Рыцарь Грааля ч 3 Окончание
Здесь и ответ на вопрос, почему провалилась борьба за трезвый образ жизни. Нравственность и распущенность, сравнение постулатов Религии и существующих в то время принципов.
В этой книге – и моя жизнь, и история жизни героев повести. В повести есть то, о чем не принято говорить, но что неизбежно сопровождает человечество всю историю его развития.
*Инстинкты и истины
Толстиков нажал на кнопку звонка, закрепленную на правой стороне крышки стола.
В двери, как всегда бесшумно появилась Лиза.
-Лизавета Ивановна, пройди к столу, - сказал он.
Обращение к ней по имени, отчеству служило для нее сигналом для перехода в «тайную» комнату.
Она оглянулась на дверь, и спросила:
- Дверь закрыть, Николай Филиппович.
Толстиков захохотал, откинувшись в кресле, и хлопнул от удовольствия ладошками по столу.
- Еще не время, Лизанька. - Сказал и ощутил тепло, разлившееся по телу. –
Пожалуйста, пригласи ко мне Рахимова.
-Хорошо, - ответила она, и направилась к двери стесненно и неловко.
Он проводил умильным взглядом уходящую секретаршу.
Но человек никогда не бывает удовлетворен. Видно возраст сказывается. Нравилась раньше обретенная покорность женщины, а теперь иногда стала раздражать.
Однажды он спросил Лизу:
- Отрабатываешь материальные блага?
- Любовь, - ответила она, - самая большая и ответственная работа.
Ему понравился ответ, и он не посмел спросить подробнее. Да и какая разница. Женскую душу не постиг даже Толстой. Но такую готовность, что проявила она сегодня, он принять не мог. Она не только раздражала его, но была неприемлема. Он сказал об этом Лизе.
Она улыбнулась ему своей мягкой улыбкой:
- Ничего-то вы, мужики не понимаете, - снисходительно ответила она.
Толстиков молча согласился с этим. От женщин он слышал это не раз. Но каждая, утверждала это по-своему. В зависимости от отношения к нему. С достоинством, покорностью, или внутренним протестом. Именно внутренним. До внешнего протеста никогда не доходило.
Женщина, зависящая от мужчины, - думал он, - рабыня. Но за это он и любил их, и удивлялся им. Иногда из-за гордыни, они даже отказываются от обеспеченной жизни.
Он вспомнил последний разговор с Альбиной. Толстиков предложил ей переехать с ним в этот сибирский город, но она ответила: «Я не декабристка».
Нет, слишком оскорбительной была для него эта мысль, и он постарался об этом не думать.
Должно быть, прошло достаточно времени, пока он размышляя, делал очередные записи в ежедневнике, потому как Лиза по внутренней громкой связи сообщила, что пришел Фуат Закирович.
Толстиков без обычного доброжелательства спросил вошедшего:
- Осваиваешься?
- Спасибо, Николай Филиппович, натянуто улыбнулся Рахимов.
Он понял, что шеф чем-то недоволен.
-Интрижки заводишь?
- Аллах свидетель, - не грешен и не порочен.
-А как же Ульянов?
Рахимов облегченно вздохнул:
- Так он мой коллега по комсомольской работе еще в Катрани. - Рахимов восхищенно засмеялся и продолжил,- У вас разведывательная сеть круче, чем у Андропова.
Но Толстиков не принял комплимент и поморщился:
- Головой надо думать, Фуат, а не другим местом.
Рахимов ждал. По ранее совместной работе, он знал, что Секретарь сейчас расшифрует свое недовольство.
- Твой Ульянов преследует меня всю жизнь. Там, - Толстиков махнул рукой на запад, носился с Симоновым, как с писаной торбой, а теперь здесь. Пять районных председателей Общества, но кроме Ульянова, никто не высовывается. А ему больше всех надо.
- Вас понял Николай Филиппович. Буду бдителен. Спасибо за науку.
Тон Первого стал более мягким:
- Он что вычудил, шельмец . Провел зур беседу. – Он посмотрел на Рахимова прищуренным взглядом. – Никогда не догадаешься о теме.
- Борьба против пьянства? – спросил Рахимов.
Толстиков заглянул в лист бумаги, что лежал сверху.
- Не-е-т. Он действует по Канту. Слышал о таком чудаке.
- Кант, Гегель, то ли агностики, то ли идеалисты, - с сомнением высказался Рахимов, и добавил, - в институте изучали.
- Грамотный, маленький татарин. А слышал ты про трансцендентальную логику
От автора:Трансцендентальная логика - учение Канта о чистых правилах и понятиях рассудка, которые априори определяют наш опыт.
- Неужели удается читать философские работы? – искренне удивился Рахимов.
Толстиков издал удовлетворенный звук, чем-то похожий на клекот орла.
- Учись мой друг, наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни.- Толстиков погрозил шутливо тонким указательным пальцем, - отвлеклись и булды.
Он изредка, больше для потехи, использовал оставшиеся в памяти татарские слова.
- Этот шельмец, провел беседу «Страсти и пороки». Но этого мало, привлек нарколога и попа.
- Как я понимаю, к религии стали лояльно относиться? – спросил Рахимов.
Толстиков махнул двумя руками:
-Лояльность? Батюшка, посиди в президиуме. Скажи нашим земным чадам о своем понимании нравственности и прочей мерихлютике, – говорил Толстиков, будто беседуя с кем из священников. - Выступи перед активистами. Их не переубедишь. Но пустить попа в массы? Это уже перебор.
Секретарь встал с кресла, и Рахимов тоже встал.
- Сиди. Возраст. Ноги затекают иногда. А что ты скажешь, если он для интереса, так сказать дешевой популярности рассказывает о проститутке, хотя и жене императора Клавдия?
Он вернулся и сел в свое кресло.
- Дал поручение третьему секретарю Геровой прижать этого Рыцаря Грааля.
Рахимов лихорадочно вспоминал, где он слышал эти странные слова. Не вспомнил, но спрашивать не стал.
- Ты понял, для чего тебе всю кухню показал?
- Спасибо за науку, Николай Филиппович. Буду принимать меры.
*
Сваты ушли. С ними ушли и зять, и дочь. Аля закрыла дверь, и, вернувшись, скованно опустилась на стул.
- Вот и увели нашу дочь, - выдохнула она.
- Погоди, мать, - сказал Владлен, впервые подражая тону отца и его обращению к матери.
Аля удивленно подняла брови.
- Намекаешь, на наш возраст?
- Ни в коем случае. Скорее, ностальгия о родителях. Не дожили до свадьбы внучки.
Владлен подошел к жене и впервые после ее возвращения, из-за спины обнял за плечи, коснувшись кончиками пальцев ее груди.
Она благодарно взглянула, откинув голову, и глядя на него снизу вверх. И, опустив голову, прижала кисти рук мужа.
- Как хорошо, - сказала она, что сегодня суббота и не надо идти на работу.
Владлена будто толкнула невидимая сила. И, устояв, - он повернулся к жене, и охватил ладонями ее щеки. Аля встала, и, разжав его руки, обняла и поцеловала мужа. Он ощутил сладковатый, давно забытый запах ее волос и, вдыхая его, чувствовал, как запах проходит внутрь, запуская в работу клетки нестерпимого желания.
- Владик, подожди, - прошептала она, - дай возможность раздеться.
Жена ловкими короткими движениями, отчего-то не стесняясь, сбросила одежды.
Краем мимолетного осознания Владлен отметил, что она по-прежнему красива и желанная.
Жена поцеловала его в грудь и хулигански оттянула резинку его семейных трусов.
- Подожди, дверь на задвижку закрою, – сказала она, шутливо отталкивая его.
Жена не переставала удивлять Владлена и далее. Теперь уже в совместном полете к звездам. Аля оказалась гибкой, податливой и одновременно активной. И главное, куда делось ее неестественное целомудрие, и пассивное восприятие его стремления к совместному удовольствию.
Они перевернулись на бок лицом друг к другу. Оба, тяжело переводя дыхание, смотрели друг на друга.
- Что это было? – спросил он.
- Землетрясение, - ответила она, и оба счастливо засмеялись.
Едва они успели привести себя в порядок, изредка, устало целуясь, как раздался звонок в дверь.
- Покажите, где ставить телефон.
Оба удивленно смотрели на мужчину средних лет.
- Так мы не заказывали установку, - сказала Аля.
- Может очередь подошла? – с сомнением сказал Владлен.
Мастер нетерпеливо сказал:
- Вы разбирайтесь, а мне работать надо.
Он поставил телефонный аппарат на тумбочку в коридоре, и стал укреплять тонкий телефонный провод по плинтусу, постепенно удаляясь к двери.
Прошло еще несколько минут, и мастер вернулся с лестничной площадки, протянул для подписи акт установки телефона с указанным там номером телефона.
Мастер ушел, а они оба, еще не отошедшие от предыдущего счастья, вновь рассмеялись, удивленно глядя на новенький, иссиня черный телефонный аппарат.
- Слушай, - неуверенно произнес Владлен, - а не сват ли Анатолий постарался?
*
Дождавшись понедельника, Владлен позвонил Рахимову.
- Привет, старина, - ответил тот, но теперь Владлен не услышал радости. Напротив, голос был излишне суховатым даже для официального разговора.
- Могу ли я придти на аудиенцию? – Все еще настроенный на неформальное общение, спросил Владлен.
- Владлен, прошу прощения, но работа придавила. Не могу выкроить ни минутки, сказал он и добавил, - я тебе перезвоню.
Владлен положил трубку, удивленный необычной метаморфозе поведения товарища его юности.
А последнее - «я тебе позвоню», как помнил Владлен из прошлого общения с партийными работниками, означало - «не звоните больше». И, видимо, на это у него есть причины.
Ну, что ж, нас бьют, а мы крепчаем, - подумал Владлен. Главная задача сегодня дать ход расследованию смерти Чувикова. Его насторожила статья в газете, потом последовавший звонок в Общество. Тогда трубку взяла Зина. Его в этот момент здесь не было.
Говорил мужской голос, как рассказала Зина.
-Это общество борьбы за пьянство?
- Напротив, борьбы за трезвость. Я просто оторопела, - рассказывала Зина.
- Ты, мочалка, мне не гони дурочку. Против только парк. Слушай сюда, - категорически сказал тот. – Передай своему пидарасу, пущай в сторону не ссыт. Если не прекратит, то пожалеет.
- Я испугалась и еле произнесла:
- Перестаньте хулиганить, а то милицию вызову.
В телефоне послышался грубый смех, и тот же голос сказал:
- Пока, курица. Позже расписарим на двоих?
Но на этом приключения дня не кончились.
Вечером уже после семи в техникум позвонила секретарь Геровой.
Продвинулся, - подумал о себе Ульянов. В Казани он пробивался ко второму Секретарю татарского Обкома Партии, а сейчас к третьему Секретарю даже приглашают.
Но опять же, по опыту, он знал, - награды вручаются прилюдно, а «на ковер» вызываются индивидуально. И потому ничего хорошего от этого вызова Владлен не ожидал. И даже, учитывая то давнее знакомство с Геровой, когда она работала еще вторым секретарем Горкома Партии.
Выступив в качестве лектора по международному положению в актовом зале самолетостроительного завода, он шел по коридору.
Впереди, почти перед лестничной площадкой, стояли, судя по темным комбинезонам, две работницы цеха. Одна, стоявшая к нему спиной, сказала:
- Мужик снял штаны, думала от жары, а он по другому поводу.
Другая, заметив Ульянова, дернула подругу за рукав. Проходя мимо, Владлен не удержался и улыбнулся.
- А он, дядька с пониманием, - сказала вторая.
Это он услышал уже на лестничной площадке, и приостановился. Интересно услышать другие мысли, да еще и о тебе. Давно, еще в молодые годы, он с юмором высказал Симонову:
- Михаил Петрович, а что если бы изобрели аппарат, который мог читать мысли?
- Ты ждешь награду от благодарного человечества за свою идею?
- Неплохо бы, - так же шутливо, сказал Владлен.
- Человечество не успело бы вручить тебе награду, Влад.
- Это почему же?
- Прежде всего, оно бы разорвало изобретателя на части, - ернически произнес тот. – Кому захочется, чтоб читали его мысли?
А здесь такая возможность узнать мнение о себе своих студенток.
- Я бы не прочь с ним побаловаться, - поддержала ее первая.
Входная дверь стукнула, кто-то поднимался сюда на второй этаж. Владлен пошел навстречу, едва пряча улыбку.
И сам не прочь, - подумал он, но тут же, вспомнил наставление священника Никодима: - Церковь относит к греху, не только совершение его, но и мысли о свершении греха.
Но не только это остановило его мысли. Еще вспоминалось недавнее общение с женой.
Где-то он вычитал слова одного героя книги, направленные к женщинам. «Не стыдитесь в постели с мужем, тогда мы не будем изменять вам».
Но если Аля, - продолжал думать он, - раскрепостилась после встреч с другим мужчиной, и теперь он, Владлен, стал желательным для нее? Осуждать или презирать? Где тот шаг от любви до ненависти?
Но насколько он знал, Аля все время жила у подруги Веры. Помнил, что та даже несколько раз, будто ненароком, встречала его. А, как-то смеясь, сказала:
- Я готова выручить подругу. Святое дело, а если еще и в удовольствие?
Сказала и звонко захохотала
Владлен так и не понял, шутка ли это? Но не зря говорят, - в каждой шутке лишь доля шутки?
На следующий день позвонил домой будущий сват Петров.
- Вы как узнали наш телефон, Анатолий Тарасович?
- Сорока на хвосте принесла, - улыбнулся тот, и Владлен явственно представил его округлое лицо, с выделяющимися крупно выпуклыми губами, и волосы «ежиком».
Заведующий отделом торговли Обкома производил на Владлена серьезное, но доброе впечатление.
- Надо бы встретиться, Владлен Ильич. Со свадьбой наших детей решать. Для раздумья предлагаю - в столовой на центральной улице Ленина, человек на тридцать – сорок? Спиртное я беру на себя.
-Но я…,- Владлен хотел сказать, что он против свадьбы с алкоголем, и не успел.
Петров прервал его со мехом:
- Наслышан, наслышан, но при встрече. При встрече, - повторил он каким-то особым музыкальным голосом.
Владлен положил телефонную трубку, и ласково погладил ее.
- Мать, а не Анатолий ли поставил нам телефон? Странно как-то отговорился, прикрывшись сорокой.
- Не исключено, - Жена подошла к нему и, поцеловав в щеку, сказала:
- Какой же ты у меня хороший.
- И в постели? – шаловливо спросил Владлен.
А вечером повторилось снова землетрясение. Жена была еще активнее, чем вчера. Она два раза, обгоняя его, «взлетала».
- Ну, мать, ты молодеешь, - сказал Владлен,
Жена, успокаивая дыхание, произнесла:
- Думала, много ли бабе надо? – подставилась и все?
И Владлен снова удивился ее перерождению, но ничего не сказал. Неосознанно, он повторял ошибки многих мужчин, оставлять в скобках неизвестные члены предложения.
