наташенька, родненькая, не знаю, как тебя благодарить!
Плюхнув стакан на стол и  чуть его не разбив, Лена бросилась к подруге с таким выражением счастья на лице, что мне стало даже как-то неловко. Видно, сама Лена тоже так и эдак крутила в мозгу сложившуюся ситуацию. Она более чётко понимала опасность, грозящую близким. Особенно сыну…
– У меня тоже есть новости, – произнёс Сергей. – Я сегодня разговаривал с родителями. Кое-что из сложившейся ситуации я им сообщил, то, что можно, конечно.  Чтобы они не очень сильно волновались. –  Он выжидательно посмотрел на нас, чуточку интригуя наше внимание:
– Отец решил сам всё разведать об Олеге, и съездил в больницу. Там и узнал о настоящем его состоянии. Он сказал, что мне следует уговорить Олега вернуться в Питер, и что они сами смогут лучше оказать ему необходимую помощь. У Лены нет таких материальных возможностей и свободного времени ухаживать за больным. И чтобы я привёз его с собой.
   Наступило молчание, вызванное такой неожиданностью, и мы вопросительно уставились на Лену. У неё тоже, как говорят, «челюсть чуть не отвисла». Она опомнилась первой.
– Всё, ребята. Первое, что я скажу, – это большое спасибо Серёжке и его родителям. Теперь у меня будут просто развязаны руки. – Она глубоко вздохнула, как выбравшийся на берег тонущий человек. – Я очень боялась, что с ними случится беда, но теперь не боюсь ничего. Второе. Вы уже всё обо мне знаете. Но я просила  не говорить Юрке, что это я тогда, двадцать лет назад, расцарапала рожу этого негодяя. Шрам остался. И сейчас он будет мстить. У него ничего человеческого не было и нет, а зверей надо убивать. И не надо соплей о каком-то идиотском прощении, перевоспитании и прочей ерунде. Никакая полиция не поможет. То, что правительство отменило смертную казнь – большая глупость. Двуногих зверей надо просто побыстрее уничтожить, а не тратить деньги на их охрану и содержание. Третье. Это моё личное дело, и я не хочу, чтобы вы вмешивались и подвергали себя опасности. Понятно? 
   В её голосе звучали такие повелительные нотки, что мы просто опешили. Первым встрепенулся Сергей. Он ведь вообще был более рациональным, не то, что я, а уж Юрка и подавно. И Лена правильно сделала, что высказалась в его отсутствии.
– Ленок, а тебе не стыдно? Ты что, считаешь нас за идиотов, или за подлецов? Неужели все десять лет нашей школьной жизни, наши понятия о чести, достоинстве, дружбе оказались псу под хвост? Ты ТАК думаешь? ТАК? – его голос звучал, как приговор обвинения.
– Я… я… – у неё из глаз брызнули слёзы, задрожал подбородок, руки потянулись к горлу, перехваченному спазмом. Она беззвучно опустилась на пол, почти потеряв сознание. Наташка бросилась к домашней аптечке, а мы с Серёгой подняли Лену и положили на диван. Я пощупал пульс, посмотрел закатившиеся глаза. Лена была в глубоком обмороке. Она ведь последние дни, недели, а может, и месяцы вообще держалась на одних нервах. И этот обморок просто оказался кульминацией страшного напряжения.
 Мы переглянулись, а Натка принесла шприц с успокоительным, ватку с нашатырём и ещё что-то. В доме врачей всегда найдутся разные лекарства. Обморок перешёл в глубокий сон, а мы молча сидели за столом.
    Вскоре звонок известил о приходе Юрки. Он шумно ворвался в комнату, но был остановлен глубоким молчанием и видом Ленки, лежащей с закрытыми глазами.
– Что случилось? – тихо спросил сразу осипшим голосом. – Что с ней?
– Садись, успокойся – скомандовала Наташа, наливая Юре чашку чая. – Всё будет хорошо. У Лены просто тяжёлый нервный срыв, она поспит здесь. А ты иди к ней на квартиру, пригляди там. Сам знаешь.
– Да, знаю. – Он тяжело вздохнул. – Не знаю только, что делать. Боюсь за Лену. Но только одно скажу – я убью этого типа. Нам двоим жить вместе нельзя. Это всё время, как под Дамокловым мечом. Ясно, что Лене такое не выдержать! 
– А ты подумал, что будет, если не ты его убьёшь, а он тебя? Как будет дальше жить Лена? Посмотри на неё – она уже и так на краю нервного истощения. Кому тогда будет лучше? Ты ведь не из-за угла стрелять будешь? Вот он-то и будет из-за угла, а ты? Подойдёшь и врежешь ему, а он тебя ножичком пырнёт? Ты же не станешь его первым мочить?
– Ну что же, что же тогда делать?
– Вот давай и подумаем. – Наташа присела к столу, поправляя скатерть и протягивая Юре тарелку с едой.
– Слушай сюда, – неожиданно произнёс Сергей, уверенно похлопав ребром ладони по краю стола.– Я сегодня разговаривал по нашему вопросу с очень хорошим человеком. Это адвокат Веснин. Помните, я рассказывал, что мне его рекомендовали?  Так вот, он заинтересовался этим делом. О личных мотивах я с ним не говорил, а вот насчёт наркотиков у них накопилось много материалов. И арест подставного лица может послужить отправной точкой для настоящего расследования дела. Короче, вашего моториста переведут из полицейского участка  в следственный отдел области, и тогда так просто от него не отделаешься. Если этот бизнес крышует высокий уровень управления, то ему будет выгоднее сдать с потрохами вашего перевозчика, чем допустить серьёзное расследование. Тем более, что сам перевозчик мразь порядочная. Такие дела долго не тянутся. Так что будем надеяться…
– Ух-х, хорошо, что хоть с этой стороны намечается просвет, – воскликнул Юра, тяжело вздохнув. – Дальше придётся самим… самому…
– И ты туда же! – всплеснула руками Наташа. – Одна хочет пожертвовать собой, ты хочешь то же самое… Да это просто ребячество какое-то! Ну, честное слово, детский сад! Я думаю, что теперь полиция сама захочет арестовать этого, со шрамом. Давайте обратимся, чем мы рискуем? Да, этот гад опасен, но он ведь тоже не дурак подставляться под уголовку. Завтра напишете заявление, и посмотрим, что будет.
– Да, «делай, что должно, и будь, что будет». Английский девиз – нам очень подходит, – подытожил Сёргей.
 
                Глава 18

   Утром первой, как всегда, проснулась Наташа. Она всегда спала очень чутко, просыпалась на рассвете от малейшего звука. Если я открывал глаза раньше неё, то лежал тихо, боясь пошевелиться, чтобы дать ей хоть несколько лишних минут сна. Мы осторожно пошли на кухню, мельком взглянув на своих гостей. Увы! В комнате никого не было. На столе лежала записка от Серёги. Он написал, что, когда Лена очнулась, она поспешила домой, отговорить её было невозможно, и Сергей пошёл её провожать, поскольку ещё было темно.
– О, господи, как бы они не напороли там глупостей! – воскликнула Натка. Наскоро перекусив, я поспешил на Ленкину квартиру, а жена убежала на работу в больницу, наказав немедленно позвонить ей, как и что.
   Действительно, было ещё очень рано, утренний холодок заползал сквозь тонкую рубашку, но быстрая ходьба успокаивала и согревала. Лето перевалило  свою макушку, хотя ещё ничто не напоминало о быстротекучести времени. День опять обещал солнечное тепло, и само собой появлялось желание поваляться на бережку.
    Казалось, моя поездка в Питер была чуть ли не в прошлом веке, настолько события громоздились одно на другое и растягивали тем самым  восприятие действительности, как при замедленной киносъёмке. Завтра  кончалась моя отпускная неделя, а мне чудилось, что пролетел, нет, прожит огромный отрезок жизни.
   У знакомого подъезда я помедлил, собираясь с силами для дальнейшей борьбы. Именно силовой борьбы, а не какого-то там морального противостояния или моральной победы. Будущее сейчас виделось по-настоящему опасным. Все прочитанные детективы и просмотренные сериалы вместо развлекательного чтива превратились в грозную реальность.
   Когда я постучал в дверь, то уже напредставлял себе разных ужастиков,  сердце  просто задергалось, а по спине пробежала струйка холодного пота. На стук выглянул Сергей, и тут же сообщил, что всё в порядке и пригласил поскорее принять участие в заявлении, которое они пишут с Юрой. А потом он сам  тут же  отнесёт бумагу в полицию. Только сначала согласует с адвокатом. Лена спала на диване не раздеваясь, просто рухнула, как только они вошли и убедились, что Олег и сын живы-здоровы. Организм защищался сном от невозможных нервных перегрузок.
   День вступил в свои права, люди расходились на работу, в магазин за продуктами, на прогулку с малышами. Сергей ушёл, сказав, что купит билеты на завтрашний поезд для себя и Олега, чему тот бесконечно обрадовался. Он понимал, что сейчас является для Лены просто обузой, да и надежда на выздоровление была замечательным стимулом. Юра приготовил завтрак для Олега и Юрочки, сказал мальчику о путёвке, и они начали собирать вещи для лагеря, сверяясь с бумажкой. За этим занятием их и застала проснувшаяся Лена. Отдых пошёл ей на пользу, она посвежела, успокоилась, и только появившиеся складки на лбу и возле губ говорили о внутреннем напряжении.
    Я доложил о результатах вчерашней встречи и об условии, поставленном бандитами. Вернее, тем, что со шрамом. Остальные были не в счёт. Пока не в счёт…
– Я никуда не поеду, – твёрдо сказал Юра, обращаясь к Лене. – и тебя не оставлю. И не думай возражать! Жить под колпаком вечного страха – это не жизнь. Так что сразу отметаем такой вариант. Что остаётся? Как можно больше узнать о негодяе и его подельщиках. Может, ещё раз сходить на пристань, поговорить с Петрухой? Ведь он ни слова не сказал нам о банде. Боится. Да и то сказать, жить в условиях, когда хочется угодить и вашим, и нашим, очень сложно. Либо в тюрьму пойдёшь, как соучастник, либо бандиты прикончат. А Петруха, похоже, пока на распутье. Ну, а если с ним ничего не выйдет, то посмотрим на обстановку, просто поговорим с разными людьми.
– Пойдём вместе, – твёрдо произнёс я. – Место там опасное, особенно под вечер. Так что не стоит рисковать, обстановка накаляется.
  Я опасался, что Юрка начнёт хорохориться, отказываться от помощи, но последние события убедили его в том, что дело нешуточное. Лена тоже меня поддержала, сказав, что сама со всем отлично справится, и что ей одной, без тревоги за мужа, будет спокойнее.
Позвонив Наташке, что всё в порядке, и ничего не случилось, а к вечеру я буду дома, мы двинулись вперёд.

    Было ещё рановато для встречи с Петрухой, и мы решили зайти к Юриной матери.  Тем более, что её надо было успокоить, сказать, что скоро милиция разберётся, и мужа отпустят. Теперь надо только ждать. Сания накормила нас своим диетическим, но очень вкусным супчиком и чаем с молоком, как принято на её родине. Просто удивительно, как даже небольшое внимание, поддержка добрым словом поднимают дух людской, вселяют надежду. Пусть даже иногда надежда призрачная, крохотная, один шанс из ста, но рядом есть доброта и сочувствие, и тогда страх убирает свои когтистые лапы. Сания помахала нам рукой из окошка, и даже улыбнулась. Честно говоря, мы тоже стали немножко увереннее, зная, что кроме нас, ей никто не поможет. Когда кого-то защищаешь, то силы умножаются. Недаром ведь битва с врагом на своей земле всегда эффективнее, чем на чужой территории. Защитникам помогает сила духа и ответственности за близких, а врагам – только желание поживиться.

    Подойдя к пивнушке, мы решили разделиться, как будто незнакомые люди, чтобы пристроиться за разные столики и разговорИть соседа по пиву. Сесть так, чтобы видеть друг друга. На всякий случай. Юрка зашёл первым и пристроился к столику, за которым сидели два парня, лет по двадцать пять, по-видимому матросы с катеров, судя по их тельняшкам. Но такую одежду носили многие, так что можно было и ошибиться. Молодые люди не торопясь поглощали «комплексный обед», запивая бочковым пивом. Юрка что-то им сказал, улыбнулся, подошёл к барной стойке и заказал три кружки. Я подумал, что ему будет легко наладить контакт, он может наплести любых морских баек. Даже, если эти парни ничего не знают, а, скорее всего, так и есть, то могут вывести на своих более компетентных товарищей.
     Свой столик я облюбовал недалеко от входа, за которым сидели «три товарища». Уже поддатые, одёжка грязноватая, местами политая пенной жидкостью, но не бомжовая заношенная рвань. Впрочем, настоящих бомжей и не пускают в такие заведения. Пусть «не первый класс, зато с бельём», как в песне Высоцкого. Все трое были не обижены силушкой, и встреча с ними  «в тёмном переулке» была страшновата. На столе стояло бутылочное пиво с импортной этикеткой..
– Здорово, мужики, – сказал я, подходя к их столику. – Здесь свободно? Можно присесть?
– А что, мест пустых нет, что ли? – лениво протянул один из них, лысоватый в фуфайке.
– Есть, но одному просто скучно. Я бы хотел в вашей компании.
– Садись, место не куплено. Ты, видать, не местный?
– Местный, зовут Виктор, я работаю в больнице, а на пристани был всего раз-два и обчёлся.
– То-то и видно, что не тутошний. Порядков не знаешь. Вновь прибывший обязан проставиться. – Брюнет с чёлкой на лбу напротив меня одобрительно осклабился, подмигнув собутыльникам.
– Это  могу мигом, – я охотно откликнулся, сунув руку в карман за бумажником. – Только вот какое пиво надо?
Лысоватый сделал рукой повелительный жест, и тот, с чёлкой,  протянул ко мне руку, в которую я вложил деньги сразу на десяток бутылок. Лысоватый опустил руку вниз, указывая мне на стул, и я сел.
– Ну, давай, рассказывай, каким ветром тебя занесло? Только не надо баки заливать про романтику и прочую хрень. Дело какое есть, или вынюхиваешь что?
– Дело есть. Только не знаю, кто мне сможет помочь.
– Так выкладывай, зачем заявился?
– У друга моего здесь отец работает. Работал. Арестовали его.
В этот момент к столу подошёл нагруженный под завязку кореш с бутылками.
– А-а-а, так это ты здесь про моториста пытаешь? А знаешь, на чём его поймали?
– Знаю, уже был в полиции. Его в областной суд увезли.
Сидевшие за столом переглянулись. Видимо, такое сообщение нарушало какие-то планы-расчёты, и было неожиданным.
– А что ты ещё знаешь? – стал опять допытываться черноволосый с чёлкой.
– Ничего не знаю, сам хотел спросить  у компетентных людей, как было дело. 
– Каких-каких людей?
– Которые хорошо во всём разбираются. Чтобы правду узнать. Не верю я, что пожилой честный человек безо всякой угрозы пошёл на  преступление. Либо его просто подставили, либо запугали. 
– Ну, а тебе-то что с того?
– Он – отец моего друга, а дружбу ещё нигде и никто не отменял.
Трое опять переглянулись между собой. Чернявый с чёлкой начал разливать пиво в кружки, а лысоватый спросил:
– Ну, и чё ты будешь делать с информацией? В драку полезешь или в полицию настучишь? В первом случае тебе бошку свернут, а во втором скажут, что это не твоего ума дело и пошёл вон. Доказательств у тебя никаких нет и не будет.
– Тут уж мне решать. Если я буду знать, кто настоящий ответчик, то и поступлю соответственно. Но всё равно в покое не оставлю. Если что-то знаете – помогите найти, если не знаете или боитесь – разойдёмся как в море корабли.
   Наступило молчание, руки потянулись за кружками с пивом. В разговор вступил третий собеседник. Отличительной его чертой были близко поставленные небольшие угольные глазки. Они словно просверливали насквозь и придавали взгляду выражение, которое заставляло держаться подальше от этого человека.
– Ладно. Ты получишь фамилию и адрес этого человека. Заплатишь пятнадцать тысяч. Рублей, рублей, не пучь свои буркалы. С нами ты не встречался, никого не видел.
– Но у меня нет таких денег.
– Возьмёшь завтра в центральном банке или достанешь, где хочешь, и передашь вот ему, – он указал на мужчину с чёлкой, – на выходе из банка. Он сам подойдёт к тебе. Время – от десяти до двенадцати часов. Если попытаешься связаться с ментами, то пеняй на себя.
Он поднялся, сделав знак остальным, и вышел из кафе. Чернявый и лысый собрали недопитые бутылки, и тоже исчезли.
   Я взглянул на Юрку – он травил анекдоты с парнями, которые смеялись и тоже рассказывали о чём-то. Сперва подумал, что это просто пустая болтовня, ничего от них не узнаешь. И ошибся. Оказывается, эти парни были с того самого катера, который сейчас опечатан. Их допрашивали, как и всех, отпустили под подписку. Теперь они никуда не могут устроиться до суда. Хорошо, если им не припишут чего… В общем, работы пока нет, денег – тоже нет. Нормальные парни, только влипли, как и моторист. Их тоже хотели арестовать, но Леонид, которого допрашивали первым, сказал на допросе, что груз был у четверых пассажиров, которые исчезли вместе с ним, впридачу с капитаном и помощником, как только увидели на пирсе людей в форме. Может, на лодке, которая вдруг оказалась рядом с катером. Может, ещё как. Парни подтвердили показания моториста, однако у того нашли полукилограммовые упаковки порошка в каюте и моторном отсеке. Как они туда попали, Леонид не мог объяснить. Каждая упаковка была засунута в полиэтиленовый пакет, на одном из них  были его пальчики. Лучшего подозреваемого не придумаешь!
  Я вышел из кафе и оглянулся вокруг. Моих собеседников и след простыл, на площадке никого не было видно, лишь возле ларьков тёрлись три-четыре фигуры, лениво разглядывая выставленный товар безо всякого желания приобрести хоть что-нибудь. Я тоже побрёл в ту сторону, не желая привлекать к себе внимания. Юрка появился минут через пятнадцать. С улыбкой на лице быстро приблизился ко мне и поведал о своих  впечатлениях. Удивительно, как встреча с хорошими нормальными людьми делает самого человека светлее и увереннее. Особенно таких эмоциональных, как Юрка.
   Вместе мы снова направились к пивнушке, поджидая Петруху. Он появился неожиданно, будто материализовался из воздуха возле нас.
– А, вы уже здесь? – произнёс он безо всякого приветствия. – Лады.  Тогда коротко. Как вы теперь уже знаете, перевозка контрабанды – любой – это просто бизнес. Опасный, конечно. Так ведь и любое другое, запрещённое законом, тоже опасно. Хоть изготовление, хоть распродажа. Тут такие длинные вертикали выстраиваются – мама, не горюй. Но я в это дело влезать не буду. Мне пока это ни к чему. Может, в будущем, тоже буду иметь доход, не на этом, так на другом. А вам даю информацию потому, что среди их банды есть тип, который может быть опасен и для меня. Сам он ни на какое дело не ходит, но подбирает исполнителей-отморозков. Вы ищете одного из них? – Он вопросительно посмотрел на нас, словно чего-то ожидая.
   Юрка весь напрягся, как зверь перед прыжком, даже переступил ногами на месте.
– Где живёт, как фамилия? Что о нём известно?
– Ты чё, парень? – Встрепенулся Петруха. – Может, тебе его на блюдечке с голубой каёмочкой преподнести? Я тебе не полиция. Всё, что знаю, расскажу, а уж бегайте  и ищите сами.
– Давай, говори, говори – нетерпеливо произнёс Юрка.
– Давно, лет двадцать назад, была такая хулиганистая банда. Да не банда даже, а так, мелкая группа бандитского пошиба. Пограбить, избить, изнасиловать девок… По квартирам они не шастали, а на тёмных улочках – само то. Пострадавшие далеко не всегда обращались в милицию, поскольку им в случае заявы обещали морду начистить. Ну, или того хуже. Деньги вымогали тоже, грозя бедой родственникам. Старшим у них был мужик, наверное, уже за тридцать. Погорели они на краже со взломом и убийством, просчитались, наверно. Не ожидали, что в квартире будет хозяин… Я тогда ещё совсем мелким был, больше по рассказам говорю. В общем, дело вышло в печать, было это всё в конце восьмидесятых. Тогда много случаев было с ограблением, со взломом ларьков. А раз убийство, милиция, конечно, зашевелилась. Загребли, суд был открытый. Много народу пришло, свидетелей. Тоже, видать, пострадавшие. Осудили всех на разные сроки,  старшему пятнашку дали. Вот это и есть тип, которого вы ищете.
– А почему ты знаешь, что именно его мы ищем?
– Да вы говорили, что у него примета есть – тонкий шрам на лбу. Такой, как бывает от глубокой царапины. К врачам он, б… , не обращался, след и остался заметным. Могу только сказать, что после отсидки все откинувшиеся становятся только злее и опаснее. Видно, хорошую школу проходят. Так что смотрите…
– А зовут как, адрес? – опять повторил Юрка.
– Какой адрес сейчас – не знаю. А раньше жил – вот, смотрите, – и протянул клочок бумаги. Да вы можете пойти в библиотеку, посмотреть подшивки старых газет. Там и фотографии были. Как зовут – не помню уже. А сейчас кличка – Меченый. В милицию за справками не советую обращаться, мало ли там прикормленных! Ещё донесёт ему кто, что, мол, тобой интересовались… Сами понимаете, что может быть…
Он замолчал, мы тоже молчали. Я сразу прикинул, что этот дом почти соседний с Ленкиным… В глубине двора. Всё вроде сходится. Юрка-то ведь никак не сопоставит эти факты, а если узнает? Он же попрётся на верный нож! Понаблюдать надо сначала, может, и теперь там живёт? Ладно, об этом после. Надо ещё сходить к этому адвокату, о котором говорил Серёга. Веснин, кажется? Присоветует что-нибудь, подскажет… Нельзя сейчас пороть горячку. А Юрку надо нацелить на помощь отцу. В конце концов, контрабанда и личная месть – это разные вещи. Они могут быть и вместе, и сами по себе.
– Спасибо, Петруха, – поблагодарил я и, подумав, добавил: – если сможешь чем ещё помочь в этом деле, будем тебе обязаны. Вот мой телефон, запиши, только без названия адресата. А лучше запомни. И тебе, и мне будет спокойнее. Я твой тоже запомню.

                Глава 19.

   Утром, проводив Серёжку вместе с Олегом на поезд, я направился домой. Серёга пообещал вернуться как можно скорее, поскольку, как он сказал с улыбкой, «коней на переправе не меняют». Шёл последний день моего «отпуска», если так его можно назвать. Ну, кто же знал, что всё так обернётся!
   Наташа ушла к Лене, чтобы вместе отправить Юрочку и поговорить с женщиной, сопровождающей детей в лагерь. Раньше это были пионервожатые, а как теперь они называются? Да какая разница! Наташе говорили, что это очень хорошее, красивое место. И питание тоже хорошее. Ну как же, дети медработников! Мальцу будет крайне полезно не только в смысле здоровья, но и в смысле общения. Теперь у Лены есть постоянная защита, что тоже очень хорошо. Кэп глаз с неё не спустит! А я схожу к Веснину. Сергей говорил с ним только о «наркотических делах», а я попробую закинуть удочку насчёт бандюков. Осторожно, конечно. Надо посмотреть, что это за человек. Это не очень сложно. «Спроси человека, что он читал, и я скажу, кто он есть» – если перефразировать известное изречение. И оно очень справедливо!
   На визитке, оставленной мне Сергеем, было написано: «Адвокат Веснин Александр Петрович» и рядом рабочий номер телефона. Секретарша ответила мне безразлично-вежливым тоном, что нужно предварительно записаться на приём.
– У меня срочное дело, – неуверенно пробормотал я, не зная, под каким соусом сейчас, когда нет Серёги, мне нужно обращаться. – Этот телефон мне оставил мой друг Шаевич, и сказал, что я могу обращаться в любое время.
– Ах, Серёжа! – радостно изменившимся голосом воскликнула она.
«Вот бестия», с завистью и уважением подумал я о Сергее. Всех умеет обаять!
– Да, это по поводу дела Атлантова.
– Знаю, знаю. Подойдите часикам к двум, будет время обеда, и вы сумеете обсудить всё, что вам нужно, я предупрежу, – в словах секретарши звучало горячее желание помочь.
   Без четверти два я стоял перед столом Алёны в приёмной Веснина. Она, мило улыбаясь, объяснила мне, как пройти в соседнее кафе, где обычно обедали сотрудники учреждения, и сказала, что адвокат уже знает и ждёт меня.
   В небольшом уютном зале кафе плавал восхитительный запах свежей выпечки, жареного мяса и кофе. Народу действительно было много, свободных столиков я не заметил. Но зато у боковой стенки, рядом с окном, из которого открывался вид на двор дома и детскую площадку, сидел мужчина, подававший мне знаки рукой и указывающий на пустое место. На вид ему было не больше пятидесяти, только вот почти седые волосы наводили на раздумье. Сухощавый, среднего роста, с резкими чертами продолговатого лица и умными тёмными глазами. Я быстро направился к нему, и хотел представиться, но он замахал руками и приветливо промолвил:
– Знаю, знаю, Виктор  Егорович. Алёна всё о вас доложила. Я заинтересован проблемой провоза наркотиков, и потому доказать полную непричастность Атлантова будет и моей главной целью. Поскольку нет прямых улик о связи моториста с перевозчиками, ему пока вменяется в вину недоносительство. Однако, кроме пальчиков на пакетах, причём только на одном, учтите! – никаких улик нет. Моторист держал его в руках, он и сам не отрицает этого, сказав, что удивился, увидев незнакомый пакет и взяв его в руки. Он добавил, что хотел отнести его капитану после рейса,  поскольку сейчас начинается погрузка товаров и пассажиров, доклад о готовности двигателей и необходимая работа перед отплытием. Учитывая, что Атлантов имеет очень хорошие характеристики от начальника пристани и товарищей по работе, был всегда аккуратным и добросовестным в выполнении всех инструкций, защита имеет хорошие шансы на его освобождение. Тем более, что главные подозреваемые исчезли. Все работники правосудия понимают, что вынесение поспешного приговора будет расценено печатью, как укрывательство коррупции. Если подстава и ежу понятна, то поднимется скандальная волна. А  им это надо? Так что  я надеюсь, что скоро ваш подопечный будет отпущен на свободу. Под подписку, разумеется.
– Это очень хорошо, – ответил я, – у него плохо со здоровьем. Обрадую его сына, Юрия Леонидовича. У него одной проблемой будет меньше.
– А что, у него ещё есть неприятности? – Удивился Веснин.
– Да, и ещё какие! Знаете ведь поговорку, что «беда никогда не ходит одна»? Вот и у него тоже.
– Я слышал, что сын его совсем недавно приехал, его много лет не было в городе. Кому же он успел встать поперёк дороги?
– Я думаю, что всё началось пару десятков лет назад. Ещё со времён нашей юности. Та, начавшаяся «во время перестройки» вседозволенность, именуемая тогда свободой, создала много криминальных проблем и отморозков, готовых на всё. Слабость власти и нищета основного населения, потерявшего  всё своё достояние, перешедшее в частные руки…– я покачал головой и поморщился, почувствовав во рту тошнотворную гадость от газетных слов, – породили многочисленный теневой, то-есть,  криминальный бизнес. Разве не так? Как вы считаете?
– Так, конечно. Кто же сейчас спорит об этом! – дальше он в тон мне продолжал в таком же статейном  стиле:
 – Раньше у российского народа была цель, объединяющая всех людей: создать общество коммунистического толка, где труд почётен, а его оплата справедлива. Война тоже добавила единения для защиты Родины, как ни высокопарно это звучит в настоящее время. Жаль, что призыв «победить врага» или  «победить любой ценой» очень сильно разнятся.  Эта «любая цена», связанная с ошибками и просчётами государственной власти, вылилась в море крови и разрушений. Да что сейчас говорить об этом! Время не вернёшь, и жертвы войны не воскреснут. Кто-то из военачальников сказал, что «если есть подвиги в любом деле, не только военном, но и по жизни, это просто говорит о плохой работе руководящих органов, их неграмотности, некомпетентности, самоуверенности, зазнайстве». А в переводе это означает, что у хорошего хозяина и волки сыты, и овцы целы, да плюс ещё охранная сигнализация проведена и приняты меры противопожарной безопасности. Шучу, конечно, но основное верно.
    Его слова всё более стали напоминать человеческую речь, и я перестал опасаться тупости и показного патриотизма.
– Да, сильно сказано. И как вы считаете, вот лично вы, какой процент остался в охранительных органах честных, порядочных людей? Судя по телесериалам, вся работа гаишников – это обираловка. Не коррупция, конечно, а просто бытовое вымогательство. А вот работа верхушек управления – очень сложный вопрос. Слишком большой разрыв между минимальной зарплатой и сверх высокими окладами любых властных структур. Всё самое худшее, что несёт с собой капитализм, воплотилось в наших «послеперестроечных» условиях. Сколько сейчас работает экономистов, юристов, управленцев, чтобы изменить ситуацию, а «воз и ныне там»! Видимо, управленцы не очень-то хотят отказываться от своих сверхдоходов.
–  Ох, и философию развели вы, милый человек! Сами видите, что огромное количество специалистов не может дать никаких советов к улучшению, а вы у меня спрашиваете! – Он усмехнулся с некоторой лукавинкой и продолжил: –  Да, вы во многом правы. Я очень рад, что встретился именно с вами.
Взглянув на часы, адвокат покачал головой, и уже с профессиональным оттенком в голосе промолвил:
– Вернёмся к нашим баранам. Что вам известно о конфликте Юрия Леонидовича? Кого вы подозреваете? Если вы считаете, что это долгая история, то лучше поговорить в другом месте. Как я  понимаю, здесь замешаны чьи-то личные интересы.
– Да. И мне бы хотелось, чтобы разговор был конфиденциальным. Мы с ним бывшие одноклассники и друзья. Поэтому я не могу остаться равнодушным к его  бедам. Он, как и его отец, моряк. Правда, не речной, а настоящий, кончил мореходку, плавал по морям-океанам, поэтому и не было его много лет здесь. Мне не хотелось бы пока привлекать его к прошлому двадцатилетней давности. У него, можно сказать, вся жизнь тогда была поломана. Горячий он очень, может дров наломать. Я очень рад, Александр Петрович, что нашёл в вашем лице не только порядочного человека, но и единомышленника.
– Я тоже рад знакомству, Виктор  Егорович. А кто вы по профессии, я не успел спросить? 
– Врач. Работаю в городской больнице.
– Понятно. Спасаете тело человеческое, а я больше его свободу. Буду рад помочь, чем смогу.
Мы распрощались, договорившись о встрече на следующий день на нейтральной территории – в библиотеке.

