Язычники

"ГЛАВА 7. ВСТРЕЧА С РАЗБОЙНИКАМИ, ЗНАКОМСТВО С МОНАХОМ МИХАИЛОМ, БУДУЩИМ ПЕРВЫМ ПАСТЫРЕМ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ."

Мы, славяне, порою стыдимся делать добрые дела. Присущее нам чувство вины, зачастую не дает нам поступать великодушно. Мы стесняемся произвести благоприятное впечатление на других, как и «угодить» нашим богам. Нам  трудно допустить,  что человек по природе добр. Поэтому мы все свои добрые дела и поступки стараемся спрятать за иронию и небрежность,  как будто милосердие есть нечто позорное или признак нашей слабости. Язычник не ведает жалости – внушали нам с детства.

Прошла уже целая неделя, как я покинул родную сторонку. На земле кривичей, я сердечно распрощался с гусляром Гудиславом и продолжил один  свой путь. Моя  старая лошадка только шагом могла передвигаться по огромным просторам Руси. Бросив поводья, я дал волю своему лошаку и позволил ему самому выбирать дорогу, а сам любовался красотой бескрайней русской степи.

Лучи восходящего солнца, пробиваясь сквозь толщу облаков, скользили по изменчивой глади матери - земли и мимолетно озаряли то темно-зеленую массу еще не выгоревшей до конца от солнца степной растительности, то пышную белизну ковыля, то заросли камыша, заболоченной речки или оврага. В их зыбком свете вспыхивали поочередно перед моими глазами то куст болотистого молочая, то заросли  колючего чертополоха, то островки желтых лютиков и багряных васильков, то непроходимые заросли камышей и лозняка, где гнездились  дикие утки, белоглазые нырки, изумрудные чибисы, проворные перепелки и грузные дрофы. Утро, торжество и красота природы,  свежее  дыхание  растений  пьянили меня и  переполняли мое сердце непонятной радостью бытия.

Вдруг мой рысак вздернул голову и уши, внезапно остановился посреди дороги. Я подумал, что он чего-то испугался, и принялся  разглядывать, какая могла быть тому причина: тут я увидел на земле лежащий посох и несколько книг, а рядом, за кустом, трех грязных  и бородатых мужиков, со славянской внешностью, выворачивающих карманы не то волхву, не то монаху. А тот в это время молился. Быстро оценив ситуацию и не раздумывая, я соскочил с лошака,  подобрал палку – посох, и тот час бросился на обидчиков божьих людей.  Благо, благодаря моему покойному отцу, я хорошо усвоил его приемы рукопашного боя и битвы на палках. В нашем городище не было бойцов,  равных мне в этих видах борьбы. Несколькими ударами  ногой,  кулаком и палкой под дых,  в лицо и по голове,  я поверг быстро, разбойников на землю…  Я ждал похвал в свой адрес, жертвы разбойников,  но они не последовали.  Монах, не обращая на меня никакого внимания, продолжал свою молитву, а когда  ее закончил, посмотрел на меня осуждающе, будто я совершил злодеяние.  Меня это сильно удивило:

- Ёжики курносые! – воскликнул я в сердцах, - голому, и разбой не страшен! Любезный , простите, я что-то не так сделал?

На  что он ответил:

- Не у меня проси прощения,  чадо, а у нашего Иисуса Христа! Господь милостив и простит тебе  твои прегрешения! - Такие мудреные слова я слышал впервые и, хотя я не мог понять, в чем моя вина,  но  почему-то чувствовал себя виноватым  перед этим монахом,  горе разбойниками, и неведомым мне Богом Иисусом Христом…

Еще больше меня удивил монах тем, что  начал оказывать помощь своим мучителям. Одному он перевязал голову,  другому смыл кровь с лица, третьего  напоил водой. Прейдя в себя,  разбойники быстро убежали, и каково же было мое изумление, когда в самом молодом и злобном нападающем на монаха, я признал сына волхва Богомила, Гаврилу из града Киева. Я сему не удивился. Многие на Руси в наше время занимались грабежами и этим жили. Он зло сверкнул на меня глазами, но ничего не сказал.

- Разбойников надо резать на мелкие кусочки и их тела скармливать собакам, - сказал я зло.          
 
- Святые угодники! Отрок, ты так молод, а злобы накопил уже на две жизни. Это ни хорошо и не по-божески, – сказал хриплым голосом монах. Так я познакомился с  булгаром,  первым христианином и удивительным человеком иноком Михаилом, будущим первым пастырем Руси.
Стало холодать. Был Астафьев день, и дул северный ветер.

- Значит, скоро быть стуже, - подумал я.

Мы спрятались от ветра у одинокого дерева, стоящего у дороги. Я достал из своего холщевого мешка свою скромную провизию: несколько луковиц, сухарей, мед и  кусок сала. Предложил своему попутчику разделить со мной мою скромную трапезу. Он с благодарностью согласился.  С большим  интересом я наблюдал за ним: как он странно молился перед трапезой, и  какие  слова молитвы  он говорил. Но более всего, меня поразило -  с каким достоинством он  принимал пищу: спокойно, не спеша, серьезно и молча,  как будто совершал  какой-то только ему ведомый ритуал. С любопытством я всматривался в него. Был он среднего роста, худощав, одет  в рубище с накидкой на голову коричневого цвета, пояс опоясывала толстая веревка. На ногах была обувь,  наподобие наших  лаптей, только из кожи. На вид ему можно было дать не более тридцати лет, но и  только из-за его серьезности и  достоинства,  как он держался.  Еще  меня   поразили глаза,  которые  излучали доброту и смирение.