*
Нина Максимовна Герова вечером не планировала задерживаться на работе. Позвонила вчера подруга Римма, пригласила на «девишник». А перед этим передала разговор с Ульяновым.
Так у них установилась определенная традиция, - отвлекаться изредка от работы, встречаясь вдвоем. Им в это время никто не нужен. Хочется «пошептаться», выпить по рюмочке испанского вина, поднять уровень настроения в спокойной домашней обстановке.
И потому Герова пригласила к себе Председателя Общества борьбы за трезвость октябрьского района за час до окончания своей работы, рассудив, что разговор предстоит не долгий.
Вопрос, по-существу, простой. И она не понимает обеспокоенности, даже нетерпимости Толстикова к этому эпизоду. Не велика беда, если в качестве рекламной акции использован такой прием в названии беседы. «Пороки и страсти».- Несколько необычно, даже пикантно. Хотя, что под этим подразумевать. Типичная мужская психология – говорить о страстях, – думала она. А вот, пороки? Это не типично, признавать мужскому сословию. И не только признавать, но и осуждать?
Толстиков передал ей фрагменты этой беседы. Есть там некоторые издержки той нравственности, что принята на сегодняшний день. И тем более, говорить об интимных отношениях на большой аудитории, сегодня не только не поощряется, но и запрещается.
Возможно, оппоненты необходимы в обществе, - думала она, готовясь к встрече с Ульяновым. Так она поступала всегда, и не важно, о чем пойдет речь – о Добре или Зле.
Только странно, - подумала она, - перед выступлением на недавней конференции в Варшаве, так не задумывалась. Вспомнилась притча. Академику предложили выступить перед студентами.
- Сколько времени отводите, позвольте уточнить, господа?
- На ваше усмотрение. В пределах часа, а то и полтора.
-Я готов, даже сию минуту.
- А если полчаса?
- Тогда на подготовку три часа, - ответил академик.- Но, если попросите выступить за десять минут, то буду готов только завтра.
Но что отметила тогда Герова на конференции, в сугубо светской конференции принимали участие служители культа. Да что там Варшава, сам Воскобойников в приватной беседе заметил, что в партийной жизни происходит уклон в эту сторону.
Она вспомнила беседу с Воскобойниковым, который недавно побывал в городе и соответственно в Обкоме Партии.
- Ты понимаешь, Нина, мы стали смотреть и принимать более терпимо многие факты. Воскобойников был старше ее лет на десять. И, видимо это, и высокое свое положение он считал достаточным для обращения к ней на «Ты».
- А я еще недавно удивлялась, что Президент Польши ходит в Костел, – добавила Герова.
Он смотрит на меня сейчас, - подумала она, - совсем по-другому, чем вначале беседы. Они были вдвоем в «гостевом» кабинете Обкома.
Она уловила в его чуть дрогнувшем голосе и мелькнувшем взгляде на ее грудь, интерес к себе, но не как партийному коллеге, а к женщине.
Правда в партийной среде ханжески принято было считать, что в их работе нет мужчин и женщин, а есть только «партайгеноссе». Кажется, это странное изречение стало нарицательным после выхода в свет кинофильма «Семнадцать мгновений весны».
Все эти размышления, имеющиеся подспудно в ней, прокрутились как в ускоренной съемке. . И она почувствовала, как краснеет.
А Воскобойников, разглядывая белоснежную, накрахмаленную скатерть, продолжил:
- И надо понимать, что мир становится многополярным, где есть место различным конфессиям и взглядам..
Взгляд «партайгеноссе» не был похотливым,- продолжала размышлять Герова, - Скорее культурно заинтересованным.
- Или я не прав, Нина? - он посмотрел прямо в глаза, задержавшись там чуть дольше принятого.
Нина ощутила неловкость и скованность. И стараясь скрыть внутреннее волнение, она сказала:
- Я тоже стараюсь отслеживать динамику взглядов в обществе, - она, удивилась своему бесцветному голосу, общей скованности, но легкому движению души.
Воскобойников помолчал, а потом стеснено выдавил из себя:
- Вы - женщины, более тонко понимаете изменения в обществе, особо касающиеся нравственности и морали. – Он помолчал, преодолевая что-то в себе.
Нина Максимовна отчетливо чувствовала это.
- Вот и моя жена так считала. - Он замолчал, а она не решилась спросить, ощутив и приняв его внутреннюю стесненность.
Уезжая, он убежденно добавил:
- Нина Максимовна, Вы, кажется, по образованию филолог? - Он опять прямо посмотрел ей в глаза, - когда ставится многоточие?
Герова промолчала. В это время к подъезду подкатала обкомовская машина, и Воскобойников мягко пожав ей руку сел на заднее сиденье. Отъезжая, он повернул голову в ее сторону и сказал, судя по выражению его лица, что-то приятное, но она не услышала.
*
Владлен Ильич, шагая с автобусной обстановки к зданию Обкома, обдумывал происходящее. Он искренне не понимал причины вызова. Не о том ли, зачем его вызывала Секретарь Райкома Партии? Шокировало название «Страсти и пороки»? Или присутствие и выступление священника? Так отец Никодим в вопросах морали и нравственности окажет влияние больше, чем несколько лекторов общества «Знание». Именно тогда служитель церкви познакомил присутствующих с православно-христианским учением о нравственности,
Является ли богословское учение, о чем говорил отец Никодим криминальным, рассматривающее нравственное сознание и поведение человека в свете истин Божественного откровения?
Владлен убежден, что людям сегодня нужна именно "богословская проповедь". Не просто морализаторство о том, вредно или не вредно пить спиртное. Сегодня это воспринимается людьми с таким же равнодушием, как есть ли жизнь на Марсе? Нужна именно проповедь, подготовленная богословским образом.
«…У меня все полосами, все в жизни как-то полосами: то не пью неделю подряд, то пью потом 40 дней, потом опять четыре дня не пью, а потом опять шесть месяцев пью без единого роздыха... Вот и теперь..» В.Ерофеев «Москва – Петушки»
Они приехали с отцом Никодимом к Дворцу моторостроительного завода на пятнадцать минут раньше, и появилась возможность переговорить наедине.
- Скажите, святой отец, - обратился к нему Ульянов, - почему мы должны принимать христианский догмат о нравственности, в котором все сводится к божественной силе бытия человека? Почему вы христианскую нравственность ставите выше мирской?
- Всякое мировоззрение, отрицающее вечность и непреходящую ценность частного, неповторимого человеческого существования, по сути, является безнравственным.
- То-есть, церковь вообще отрицает правила нравственности, установленные государством?
- Вы неправильно меня поняли, Церковь в отличие от партийных деятелей не навязывает, а главное, - священник поднял указательный палец вверх, - и не наказывает за совершение греха перед богом. Церковь от имени Бога прощает прегрешения человека. С тем, чтобы тот мог жить дальше, не обремененный тяжким грузом греха.
- То, что проповедует церковь, непротивление злу насилием, не приведет к потере власти над человеком? И, соответственно к разрушению государства?
Священник удивленно посмотрен на Владлена:
- Кого из согрешивших людей, партийный выговор сделал праведником? Не вылеченная болезнь души, уходит глубже, но не исчезает. Такова природа греха. И церковь учитывает это.
Священник поглядел на часы, и продолжил:
- Греховное состояние - это есть расстройство духовно-нравственной природы человека, порча его нравственного существа.
- Батюшка, так здесь у нас с вами общее понимание.
- Сознательное сопротивление воле Божией и нравственная беспечность разорвали онтологическую связь человека с Богом, нарушило гармоничное личностное бытие творения, а все полученные свойства — разум, волю и чувство,— обратило ко злу.
Автор: Онтологическая связь – (доказательства бытия Божия, принятые в традиционном богословии).
- Нам пора, святой отец, жаль, что не договорили..
- Нескончаемо творение Божье, как и слово его.
В вестибюле Обкома Партии все произошло по тому же сценарию, что и в Катрани.
К кому, кто заказывал попуск? Партийный билет, проверка оплаты взносов. Подъем на лифте на третий этаж. Встречает, кажется, тот же милиционер, что и на входе. Все повторяется – реальность и иллюзорность. Города разные, но недоверчивое отношение к людям, свидетельствующее наличие стены между партийной властью и членами Партии, одинаково. Как и ярко красочные ковровые дорожки, стены с рельефной штукатуркой, дубовые двери. Все, как у одноклеточных близнецов.
Герова вышла из-за стола навстречу Владлену, и остановилась у торца своего стола.
С тех пор прошлло около десяти лет, как он виделся с ней вот так – лицом к лицу, она, кажется не изменилась.
За свои пятьдесят лет Владлен считал, что разбирается в людях и даже понимает, как меняется человек с возрастом. Утром человек – обезьяна, днем - рыцарь или злодей, вечером - ребенок.
Предложив присесть Владлену, Нина Максимовна села сама и сказала:
- Слежу за вашими успехами. Вам удалось многое сделать.
- Спасибо, Нина Максимовна, Вы помогли сняться мне с якоря. Я более десяти лет страдал от ностальгии по отчему дому, не решаясь сделать хотя бы шаг в его сторону. Вы дали мне надежду, и она подтолкнула меня. Как видите, не пропал.
- Догадываетесь, зачем я вызвала вас?
- И да, и нет. Могу лишь предполагать.
Герова достала, не скрывая, из ящика стола, лист бумаги с текстом. Он заметил – в верхней строчке в качестве заголовка было отпечатано «Страсти и пороки».
-Теперь догадываюсь. – Владлен не стал скрывать, что видел заголовок. – Готов отвечать за каждое слово. Если оно правдиво изложено здесь, - он пальцем указал на лист, что был в руке Геровой.
Владлен смотрел на Герову, но та несколько секунд молчала.
- С чем связано такая тема?
- Мой учитель Симонов, высочайшей пробы Личность, говорил, - реклама, двигатель торговли.
Герова заинтересованно двинула кисти рук по столу вперед:
- Это тот Симонов, чьи самолеты сейчас на вооружении в нашей Армии?
Теперь настала очередь удивиться Владлену:
- Вы откуда знаете? Вы работали в авиации? Впрочем, извините.
- Отчего же, скажу. Должность Секретаря Обкома выше любой специальности, вернее вместе взятых, - улыбнулась она.
А Владлен не смог понять всерьез или в шутку сказано, но стал рассказывать о новейших разработках КБ им. Сухого под руководством Симонова. Не преминул сказать об опале Симонова в Катрани со стороны партийных органов.
- Позвольте, а ведь Николай Филиппович тоже из Катрани? И он не помог ему?
Владлен снова вспомнил монолог Толстикова по поводу Симонова и творческой интеллигенции в целом, но ответил спокойно:
- Один человек рожден для творчества, созидания и, соответственно, риска. Другой - для заботы о хлебе насущном. И не совместимость одного с другим, как существование бога и его отсутствие?
Владлен вспомнил слова священника об отсутствии онтологической связи между человеком и богом, но сказал иное:
- Мудрость человеческих отношений разве не в том, чтоб понимать друг друга и не отвергать даже противоположное мнение?
- Вы правы, наша идеология и нравственность направлена именно на это.
Владлен с сомнением покачал головой:
- К сожалению, не всегда так. Извините меня, Нина Максимовна, не считаете, что материализм, отторгая веру, отвергает многие нравственные ценности, накопленные человечеством?
Герова молчала, удивившись смелостью высказываний всего лишь заведующего филиалом вечернего техникума. Хотя и понимала, что взгляды могут быть и уборщицы обувной фабрики.
Владлен, воспринял это, как поощрение к разговору, и продолжил:
- Мне кажется, что мы должны сделать шаг в сторону веры.
Герова вспомнила, что подобное говорил при последней встрече и Воскобойников, но сказала:
- А не считаете, что это слишком смелое высказывание в кабинете секретаря Обкома Партии по идеологии?
По ее интонации Владлен заключил, что это не угроза, а скорее приглашение к дальнейшему разговору.
- Я хотела бы получить разъяснения относительно темы вашей беседы. «Страсти и пороки».
- Так я вам рассказал о риске, чем руководствовался Генеральный конструктор Симонов.
Герова с сарказмом заметила:
- Объяснение похоже на софистику. Идеология и техника - понятия разного плана. Как говорит наш Первый секретарь Обкома в таких случаях: «Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку».
Владлен снова вспомнил, как Толстиков отчитывал его в Катрани, приписывая технические достижения исключительно Берии.
- В материализме нет понятия «Пороки», а есть конкретное - «Нравственность». При этом интересы отдельного человека должны совпадать с интересами общества.
.- Но нравственность должна быть одинаково исполняема и Цезарем, и Мессалиной? – спросил Владлен.
Герова промолчала, выразив на своем лице недоумение очевидностью. А Владлен, глядя на ее красиво уложенные волнистые волосы, ярко очерченные в легкой помаде губы, и чуть скуластое, но красивое лицо, подумал, что такие женщины должны украшать жизнь, как Монна Лиза в Лувре, - итальянском музее, расположенном в центре Парижа, на правом берегу Сены.
Владлен не раз убеждался, что партийные работники умеют молча дистанцироваться от собеседника. Сейчас произошло то же самое. Но Ульянова это не смутило.
- А если добавить, что законы нравственности, принятые в обществе, как правило, небольшой группой лиц, то не относительно ли их значение?
- Но как же быть с Мессалиной? – Герова возвращала его к теме разговора.
- Нина Максимовна, посмотрите, как там в памфлете прописано. – Владлен показал на лист, что держала Герова в руках. - Объективный памфлетист должен был понять, что не в качестве примера нравственности привел ее.
Раздался телефонный звонок, от которого Владлен даже вздрогнул.
Герова изящно сняла розовую телефонную трубку:
- Нет, Римма извини, сейчас не могу подойти. У меня беседа. - Она взглянула на Владлена, - нет, не то, что ты думаешь.
Положив гибкими музыкальными пальцами трубку, продолжила:
- Совесть, честность, доброта. Понятия, которые всегда много значили для советского человека. Без них немыслимо представление о нравственности и нравственном идеале. Вы согласны со мной?
- Душой и двумя руками, - «за». Но позвольте некоторое отвлечение. Я по роду своей общественной работы часто беседую с отцом Никодимом. При этом я знакомился с заповедями христианской религии, – горячо сказал Владлен.
Герова подперла голову рукой, и слушала, не перебивая.
-Подвижники благочестия, засвидетельствовавшие возможность исполнения заповедей святой жизнью, сами являлись примером. Так говорил священник.
Владлен никогда не забывал совет жены не вмешиваться там, где невозможно что либо изменить. Но часто не следовал этому совету. Кто скажет, где и что можно изменить, где нельзя? И потому говорил дальше:
-Чем отличаются религиозные заповеди от правил социалистической нравственности?
- И чем интересно?
Что-то в ее вопросе и взгляде показалось Владлену игрой кошки с мышкой. Он вспомнил рисунок на земле его будущего свата. Но он уже не мог остановиться.
- Нарушение социалистической нравственности карается.
Владлен рассказал о студенте Георгии. Его исключили из института только лишь за то, что был религиозен. Симонова исключили из Партии по заявлению жены против его желанием развестись.