           Глава 20. 

   Лена с Юрой заявились к нам вечером. Они побывали у матери Юры, узнали, нужна ли ей какая помощь. Она сказала, что деньги у неё пока есть, но к ней приходил служащий из администрации пристани, и намекнул, что в случае осуждения Леонида она не может проживать в этой квартире, потому что помещение казённое.
– Разрешение на проживание действительно только до вынесения приговора. А дальше – выметайся куда хочешь, – с горечью начал Юра. –  Я думаю, что мне надо срочно устроиться на работу в пароходство, или как там оно сейчас называется, тогда матери ничего не смогут сделать.
– Так-то оно так, но мне кажется, что сейчас тебя на работу никто не возьмёт. Не только речником, но и на другую тоже. Разве что дворником, или в теневом секторе, где не спрашивают ни документов, ни прописки. Сам понимаешь, в какой стране живёшь. – Невесело заметил я.
– А что страна? В других лучше, что ли?
– Не знаю. Это тебе должно быть виднее. Ведь это ты бывал в «заграницах», а не я.
– А я только на кораблях плавал. Тоже нигде не был. Не больно-то чего увидишь в порту. – сказал он довольно раздражённо.
Я понял, что надо менять тему.
– Ну, ладно, чего заводимся? Сейчас о другом надо думать.
– О чём я сейчас могу думать, кроме безопасности Лены? Я теперь с ней и днём, и ночью. – Резко и с некоторой обидой в голосе произнёс кэп.
– И ночью? – опять не удержался я от подкалывания. Но Юрка внезапно смутился, и тихо ответил:
– Нет, ты не подумай чего. Я на диване спал, а Лена – на кровати Олега.
– Да ладно, не тушуйся ты. Я всё понимаю. И рад, что у Лены есть свой охранник. Это сейчас важнее, чем твоё любое трудоустройство. Всё образуется, вот увидишь!
Лена, нисколько не смутившись, улыбнулась благодарно Юре и с лёгкой лукавинкой взглянула на меня:
–  Ты что, забыл? Юра у нас всегда был рыцарем без страха и упрёка! Недаром стал капитаном. А как в песне поётся? «Капитан, капитан, улыбнитесь! Ведь улыбка это флаг корабля!» Вот! А наш Кэп настоящий рыцарь!
    Глядя на её воодушевление, Юрка тоже расплылся в ответ, его лицо посветлело и стало почти мальчишеским.
 – Да что ты, Лен, мы ведь взрослые люди! А ты, прямо как тигрица, бросаешься на выручку своих друзей. Да с такой нашей командой нам никакой чёрт не страшен! Ты как была принцессой для нас, так и осталась, а мы были и будем твои оруженосцы.
    Мы стали вспоминать нашу школьную жизнь, различные смешные или грустные эпизоды, и даже промурлыкали несколько песенок о друге из кинофильмов «Дети капитана Гранта», «Вертикаль», песни военных лет… Наташа тоже примкнула к нашей беседе, расспрашивала о книгах, которые нам нравились.
– А тебе какие нравились? – спросила её Лена.
– Да многие! Все, что я читала! – она весело засмеялась. – У нас в деревне и книг-то было мало, так что мне с вами не тягаться! Ну, классику, которую в школе проходили, потом советскую литературу – Шолохова, конечно, Распутина, Бажова, Астафьева, да много разных авторов! Вот у Астафьева есть «Ода огороду» - до чего же сочно и хорошо написано! Прямо как там побывала. А фантастики я читала мало, разве что «Туманность Андромеды» да «Аэлиту». Нет, ещё Беляев. Там голову отрезали и пришили на чужое тело. И человек жил! Даже сейчас у нас идут такие опыты, над крысами, конечно. Может и получится когда-нибудь. Да зачем когда-нибудь? Может, очень скоро. Вот сердце же пересаживают, и другие органы тоже. И никого это не удивляет. Даже собираются и человеку голову пересадить. Я читала, что в Челябинске попробуют, и даже есть доброволец, чтобы ему голову пересадили. Дорогая операция, конечно, и тут важнее уже не сама операция, а откуда взять органы? Их же не вырежешь у трупа просто так? Разве что у тех, кто попал в автокатастрофу, да и то не всякая подойдёт. А суставы так вообще делают из металла, и люди уже на второй день после операции начинают ходить.
Она подумала немножко и добавила:
– Я не очень люблю фантастику про разные там виртуальные миры, ничего в этом не понимаю. Вот на звёзды летят, это ещё как-то понятно, новую энергию открыли – тоже понятно, пусть хоть пока и нереально. Впрочем, за пару последних веков человечество достигло таких успехов, каких не сделало и за два тысячелетия. А компьютерная техника – это же просто сказка!
– «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор!» – пропел я негромко, поддерживая жену.
–  Нет, и ещё были книжки, только я не помню уже, – заулыбалась Натка. –  А зарубежную фантастику и совсем плохо знаю. – Она несколько смущённо улыбнулась и добавила: – В деревне всё-таки, и даже в райцентре, гораздо меньше возможностей. Да и времени тоже. Это ведь не то, что в городе – газ включил, и обед готов! А там надо и печь растопить, и воду принести из колодца, и скотину накормить… 

   Как же было хорошо вот так сидеть в уютной комнате, освещённой лишь светом настольной лампы и вспоминать такое счастливое, радостное детство! Пусть не было тогда ни модной одежды, ни особых продуктов, ни своих автомобилей, ни даже телевизоров с большим экраном, но были мечты, надежда и желание приблизить своим трудом и знаниями то далёкое будущее, которое станет таким расчудесным…
    Не хотелось думать после прошлых трепетных душевных воспоминаний о сегодняшнем тревожном настоящем. Ведь всё решают люди, а даже в самых распрекрасных романах обязательно идут войны, убийства, желание захватить власть, подчинить менее развитые планеты. Для чего? Для какой конечной цели, если вообще существует цель? Просто авторы переносят в иной мир все наши сегодняшние негативы, и получается чепуха. Самое интересное – это путь, которым могут кардинально измениться люди, а его-то нигде в фантастике и нет. Есть утопии, где все такие хорошие, все друзья, все увлечены своей работой и создают всё новые и новые технологии, полностью освобождающие человека от труда. Как у тех же Стругацких в «Полдне…». А ведь труд создал человека! Борьба за выживание заставляла человеческую особь, не имеющую ни клыков, ни когтей бороться своим умением изготовлять и использовать дубины, боевые луки, и накапливать знания.  А сейчас материально жить стало гораздо легче, у людей появилось свободное время для творчества, для общения, для удовлетворения своих интересов. И оказалось, что интересов-то никаких не остаётся, кроме самых примитивных. Особенно у молодёжи, для которой старшее поколение создало облегчённые условия. Твори, думай, воплощай мечты! Так нет же! Ни думать, ни учиться, ни созидать в большинстве своём не хотят. И что тогда? Чем заполнить ленивую, но жаждущую удовольствий душу? Наркотики,  секс, извращения, убийства… И деньги, деньги, деньги …
   Я словно выпал со своими размышлениями из общего разговора, когда поймал слова, вернувшие меня к реальности:
– …сейчас твоя задача – быть внимательным, поговори с разными людьми во дворе, где Лена живёт. Только осторожно, а лучше говори правду, что ищешь товарищей-дальнобойщиков  Ленкиного отца, хочешь узнать, о его жизни и смерти. Это ведь действительно так? И очень даже неплохое решение. И о соседях по двору расспросить легко будет. Да хоть пивка вместе попей, хоть беленькую раздави.
   Наташа, как всегда, принимала самые практические решения, и сейчас говорила Юре, как по её мнению, лучше всего провести дворовую рекогносцировку.
– А тебе, Ленок, лучше во дворе не светиться. Утром ушла на работу тихонечко, вечером – пришла. С Юрой вместе нигде не показывайтесь. Пусть лучше он наблюдает сзади. А вот в подъезде до квартиры пусть идёт впереди. Помнишь, как Чапай Петьку учил, где должен быть командир? Сначала сзади, чтобы не убили сдуру в первую минуту. А потом в атаку – впереди на белом коне!
– Ну, стратег! – воскликнул я, тепло улыбнувшись жене и мимоходом погладив её руку. – Тебе бы сыщиком работать, или следователем.
– А и что? Вполне смогла бы, не хуже героев из криминальных телесериалов. – Она тоже улыбнулась, и всем стало как-то хорошо на душе. – Действительно, на кой ляд себя жалеть и хоронить раньше времени? Пусть там банда паршивых и злых воров и убийц, но мы – тоже команда хоть куда!  Помните клич мушкетёров: «Один за всех и все за одного!» Правда, здорово?
– Конечно, здорово! И будет у нас как экипаж во многих космических кораблях: Кэп – это Юрка, отвечает за матчасть и средства защиты, Сергей – штурман, обеспечит направление, связь и информацию, я – здоровье и боеспособность экипажа.
– А я кем буду? – одновременно воскликнули Наташа и Лена.
– Вы будете нашими ангелами-хранителями, обеспечивающими тылы, а также путеводными звёздочками, которые не дают усталым от борьбы пилигримам сбиться с пути.
– О, как! – громко засмеялась Лена. – Красиво, поэтично, совсем в духе рыцарских романов.
Все весело засмеялись, захлопали в ладоши, разве что не начали водить хоровод как в детском садике. И тут, словно в подтверждение радостных надежд, раздался телефонный звонок. Звонил Сергей, сообщив, что приедет завтра вечерним поездом.
– Ур-а-а! – Завопил Юрка, схватил Ленку за талию и закружил по комнате. Я даже с некоторой завистью поглядел на него, потому что мне тоже очень захотелось крепко прижать к себе Наташку. Но я, взглянув на её округлившийся животик,  просто постеснялся. А то ещё опять обзовёт в шутку врачом-недоучкой, ничего не понимающим в беременности.
   Вскоре Юрка с Леной ушли, а мы ещё долго сидели и говорили обо всём на свете, вперемешку  со сложившейся ситуацией. Ну, и, конечно же, о будущем ребёнке, и как его назовём. Наташа не хотела узнавать заранее пол будущего малыша. Сказала, что чудо в жизни бывает только до тех пор, пока не получает своё название.
                Глава 21

  День начался как всегда. Как будто и не было над нашими головами чёрных нависающих туч. Мы с Наташкой отправились на работу в больницу с хорошим настроением, как делали это в каждое рабочее утро. Дул довольно сильный и холодноватый ветер – первый предвестник начала осени. Купальный сезон почти закончился. Теперь только самые закалённые люди со спортивным уклоном могли получить удовольствие от плавания в пятнадцатиградусной речной воде.  Но на небольших прудах и водоёмах купаться можно будет ещё пару недель. Да нет, когда я представил себе, что надо прыгать в реку с нашего обрывчика, то даже мурашки побежали по телу. Всё же у нас не южные страны. Лето кончалось, и даже прекрасная погода, которая ещё наступит, уже не даст настоящего тепла.
   При входе на больничную территорию мы расстались: Наташа пошла в своё отделение, а я направился в здание администрации заявить о выходе на работу, а заодно отпроситься на пару часов. Мы с Юркой договорились ещё вчера, что он придёт издали понаблюдать, как произойдёт встреча и передача денег тем мужикам, из кафе. Сумма, хоть и не огромная по меркам сегодняшнего дня, тогда  была достаточно ощутимой. Да не в этом было дело.  Неизвестно, кто придёт, и как всё может обернуться. Физического насилия я не боялся, около банка место людное, вряд ли что может случиться… да и вряд ли из-за такой суммы будет кипеж. Ну, по их мнению,  лох попался, сведения плёвые, он всё отлично знал и  раньше, но ведь на «карманные расходы» им тоже нужны хорошие денежки… Осторожность никогда не помешает, как говорят, «на бога надейся, только сам не плошай».
    Выйдя на перекрёсток перед входом в банк, я быстро оглянулся по сторонам. Никого не было видно, да и прохожих тоже. И Юрки не было. Только машины, в большинстве иномарки, стояли плотным  строем по обе стороны углового здания банка. Рабочий день в самом разгаре, а «время – деньги», как  говорят теперь и у нас в стране. А ещё можно переделать старую пословицу «волка ноги кормят» на современный лад: « бизнесмена колёса кормят». Правда, слово «бизнесмен» в наш обиход вошло сравнительно недавно, раньше такой класс людей был только у гнилой буржуазии, а теперь вот и мы хорошо подгнили.
   Перед самой дверью передо мной, как из-под земли, выросла знакомая чернявая фигура. М-м-да, сыщик из меня вышел неважный.  Это только в криминальных телесериалах опер-супермен видит всё насквозь и за версту.
– Ну, давай бабки, быстро! – проговорил вполголоса мужик с чёлкой, указывая рукой на входную дверь.
Я полез во внутренний карман куртки, но он незаметным ударом коленом под зад показал мне направление, в котором следовало идти.
– Ты что, охренел, на улице лавэ передавать?– Он развернул меня лицом к себе. – Проходи за любой столик и оформляй бумаги!
– Какие бумаги? Мы договаривались, что вы поможете отыскать… –  Сильный удар в живот заставил умолкнуть и слегка согнуться. Чернявый  тут же подхватил  меня под руку и усадил за столик, на котором лежали различные бланки. Посетителей было мало, все были заняты предстоящими расчётами, читали банковские документы и на нас никто не обращал внимания. Я без физических и словесных понуканий  достал приготовленный свёрток с условленной суммой и положил рядом с рукой моего визави. Потирая место ушиба и мысленно упрекая себя в трусости, я посмотрел в чёрные точки глаз бандита, почти что скрытые чёлкой. Уже отчаявшись получить хоть какие-то сведения, в душе возникло желание поскорее уйти, чтобы не было ещё хуже. Чёрт с ними, с деньгами! Но, не давая разрастись этому гнусному чувству страха и бессилия, не отводя взгляда от этой ставшей вмиг ненавистной физиономии, я положил руку рядом с его рукой, прикрывшей деньги, и хрипло произнёс:
– Говори! В глазах чернявого проскочила искра удивления. Видимо, он не ожидал хоть какого-то, даже морального сопротивления. С непонятной для меня ухмылкой он вытащил из кармана помятую бумажку, сложенную в несколько раз, и бросил на стол. Я просто слегка опешил, удивляясь такой «лёгкой» победе.  Протянул руку к листочку и даже спросил вполне дружелюбно:
– Да мне не надо документов, мог бы и так сказать, я всё запомню.
– Конечно, запомнишь, – и он опять как-то нехорошо оскалился. Быстро поднявшись, он пробормотал мне в ухо пару грязных ругательств и моментально исчез, как будто растворился в воздухе. Я взял бумажку, развернул её, и мне на руки посыпался какой-то белый порошок. Даже ничего не успев сообразить, я увидел, как люди, только что занимавшиеся своими делами, быстро подскочили ко мне и схватили за руки, испачканные порошком. Тут до меня, наконец, дошёл весь смысл моей встречи с бандитом. Подстава!  Нельзя, нельзя было одному ходить на такие контакты! А ещё считал, что всё знаю, сериалов ментовских насмотрелся, идиот! Так вот зачем была нужна встреча в помещении банка!
   Конец был ясен. Я был пойман с поличным, при покупке наркотиков, и мой невнятный лепет о невиновности и подставе только усугублял ситуацию.
   Всё произошло в течение нескольких минут. Юрка, видевший из переулка, как я заходил в банк, даже не успел приблизиться ко входу, как увидел, что меня повели под «белы ручки» и затолкали в полицейскую машину, видимо, уже заранее приготовленную.  Не зная, что предпринять, такого расклада никто не ожидал, он  сопроводил меня до входа в отделение полиции. И полетел к Наташе.
   Без долгих споров меня доставили в обезьянник, долго продержали, пока не появился следователь. Наверное, это была такая специальная тактика, чтобы задержанный мог лучше осознать своё плачевное положение и сказать всю правду-матку.
Но я подумал, что моё положение гораздо хуже, что это не случайная подстава, а всё продумано бандитами заранее. Значит, у них есть и тесные связи с полицией. Ну что же, буду отвечать только на те вопросы, которые полиции и так известны, никаких своих догадок высказывать не буду. Вообще ни одного лишнего слова не скажу и буду требовать адвоката. Как хорошо, что я встретился с Весниным! Я имею право на звонок, так во всех фильмах говорят, и буду ему звонить. Эта мысль единственно грела душу.
    Наконец, меня отвели на допрос.
Следователь представился и посмотрел на меня сверлящим взглядом, как бы сразу давая понять, что ему уже всё известно, и осталось только честно признаться в преступлении.
    – Ваше имя и фамилия, адрес, место работы? – стал задавать стандартные вопросы следователь, и очень удивился, когда я сказал, что работаю в поликлинике в хирургическом отделении. Похоже, он ожидал, что встретится с лохом, на которого можно будет повесить статью по распространению наркотиков. Некоторое время он перелистывал пустые листы в папке, видимо, соображая, как дальше строить допрос. Интересно, он уже знал о подставе, или просто так всегда начинает любой следователь? Да знал, конечно, ведь он просмотрел материал о задержании. А что там? Что гражданину такому-то, в присутствии свидетелей, был передан наркотик. Поэтому я не удивился следующему вопросу:
– С какой целью вы купили наркотик? – Он жёстко повёл глазами по моему лицу, как кот, играющий с мышью. – Вот списки свидетелей, которые видели, как ваш собеседник передал вам бумажку с порошком.
   Что ответить? Рассказать, что я думал о записке, что мысль о такой подлянке даже в голову не приходила? Но как рассказать? Ведь это длинная цепочка признаний, и я точно знал, что всё равно запутаюсь. Тогда остаётся одно: молчать.
– Я  буду отвечать на ваши вопросы только в присутствии своего адвоката. Я имею право на телефонный звонок.
   Следователь опять удивлённо и недовольно покачал головой. Видимо, он ожидал совсем другого ответа. Был уверен, что клиент будет изворачиваться, лгать, и потом ему можно будет угрозами и может, даже физическими воздействиями, впаять всё, что угодно. Но, после минуты молчания и какого-то обдумывания, решился действовать по уставу:
– Имеете. Он пододвинул телефон, и я быстро набрал номер секретарши Веснина.
– Это Виктор. Я нахожусь в полиции. Необходима встреча.
   Следователь почти вырвал трубку из моих рук, и нажал кнопку вызова охраны.
– Идите и подумайте о вашем плачевном положении. Помните, что раскаяние смягчит ваше наказание по суду. Защитника вам пришлют.
– Уведите, – кивнул головой вошедшему охраннику, и взялся за телефон.
Наверное, сейчас будет созваниваться со старшим по следствию, или с тем, кто меня «заказал», подумал я , оглядываясь через плечо.
   Меня отвели не в «обезьянник», а в камеру предварительного заключения. Камера была рассчитана на четырёх человек, как купе в вагоне, только побольше. Там уже находилось двое, по виду взятых за драку или за причастность к аварии, потому что лица обоих были с синяками и ушибами.  У одного  даже сильная ссадина, часть волос содрана вместе с кожей. Кровь запеклась на месте раны, и никто не удосужился её хоть как-то промыть и обработать.
    Интересно устроено сознание человека: попав в чужую и опасную обстановку, он должен бы в первую очередь оглядеться, чтобы автоматически отметить возможную угрозу со стороны людей. Но у меня, как у врача при взгляде на пациента, в первую очередь опять же автоматически, возникла мысль о степени повреждения и какие надо бы принять меры.
     Мужики, то ли подельники, то ли приятели, сидели рядом на нижней лавке.  Да нет, я вспомнил – «шконке». Один постарше, с тусклыми глазами, волосы стриженые «ёжиком», уже с проседью. Отличительной чертой оказался нос, чуть свёрнутый в сторону. Наверно, был сломан в драке,  а к врачу не обращался. Другой, хоть и лысый, казался вдвое моложе. Что-то похожее было в их лицах: может, родственники? Оба одеты нормально: джинсы, куртки. Одежда, хоть и грязная, местами рваная, но не заношенная до предела. Наверное, всё же драка, подумал я, только с кем? Не друг же с другом, иначе вместе бы не сидели.
– Здравствуйте, меня зовут Виктор – представился я, оставаясь у двери. – Какое место можно занять?
Эти двое переглянулись друг с другом, как будто увидели инопланетянина, или дикаря, который ничего не понимает, и которого следует хорошенько поучить. Сузив и без того тусклые глаза, старший глумливо сказал:
– Здесь места платные. За всё надо платить, понимаешь, чмо?
Он захохотал, как закаркал, и его напарник тоже. И тут мне сразу вспомнилась встреча с этими отморозками на берегу речки, когда мы с Сергеем ездили на «наше место». Ну, да, именно эти двое и были вместе с тем, со шрамом. Неприятное холодное чувство страха поползло по спине. Ведь недаром следователь прекратил допрос и отправил меня в эту камеру! Возможно, за то, чтобы меня «поучили», этим подлецам были обещаны какие-нибудь поблажки. Да и без них, наверное, они охотно «побалуются» с пришедшим! Как себя вести? Задираться? Ни в коем случае. Хоть я не считал себя слабаком, но понимал, что отмолотят меня – «мама, не горюй!». Да и помощь от охраны придёт только в конце… чего?
Эти мужики отлично понимали своё и моё положение, мою полную незащищённость и предчувствовали «увеселение». Пока они разыгрывали между собой словесную «увертюру», чтобы нецензурщиной привести себя и меня в соответствующее состояние, я лихорадочно вспоминал приёмы, которыми можно отключить человека. На шее есть такая точка, как врач, я знал, где она находится, но руки этого не знали. Можно ещё растопырить пальцы и надавить на глаза. Можно… но это всё надо делать быстро и умеючи, у меня просто не получится. Если бы на моём месте был какой-нибудь спецназовец, или опер, который всё умеет, то он справился бы с этими двумя, как с котятами. Хотя нет. В детективах всегда первыми нападают бандиты, и тоже тренированные. Вон, как в телесериале «Игра» трупы летят во все стороны. Это не для меня.  Но и мишенью, тренировочной грушей я тоже стоять не буду. Все эти мысли пронеслись в голове за одно мгновение, а тело уже настроилось на ответный удар. В школе, и потом, в институте, я немного занимался боксом и борьбой, но всё это было так, просто для физического развития. А сейчас шла борьба за здоровье, за то, чтобы не покалечили, а, может, и за жизнь. Умирать, так с песней и в борьбе. И когда молодой бритоголовый подонок бросился на меня с кулаками, я резко нагнулся, так что он перелетел через меня и сильно ударился о шконку. Наверное, он думал, что такой лох, да ещё и «ботаник», даже не посмеет уклониться.  Как кролик перед удавом. Но у меня уже в крови кипел адреналин, и я, ничего не видя, кроме смертельного врага, со всей силы врезал кулаком в морду поднимающегося парня. Его старший напарник тоже не ожидал от меня такой прыти, считая что я от первого удара упаду, и тогда меня можно будет отмолотить ногами. Не чувствуя боли в разбитом кулаке, я в следующее мгновение обернулся и ударил его в солнечное сплетение. Тот согнулся от боли, но в следующий миг с рёвом бросился на меня. Я уже не помню, кто первым нанёс удар по голове, молодой или пожилой, или оба вместе, поскольку потерял сознание, и уже не чувствовал, как меня дальше избивали. Скорее всего, если бы это случилось на воле, меня бы просто убили, и труп выбросили  в реку. Но здесь, в полицейском участке, как я позже узнал из судебного процесса, полицейским было приказано не допустить  смертельного исхода, а только «попугать». Обозлённые уголовники переусердствовали, и вместо «поучающих ударов» чуть не убили.
    Может, дело бы замяли и не доводили до суда, если бы не вмешательство Веснина, который  очень здорово помог в расследовании. Он же потребовал, чтобы меня немедленно доставили в больницу, приставив охрану в коридоре.

                Глава 22.

     Когда в больнице я пришёл в сознание, передо мной были радостные Наташкины  глаза. Удар по голове, к счастью, не проломил черепа, а только вызвал тяжёлое сотрясение мозга. Как потом выяснилась, всё же в черепе образовалась трещина. Сутки ничего нельзя было сказать, как у меня будет работать голова, а теперь, увидев родные счастливые глаза, я понял, что ещё легко отделался.
    Оказывается, Наташа после Юркиного сумасшедшего сообщения, позвонила Веснину, но его не было на месте. Она сообщила Алёне только номер отделения, куда меня забрали. Тут же Алёна сообщила Веснину о моём звонке, и он начал действовать, быстро определившись с ситуацией и  приняв все меры для моего освобождения.  Недаром следователь после звонка сразу же вырвал трубку и прекратил допрос, кому-то позвонил, и меня отвели в камеру  с уголовниками, готовыми на всё. Адвокат немного опоздал, не ожидал такого наглого сопротивления от преступников. Когда он разговаривал с начальником отделения, меня уже избивали, и только появление его вместе с начальством предотвратило более тяжкие для меня последствия.               
   Веснин появился в больничной палате на другой день. Он не стал упрекать меня в моей «лопуховости», но немного посетовал на то, что в прошлый раз я не рассказал о предстоящей стрелке с бандитами в банке. Это не только помогло бы избежать моего плачевого состояния, но и могло бы сильно облегчить следствие. Захват преступника с поличным – это же просто убийственный аргумент, и тогда уже не мне, а этому чернявому грозила бы расправа, как с отработанным и потому опасным участником группировки. Но и сейчас идёт раскрутка тех двоих, которых специально устроили в камеру вместе со мной.  Я рассказал Александру Петровичу о  том, как пару месяцев назад был с другом на пляже, и видел их во главе с вожаком. Ну, и как нас оттуда погнали.
– Да, вы правы, что быстро смотались. Убить бы не убили, но руки-ноги поломать могли бы.
Это ведь просто отморозки, пригодные для выполнения грязных заданий. Верхушка айсберга. Но именно такая верхушка и создаёт возможность добраться до его основания. Когда запахнет жареным, они сами устраняют своих исполнителей, чтобы обрубить концы.
– Александр Петрович, вы ведь всё время сталкиваетесь с коррупционными структурами… Я чуточку замялся, стараясь поточнее сформулировать вопрос. – Просто не могу понять, почему у нас так сильно развилась коррупция? Только ли потому, что перестройка допустила вседозволенность? Ведь в СССР люди тоже жили почти на грани нищеты. Но ведь не было такой преступности! Что же, люди изменились буквально за пару-тройку десятков лет? Или всегда были такими, но их сдерживал закон? Или это влияние капиталистических стран с их частной собственностью? Но ведь в той же Европе нет такой коррупции, такого слияния властных структур и капитала. Почему же у нас творится такое сейчас?
– О-о-о, милый друг, куда вы заехали! Да если бы можно было однозначно ответить на этот вопрос, никакие проблемы бы не возникли. Ответьте на вопрос: почему в природе так много разнообразия? Почему одни организмы служат пищей для других, образуя пищевую цепочку? Почему в природе в первую очередь погибают слабейшие и выживают сильнейшие? Почему даже у домашних животных, которые получают пищу от человека, разные характеры – одни агрессивные, другие ласковые? А уж у людей-то, у верхушки биологического развития, и подавно огромная разница друг с другом!
– А теперь, Александр Петрович, вы ещё спросите: почему над людьми нет никого, кто бы их сдерживал? – воскликнул я. – Это что же, невозможно построить цивилизацию без поедания людей друг другом? Ну, поедание, конечно в переносном смысле. Значит, нужен ещё какой-то «управляющий»? Бог, что ли? Ведь недаром Вольтер сказал, что «если бы бога не было, его следовало бы выдумать»! А сам человек разве не может без насилия или под влиянием страха осознать свою миссию?
– Какую миссию, друг мой? – Тоже взволнованно произнёс Веснин. – Вы имеете в виду цели жизни человека? Или, как у фантастов, «переход на более высокий уровень»? Утопию? Вот почитайте Бернарда Вербера, это современный французский очень необычный автор философской фантазии. Он вообще даже в начертании цифр усматривает подъём эволюции по ступеням. И, если взять десятибалльную шкалу, то человечество еле достигло четвёртого уровня. Из десяти.
– Я с детства был воспитан на фантастике, так что могу с вами поспорить. Вы понимаете, можно представить любое социальное общество, даже из организмов, не похожих на нас. Для нашего человечества верхушка развития такого общества, – это Утопия, как у Ефремова, Стругацких. Или тот самый Коммунизм, к которому хотела идти наша страна, но  споткнулась на первых же шагах. Доказав тем самым недостижимость цели в данных условиях. А вот КАК, КАКИМИ СРЕДСТВАМИ достигнуть такого совершенства? Теория божественного вмешательства в виде помощи или наказания господнего потерпела крах. А «пришельцы» тоже не очень-то стремятся на нас воздействовать, чтобы помочь взобраться на «более высокий уровень».
– С вами очень интересно поговорить на темы будущего, Виктор Егорович, – ответил Веснин, взглянув на часы. – Я очень рад нашему знакомству и с вашими друзьями тоже. Можно сказать, как у Киплинга, что «мы одной крови, ты и я». Но сейчас пора идти разбираться с вашей историей. Мы пока ещё живём в настоящем времени, и скорее видим признаки деградации общества, нежели совершенствования. Поправляйтесь поскорее!
    Мы попрощались, и вскоре появился Юрка. Особых новостей у него не было, разве только сообщение о скором приезде Сергея, что было лучше всяких лекарств. Мы опять будем вместе, и тогда «гром победы, раздавайся!»  Обсудив всё случившееся, мы с ним поболтали на темы нашей юности, подогретые беседой с Весниным.
    К вечеру пришла Наташа, и сказала, что долечиваться я буду дома, ничего, кроме покоя и времени мне сейчас не требуется. Она уже договорилась о выписке, и завтра в конце дня они приедут все вместе с Юрой и Леной и заберут меня. А пока я буду лежать в палате под охраной человека из органов.
– А как же дома с охраной? Чтобы я не сбежал?
– К тебе придёт следователь, и ты просто дашь подписку о невыезде из города. Это будет, пока не закончится следствие, суд. В общем, вся эта уголовная история. Пока не поймают всех настоящих преступников.