Перекусив немного,  мы разговорились. Я рассказал ему о себе и причине моего путешествия. Монах в начале нашего знакомства  не был  так откровенен  со мной,  как я с ним. Но  сказал,  что тоже направляется в Новгород. Известие это меня обрадовало и мы, не мешкая, отправились дальше в путь.

Мы шли до наступления сумерек. У излучины реки, близ поселения Решетняки  решили заночевать. День медленно угас под тяжелым пологом облаков. Только мы с монахом развели костер, как со всех сторон послышался унылый вой волков. Их тоскливый вой и лихорадочное рыскание говорили о том, что животных мучит жестокий голод   и нам надо держать ухо востро. Вначале волки держались на расстоянии, но чем плотнее становились сумерки, тем ближе они к нам подступали. В сгущающихся сумерках глаза хищников сверкали все ярче и ярче в отблесках костра. Стая волков ощетинилась и угрожающе рычала.  Монах принялся усердно молиться, а я приготовился к отражению волчьей атаки.

Резким движением  я метнул в них дротик. Ближайщий от меня волк упал  на землю с пробитой грудью. Схватив его за задние лапы, я швырнул труп в стаю волков. Запах крови ударил им в нос и они мгновенно растерзали своего собрата. Мы с монахом бросились наутек и в одно мгновение взобрались на большое дерево, которое приметили раньше. Мы были вне опасности. Хищники растерзали сначала своего собрата, а затем моего старого
лошака и видно насытили свои желудки. Вскоре они ушли. Не мешкая, с рассветом, мы покинули это опасное место.   

Пока  мы шли, мне не давал покоя  вопрос: почему монах так милосердно поступил  с обидчиками и совсем не держал на  них зла? Меня так и раздирало от любопытства. Грек, словно  прочитав мои мысли,  сказал:      

- Ночью на нас напали голодные волки. Некоторые люди - сродни этим хищникам. Наша ненависть и раздражительность мешает нам видеть людей, отрок. В людях мы, зачастую, видим только одних врагов. Послушай одну притчу о святом старце. Рассказывать он умел: речь его была неторопливой и проникновенной:

- В то время, когда святой старец жил в одном городе, появился в окрестностях  волк, огромнейший, страшный и свирепый, пожирающий не только животных,  но даже людей.  Так что все горожане пребывали в великом страхе,  ибо он много раз приближался к городу,  и все выходили вооруженные в поле, словно на войну. Но так и не могли они защитить себя от него, если встречались с ним один на один. В страхе своем перед волком дошли они до того,  что никто не осмеливался выходить в поле. В виду этого святой старец,  сжалившись над горожанами,  решил выйти к этому волку, хотя горожане не советовали ему этого делать ни под каким предлогом, он же,  осенив себя крестным знамением, вышел из города с товарищами, возлагая все свое упование на Бога. И, так как те заколебались идти дальше, святой старец идет к месту,  где был волк.  И вот  названный волк,  когда видит множество горожан, сошедшихся поглядеть на это чудо,  бросается  на святого старца с разинутой пастью и приближается к нему, а святой старец,  - Нет, он точно так же осеняет его крестным знамением,  подзывает к себе и говорит так:   
       
- Повелеваю тебе от имени Христа не причинять зла ни мне, ни кому другому.
Чудно вымолвить! Едва святой старец совершил крестное знамение,  страшный волк закрывает свою пасть, прекращает бег и в соответствии с повелением подходит кротко, как ягненок, и пав к ногам святого старца,  лежит.  Тогда святой старец говорит ему следующим образом:

- Брат волк, ты приносишь много вреда в этих местах, ты совершил величайшее преступление, обижая и убивая Божью тварь без Его соизволения,  и ты не только убивал и пожирал животных, но даже имел дерзость убивать и причинять вред людям, созданным по образу Божьему. За это ты достоин адских мучений, как разбойник и худший из убийц. Весь народ ропщет и кричит на тебя, вся эта страна во вражде с тобой. Но я хочу, брат волк,  установить мир между тобой и теми людьми,  так чтобы ты больше не обижал их, а они простили бы тебе всякую прошлую обиду, и чтобы больше не преследовали тебя - ни люди,  ни собаки. Когда он произнес эти слова,  то волк движениями тела, хвоста, ушей и наклоном головы показал, что он соглашается с тем, что святой старец говорит, 
и хочет это соблюдать. Тогда святой старец говорит: - Брат волк, с тех пор, как тебе угодно будет заключить и соблюдать этот мир, я обещаю тебе, что ты будешь постоянно получать пищу от людей этой страны,  пока ты живешь, так что ты не будешь терпеть голода. Ведь я хорошо знаю, что всё зло ты совершаешь из-за голода. Но, за эту милость, я хочу, брат  волк, чтобы ты обещал мне, что не причинишь больше вреда - ни человеку,  ни животному. Обещаешь ты мне это? И волк покачиванием головы явно дает понять, что обещает. А святой старец говорит:

- Брат волк, я хочу, чтобы ты заверил меня в этом обещании, так, чтобы я мог вполне положиться на тебя. И как только святой старец протягивает руку для заверения, волк поднимает переднюю лапу и кладет ее на руку святого старца, заверяя его так, как может. И после этого сказанный волк, прожив в этом городе два года, как ручной, ходил по домам от двери к двери, не причиняя никому зла и не получая его ни от кого. И люди любезно кормили его, и когда он проходил по городу мимо домов,  никогда ни одна собака на него не лаяла. Наконец,  через два года брат волк умер от старости, и горожане сильно скорбели об этом, потому, что видя его у себя в городе таким ручным, они тотчас же вспоминали о добродетели и святости святого старца во славу
Христа. Рассказ инока Михаила тронул меня за живое.  Мы долго шли  молча. Каждый был занят своими мыслями о добре и зле.