- А как же поступать с ворами, бандитами?
- Я имел ввиду, только нарушения нравственности, - горячился Владлен, - а не попрание государственных законов. То совершенно иная категория. Почему, к примеру, церковь не наказывает верующих, за исповедование материалистических идей?
- И что же вы предлагаете? – все так же заинтересованно спросила Герова. Она впервые слышала это в обкомовском, и лишь изредка в городском комитете Партии.
- Отменить кару за нарушение законов нравственности. Ибо принуждение заставляет выступать одного члена общества против другого. Мне до сих пор стыдно, что я поднял руку в Райкоме комсомола за исключение моего сверстника только за то, что тот развелся с женой.
По тому, как лицо Геровой стало «каменеть» и терять свою привлекательность, Владлен понял, что мирной беседе пришло время окончания.
- Я вас, Владлен Ильич, внимательно слушала. Но это не значит, что я согласна с вашими схоластическими выкладками. Пока я, считайте по собственной инициативе, прослушала ваше объяснение и ваши взгляды.
Владлен не зря интересовался и изучал психологию вообще и невербальное общение в частности. Он понял, что Секретарь либо не договаривает, либо лукавит. Хотя в принципе это не имеет большого значения.
А Герова между тем продолжала:
- А вы слышали постулат: жить в обществе и быть свободным от общества нельзя.
Владлен прекрасно знал слова основоположника материалистического учения. Он хотел сказать, что именно это он и отстаивает.
Человек должен сам выбирать, что и как соблюдать из установленных канонов нравственности. К этому он хотел бы добавить, а соблюдают ли те, кто их устанавливает? И если не соблюдают, а занимают верхние самые комфортные этажи жизни, то это значит, что каноны либо в принципе неверны, либо требуют корректировки в части методов наказания за их нарушение. Но он, еще раз взглянув на Герову, сделал покаянное лицо и сказал:
- Я понял, Нина Максимовна. Спасибо за науку.
Владлен знал еще с комсомольской поры, что покаянную голову меч не берет. Но если в христианской религии покаяние – есть процесс очищения человека, то в обществе, живущему по законам материалистического мировоззрения, покаяние сродни унижению.
Странно, но в обществе, провозгласившем свободу личности, ее - эту личность стараются унизить и желательно при большем скоплении народа. Это в воспитательном процессе называется – чтоб другие знали и помнили.
Лицо Геровой начинало принимать выражение, близкое к прежней красоте. И когда Владлен встал, она тоже встала.
Секретарь протянула руку, и Владлен готовился осторожно пожать расслабленными пальцами женскую руку. Но пожатие оказалось столь неожиданно крепким, что его пальцы оказались сжатыми в пучок.
Владлен шагал по яркой ковровой дорожке длинного, как взлетная полоса, коридора и стыдливо ощущал свои сложенные пучком пальцы в женской руке.
Герова ехала на обкомовской машине к подруге, и думала о прошедшей беседе с Ульяновым. Она еще не определила для себя, к какой категории отнести этого, уже немало пожившего мужчину. Легкомысленно заблудившегося в сложном лабиринте общественных отношений, либо перешедшему в лоно христианской церкви? И когда в этот же вечер Толстиков вызвал ее, будто кто доложил ему об окончании беседы, и коротко спросил:
- Ну, как?
Она, как можно непосредственнее, ответила:
- Гиперболизированное исполнение своего гражданского долга.
- Вот, видишь, Нина Максимовна, старый нос раньше чует. Учитесь вы, на старших глядя.
Сказал и захохотал довольно, явно ожидая поддержки. Но она лишь сдержанно кивнула.
Толстиков встал и, нежно прикоснувшись к ее плечу, сказал:
- Нельзя же так загонять себя работой. Так для личной жизни не останется времени.
Его левую руку Нина почувствовала на втором предплечье, и явственно ощутила волну желания, исходящую от Первого секретаря.
Ее молчание Толстиков истолковал по-своему.
- Не составите мне кампанию после рабочего дня. Всего по рюмашке отличного скажу я вам, коньячка.
Его голос был не по-начальственному обволакивающим и даже льстивым. Исходи он от кого другого, она могла и согласиться «на рюмашку». Не совсем ханжа. Но даже застолье среди ее приемлемого окружения, - не повод для близости.
Но согласиться даже на «рюмашку» с человеком, которого распирает желание, и, к которому не чувствуешь женской симпатии, она не могла.
Она уважала Первого как деятельного человека, всерьез заботящегося о благосостоянии области. Но, как мужчина, он не привлекает ее. И эта двойственность его восприятия сдерживала ее от резкого высказывания.
- Извините, Николай Филиппович, но у меня не самый лучший период здоровья.
Его руки аккуратно без спешки покинули ее плечи, и он с сочувствием сказал:
- Понимаю, Нина Максимовна, как говорится, отложим до лучших времен.
Он нажал кнопку звонка, и тут же появилась секретарь Лиза. Уже на выходе она услышала:
-Лизавета Ивановна, сегодня поработаем над книгой.
Странно, - подумала она тогда, - обычно Первый обращается к секретарю только по имени.
Все это крутилось у нее в памяти, до того загромождая ее, что она забыла предупредить шофера, что едет к подруге.
- Никаких проблем, - шофер посмотрел на нее через зеркало над лобовым стеклом, улыбнулся с пониманием и круто развернул машину за светофором.
А ему легко приспосабливаться в таком принятии жизни, - подумала она. И тут же про себя добавила: «Хотя все мы в этой сложной системе взаимоотношений зависимы. В большей или меньшей степени».
*
С Анатолием Тарасовичем Владлен встретился в третий раз. Первое, в чем они бескомпромиссно расходились, стала объявленная сверху борьба за трезвость.
Владлен уже второй раз подряд с трудом преодолевал свое нежелание говорить с Петровым, будущим сватом, на тему борьбы за трезвость.
- Пустое это дело, - говорил тот, - ничего у вас не выйдет.
Владлену хотелось поправить, но в этот раз он сдержал себя. Но когда Петров в следующий раз произнес «у вас», Владлен спросил:
- Анатолий Тарасович, а почему не «у нас».
- А потому, Владлен Ильич, что вы – общественники не отвечаете за наполнение бюджета. А это очень тонкая штука. Вы радуетесь цифрам уменьшения потребления алкоголя, а мы скорбим об уменьшении дохода в казну, откуда и вы, - общественники питаетесь.
Даже за третий раз общения, они так и не перешли в разговоре на «ты».
- Положим общественники не питаются ничем, кроме неприятностей от общественной работы. А что касается пищи телесной, то мы ее отрабатываем на служебных должностях.
- Не горячитесь. Я ведь не вас конкретно имел в виду. Мы тоже зря не тратили время. Я дал команду Цюрупе и Саютину закупить «под шумок» хороших вин.
- Но это же нож в спину трезвенному движению?
Будущий сват провел ладонью по торчащим волосам, и рассудительно ответил:
- Не нож и не подножка даже. Наш человек не готов к трезвому образу жизни. Хотя это и безнравственно. Но «се ля ви». И от этого никуда не уйдешь, - не согласился Петров. - Я надеюсь, что вы – не Павлик Морозов? Хотя я понимаю всю меру личной ответственности. Я вас убедил?
- К сожалению, нет, Анатолий Тарасович. При всем уважении к вам.
- А вам милее водка по талонам? Это не борьба, а подстрекательство к пьянству получается. Говорил Петров не сердито, но щеки его покраснели. Округлое лицо и слегка выпирающие скулы выдавали в нем кровь северных народностей.
- Вынужден согласиться. Надеюсь, что это временная мера.
- Я тоже. Только по другому случаю. – Убежденно произнес Петров. – Ограничена во времени борьба против пьянства. Не вы ли сами утверждали, что принуждать и особенно наказывать за отступление от нравственности нельзя?
Ого, - подумал Владлен, - становлюсь популярной фигурой. Если мои слова в верхних эшелонах партийной иерархии обсуждаются.
- И на этом стою. – Убежденно сказал Ульянов. – Но есть и другие цифры. Это потери на производстве, в быту от пьянства, аварии, даже трагедии. Надеюсь, в Обкоме есть такая информация, что, как выяснилось, на Чернобыльской атомной станции тридцать процентов обслуги либо сильно пьющие, либо алкоголики?
- Согласен, беда. Причину взрыва скажут следователи. Только тем, что вы занимаетесь, сегодня, как вы не старайтесь, положения не исправить. Я уже не говорю, что эта кампания погубит лучшие сорта виноградников.
Петров говорил искренне. Это видно по тому, что он волновался.
- В тоталитарной системе, где все решает «царь», не привыкли думать. Сказал Никита сеять кукурузу, так вплоть до северного полюса стали разводить. Сейчас постановили прекратить вина, руби виноградники. Хотя о последнем и речи не было.
- Да, в том и заключается творческая активность, - поддержал его Владлен, - чтоб делать не по букве, а по гражданскому долгу.
- Среди моих сослуживцев и в моем окружении нет пьяниц. Но мнение общее. Загубим мы идею. А когда, действительно настанет такое время, никто не придет на зов пастуха. Помните сказку о пастухе, который, чтоб проверить сельчан, кричал – волки, волки! А на третий раз, когда волки действительно напали на стадо, и нужна была помощь, на его крики никто не пришел.
Оба помолчали. Потом Петров уже другим тоном спросил:
- Надеюсь, свадьбу не с чаем будем играть?
- Если честно, то я категорически, против. Но если алкогольная, то я не приду.
- Вот так поворот событий, - удивленно произнес будущий сват. Не придти на свадьбу собственной дочери? Поступок, сродни японскому самураю.
*
«И что же? И не вкусно вино, и не питает, и не крепит, и не греет, и не помогает в делах, и вредно телу и душе - и все-таки столько людей его пьют, и что дальше, то больше. Зачем же люди пьют и губят себя и других людей?» Л.Н.Толстой
Звонок в Общество застал Ульянова там.
Звонок был анонимный, - в одном из гастрономов в неурочное время продают спиртное, но Владлен решил проверить
В бригаде по проверке он попросил поучаствовать начальника УВД, вновь назначенного вместо Чувикова врача райздрава , секретаря Зину, чтоб видела и чувствовала борьбу за трезвость не только из окна кабинета. И еще одного активиста - однофамильца, чтоб показать, никакие подставы не остановят работу по выполнению Постановления.
Но, как показало дальнейшее развитие событий, это решение, принятое «невестке в отместку», сгоряча, обернулось против него.
Ульянов просил проследить за гастрономом несколько дней подряд.
- Я прошу вас проверить не только время продажи, но и, чтоб продажа осуществлялась строго по талонам,– напутствовал проверяющих Ульянов.
Открыто никто и нигде из партийного руководства не говорил о неправильной постановке вопроса в борьбе за трезвость. Более того, как доходили до Владлена слухи, Толстиков даже несколько раз говорил Генеральному секретарю об активизации работы
И как хотелось, чтоб было на самом деле так. Но человеку свойственно принимать желаемое за действительное.
Олежск. Вспоминая Кошкина
Позднее, уже после окончания школы, Владлен узнал, что директор с Виктором заключил договор.
Дело было примерно так.
Виктор, не раздеваясь, и без стука вошел в кабинет директора.
- Зачем маляву прислал директор? Если про возврат в школу будешь, базарить, то адью, покедова, гражданин начальник.
Директор внутренне поморщился от странной лексики бывшего ученика, но сказал спокойно:
- Жизнь всегда предлагает человеку два пути. Каждый выбирает свою дорогу. В Добро, или во Зло.
Виктор засмеялся, и Владлен представил, как обнажилась коронка – фикс на верхнем зубе.
- Наблатыкался ты, директор, базарить, пока тыловой крысой отсиживался в Войну.
Директору школы, заслуженному учителю захотелось встать и двинуть в это хайло, как говорили на зоне, куда направили его работать после окончания института.
А до этого пришлось повоевать и получить тяжелое ранение под Берлином. Затем госпиталь, потом институт, и работа учителем истории на зоне.
Все это мог бы сказать заслуженный Учитель Лев Моисеевич профессиональному вору Виктору, не проработавшему ни одного дня. Но, сдерживая себя, директор ровным голосом продолжил:
- Ты нарушаешь не только основной закон общества – работать, но и статью уголовного Кодекса. Подумай, Кошкин.
- Вертел я на болту ваши законы и статьи, - продолжал куражиться Виктор.
А ведь он сознательно набивается на драку, - понял директор, и от того успокоился.
- Ты не пацан, - миролюбиво сказал он.- Предлагаю не играть мускулами, а как мужики, обсуждать наш общий вопрос. Говори твои условия.
Виктор широко улыбнулся, и в этот момент он показался директору даже располагающе красивым.
- Я – не бажбан, и баланду травить мне некогда – с кривой улыбкой ответил Виктор, но потом внимательно посмотрел на директора.
А на самый крайний случай поддержку иметь – не грех, - подумал он, - и продолжил:
- По призыву на службу помочь слабо?
- Отчего же, - директор вспомнил разговор с приятелем – военкомом и уточнил:
- В этот набор?
Виктор с прищуром взглянул снова на директора:
- Нет, – твердо сказал он. – На потребу, когда скажу.
Директор крупными шагами прошел по кабинету и снова сел за стол.
- С сегодняшнего дня бросаешь грабить наших школьников, и более того, оберегаешь школу от домогания других.
- За других я – не базарю, – тускло ответил Виктор.
Директор уловил момент – этот наглый вор и грабитель клюнул на предложение. Надо додавить, чтоб был порядок, а родители не боялись бы за детей.
- Нет, только на этих условиях. Ты – выполняешь эти требования, я – свои.
-Я согласен, - ответил Виктор и протянул руку.
Директор сделал вид, что не заметил его руки.
*
Толстиков пригласил на заседание членов бюро Обкома не в среду, как обычно, а в понедельник. Кроме членов бюро на заседании присутствовали заведующий отделом торговли Петров, начальник Управления торговли Саютин и председатель Областного совета Общества борьбы за трезвость Мурзаков.
-Уважаемые коллеги, это внеочередное бюро вызвано тяжелым финансовым положением, сложившимся в Области. Скоро мы можем оказаться без средств даже на приобретение угля для котельных. А наступает зима. Прошу высказаться.
- Хотелось бы заслушать заведующего отделом торговли, - предложил директор моторостроительного завода.
- Разрешите для удобства информировать сидя, - попросил Петров.
Толстиков кивнул, предварительно оглядев каждого из присутствующих.
Необходимо сказать, что Толстиков вместе с Петровым и начальником финансового отдела области подводили итог финансового бюджета области. А до того инструкторы отдела Петрова, работники финансового отдела несколько дней считали доходы и расходы области. Сравнение результатов расчетов с годовым финансовым планом показали отрицательное сальдо. Надо сказать, что до бюро было предложено несколько решений.
Но Толстиков не любил бежать впереди паровоза. И потому он хотел, чтобы одно из не популярных решений родилось здесь на совещании. Этим самым, Толстиков подстраховывался перед возможной проверкой комиссией ЦК.