   День тянулся страшно медленно, несмотря на последние длительные медицинские процедуры. Я смотрел в окно на зелёные жёсткие кроны деревьев, в которых уже начали проскальзывать отдельные жёлтые листья. Как незаметно подкрадывается осень, и сколько событий принесло лето! Как будто тихая полноводная река жизни сорвалась водопадом в каменное ущелье и закрутилась в стремительном течении, покрываясь белой пеной от острых камней и водоворотов. Потом я подумал о Наташе, о нашем ребёнке, и на сердце сразу потеплело. Чтобы ни случилось, а жизнь продолжается, и хочется надеяться, она будет хорошей. Честнее и безопаснее. Если мы сами сделаем её хоть чуточку лучше. Само-то ведь ничего не делается! И если каждый в своей жизни по мере своих сил будет бороться за это лучшее, то… может, человечество и поднимется на следующую ступень! А что же делать? Всё человечество – это, конечно, утопия. Ну, пусть не все, а хоть какая-то часть. Пусть хотя бы я, Натка, и Юрка, и Серёга, и Ленка, пусть хоть те, кого я знаю и люблю… Родители, родственники и друзья… Это уже много! А те, другие, которые активно не хотят подниматься по лестнице жизни, желая только удовлетворения своих низменных желаний здесь и сейчас? Их, конечно, меньше, иначе вообще бы не было движения вперёд. Не было бы естественного стремления человека к познанию. Не было бы открытий, достижений в науке, технике, медицине.     Мысли скользили быстро, путались, перебивали друг друга. Сколько философов безуспешно бьются над целями и путями развития мироздания!
    Следователь пришёл во второй половине дня. Не тот, который меня допрашивал, а другой, молодой и без печати величия закона на лице. На мой вопрос о ходе следствия он дружески улыбнулся, сказал, что в деле оказалось замешано много людей и требуется ещё уйма всяких проверок, доказательств и тому подобное.
– Вот посмотрите на себя: вы попали в такое печальное состояние вследствие сговора преступников с силовыми структурами, которые их «крышевали». Пусть вы оказались даже случайным винтиком в колёсиках, и не попали под жернова, но всё равно пришлось не сладко.  А ваш знакомый Леонид Атлантов до сих пор ещё под арестом.
– А могут его отпустить под домашний арест?
– Я слышал, что могут. Тем более, что он больной и нуждается в особом питании. Вы ведь знаете Веснина, он, как и вам, помогает ему в этом непростом деле. Многие участники задействованы в этой цепочке мимоходом, выполняя, на первый взгляд, за относительно малую мзду  небольшие нарушения инструкций. А некоторые, вроде Атлантова, вообще вслепую, для подставы. Как и вы. По сути, ведь вы тоже нарушили свой долг, не обратились в полицию, вошли в контакт с бандитами. Вот из таких маленьких нарушений, иногда даже с благими намерениями, вырастает общество лжи, недоверия, насилия. В нашей стране считается каким-то нехорошим поступком заявить властям о противопорядочном поведении соседей, знакомых. Предательством, что ли. Доносительством. Да и страх мести со стороны бандитов тоже призывает к молчанию. А вот в Германии, в Англии, в той же Америке – это называется гражданский долг. Тоже, конечно, там есть разные люди, и бандиты, и насильники. Но гораздо больше людей чувствуют себя гражданами своей страны и не хотят терпеть нарушений, махнув на всё рукой. Мол, это некрасиво, да и опасно, пусть полиция сама разбирается. Пусть власти заботятся, чтобы было удобно, чисто и безопасно на улицах, во дворах… а мы сами не-при-чём.
   Последнее слово он произнёс по слогам. Я молча слушал его, удивляясь таким необычным взглядам у полицейских.
– Скажите пожалуйста, как вы начали работать в полиции?
– Да я с детства читал много книг о доблестных детективах, расследующих запутанные дела. Ну, ведь нет человека, который бы не знал о Шерлоке Холмсе, верно? Или о многих наших оперативниках, разведчиках тоже? Ну, и я любил читать. А после школы поступил в юридическую академию.
– Можно узнать, как вас зовут?
– Николай. Николай Каменев. – Он взглянул на вытащенный из папки уже заполненный официальный бланк.– А ваше имя я уже знаю.
   Улыбнувшись, протянул документ для подписи и попрощался.

         Глава 23

    В шестом часу вечера я из окошка увидел знакомую машину, остановившуюся у въезда на больничную территорию. Может, меня тоже заметили, а, может, просто наугад, только оттуда замахали две руки. Лена и Наташа высунули головы и что-то кричали и улыбались.
    Мои вещи и документы были давно собраны, и я поспешил к выходу. Охранник, которому было приказано проводить меня до машины, подставил плечо и я быстро, как только мог, и как позволяла боль в побитом теле, забрался на заднее сиденье рядом с Наташей.
– А тебя дома ждёт сю-ю-рприз, –– почти пропела она,  окинув меня хитрым взглядом и таинственно подмигнула.
– Плохой или хороший?
– И плохой, и очень хороший. Тебе с какого начать?
– Наталья, – окликнула её Лена притворно-возмущённо и даже с лёгким смешком. –  Мы же договорились: до приезда домой – ни слова! – А то какой же это сюрприз будет?
– Ну да, ну да! – Покивав головой, я выразил своё согласие потерпеть.
   Через четверть часа мы уже были у подъезда. Наташа с Леной помогли мне выбраться из машины, и тут дверь перед мной открылась сама собой и я попал в объятия Серёги.
– Вот тебе сюрприз номер один! – громко возвестила Наташа, а у меня на глаза даже выступили слёзы радости и счастья. Видно, мне всё же здорово досталось, если я, «мужчина в самом расцвете сил», не мог сдержать бабских эмоций. Так и обнявшись, мы поднялись в квартиру, и я растерянно стал оглядываться. Вроде и не было меня всего несколько дней, а всё сразу стало каким-то другим. Психологи называют это чувством изменённого сознания, когда старые вещи воспринимаются по-новому. Наверное, это чувство знакомо всем после возвращения из отпуска,  особенно после заграничных вояжей.  А у меня ещё и радость, что остался жив и даже не особенно покалечен. Ну, да ладно, всё пройдёт, всё сгладится.
   Серёга бережно, прямо как хрустальную вазу, усадил меня на диван и начал сообщать питерские новости. Во-первых, его родители окончательно уверились в родственной связи с Олегом, хотя они не сомневались в этом и раньше, почти с первой встречи. Во-вторых, если Лена захочет, они были бы очень рады увидеть её со своим двоюродным внуком. Даже больше. Они предлагали забрать Юрочку на зиму к себе, отдать в хорошую школу, и заодно провести «оздоровление ребёнка». У Юрочки завтра кончался срок путёвки, и опять вставал вопрос его безопасности. В Питере он будет с отцом, и всем станет хорошо.  Лене станет полегче, а там дальше видно будет. Поэтому Сергей и примчался к нам без промедления.

   По-видимому, все эти вопросы наша компания уже обсудила, и меня скорее ставили в известность о положительном решении. Это были действительно очень хорошие новости, и я порадовался вместе со всеми. Лена сказала, что завтра, когда дети приедут из лагеря, она вместе с сыном сразу же поедет в Питер. Чтобы ни одного лишнего дня не думать об опасности.
– Ну, а плохая новость?
   Наташа дотронулась до моего плеча, погладила волосы, щёку, словно заранее успокаивая и подготовляя к беде. Лена тоже подошла, встала рядом и тихо сказала:
– Плохо то, что у тебя, Витёк, болен отец.  Ты давно его навещал?
– Да давненько. С майских праздников не виделись. Мы с Наташей как раз заходили поздравить отца с выходом на пенсию, пожелать, чтобы новая жизнь была радостной, чтобы они с матерью съездили на море, в круиз по Волге или хотя бы в санаторий. Давно ему пора было, ведь уже семьдесят в прошлом году стукнуло. А потом всё как-то закрутилось с нашими бедами, вся жизнь перевернулась…
–  Видишь, ты даже  и не знал о его болезни.
– Да он никогда не жаловался, всегда был бодрым таким, весёлым!
– Ты ведь сам медик,  понимаешь, что врачи очень не любят болеть. А он всю жизнь проработал на приёме в амбулатории, много стариков приходило к нему… И он видел, каково им приходится под конец жизни. Всем родным обуза, а если одинокий старик или старушка попадёт в приют для престарелых, так… Сам понимаешь, какое там существование…
– Верно. Не приведи бог такое.
– Вот, вот. Помнишь, давно уже, был поставлен кинофильм «Золотой ключик» с музыкой Шварца? Его и по телику несколько раз показывали. Папа любил песни оттуда.
– Это же детский фильм! Про Буратино! Да, там пелось про счастливую страну,  дверцу в неё открывал золотой ключик, который никто не мог найти.
– Детский, только все думали тогда, что это  про нашу страну, про  нашу счастливую жизнь, которая скоро начнётся.
– Ну и что?
– А ничего. Слова там были хорошие, если не перевру: «Все дети там учатся в школах, счастливо живут старики». И весь народ в это верил! А ещё слова из другой песни: «Старикам везде у нас почёт» – как тебе это нравится?
– Да уж… Что и говорить…
    Наташа села напротив меня, печально посмотрела на моё лицо.
– Вот и отец твой не жаловался. Мы с Леной были у твоих родителей, когда тебя… – она не стала дальше продолжать. – Ни нам, ни твоей матери он ни о чём не говорил, а плохое самочувствие объяснял усталостью, возрастом и тому подобное. Болезнь сердца началась давно. Поставив себе диагноз, он понимал, что долго не протянет. Он, конечно, принимает разные сердечные лекарства, но, как говорит, сердца другого не будет. Дело ведь не только в самом сердце, но и вся кровеносная система износилась. Старается держаться молодцом, обрадовался, что скоро станет настоящим дедом, не только по возрасту. Ты, Вить, не лезь к нему со своими медицинскими радикальными предложениями. Только душу зря бередить. Может, он и прав. Сердечники, особенно мужчины, часто предпочитают умереть «на боевом посту». Продлевать жизнь, чтобы ещё некоторое время прожить полуинвалидом, нуждаясь постоянно в посторонней помощи, пусть и близких людей, ожидая конца, очень печально. Все мы понимаем, что жизнь конечна, и лучше, чтобы уйти, не продлевая мучений себе и близким. Так что пусть всё идёт своим чередом. Только навещать будем чаще. Вот, как только полегче тебе станет, так и сходим. Может, на следующей неделе получится?
– Обязательно сходим. Надеюсь, что обо мне вы ничего не говорили?
– Нет, конечно. Сказали, что ты уехал в командировку, скоро будешь. Так что он ждёт нас.

     На улице уже зажглись фонари, а мы сидели в полумраке и думали обо всём, объединённые какой-то общей аурой, каким-то защитным полем. Наконец, Наташа встала, включила свет, и они с Леной стали накрывать стол к чаю.
   Серёга, как и раньше, старался развеселить наше маленькое сообщество, передавая приветы от Олега Семёновича и своих родителей, от жены, рассказывал смешные истории из своей практики переводчика, и мы даже немножко попели, вспомнив старые времена и раздавив пару бутылочек сливовицы, привезенной им из  последней командировки в Болгарию.
   Потом Юра с Леной  попрощались с нами. Мы пожелали Лене доброго пути, а Сергей ещё раз напомнил, чтобы она по приезде не торопилась с толпой пассажиров, потому что её обязательно встретят.
   После их ухода  мы ещё некоторое время перебирали возможные варианты следствия. Сергей сказал, что он завтра повидается с Весниным, а я сообщил ему, что его обаяние, как волшебная палочка, открывает дорогу к женским сердцам. По крайней мере, секретарша была готова грудью пробить льды Арктики, чтобы помочь мне, едва услышала, от кого рекомендация. Слегка сощурив глаза, Серёга чуть самодовольно ухмыльнулся, очевидно, чувствуя прилив мужской гордости. Да и то сказать, разве  бывает, чтобы похвала кому-то не нравилась? А тем более, если слова восхищения связаны не с работой, а с личными достоинствами?

   Яркое утреннее солнышко осветило квартиру, сразу принеся на своих лучах отличное настроение. Наташа уже приготовила завтрак, и тихо разговаривала с Сергеем. Как только я зашевелился и поднял голову, она подошла и сразу стала давать ОЦУ – особо ценные указания: что взять из холодильника на обед, какие принимать лекарства и т.д.  Серёжка только тихонько посмеивался, а я прямо-таки вытаращил глаза:
– Нат, ты чего меня опекаешь как малого ребёнка? Даже смешно говорить о лекарствах! Ты что забыла, что я сам могу выписать любые нужные рецепты? Неужели я не знаю, где стоит холодильник и как он открывается? Наверное, это в тебе стал поднимать голову твой будущий материнский инстинкт.
Наташа посмотрела на меня спокойным взглядом, полностью игнорируя мой сарказм.
– Давай ложись, поправляйся быстрее, я тебе днём позвоню. Чмокнула в щёку, погладила волосы, как ребёнку и испарилась.
– Да-а, – протянул Сергей с ехидной улыбочкой.– Вот что значит подготовка к воспитанию будущего ребёнка!  «Спокойствие, только спокойствие», как говорил незабвенный Карлсон, который живёт на крыше, самое  важное в этом деле. Лучше всего начать тренировку с собственным мужем. Тогда любые житейские неприятности будут уже не страшны.
Посмеялись, подурачились немного, чтобы запастись бодростью и оптимизмом, и Сергей тоже исчез.
    Ах, как бы нам всем сейчас было хорошо, если бы не висел над головами топор несчастья! На какой верёвке он держится? Кому может упасть на голову?  Дай бог, чтобы пролетел мимо!
   Оставшись один, я снова и снова вспоминал слова, сказанные следователем Николаем Каменевым. Насколько же важно, чтобы каждый, абсолютно каждый человек осознавал себя не только мыслящей особью, венцом творения, которому всё дозволено, но и членом мыслящего сообщества, в котором властвует закон справедливости. Кто же это сказал, что именно от равнодушных, с их молчаливого согласия происходит всё зло на земле? А, всё равно. Главное, что правильно. Сколько раз я сам проходил мимо, не желая вмешиваться в разборки соседей, не принимая участие в решении различных житейских забот, проходил мимо дерущихся детей, мимо нарушений в общественных местах? Даже в трамвае, когда видел «зайца», не обратился скажем, к нему с вопросом: «А почему вы не заплатили?» Или не сказал об этом кондуктору? Кажется, пустяк, но у нас не принято делать замечания, если ты посторонний. Если по долгу службы – то да. А если  ¬ нет, то пусть этим занимается кондуктор, мент, учитель в школе, но только не я. А ведь раньше, помню, когда был совсем мелким и ходил в детский сад, то любая мама делала мне замечания, если носки были разные, если на лице была грязь, если не поздоровался… И было стыдно. А сейчас услышишь в ответ: «Какое твоё собачье дело?» Ну, может, не так грубо, но всё равно значило: «не суй свой нос». А каждый ли вступится, если ворюга тащит кошелёк у зазевавшейся женщины? Или тянет что-нибудь с прилавка? Почему этот страх перед тем, что могут побить в драке; обругать, вроде «не твоё дело», да ещё с прицепом нецензурщины; что тебя перестанут уважать соседи за «доносительство»… Если начнёшь делать кому-то замечания, то сам же и будешь виноват…  Прав был следователь Николай  Каменев, когда говорил, что каждый человек, если он заботится об обществе в целом, должен его охранять соблюдением законов. И пресекать нарушения, если заметит. 
     На ум сразу пришли слова одной моей коллеги, живущей за рубежом, когда я был у неё в гостях. Она вышла замуж за этнического немца  много лет назад,  и уехала с ним в Германию, к его родственникам, когда появилась такая возможность. Они оба тогда даже языка не знали! Узнав, что я приехал на совещание по вопросам анестезии, она пригласила меня к себе в коттедж, где жила с мужем и двумя уже взрослыми дочерьми. Она много рассказывала  о жизни, быте и работе там и у нас, благо хорошо знала тему. Работала с русскими эмигрантами, приезжавшими в Германию на ПМЖ. Объясняла порядок законодательства, трудоустройства и поведения. Мне, достаточно наслышанному о порядке и культуре в Европе,  даже в голову не приходили их мелочи жизни. Например, в лес или на рыбалку можно ездить только в специально отведенные места. Там всё приготовлено для установки палатки, для костра. Выловленная рыба регистрируется рыбнадзором, или сторожем, я так и не понял. За всё это надо платить. Копейки, конечно, но таков порядок. Нечего и говорить, что после отъезда всё должно быть убрано и подметено.
 Но поразило меня совсем другое. Во многих коттеджах, как у моей коллеги, где живут люди среднего достатка, конечно, по их меркам,  в гостиной есть  камин. Но топить его можно только специально купленными высушенными дровами. Тогда дым из трубы идёт чистый, белый и не портит атмосферу.
Я спросил:
– А если я хочу сжечь свой мусор, газеты, например, сучья из садика?
– Тогда дым будет тёмным, даже с запахом иногда. Соседи увидят, и сделают вежливое замечание.
– И что, сосед будет доносить на соседа?
– Ну-у, доносить – это из далёких времён. Просто каждый гражданин должен  заботиться о порядке и экологии. Если увидит непорядок, который не может сам устранить, он не будет проходить мимо, а проинформирует специальный отдел при городской власти. Ну, например, ямка на дороге, сломанное дерево, вода где-то бежит.…Но, если возможно, то соседи сами, никого не дожидаясь, и деревья подстригут, и мусор уберут. Волонтёрская служба всегда в почёте  и очень развита. Таких людей уважают.
Да-а-а…, – подумал я тогда. У нас сейчас редко кто проявляет гражданскую активность… Даже свидетелей драки иногда трудно отыскать. Все стараются не влезать в гражданские разборки пьяных, ругани, детского плохого поведения. А благоустройство дворов и поддержание чистоты считают делом только дворников и уборщиков мусора.  Мол, я-то свой мусор аккуратно выношу, а остальное меня не касается.
 А, да ладно. Не мне решать эти вопросы. И тут же другая ехидная мыслишка в голове: «А кому»? Никому. Если сам себе не поможешь, никто не поможет… Опять это чёртово разложение общества на отдельные группки людей, живущих по своим внутренним законам… Вместо тёплых слов общения получаются вежливые красивые фразы на сайтах, приправленные смайликами… И я как все…
   Сон навалился сразу, какой-то вязкий, сновидения тоже такие – мимолётные, но оставляющие после себя дурное чувство. Вместо облегчения и прилива энергии, как от нормального сна, наступила тяжесть и боль в голове. Видно, удар по башке не прошёл для меня даром. С трудом я поднялся, помахал немного руками, чтобы прогнать лёгкую тошноту, подогрел чай и выпил положенные таблетки. Нехватало ещё совсем расклеиться… Веки стали наливаться тяжестью, закрывая глаза, и я почувствовал, что проваливаюсь куда-то вниз, вниз, вниз…

Глава 24

      Очнувшись ближе к ночи, я увидел, что надо мной склонилась Наташа, поправляя иглу капельницы.
– Ната, где я? – прошелестел мой еле слышный голос.
–  О, слава богу, всё в порядке! – с облегчением и слезами на глазах она погладила мою почему-то забинтованную голову. – Теперь всё позади! Ты послушай, что я скажу, но сам молчи, тебе нельзя напрягаться.
   И она рассказала, что звонила мне, и, когда поняла, что я не отвечаю, примчалась домой. Увидев, что я без сознания лежу на полу, с высокой температурой, вызвала скорую.  Меня отвезли тут же на рентген головы, и выяснили, что от полученной трещины в черепе стал быстро развиваться отёк мозга. Если бы не экстренная трепанация, то я мог бы совсем не проснуться, или остаться инвалидом с нарушением мозговой деятельности.
   Я протянул руку к лицу жены, склонившейся над мной, и хотел чуть приподнять голову, чтобы поцеловать, но Натка быстро прижала её к подушке, и со страхом в глазах воскликнула с упрёком:
– Ты что, с ума сошёл? Тебе нельзя сейчас совсем двигаться! А то прибинтую к подушке, и будешь лежать как мумия!
– Ну что ты, Наташенька! Мумию, прежде чем обкрутить лентами холста, надо сначала выпотрошить! А ты пощупай, у меня вроде всё на месте. Разве что жира поменьше.
– Может, это просто от тебя ко мне перешло, – и она, улыбаясь, приложила мою руку к своему округлившемуся животу.
    Нет, точно, с юмором у неё всё в порядке. Значит, и в жизни всё в порядке. Я улыбнулся  в ответ и погладил её волосы, щёки и нос. Всё такое родное, тёплое, живое! И я сам живой!
    Наташа взглянула на капельницу, сказала, что больше разговаривать нельзя, что сейчас начнёт действовать снотворное и всё будет отлично. Ещё раз поцеловав меня в закрывающиеся глаза, она тихонько вышла из палаты.

    Проснулся я утром, когда медсестра разносила градусники и лекарства. Голова почти не болела, тело тоже. Хорошо, что я попал в своё родное отделение, и мой коллега быстро сориентировался. Теперь, когда вернулась память, уже ясно, что мозг не пострадал. Такие травмы с ушибами головы частенько бывают у спортсменов, особенно боксёров, но они же в боксёрских перчатках, поэтому удары не очень опасны. А меня ударили какой-то железякой, в черепе оказалась трещина и повышенное давление от крови из лопнувших сосудов. Возникла большая гематома, и вот её удалили. Хорошо, что вовремя. Всё это было мне знакомо, как врачу и не требовало никаких объяснений. Да, если бы такое случилось в тюремной камере, и меня не перевели в больницу, то сейчас меня могло уже не быть в живых. И тут возникла очень тяжёлая и тревожная мысль: а ведь это второе смертельное предупреждение судьбы. Впрочем, причём тут судьба? Я же абсолютно ни в какую судьбу не верю, и ни в какую мистику тоже. Просто случайность, а люди склонны всё сваливать на судьбу. Не впутайся я в эту историю с бандитами, ничего бы и не было. А как я мог не влезть? Значит, просто не сумел сделать так, как нужно. Не обратился за помощью. Привыкли мы за последнее время жить, надеясь только на себя. О полиции даже думать не хочется, никто там не поможет. Впрочем… там, как и везде, тоже есть порядочные люди. Вот Николай Каменев, следователь… или Веснин… Без них ой бы как туго пришлось! Получается, что надо быть самому сильным, иметь крышу…, или…не жить в этой стране? А в другом месте лучше? Вон, за границей, тоже хватает и убийств, и насилий, и лжи. Везде люди одинаковы. Есть борцы и подлецы. Во как! Даже в рифму! Значит, точно стало лучше! Теперь только узнать, как наши дела криминальные идут!

     Через несколько дней медосмотр и рентген подтвердили то, что я и сам почувствовал: состояние хорошее, никаких осложнений, можно выписываться домой под амбулаторное наблюдение. Сейчас в больницах долго не держали, дожидаясь полного выздоровления, как раньше. Разве что тех, кому был необходим постоянный медицинский надзор. Ну,  дома  полежать, конечно, придется, таблетки попринимать, да повязку на голове носить пару недель, пока полностью не зарастёт шов. Наташа договорилась, что возьмёт выходной, а Юра подъедет вместе с Леной, которая вернулась, пока я болел, и доставит меня домой. Мы все соберёмся, как раньше, и обсудим «дела наши скорбные», как говорил какой-то матёрый мафиози в очередном криминальном сериале. «Бандитский Ленинград», кажется. Когда начался весь этот беспредел, город ещё назывался Ленинградом.

   Конец августа был каким-то тусклым, дождливым, и чувствовалось, что осень наступит раньше, чем обычно. День заметно укоротился, и серые слоистые облака, закрывавшие  всё небо, тоже забирали солнечный свет. Дождя не было, но в воздухе ощущалась сырость и прохлада. А для меня день выглядел светлым и радостным.
   Мне не пришлось в этот раз долго ждать. Друзья уже сидели в машине, закупившись разной вкуснятиной по случаю моего счастливого выздоровления, а точнее, отпраздновать, что всё благополучно обошлось. Хотя я чувствовал себя хорошо, Лена накинула на меня тёплую куртку, и  друзья, осторожно обнимая меня, как тяжелобольного, усадили на заднее сиденье. До чего же было приятно чувствовать  дружеские руки! Мне даже захотелось в душе сказать: «продлись, мгновение»! Лена села рядом со мной, и под её бдительным оком мы смеялись и говорили о пустяках. Так, наверное, организм отзывался на пережитое, и мозг требовал только радости. Эндорфины, чёрт побери!


    Стол уже был накрыт, мужчины открывали привезенные бутылки, а Наташа выкладывала на тарелки разные закуски и салаты.
       Как-то не хотелось переходить на наши сегодняшние трудности, и поэтому вспоминали школу, слушали музыку, записи любимых туристских песен, морские байки Юры и смешные бесчисленные случаи из заграничной практики Серёги. Я даже не помню таких счастливых вечеров. Наша жизнь с Наташей катилась по ровной дороге со своими маленькими удовольствиями и маленькими бедками, было спокойно и привычно. Наверное, нужно пережить настоящий ураган несчастий, свалившийся на наши головы в прямом и переносном смысле, чтобы ценность жизни возросла во много раз.  Острота всех  переживаний стала плотной, ощутимой не только в мыслях, но даже физически. Её просто невозможно выразить словами. Недаром люди говорят, что «сердце замерло от счастья», «душа ушла в пятки от страха», «закружилась голова» и тому подобное. Да, чувства становятся материальными!
   Неожиданно наша идиллия прервалась входным звонком. Мы с Наташей даже вздрогнули от автоматического мгновенного страха несчастья, но Сергей, улыбаясь, пошёл открывать дверь. Это был ещё один сюрприз: оказывается, он пригласил в гости Веснина, который с удовольствием согласился придти. Для меня его приход явился волнующим и радостным событием, а Юра с Натой прямо жаждали познакомиться с человеком, о котором мы им столько наговорили.
   Александра Петровича усадили в центре стола, и он как-то легко слился с нашей атмосферой счастливого отдыха. Теперь вроде уже доказано, что все живые организмы излучают ауру, которая меняется в зависимости от самочувствия. У нас эта аура была общей, и, я думаю, охватывала всю комнату целиком. Мы наперебой рассказывали разные анекдоты, естественно, в первую очередь, насчёт мужчин и женщин, о ляпсусах наших политиков, вспоминали смешные истории, пели шуточные песни. Смех и радостные возгласы, тосты и пожелания не умолкали до вечера, когда уже стало сильно темнеть. Как-то не хотелось разрушать сразу застолье и переходить к обсуждению «боевых действий». В прямом и переносном смысле, если учитывать травму и угрозы.