Петров разложил бумаги на столе, и стал озвучивать цифры статей расходов и доходов области. Называл и анализировал. Одна из всех статей – доходы от реализации водки упали на пятьдесят процентов.
- Что касается моего предприятия, - включился в разговор директор моторостроительного завода, то у нас положение твердое. Поставки двигателей на экспорт поддерживают нас и дают возможность для расширенного воспроизводства изделий.
- Можете вы материально помочь Области?
- Видите, Николай Филиппович, ответить не готов сейчас. Проведем необходимые расчеты. Через неделю доложу.
- Пожалуйста, высказывайтесь, товарищи. Мы с вами отвечаем за жизнь наших граждан.
Поднял руку рабочий шинного завода. Тогда было негласная установка, - иметь во всех властных структурах представителей рабочих или крестьян. Обычно эти представители были необходимы при подсчете голосов при принятии решений.
- Я так скажу. Рабочего человека обижать нельзя. Создайте ему условия, он даст продукцию высокого класса.
- Ты Василий не выставляй лозунги, говори по существу. И про борьбу с пьянством тоже расскажи. Как члены Совета общества борьбы за трезвость попадают в вытрезвитель?
Это сказал парторг шинного завода,
- Скажу. Виталий Никифорович. Касаемо моего товарища Ульянова, так то недоразумение, даже бред какой-то. Подлили ему зелья. – Он вздохнул и продолжил, - Как поступает крестьянин, когда не на что становится жить? Есть два пути. Продать, чтобы купить, или своими руками добыть себе кусок хлеба. С этих вот позиций и надо смотреть. Экономике я не обучен, А вот жизненная практика подсказывает такие соображения.
Василий сел, а все в недоумении молчали. Но, странное дело, вскоре после выступления Василия, члены бюро оживились.
Толстиков отвлекся в сторону секретаря и шепнул, - записывай дословно все выступления. Руководители предприятий с энтузиазмом обещали посмотреть свои резервы, чтоб помочь области.
Попросил выслушать его мнение и председатель областного Совета Общества.
- Пожалуйста, Николай Васильевич. Нам интересно узнать позицию, так сказать медицины
- И с позиции медицины тоже, – ответил Мурзаков. - Хочу напомнить, волею судьбы я имею обязанности Председателя Общества борьбы за трезвость. И потому моя специальность работника медицины и общественная обязанность слились воедино.. Не буду говорить, сколько раз возникала и глохла борьба против пьянства. Это печальная статистика.
Мурзаков сделал паузу и продолжил:
За полтора года потребление водки уменьшилось значительно. Какой, якобы урон, экономике принесла эта деятельность, видно из цифр Анатолия Тарасовича.
Видя, как несколько членов бюро настороженно покачали головами, Мурзаков продолжал:
-Я нисколько не сомневаюсь в цифрах, изложенных заведующим отделом торговли, но, – он снова помолчал. – есть потери прямые, есть и косвенные. Меньше денег стало поступать в казну, да. Это - прямые потери.
Мурзаков взял стоявший перед ним стакан, и не торопясь, сделал несколько глотков.
- А быстро мы забыли, что потери от пьянства – прогулы, низкая производительность труда нетрезвого человека, преступность, трагедии на дорогах. Это сотни тысяч рублей. А человеческие жизни, кто погиб от действий пьяных? Недоношенные младенцы, уроды, - и все от пьянства. Нельзя не упомянуть, что на таких ответственных участках, как Чернобыльская ГЭС, работали либо пьяницы, либо вообще алкоголики. В результате аварии на ЧАЭС был осуществлён большой выброс таких элементов, как цезий 137, стронций-90 и ряд других радиоактивных элементов. И это не останется незамеченным в возможности появления мутантов и среди животных, и человека.
Он снова отхлебнул воды из стакана и всем своим видом показав, что он закончил говорить.
- И как же вы думаете, следует решать сегодняшнюю проблему? – спросил Толстиков.
- Вынужден признать, Николай Филиппович, не знаю. Не знаю, - повторил он. – Но считаю, что работу по отрезвлению общества надо продолжать. У нас в этом плане сложился достаточно творческий и добросовестный коллектив единомышленников. Председатель городского Общества Змейков и октябрьского районного Общества Ульянов представлены нами к награде.
- Ваша работа, Николай Васильевич, похожа на детские игры в доме, который охватил пожар, – сказал парторг шинного завода Гараев. – Не заигрались?
- Каждый человек, - размеренно ответил Мурзаков, - понимает проблему в силу своих возможностей. Но в чем Вы правы, Виталий Никифорович, то дом, наш родной дом, действительно горит.
Толстиков выслушал еще несколько выступлений и поняв, что ни одного конструктивного предложения ему не услышать, закруглил заседание бюро словами:
- Спасибо товарищи, я учту ваши предложения и уверен, - мы, как всегда выйдем победителями из трудной обстановки.
Члены бюро расходились, а мысли Толстикова уже были заняты тем, как оформить протокол, чтоб видна была коллективная ответственность. Придется, - думал он, - несколько подстричь протокол. Лиза не подведет, подпишет с корректировками.
Видно перевелись в человеческом обществе рыцари Грааля, - подумал Толстиков. - А может быть, не в той среде ищу?
*
После бюро Толстиков вызвал Рахимова, и когда тот появился, спросил:
-Контактную сеть наладил?
- Что вы имеете в виду?
Толстиков строго посмотрел на Рахимова:
-Дурачка, передо мной не надо строить. Когда узнал, что Ульянова представили к награде?
Рахимов поерзал на стуле. Об этом ему вчера сказала молодая женщина из аппарата Горисполкома. И он думал, сказать ли об источнике информации, если шеф спросит.
- Вчера, Николай Филиппович.
Толстиков не спросил, и даже не упрекнул, что не сообщил. Вчера вечером он отключил городской телефон, оставив лишь «прямой провод - ВЧ»,– связь с канцелярией Генерального секретаря.
Он оставил Лизу, якобы для диктовки, как поступал, когда хотелось расслабиться за рюмкой коньяка. Правда, не всегда теперь эти вечерние посиделки заканчивались близостью. Возраст брал свое, и приходилось экономить силы.
Он только спросил Рахимова:
- Есть у тебя в Москве «свой» человек, чтоб тормознуть его награду?
Рахимов помолчал, прикидывая в уме, к кому там можно обратиться?
- Давно не пользовался агентурой. Только знаю, что аппетиты москвичей разгораются.
-Любые вещи или даже доллары не пожалею на «святое дело. – решительно высказался Толстиков.
Толстиков уже узнал, - представление на награждение активистов оформлялось через Горком Партии, и потому кандидатура Ульянова прошла без задержек.
Толстиков был в буквальном смысле разгневан, но даже вида не подал хотя и аргументов, кроме – Ульянов не достоин, - ничего не приводил.
Ульянов был для него таким же жизненно не сгибаемым человеком, но в отличие от него Толстикова не меркантильным, а романтически настроенным, как рыцарь ламанчский Дон Кихот. И характер, и безумный отказ от личных интересов, вызывали у Толстикова и уважение, и одновременно нетерпимость.
Пора, - подумал он, - всерьез заняться рыцарем без страха, но с упреком.
Первая попытка не дала должного эффекта. Когда полгода тому назад он узнал, что в Райком поступило заявление от женщины, которая собиралась понести от заведующего отделом больницы Сергея Немцова, он решил воспользоваться представившимся случаем.
Он хотел дать задание своему референту, потом передумал, и посоветовал инструктору Райкома выполнить это тонкое оперативное задание.
Конечно, всю эту интрижку он мог бы поручить кому из друзей, либо из аппарата. Но, как он убедился, у руководителя его уровня друзей практически не бывает. Спутников вокруг немало, но стоит пошатнуться на пьедестале, как обнажится истинная сущность каждого из окружения.
Что делать? – Размышлял он, - вокруг сплошная безнравственность. Каждый готов заложить другого. Ни на кого нельзя положиться. Уйди он с должности, как окажешься никому не нужным «старикашкой».
А то еще и найдутся «сердобольные», типа старушки, подкладывающей хворост в костер инквизиции, приговорившей Яна Гусса к сожжению.
Но, что его еще больше удивляло сейчас, так то, что по словам Рахимова Ульянов принял жену обратно. Это поступок уже не ламанчского рыцаря, а какой-то ущербной самоотверженности.
Надо, - подумал он, - на всякий пожарный, застолбить под его руководство «психиатричку».
*
Петров пригасил на воскресенье Владлена и Алевтину в гости.
- Посидим для знакомства за столом, - сказал он по телефону
В предстоящий выходной день Владлен и жена собирались на спектакль столичного театра. Но, когда Владлен сказал жене о приглашении к будущим сватам, Аля легко согласилась.
Большая квартира, с большой невиданной в других домах кухней, поразила их.
Но в их семье не принято было завидовать или обсуждать кого-либо. И детей к этому приучали. Не завидовать счастью, и не радоваться чужому горю.
Но еще больше удивились они присутствию гостей, - как сказал Анатолий, его друзей. Это был совсем иной уровень. Тренер сборной команды биатлонистов, директор птицефабрики, главный инженер завода по ремонту автомобилей, известный певец, - московский бас, прокурор города.
Владлен, увидев, как Анатолий расставляет импортные бутылки вин, армянский коньяк пяти звездочек, намеревался высказать свое мнение, но жена во всю силу сжала руку мужа так, что он непроизвольно поморщился.
Кроме бутылок на столе стояли глубокие фарфоровые тарелки с красной икрой, мандарины, невиданные конфеты. Он переглянулся с женой, и та поняла его удивление.
Пить Владлен отказался, а жена, улыбнувшись хозяевам и гостям, сказала:
- А я, пожалуй, выпью.
- Вот это по-сибирски, - восторженно произнес директор птицефабрики.
А певческий бас потянулся к Алевтине рюмкой, чтоб чокнуться, как сказал он, с прекрасной дамой.
Владлен, в душе гордясь женой, заметил, как ревностно отреагировала жена Анатолия и другие присутствующие дамы. Бас по каким-то причинам был один.
Разговоры за столом между тостами касались разных вопросов. Говорили, начиная от обсуждения работы производственной заводской группы и, включая Постановления ЦК. Но, когда коснулись борьбы за трезвость, Владлен с готовностью стал высказывать свое мнение.
- Владлен Ильич – Председатель районного общества борьбы за трезвость, - как показалось Владлену, с некоторой снисходительностью, сказал будущий сват.
Владлен от нетерпения едва усидел на месте, когда директор птицефабрики рассказывал анекдот.
- Директора магазина спросили, как он относится к борьбе за трезвость.
- В целом положительно, только стали меньше покупать закуски.
Все засмеялись, а Владлен воинственно, но стараясь сохранять ровный тон, спросил:
-Скажите, а были случаи, что какой-нибудь птичник пришел на работу в нетрезвом виде и забыл прокормить кур.
- У нас птичники не пьют, - сказал с улыбкой директор.
- Такого не может быть, - категорически сказал Владлен.
Директор помолчал, а потом многозначительно произнес:
- Автоматы давно перешли на трезвый образ жизни.
Все снова засмеялись.
- Мы со сватом часто расходимся в этом вопросе, так сказать по идейным соображениям. И он – сторонник абсолютно трезвого образа жизни.
- По необходимости или по убеждению?
Анатолий не дав возможности ответить Владлену, сказал:
- Могу подтвердить, по глубокому убеждению.
Жена биатлониста – хрупкая, даже субтильная женщина, особенно в сравнении со своим мужем, попросила известного баса спеть.
Тот вначале замахал руками, но после просьб других женщин и некоторых мужчин, встал, одернул пиджак и стал похож в чем-то на партийного деятеля по важности поведения.
- Что ж милые дамы и джентльмены, тогда не обессудьте за качество. Имейте в виду, без всякой распевки выступают только дилетанты.
Он запел неизвестный романс. Жена биатлониста захлопала в ладоши, то ли от нетерпения, то ли, призывая всех к вниманию.
- Давайте, - сказала она по окончании романса, - пусть каждый из наших мужчин расскажет анекдот, желательно из своей профессией. Предлагаю с вас, Владлен, извините, не запомнила ваше отчество.
Владлен не стал подсказывать ей и сказал:
А если как в том анекдоте, обезьяна и умная, и красивая, как быть?
- Лучше всего про пьянство или про трезвость, - подсказала Камила – жена Анатолия.
Владлен вспомнил одну прочитанную фразу:
- Проблемы множества браков заключаются в том, что пьяные мужья очень любят своих жён, а трезвые жёны,— наоборот.
Все засмеялись, а жена биатлониста сказала:
- А я не поняла, как это?
Анатолий, прощаясь, не давил на Владлена напоминанием их разногласий по способу проведения свадьбы детей. Но, прощаясь, с улыбкой заметил:
- Надеюсь, найдем оптимальное решение? – и твердо пожал руку Владлену
*
Ульянов никогда не забывал о своем заявлении в прокуратуру – объективно разобраться в причине смерти Чувикова.
- Отравление. Я так и знал. – Он отложил результаты экспертизы.
Появилось новое направление в работе общества. Не только бороться с пьянством, но и следить, чтоб магазины не торговали таким смертельным зельем.
Вскоре ему позвонил председатель областного общества Мурзаков.
- Зная ваш характер, уверен, что знаете причину кончины Чувикова.
- Знаю и скорблю, Николай Васильевич, что не досмотрел.
Мурзаков спокойно выслушал, а потом по - отечески сказал:
- Не берите всю вину человечества на себя. Под ней можно и сломаться. Давайте завтра у меня в институте соберемся. Я вас попрошу, пусть ваш секретарь, кажется, Зина, обзвонит районных председателей и городского Змейкова. В обед вас устроит?
Ульянов сразу же позвонил Зине, и дал такое поручение. Он вспомнил, как недавно он пришел в индустриальный техникум, чтоб провести беседу о Высоцком. Ульянов имел не только стихи непризнанного барда, но и магнитофонные записи его песен.
Но секретарь партийной организации техникума возражала против этого. В партийных кругах Владимира Высоцкого не признавали.
Он прослушал ее, но еще более убежденно закончил:
- Поверьте, скоро настанет время, когда будут сброшены с глаз идеологические шоры.
- Что Вы имеете ввиду? – строго спросила Секретарь.
Владлен не стал распространяться и лишь сказал:
- Хотя бы то, что за развод по заявлению жены не будут исключать из партии. Ибо развод - не преступление, попадающее под УК, а свободная воля индивида.
- А если вы такой смелый прорицатель, то скажите это в партийных органах.
- Запоздало ваше предложение, товарищ Секретарь.
На ее удивленный и непонимающий взгляд, пояснил:
- Уже изложил. Он вспомнил достаточно напряженный разговор с секретарем Райкома Партии Риммой Алексеевной и доброжелательно – мирный с Геровой, но не стал уточнять.
Владлен посмотрел на часы. В его распоряжении оставалось полчаса.
Он еще успеет занести директору завода свои предложения о создании заводского центра обучения. Его идея, которую уже поддержал директор, состояла в том, чтобы объединить три учебных заведения, работающих на заводе: школа рабочей молодежи, техническое училище и филиал техникума.
И если удастся, то за оставшееся время, переговорить с директором. завода
*
На душе у Петрова было муторно. По сути, он готовил себя к решению, которое самый верхний этаж власти явно не поймет. Да что там самый верхний, тот же Толстиков не поддержит.
Через два дня он пришел к Толстикову.
- Как я понял, Николай Филиппович, помощи нам ждать неоткуда?
- Имеешь ввиду прошедшее бюро?
Петров, еще раньше обдумывая предстоящий разговор, ответил:
- И его тоже.
Он помолчал, и продолжил:
- Пора, Николай Филиппович, принимать превентивные меры.
Толстиков без интереса посмотрел на заведующего отделом торговли. Вот уже, считай полмесяца, прошло после заседания бюро, на которое он надеялся, как на поворотный шаг в финансовом положении области. Но ни одного конструктивного предложения не прозвучало.
- Да, - в раздумье сказал он, - спасение утопающих, дело рук самих утопающих.
Он прошелся по кабинету, и Петров за два года работы с ним, впервые обратил внимание, что Толстиков невысокого роста и уже с хорошо выступающим животом. В последнее время он «осел» ростом, движение стали более размеренными и неторопливыми.
Толстиков привык работать по методике, разработанной им самим. Он за многие годы работы в области, нашел крепкие рычаги в управлении и сельским хозяйством, и промышленностью. И это при том, что иногда из колеи его выбивали климатические условия. Но и с этим он научился справляться.
Но такое резкое сокращение бюджета за счет «оттока», как называют, «альпинисты» трезвеннического движения, «пьяных» денег, он не помнит. И, что еще обиднее, законных путей выхода из этого тупика не существует.
Эти интеллигенты, как он мысленно называл весь директорский корпус, только и могут делать ракеты, шины, двигатели, а на народные нужды им наплевать с высокой колокольни.
Неожиданно он вспомнил разговор с Ульяновым еще в Катрани. Тот доказывал, что Королев, Туполев вывели страну на передовые позиции в авиации и производстве ракет. Но лишь какой-то степени – спорил он сейчас в молчаливом диалоге.
А в целом бред. Как в любом деле, талант надо организовать и создать условия. Ни хрена не было бы, не организуй их и других сподвижников Берия в «шаражку», где за колючей проволокой те работали, как каторжные.
- Энтузиазм этих и других людей не учитываете? – это слова Ульянова.
Толстиков тогда хмуро промолчал. А теперь вспомнил Симонова, и подумал, - талант, если он настоящий, пробьется, как гриб через камни. И поддержи его Толстиков в Казани, так бы и занимался планерами. А так мужик военную технику двинул, что весь мир удивился.
И кто такой Ульянов, что ставит проблемы, и отнюдь, не отвлеченные?
Такие люди могут двигать исторический процесс или загнать его в тупик, если отсутствуют методы управления ими.
- В любой обстановке выигрывают те, кто идет непроторенными тропами, - донесся до него голос Петрова..
Толстиков, пребывающий в воспоминаниях, не сразу включился в смысл сказанного. Видно, в самом деле, постарел, - подумал он. Раньше мог одновременно заниматься двумя, а то и тремя делами.
- Это справедливо, ответил Толстиков, выходя из воспоминаний, но посвящать в них Петрова не стал.
А Петров пафосно продолжил:
- Как бы ни высокопарно это звучит.
- И как же предлагаешь протоптать? – равнодушно спросил Толстиков.
Петров разложил на столе листы бумаги с цифрами на них с «галочками», прочими пометками чернилами шариковых ручек синего и красного цвета, и стал пояснять суть своих предложений.
На продажу водки и прочих вин в другие регионы и даже за границу, Толстиков согласился легко.
- Но это покроет только часть бюджета. А откуда такой избыток зелья? – спросил удивленно Секретарь.
Петров хитровато улыбнулся:
- Цюрупа и Саютин накопили.
- Не без участия Петрова?
Петров кивнул головой, но скромно сказал:
- Не без участия Обкома.
Толстиков хохотнул и на одном дыхании произнес:
- Ах ты, большой нанаец и такой же хитрец. Только, - сказал он через несколько секунд, - думаю, что этих средств не хватит. Не мог же ты закупить годовой запас.
Петров кивнул и тут же продолжил:
- Вы правы, нужен теперь следующий шаг. Реализовать зерно нынешнего урожая.
- Все? – удивленно спросил Толстиков, и застыл, как памятник, что для него было не характерно.
Петров взял другой лист, с цифрами расчета количества зерна и стоимости.
- В этом случае все будет тип-топ.
Толстиков внимательно посмотрел, и вернул лист.
- Два вопроса. Кто разрешит и куда сбыть?
- Думаю, что разрешения Правительства мы не получим. Даже если и пройдем сквозь рогатки многочисленных чиновников, то будет поздно, посадят за непринятие мер, – спокойно сказал Петров.
-За уменьшение бюджета могут побить. А за метод выхода, сиречь продажи, из тупика, порожденному не нами, могут убить, - пророчески проговорил Толстиков.
Он встал и снова прошелся по длинному кабинету, с ярко красным ковром на полу.
- Слушай, нанаец, - Толстиков остановился, и посмотрел на Петрова, - ты не обижаешься?-Так, что я хотел сказать? Ах, да, - почему в партийных кабинетах и коридорах на полу преобладает красный цвет?
- Я в свое время интересовался этим. Так сказать, на заре туманной юности. Древнегреческий драматург Аешилус впервые упомянул этот ритуал в пьесе "Агамемнон". *
- Любопытнейшая история, - откликнулся Толстиков. – Ну, положим, до богов нам далековато. Но наместником бога я не прочь считать себя.
Первый секретарь Обкома сопровождал свои слова громким смехом и продолжил:
- Только обстановка не та. Челядь меня не поймет. Веру в бога мы уничтожили.
Анатолий, выросший в простой семье с матерью, - отец не вернулся с войны, внутренне неприятно поморщился, но промолчал. Челядь, - подумал он, - в древней Руси это были люди помещика. То ли от непонимания этого слова, то ли и впрямь, секретарь считает себя вершителем человеческих судеб?
Толстиков нервно ходил по кабинету, изредка поглядывая на Петрова. Его лицо стало розовым, как пятачок у деревенского поросенка.
- Нет, - твердо сказал он. Предпочитаю гражданский суд уголовному.
Петров встал, но, сильно возвысившись над Секретарем Обкома, отчего неловко было разговаривать, снова сел.
- А как же гражданский долг? Он что только для других? Нет, Николай Филиппович, я вас не упрекаю. Но ваш запрет распространяется и на меня. Я как, член Партии, обязан выполнить ваше распоряжение.
Толстиков остановил его, выставив вперед неестественно для его комплекции и его возраста узкие ладони, и сказал:
- Помилуйте, Анатолий Тарасович, я вам запретить не могу. У вас на этот счет есть своя прерогатива власти. Так сказать, своя привилегия. Можете воспользоваться ею во благо.
*Олежск. Встреча с Кошкиным.
Владлен на улице, как говорят в таких случаях, «лоб в лоб» встретился с Кошкиным. Под руку его держала старая согбенная женщина. Владлен точно знал, что он где-то видел ее.
- Привет, родственник, - сказал тот, перебросив почти погасшую папиросу в угол рта.
- Не узнаешь? – хриплым голосом спросила женщина?
Владлен пожал плечами и покачал головой.
-Тетка Ольга, - сказал Виктор, и знакомым щелчком отбросил догоревшую папиросу. Но сейчас Владлен не обратил на это внимания. Он на секунду вернулся памятью в детство на сеновал, когда у него рождалось неясное осознание обнаженной женской красоты, интересом волнующую детскую душу.
Боже мой, - подумал он, - как безжалостно обходится природа. Почему это касается женщин? Женская красота должна быть неприкасаема, как старение не приемлет золото.
Сейчас ему было неловко за безобидную детскую шалость, и стыдно, что женщина, застывшая в его памяти крепкой и здоровой, превратилась в жалкую согбенную и морщинистую старуху. Жалко и стыдно, как если бы во всем этом, он лично был виноват.
- Да, старик, время не имеет ни начала, ни конца, – понимающе сказал Кошкин.- Оно постоянно текущее. В отличие от наших дел праведных.
- И не праведных тоже, - намекнул Владлен на род занятий Кошкина.
Кошкин ухмыльнулся и сунул очередную папиросу в рот. Раскурив ее, он сочувственно произнес:
- А ты, братан, все ходишь в Рыцарях Грааля? Не жалеешь, так сказать, бесцельно прожитые…?
- Каждому свое, - без злости произнес Владлен.
Кошкин сплюнул через губу, и переместив папиросу из угла в угол, добавил:
- Не будь написано на воротах Освенцима.
Владлен промолчал и пошел дальше, оставив племянника и тетку.
*
Секретарь Зина, посмотрев на его странный вид, удивленно спросила:
- Что-то случилось?
Владлен, разделся, и молча подошел к своему столу.
- Произошло, - кратко ответил он, - открывая журнал, что ведет Зина.
И лишь через некоторое время, ощущая на себе вопросительный взгляд секретаря, рассказал о встрече с бывшей соседкой тетей Олей, опустив лишь то, как они с Генкой наблюдали за обнаженной, но тогда еще привлекательной соседкой.
- Что вы хотите, значительное место в жизнедеятельности организма занимает молекула дезоксирибонуклеиновой кислоты -ДНК, в которой записана генетическая информация обо всех возможностях организма, - ответила, она, видимо стараясь успокоить Владлена.
Он с интересом посмотрел на Зину, но ничего не сказал
- Пришло письмо из прокуратуры, - сказала Зина.
- Я знаю.
-Что с ним делать?
-Подшить в папку входящих писем.
Вадим вчитывался, анализировал результаты проверок магазинов. Странное дело, магазины работали, будто в другой стране. Для них вроде не существовало Постановления ЦК КПСС. За год с лишним они так и не приняли его. Некоторые продавцы, да и заведующие магазинами, оправдываясь, говорили – так мы пусть не полностью, но частично–то выполняем Постановление. Стараемся.
Однажды Владлен не сдержался и заметил:
- Равносильно, что женщине, быть частично беременной.
Иногда у Владлена было ощущение Дон Кихота, сражающегося с ветряными мельницами.
Зина ушла, а Владлен ходил по кабинету в глубоком раздумье.
Стыло от нахлынувшей безнадежности. Он подошел к единственному окну кабинета, выходящему на транспортную дорогу. Машины сновали в ту и другую строну. Прохожие стояли у светофора, в ожидании зеленого света. Вечерняя тьма накрыла город, вызвав яркое неоновое свечение в названиях и витринах магазинов. Из Парка слышалась музыка, и медленно вращалось колесо обозрения, поочередно вознося вверх кабинки с отдыхающими любителями острых ощущений.
Владлен сел, ощущая, как в любой части его тела бьется по несколько мелких сердец. Кровь, пульсируя по сосудам, к счастью, выполняла свои обязанности.
Он взял ручку и стал писать, излагая факты нарушений правил торговли, равнодушия партийных органов, появления в продаже смертельных напитков. Трудно установить, где покупал Чувиков подделку под водку, вызвавшую смерть Главврача района. Но уж точно не в подворотне. Что из этого следует? Солидные магазины торгуют контрафактной продукцией. Написал и о том, что те же партийные организации подменяют работу в борьбе за трезвость отчетами, включая в ряды трезвенников настоящих пьяниц.
Он хотел оставить черновик, чтоб отпечатала и отправила Зина, но решил сделать это сам. Благо, что регулярная журналистская работа приучила его пользоваться пишущей машинкой. Выигрыш был и во времени. Уже утром, письмо попадет на Главпочтамт, а там и в первопрестольную, - думал Владлен.
Владлен возвращался домой с чувством удовлетворения. Жена провожала подругу Веру, и потому он столкнулся с ними в тесной прихожей своей маленькой квартиры - «хрущевки». Ему нравилась эта квартира, где было все красиво, удобно и мило. Он разделся и ждал, пока женщины распрощаются. Проходя мимо них, он спросил:
- А вы знаете, почему женщины долго живут?
Аля знала эту притчу, но, отметив заинтересованность Веры, промолчала.
- Потому, что им многое надо сказать друг другу, - ответил Владлен серьезно.
Вера хлопнула в ладоши:
- Здорово подмечен женский характер.
Аля сразу обратила внимание на встревоженное настроение мужа.
- Что удалось сделать? – спросила она, поцеловав его в щеку.
Владлен обнял ее за талию, ощутив упругость тела. Коротко рассказал о событиях дня.
Дела в техникуме не вызвали у нее особых эмоций. Но отправка письма в центральный орган Общества трезвости, не вызвала радости.
- Говорят, письма в Москву проверяют на Почтамте? – настороженно спросила она.
Владлен рассмеялся, и прежде чем уйти в ванную вымыть руки, уже с порога ответил:
- В письме секретов нет. Даже в этом случае, полетит голубем дальше.
- Владик, я так болею за тебя во всех твоих делах.
Аля обняла его за шею и поцеловала в губы. Как приятно, - подумала она, любить и переживать за него. Она вновь с состраданием к себе и стыдом вспомнила ту ночь. Одна, всего лишь одна ночь с чуждым тебе мужчиной, а уже месяцы мучает совестью, невысказанностью и опаской, что муж может спросить напрямик, а она не знает, что ему ответить
*… невозможно работать вместе Богу и любогреховной плоти - именно потому, что Бог требует от нас святости, неуклонного и точного исполнения воли Своей, а плоть непрестанно подстрекает ко греху - к чревоугодию, пьянству, блуду, зависти, вражде, лихоимству и сребролюбию, к лености и прочее. - Из священного писания.
Свадьбу дочери Ульянова и сына Петрова наметили через два месяца. Но, как показали дальнейшие события…
Петров находился в своем кабинете, когда прямо на его телефон позвонили из прокуратуры.
- Вы приглашаетесь для беседы в районную прокуратуру
- Какой вопрос? – как всегда напрямик, спросил он.
- Вопрос на месте, - сказала секретарь прокурора.
За свою многолетнюю общественную работу Он знал, это значит – держать ответ за свои или чужие действия. Быть или свидетелем, или обвиняемым? Он даже догадывался, по какому поводу. Продать большую партию спиртного и зерна, - не иголку в стогу сена искать.
Петров сразу после звонка пошел к первому секретарю Обкома.
- Считаешь, по этому поводу? – спросил Толстиков.
- К бабке не ходи, - Петров усмехнулся, - нашлись таки доброжелатели.
Толстиков оттянул на груди подтяжки, и сказал:
-Доброхоты во все времена и на всем белом свете были и будут. Что будем делать?
- А разве у нас есть выбор? – Петров посмотрел на удрученное лицо Первого с жалостью. Показался он ему маленьким стареньким божком, которому не дали поиграть в райском саду.
- Надеюсь, уголовку тебе не пришьют?
Петрову стало очевидно, что Первый дистанцируется от совершенного, и более того, одобренного им действия для пополнения бюджета области.
Петров хотя и ожидал это услышать, но такой жесткий удар плетью, ошеломил. Справившись с возмутившимся самолюбием, спокойно сказал:
- Будем надеяться.