    Ната включила свет, сразу прогнавший уютное настроение, и напомнивший яркую лампу на столе у следователя, слепящую глаза. Прошла пара минут молчания, пока сознание перестраивалось от приятных воспоминаний на суровую реальность. Тишину нарушил Сергей, как и раньше, взяв на себя инициативу.
– Вот, други мои, все мы знаем, что влипли в очень нехорошую историю. И началом её послужило «преступление без наказания», если перефразировать Достоевского. Давно. Этот шрам на лице одного из главных бандитов нанесла Лена, когда на неё набросились отморозки в тот вечер, после школьного бала. Она ведь была сильной и смелой девчонкой, помните, как мы занимались в школе приёмами боевого самбо?   
Сергей не стал распространяться о дальнейшем, учитывая то, что оно Юре не было известно, и продолжил:
    – Их потом, позже, повязали, но этот тип сохранил  метку от её очень острых ногтей на всю жизнь. И обозлился. Впрочем, он и раньше, очевидно,  не знал иных чувств. Думаю, что мечтал отомстить. Естественно, что такие люди в первую очередь вливаются в преступные группировки. Сначала простыми и безжалостными исполнителями, а потом, если ума хватает, становятся рангом выше. Паханом, или смотрящим, или ещё как их там называют. А здесь переплелись и мафиозные интересы получения доходов от сбыта наркотиков, и личная месть.
     Александр Петрович тоже очень внимательно слушал вместе со всеми. Он гораздо больше знал о работе органов по борьбе с наркотиками, но личная окраска многое меняла и создавала для нас особую опасность.
– Да, такие люди, для которых главенствующим являются деньги и удовлетворение своих прихотей – это уже не люди, – подтвердил адвокат. – Для них убийство – всё равно что сломать дерево. Лишь бы бабки были, а всё остальное плевать. Да о будущем они даже и не думают, лишь бы сейчас было хорошо. А поймают – так и в тюрьме можно жить, «свои» в обиду не дадут. А потом ещё и выйти досрочно помогут. Тоже за такие же деньги  охранникам, надзирателям, начальнику тюрьмы. Смотря какое рыло попало в переделку. И неизвестно, кто из них хуже: те, кто даёт, или те, кто берёт. Их даже с дикими зверями нельзя сравнивать: те живут по своим законам, а эти беспредельщики. Я адвокат, и по долгу службы обязан защищать даже их, отыскивать смягчающие обстоятельства, искать доказательства невиновности. Но считаю, что тех, кто сознательно пошёл на убийство, надо расстреливать. Одно дело помочь запутавшимся по глупости или под давлением  шантажа, но  алчность и полное отсутствие моральных принципов не излечимы. Это раковые опухоли на здоровом теле социума, и подлежат удалению. Если во-время не отсечь их, загниёт и погибнет весь организм.
– Александр Петрович, а вы не думаете, что это уж слишком жестокая крайняя мера? Ведь это всё же люди, которые когда-то родились, были маленькими детьми…– это спросила Лена, пострадавшая больше всех. Человек с поломанной судьбой, и сейчас находящийся под угрозой смерти, может, даже жестокой.
– Нет, Леночка. Не думаю. Законы природы обязательны для всех  Если грядки с культурными растениями не пропалывать, их заглушат сорняки.  Если в стае волков, скажем, появится больной заразный волк, стая бросает его или убивает. Общество считало себя вправе отсылать прокажённых в специальные лепрозории, резервации, также обрекая их на длительную и мучительную смерть.
– Сейчас есть достаточно эффективные средства для лечения лепры, – вставил я свой голос.
– Вроде есть, не знаю, стопроцентно вылечивают, или нет. Рак вот тоже излечивается, но далеко не всегда, и смотря, когда его диагностировали. Хорошо, что рак не заразный, и не влияет на остальных членов общества. – Легко и быстро отозвался Веснин. Видно, сам много думал о проблемах воспитания защитных сил человеческого сообщества как единого организма. И не только от микробов или вирусов, но и от моральных уродств. Да ещё, как человек, привыкший к публичным выступлениям, не мог удержаться от дальнейших сентенций:
 – И если оно не будет защищать себя от асоциальных элементов, – продолжил он с воодушевлением, –  которых не удержит никакая резервация или тюрьма, оно деградирует.
Вспомните, в «Туманности Андромеды» и то нарушители принятого порядка сами уезжали на остров нарушителей, в добровольную тюрьму. А ведь там достигнута высочайшая цивилизация, построенная за шесть тысяч лет уже после нас! А у нас-то лишь пара тысяч нашей эры! И смотрите ещё: люди без конца дерутся. Всего лишь несколько десятков лет, когда на земном шаре не было войн, массового уничтожения.
– Ладно, ладно, – замахал руками Сергей. – такие далёкие времена, как у Ефремова, нам непостижимы. Мечты – это, конечно, хорошо, это вот больше по Юркиной части, он у нас идеалист-максималист. Но что нам делать сейчас? Насколько мы можем рассчитывать на свои силы, или понадеяться на доблестную полицию? Или на коррумпированную власть?
– Ай, не надо, – поморщился Веснин. – Опять на кого-то надеяться. «Вот приедет барин, он нас и рассудит». Как у Некрасова. Или надежда на батюшку-царя или Отца народов? Было уже такое, проходили. Народ не должен быть какой-то паствой, или безропотной толпой, которую надо вести вперёд под лозунгами патриотизма или необходимости обороны страны. Каждый человек должен чувствовать себя гражданином, чьи права…
  Я под столом толкнул его ногой, указывая на Юрку. Тот сидел, сжав голову руками и тихо покачивался.
– Ай, старый дурень, – пробормотал Веснин, постукивая себя по лбу. И резко, по-деловому, сменил тему.
– Из своей практики точно знаю, что в вопросах наркобизнеса полиция обязательно замешана. Всё зависит от уровня и размаха. Если бизнес, в который вы воткнулись преследуя совсем другие цели, местного разлива, не связан с более высокими коррумпированными кругами, то дело решится просто. А вот если начальство области заинтересовано, то всё сразу усложняется. У меня, конечно, есть связи и в областной адвокатуре, но время, время… Его у нас почти нет. Ведь этот, – он покосился на Лену, – главарь ихний, умом не блещет, живёт по своим желаниям, а сейчас у него только одно – отомстить. И теперь уже всей вашей компании.
    Он опять взглянул на Юрку, сейчас стоявшего около окна. Видимо, он что-то решил для себя и начал прислушиваться к разговору.
– Мне кажется, – продолжил Веснин, – что ваш Меченый… он сейчас в своей мести заинтересован сильнее, чем в деньгах. И не будет сильно напрягать своих прикормленных полицейских, требуя «законного» расследования. Ему сейчас важнее своими руками, вернее, со своими подручными, проучить тех, кто встал поперёк дороги. А уж если замешана женщина, то…
– Не надо, мы всё поняли. – Голос Юрки прозвучал глухо и как-то отстранённо. – Надеяться надо только на себя. Я уже всё решил.
Он обвёл глазами нас всех. Я открыл было рот, чтобы задать вопрос: «А что ж ты решил?», стараясь уйти от трагической тональности, но понял, что сейчас никакая ирония или юмор не уместны. Несколько молчаливых секунд позволили всем проникнуться близостью конкретной опасности. Я, как самый пострадавший физически и чуть не поплатившийся жизнью или инвалидностью, и то не до конца понимал всю опасность положения Ленки и Юры. Я играл в игрушки, не представляя себе реального положения вещей. Знал, умом всё понимал, но сейчас по сердцу или по телу, не знаю как говорят, прокатилась настоящая волна страха. Игры в донкихотов, кидавшихся грудью на мельницы, и других героических личностей кончились.
   Тишину прервал спокойный, чуть глуховатый  голос Александра Петровича:
– Не глупи и не кидайся грудью на пулемёт. Я уж надеялся, что вы все вышли из детского возраста. Ваш противник – не отморозок и умом не тронулся. Значит, тоже не полезет с ножом на танк. А раз так, то семь раз подумает, прежде чем приступить к делу. Ему ведь не столько убить хочется, сколько поглумиться, безнаказанно поиздеваться. И сейчас «под прицелом» – Лена. Хотя, в зависимости от обстоятельств, жертвой может стать любой.
  – Лена, может, зря вы вернулись из Питера? – он вопрошающе взглянул на неё, и тут же отвёл взгляд. В глазах Лены вспыхнул такой огонь ненависти, бесстрашия, желания идти до конца, что слов никаких не требовалось.
– Хорошо. Тогда сделаем вот что. Одним вам точно не справиться. Официально обращаться в полицию нет смысла. Но и без профессиональной помощи не обойтись. Надо обратиться к тем, кто захочет помочь по доброй воле. В полиции на самом деле есть такие люди, не только в киносериалах про ментов. Да вот, хотя бы тот парень, Николай Каменев, что допрашивал во второй раз. –  Веснин взглянул на меня, ожидая одобрения. Я кивнул, полностью с ним соглашаясь, и подтвердил:
– Хороший парень. Честный. Молодой пока, верит в идеалы.
– Да. Верит. И правильно делает. А что до молодости, то это всё чушь. Если человек внутренне порядочный, то он таким будет и по жизни. Вас вот молодыми уже не назовёшь, и что же вы стали взяточниками, подлецами, завидовали богатым и успешным?
Мы молчали, потому что ответить было нечего, да и вопрос был чисто риторический.
– Конечно, есть профессиональный, можно сказать, бандитизм и коррупция, – продолжил Александр Петрович менторским тоном, – и полиция – это передний край защиты. Тот самый оселок, на котором оттачивают лезвия. Не всякий захочет работать в ментовке.  И соблазнов много, и опасностей. Поэтому в тех же детективных сериалах и книгах, – он посмотрел на нас понимающим и вместе с тем испытующим взглядом, –  кстати, ваших любимых книгах, друзья, – честный сыщик, следователь, опер, судья и тэ дэ, более интересны и привлекательны,  чем герои других профессий.
– Ну уж нет, – возразила Наташа. – Есть настоящие герои, которые идут на смерть, выполняя свой долг. В науке, в медицине, вообще в трудных ситуациях. Например, спасая чью-то жизнь, жертвуя своей. Или на войне…
– Вот тут вы не правы, Наташенька – быстро отозвался Веснин. – В ваших примерах – «высокий героизм», подвиг, если можно так выразиться. Человек отдаёт свою жизнь ради спасения другой, ради доказательства научной идеи,  ради человечества в целом… Как Джордано Бруно, который не отказался от идеи Коперника и пошёл на костёр. Он же мог согласиться с попами, хотя бы на время, как Галилей, и остался бы жив!  И он сознательно понимал, что идёт на смерть. А в ментовке просто работа.  Опер ведь не идёт каждое утро на работу, как на смерть. Да, работа опасная, но ведь «опасность опасности – рознь». Опасно работать в шахтах, опасно испытывать самолёты, опасно спускаться в глубины и совершать восхождения, даже простым водителем быть опасно. В шутку говорят, что «просто жить опасно». Но если человек мастер в своей профессии, работает по призванию, то любая опасность уменьшается с ростом его мастерства.
    Адвокат посмотрел на нас сурово, даже грозно, и сказал:
– А вы вообще в этом деле сосунки. Сколько уже дров наломали! Как говорят, полезли в воду, не зная броду. А теперь что? Виктор чуть жизни не лишился. Себя засветили перед бандитами по полной, даже оружия у вас нет, если придётся защищаться, да и не умеете вы сами вести хоть какое следствие. Поэтому мой приказ: Лена пусть поживёт здесь, никуда не выходит. Она, конечно, не является предметом горячей «охоты» и специального наблюдения, но осторожность не помешает. «Кто предупреждён, тот вооружён» – не зря говорят, а Юрия я возьму с собой. Пусть всё время при мне будет,  разберётся в полицейской работе. Кто знает, может и в жизни пригодится. Ведь он ещё не определился с дальнейшей работой, правда, Юрий? – обратился к нему Веснин с еле заметной улыбкой в прищуренных глазах. – Вот и ладненько, – продолжил он, словно и не заметил ответного молчания. – У матросов нет вопросов. Правильно я говорю? Возражений не слышу, значит, правильно.  Сергей, к вам персональное задание. Завтра подойдёте в контору, составим нужные бумаги, потом сходим к следователю. Надеюсь, сумеем договориться. А сейчас разрешите откланяться, как говорили сотню лет назад. Спокойной ночи!
Юрка встал одновременно с Александром Петровичем, и они тихо ушли.
   Проводив гостей, мы молча сидели за столом, прерывая тишину междометиями, вроде «м-да…»,  «ну и ну», «вот как…» и тому подобное. Говорить не хотелось, всё уже было сказано, хотя впереди была полная неясность. Лена и мы с Наташей, как боевые единицы, отметались однозначно, а Сергей просто не хотел думать о дальнейшем, понимая, что его предположения и высказывания сейчас просто пустой звук.

    Глава 25 

   Утро началось обычным заведенным порядком: завтрак, лёгкий разговор о погоде, о новостях, о работе, в котором мы не касались вчерашней темы. Наташа собиралась как обычно, в больницу, а Сергей сказал, что уходит к Веснину и позвонит попозже. После их ухода Лена начала убираться и, по моей просьбе, рассказывала мне о первых годах её самостоятельной  жизни. Я поинтересовался, обращалась ли она к врачу, после искусственного выкидыша. Лена ответила, что об этом её поступке не знает никто, и пусть не узнает никогда. Мне она доверилась, потому что я врач и смогу ей помочь, если потребуется. Да,  она обращалась после встречи с Олегом,  но ей сказали, что детей лучше не иметь, или только после серьёзного лечения и под медицинским контролем. Могут быть всякие осложнения или аномалии. Олег был намного  старше, и не настаивал на рождении детей, хотя Лена и не рассказывала подробно о своём физическом состоянии по женскому вопросу.
– Ленок, а сына ты назвала в честь нашего Кэпа?
– Да. Я любила и люблю только его.
– А как теперь будешь с Олегом?
– Я его не брошу. Мы многим обязаны друг другу.

     … Определившись в детском садике с ночёвкой и питанием, Лена имела время заниматься, сдавать экзамены. Здоровье её после самодельного выкидыша пошло на поправку, но Лена не хотела возвращаться назад. Считала, что все концы обрублены. Через два года она с радостью приняла по распределению назначение в районный центр в Смоленской области. Там сразу обеспечивали квартирой, и это был решающий фактор. Для прописки на новом месте требовалось выписаться из родного города, и Лена съездила туда, благо не очень далеко. Быстро всё оформить ей помогла одноклассница, которая, как оказалось, работала в жилищном паспортном отделе. Поговорили с ней о школе, о друзьях, о семьях, о работе. Лена, ясное дело, обманывая саму себя, хотела хоть что-то мимоходом узнать о Юре или обо мне, но школьная подруга не могла сообщить никаких сведений. Юра в городе  не появлялся, хоть и не был выписан, как военнослужащий,  а я уже прописался в общежитии. На всякий случай обменялись адресами. Лена попрощалась со своим бывшим домом, сходила на берег речки, без слёз глядя на быструю и чистую воду. Не знаю, о чём она тогда могла думать, мы в школьные годы презирали сентиментальность.

   Годы бежали. Через несколько лет она встретилась с Олегом при трагических обстоятельствах.
   Олег тоже в своё время попал в этот город по распределению, работал  товароведом в местном универмаге. Был женат, дочка ходила в школу, где Лена была учительницей младших классов. Девочка с восторгом о ней говорила, и родители радовались, что дочка любит книги, много читает и очень развита для своих лет. У них недавно родился сын, и счастливая семья поехала на автобусе к родителям жены, жившим в сельской местности в сорока километрах от города. Жена, которую всегда слегка укачивало в автобусе, заняла переднее сиденье, а папа с малышом на руках и дочка у окошка позади неё. Радуясь предстоящей встрече, родители тихо переговаривались и смеялись, глядя на крошечные глазки и ротик младенца, ещё даже не имевшего имени. Именно на предстоящие крестины и должны были собраться все родственники жены.
    Беда, как всегда, пришла страшно и внезапно. На крутом повороте встречный грузовик задел автобус и опрокинул его. Жена и дочка погибли сразу, а Олег инстинктивно поднял ребёнка над головой, сильно ударившись грудью о переднее сиденье. Причиной катастрофы стали сразу все предположения: и пьяный водитель, и отсутствие хороших дорог, и большая выбоина, куда попало переднее колесо, и превышение скорости… Только для погибших и пострадавших в причинах катастрофы разницы не было никакой. Хорошо ещё, что автобус был маленький, сельский, а то жертв было бы гораздо больше.
    На похоронах было очень много народа, казалось, был весь район. Лена пришла на похороны своей ученицы, и там встретила пожилую пару с ребёнком на руках. Она подошла расспросить, кого они провожают в последний путь с таким маленьким, и узнала, что это их внук, почти сирота: мама погибла, а отец лежит в больнице, в тяжёлом состоянии, ему сильно помяло грудную клетку, пострадали внутренние органы, лёгкие в особенности. Ребёночек почти не пострадал, выпав из рук отца в проход меду сиденьями. А теперь хоть на две части разорвись: и малышу, и Олегу нужен постоянный уход.
   Лена глядела на крошечное личико и не могла оторвать глаз… Ведь каждая нормальная женщина, перевалив за тридцать, мечтает о своём ребёнке. А Лена даже мечтать не могла… Переговорив с родителями Олега, она предложила его матери пожить у неё, ведь её дом почти рядом с больницей.
   Олег некоторое время был на грани смерти, но врачам удалось его спасти. Как только он начал самостоятельно ходить, и дело шло к выписке, Лена пригласила его жить у неё вместе с сыном.  Мать погибшей жены Олега не могла больше находиться в городе, всё-таки с домашним хозяйством и скотиной одному мужу было тяжело. Так и получилось, что у Лены сразу появился и муж, и сын, которого она почувствовала своим родным и не могла на него наглядеться. Маленький Юрочка. Это теперь её собственный сын. Никто никогда не должен узнать, что он не родной. Лена оформила свой брак с Олегом, и в метрике Юрочки в графе «мать» было записано её имя. Олег, физически и морально оправившийся после аварии, был бесконечно благодарен Лене. Когда они оформляли свой брак, между ними уже установилась родственная связь. Несмотря на естественные отношения мужчины и женщины, любовь и память к своей погибшей жене у него не исчезла, так же как и любовь Лены к Юрке. Между ними было другое чувство, скорее похожее на дружбу, взаимопонимание и поддержку, но объединённое любовью к маленькому Юрочке. Оба они  хотели, чтобы ребёнок  всегда считал Лену родной матерью. В маленьком городке ничто не остаётся забытым, и рано или поздно Юрик узнал бы настоящую правду.
    Через год они перебрались далеко на Урал, в Троицк.
    В Ленином пересказе для меня ни слова не прозвучало   о том, что Юрочка не родной сын Лены, только о несчастной беде Олега.   Эту тайну она хотела унести с собой в могилу.

– Ну, а теперь как у тебя со здоровьем?   По возрасту ты ведь можешь иметь ещё детей?
Мне подумалось, что если у неё что-то будет с Юрой… Ведь Олег очень болен…
– Не спрашивай сейчас. Сам понимаешь, не до этого. Позже поговорим, ладно?
Она подошла к стулу, на котором я сидел,  я притянул её поближе и приобнял за талию.
– Ладно, ладно. Ох, Ленка! Что же ты наделала! Я всё понимаю, но ведь ты могла бы попозже,  когда приезжала за выпиской,  дать весточку о себе. Может вся жизнь твоя сложилась бы по-другому… Ты ведь знаешь, как мы все любили тебя, как дружили… Мы ведь уже тогда были взрослые, и всё бы поняли…
– Наверно, по-другому. Но тогда я не смогла. А сейчас что уж… У человека всегда только одна жизнь, и время сделанных ошибок уже не вернёшь. Так что и сожалеть не надо, бесполезно. Только душу бередить. Надо думать о будущем, а не возвращаться в прошлое.
– Ты хотела бы провести обследование в нашей поликлинике? На всякий случай, а?
– Наверное, да. Но пока не будем об  этом, хорошо? – Она улыбнулась какой-то застенчивой улыбкой, совсем девчоночьей, доверчивой… У меня защемило сердце от этой улыбки, от желания помочь и защитить эту девочку, которой снова было семнадцать лет…

                Глава 26

   Звонок от Серёги прозвучал неожиданно громко и сразу разрушил задушевное состояние взаимопонимания. Так бывает, когда приходится резко возвращаться от воспоминаний юности к похожему состоянию, но уже в зрелом возрасте. Чувства вроде те же – но приправлены опытом и знаниями, и потому гораздо сильнее.
   Лена тоже очнулась и бросилась к телефону.   Сергей сказал, что всё пока хорошо, и чтобы мы не волновались.
Веснин познакомил Юру с Николаем Каменевым, и они нашли общий язык. Теперь Николай, хоть и младший по возрасту, будет работать с ним в паре  и приглядывать, чтобы Юрка не наделал глупостей. А то ведь от него всего можно ожидать – попрётся на танк с открытым забралом. А Николай разные истории расскажет о преступном мире, это тоже хорошая школа, когда говорят безо всякого прикраса и похвальбы…
– Бумаги разные мы составили,– продолжил Серёга, –  нам самим точно никогда бы так не суметь аргументировать. Это большая удача, что мы встретились с Весниным. Как было бы хорошо, если б в трудных случаях приходил на помощь замечательный и опытный человек! Но, между прочим, Александр Петрович сказал, что тоже очень рад помочь таким людям, как мы! Так что гордитесь, вот! Наверное, одна из очень больших радостей в жизни – встреча с умными, интересными, порядочными людьми. Ждите к вечеру с новостями!
– А ещё с добавками из магазина! – Это я намекнул на то, чтобы он захватил парочку бутылочек с красивыми этикетками. –  Наташа тоже принесёт чего-нибудь вкусненького, а уж картошечку пожарить и сделать салатики – это мы с Леной сообразим. Так что пусть праздник продолжится!
   Лена, слышавшая наш разговор, сказала, что мне надо лежать, а лучше всего, заснуть, а с салатиками она справится сама. Я и сам почувствовал сильную усталость, видно моя больная голова с трудом выдерживала нервные стрессы.

  К вечеру первыми вернулись Юра с Николаем Каменевым, которого Юрка пригласил, «чтобы основательно ознакомиться с предстоящим делом из уст своих друзей для полноты картины». Николай работал следователем всего второй год после окончания юридического института. Среднего роста, но широкоплечий, он с первого взгляда производил впечатление человека, который умеет постоять за себя и за других. Сероглазый, с обаятельной улыбкой, он был неотразимым для девушек и душой любой компании. Для нас он явился прекрасным современным изданием нас самих, какими мы бы хотели быть, а может, и были в дни нашего студенчества, только более смелым, более раскованным и  уверенным в себе. Наверное потому, что мы впитывали разные сложные ситуации из книжек, а он – из жизни. А это – «две большие разницы». Мы жили на одной шестой части суши под названием СССР, закрытой от всего мира, а теперь весь мир открыт со всем многообразием его народов и государственных устройств. Даже ехать особо никуда не надо – всё подаст Интернет  и телевизор.
   
    Николай запросто, безо всякого стеснения, начал расспрашивать меня и Наташу о нашей жизни, о родителях, не боясь быть навязчивым или бестактным. Эта простота поведения тоже была приметой нового времени и нового поколения. Рассказывая о родителях, мне стало немного стыдно за своё отношение к ним. Ведь я даже не подумал об отце из-за своей травмы. А это не оправдание. Значит, нужно обязательно съездить, взглянуть на его состояние глазами медика и рассказать о «командировке», и что всё хорошо. Повязку замаскирую какой-нибудь банданой, чтобы отец, как врач, не учуял травму головы. Да и вообще надо сейчас хоть раз в месяц, а может, и почаще, навещать родителей.  Решено. Завтра вечером и съездим. Хорошо бы, всем вместе. Родители очень хорошо относились к нашей дружбе, хоть мы в те годы почти не собирались у нас из-за малышни.
   Сергей появился часа через полтора. Довольный, жизнерадостный. Этот хитрец  опять узнал что-то интересное, но приберегал своё сообщение, чтобы произвести больший эффект. Мы представили его Николаю, и Сергей прямо засветился.
– Вот удача! – весело воскликнул он. – Можно сразу на «ты»? Веснин полчаса рассказывал мне о тебе, о твоих подвигах..
    Мы переглянулись, потому что Николай ни словом не обмолвился о своей службе. Вот скромняга! 
– Да какие подвиги! – засмущался он. – Просто работа такая.
– Ну да, «работа такая!» – повторил Серёга его слова. – А кто две недели назад прихватил тех двух мужиков вместе с капитаном катера, из-за которых разгорелся весь сыр-бор, а?
– Так я же не один был, целая опергруппа участвовала в захвате.
– Группа была только на задержании, а кто раскапывал, выслеживал? Пушкин, что ли?
– Да нет, я понимаю, мне интересно было расследовать, но всё же работал не один, в группе хорошие следаки, да и начальник наш не одну собаку съел в этом деле!
– Ну всё равно, молодцы! Не буду выспрашивать о подробностях, ведь дело ещё не закончено? Правда? Но теперь уж точно Леонида Атлантова отпустят! – Серёга взглянул на Юрку, который тихо, как бы извиняясь в чём-то, подходил к Николаю.
– Спасибо, большое спасибо за отца, что так быстро нашли преступников! – Он обвёл всех нас, стоявших вокруг Николая, благодарным взглядом. – Без вашей помощи ему было бы не выбраться из тюрьмы. Он не смог бы долго протянуть.
– Да нет, всё шло к тому, чтобы отпустить его под подписку о невыезде, – улыбаясь, ответил  Каменев. – Веснин ещё раньше написал прошение.
– Да знаю я, как эта подписка делается! Пока не найдут виновных, сидел бы в предварилке. А для него каждый день может обернуться обострением болезни. Так что ещё раз спасибо!
– Юра, ты говоришь таким тоном, как будто сам прощаешься! Мы ведь с тобой сегодня весь день говорили, что опасность для вас никуда не делась, надо ещё найти вашего врага. И не просто найти, а поймать с поличным, иначе никаких улик ему предъявить нельзя. Ты не вздумай опять начать свой дурацкий индивидуальный розыск! – он тоже обвёл взглядом всех, стоявших рядом. – Ну как, друзья?  Принимаете в свою команду? Только уж, Юра, не обессудь, настоящим «Кэпом» сейчас становлюсь я. А приказы капитана выполняются, а не обсуждаются. Понятно?
– Понятно, понятно, – дружно ответили мы, словно не сорокалетние мужики, а первоклассники перед своей первой учительницей.
– Всё. Вопрос закрыт. Приятно было познакомиться! – сказал Николай и сделал шаг в сторону двери, столкнувшись нос к носу с вошедшей Наташей.
– Вот ещё чего выдумали! – воскликнула Наташа, весело улыбнувшись. – Ещё не познакомились, а вы уже уходить собрались!
– Правильно, Ната, – отозвалась Лена, внося в комнату поднос с закусками. Сейчас салатики принесу, зря я, что ли, старалась! А ну-ка, все за стол, будем знакомиться по-настоящему!
Через несколько минут все мы расселись за столом, и первый тост предложила Наташа:
– Давайте дружно выпьем за всю команду и нашего нового товарища, временно исполняющего обязанности капитана в связи с проходом корабля между Сциллой и Харибдой! Не забыли мифы древней Греции? И чтобы все мы не путались и обращались только на «ты», как и положено настоящим друзьям!
Я смотрел на жену с гордостью и восхищением:
–  Натусь, умница, здорово! За это действительно стоит выпить!
Раздались весёлые аплодисменты, окончательно снявшие последнюю каплю лёгкой напряжённости. Радость залетела в комнату и в сердца, вселив надежду на всё хорошее.
– «Капитан, капитан, улыбнитесь! Ведь улыбка – это флаг корабля!» – пропел Серёга, поглядывая то на Юрку, то на Николая.

    Вечер пролетел как ещё одно мгновение радости, которые остаются в памяти до самого конца. Их надо собирать и нанизывать на нить жизни. Счастливы те, кто такие мгновения испытал и даже сделал из них ожерелье.  Нет, я не о той радости, которая бывает, когда от жизни испытываешь просто удовольствия. Или когда собираются друзья и хорошие знакомые на праздник. Тоже, конечно, приятно и радостно, но здесь какое-то единение душ, и тогда радость у всех усиливается многократно. Психологи называют это мудрёным словом «эгрегор».
    Следующий день был воскресным.  Перед тем, как вечером разойтись, я попросил Юрку подвезти меня с Наташей к отцу. Услышав о таком  желании, Николай сказал, что тоже хочет поехать с нами для «эскорта», как он выразился. У них чистых дней отдыха не бывает, могут вызвать на работу в любое время суток, если случится что-то серьёзное. Например, убийство, нападение, ограбление. Чтобы расследовать по горячим следам. Но в нашем городе это бывает редко, и тогда уж вся полиция стоит на ушах. Завтра он свободен, вроде ничего экстренного не предвидится, и он с удовольствием  нас проводит.  Сергей с Леной тоже обещали подъехать.