Прокурор района встретил его сдержанным товарищеским рукопожатием.
- Давненько, ты Анатолий, не бывал у меня здесь.
Анатолий сдержанно засмеялся:
- Приезжайте лучше к нам на Колыму?
Оба рассмеялись. Эту шутку, не столь давно прозвучавшую в фильме, они в своей тесной кампании, непременно относили к его роду деятельности. Но тут же оба, резко оборвали смех. Помолчав, прокурор положил перед Анатолием бумагу.
- Что скажешь? – пытливо, но без полагающейся строгости, спросил прокурор.
Анатолий, отчего-то разгладив лист убористо исписанной бумаги, словно полученное письмо о болезни близкого родственника, поднял глаза на прокурора.
Сколько раз они сидели за праздничным столом то у него, то у Анатолия. Встречались уже устоявшейся кампанией и за столом в других квартирах, тоже своего круга, но в таком положении «тет а тет», да еще не веселому поводу, не приходилось быть.
- Что скажешь? – спросил прокурор.
- На сколько тянет?
Прокурор рассмеялся. На это раз значительно веселее.
- Смотря, как раскрутить.
Он назвал несколько статей уголовного кодекса.
- Правда в них есть, «но», «учитывая» и так далее. Законодатель предусмотрел, и многое отдал в распоряжение местного правосудия.
Петров требовательно посмотрел на товарища:
- Не тяни, товарищ прокурор, – помолчал и продолжил, - или теперь для меня гражданин прокуратор?
Прокурор удивленно, будто не узнавая, посмотрел на Анатолия.
- Насмотрелся детективных картин? . К счастью, не забыт еще Тарас Бульба с его принципом –«нет уз, святее товарищества».
- Да, - многозначительно произнес Анатолий, но дальше продолжать не стал.
Он положил руки на стол, и задумавшись, сказал:
- Хомо хомини лупус эст. И такое бывает.
- Ну, положим, это уже из криминального мира.
- Иногда предательство коллеги сродни криминалу.
Прокурор отрицательно покачал головой:
- Я бы так категорически не считал. А если это долг гражданина?
Анатолий с возмущением, так не вяжущимся с данной обстановкой, сказал:
- Так он же рядом работает. У него и у меня есть свои обязанности. Понимаю, если б подошел, а я бы отмахнулся. А так - под козырек, а потом писать под забор соседу. Настоящий «альтер эго».
- Понимаешь, Анатолий, здесь у нас единства не получится. Ты смотришь с высоты начальника, а я со стороны правосудия. И для меня – любая информация не только не предосудительна, но и желательна. Остальное – дело профессионализма. Принять, или, расследовав, отбросить.
Анатолий ожидая, смотрел на прокурора:
- Не гипнотизируй меня. Скажу после проверки. Займусь сам. Но даже из письма твоего «доброжелателя» видно, что состав преступления отсутствует. А этот твой Цюрупа прокукарекал для подстраховки себя.
Он помолчал, и, подойдя к Анатолию, сел рядом.
- Не волнуйся. И жену Камилу пока не волнуй.
- За первое не ручаюсь, а второе – ты прав.
Прокурор снова помолчал, а потом с улыбкой продолжил:
- Что раньше времени волноваться.
А Анатолий добавил:
- Будет состав преступления, посажу?
- Есть еще юмор висельника, - сказал прокурор и засмеялся
*
Рахимов позвонил Толстикову по прямому телефону.
- Есть информация? – заинтересованно спросил тот.
Рахимов облегченно вздохнул, поняв хорошее настроение шефа.
-Думаю Вас заинтересует. – уверенно сказал Рахимов.
Выслушав Рахимова об организации межотраслевого техникума, Толстиков спросил:
- Какое отношение к этому Ульянова?
- Прямое. Он организатор этого проекта.
- Кто в городе занимается этим?
Фуат несколько помедлил, а потом решился:
- Как ни странно, но сам Комаров.
Толстиков вскинул вверх густые дуги бровей.
- Опять Ульянов? – Секретарь топнул ногой так, что Фуату показалось, будто под кабинетом ударил пневматический молот.
- Он что, мой спутник? – Возмущенно спросил Толстиков,- на невидимой нити притяжения. Мне кажется, что я только с ним работаю. Даже не Симонов, а именно он, Ульянов – бревно на моем пути.
Рахимов с удивлением смотрел на патрона.
Как он изменился, – подумал Фуат. Стал не только тверже, что ему, как руководителю, можно было и простить. Но он стал неоправданно жестче. А может быть, мне только кажется, что сейчас? В зрелом возрасте так люди не меняются, а становятся мягче в поступках, и добрее в отношениях.
- Но почему Ульянов вышел на Комарова? Мысль Толстикова снова перекинулась в Катрань, Секретарь Горкома Партии Мухин. Именно он выступил против него. И закончилось этим сибирским городом.
- Что скажешь, хитрый татарин?
Рахимов деликатно улыбнулся:
- Так, дальше Сибири ехать некуда.
Толстиков сошел с кресла, и направился к окну. Не доходя до окна, обернулся:
- Считаешь все настолько серьезным?
-Если честно, то в этом политический акт не виден.
- Как сказать, как сказать, - задумчиво произнес Толстиков. – Ты что-то о письме хотел сказать?
Рахимов кивнул:
- Ульянов направил в столицу.
- Как к тебе попало? – Толстиков указал на письмо, одиноко лежавшее на пустой крышке стола.- Впрочем, какая разница.
Толстиков придвинул лист и прочитал: «Секретари парткомов крупных промышленных предприятий подменяют воспитательную работу погоней за численностью членов ВДОБТ».
Он молча пробежал глазами несколько строк и снова вслух: «В некоторых магазинах не только нарушают правила торговли спиртными напитками, но и торгуют контрафактной водкой».
- Каков, подлец, Сор из избы решил разбросать по всей улице. Что получится из этого? Дойдет до Генерального, а тот, несмотря на мягкость характера, мигом заменит руководство области.
- Так не дойдет. – уверенно сказал Рахимов.- Отправлять не собираюсь. Впрочем, идея «бар»,- вставил он татарское слово в память о казанских годах совместной работы.
- Говори, хитрый татарин, - вельможно произнес Толстиков, - вижу, имеешь.
Рахимов хитро прищурился и вкрадчиво сказал:
- А, пожалуй, я отправлю его.
Толстиков по интонации уловил его намерение:
- Может быть и правильно. Только мне не говори. Ты не сказал, я не слышал.
- Ярыма, ярыма, - весело откликнулся Фуат.
Рахимов шел по длинному коридору, уверенно ступая по красной ковровой дорожке. Шаг его был упруг и быстр. На лице висела загадочная улыбка, сродни Джоконде Леонардо да Винчи.
Да он сделает это. Несложно подтасовать и заменить содержание письма. Кто будет разбираться. Там, естественно будет только положительная информация. Смотришь, Еще и благодарность получит Влад.
Но, как это часто бывает, его мысли и соответственно настроение прервал, казалось, незначительный факт.
Они с Ульяновым много лет назад после заседания бюро Райкома Комсомола остались играть в шахматы. Несколько партий уже было позади, и время перевалило двадцать три часа, когда они к взаимному удовлетворению собрались уходить.
У Фуата с Ульяновым были доверительные отношения. Он даже рекомендовал секретарю Горкома Комсомола Косте Максименко вместо себя на эту должность Ульянова. За его порядочность и чувство комсомольского долга.
Рахимов замедлил шаг уже у выхода, и по улице сменил упругий шаг на походку человека, обремененного непосильными заботами. Впрочем, эти изменения произошли без его вмешательства. Мозг отрабатывал программу, совершенно отличную от той, что предлагал его обладатель Толстикову.
Вспомнился анекдот.
-Рыбак забросил удочку и ждет. Проплывает крокодил, остановился и спрашивает:
-Что, мужик, не клюет.
- Не клюет
- Мужик, а не хочешь искупаться?
*Запись в дневнике алкоголика:
«- Весь день трясутся руки, снимал пижаму - отлетели пуговицы, взял портфель - отлетела ручка, боюсь …теперь боюсь идти в туалет.
Владлен вспомнил недавний разговор с отцом Никодимом:
- Плоть понимается богословами как принцип своеволия и безволия, как то тварное состояние, при котором человек полностью доверяется своей слабости, а не Богу”.
- Но, святой отец, и мы признаем отступление от законов нравственности слабостью человека.
Владлен сказал «мы», ощущая себя представителем атеистов всего мира.
- Это наша идеология.
Священник покачал отрицательно головой. Показалось даже, с горечью на лице.
- А ты читал, сын мой, что в письме к Горькому ваш Ленин писал, - "миллион грехов, пакостей и зараз физических" - менее опасны, чем "идея боженьки".
Владлен вспомнил студента Гошу, исключенного из института за веру в Бога. Тогда в разговоре он, защищая каноны религии, сказал:
- Папа Пий – 11 может ошибаться, а религия - нет.
Мог ли я сказать, что Ленин ошибался, а коммунистическая партия не ошибалась?
Тогда мог. А теперь спустя много лет я не могу сказать это священнику.
Провозглашенная Лениным "классовая борьба" - думал Владлен, никак не совмещались с принципом: "поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой".
А священник отец Никодим сослался на Нагорную проповедь Христа:
- "Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними".
Далее священник уже добавил от себя:
- Христианская мораль утверждает приоритет добра над злом. Это мораль не страха, а свободы, свободы личности возрастающей на путях постижения Истины.
- Вы говорите, святой отец, что Нагорная проповедь, – это модель человеческого общества основанного на равноправии всех его членов. А не это ли утверждали Томас Мор и Томазо Кампанелла в своих утопических книгах
От автора: Почти тридцать лет подряд, а в общей сложности около тридцати трех лет, провел Кампанелла в тюремных застенках испанских властей, страдая от жестоких пыток и ужасных условий заключения. Одновременно с испанцами Кампанеллу преследовала папская инквизиция, расценившая его творчество как ересь и приговорившая его к пожизненному заточению.
- Что вы скажете по этому поводу?
- Христианская этика исходит из того, что ее нравственные ценности представляют собой обязанность человека перед Богом и перед ближними, что эта обязанность объективно совпадает с нравственными потребностями людей.
Владлен нетерпеливо ждал, пока священник закончит, а потом продолжил:
-Но ведь утописты тоже говорили о взаимном уважении всех и каждого, всеобщей справедливости, стремлении к добру, миру и человеколюбию. В чем же их идеи расходятся с идеями христианства? И почему оба они подверглись преследованию со стороны церкви?
Священник подумал, но ответил уверенно, без религиозного акцента:
- Вы не сказали об их идее замены частной собственности общественной, а также о судьбе религии и гендерных отношений в будущем обществе.
Владлен не переставал удивляться, как естественно вел себя священник. Говорил ли он на светские или религиозные темы.
- Но они писали, - что постепенно возникающая общая религия превосходит другие разумностью, и состоит она в вере в «единое высшее существо», создавшее Вселенную и обладающее силой провидения, то – есть, управляющее ходом дел в мире. Почему их обоих преследовала инквизиция?
Священник сразу ответил:
- Но Митра, как утопийцы называют это высшее существо, - это божество индоиранского происхождения, связанное с дружественностью, договором, согласием и с солнечным светом. Митра - бог Солнца, а вера в него – языческая. Не случайно, что Мор и Кампанелла вольно или невольно признавали двойственный характер утопийской религии,
Владлен глубоко задумался после разговора со священником. Он не мог понять своего состояния. В конце разговора он спросил, что или кто такой Грааль?
- Это долгая история, - ответил отец Никодим, Если в двух словах, Грааль, - это чаша, которой пользовался Христос на Тайной Вечере, - последней трапезе со Своими двенадцатью ближайшими учениками, во время которой Он предсказал предательство одного из учеников.
*Не бойтесь врагов, - они могут только убить...
Заведующий отделом торговли Обкома Партии Анатолий Тарасович проводил очередное оперативное совещание с работниками отдела. Как всегда, на подобные совещания он пригласил и в этот раз Цюрупу и Саютина.
Он рассказал всем присутствующим о результатах работы, проведенной по наполнению бюджета области.
Петров говорил, а сам незаметно наблюдал за Цюрупой. И выдержка «хохла» его искренне удивляла. Более того, тот улучил момент, чтоб высказать свою благодарность ему в организации этой работы.
Нельзя сказать, что жалоба Председателя Потребкооперации Цюрупы Петрова сильно раздосадовала. За свою немалую жизнь Петрову пришлось сталкиваться со многими превратностями человеческих характеров и судеб. Но, что подобное поведение своего ближайшего соратника его огорчило, так это точно.
В детстве его спросил сын:
- А у людей есть безусловные рефлексы?
- Есть, просто у людей они называются грехами и запрещены.
- И как, запрет действует?
- Какое там... Рефлексы-то безусловные!
Сын тогда не понял, но запомнил. И когда по биологии они проходили эти самые рефлексы, сын просил повторить его слова о безусловных рефлексах. Выслушав рассказ, сын хитро засмеялся. А потом спросил:
- Так значит они оправданы?
«Телегу», которую накатил на него Цюрупа, Петров посчитал трусостью. А что такое трусость, как не спасение собственной жизни любой ценой? А раз так, то это и есть безусловный рефлекс.
Встретившись в очередной раз с Владленом, Анатолий спросил:
- Скажи, сват, что у вас с Толстиковым? Взаимная любовь?
Они сидели в сквере, недалеко от Обкома.
Владлен усмехнулся:
- Катраань не поделили, - помолчал и продолжил. – Разное отношение к жизни. И дело не в разнице карьерной лестницы. А во взглядах на жизнь. У вас с ним тоже разные.?
Петров нарисовал на земле кошку, а рядом мышку, и нехотя сказал:
- Главное в жизни – не стать одной из них. - Он показал на рисунок.- Вы обижаетесь за то, что Обком не поддерживает трезвенническое движение?
- Наше движение больше поддерживает, как ни странно, церковь. На проповедях и лично отец Феофан на областном уровне, а отец Никодим «приписан» к нашему району. – Владлен начал горячиться. Такое с ним бывало всегда, когда он убежденно отстаивал свое мнение. – Заповеди церкви стали убедительнее и доступнее, чем принципы морального кодекса.
Владлен вспомнил свои разговоры с отцом Никодимом.
- Даже гуманнее, если хотите.
- Только без фанатизма, - строго сказал Петров, и, убедившись, что рядом никого нет, продолжил, - Я бы, сват, не стал так горячиться. Пока демократия еще не проросла в обществе, и во властных структурах.
Владлен мысленно подбирал, факты из разговора со священником, чтобы донести их собеседнику.
-А что касается участия общества в вашем деле, то, пожалуйста, массовые тиражи книг академика Углова, Венидикта Ерофеева. Пользуйтесь, несите в массы, - произнес в это время Петров. – Несите свою любовь к человеку трезвого будущего и сострадание к человечеству, сегодня пьющему.
Владлен вспомнил один из разговоров с отцом Никодимом.:
- Скажите, отец Никодим, что такое любовь и сострадание?