                Глава 27

    Погода стояла солнечная, но осень уже полностью вступила в свои права. Холодный ветерок  заставил людей одеться в куртки и шапочки, что для меня было очень кстати – легко спрятать свою повязку на голове. После завтрака Наташа сходила в магазин за продуктами, прихватив в том числе и бутылки с пивом и кока-колой, упаковала всё в пластиковые пакеты, добавив ещё коробку любимых маминых конфет «зефир в шоколаде». Вскоре из открытой форточки послышался звук подъехавшей Юркиной машины. Старовата она стала, не то, что бесшумные иностранки, пора давно менять. Но с деньгами было туго, да и в данный момент даже мысли не было о замене на новую. Юрка вместе с Николаем подхватили меня и Наташку вместе с пакетами, и вскоре мы уже входили в квартиру родителей.
   Мать, как всегда, обрадовалась нашему появлению и запричитала, что не ждали нас, что нужно было как-то предупредить, но Наташа обняла её, сказала, что мы всё нужное привезли с собой, беспокоиться не надо, и что ещё будут гости.
– Помните, Мария Степановна, вы рассказывали, как в школьные годы приходил Витя с друзьями? И теперь тоже все соберутся!
– Ой, Наташенька, спасибо, сколько счастья доставили старикам! Я уж и не думала всех вас вместе увидеть! Когда вы приходили с Леночкой, и то какая радость была, а теперь все вместе собрались! Она посмотрела на Юрку и воскликнула:
– Юрочка, ты совсем не изменился! Постарел немного, глаза стали усталые, грустные. А то всегда так и светились мечтой и надеждой! Ты как, женат или нет? Ай, да что я пристаю с вопросами, сам расскажешь, если захочешь. А это кто? – обратилась она к Николаю. – Что-то не припомню.
– А ты его и не знаешь, мама, – я быстро увлёк её от темы воспоминаний. – Это наш новый знакомый, Коля, он работает в полиции, и нам хорошо помогает.
– Очень приятно, – она протянула ему руку. – Трудная у вас профессия. Опасная. Мы с мужем часто смотрим сериалы про милиционеров, как они смело гонятся за преступниками, но бандиты тоже с пистолетами, убивают иногда. А всё равно их всех ловят.
– Ничего, Мария Степановна, – пожимая протянутую руку и внимательно глядя в глаза, ответил Николай. – Правда всё равно победит.
Он хотел ещё что-то добавить, но тут    в комнату вошёл отец, и я просто поразился, как он изменился за то время, что я с ним не виделся. Похудел, стал совсем как щепка, и в глазах появилась какая-то отрешённость и грусть. Медленно, с трудом он подошёл и обнял меня, а я даже сквозь рубашку почувствовал, как неровно бьётся его сердце. 
– Здравствуй, сын, – произнёс он бодрым голосом, стараясь не выдать своего состояния. – Очень рад увидеть тебя и твоих друзей. А где же Серёжа, Лена? Наташенька сказала, что все соберутся!
– Все, все, папа. Они сами доберутся. Дом и квартиру хорошо знают.
   Словно подслушав разговор, в дверь вошли недостающие члены нашей команды, и тоже со свёртками.
– А вот и мы, почти одновременно прибыли! – весело сказала Лена и подошла к отцу. – Я так рада вас увидеть!
   Потому что она недавно была здесь вместе с Натой,  вид отца её не испугал. А вот Сергей поразился до печёнок – он помнил отца деятельным, весёлым, здоровым, а сейчас перед ним стоял измождённый болезнью человек, как говорят, одной ногой в могиле.
– Здравствуйте, Егор Савельевич! –  тихо произнёс он, с трудом сдерживаясь от горестного восклицания. – Сколько лет прошло, сколько воды утекло! Все мы были молодыми, а сейчас у нас самих уже большие дети.
– Да, да, – закивал головой отец. – Помню, как вы школьниками приходили за Витей, звали его в кино, или на соревнования. И книжки приносили! И ногу, ногу помню, разбил ты её, а я мазал тебе йодом!
   Серёжка недоумевающе посмотрел на меня, но я приложил руку к губам в знак молчания. Может, такой случай и был с ребёнком в его практике? У отца уже началась сильная потеря памяти и спутанное мышление. Такое состояние бывает при крайне плохом кровообращении мозга. Обычно это приводит к смерти от инсульта, или, если удастся остановить процесс, к параличу и полной беспомощности. Болезнь прогрессировала очень быстро, и это не оставляло никаких надежд. Мама тихонечко украдкой смахнула слёзы, крепко взяла отца под руку, а Наташа быстренько подставила стул.
– Садитесь, садитесь, дорогой Егор Савельевич! Ну, вы прямо молодцом! Как врач, я считаю, что вы хорошо держитесь, несмотря на болезнь, и выглядите нормально. Я очень рада, что здесь встретились все друзья вашего сына!
    Молодец она всё же у меня! Всё понимает с полуслова, полунамёка и моментально примет правильное решение, найдёт нужные слова. Такие люди становятся замечательными врачами, учителями, везде, где нужны внимание, забота, ласка. Я не сомневался, что Ната будет идеальной матерью. Ведь она была моложе меня  почти на десяток лет, ей ещё рожать и рожать! У меня с сёстрами большой разрыв в возрасте. Я рос как бы сам по себе, а вот они были в тесном контакте, привыкли заботиться и помогать  друг  другу. Хотя и ссорились, и даже дрались, потом мирились. А как хорошо, когда дети рождаются один за другим! Наверное, я был бы рад иметь брата, немного старше или младше меня. От таких мыслей  даже сразу захотелось, чтобы у нас был и второй ребёнок. Шишка отцовства проснулась! А может, стремительные события этого лета, объявившиеся старые друзья и нависшая опасность дали быстрый скачок развития сознания, переход на более высокий уровень – жить для других, для тех, кто будет после меня. И чтобы, хотелось думать, они несли частичку меня. И были бы лучше меня…
    Я очнулся от своих мечтаний, услышав голос жены:
– Давайте, накроем поскорее на стол, – обратилась она к матери, одновременно поглаживая отцовские плечи. – Егор Савельевич, сейчас для всех нас будет настоящий праздник встреч!
– До чего же ты права, Наташенька, – ответила мать.  – Я и забыла сказать, что сегодня к нам собиралась пожаловать дочка с мужем, так что будет настоящий пир на весь мир!  А знаешь, почему? У нас сегодня сорок пять лет нашей совместной жизни! Дата, конечно, не круглая, но нам с отцом хотелось собрать вместе всех детей.
    Я не помнил точно дату бракосочетания родителей, может, мама просто сейчас придумала, чтобы вышло торжественнее?  Всё равно спасибо ей, такой удачный повод!
   Юрка вместе с Николаем подтянули стол к дивану, притащили все стулья и табуретки. Лена с Наташей начали разворачивать привезенные свёртки, расставлять тарелки, когда в дверь раздался стук и появилась ещё пара – Катя с высоким мужчиной идеального телосложения. Светло-серые джинсы с еле заметным рисунком и  белая кожаная косуха хорошо сочетались с русыми волосами и голубыми глазами спортсмена. Видимо, не ожидая увидеть такое количество незнакомых людей, они замерли на пороге, растерянно оглядываясь вокруг. Мать поспешила к ним навстречу, протягивая руки и радостно улыбаясь.
– Что,  не ожидали? Я и сама не знала, что сегодня столько народу соберётся! А вот, все вспомнили, что у нас сегодня семейное торжество! – она чуть лукаво посмотрела на меня, мол, понимай как хочешь. – Катя, Женя, давайте знакомиться!
   С весёлыми шутками и поздравлениями все расселись за столом, и первый тост был, как водится, за здоровье родителей. Отец сидел, внимательно на всех глядя, и улыбался. Ему было хорошо от всеобщего внимания, от радостных улыбок, и, как я сообразил, от таблеток, избавивших его на время от боли. Посидев с нами полчасика, он со всеми попрощался и с помощью мамы и Наташи удалился, пожелав всем хорошо провести вечер. Ната, вернувшись к гостям, шепнула мне, что отец заснул, но состояние его очень плохое. Критическое…
   Вечер закончился очень интересно, у всех было много рассказов о своей жизни, и мы с удовольствием узнавали о спортивных успехах Кати и её мужа, о неудачах и планах на будущее. Катя с некоторой завистью смотрела на округлившийся живот Наташи, и, пошептавшись о чём-то с Евгением, сообщила, что они тоже собираются обзавестись дитём, как только вернутся с последних соревнований  по гимнастике,  куда завтра улетают в составе сборной команды России. Спортивная карьера не давала раньше такой возможности. Катя была почти ровесницей Наташи, и это будет её последнее выступление, потом переход только на тренерскую работу. Конечно, все мы дружно похвалили их за правильное решение, выпили за будущее счастье, пожелали получить медали и всё такое…
      Катя хотела попрощаться с отцом, но мама ответила, что он спит, и можно только взглянуть. Она подвела дочку к кровати, и Катя, словно предчувствуя что-то, тихо поцеловала  руки отца и слегка коснулась щеки, шёпотом пожелав ему выздоровления.
    Юрка повёз Лену домой, закинув предварительно Сергея в нашу квартиру, поскольку мы с Наташей решили остаться и помочь матери в случае чего. Мать в последние дни бессменно проводила ночи у постели отца, понимая, что его скоро не станет.

    Отец умер под утро, так и не проснувшись, со счастливой улыбкой. Я подумал, что он просто выпил лекарство в большой дозе, чтобы не мучиться. Возможно, он был прав. Очень страшно продлевать агонию, понимая всю неотвратимость смерти.  А он был медик, и всё понимал. Понимал, что его миссия на земле, если есть таковая, уже закончена: честная трудовая жизнь, много людей, которым он помог и добрым словом и своим умением, хорошие дети, которые не оставят мать в одиночестве. Остались только страдания от боли и беспомощности. Он увидел всех дорогих людей под конец жизни, попрощался,  большое счастье, не всем выпадает.  Мама, скорее всего, потому так  и обрадовалась приходу всех родных, что тоже ожидала смерти со дня на день, и радовалась за мужа, за счастливый блеск в его глазах перед самым концом. Хуже бывает, когда все собираются уже после смерти, на похороны. Вот как Зинка. Она сейчас всё знает, мы утром ей позвонили.  Прилетит попрощаться, но ни отец её, ни она отца больше не увидит. Зина давно уже живёт на Урале, в Челябинске. Там и вышла замуж. Катя и родители ездили к ней на свадьбу, а у меня что-то не получилось, не помню уже, что помешало. Она сама вместе с мужем приезжала сюда, повидаться с родителями. Рассказывала, что увлеклась краеведением, пещерами. Урал – очень красивый край, горы и озёра, и разные исторические легенды… Года через три она развелась.  Причина развода стандартная, «не сошлись характерами», а там уж кто его знает, почему.
   
   В восемь часов я стал звонить в больницу, где отец наблюдался, чтобы пришёл врач, констатировал смерть и выписал соответствующую справку. Наташа с мамой одевали отца как положено для покойников, тихо глотая катившиеся по щекам слёзы.
   Началась обычная похоронная процедура: звонки друзьям, в похоронное и кладбищенское бюро, необходимые документы и другие стандартные приготовления. Быстро подскочившие Лена с Юрой и Наташа взяли на себя все хлопоты, а мы с мамой сидели около тела отца, одетого в чёрный костюм и лежащего на столе, застеленном  белым покрывалом. Кате с Евгением ничего не стали сообщать, чтобы не портить им выступление на соревнованиях. Приедут – скажем, что папа умер, когда они уже улетели. Какая разница! …
    Всё дальнейшее проходило как в тумане. Смерть близких, даже ожидаемая, всегда вызывает в душе взрыв такой щемящей тоски и любви, такой непереносимый миг прощания навсегда, который трудно пережить без слёз. Слёзы – это ведь тоже защитная реакция организма. Особенно у женщин, более эмоциональных и слабых натур. «Поплачь, легче станет» – всегда говорят в трудные минуты жизни, когда утешения просто ни к чему. Всё так, пока не доведётся самому провожать в последний путь. Мне кажется, что в этот миг человек прощается и с частичкой самого себя, и даже с собой, будущим, поскольку всем предстоит уход в никуда. Навсегда.

   Зина прилетела ближе к вечеру, а на другой день состоялись похороны. Погода стояла холоднючая, сильный ветер продувал насквозь. Прямо хоть шубу надевай. Проводить отца, кроме всех нас,  пришли близкие соседи по дому, некоторые его коллеги, а также несколько бывших пациентов, с которыми у отца завязалась дружба. Все мужчины стояли с непокрытыми головами, а я со своей банданой. Несколько прощальных слов, как ножом по сердцу, стук комков земли о крышку гроба, и вот уже холмик с цветами и венками.  Всё.

   На обратном пути к автобусу у меня голова не выдержала напряжения, просто подогнулись ноги, и я упал, потеряв сознание. Друзья подхватили под руки и отвезли вместе с Наташей домой, вернувшись помочь с поминальным обедом. Зина с мамой принимали соболезнования, благодарили  всех, кто пришёл проводить отца.

    Время как будто остановилось, прерванное смертью и горем, но потом начало набирать свои обороты. Текущие дела, хлопоты с дальнейшим определением судьбы притушили и печаль, и мою болячку.
    На семейном совете мы порешили, что лучше всего обменять наши квартиры на хорошую трёхкомнатную и жить вместе. Оставаться одной для матери было всё равно, что медленное умирание. А так, с появлением ребёнка,  необходимость заботы о малыше прогонит чувство одиночества. Для нас  помощь мамы была бы вообще неоценимой. Хорошо бы поселиться в районе, где живёт Лена. И школа там близко, и трамвайная остановка, так что нам с Наташей будет удобно добираться до работы. Зина тоже одобрила такой выход,  сказав, что так будет лучше для всех. Она улетала в Челябинск с тяжёлым сердцем, сожалея, что не простилась с отцом, так  толком ничего и не поведав о своей жизни. Намекнула лишь, что уже давно встретилась с хорошим человеком, надеется, что они сойдутся. Сюда возвращаться она не хочет, Урал стал как бы второй родиной. И работа там ей нравится, и природа. Попрощались, обнялись, всплакнули, никто ведь не знает, как повернётся судьба.  На самолёт её провожал Николай, сказав, что мне ещё рано вылезать

–  Ладно. Пусть так и будет. – Мама улыбнулась своей ободряющей улыбкой, с какой она обращалась к ученику, давшему правильный ответ. – Я начну поиски квартиры, вот  мне и  занятие на первое время. Дело это хлопотное, долгое. Она взглянула в сторону Наташи,  закрыла глаза и мечтательно покачала головой и руками, как будто держала новорожденного. – А потом уж… заживём вчетвером.

  Глава 28

   Я сидел с Серёгой в своей квартире, простившись с матерью со спокойной душой.    Сергей  сказал, что останется в городе, по крайней мере до конца судебного процесса.
– А как же у тебя  с работой?
– А ничего, – улыбаясь, ответил Серёга. – Сам знаешь, работа – не волк, в лес не убежит. Да не волнуйся ты, не волнуйся. Просто я договорюсь с кафедрой, мои лекции по переводу перенесут на месяц. Ничего страшного. А к тому времени всё, надеюсь, образуется. С Раисой я уже посоветовался. Она всё понимает, и считает, что я должен остаться и помочь. Так что смело можешь рассчитывать на меня. Так ведь всегда поступали наши герои книг, правильно? А ты сам, разве не помог бы мне в трудную минуту?
– Помог бы, о чём ты говоришь! – Воскликнул я даже с некоторой обидой на такое предположение.
– Ну, вот видишь, и я тоже не могу всё здесь бросить и уехать. Давай замнём эти слова, чтобы больше даже в мыслях к ним не возвращаться!
– Согласен, согласен, –  я  поспешно крепко сжал его руку, а другую поднял кулаком вверх, как в нашем «капитанском» приветствии.
– Ну, вот, узнаю помощника капитана, и пусть наш корабль плывёт дальше!
– Да ладно тебе, мы уже давно взрослые!
– А хоть бы и так! Все мы вышли из детства и юности, а они у нас были замечательные, согласись?
– Да чего уж говорить! Иначе судьба не свела бы нас снова вместе. Это как проверка на прочность.  Ладно, звони Юрке.  Сколько уж дней прошло после похорон? Неделя?
– Примерно.  Ты вроде как чуточку не в себе был. Вместе с мамой ходил на кладбище почти каждый день. Может, прогулки и помогли скорее избавиться от болячки? Как голова сейчас, полностью прошла?
– Прошла, прошла. Видишь, даже волосы отросли, шрамчика не видно. Это всё Наташины золотые руки, она и перевязки делала, и мазью какой-то супер-пупер мазала. Давай, говори, что случилось?
– Прежде всего, не волнуйся. Пока ничего страшного. Даже хорошее. Юркиного отца выпустили. Правда, под подписку, как и тебя. Вы оба ведь замешаны в этом деле, так что до суда ничего не изменится. От него и Сании тебе и всем нам  большая благодарность. Он уж просто и не знал, как её выразить. И Сания тоже. Я ответил, что ты болеешь, и мы придём, когда тебе станет лучше.
– А как с Юркой и Леной? Всё в порядке?
– Да, всё хорошо. Но тревожно. Как затишье перед бурей. Не знаешь, с какого конца может несчастье подобраться.   Как на вулкане. Не угадаешь, когда он проснётся. Быть Помпеей как-то нет желания. – Он улыбнулся, потом посерьёзнел: – Юрка прав, такой жизнью жить нельзя.
– И что же делать?
– Вот и поговорим сегодня. Совет устроим. Веснин придёт, и Николай тоже.
– Совет в Филях, что ли? После Бородино?
– Ну, вроде того.
– Как на картине. Веснин вместо Кутузова, Николай сойдёт за Багратиона, а мы как генералы, только без армии.
– Нечего подкалывать, шутки кончились, – а сам засмеялся, представив картину с одноглазым Весниным в мундире, а себя генералом с бакенбардами. – Сражения выигрывают именно хорошие стратеги. Помнишь, как говорил Александр Петрович, что героическая гибель – это просто плохо продуманная операция руководства? Есть осознанный риск, на который идут самые смелые и опытные, знающие, что их может постигнуть неудача. Но это совсем другое. Тоже можно назвать героизмом, потому что рискуют жизнью. Ну, что-то в этом роде. Геройствовать без причины сейчас что-то не хочется, поэтому лучше, чтобы был хороший план.

   Жена должна была придти с минуты на минуту, и мы направились в кухню, чтобы поставить вариться начищенную картошку, нарезать хлеб и подготовить вилки-ложки-тарелки.
   Вскоре послышался щелчок замка, дверь открылась, и вошла Наташа, румяная от холодного осеннего ветра с сумкой полной сладкого к чаю.
– Да ты чего таскаешь такие сумки? – воскликнул я. – Тебе нельзя!
– Можно, можно. Даже полезно, если не больше пяти килограмм. Легче рожать будет. Уже скоро, меньше месяца осталось. Не волнуйся, всё будет хорошо. В консультации только удивлялись, что я не хочу узнать пол ребёнка. Все хотят узнать как можно быстрее, а я наоборот. А я это хочу как сюрприз, чтобы  радости было больше! – Серёжа, я права? – обратилась она к нему за поддержкой. – Вы с женой как, хотели узнать заранее, кто будет?
– Да у нас по-другому всё было. Я ведь ещё учился, и ребёнок был совсем не ко времени. А теперь не жалею нисколько. Ты, Наташенька, совершенно права, так даже интереснее. Наши бабушки и все далёкие предки  с особым интересом ждали: кто же родится?  УЗИ ведь не было, просто так, по приметам предсказывали. И плохо было, когда ждали сына, а родится дочь. Или наоборот. Капелька разочарования всё портила. Ты умничка со своим сюрпризом!
   В дверь вскоре постучали, и один за одним появились остальные члены «команды». Как в прошлый раз, когда тоже все собрались после моего несчастья. Нет, не несчастья. Сам дурак, за то и поплатился. Хорошо, что обошлось! Я с тёплым чувством в душе благодарно смотрел на собравшихся друзей, и поселившийся в сердце страх уходил прочь.
– «Лёд тронулся, господа присяжные заседатели!» – весело улыбнувшись, сказал  Александр Петрович, усаживаясь за стол. – "Командовать парадом буду я.» Помните эту бессмертную фразу  из «Двенадцати стульев»? Ну вот, теперь меня слушайтесь:  имена, клички тех субъектов, что с вами в камере сидели, Виктор, уже давно известны. И адреса тоже. Но предъявить им мы ничего не можем. Они утверждали, что это вы первый на них напали, а они чуть превысили меру самозащиты. Никто не хотел глубоко копаться, да и обвинение было простое: драка… Нужны факты их причастности к наркобизнесу, заявления пострадавших, показания свидетелей, а ничего такого нет. Была попытка подставить моториста – не получилось. Ещё драка, помните, в подъезде Лены. И от вас заявление было. Тогда расценили, как мелкое хулиганство, дали по пятнадцать суток, вот и всё. Так что полиция ничем вам не поможет. Надо ловить с поличным, на живца… А это и опасно, и не предусмотрено законом. Привлекать гражданских к расследованию нельзя. А вас тем более, вы  «засвеченные».
– Так что же, ждать, пока убьют? – Это спросил Николай, почему-то взглянув на меня.
– Ну, получается вроде того. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Так, вроде, говорят? – Подключился к разговору Сергей.
– Так, – вступил в разговор Юрка. – Всё правильно. Лена, теперь ты без меня – ни на шаг. И вечером чтобы никуда не выходила!
– Ну, вот ещё! «Мы с Тамарой ходим парой, санитары мы с Тамарой», –  пропела она  школьную дразнилку, шутливо  подхватив под ручку сидящего рядом Кэпа.
– Не «вот ещё», а так и будет! – уже с некоторым раздражением ответил Юрка.
– Всё! Хватит пререкаться! – громко и сердито проговорил Веснин. – Юрий прав, одной Лене никуда сейчас ходить не следует. Даже если соседка на помощь звать будет. Или за солью, всё равно. Я не шучу. Такие случаи бывали, когда грабитель стучался к соседке, а потом под угрозой заставлял её вызвать свою жертву. Не в игрушки ведь играем!
Его слова действительно отрезвили нашу компанию. Глупости всё!
– Хорошо, а серьёзно, что делать? – спросил я.
– Вот что, – откликнулся Николай. – Надо, чтобы Юра действительно провожал Лену на работу и встречал. Чтобы вместе с ней ходил в магазин, или ещё куда. Днём. А вечером Лена может идти одна. За ней присмотрят.
– Кто?
– Я, и ещё один мой товарищ, он мой друг, поможет. И мы всё-таки умеем следить, а вы все прямо как на выставке, любой школьник скажет, что следаки-любители.
Юрка хотел вскинуться, но я крепко сжал его за локоть.
Сергей сидел слегка опустив голову и шевелил пальцами, словно считал что-то.
 – Окей, друзья. Только вот этот садист тоже не дурак. Зачем ему сейчас поднимать шум? Пусть утихнет следствие по делу наркотиков, пройдёт месяц, два, три. Тогда и… – Сергей неопределённо помахал рукой, не зная, что предположить. Потом продолжил:
– Если он хочет мстить, то холодная месть намного слаще. А если он решится на неё через полгода? Так  и будет висеть этот дамоклов меч? Да никаких сил не хватит жить таким образом! И постоянная слежка с нашей стороны тоже  невозможна.  Надо спровоцировать какой-нибудь инцидент. Ну, думайте, думайте, вспоминайте, предлагайте!
– Инцидент! Правильно! Это мысль! – Горячо воскликнул Юра. – А если надеть маски да избить его? А что? Где живёт – известно, подкараулить, когда будет один и ..   
– Ням-ням-ням да и шмыг-шмыг-шмыг, что ли?  Так это Миронов в «Обыкновенном чуде»! А чудеса бывают, в основном, в сказках. Уж если правду сказать, то самое большое чудо – это сама жизнь! –  Наташа провела рукой по своему животу. Её слова снова всех отрезвили.
– Нет, надо что-то другое. На чём-то поймать? Например, на продаже наркотиков. Чтобы сдать полиции, – промолвил Николай.
– Да что он, дурной, что ли? Самому продавать наркотики? Может, вначале и занимался этим, а сейчас уже в шишках ходит. Не очень больших, конечно. Такие в криминальном мире высот не достигают.  Над ним стоят люди поумнее. Вот хорошо бы да них добраться!–
возразил я.
– Хорошо бы, хорошо бы нам кита поймать большого! Это  и так всем известно! Ты дело, дело предлагай, – это уже Сергей меня подколол.
   Веснин внимательно слушал весь этот трёп, но помалкивал, ожидая, когда взрослые дяди и тёти наиграются под влиянием телевизионных детективов. Он, конечно, был гораздо больше информирован по расследуемому делу, но хотел, чтобы его подопечные поняли истинную угрозу и не лезли на рожон. Особенно Юрка. Мы с Наташей пока выбывали из этой страшноватой игры, а Сергею надо рано или поздно возвращаться домой. Лучше рано. Семья и работа не могут быть брошены под откос даже ради угрозы для друзей. По сути, он был прав: никто не может сказать, что и когда случится, а время нельзя удержать в руках.
– Вот что, друзья, – вступил в разговор Веснин и постучал по столу пальцами, как бы подводя итоги. – Жизнь должна идти своим чередом. Каждый должен заниматься своим делом, поэтому не пытайтесь отбить хлеб у полиции. Всё, что вы предлагаете, следователи сделают лучше и быстрее вас. Да и так уже многое известно. Необходимо вычислить тех, кто крышует наркобизнес как со стороны продажных следователей и их начальников, так и со стороны пострадавших. Последние могут дать показания насчёт продавцов или тех, кто способствовал молодым людям пристраститься к наркотикам. Ясно-понятно, что эти парни и девушки, потянувшиеся к наркоте, тоже не ангелы  и знали, что это плохо. Уверен, что вы сами отлично знаете о причинах, способствующих процветанию у нас наркотиков: социальная система, не дающая надежд на улучшение уровня жизни для молодого поколения, неуверенность в завтрашнем дне, рост бедности, нет  перспектив жить той жизнью, которую обеспечивают другие развитые страны. А жить лучше хочется сейчас, а не потом. Вот и стремятся уехать туда при первой же возможности. Особенно те, кто обладает знаниями или интересной профессией. Да что говорить, вы и сами лучше меня всё знаете.
– Почему это лучше? – спросила Лена. –  Мы что, плохо живём? Или собираемся уезжать из страны?
– Вы – лучшая часть интеллигенции, умные, мыслящие люди, которым ещё не доводилось испытать тяжёлых превратностей судьбы. И слава богу, что не приходилось. Но я уверен, что каждый из вас хотел бы иметь хорошую удобную квартиру, машину, возможность интересно проводить отпуск, путешествуя по миру, хотя бы даже по своей стране. Больше времени уделять своим детям, заниматься любимым делом, наконец. Я прав?
   Наступившее молчание явилось знаком согласия.
– Ну ладно, возьмём Сергея, – он махнул рукой в его сторону, – ему немножко больше повезло в жизни, и то благодаря помощи родителей. Виктору и Наташе тоже удалось несколько раз побывать в заграничном вояже по групповому туризму. И это всё! Ни Лена, ни твои сёстры, Виктор, ни родные Наташи, ни ты, Николай, не помышляют о таких возможностях! Я сейчас даже не хочу касаться  той «золотой молодёжи», жизнь которой для многих притягательна. Это пышные сорняки, выросшие на хорошо удобренной родителями почве. Нет таких доходов у основной массы населения. А ведь все вы честно трудитесь, стараетесь, чтобы полученные знания и умения шли на пользу людям, честно исполняете свой гражданский долг. Так почему же вы не имеете возможности жить так, как могли бы в двадцать первом веке с его техническими достижениями для комфортной жизни человека?  Почему жизнь многих людей ограничивается работой, с оплатой еле-еле удовлетворяющей естественные потребности: пища с различными биодобавками вместо натуральной, теснота и дороговизна жилья, необходимость больших затрат на поддержание здоровья и, конечно, деньги на воспитание и образование детей? Куда девается весь тот продукт, что вы производите, а?
– Ну, олигархи всё гребут, армия, силовые структуры, – уверенно произнёс Николай.
– Верно, конечно. Но почему же вам это безразлично? Почему основная масса народа так равнодушно относится к своей единственной жизни и жизни детей? Почему каждый – я повторяю – каждый человек не стремится что-то изменить?
– А как? Революцию что ли, устроить?
– Не надо революцию, уже проходили. Не помогло. Вместо одних правящих лиц пришли другие. Был царь со свитой, его сменил отец народов со товарищи, затем приплыли акулы капитализма с предводителем во главе. От чего ушли, к тому и пришли. Круг замкнулся.  Что дальше, кто как думает? – Веснин внимательно оглядел присутствующих.
– А что тут думать? – встрепенулся Юрий. – Всё равно народ ничего сделать не может. Даже если и появится умный и активный человек, типа вождя,  так или убьют его, или он сам перекинется на сторону правителей.
– Ну, раз такой пессимизм, то конечно, ничего сделать нельзя. Как лягушка в известной басне, лучше сразу утопиться. Но ведь другая-то сопротивлялась до последнего, и спаслась! Выбралась на свободу!
– Тут вы совершенно правы, Александр Петрович. – Сергей включился в разговор. – Если человек не желает сам бороться за свои права и свободу, то так и останется с рабской психологией: вот приедет барин, он нас и рассудит, как писал Некрасов пару веков назад. Не знаю, то ли это генетическая данность славян подчиняться и «не сметь своё мнение иметь», то ли многовековая имперско-церковная политика сказывается. Страх противоречить власти. Безусловное подчинение. И ещё – патриотизм превыше всего. Надо страну защищать, свой народ защищать, укреплять границы. Пусть, на это денег не жалко. Чего ж тогда мы сами лезем куда нас не просят? Лучше бы вместо позорного Афгана или Украины укрепляли своё хозяйство, а не покупали всё за рубежом. Подумать только: картошка – из Польши, морковь –  из Израиля, пшеница – из Канады! Ну, не смех ли! А свои поля зарастают дурнолесьем.
– Но ведь все исторические хроники и исследования литераторов свидетельствуют о свободолюбии русского народа, - подал голос Николай.
– Да бросьте, Николай, история – что дышло, куда повернул, туда и вышло. Сколько раз уже переписывали эту историю с ног на голову, как выгодно власти. И ничего, живём и с новой историей, и с новейшей. Находят в архивах новые документы, и тот, кто был врагом – становится другом. Или наоборот. Как выгоднее правителю.
– Да-а-а, это уж точно.
– Ну, ладно, – подвёл итог Веснин. – Я, надеюсь, вложил в ваши головы, как опасна и даже преступна самодеятельность. В ближайшее время опасаться нечего, но беспечность недопустима. Вот Юрий может вам сказать, – он внимательно посмотрел на него, – что на корабле, даже самом современном, всегда есть опасность, поскольку под килем сотни и тысячи метров воды.
       
         Глава 29

     Сергей уехал на следующий день, сказав, что будет общаться по скайпу и сообщать все новости об Олеге и Юрочке. И чтобы я тоже ничего не утаивал, поскольку он прилетит при первых же признаках опасности. Кэп давно уже жил вместе с Ленкой, как бы для её охраны, но счастливые глаза Лены  говорили о другом. Юра устроился по рекомендации Веснина на работу в полицию. Что-то типа стажёра с месячным испытательным сроком под опекой Николая.  Он был очень доволен, ему казалось, что он будет бороться за справедливость, а служба вместе с элементами риска и поиском  преступников импонировала его школьным мечтам.
    Я вышел на работу, и жизнь потекла внешне спокойно. Внутри всё равно сидел червячок напряжённости, но сейчас он как-то приутих под воздействием чувства поддержки со стороны полиции, главным образом, Николая и Веснина. Веснин хоть и адвокат, но связи у него ого-го! А по нашему, интересующего его вопросу, и подавно!
   
   Через пару недель мы праздновали рождение сына. Это событие окончательно затмило все волнения и страхи прошедшего лета. Роды прошли нормально, мы всё-таки были врачи и Наташка готовилась к ним по всем медицинским правилам.
   Мать сразу сказала, чтобы мы переезжали жить к ней, и квартира больше, и ей будет удобнее и привычнее. Ну что ж, правильно, так и рассчитывали.
   После возвращения Наташи с новорожденным друзья собрались на празднество поздравить нас и посмотреть на сына. Серёжка с Раисой общались со всеми по скайпу и смотрели на малыша, которого сразу же назвали Егоркой, в честь моего отца.  Лена тоже принесла замечательные новости. Юрочка хорошо учится в пятом классе, ничуть не хуже столичных детей.  И самочувствие Олега в норме, хотя он вынужден принимать много лекарств и постоянно проходить медицинский контроль. Старшие Шаевичи строили планы на лето, чтобы поехать для оздоровления на юг, к морю, в Краснодарский край, где у них были хорошие знакомые. Но самым радостным было сообщение Веснина об окончании следствия по делу о наркотиках и осуждения виновных к разным срокам заключения.  Человек со шрамом был приговорён к десяти годам тюрьмы строгого режима. Эта самая приятная новость, вкупе с остальными, наполнила душу чувством счастливого освобождения от тяжёлого груза, не позволявшего дышать полной грудью.
   Зима пролетела незаметно в хлопотах по уходу за Егоркой, во всех тех радостных и приятных чувствах, которые испытывают все родители, с любовью ожидавшие ребёнка.
Через полгода Наташа приступила к работе, полностью доверив моей матери уход за малышом в дневное время.

    И двух лет не прошло с того телефонного звонка Ленки, перевернувшего и мою жизнь, и друзей со школьной скамьи. Казалось, что все беды позади, жизнь налаживалась, можно прямо сказать, счастливо.
   В начале мая наступило неожиданное похолодание. Распустившиеся листочки деревьев свернулись, скукожились под напором ночного холодного ветра и дождя, переходящего временами в ледяную крупу. Утром  кусты и деревья оказались покрытыми тонкой ледяной корочкой, которая ярко светилась алмазными вспышками в лучах восходящего солнца. Это было так великолепно, что создавало иллюзию необычного ледяного царства, как в иллюстрациях к чертогам «Снежной королевы». Весь мир казался сказочно сверкающим и прекрасным. Лёгкие облачка, плывущие по голубому небу, дополняли эту картину неземной красоты. Весеннее солнышко быстро растопило всё великолепие, и листочки оправились после ледяного плена, оставив свежесть и чистоту воздуха. Хотелось петь, кричать «ура», как на прежних майских демонстрациях, верить, что в мире всё прекрасно и радостно. И тем внезапнее и страшнее было услышать в новостях о побеге заключённых из тюрьмы строгого режима, расположенной не так уж далеко от города. Полиция показывала фотографии бежавших шести преступников с просьбой к населению сообщить, если кто их видел. И среди них был этот седой человек со шрамом на щеке.
    Как же вот правильно говорят о жизни, что она полосатая: чередуются светлые и тёмные полосы. Одна чёрная кончилась, и казалось, что дальше всё будет отлично. Ан нет! За ней вынырнула из бесконечного моря времени другая – страшная, грозившая уничтожить свет и радость, и даже саму жизнь.
   Я взялся за трубку – позвонить Николаю, но он сам вместе с Юрой уже стучался в дверь.
– Недолго музыка играла, – промолвил Николай с порога с печалью и тревогой в голосе.
– Да, я уже всё знаю, по телику показывали. Ну, что там говорят в полиции насчёт их поимки?
– Вроде, все силы отделения брошены, – он начал рассказывать, как происходил побег, но меня это уже не интересовало, я смотрел на смурное лицо Юрки. Смурное – лучше не скажешь.  На нём была воедино слита вся гамма человеческих чувств: тревоги, страха не за себя – за Ленку,  желание и решимость наконец-то отомстить подлецу.
– Ну, что ж, вернёмся к нашей первоначальной схеме, –  подытожил Николай, покосившись  на своего подопечного с некоторой неуверенностью в его дальнейшем поведении:  Ленку – ни на шаг от себя, слышишь, Юрий? А тебе, Виктор, повышенное внимание к окружающему и бдительности побольше. А то мы все расслабились, да рановато!
– Что же это за страна такая, где нельзя просто спокойно жить, где всё идёт кувырком, где подкупить можно кого угодно! – Воскликнул Юрка. – Сейчас будет идти расследование, кто «похлопотал» за негодяев, подкупил охрану и организовал этот побег. И ведь могут никого не найти, дело так и спустят на тормозах.
   Мы постояли молча, поскольку все знали об убийствах не только простых граждан, но и людей высокого ранга, чьих заказчиков и исполнителей так и не нашли. Не судили. Работа правосудия тоже всем хорошо известна.
– Ладно, –  сказал Юрка, прервав затянувшуюся паузу. – Я пойду к Лене, узнаю, когда кончатся уроки, подожду её у школы, присмотрюсь. Ты, Коль, скажи там, на работе, что послал меня на задание.
– А это и вправду задание, я потом подъеду, тоже осмотрюсь.

   Закрыв за ними дверь, я пошёл в комнату, где спали мама, Наташа и маленький Егорка. Жена была уже одета и тихонько двинулась ко мне.
– Я всё слышала, Витя, – с дрожью в голосе промолвила она,  провела ладонями по моему лицу, по плечам, легко коснулась губами щеки.
– Ничего, всё уладится, всё будет хорошо…
   Милая, дорогая моя женщина! Если она и боялась, то больше не за себя, а за ребёнка, за всех родных и друзей. Я, мужик, смотрел в её встревоженные серые с точечками глаза, черпал в них силу и уверенность. Конечно, всё будет хорошо!
   Как всегда, позавтракав и поцеловав спящего сынулю, мы отправились на работу, как маленькие дети, крепко взявшись за руки. И ловили себя на том, что чаще стали поглядывать по сторонам, внимательнее смотреть на прохожих, которых раньше просто не замечали. Проявляли бдительность. Ясно-понятно, что с утра, да ещё на второй день после побега, на нас никто не накинется, но тревожное чувство уже успело прочно поселиться  внутри. И хотя в последующую неделю ничего не произошло, ожидание несчастья, беды не покидало ни на минуту.
   Мы, конечно, чаще перезванивались, убеждались, что всё в порядке, однако никаких утешительных сведений о преступниках не поступало, и это было очень плохо. Раз не удалось задержать сразу, по горячим следам, то с каждым днём вероятность поимки уменьшалась. Они могли скрыться на время в заранее подготовленном месте, уехать в другой город, или готовить какую-нибудь подлость – кражу, ограбление или… убийство.
   Веснин говорил, что ни разу за всю жизнь не встречал преступника, совершившего сознательное убийство, чтобы он потом раскаялся. Это уже не люди, а хищники, умеющие говорить и ходить на двух ногах. Больше в них ничего нет человеческого. И жалко, что у нас отменили смертную казнь. Всё из-за гуманности и религии, которая предлагает после удара по одной щеке подставить другую. Вернее, даже не сама религия виновата, а православные попы. Хорошо о них Пушкин сказал: «Поп – толоконный лоб». Жаль, что церковники у нас начали набирать обороты. Это всё оттого, что материальное положение граждан ухудшилось, а прежняя зависимость от начальства осталась. И страх перед начальством остался: выгонят с работы, наложат штраф – всегда  найдут за что. Наше правосудие работает лишь на хозяев жизни, больших и маленьких. Правительство усиливает свою главную опору – армию, силовиков, денег на улучшение жизни не остаётся, получаются пушки вместо масла. А народу на уши вешают густую лапшу в виде оголтелого патриотизма, и что кругом враги, которые просто жаждут напасть на нас и поработить. Как будто родное правительство само не превращает нас в рабов.
   Сильный толчок Наташки в бок прервал невесёлые мысли, и сразу вернул к действительности. Дурак, сказано же было, чтобы внимательно смотреть по сторонам! Сзади и чуть сбоку от нас топали трое подозрительных типов. Может, они и не имели к нашей истории никакого отношения, но всё равно нужно за всем наблюдать. Почему жена всё замечает, а я , болван, витаю в своих облаках? Она больше беспокоится, чем я, муж, который должен бы охранять семью. Мысленно ругая себя всякими непотребными словами, я с облегчением вздохнул,  когда они обогнали нас и стали удаляться. Теперь я начал таращиться во все стороны, а Наташка тихонько засмеялась, сказав, что я похож на сову, у которой голова вращается на сто восемьдесят градусов. Вроде бы пошутили, но мерзостное чувство страха начало поднимать голову.

             Глава 30   

В конце рабочего дня раздался звонок от Веснина. Он сообщил, что у него есть новости, и хорошо бы встретиться, как в прошлый раз. Договорились, что соберёмся вечером на нашей старой квартире, которая сейчас пустовала. После рождения сына и переезда к матери мы сдавали её на полгода, но сейчас жильцы уехали, и мы решили сделать небольшой ремонт, надеясь провести более удачный обмен.
    Наташа, не успев даже переодеться, принялась готовить ужин, а я пропылесосил на скорую руку комнату, накрыл стол и начал открывать консервы и банки, купленные по дороге. Гости не замедлили явиться, Лена начала помогать Натке, а мы дружно выпили по кружке пива, принесённого Николаем и Юрой, обмениваясь стандартными мнениями относительно погоды, работы и маленького Егорки. После ужина сплошь из покупных полуфабрикатов, поскольку никаких продуктов в этой квартире уже не водилось, Веснин буквально провозгласил открытие нашего форума, то-бишь, назвать причину, по которой он хотел с нами увидеться.
– Я должен сообщить вам, друзья, – начал он торжественным голосом, как будто на выигранном процессе в судебном заседании, – что группа сбежавших преступников была обнаружена и ликвидирована. Они устроились в небольшой деревушке, километров в восьмидесяти от города. Сейчас мелкие деревни почти что вымерли, разве пара-другая стариков остались. Да и то потому, что некуда больше податься. Дети разъехались в поисках лучших условий жизни; помощи от них, по-видимому, никакой, многие из них сами еле-еле концы с концами сводят.  Один из сбежавших был именно из такой деревни,  видимо, решили там отсидеться. Скорее всего, они бежали случайно, и не учли того, что полиция во время следствия точно установила их прошлое, кто откуда родом и направила ориентировки по месту их рождения.  Не всех, конечно, но тех, кто проживал раньше в этом районе. Во все возможные адреса их обнаружения были направлены отряды полиции, и в одном месте, в малюсенькой деревушке из нескольких уцелевших домов, натолкнулись на трёх человек из бежавших. Схоронились так, что и не сыщешь, дымок из трубы выдал. Вся деревня пустая, а тут из одной трубы дымок. Двое были убиты во время захвата, один ранен. К сожалению, наши сотрудники тоже пострадали,  один из оперативников погиб, так что Атлантову, скорее всего, предложат заменить его в штатном расписании.
– Предложат, предложат, можно сказать, уже предложили, – отозвался Николай, улыбаясь.   
   Юрка тоже улыбался, хотя несколько виноватой улыбкой, как будто был повинен в смерти товарища, должность которого досталось ему. Ну что ж, стать опером и ловить преступников – это тоже было ему по душе. Мало ли мы книг прочитали о работе сыщиков, милиционеров и следователей! Работа опасная, но жить тоже опасно – то самолёт, на котором летишь, взорвётся от рук бандитов или  террористов, то дом может быть разрушен бомбами,  то маньяк психованный подвернётся и застрелит. Да мало ли просто несчастных случаев и аварий, особенно на дорогах!  Зато интересно, особенно, если это соответствует характеру человека. Такого, как Юрка.
– Так вот, – продолжил Александр Петрович,– среди этой тройки вашего знакомца не оказалось. Это ещё раз подтверждает, что их побег не связан с наркодельцами, а бежали просто заодно, случай подвернулся. Но, может, и как прикрытие для тех, которые скрылись. Убитые ничего не скажут, а тот, кто в больнице, то ли выживет, то ли нет.  Так что опасность для вас не изменилась, а, может, даже усилилась. Эти трое оставшихся – тоже местные, сейчас засвечены, и потому сама же мафия может их ликвидировать, как ненужных свидетелей. Они как волки-одиночки на «свободной охоте», не связанные со стаей, и скорее всего, временно уйдут на дно. Пока вот так.
   Мы с Юрой одновременно взглянули на Лену, с большим напряжением слушавшую сообщение Веснина. Ведь оно касалось её в первую очередь. Так мы думали тогда.

Глава 30

  Прошло уже больше месяца, лето начало вступать в свои права. У Лены занятия с первоклашками закончились ещё в мае, и они с Юрой подумывали съездить в Питер на недельку, чтобы повидать Олега и сына. Отпуск Юре полагался только через полгода, но у него был пяток заработанных смен да ещё надежда получить пару дней в счёт будущего отпуска. Какие у него сложились отношения с Леной, можно было судить только по их внешнему поведению, которое им уже никак не удавалось замаскировать от окружающих и друзей. Это запоздалое счастье было не меньше, а, может, и сильнее, и глубже вследствие всего  пережитого за этот год.  Сама встреча уже была подарком судьбы. Лена, возвращаясь в свой дом, даже не надеялась на встречу с Юрой, понимала, что слишком много воды утекло. Но так хотелось хотя бы узнать что-то о своей любви на всю жизнь! А тут такое счастье!
    Я думал о рассказе Лены по поводу её самодельного аборта. Может, и правда она сможет родить  Юре ребёнка? Сейчас действительно многое изменилось в гинекологии. 
   Сейчас всё время, кроме рабочих часов, они проводили вместе – ходили в магазин, гуляли, навещали время от времени Юриных родителей. О, кстати о родителях. Вот ведь балда, Юра накануне отъезда попросил меня навестить их и сделать заключение о здоровье отца, что-то ему стало хуже. А я, молодой отец, был так поглощён своей семьёй и чуточку успокоенный временным затишьем, даже не попытался сделать это. Просто забыл, свин эдакий.
   После работы я переговорил с Леной, захватил лекарств для язвенников и направился прямиком по знакомому адресу. Сания всплеснула руками, как может удивиться и обрадоваться человек встрече с чудом, после того как потерял всякую надежду. Лицо у неё было печальное, усталое и покорное судьбе.
– Ну, как здоровье мужа? – сразу я взял быка за рога. Он дома?
– Дома, дома, конечно. Куда ему идти? Болеет, как вышел из тюрьмы-то. Болеет. И сам не знает, что болит. Он ведь никогда особенно не жаловался, врач в своё время прописал диету, вот я и готовила, как было сказано. А теперь сильно болеть стало, ничего почти не ест. Живот сильно болит. Язва. Не ест ничего. Посмотри, Витенька, может, что присоветуешь.
   Я вошёл в полутёмную комнату, Сания сказала, что так Лёне легче. Я попросил её выйти, чтобы осмотреть больного и спросил, можно ли сделать светлее.
– Конечно, можно, Витёк, – ответил он сам каким-то бесцветным голосом. – Мне просто не хочется, чтобы Сания видела меня сейчас.
   Я отдёрнул занавески и ахнул, посмотрев на Леонида. Его лицо, обычно всегда загорелое, сейчас сливалось по цвету с подушкой. Сухая истончённая кожа свободно свисала на плохо выбритом подбородке. А прошло ведь не больше двух месяцев, когда мы виделись. Первый раз мы все пошли навестить Юркиного отца, после того, как его выпустили под подписку.  Это было полгода назад, ещё до суда, на котором ему присудили условный срок. Тогда он выглядел нормально, немного похудел, сказал, что в тюремной больнице его лечили, давали лекарство.
– Мне помогло, и я не стал больше обращаться к врачам. Да и тюремный врач сказал, что бесполезно. Это хорошее лекарство, сразу боль проходит. Только надо рецепт всё время показывать, без рецепта в аптеке не продают. – Он помолчал, потом добавил: – Сначала-то я пил понемножку, изредка, пока не началась сильная боль.
– А что же вы сразу не сказали, когда мы забегали с Юркой? Он что-то забыл дома, и я мог бы осмотреть вас.
– Да что, мне и в голову не пришло, полегче стало, а вы торопились. Я подумал, что пройдёт. У меня ведь давно болезнь, я уже привык. Непривычно как-то жаловаться.
   Я вспомнил тот день: мы с женой собирались вечером  после работы встретиться с Леной и  Юрой у его родителей и сходить в салон цифровой техники – появились очень удобные и относительно дешёвые планшеты – и даже не поинтересовались здоровьем отца, мельком взглянув на его лицо. Вроде, как всё в порядке после тюрьмы, и никто не жаловался. Сания вообще бы никогда ни о чём не попросила, такое уж у неё воспитание было, и Леонид тоже ничего не сказал.
   Сейчас в сердце воткнулась острая стрела раскаяния. Ну, почему, почему мы так невнимательны к своим родителям? Привыкли, что они есть всегда? Молнией вспыхнула мысль о недавней смерти папы, который тоже болел и никогда не жаловался. Да, все умирают, закон природы, но ведь душевное тепло, любовь и заботу никто не отменял. И в старости нужно больше уделять внимания и помощи старикам. А мы всё о себе, о своей семье… И скорбим, когда уже поздно и не у кого просить прощения.
  Тихий голос Леонида гремел в ушах, больно бил по нервам:
 – А потом так два или три раза на день скручивало, просто терпеть нет мочи. Лекарства больше не было, кончилось, в аптеке не дают, срок рецепта вышел. Врач приходил позавчера на дом, сказал, что уколы надо делать. Но в больнице мест нет, да и не хочу я туда. А чтобы сестра приходила – так это платить надо. А зачем жене лишние траты? Чувствую, смерть скоро. Врач сделал укол и оставил ампулы, вот – он показал на столик, – я стараюсь не шевелиться и не есть, тогда вроде легче.
   Я посмотрел на рецепт, лежавший на столике: морфий, и в больших дозах.
– Сейчас, сейчас, потерпите, я сделаю укол, станет лучше, попьёте, покушаете.
Через несколько минут, когда боль отпустила, я осмотрел его живот и всё тело, похожее на скелет, обтянутый кожей.
  Осмотр и разговор с Санией подтвердил диагноз, но болезнь была настолько запущена, что даже если бы полностью вырезать желудок вместе с язвой, то и тогда ничего бы не помогло. Юркин отец умирал от истощения и невозможности переваривать пищу. Морфий заглушил боль, Леонид пошевелился и вздохнул с облегчением.
– Ох, спасибо, что вы подошли.  Мне так светло стало, без боли-то. Юрка-то мой и не знает, как мне худо было. И не говорите ему ничего – Сания всё время его уверяла, что я приболел, но уже поправляюсь. Знаю я, какая у него сейчас работа, опасная, нечего  ему голову забивать заботами.
Ох, дурень, дурень! Как мы, оберегая любимых, не зная того, жертвуем собой и приносим ещё большее горе! Возможно, что с болезнью можно было бы справиться, если бы пораньше приступить к лечению. Тюремный врач не знал о новых способах и препаратах борьбы с язвой. Даже в самых тяжёлых и запущенных случаях могла наступить ремиссия, может даже на несколько лет! Со строжайшим режимом, специальным питанием, лекарствами, может, оперативным вмешательством… Да разве убережёшься от обострений… Не может человек продлять себе жизнь под колпаком. Разве только существование…
Пока действовало обезболивающее, мы с Санией напоили Леонида, и он облегчённо заснул. Сколько ему оставалось жить? Можно ещё немного подержать на капельницах глюкозы и питательных растворах, с больницей я мог договориться, но это только лишь продлило бы агонию. Да и сам Леонид думал, что он уже не жилец, хотел быть дома, с женой. Ну что ж, остаются анестетики, лучше чем морфий, чтобы больной не чувствовал страдания. Я и Натка могли бы по очереди дежурить у его постели, Юрке я тоже покажу, как делать уколы. Вернее, лучше Лене, они точно будут вместе. О Сании и говорить нечего – она и так почти не выходила из комнаты мужа, хотя ничем помочь не могла.
   Эту ночь я сам хотел провести возле больного, понаблюдать за действием препаратов и вообще за его состоянием. Продиктовав Наташе по телефону, что нужно подготовить,  я сообщил Юрке, что отцу стало очень плохо и  чтобы он привёз всё  необходимое. Часа через полтора они вместе приехали на Юркиной машине, и мы обговорили всё дальнейшее. Юрий был просто убит видом спящего отца.
– Ведь всего пару недель назад виделись! Перед отъездом! Отец уже тогда очень похудел, но не до такой же степени! Говорил, правда, что болеет, это все понимали, сочувствовали, но не принимали всерьёз. Пройдёт! Мать вылечит своими супчиками и отварами!
– Балда! Что же ты мне ничего не сказал? Я ведь врач! Даже если ничего нельзя сделать, то до страданий никак нельзя было допускать!
Юрка от этих слов просто весь перекосился, а Наташа сильно ударила меня по спине.
– Ты что, идиот совсем? А сам-то что, не видел? Юрка же просил посмотреть! Что же ты сам не поинтересовался? Не время сейчас обвинять, все мы умны и справедливы задним числом.
Действительно, я тоже балда, даже хуже. Пусть уже ничего нельзя было сделать, но моё поведение было просто возмутительно. Я сидел с опущенной головой и перебирал медикаменты в медицинском чемоданчике, упакованном Наташей. Сказать было нечего. Каждый из нас винил себя, а сейчас это было не только не нужным, но и вредным.
– Ладно, –  сказал я, подняв голову и посмотрев на жену, в сотый, тысячный раз испытывая к ней чувство глубокой благодарности. – Сейчас, Юра, ты здесь не нужен. Отвези домой Наташу и езжай к Ленке. Ты завтра работаешь?
– Угу. Потом отпрошусь. Отпустят.
– Утром приедешь вместе с ней, потом в свою контору, а там видно будет. Прости за ненужные слова, себя не вини, всё равно вы ничем бы не помогли. Я даже не знаю, стоит ли сейчас поддерживать угасающую искорку жизни, если нет больше сил. Обещаю, что больше страдать он не будет. Завтра утром с отцом поговоришь, он будет рад.
   Примотав банку с глюкозой к вешалке я устроил нечто вроде капельницы и устроился на стуле возле изголовья, чтобы следить за пульсом и дыханием. Как ни странно, Леонид спал спокойно. Измученный болью организм отдыхал после лёгкой анестезии. Боль вернулась под утро. Леонид проснулся, пытался приподняться и со стоном рухнул на подушку. Чудес не бывает.
– Лежите, лежите, – сейчас всё будет хорошо, – произнёс я  тихим голосом, добавив в капельницу успокаивающее.
Леонид осторожно повернул голову, посмотрел на локоть с прикреплённой иглой:
– Здорово придумано!  – произнёс он почти шёпотом, – и правда, легче стало, а то внутри словно стая волков грызла. И голове вроде полегче. Это вот от этой трубочки? – он кивнул на капельницу.
– Да нет, от хорошего лекарства. Трубочка только помогает помаленьку его добавлять, чтобы всё время действовало.
– А-а-а, тогда понятно.
   Как мы ни старались, Сания услышала наш разговор и тихо вошла в комнату. 
– Лёнечка,  как ты? Покушаешь немножко? Доктор, – обратилась она ко мне, словно забыв, как школьниками мы забегали иногда и называли её « тётя Саня», – что ему можно?
– Ничего сейчас не надо, организм получает всё необходимое с лекарством. А вот чистой водички можно, немного, чуть тёплой.
– Сейчас, сейчас, я мигом, у меня чайник всегда тёплый, – и она метнулась в кухню, принесла воду в стакане и смоченное полотенце.
– Обтереть его можно? Водичка тёплая, приятная. На травах.
– Можно. А что, и в стакане тоже на травах?
– Ну да, а как же иначе?
– На травах потом, Сания, а сейчас просто чистой кипячёной воды.
Сания взглянула на меня несколько растерянно и бросилась наливать воду из крана.
– Нет, нет, – замотал я головой. – Надо эту воду вскипятить и остудить. Да не надо в чайнике, возьмите чистую кастрюльку. 
   Поставив воду греться, Сания начала нежно и осторожно протирать лицо и шею мужа. Он тихонько погладил её руку, и слегка улыбнулся.
– О, как хорошо, – она улыбнулась, помня в последние дни его лицо с невидящими глазами и стиснутыми от боли зубами. – не болит больше?
– Сейчас нет, спасибо доктору.
– Да какой я вам доктор? – шутливо спросил я, чтобы подбодрить своего пациента. –   Просто друг и вам, и Юрику. И мы с вами прочь прогоним боль.
Я записал данные утреннего осмотра – пульс, давление, температуру, всё было немного ниже нормы, но дыхание стало свободнее. Так бывает, когда уходит боль и мышцы расслабляются. Потом мы вместе с Санией чуть приподняли голову Леонида и напоили его тёплой водой. Он сделал несколько осторожных глотков, ожидая возвращения боли, а я ждал его реакции. Сания сказала, что три последних дня он не только ничего не ел, но и не пил. Всё вызывало болезненную тошноту, хотя в желудке практически ничего не было. Обезвоживание организма вдобавок. А сейчас он лежал тихо, боясь неловким движением вернуться в прежнее состояние. Но боль не возникла. Я не терапевт, но даже меня это озадачило. Необходимо, конечно, обратиться к специалисту, сделать соответствующие анализы. А это значит, что надо скорее в больницу. Я позвонил Наташе, попросил её переговорить с главврачом и передал свои наблюдения. Врачи всегда помогали друг другу в помощи их родственникам, так что я не сомневался: быстрое и полное обследование будут обеспечены. 
   Когда подъехал Юрка, я уже получил ответ и инструкции, как лучше сделать перевозку, потому что «Скорая» на вызовах. Вдвоём с Юрой мы подняли исхудавшее тело отца, и я устроился с ним на заднем сиденье. Лена села рядом с Юрой и сказала, что будет дежурить столько, сколько понадобится. Наташа уже ждала нас с каталкой у больничного крыльца, и мы с Юрой быстро доставили больного в смотровую. Вскоре подошёл Дольский, наш лучший гастроэнтеролог. Я рассказал о всех своих соображениях по поводу  Леонида и вышел в коридор успокоить  Юру с Леной.
– Всё в порядке, будет полное обследование. А пока есть предположение, что язва, которая у него имела место быть, вследствие сильного раздражения воспалилась, и даже, возможно, произошло открытое нагноение в желудке. Сильные боли, пациент спасается тем, что престаёт есть, наступает истощение. Сейчас проведут курс интенсивной терапии желудка, с введением антибиотиков, так что есть надежда. Небольшая, конечно, больной слишком истощён, чуток пораньше бы… Ах, да чёрт с ним, с этим «бы»! Случай, сложный по диагностике. Необходима резекция, то есть, удаление части желудка.
– А чем вызвано прогрессирование язвы? – спросила Наташа.
– Сейчас трудно сказать, наверно, раздражение от пищи или питья. Он ведь был в тюрьме, а там деликатесов не подают. Сания его всё травами поила, разными, может от них тоже. Здоровому желудку польза, а повреждённому – только вред. Ведь все хотели, как лучше…
Да неважно сейчас, надо надеяться, что наступит улучшение. А тогда уж – строгая диета, приём пищи по часам. Только бы операция прошла благополучно!

    Операция, проведенная через четыре дня, действительно прошла благополучно. Не вдаваясь в медицинские подробности, врачи сделали всё, что могли, и теперь нужен был тщательный уход и питание. Наташа взяла на себя главную роль, инструктируя Лену и Санию. И сама всё время приглядывала за больным, пока он уже точно не пошёл на поправку.