Священник ответил:
- Апостол Иоанн учил: Кто говорит "Я люблю Бога", а брата своего ненавидит, тот лжец" Любить Бога - значит с любовью и преданностью служить людям. Христиане призваны сострадать ближним, сердечно участвовать в их нуждах, проявляя тем самым любовь к Богу.
- Это и есть одна из христианских заповедей? – с сарказмом спросил Анатолий.
- Вы не согласны с ней? – удивленно посмотрел на него Владлен.
Анатолий с сомнением покачал головой:
- Нельзя согласиться с тем, чего нет.
Верю ли я в существование Бога на земле или на небе? Конечно же, нет. Но я согласен с Вольтером: Если бога нет, то его надо бы выдумать. Если истину можно донести через даже выдуманного Бога, то нужно делать это, не отгораживаясь от Веры.
Ульянов сказал об этом Анатолию, но тот ничего не ответил, затирая носком ботинка рисунок.
Оставшись один, Владлен задумался.
Всю жизнь я стремился помочь людям, желая добра и справедливости. А что если к справедливости ведет совершенна другая дорога? Я вспомнил отчего-то кошку и мышку, нарисованную будущим сватом. Не аллегория ли это малости каждого человека? А может быть мы живем в мире, где сильный поедает слабого?
Или от того, что мои убеждения не поддерживают даже те, кто это должен делать по долгу службы?
Ощущение одиночества. А может быть, вовсе дело не во мне?
А что, если порочна сама система управления и воспитания в стране в целом? – думал Владлен. Эта догадка поразила его сильнее грома.
Пьянство, отсутствие продуктов и хорошей одежды, низкая нравственность. И отсутствие правильных ориентиров. Попытка наладить отношения в семье партийным насилием. Подчинение меньшинства большинству. Ничто, или почти ничто, не превосходит влияние церкви на умы и чувства?
Известные ему ветхозаветные заповеди, евангельские "заповеди блаженства" и другие новозаветные нравственные наставления. В своей совокупности они составляют то, что можно назвать официальным, одобренным церковью кодексом христианской морали. Так говорил ему отец Никодим.
*
Толстиков уже предупредил Лизу остаться для диктовки его книги. Это он делал не только в присутствии кого-либо, но и когда был один. Он не мог сказать красивой молодой женщине, - сегодня оставайся, мне хочется. Он уважал женщин вообще, а красивую секретаршу с ее кротким безотказным характером тем более.
Отчего-то вспомнилось, когда стал он вторым секретарем Обкома, сын спросил:
- Папа, а ты кем работаешь?
Толстиков не стал вдаваться в подробности и сказал:
- Секретарем, сынок.
- А твой начальник не заставляет тебя искать телок?
Да, - подумал тогда Толстиков, - вырос сын, вопросы по существу? Он посмеялся, а потом серьезно сказал:
-Так нехорошо говорить, сынок.
-Так я пошутил, отец, - ответно рассмеялся сын.
Рабочий день подходил к концу и Толстиков уже находился в предчувствии праздника жизни, когда неожиданно по внутреннему телефону позвонила Герова.
Ему всегда приятно видеть третьего секретаря Обкома и волноваться от ее присутствия. Но после того, как он двумя днями раньше намекнул ей о своей симпатии, она сказала:
- Воскобойникову это бы не понравилось.
Сказала, и гордо вышла из кабинета. Гордая и фигурой, и характером.
Он и сам замечал, что после отъезда Воскобойникова Герова стала еще более отстраненной для него. Замечал, но верить не хотел. Верить в плохое предчувствие Толстиков не хотел. Негатив мысленный притягивает реально такое же событие в жизни.
Услышав последнее, он стал догадываться, что Воскобойников дал ей какую-то надежду. По работе или личные симпатии? Это Толстикову предстояло еще уточнить. Благо у него есть верный пес, - Рахимов
С тех пор Толстиков перестал интересоваться Геровой, как женщиной. Не имея претензий к ней, он мирился даже теперь с не удовлетворенными своими инстинктами. Но сейчас, она своим визитом грозила сорвать его намерения. А в его возрасте вызвать желание, а тем более подготовиться, стало делом серьезным и необходимым. И потому ее звонок уже, а ее приход, тем более, мог навзничь испортить его боевой настрой.
- Нина Максимовна, не могу, дорогая, я сегодня занят. Перенесем разговор на завтра.
Он, как индианка с кувшином на плече, чтоб не расплескать содержимое, стал аккуратно ходить по кабинету, стараясь изгнать и этот звонок, и следом пришедшие воспоминания. И кажется, это ему начинало удаваться.
Постепенно возвращалось теплое отношение к его внутреннему миру. Он чувствовал легкость в мышцах, отвечающих за движение и наполнение энергией всех его членов. Толстиков усмехнулся аналогиям, пришедшим в освобожденный от дневных забот, его мозг.
Мужское желание, - продолжал размышлять он, - одинаково и у дворника, и у царя. И того, и другого оно возвышает над миром, и делает незащищенным перед женщиной. Если мужчина – властитель женских дум, то женщина – повелитель мужских желаний. Он часто ловил себя на мыслях, то возвышающих женщину за те блага, что приносят они в отношениях, то презирая за зависимость мужчин от них.
На следующий день к вечеру он вызвал Рахимова.
- Была Герова. – Он протянул письмо из идеологического отдела ЦК Партии.
- Воскобойников? – Удивился Рахимов и продолжил, - бессменный солдат партии.
Толстиков засмеялся:
- Но мы с тобой тоже солдаты, но продвинутые.
Сказал и тут же задумался:
- Воскобойников? Кстати, что у тебя на него?
Рахимов загадочно улыбнулся:
- Король из окна дворца увидел на снегу слова выделенные мочой. - «Король - дурак». Вызвал он лучших сыщиков и те через некоторое время доложили, - моча премьер министра, почерк королевы.
Толстиков рассмеялся, похлопав по плечу, сказал:
- Чувствую, развесил паутину по темным углам, хитрый татарин?
- Не зря говорят, где татарин прошел, там еврею делать нечего, - улыбнулся краешками губ Рахимов.
А не результат ли общения инструктора ЦК с Геровой? – подумал Толстиков. Но потом его посетила другая мысль. Но ведь письмо Рахимов обещал отправить с другим содержанием.
- А ты, шайтан, не перепутал письма?
Рахимов несколько смутился, а потом твердо сказал:
- Николай Филиппович, это исключено.
Фуат овладел собой и подумал, - все сделал я целеустремленно. Накатили тогда воспоминания о комсомольской юности, когда не надо было прогибаться, и можно было рисковать в пределах дозволенных полномочий. И потому сразу после разговора с Толстиковым, вспомнив комсомольские годы, он переделал письмо Ульянова, и аккуратно заклеив конверт, отправил его.
- Так здесь тянет на награду, - внимательно вчитавшись, сказал Толстиков.
- Как говорит мой земляк Лобачевский, в противоположность минусу всегда существует плюс.
Фуат, мигая веселыми глазами, глядел на шефа.
Толстиков, продолжая юмористический тон Рахимова, спросил:
- Так ведь он не татарин.
-Так получилось, - ответил Фуат.- А насчет награды, то, как говорят, чей бы бычок не прыгал, а теленочек-то наш.
- Фуат, пригласи ко мне этого Айвенго.
Рахимов, набравшись смелости, пытался вставить:
- А вы знаете, что Герова беседовала с ним?
- Что? Бунт на корабле? Ты забыл, кто тебе все эти блага сделал?
Редактор областной газеты порядком испугался грозного тона вершителя его судьбы, и, перейдя на обычный уважительный тон, произнес:
- Я добро помню, Николай Филиппович, как и свое дело.
* Олежск. Встреча с Толстиковым.
Владлен, направив письмо, ни как не ожидал, что оно попадет в Обком, о слабом участии которого в борьбе за трезвость писал он. Рикошетом оно затронуло «стену» Обкома.
У Владлена была твердая уверенность, что к Толстикову его приглашают по этому поводу.
И снова, как в Катрани, а потом и здесь повторилась вся процедура при входе в Обком.
- Сколько лет мы не виделись? – спросил Толстиков благожелательным тоном.
- Двадцать, - коротко и твердо ответил Ульянов.
Не смог пересилить себя Владлен, чтоб перейти на ноту разговора плебея с патрицием.
Хотя и понимал, что отстраняться от пусть даже наигранного радушия, нецелесообразно.
Он снова вспомнил рисунок Анатолия – кошка и мышка. Если даже и так, то еще не факт, что мышка боится кошки.
Недаром, директор Общества «Знание» удивленно говорил, что Ульянов не робеет перед любыми дверями.
А его идеал Личности – Симонов, напротив, не раз говорил, что робеет перед каждой медной ручкой. Мера таланта, и мера скромности обратно пропорциональны,– думал Владлен, без страха, но скованно чувствуя себя в этом кресле в ожидании «приговора». Явно не за наградой вызвал его Толстиков.
Но странное дело, Толстиков расспрашивал и о «Знании», и о работе «Общества борьбы за трезвость». Поинтересовался даже семьей. Выслушав Владлена, он отчего-то разоткровенничался:
- А мой, маменькиным сынком вырос. Не о работе думает, а о развлечениях. Никогда, Ульянов, не балуй детей.
Толстиков пытливо во время всего разговора рассматривал Владлена.
- А все-таки, я был прав с вашим Симоновым. Талант всегда пробьет себе дорогу.
- Не считая потерянного времени, - бодливо произнес Ульянов.
Секретарь досадливо поморщился:
- Слушай, что тебе все время что-то не нравится. Прямо юношеский нигилизм. Ты видел себя в зеркале? Серебро в волосах. Не пора остепениться?
- А как же с партийной критикой снизу доверху?
Толстиков начинал нервничать. Владлен четко еще при ранних встречах, если так можно сказать, когда вначале в Обком комсомола, а затем в Обком Партии вызывал его Толстиков, улавливал ту грань, когда Толстиков брался «за томагавк». Но он уже не мог остановиться, и бескомпромиссно продолжал:
- Дело даже не конкретно в вас. Вы сами заложник системы. Системы, которая давно вошла в резонансные колебания. Как в технике говорят, вразнос. В авиации это называется флаттером.
Владлен уже чувствовал, как оживает кошка, готовясь к прыжку.
- И даже не в том, что секретари партийных комитетов устранились от участия в выполнении Постановления ЦК Партии. Вы видели, что в магазинах пустые полки?
- Бросьте разводить демагогию, - Толстиков хлопнул узкой ладонью по столу. И было удивительно, что хлопок получился громким. - Разве я мало делаю, чтоб было мясо, яйца?
Владлен утвердительно кивнул, но тут же сказал:
- Не спорю, и это, действительно ваша заслуга. Но загляните в другие города –Барнаул или Тюмень? Там и этого нет, а в целом, экономический строй не соответствует производственным отношениям.
Толстиков встал и, опершись руками на стол, навис над Владленом.
- И об этом будешь писать?
Владлен ощутил, что томагавк уже летит в его сторону, но упрямо сказал:
- Буду.
Толстиков дал понять, что разговор закончен, и потому встал.
- Скажи, Ульянов, а что со строительством межотраслевого техникума?
Ульянова вопрос Толстикова не застал врасплох. Его перед походом к Толстикову предупредил Рахимов:
- Имей ввиду, Влад, шеф может об этом спросить. И потому скажи, что это делается при поддержке Комарова.
- Это решение секретаря Горкома товарища Комарова. Министерство выделило деньги. Вопрос только в подрядчике.
Толстиков поморщился и сказал:
- Ульянов, будьте благоразумны во имя собственного блага и своих близких.
Владлен не стал рассказывать жене о прошедшем разговоре, и как позже понял, зря.
«Светильник телу есть око, говорит Господь, то есть око, или глаз, есть светильник для тела.
То - есть: сердце, или совесть, есть светильник человеку на пути его жизни во всех помышлениях, желаниях, намерениях, словах - во всех делах его».
Прошло два дня. Владлен работал в кабинете Общества. Сотрудники Исполкома и Райкома партии разошлись по домам. В коридоре третьего этажа горела лишь дежурная лампочка.
Владлен в качестве отдыха подошел к окну и посмотрел вдаль. В Парке Культуры и Отдыха ярко светились аттракционы. Редкие запоздалые прохожие входили в Парк. Даже была слышна музыка.
Он написал уже целую страницу убористого текста. Так он привык. Вначале в черновике, а потом печатать. Тем более, это официальное письмо в Правительство он будет печатать на машинке сам.
Маленькая черная собачка остановилась на тротуаре перед окном, несколько раз тявкнула и, вихляя задом, как женщина, владеющая искусством ментального обольщения, удалилась в сторону Парка культуры и отдыха.
А может быть и мои намерения высказаться, - подумал Владлен, сродни поведению этой маленькой черной собачонки, усвоившей только манеру поведения, но, не обладающей голосом, понятным человеку?
Его размышления прервали неожиданно возникшие шаги по коридору. Он открыл дверь и выглянул в коридор. По коридору шли трое мужчин в белых халатах.
- Что случилось? – тревожно спросил он.
Тот, что шел впереди, аккуратно, но достаточно безапелляционно подтолкнул его в кабинет. Двое тоже вошли внутрь и прикрыли дверь.
- Нам позвонили. У вас опасная болезнь, и мы вынуждены вас увести на «скорой».
- Но, по меньшей мере, нужно мое согласие? – миролюбиво сказал Владлен.
Вошедшие мужчины переглянулись, и один из них сказал.
- Уважаемый товарищ Ульянов это не тот случай.
Владлен прикидывал, как поступить. Если это действительно врачи, и у них есть основания, то они должны дать возможность позвонить родственникам.
- Мне надо позвонить, - твердо сказал он.
- Мы не из милиции, чтоб соблюдать правило последнего звонка, - сказал тот, что шел по коридору впереди и кто втолкнул его в кабинет.
Владлен реально прикинул свои возможности сопротивления. И оценил их как «минимум миниморум». Так говорил преподаватель математики в институте, когда вел разговор о малых величинах.
Неизвестно почему, но тот же преподаватель связывал физическое развитие некоторых студентов с этим латинским термином. Что означало, – занимайтесь развитием физической силы. А ему Владлену, все как-то некогда было. И потому – «минимум миниморум».
- Я в вашем распоряжении, - покладисто сказал он.
Есть еще последняя надежда, – быстрые ноги, - думал он. Здесь у него могло быть некоторое преимущество – неожиданность. Он надеялся идти впереди или даже рядом, и это – шанс в его пользу. И еще была возможность сказать несколько слов гардеробщице тете Поле, которая после рабочего дня становилась вахтером. Обычно сидела она тут же, у гардероба.
Но еще с последнего лестничного пролета он увидел, что стул вахтера одиноко стоял в сумеречном холле. И в этот самый момент двое, что шли рядом крепко взяли его под руки. Он попытался дернуться, но ощутил, как их ладони до боли сжали его предплечья.
Его втолкнули в машину «скорой помощи», а дальше он ничего не помнил.