Глава 31
 
– Да что же это за год такой – несчастья сыплются одно за другим…– с грустью промолвила Наташа, заправляя вечером кровать. – У тебя отец умер, Леонид в плохом состоянии, тебя чуть не убили, а у самого Юры и Лены тоже неизвестно как сложится…
– Ну что ты говоришь!  А Егорка родился! А у Лены, несмотря ни на что, радость в жизни! Ты только посмотри на них с Юрой – аж светятся. И у Юрочки всё хорошо, да и отец его пока жив, хоть и не здоров. И Леонид пошёл на поправку, выпишут сегодня. Обязательно всё плохое и хорошее идёт под ручку: кто-то умирает, кто-то рождается. Одному плохо, другому хорошо, а потом может быть наоборот.
– Ты прав, конечно. Только одним почему-то больше везёт, а другим – нет.
– А это тоже по-разному считать можно. Все счастье понимают по-своему. У кого-то всё есть, дом полная чаша, а детей нет. У других полна изба ребятишек, а кормить нечем, свету белого не видят из-за нужды. Одни – замечательные, талантливые люди, а здоровья нет, другие как бугаи, так ума опять же ни капли.
– Ну, это уж крайности. Во всех людях есть плохое и хорошее.
– Конечно. И от них самих зависит, как они будут сами относиться к жизни. Опять же, если смотреть с другой стороны, самое главное для человека – жить в радости. Не надо откладывать счастье «на потом», надо «на сейчас», на каждый день. Не надо ждать любви от кого-то, лучше самому любить.
– А ведь ты очень прав, золотко моё. Знаешь, есть песенка такая: «Так просто всё, а только надо нам посмотреть в глаза друг другу…»
– Ты знаешь, от чего самое сильное горе бывает? От глубокого сожаления, что сделал что-то плохое, или даже просто прошёл равнодушно там, где надо было помочь, а исправить ничего уже нельзя. Поздно, время назад не вернуть. Тоже слова из стихотворения: «Не исправить ошибок своих  и не сделать другой поворот…»  Потом, конечно, всё устаканивается, но болячка в душе остаётся.
– Ну, вот уж не у всех. Убийцы, насильники вообще не испытывают никакого душевного дискомфорта. А знаешь, почему?
– Ну, почему?
– Потому что души у них нет. – Наташка слегка прищурилась с ехидной улыбкой.
– Но ведь мы говорим о людях, а все эти подонки, отморозки – просто нелюди. Хуже зверей.
– Это точно. Но… Для лишения жизни  ведь бывают и независимые от человека обстоятельства…
– Бывают, безусловно. Несчастные случаи, например, или войны, когда убивают и солдат, и население.
– Нет, войны это дело рук человеческих.
– Ну да, правильно. Согласен. Пусть не войны, а катаклизмы. Землетрясение, наводнение. Как верующие утешаются? «На всё Божья воля». А это ведь тоже можно рассматривать просто как незнание природы. Скажем, извержение Везувия, тогда ещё не было техногенных причин. Просто люди не знали о возможном пробуждении вулкана и селились рядом с ним. Не было в те времена сейсмологического наблюдения. И сейчас мы тоже многого не знаем, или, хуже того, знаем и продолжаем губить планету. И человечество тоже.
– Эк тебя в какие верха занесло! Да ведь обычные люди просто живут, и им дела нет до того, что будет через много лет, а уж через тысячелетия и подавно. Это вы в школе начитались фантастики, и ты всё меряешь теми мерками. Жизнь – она проще, она – здесь и сейчас. Вспомни, как ты сам тяжело переживал смерть отца, и винил себя за недостаток любви и внимания к родителям. И другие тоже самые обычные люди с ошибками и удачами. А потому, друг мой, не строй из себя какого-то пророка. Слишком мало ещё прожило человечество, чтобы стать настоящими людьми и использовать свой разум. Если ты хороший человек, то будешь стремиться к созиданию всегда, во всей своей жизни и работе, а если к разрушению – значит, ты ещё не гомо сапиенс, а просто промежуточное звено.
   Наташа закончила свою длинную тираду на несколько повышенных тонах, что бывало с нею крайне редко. Видя её, такую возбуждённую, милую, родную,  все мировые проблемы мигом улетучились из головы.
– Умница ты моя, счастье моё! – я целовал её глаза и нос, уголки губ и шейку, где билась тоненькая жилочка. – Все мы умрём в своё время, иначе не будет дальнейшего развития. Подхватил её на руки и бережно положил на кровать, запустив руки под полы распахнувшегося халатика.
– Хочу дальнейшего развития, – шептал я ей, покусывая ушко, –  хочу ещё ребёночка. Ведь и ты тоже хочешь, я прав?
– Прав, прав, прав, я тоже, – еле слышно отвечала она, прижимаясь ко мне всем телом. –  Хочу только от тебя, такого же умного и умеющего любить…


    Утром неожиданно позвонил Сергей. Он сказал, что работа в университете у него закончилась, начались летние отпуска у преподавателей, и он скоро приедет. Мы ещё раньше договорились о встрече, но всё равно приезд явился радостной неожиданностью.  Когда я известил об этом Юру с Леной, то в трубке послышались звуки подпрыгивания и нечленораздельные восклицания. Я подумал, что Сереге просто надоели все заграничные командировки и вояжи, хочется вернуться к друзьям своей юности, подышать ветром романтики и подвигов. По расчётам «скоро» в его исполнении приходилось на послезавтра.
   
    Встреча на вокзале была такой счастливой, как будто мы и не расставались. Прошлогоднее лето, насыщенное разными событиями, стёрло двадцатилетний промежуток времени и связало нас не то что крепкими нитями, а стальными канатами дружбы. Этот день намечался праздничным, мы с Наташкой отпросились накануне с работы, у Лены вообще начались летние каникулы в школе, а Юрка обещал пораньше вернуться, если не будет ЧП.  Да ещё, возможно, с Николаем. Я договорился с Весниным, он тоже обещался подойти. Одним словом, вся  наша дружная команда. Юра с Леной приготовились к празднику заранее, потому что было решено собраться у них. Они уже давно жили как муж и жена, Лена сказала, что Олег всё поймёт, и не будет никаких обид и измен. Теперь с ним его сын и его семья, и она рада, что судьба так хорошо распорядилась. Она собиралась в конце лета съездить в Питер, повидаться с мужем и Юрочкой, но это никак не отразится на её отношениях с Юркой. Наверное, она подробно рассказала Юре о своей жизни, а он ей – о своей, и это скрепило и упрочило любовь, которая всегда была в их сердцах.

   Все собрались дружно, и после обычного обмена вопросами о здоровье родных и  первых тостов за столом, стали посматривать на Веснина. Только у него могла быть  информация о нашем деле. Александр Петрович понимал это отлично, но помалкивал, рассуждая на общие темы преступности и работы уголовного розыска. Они на пару с Николаем приводили примеры коррупции, снисходительности правосудия для сыночков-мажоров и дочек-мажорок. Как их там ещё называть-то? Мажориц, что ли? СМИ сообщало только о самых выдающихся безобразных нарушениях этих «деток», которые им сходили с рук, а для простых смертных оборачивались несколькими  годами тюрьмы. Вообще картина выглядела очень мрачной, наши правоохранительные органы уже давно не вызывали ни у кого доверия.  Хотя, как и везде, были там и порядочные люди, искренне боровшиеся с преступностью. Да и везде так. Хоть в медицине, хоть в школах, в институтах. Одни работают на совесть, другие под себя гребут. А больше всего сейчас стало тех, которые не высовываются. Не то, чтобы равнодушные, скорее запуганные. Даже нет, скорее безвольные, потерявшие надежду. Или просто ленивые? Ну, на еду хватает, и ладно. Бороться не хотят или не умеют за свои права, за настоящую, творческую жизнь человека. На любую попытку что-то изменить, свои же коллеги скажут: «Чего на рожон прёшь? Тебе что, больше всех надо»? Или «плетью обуха не перешибёшь, смотри, как народ голосует!» А что народ? Многие и не видели лучшей жизни-то. Выпивка есть, и хорошо. Привыкли к подчинению. Равнодушие, страх за своё благополучие разъединяет людей, и «каждый умирает в одиночку». Плохо, что их большинство. Гораздо меньше тех, кто старается быть активным, что-то изменить хотя бы в собственной жизни.
    Мы, естественно, переводили взгляды  с Веснина на Николая и обратно, понимая, что уж они-то никак не относится к равнодушным.
– Александр Петрович, – не выдержала, наконец, Лена, – а что вы можете сказать о тех, бежавших из тюрьмы?
– К сожалению, почти ничего.
– Совсем-совсем ничего?
– Да почти что. Я отслеживал все кражи, ограбления и убийства по району и области – и ничего. А ведь этой парочке надо было бы на что-то жить. Значит, либо были припрятанные средства, что вероятнее всего, либо они подались в бега по стране. Первый вариант, я считаю более вероятным. И опасным для вас. Можно предположить также, что вашего кадра, которому сейчас, наверно, за шестьдесят, «повысили по службе», то-есть он стал вожаком более крупной группировки. Организованная мафия, особенно на постоянных  и денежных доходах, таких, как от наркобизнеса, тоже нуждается в проверенных кадрах для организации охраны путей доставки, распространения и прочего. И соответственно, для наказания проколовшихся. Так что…
– А почему вы считаете, что этот вариант более вероятный? – продолжила Лена, в глубине души, как и мы, как и любой человек, надеясь на благополучный исход.
– Да потому, что этот бандит отягощён и личной местью. И, если он в нашем районе, он обязательно осуществит своё желание. У него есть время, чтобы всё сделать с наименьшим риском. Конечно, можно убить любого из вас «из-за угла», скрытно, но ему это не интересно. И потому особенно страшно. Ведь можно не только убить жертву, но и искалечить… Либо её, либо близких родных, друзей. Родные Лены пока в недосягаемости, а вот друзья…
   Мы молчали, сражённые его логикой возможного продолжения гнетущего страха. Как-то за последнее время расслабились, переключившись на другие несчастья.
– Хорошо то, – продолжил Веснин, – что полиции преступники известны в лицо. И фотки, и пальчики, их портреты на стендах: «Их ищет милиция». И этот тип подлежит розыску по всей территории России. А он ведь не человек-невидимка. Где-то живёт, не в лесу ведь. Да и в лесу тоже пить-есть надо, причём вкусно. Не для того бежал, чтобы в норе сидеть.
– А что же теперь? Уезжать всем из города, что ли? Или как? – это уже подал голос Юрка. –  Что же, теперь и родных охранять как-то надо?
– Хороший вопрос, – отозвался Александр Петрович. – А сами-то вы как думаете?
– Ну-у-у, – протянул Юра, неопределённо помахивая рукой. Он поднял глаза к потолку, собираясь с мыслями, но мысли отсутствовали. – Н-у-у, не знаю. Отец ещё не оправился, да и мать о переезде даже слышать не желает. И то сказать, шутка ли в их годы начинать жизнь с нуля?
– Я точно никуда не поеду, – встрепенулась Лена. – Даже и думать не моги.
– А к сыну и мужу в Питер разве бы не поехала? – спросил я с некоторой подковыркой, зная, что Лена ни за что не изменит своё решение.
– За мужа и сына большое спасибо тебе, Сережа, а за себя я сама отвечу. Не так страшен чёрт, как его малюют. И наверняка у этого бандита пока есть более важные заботы о своей шкуре, чем подстерегать свою жертву. Он же не псих! Объявится какой-нибудь пакостью, а там видно будет.
– Согласен с тобой, – поддержал я Лену.  Помните песенку у Никулина? «Траву зайцы косили, при этом напевая главные слова»? Вот, боялись, но делали своё дело. Что же мы, хуже зайцев?
– Лучше, лучше, – загомонили все хором, улыбаясь и разом сбивая гнетущее настроение.
– Вот видите, Александр Петрович, никто никуда не поедет. – Да, страшновато, да, есть опасность, но она не так уж велика. Вспомните, как жили люди в сталинское время, да и потом тоже, опасаясь что к ним придут ночью в сапогах. Спать боялись! Своя родная власть грозила расстрелом или лагерями. А здесь какой-то грязный бандит с кучкой подручных, таких же отморозков. Поймают их всё равно! Раз есть такие люди, как вы, то и порядок будет. Рано или поздно, но будет! – Я перевёл дыхание после такого бурного заявления. Сам от себя не ожидал такого.
   Все начали аплодировать, а Веснин встал, улыбнулся и  тоже стал бить в ладоши.
– Молодцы вы все. Я рад, что ваша школьная дружба превратилась в такой сплочённый коллектив. Не всегда так бывает в жизни. Не скажу, что очень редко, но и не часто. И верю, что мы ещё встретимся много раз. А пока мой совет такой будет: живите спокойно, но не беззаботно. Вы же не маленькие дети, понимаете, что к чему. Я бы порекомендовал Лене с Юрой съездить в Питер, отдохнуть, посмотреть город. Как вы, Сергей, смотрите  на такой вариант, а? И у нас с Николаем будет меньше забот о вашей безопасности. Долго всё равно это дело не протянется. Где-нибудь да проколются.
– Я «за» руками и ногами, – воскликнул Сергей, и действительно плюхнулся на диван и заболтал в воздухе своими конечностями. – И Раечка будет рада. Она заочно уже давно знакома с этими героями, – он показал руками на Лену с Юрой. – У нас «детская» комната свободна. У Лены отпуск до конца лета, а Юре с половинкой отпуска Николай поможет, так ведь?
– Да конечно, помогу. О чём разговор? Скажу начальству, что ему нужен отпуск по семейным обстоятельствам, а я смогу, если будет необходимость, по две смены вкалывать. Отпустят!
– Вот и хорошо.
– Я думаю, что Виктор, – Веснин повернул лицо в мою сторону, – не будет представлять особого интереса для бандитов, поскольку никаким боком не влезает ни в наркобизнес, ни в личные интересы. Так ведь?
– Я думаю, что так. Тем более, что с работы мне сейчас нельзя уходить. Из  анестезиологов я один остался, все в отпуске. Так что работы выше головы, летом всегда травматизма больше. И у Наташи много работы. Мы планировали отпуск в октябре, чтобы к тёплому морю уехать и продлить лето.
– Это куда, в Турцию что ли? – поинтересовался Сергей. – Я пару раз там был, могу посоветовать куда и что. Или вы по путёвке?
– По путёвке, конечно. Куда же индивидуально ехать без знания языка? Тебе-то хорошо, ты по-английски шпаришь, и тебя везде поймут. А русский – только  в определённых гостиницах, обслуживающих туристов из России. Ну, ещё пару фраз понимают на базарах, когда навязывают свои товары.
– Ну, тогда поедем вместе – вы с Наташей и я с Раечкой. И нам и вам будет хорошо. Возьмём там машину напрокат, и поездим! А останавливаться можно в мотелях, это намного дешевле. Зато увидишь всё, что  хочешь!
– Неужели это возможно, Серёжа, вот так взять и поехать? И даже дешевле? – удивлённо произнесла Наташа.
– Конечно. Паспорт сейчас оформить легко. В гостиницах очень дорого стоит сервис, обслуга, особенно если в  пятизвёздочных. А если индивидуально, то можно и с ребёнком. Сейчас Егорка очень маленький, а вот будет года три-четыре, так и его взять можно.
– Здорово! – воскликнула  Натка и даже чуть подпрыгнула.– Лет двадцать назад и слыхом не слыхали о такой возможности. В нашей деревне вообще никто никуда не ездил, даже по своей стране. Разве что в столицу раз в жизни, или куда по надобности, к детям. И дорого очень…
– Да и сейчас ничего не изменилось… Возможность свободно поехать в другую страну появилась, а средств по-прежнему нет… Всего пару месяцев, после того, как рассыпался СССР,  страна стала другой. Лучше или хуже… Однозначно не скажешь. Раньше поехать было просто в любую республику, а сейчас и дорого, и визы нужны. Мне кажется, что вместе с грязной водой из ванночки выплеснули и ребёнка. Да плюс к тому ещё и Интернет. С одной стороны хорошо, связь со всем миром и возможность найти любую справку,  а с другой – разобщённость, контакты по различным сайтам, заочные. Нет душевной теплоты, голая информация. Даже скайп ничего не даёт – ни обнять, ни поцеловать, ни утешить…
– Самое плохое, пожалуй, это то, что молодёжь разучилась читать,– произнесла Лена. – Я  по опыту знаю, как дети не хотят читать. А зачем? Всё преподнесёт компьютер. И о книге расскажет, и картинки покажет, и игрушки любые… Думать и переживать не надо, всё сделали режиссёр и оператор. Особенно, если это экранизация. Ведь в книге каждый читатель сам представляет героев, по-своему, а в телефильмах -  киноартисты. Вон сколько экранизаций было «Войны и мира», и наших, и зарубежных. Или «Анны Карениной». И внешне герои разные, и трактовки их образов. А в книге – свой образ у каждого. Даже внешний, ни на кого не похожий, только свой, внутренний. Именно это и даёт развитие своему уму, своим эмоциям.
– Ты совершенно права, Лена. Прямо гимн книге. Но ты права, права… Сейчас всё больше появляется людей-роботов без своего собственного мнения, но зато с хорошо развитым желанием жить сладкой жизнью при минимальных затратах труда. А лучше всего – на халяву.
– О, стать чиновником ещё, или бизнесменом! – добавил Николай. – Управленцем тоже…
– Да ну, не так уж всё плохо, как вы думаете, –  возразила Наташа. – Вон по телевизору показывают, сколько у нас талантливых детей, такое могут сделать, что и взрослому не под силу. Юные техники, спортсмены, музыканты, шахматисты,… 
– «Ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад» – процитировал с улыбкой Веснин, разводя широко руки. Он поднялся,  распрощался, пожелал всем здоровья и спокойствия. Вместе с ним ушёл и Николай. А мы ещё долго сидели, говорили о том, что было раньше, и что сейчас. Сергей условился с Леной и Юрой, что они вместе выедут через два дня в Питер.

                Глава 32

   После ухода друзей мы с Наткой остались одни и почувствовали какую-то пустоту. Вроде и всё в порядке, а вроде как бы мы очутились на необитаемом острове. Только Егорка и мама не позволяли расслабляться. Да ещё предстоящий ремонт нашей старой квартиры, чтобы подготовить её к продаже.
   Через неделю я по просьбе Юры отправился на причал, чтобы навестить его родителей и узнать о самочувствии отца. В воскресенье  отправился по знакомому маршруту, захватив на всякий случай свой врачебный чемоданчик. Мало ли что? Да и осмотреть надо, может, взять кровь на анализ.
    Дело шло к вечеру, но ведь летом светло очень долго, так что я не торопился и решил заглянуть в знакомое питейное заведение. Не то, чтобы я надеялся что-либо узнать, просто ноги как-то сами донесли меня туда. Вечером в кафе оказалось много народу, все столики заняты. И за одним из них я углядел знакомое лицо Петрухи.  Неторопливо подошёл к нему и поздоровался. Петруха, похоже, даже обрадовался, притащил стул и предложил присоединиться к его компании.
– Привет! Это мои друзья, в одной бригаде работаем. Я сколотил бригаду ремонтников, теперь сами заключаем договора.
Он помолчал, внимательно меня разглядывая. 
– Как у вас дела? Слышал, вы были в больнице?
– Да нормально. Всё прошло.  А у тебя…  У вас как?
Я помнил, что при первой встрече он сразу же начал говорить «ты» и вообще был таким самоуверенным… Чувствовал себя портовой шишкой.  А потом  разругался с той блатной  компанией, с нашими преследователями.
– Тоже нормально. Только…
– Что только?
– Да ничего особенного. Просто  интересы стали другие. Вроде я вдруг стал по-настоящему взрослым и перешёл на другой уровень.
– Какой-такой уровень? Вы ведь тогда уже были взрослым! За тридцать, наверно?
– Тридцать два. Только не в этом дело.
– А в чём же?
– Ну я же сказал, не интересно стало. Раньше мне нравилось, что я в курсе всех дел на пристани, что спрашивают моего мнения, да и платят за помощь… Вроде нигде не работаю, сам себе хозяин, и деньги водятся. А сейчас просто жалко тратить время на пустяки и прибабахи.
– Это почему же?
– Женился я. И ребёнок будет. Правда, ещё нескоро, но сказали, что сын. Наследник. А что он унаследует от меня, если я  буду продолжать гнаться за почётом негласного хозяина? Да, я активный человек, всегда, даже в школе, любил верховодить, чтобы моё слово – закон. Чтобы пацаны боялись меня и делали всё, что скажу.  И дань платили. Ну, там мороженое покупали, билет в кино. А я вроде как пахан. Не так, конечно думал, не такими словами. Это сейчас жена, она у меня учительница,  поправляет меня, если я… – он на минуту замялся – что-то… не так что скажу.
   На лице Петрухи появилась улыбка. Не ухмылка, не насмешка, а самая настоящая человеческая улыбка, адресованная жене. «Ничего себе», – подумал я. Это ж надо так за год перемениться! Впрочем, я тоже после встречи с Наташей стал другим. Раньше, можно сказать, был больше эгоистичен. И родителям, и сёстрам мог бы уделять больше внимания, любви. Я, конечно, любил их, но как-то отстранённо. В том смысле, что если у них всё хорошо, то и нечего беспокоиться. Не было живого тепла. А сейчас я готов лишний раз поцеловать Натку, погладить маму по голове, поговорить с сёстрами. Катька с мужем сейчас жили в другом городе, они с мужем оба стали работать спортивными тренерами, у них, наверное, будет ребёнок. Во всяком случае, Катюша хотела этого. А вот Зина собиралась приехать, и я радовался, что скоро её увижу. Не знаю, может отцовство так влияет на проявление чувств, или надо пережить потерю близких, чтобы понять цену любви и её выражения… Лаской, вниманием, добрым словом…
    Это были даже не мысли, а мгновенные образы, возникавшие в голове со скоростью, намного превышающую скорость света.
– Поздравляю, поздравляю! – с чувством радостного изумления и даже восхищения я протянул руку, и Петруха ответил мне крепким рукопожатием. – Моему сыну уже скоро год будет, –  добавил я с гордостью.
Его товарищи радостно заулыбались, налили пива и предложили тост по     такому случаю. Затем, как водится, выпили за знакомство, за здоровье…
– А как у вас с теми бандитами, которыми вы интересовались? Я слышал, что их поймали, судили… Я как-то не очень интересовался, сами понимаете, семья, – резко сменил тему Петруха. Да нет, скорее, Пётр, Петрухой стало как-то неудобно называть. Ну, знакомые – понятно, а у меня язык не поворачивается.
– Судили, да, пятнадцать лет присудили, а потом был побег. И двое из них, в том числе и Меченый, со шрамом, ещё не найдены.
– Этот тип был у них главным, здесь, на пристани. А, может, и в районе. Мерзкий. А я ведь мог оказаться у него подельщиком, даже чуть не сцепились. Но позже он не появлялся, его посадили, я думал, что всё кончилось. Ан, нет, выходит.
  Я вкратце рассказал о событиях прошедшего года. Товарищи Петра тоже внимательно слушали, они ведь видели бандитов раньше, ещё до ареста. Мы договорились, что Пётр меня известит, если узнает  что-то новое. И его друзья тоже обещали быть повнимательнее.
   По-дружески распрощавшись, я направился к дому , где жили Атлантовы.

   Леонид и Сания встретили меня прямо как божьего посланца. Сания сразу же заторопилась на кухню готовить какую-то вкуснятину, а я осмотрел Леонида. Состояние его полностью нормализовалось.  Даже не верилось, что с месяц назад он был на грани полного истощения, и лишь маленькая ниточка ещё держала его на плаву. Если бы не моментальная помощь Наташи и Лены, мне одному Юркиного отца не удалось бы вытащить.
   Я рассказал о встрече с Петрухой, которого Леонид, как и многие на пирсе, хорошо знал.
– Просто удивительно, как может преобразиться человек, ставший мужем и даже будущим отцом! – с большой радостью воскликнул я.
– Ты прав, многие здесь удивились, а потом стали просто уважать безо всяких задних мыслей. Просто как хорошего человека. Самостоятельного. Надо же, бригаду сам соорудил, а?  Всё-таки семья – великая сила!
–  Да, так и есть.   
Мы поговорили о работе, на которую он собирался возвращаться на следующей неделе.
– Наверное, в рейсы я ходить уже не буду, – сказал Леонид, как о чём-то решённом. – Буду искать работу здесь, на пристани. Может, даже попрошусь к Петрухе. Мотористы везде нужны.
  Я просто поразился, как совпали наши мысли. Недаром воры в законе не должны иметь детей. Чтобы не думать о будущем и жить только сейчас, для самого себя. Естественно, что мозги у них самые примитивные, как у зверей. И хитрость тоже звериная, одноразовая. Нелюди. Даже хуже, чем звери, те своих детёнышей по-своему любят, защищают…

     Леонид рассказал, что он уже со многими товарищами встречался, разговаривал. Теперь на пристани постоянно дежурил полицейский, якобы для охраны порядка, а на самом деле обязанный следить за подозрительными лицами. Авось, обнаружится хоть малюсенький контакт с бежавшими преступниками. Об опасности, которая нам всем грозила, я не промолвил ни слова, чтобы не вызвать ненужных волнений, которые родителям Юрки были противопоказаны. Просто порекомендовал Леониду, чтобы он был внимательным, осторожным по отношению к новым незнакомым людям,  вплоть до приезда сына в конце августа.
      Сания накормила всех вкусным, хоть и на скорую руку приготовленным обедом, всё время благодаря и расхваливая меня, тем самым загоняя в краску и вызывая чувство неловкости. Я дал несколько рекомендаций  по поводу питания мужа и наказал звонить мне в любое время в случае чего.

   Вечером я рассказал Наташе о той глубокой перемене, которая произошла с Петрухой.
– Знаешь, Вить, это никакая не перемена. Я не верю, что хороший человек может стать плохим. Он может выпендриваться, быть грубым, хулиганистым, хвастуном, обманщиком даже, но никогда не станет жестоким и подлым. Ты ведь сам говорил, что вы не могли сразу понять: то ли Петруха с бандитами, то ли нет. В душе он никогда не был жестоким убийцей. Скорее всего, в детстве у него так сложились обстоятельства, что он никак не мог проявить себя иначе. Книг он не читал, наверное, и в школе учился кое-как, до седьмого класса еле-еле дотянул. Ты не спрашивал его?
– Да что ты говоришь! Неудобно даже. Мы ведь не одни были, а перед несколькими людьми душу не раскрывают. Да и зачем ему ненужный самоанализ, самокопанье в душе? Он привык принимать решения согласно своему темпераменту и своим понятиям о добре и зле. Понятия у него самые нормальные – не делать гадости другому и помочь, если это не трудно. За правду в бой он не пойдёт, но и в банду тоже. А теперь, когда у него семья, сын будет, так и подавно. Это нормальный гражданин, который понимает, что на пользу, а что – нет.
– Верно. И думать сам умеет, не то, что овцы в людском облике, которые слепо и даже с гордостью идут за вожаком-козлом. На красивые лозунги такие, как Пётр, не поведутся. Уж лучше такие люди, чем овцы в человеческом облике.
   Я подумал, что в жене говорит голос детского врача-психолога, её основной специальности. Уж очень эти врачи стремятся всё дурное в детях оправдать плохим воспитанием, нищетой,   безотцовщиной или сиротством. И получается, что взрослый правонарушитель не виноват, считая себя свободным от законов общества. Прямо жертва какая-то. Понятно, что условия влияют, конечно, на сознание человека, но, скорее всего, это всё же патология. Ведь рождаются же дети с физическими недостатками – слепые, глухие, с недоразвитыми конечностями. А будущие убийцы и преступники рождаются с дефектными мозгами или ощущениями, или ещё там с чем-то. Разум ещё пока тёмный лес для науки. Почему-то наши близкие родственники не спешат спускаться с деревьев и становиться людьми, хотя и слова многие понимают, и своими руками неплохо владеют. И память у них хорошая, ан нет! Не получаются разумные существа, даже если шимпанзёнка с пелёнок воспитывает человек!
   Мы помолчали, потому что нечего было обсуждать. Последние выборы показали, что овец гораздо больше, чем людей, желающих думать о будущем самостоятельно. В других странах их тоже немало, но у нас больше. При социализме у людей была вера в светлое будущее. И патриотизм был настоящий, не то, что сейчас. «Если партия сказала, комсомол ответил: Есть!» Песенка была такая раньше. Сказали: надо БАМ строить, значит надо. Целину поднимать – тоже пожалуйста. А где теперь польза от БАМа? Разве то, что построили, окупает затраченные средства? А вместо поднятой целины – засушливая степь. Что из того, что сейчас это Казахстан? Зато «ура патриотизм – кругом враги» и повсеместное воровство и коррупция. Каждый сейчас сам за себя, и получается не сплочённое единой целью общество, а стадо, бредущее за вожаком. Целью стали деньги и власть. Или прислуживать власти за хорошее вознаграждение. А про политику и говорить нечего! Пыль в глаза пускать другим – мы мастаки, а повышать уровень жизни своих сограждан – денежек мало.
   Единственной крепостью становится семья и близкие друзья. И русский язык, конечно. Жалко, что его старинные корни уходят в прошлое, язык насыщается сленгом и новомодными словечками. Может так и лучше? Грядёт глоболизация планеты. Ну что же, поживём – увидим. Впрочем, мы уже точно не увидим. А вот что ждёт далёких потомков?
      
                Глава 33

   Солнце скрылось за горизонтом, и его последние оранжевые лучи окрашивали высокие дома и верхушки  деревьев в призрачный желтый цвет. Снизу уже наступала темнота, и трава казалась чёрной, а дорога – тёмно-серой. Но вот погасли последние отблески заката, город включил фонари и рекламы, в домах загорелись лампочки. Не столица, конечно, но по улицам пройтись вполне удобно. Особенно после жаркого летнего дня. Очень даже приятно. И не хотелось думать, что где-то началась воровская жизнь, драки или даже убийство. Вместо приятной прогулки в прохладном и посвежевшем воздухе, наполненном лёгким ароматом цветов – ожидание возможного нападения, чувство настороженности и страха. Сейчас стало страшновато идти ближе к ночи одиноким пешеходам. Даже парням, о девушках и стариках уж и говорить нечего. Летом ещё ничего, тепло, и день длинный, жаль, что лето короткое. Не в Бразилии живём, там карнавал круглый год.

    Я думал о том, что через два дня начнутся занятия в школах, а уже завтра приедут Юрка с Леной, начнётся обычная трудовая жизнь. И у Серёги в Питере – тоже.  А ещё обещалась приехать Зинка. Вот уж на этот раз я вытрясу из неё всю подноготную! Пусть подробно расскажет о своём житье-бытье.
    Когда я учился в институте, а девчонки жили с родителями, я почти не интересовался их внутренней жизнью. Учились в школе нормально, росли здоровыми, чего ещё надо?
   Катя в школьные годы была открытой и жизнерадостной девочкой, занималась с первого класса в гимнастической секции, показывала родителям, какие научилась делать упражнения, говорила о соревнованиях, о костюмах для выступлений, о своём желании стать мастером спорта по гимнастике. Она и получила это звание почти сразу после окончания школы на летней спартакиаде юниоров. Уже когда она стала тренироваться в группе олимпийского резерва, у неё сложились любовно-дружеские отношения с молодым тренером. И вся её жизнь была проста и прозрачна: спорт, тренерская работа, семья. И её программа пока успешно выполнялась. Вот только общались мы редко, в основном посылая поздравления с днём рождения или с праздниками.
    Зина была более закрытым ребёнком, увлекалась краеведением. В детстве она с интересом читала различные сказки и предания о древней жизни людей. И не только мифы древней Греции и Рима, но и норвежские саги, и о жизни скифов, славянских племён. Современная история её почти не интересовала. Как и у сестры, у неё была отличная спортивная фигура, милое лицо славянского типа с серыми глазами и коротко стрижеными светлыми волосами. Даже сейчас, несмотря на свой тридцатилетний возраст, она выглядела девчонкой. В школьном историческом кружке она ходила в турпоходы, а в старших классах ездила с товарищами в разные экспедиции по стране, и на Урале тоже бывала. Может, именно потому, что ей там так нравилось, она уехала поступать в пединститут в Челябинске на истфак. А, может, просто встретила в своих походах парня с Урала и не захотела расставаться. Она даже в свои короткие приезды на летних каникулах не очень-то распространялась о своей личной жизни. «Всё хорошо, всё благополучно. Нет, ещё не замужем. Да, есть у меня хороший друг. Денег мне присылать не нужно» – вот и все её краткие замечания о себе в разговорах с родителями. Зато она много говорила об исторической жизни племён, заселявших Уральский хребет, о легендах разных народов, населявших этот край, и, конечно, о красоте природы.
   И вот она сообщила, что в скором времени приедет. Известила в своей обычной манере –только дату приезда, но ни слова о причине своего появления, ни о длительности визита. Может, разошлась со своим мужем, или кем он там ей приходится? Ну, ладно, приедет – узнаем. Не маленькая ведь. Благо есть, где остановиться – в полуободранной нашей квартире. Я был очень рад её увидеть, а о матери и говорить нечего, только и думала, чем бы порадовать дочку.
   По договорённости, встречать Зину отправился Николай. В её последний приезд на похороны отца они  чем-то понравились друг другу, хотя Зина была значительно старше Николая. Но раз он сам предложил, то пусть встречает, мы с мамой похлопочем на кухне. Самолёт прилетал днём, а с вечерним поездом должны были подоспеть Лена с Юрой. Предвкушение приятной встречи наполняло сердце радостью, и я тихонько мурлыкал себе под нос песню о друзьях-товарищах. Егорка с Наташей тоже приковыляли на кухню. Малыш хорошо стоял на ножках, но самостоятельно ещё не решался ходить. С каждым днём в его лексиконе появлялись новые словечки, и одним из первых после «мама-папа» было слово «сам». Я гордился своим сыном, понимая, как важно с первых шагов приучать ребёнка к самостоятельности. Насколько  себя помню, да и по рассказам родителей, я тоже с пелёнок стремился всему быстрее научиться. «В меня пошёл!» – с радостью думал я, забывая, что и Наташа в детстве тоже была трудолюбивой девочкой. Вообще, на мой взгляд, труд – лучший воспитатель. Когда не из-под палки, а по желанию. Чтобы ребёнок сам хотел помогать взрослым. Чтобы ему было интересно делать что-то своими руками.
   Присев в паре шагов от Егорки, я протянул к нему руки, подзывая его к себе ласковыми словами. Наташа выпустила ладошки сына и слегка его подтолкнула. Егорка сделал шаг, второй и стал заваливаться на меня. Чуть придержав его, я отодвинулся ещё на метр, и теперь он уже увереннее шагнул сам. Мама и Наташа смеялись и хлопали в ладоши, повторяя «Егорка пошёл, Егорка пошёл!»
   Мы почти добрались до входной двери, когда раздался долгожданный звонок. Егорка заорал было от страха, но подскочившая Наташа быстро подхватила его на руки, и замолчавший малыш с интересом уставился на пришедших тётю и дядю.

   …Когда закончились радостные возгласы приветствий, объятия и поцелуи, а также раздача подарков, и мы уже сидели за празднично накрытым столом, снова раздался звонок. Удивлённо переглянувшись, я пошёл открывать дверь и нос к носу столкнулся с заплаканной Варей, Наташиной сестрой, которая держала за руку,  вернее, сама опиралась на руку своего уже совсем взрослого сына. Мы виделись с ней не часто, разве что по праздникам, или если у Вари была срочная нужда что-то достать в областном центре. И всегда встреча была очень тёплой и бодрой. Я совсем не мог себе представить Варю в унынии. Даже в случае неприятностей или болезни у неё всегда был деловой и оптимистичный настрой. Поэтому её взволнованный и горестный вид буквально привёл меня в шоковое состояние. Наступила оглушающая тишина, и несколько секунд я не мог вымолвить ни слова. Словно почуяв недоброе, Наташа выглянула в прихожую и успела подхватить падающую сестру. Я тут же опомнился, и вместе с Ванюшкой мы на руках внесли её в комнату. Натка бросилась к домашней аптечке за нашатырём, крикнув мне, чтобы я приготовил стакан очень сладкого тёплого чая. Буквально через пару минут, которые мне показались застывшим временем,  Варя судорожно вздохнула и открыла глаза. Ваня, столбом стоявший рядом, и не выпускавший руки  матери, осторожно присел около неё, поглаживая лицо и волосы.
– Беда у нас, папаню убили, – тихо промолвил он и поднялся. Теперь молчание и ужас повисли над всей комнатой.
– Как это произошло? – тоже тихо спросила Наташа, сев на его место и автоматически проверяя пульс. Кивнув мне головой, что всё в порядке, она стала поить сестру чаем со снотворным.
– Рассказывай, что произошло, – повторил я вопрос,  увлекая Ваню к столу.
– Вы ведь знаете, что у папы была машина, он сам её сделал из старого «москвича». Кузов выправил, покрасил, мотор весь перебрал. И стоял он у нас во дворе, под окнами. Когда отец куда ехал, и другим надо было, он всегда подвозил, если по пути.
   По-видимому, у него перехватило дыхание, потому что он вдруг закашлялся, схватился за горло и замолчал. Немного отдышавшись, он продолжил ровным монотонным голосом:
– А вчера вечером, темно уже было, во двор буквально ворвались люди, трое, забарабанили в дверь, потребовали ключи от машины, – его тихий бесцветный голос был страшнее крика, – один такой громила здоровый, лысый, а двое других  поплюгавее. Один черноволосый, с чёлкой на лбу,  а другой пожилой, волосы светлые, похоже седые, но самый главный. Мне их хорошо было видно из окна. Отец, конечно, бросился во двор, к машине, там у него всегда монтировка лежала под рукой, машина всё же не новая, поломки разные могут быть на дороге… Вскинулся на них, полез прогонять, замахнулся на чернявого, но тот как-то увернулся, и удар пришёлся по плечу. Сильный, наверно, рука сразу обвисла плетью. Этот, главарь который, даже не пошевелился. Махнул рукой лысому и чиркнул по шее рукой…Вот так… –  Ваня провёл рукой поперёк горла и опять замолчал. –  Потом… Лысый выхватил из рук отца монтировку и ударил его по голове… Отец даже не вскрикнул, когда падал. Всё это заняло меньше минуты. Ну, обыскали, нашли ключи и уехали. Я даже во двор не успел выскочить на подмогу. Мама вцепилась в меня намертво. Может, и правильно, отцу уже было не помочь, он умер мгновенно, так эксперты потом сказали. А меня бы точно убили.  Мама так кричала…Потом соседи пришли, полиция… Я всё рассказал им, что видел…
   Глаза Вани были совершенно неподвижны, и сам он выглядел как  манекен.
– Мама сказала, чтобы мы ехали сюда, к вам. На первом же автобусе мы и уехали…Уехали…
  Он замолчал и начал медленно оседать на пол. Я успел его подхватить и, как безвольную куклу, усадил на диван, крепко прижав к спинке
– Наташ, –  позвал я, – сделай укол успокоительного, сейчас для него сон – лучшее лекарство.

… Машина убитого мужа Вари всегда стояла под окнами квартиры, в доме почти на окраине райцентра. Он использовал её только в личных целях – привезти что-либо от родных из деревни, съездить на праздники или уж в самых экстренных случаях. Считалась самоделкой, не была зарегистрирована, без номеров, поскольку  без техосмотра. В городе такого, конечно бы, не потерпели, мигом бы оштрафовали. Но в сельской местности прав никто не спрашивал. Формальностей особых не соблюдали. Ездит, и ладно. Механик сам знает, что делает. Милиционер не придирался, даже иногда просил подвезти. И соседям хорошо, есть подмога на крайний случай.
   Чтобы сейчас не засветиться, бандитам необходимо либо украсть номера, либо купить. За деньги сейчас всё можно достать. Поэтому ППСникам по всем направлениям дорог были разосланы фотографии преступников и старого серо-голубого «москвича» без номеров. Их теперь везде разыскивают.

   Первым опомнился Николай.
– Я на службу, – быстро проговорил он. – Может, там что знают. Областные сводки уже поступили. Мне кажется, что это наш кадр.
– Николай, можно, и я с вами? – Неожиданно спросила Зина. –  Вы всё узнаете, а я потом быстро передам. Вам, наверное будет некогда? Витька с Наташей сейчас пойти  не смогут, надо помочь Варе и Ване.
– Хорошо, пойдём, – охотно согласился Николай, ему, видно, было приятно внимание Зины. – Может, действительно надо будет уехать с нашей командой…
   Махнув на прощанье рукой, приезжие гости выскользнули за дверь.

– Видишь, Наташик, –  обратился я к жене, – права народная пословица, что счастье и горе рядышком идут. Только что-то уж прямо одно за другим! А Лена с Юркой скоро подъедут, –  так им прямо как с головой в омут.
– Да, опять жди несчастья.
   Друзья прибыли через пару часов. Юрка, услышав об убийстве, тут же умчался на службу, перехватив бутерброд и стакан сока. Лена хотела направиться  к себе домой, но её уговорили подождать известий, пока не вернётся Юра.
   Мы все сидели тихо, онемев от неожиданности, словно боялись потревожить спящих в разных комнатах Варю и Ваню. Наползающая темнота вечера, словно чёрным туманом, укрывала наши мысли и чувства. Чем и как помочь? Наташа, как всегда, предложила свои соображения:
– Завтра утром, как только они придут в себя, – махнула в сторону спящих, – надо будет, скорее всего, обратиться в полицию, узнать, как дела, надо ли Варе приходить туда или нет. Все необходимые заявления были сделаны вчера, но теперь будет работать следователь. Может, он захочет лично встретиться с потерпевшей? А потом я отвезу их домой, и побуду там сколько смогу. Ты, Вить, когда пойдёшь на работу, оформи мне  три дня за свой счёт. Это надо в любом случае, независимо от того, что наши мужчины узнают в отделении. Меня очень беспокоит молчание Юры. Куда они поехали? Не случилось ли чего?

   Оставив на столе праздничное угощение и чай в термосе, мама ушла укладывать в кроватку Егорку, Наташа начала готовиться к поездке с Варей и Ванюшей, лекарства там, воду и всё прочее. Было  уже темно, но свет не хотелось зажигать, хватало уличного освещения, тем более, что фонарь был близко от окна.
   Мы с Леной сели вполголоса обсуждать их поездку в Питер. Вместо восторженных охов и ахов сейчас звучал лишь деловой отчёт о состоянии Олега и  о дальнейших Лениных перспективах.
– Улучшений существенных нет, – говорила Лена про заключение врачей. Здоровье поддерживается только за счёт лекарств. Да и то импортных. Дорогих. Да не в деньгах дело, Шаевичи даже и думать не хотят о материальных трудностях. Плохо, что нет никаких перспективных надежд. Сам Олег, тоже, кажется это понял. Был грустный, когда мы прощались, не надеялся на встречу. Только радость за Юрочку и поддерживает его. Он ведь понимает, что теперь у Юрочки настоящая семья и за будущее сына нечего беспокоиться. И он рад, что я снова встретилась со своим  Юрой. Он уже давно догадывался о наших с ним отношениях, не зря же раньше сразу согласился, чтобы дать сыну такое имя! Понимаешь, мы с ним скорее были в отношениях дружбы, а не любви. Нет, не качай головой, ты не так понял: физически – да, а душевно – нет. Как в песне Кикабидзе: «Просто встретились два одиночества, развели у дороги костёр. А костру разгораться не хочется, вот и весь, вот и весь разговор». И у нас так получилось. Вернее, ничего не получилось.
   Мы помолчали, а потом я спросил, ходила ли она на лечение к гинекологу, о чём мы говорили раньше.
– Ты знаешь, ходила. И даже прошла два курса лечения. Гарантий беременности никто не даёт, но пятьдесят процентов за то, что я могу иметь ребёнка. И, знаешь, в Питере, при помощи Шаевичей, конечно, я тоже прошла проверку и разные анализы. И мне дали даже лучший прогноз. Если бы не такое горе встретило нас здесь опять, то я была бы бесконечно счастлива. Понимаешь, мы с Юрой даже  не ночевали у родителей Серёги, а сразу поехали к нему, в их «детскую комнату». Ты же знаешь, какая Раечка гостеприимная, она всё время просила рассказывать о нас, о наших школьных годах и теперешних, когда мы снова все встретились. Короче, мы с Юрой не расставались ни днём, ни ночью. Ты врач, понимаешь, как я надеюсь…
   Да, я прекрасно её понимал, и пожелал, чтобы надежды сбылись. Наташа подсела к нам за стол, мы пили бесконечный чай и долго ещё говорили о настоящем и хорошем будущем. Действительно, кто же строит плохие планы? Ничего тогда мы не предполагали…
   Зина пришла около полуночи. Новостей никаких она не узнала, разве только то, что Юра и Николай в составе нескольких патрульных машин уехали на розыск. Юра подскочил в последний момент, не успев даже получить своё табельное оружие. Да и то сказать, он же ещё числился в отпуске, нужно было разрешение на получение… Видимо, всем своим существом он почуял  своего старого противника, и чувство ненависти жгло его изнутри.

         Глава 34

   Ночь мы провели почти без сна, переместив спящего Ваню на раскладушку и разместившись втроём на нашей широкой кровати. Утром мы с Леной ушли на работу, а Наташа осталась с Варей и Ванюшей, чтобы их накормить и успокоить, насколько это будет возможно. А потом отвезти домой, передать на руки приехавшим из деревни родителям и братьям. Помочь, чем только можно на предстоящих похоронах.

   В ординаторской весь день не выключалось радио. Я или мои коллеги внимательно слушали последние известия, стараясь не пропустить каких либо новостей об убийцах. Днём из школы позвонила Лена, но я ничего не мог сказать кроме того, что сообщалось по радио. Отсутствие известий, как говорится, – это уже хорошее известие, только не в нашем случае. После обеда я  отпросился у заведующего отделением, благо операций на сегодня не предвиделось, и помчался к Лене в школу. С собой я на всякий случай захватил свой дежурный чемоданчик с необходимыми предметами первой помощи и обезболивающим, как в Америке. У нас боятся давать пострадавшему общее обезболивающее, разве что новокаин местного действия. Лена тоже отпросилась, малыши учились только в первую смену, и мы поспешили в полицейский участок. Там всё время передавали сводки о происшествиях на дорогах, о дорожных нарушениях, карающихся штрафами, о недисциплинированных пешеходах… Но о преступниках ничего не было известно. То ли где-то затаились. То ли уехали далеко. Хотя последнее вряд ли. Заправлять машину на бензоколонках – почти невозможно, чтобы не узнали. Почти весь полицейский транспорт и люди были задействованы для поисков преступников. К вечеру поступило сообщение, что разыскиваемую машину видели на просёлочной дороге в южном направлении. Туда рванулись несколько полицейских машин, в том числе и та, в которой находились Юрий и Николай.

   Когда под окнами полицейского отделения раздалась сирена санитарной машины, которая должна была поехать в направлении обнаруженных преступников, Лена бросилась во двор, заскочила в открытую кабину, и, на мой взгляд, никакие силы не смогли бы вытащить её оттуда. Я сказал, что являюсь врачом, и, если что, смогу оказать помощь. Мне тоже разрешили ехать вместе со всеми.

     Глава 34

     После обеда Наташа вместе с сестрой и Ванечкой уехали на автобусе к ним домой, в райцентр. Зина с мамой занимались с Егоркой, который входил в свой самый интересный возраст, когда малыши начинают говорить. Все отцы, не говоря уж о матерях, любят водить своего ребёнка за ручку, называя различные предметы, и спрашивая потом: «А это что? А это как называется?» И при правильном ответе целуют и тискают ненаглядное чадо, приговаривая разные нежные словечки. Егорка быстро полюбил такое развлечение и уже подобрался не только к названиям, но и к глаголам с определениями.  Уложив уставшего от игры малыша, мама приступила к «допросу» дочери.
– Зинуль, расскажи, как ты там. У тебя вроде был муж, а потом вы разошлись. А теперь как?
– Знаешь, мам, я как-то не смогла найти свою половинку. Может, я совсем не могу полюбить? Есть же такие люди, хорошие, нормальные, но влюбиться так, как в романах или сериалах, не могут. У каждого человека есть недостатки, но когда влюбляются, их не замечают. А я вот так не могу. Со своим первым парнем мы были замечательные друзья. Ещё с института. Он говорил, что любит меня, а я отвечала, что он мне тоже нравится. По работе помогал, мы всё делали вместе. И в экспедициях спали вместе, как муж и жена. Но вот что-то не задело, не тронуло души. Наверно, у меня просто холодное сердце, неспособное любить. Даже когда мы официально поженились, ничего не изменилось. Да, он мне нравится, да и сейчас тоже, умница, хороший товарищ, и на внешность не урод, а вот нет привязанности! Если мы расставались, в командировку, или ещё куда по делу,  то я почти не вспоминала о нём, зная, что у него всё в порядке, и беспокоиться нечего. Другие женщины переживают разлуку, тоскуют, а я – нет. Он очень любил меня, а я просто не хотела его огорчать. Знаешь, мам, иногда такое сильное выражение любви с его стороны не вызывает ответного чувства, а даже наоборот. Чувствуешь свою вину, что не можешь ответить ему так, как он заслуживает, и это ещё больше отталкивает. Он ведь так и не женился во второй раз после нашего развода и тягостных объяснений. Я почти уверена, что, если бы я вернулась, он был бы счастлив. Но я не хочу счастья такой ценой.
   Мама внимательно слушала, изредка вставляя свои замечания.
– Знаешь, дочка, у многих супружеских пар бывает такое расхождение. У одних оно преодолевается привычкой, у других – чувством благодарности. И дети , любовь к ним, забота и воспитание тоже помогают укреплению семьи. Бездетные семьи редко сохраняются до конца жизни. Разве что ребёночка возьмут на воспитание.
– Наверно, ты права, мам. Но, понимаешь, когда я второй раз начала встречаться с другим мужчиной, у меня тоже ничего не получилось. Я и писем вам не писала, потому что нечего было сказать, а огорчать вас с папой не хотелось.
– Ну, и как ты сейчас хочешь? Вернуться обратно? Или здесь останешься?
– Не знаю, мама. Ничего пока не знаю. Просто хочу сменить обстановку и работу.
– Ну и правильно. Жизнь сама покажет. Может, все твои лазанья по горам да по пещерам тебе уже поднадоели, захочется покоя, семьи, уюта, детей. Я же вижу как ты радуешься Егорке. А раньше-то, небось, с детьми и не водилась?
– Ты права. Сегодняшние сутки что-то перевернули во мне. И это горе у Вари с сыном, всё одно к одному. Я раньше была просто созерцательницей, а теперь вдруг осознала, что жизнь одна, очень хрупкая, её надо любить и беречь. Иногда требуется, чтобы тебя тюкнуло по темечку, тогда всё и встанет на своё место.
– Вот-вот. Ты всё поймёшь, девочка моя. Только не залезай больше на свою башню. Смотри на жизнь проще, не требуй многого, лучше сама отдавай больше людям.
   У Зины покатились по щекам непривычные слёзы а мама прижала её голову к груди, и говорила, говорила, поглаживая волосы и плечи:
– Всё будет хорошо, доченька, всё наладится. У нас с твоим папой тоже по началу не было горячей страсти. А потом, когда родился Витюша, всё изменилось. Мы намертво приклеились друг к другу. Я понимаю, что мы все не вечны, но всё равно боль последнего расставания всегда тяжела. Зато остаются дети, внуки… У тебя тоже всё будет, слышишь, родная моя, ещё родишь свою кроху и вырастишь…


    Место, где обнаружили преступников, было не далеко, немного больше двадцати километров от города. Половина дороги состояла из грейдера и грунтовки, но сержант виртуозно  справлялся с выбоинами и кочками, не жалея шин и подвески. Минут через пятнадцать мы уже были в указанном месте, и увидели старый «москвич» и пустую полицейскую машину. У меня сразу сжалось сердце в нехорошем предчувствии.           Выскочившая Лена растерянно стояла на дороге, со страхом озираясь вокруг, пока её взгляды и всех  приехавших не увидели людей, лежавших в стороне, возле кустов у лесочка. Почти одновременно с нами подъехали ещё три машины, и выскочившие из них люди в форме бросились туда, рассыпаясь по периметру всего пространства.
 Перед нашими глазами открылась вся картина трагической схватки с преступниками.
Как потом показало следствие, всё произошло в считанные минуты.

 …Через несколько километров сержант-водитель и старшина вместе с Юрой и Николаем наткнулись на стоящую у обочины дороги машину, ту самую, которую они искали по описанию. Вокруг никого не было видно,  а недалеко сбоку начинался реденький лесок, спускающийся к оврагу.   
   Как  выяснилось, сбежавшие бандиты не стали далеко уходить, а решили дождаться другого транспорта, чтобы захватить и спокойно ехать дальше. Их устроила бы любая машина, даже трактор. Трактор даже лучше, меньше вызовет подозрений. На просёлочной дороге движение всегда редкое, это не автомагистраль, но для преступников время не имело особого значения, к вечеру сделать захват было бы даже лучше. Любой водитель, увидев прямо на дороге пустую машину, обязательно остановился бы и вылез, чтобы узнать, в чём дело. Машина с полицейскими номерами стала просто находкой, гарантом будущей безопасности.   
    Когда они увидели приближающихся полицейских, то залегли в низких придорожных кустах. У чернявого одна рука была беспомощной от удара монтировкой, но двое других были очень опасны, лихо владели ножами, длинными, как кинжал. Острые и прочные, лезвия входили в тело почти без усилий.

    Наскоро осмотрев пустую машину и отправив координаты начальству, старшина, Юрий и Николай  двинулась осторожно к лесу. Сержант-водитель остался в машине поджидать едущую подмогу.  Хотя у старшины и Николая  было оружие, никто не ожидал такого жестокого нападения. Из кустов выскочил Лысый, за ним Седой, с ножами-кинжалами в руках. Старшина успел выстрелить, прежде чем нож Лысого попал ему в горло, но его пуля лишь прострелила ногу бандита. Может быть, он и целился по ногам, чтобы взять живьём, теперь уж не узнаешь. Всё же это на несколько мгновений остановило верзилу, и Николай уложил Лысого выстрелом в голову.
     На первый же звук выстрелов сержант мгновенно выпрыгнул из машины и помчался к кустам, на бегу доставая пистолет. Он увидел, как Седой, выхватив оружие из рук упавшего старшины, начал целиться в Николая, сжимая нож другой рукой. Юрка сбоку метнулся к другу, повалил его. Два выстрела прозвучали почти одновременно: сержант выстрелил позже на долю секунды и раздробил руку главарю, державшую пистолет. Пуля бандита попала в грудь Николая, слегка зацепив Юрин бок. Тем не менее, Юрка успел вскочить и бросился ему навстречу просто со звериной яростью. Сержант побоялся стрелять, чтобы не попасть в своих с такого близкого расстояния, и рванулся вперёд, выстрелив в бандита уже почти в упор. Однако, падая,  последний успел всадить Юрке нож, нанеся смертельную рану.

    Схватив чемоданчик, я бросился к лежащим. Николай был без сознания, но живой, и им занялся врач из «скорой помощи», а я склонился над Юрой. Санитары оттащили в сторону труп убитого бандита, и я увидел бескровное Юрино белое лицо. Нож вошёл в область сердца, и сдерживал поток крови, которая вытекала из-под лезвия тонкой струйкой. Его нельзя было вынуть, иначе кровь вытекла бы фонтаном. Я вколол нужные в таких случаях препараты, но понимал, что жить ему осталось несколько минут.
   Подбежавшая Лена со страхом посмотрела на Юру, потом увидела мой безнадёжный взгляд и медленно опустилась на колени. Через несколько секунд под действием лекарства он очнулся, его взгляд стал осмысленным и остановился на склонившейся  Лене.
– Юра, Юрочка, – тихо говорила она сквозь лившиеся слёзы и видя страшный клинок в его груди. – Любимый мой, не уходи, у нас с тобой будет ребёночек, потерпи немножко, всё будет хорошо…
   В глазах Юры возник такой радостный свет, губы пытались улыбнуться, а я, не раз видевший смерть и на операционном столе,  и после, в реанимации, стоял без чувств, с пережатым дыханием в горле.
– Мы назовём сыночка Лёнечкой,  в честь твоего отца, – продолжала тихо приговаривать Лена, – как Витя назвал своего сына Егоркой, в честь своего отца. Будет Леонид Юрьевич. И он тоже станет моряком, как ты. Жизнь тогда станет совсем другая, не будет никаких военных кораблей, а люди начнут исследовать новые земли, острова, строить города в океане.  Так, как мы читали в фантастических книгах.
   Лена держала Юру за руку, гладила и целовала его волосы, лицо, осторожно прикасаясь, словно боясь причинить ему боль. Слёзы катились, но она не пыталась их смахнуть, как будто боялась пропустить хоть секундочку взгляда на любимое лицо.
– Я так счастлив, Ленок, так счастлив, – с трудом,  еле шевеля губами,  тихо шептал Юра. Я знаю, что я теперь никогда не умру, что будет у меня продолжение...
   Его слова было трудно разобрать, но Лена понимала всё. Они понимали друг друга сердцем.
    И, когда голос Юры совсем пропал, а глаза его закрылись, его лицо продолжало оставаться счастливым, с лёгкой улыбкой на губах. Лена сидела с ним рядом, продолжая шептать слова, понятные только им.

   Врач из скорой, закончив осмотр Николая, так и не пришедшего в чувство, и наложив на грудь повязку, сказал, что надо немедленно ехать в больницу и удалять застрявшую пулю. О внутренних повреждениях пока ничего сказать нельзя. Раненого осторожно перенесли в машину и увезли. Мы с Леной уехали на полицейской машине вместе с телом Юры и старшины. Лена по-прежнему держала Юрину руку, и, словно в забытьи, продолжала нашёптывать ему, как живому, всё, что не успела высказать раньше.

   Позже мы узнали, что третьего бандита, чернявого с травмированной рукой, поймал сержант, сразу же погнавшийся за ним, увидев подъехавших оперативников.
   Суд и всё последующее прошло мимо меня стороной. Мне и Лене уже было безразлично и наказание, которое присудят, и вообще весь процесс по этому делу. Некрологи в газетах и СМИ. Соболезнования. Только присутствие Серёжки, прилетевшего в тот же день из Питера, и наши близкие поддерживали нас. Я помню, что на похоронах Юры  и старшины была масса народа, цветов и венков, звучал прощальный салют. Не представляю, что могло бы стать с Леной, если бы не будущий ребёнок.
   Через неделю, отметив традиционные девять дней, Сергей возвращался В Питер. Он хотел, чтобы Лена поехала вместе с ним к сыну и мужу, но она отказалась.
– Не могу я сейчас, Серёжа. Не могу. Вот  закончу с детишками первое полугодие и приеду на зимние каникулы. Как ты смотришь на это, а?
– Очень хорошо смотрю, Ленок. Мы с Раечкой всегда тебе рады. Да и родители тоже.
– Ну, значит, договорились.

   Николая прооперировали, пуля прошла наискось туловища, задев лёгкое и  позвоночник. Через два дня он пришёл в себя, но был в тяжёлом состоянии. Когда стало ясно, что он выживет, в больницу каждый день стала ходить Зина. Коля радовался её приходу, и мать мечтала, чтобы у них началась любовь.
– Это ничего, что Зинуля немного старше Коли, – рассуждала она, – важно, что она сама  наконец-то испытала это чувство. Любовь – это не только секс, вернее, совсем не секс. Мужик может переспать с любой бабой, или она с ним, получили удовольствие – и прощай! А когда любишь – вместе с физическим влечением возникает горячее желание заботиться о любимых, делать им приятное, всегда быть рядом, иметь детей… Любовь – это конец одиночества. Даже если она безответная. У Лены остался Юрочка и будущий сын. Она справится, даже если Олега не станет.
 – Да, мам, ты права. Жизнь продолжается. А ты знаешь, что у нас с Наташей тоже будет ещё один ребёнок?
– Ой, Витюша, неужели? Я просто буду счастлива до конца жизни!
– Я тоже рад. Дурак, что не понял своего счастья раньше. Вот ты молодец, не побоялась через долгий срок родить сестрёнок. И я буду очень рад, когда Коля поправится, присутствовать на её свадьбе. Где бы она ни была.
– Да где же ей быть? – удивилась мать. – Здесь и будет. Она уже не заговаривает об отъезде на Урал.
– Мам, да не спеши так! Ещё же ничего неизвестно! И Николай ещё в больнице…
– Материнское сердце вещун. Вот увидишь, что у них всё сладится!

   Да, жизнь продолжается, думал я, когда мы спустя месяц стояли вместе с Леной, Наташей и родителями Юры у его могилы.
    Люди умирают, люди рождаются. Мёртвым всё равно,  память о них нужна лишь живым, тем кто остаётся. Вот и ходят на могилки, чтобы заглушить в себе чувство одиночества, страха и беззащитности, чтобы привести свои мысли и чувства в порядок, как бы советуясь с теми, кого так любили  и уважали. Как бы давая отчёт мёртвым о своей жизни.  Даже внезапно потеряв родных, детей, друзей люди не остаются одинокими, сохранив в себе на всю жизнь частичку их сердец в своих душах. И Юра всегда будет со мной.
   Выпавший недавно снег всё вокруг выкрасил в чистый белый цвет. Он был такой мягкий и пушистый, что принесенные красные гвоздики  тонули в нём, как капли его горячей крови. Я смотрел на них и думал, как судьба распоряжается жизнью. Нет, не распоряжается. Все мы сами выбираем свой путь. Вся наша жизнь остаётся людям. И она вся ещё впереди.