Не знал он ни причину своего похищения, ни организатора этого мероприятия
*
Толстиков сразу после ухода Ульянова хотел вызвать Герову и посоветовать с ней об этом рыцаре печального образа. Но тут же отбросил эту мысль. Бабы – жалостливый народ. Идут на жертвы, даже с последствиями, только бы отстоять достоинство обиженного человека. Женское сердобольное сердце. Потому ли, что вынашивает дитя под сердцем, то ли вообще от природного менталитета,
Не отнять, что наши женщины самые добрые и великодушные. Так и Нина Максимовна пожалеет, да еще и защищать станет. И ей не в счет, что на письмо Ульянова приедет из Москвы комиссия, и тогда неизвестно, чем все кончится. Ей терять нечего, если Воскобойников под нее сачок подваживает.
Хитрый татарин на этот счет узнал многое. И не в мою пользу, - думал Толстиков. И потому всю эту нехитрую операцию он решил организовать сам. Даже Рахимова не стал подключать. Сам позвонил Сергею Немцову, – главному врачу психоневрологического диспансера.
- Вопрос очень деликатный и потому не болтать о моем вызове, и поездка только общественным транспортом, без использования служебной машины.
Разговор был короткий. Толстиков напомнил Сергею, что он не справился с его первым заданием.
- Не ты ли лапшу на уши вешал, что она - твоя рабыня? А птичка вернулась в свое гнездо. Сергей сидел, пряча взгляд, а потом сказал:
- Так и рабы иногда восстают против своих вассалов. Помните Спартака?
- Ты меня, кажется, грамоте хочешь обучить? – Толстиков встал и прошелся по кабинету.- В школе надо было лучше учить историю. Виринея – возлюбленная Спартака была верна ему.
- Обязательно возобновлю знакомство, - покаянно сказал Сергей.
- С кем? С Виринеей? – коротко хохотнул Толстиков
Он снова сел в свое кресло.
-Ты только одним местом хотел удержать женщину? А надо было не только это вкладывать. Хочешь покорить женщину, вложи еще душу и деньги, – нравоучительно произнес он. – Женщину надо любить, или хотя бы делать вид.
Он в упор посмотрел на Сергея:
- Если не забыл, кто тебя поставил во главе этой больницы, даю тебе еще один шанс.
Немцов, подобно собаке, принявшей стойку в ожидании приказа хозяина, обратился весь в слух и внимание.
- Готов каштаны из огня, - с улыбкой еще собаки, но уже человеческого подобострастия, произнес Немцов.
Он презирал себя в эти минуты, но благо, связанное с решением Секретаря, и, как ни говори, а сейчас сам владыка области оказался зависим от действий его - Немцова, быстро принесло успокоение.
- Опять Ульянов? – уже смелее спросил он.
Все мы в этом сложном мире повязаны между собой. Мужики в зависимости от женщин, - это единственное, данное самой природой. А расчетливые действия, просьбы, решения, предательства и подвиги – это уже действия социального характера, - подумал Немцов.
Он краем памяти вспомнил о ночи, проведенной с Алевтиной - женой Ульянова. Упрямая баба, но даже такие сильные звери, как тигры, поддаются дрессировке.
- А ты догадливый, - отчего-то с упреком сказал Толстиков.
Он явно не торопился с выдачей задания. Из опыта зная, что рыбу, клюнувшую с крючка наживку, для верности надо подсечь точным движением.
- У тебя, как с местами во вверенном тебе заведении?
Немцов, не вдумываясь, с охотой ответил:
- Для вас, Николай Филиппович, всегда лучшее место отыщем.
Толстиков и Немцов смотрели друг на друга в немом оцепенении. Немцов не успел ничего сказать, как Толстиков стал хохотать, упав головой на стол.
- Извините, я имел в виду вашего клиента,- с виноватой улыбкой поправился Немцов.
- Спасибо, повеселил ты меня, Сережа.
Толстиков теперь хмыкнул, как отрыгнул последний глоток смеха.
- Так вот и рождаются анекдоты. Имел в виду? Есть такой анекдот - продолжил он тоном, заранее предусматривающим внимание к нему.
- Муж часто в кампании говорил невпопад. Примерно, как ты сейчас. Жена посоветовала мужу в таких случаях переставлять слова.
«Однажды в разговоре, дама спросила его:
- Что вы имеете в виду?
Муж вспомнил совет жены и ответил:
- Что имею, то и введу».
Толстиков снова хохотнул. А потом в конце разговора добавил:
- Обращаюсь, к тебе, как к специалисту. Если человек болен, то надо ему помочь.
Сказал, как для протокола, чтоб запомнил обычную просьбу заботливого патриция о своей челяди.
- Так вы и не говорили. Я сам замечал у него некоторые отклонения в психике,- угодливо подхватил Немцов.
Толстиков похлопал его по плечу:
- Приятно осознавать, что не перевелись у нас такие специалисты.
Немцов, выйдя из кабинета, вспомнил, прочитанную ранее фразу: «Дьяволы бывают двух видов: разжалованные ангелы и сделавшие карьеру люди».
Выбить платформу из-под ног Алевтины. - Похотливо думал он. – Приползет, как миленькая, да еще и поцелует своего благодетеля.
Эти мысли отодвинули разговор с Толстиковым и дали толчок переходу человека в его тварное состояние.
Плотские фантазии его разыгрывались, но он еще был в состоянии понимать, что это толчок к возможному преступлению. Чтобы отогнать эти мысли, он постарался считать, начиная со счета австралийских аборигенов. Раз, два, три, много. Раз, два, три, много – вторил он в такт своим шагам, все более успокаиваясь.
*
Аля стала беспокоиться, когда в девятом часу, муж не появился дома. В девять забила тревогу. Позвонила старшей дочери.
Та пыталась успокоить мать. Мало ли дел у мужчин? – рассуждала она. Подождем еще часик. Но Владлен так и не появился. Младшая дочь была на соревновании в другом городе и должна была приехать лишь завтра утром.
*
Немцов распорядился поместить Ульянова в отдельную палату.
- Больного буду вести сам, - сказал он санитару, оставив его в палате наблюдать постоянно за больным. – И еще, как очнется, поставь укол. Не справишься, позови Федора. Вдвоем осилите.
- Будет исполнено, сказал тот, чуть ли не взяв под козырек.
Человек выше животного, но произошел от обезьяны.- Размышлял Немцов, вернувшись в свой кабинет. - Так считается со времен Дарвина. Но как недалеко он ушел от обезьяны? Все это он относил и к Толстикову, и к себе, и большинству человечества.
Конечно, он мог бы отказаться от криминального задания Секретаря Обкома. Всего лишь одно слово – нет. Но тогда прощай и этот кабинет, и настоящее, и будущее его положения. И самостоятельность. Хотя последнее, весьма условно. Чтобы чувствовать самостоятельность в одном, надо войти в рабство в другом? Такое вот жизненное противоречие.
Владлен после укола старался пересилить действие лекарства. Но сила воли удерживала действие лишь недолго. Постепенно тело теряло свою напряженность и послушность.
Вначале проявилось легкое головокружение, а потом он почувствовал, что попал в невесомость. Ярко светило солнце, а внизу зеленела трава, с пестрым ковром цветов. Он услышал разговор двух санитаров, и радостно подумал: «Никакие они не злодеи, а добрые ребята».
- Кажется, клиент вошел в кайф, Пошли тоже покимарим.
Аля с дочкой обзвонили все больницы, морги. Осталась лишь психиатрическая больница. Они вначале ее отбросили. Но когда звонки не дали никаких результатов, Аля набрала номер «психушки».
- Сейчас посмотрю в журнале, - ответила женщина.
Сердце Алевтины от волнения стучало, как отбойный молоток.
Через несколько минут женщина сказала:
- Гражданка, пациент с ленинской фамилией к нам не поступал.
- Откуда вы знаете про Ленина? – удивилась Аля.
Женщина деликатно засмеялась:
- Так еще кое-кто помнит ленинский завет:
Она торжественно продекламировала:
- Комсомол – резерв Партии. - Потом, перейдя на шепот, добавила, - только говорят, что хотят ликвидировать комсомолию.
И хихикнув по-девичьи звонко, добавила:
- А товарищ Ленин к нам не поступал. Тут и сказке конец, а кто слушал, тот молодец.
- Ну что? – спросила дочь.
- Они там все сумасшедшие, - горестно ответила мать.
Утром младшая дочь, узнав о случившемся, сразу определилась:
- Надо обратиться к Анатолию Тарасовичу.
Аля по-бабьи хлопнула себя по бедрам:
- Дура я, как сразу не догадалась.
- С его связями, он уладит все мигом. Даже из тюряги вытащит, – младшая дочь всегда мыслила прагматично.
*Олежск. Встреча с Кошкиным
Днем санитар вел Владлена по коридору на какие-то процедуры. Неожиданно сзади кто-то хлопнул его по плечу и обрадовано сказал:
- Чапаев, Василий Иванович! Скажи, комбриг, почему под Аустерлицем Царь Александр второй проиграл сражение? И, главное, почему наша конница не помогла?
Не давая опомниться Владлену и даже сопровождающему его санитару, продолжил:
- Не узнаешь, я же Фурманов.
Владлен заметил на верхнем зубе блестящую металлическую коронку. Это был Виктор Кошкин. Владлен, не определив пока, в каком тот здравии, решил подыграть ему.
- Может ты и Фурманов. Только я - Лев Толстой. Недавно из Ясной Поляны на побывку к другу.
Санитар толкнул Владлена в спину:
- Пошли, нас ждут.
*
Анатолий быстро понял, в чем нужна его помощь, и тут же, вызвав обкомовскую машину, поехал в прокуратуру.
Поздоровавшись с Анатолием, Якушин сказал:
- По твоему делу пока ничего не могу сказать. Дали ход делу не по моей инициативе.
Анатолий отмахнулся:
- Другое, меня сейчас интересует. Будущий сват, да ты его видел у меня, пропал.
- Что значит, пропал. У нас в стране не камера хранения, а человек – не вещь.
Анатолий рассказал все, что услышал от жены Владлена.
- Были у него враги?
- Думаю, да. И самый первый – это я.
Прокурор задумчиво покачал головой:
- Нет, не идеологические, а другого плана?
- Очень даже не исключено. Мой сват фанатически исполняет, что требуется обществу.
Прокурор молчал, прокручивая свои мысли.
- Но это не повод для криминала, согласен. Тогда, Анатолий, пусть его жена напишет заявление. Как говорят немцы, - орднунг унд орднунг.
- Давай обойдемся без привлечения жены. Я готов написать такое заявление.
Прокурор кивнул головой, а Анатолий продолжил:
- Может быть мне Первого подключить? – неуверенно спросил он.
Прокурор активно замахал руками:
- Ни в коем случае. У них с Секретарем Горкома конфронтация. Да и вообще, твой шеф, не при тебе будь сказано, он далеко не партийный человек.
Анатолий задумался, - уверен, не на плотские увлечения Первого обращает внимание приятель.
А что касается профессиональной работы, то Анатолий за короткое время на своем опыте убедился, мягко говоря, в неправедности поведения своего Патрона.
*
Главный врач «психушки» Немцов лично вел больного. В принципе, ничего в этом странного или предосудительного не было. В соответствии с Положением Горздрава, Главный врач, как и любой медицинский администратор мог вести несколько больных и получать за это надбавку в зарплате. И даже то, что за этим больным он закрепил одного санитара, лишь подчеркивало внимание Главного врача к больному. В это утро он во время обхода, но не как обычно с медицинской сестрой, а один зашел в палату Ульянова. Сидящий у изголовья Ульянова медбрат встал и отодвинул стул, чтобы дать возможность подойти к кровати больного.
- Как наш больной?
Медбрат - молодой человек, недавно окончивший медицинское училище, доложил по форме о своих действиях, а потом добавил:
- Полчаса назад выпил таблетки и спит, как ангел.
- Молодой человек, - строго произнес Немцов, вы это бросьте христианскую терминологию.
- Так я не всерьез, Сергей Васильевич, – сконфузился медбрат.
Немцов ушел, и по опыту медбрат знал, что теперь весь медицинский персонал будет до самого обеда занят на оперативке у Главного врача.
В этот день в другом отделении дежурил студент медицинского института. В том отделении лежали уже выздоравливающие больные, те, кто готовился к выписке. И с ними у студента хлопот и больших обязанностей не было.
Со студентом они в таких случаях перебрасывались в шашки. Игра не обходилась без постоянных шуток и баек студента. Сегодня у них, как минимум, два часа свободного времени.
Дверь тихо закрылась, и Владлен смог свободно осмотреть палату и подумать трезво о своем положении. Для него теперь было совершенно ясно, что ветер его «странствий» исходит сверху. Он вспомнил, как когда-то много лет назад, Секретарь Обкома Комсомола Николай Толстиков сердито объяснял ему:
- Критика сверху – когда на тебя льют ушаты холодной воды. А теперь представь, что этот ушат ты стараешься плеснуть вверх. И что получается? Опять вода вся на тебя.
Николай при этом улыбнулся и добавил:
- Советую запомнить. За совет денег не беру. А что касается литературных героев, Павка Корчагин и Александр Матросов, как и Мересьев – пример мужества, а не фанатическое служение стране. А ты без фанатизма не можешь. И главное в жизни, - быть требовательным к себе. А требования к окружающим, так на это есть комсомольские и партийные органы.
Теперь критику сверху, как расплату за критику снизу, Владлен понял на собственном опыте.
Очередная встреча с Кошкиным
В раздумье он не услышал, как дверь бесшумно открылась. И перед ним предстал Кошкин. Тут же Виктор вернулся и прикрыл дверь.
- Как ты, братан? – он отодвинул единственный стул и сел на него верхом, опершись руками о верх спинки.
Он внимательно глядел на Владлена:
- В самом деле, Толстой?
- Разве что по убеждению, - невесело улыбнулся Владлен.
- Отчего в схрон ушел?
Владлен нелепо посмотрел на родственника, ничего не понимая.
- Кто наехал на тебя? – пояснил Кошкин.
Владлену не хотелось ни о чем рассказывать, но в его положении любой человек, понимающий обстановку, лишним не бывает. И он, опуская подробности, пунктирно пояснил, как он оказался здесь. И то, что насильно уколы, и под надзором пьет таблетки.
- Сегодня обвел медбрата, - улыбнулся Владлен, а то считай из Толстого в Жорж Санд бы превратился.
- Так это же, баба? – искренне удивился Кошкин.
На этот раз Владлен удивленно посмотрел на Виктора.
А тот понял Владлена и пояснил:
- Как вякал пролетарский писатель, кажется, Горский, мои университеты, - сам понимаешь.
Владлен не стал подправлять родственника. Для его положения в жизни и этих знаний было много. А тот с хрипотцой, едва слышно, запел:
- По тундре, по широкой дороге, где мчится поезд Ленинград – Воркута…
Он помолчал и с выраженным на лице торжеством, продолжил:
- И чего ты с социалистическими принципами добился? Одноместную конуру в психушке?
- Не хуже тебя, – невесело, и с оттенком горечи, ответил Владлен.
Виктор хохотнул коротко и не громко:
- Нет, братан. Я в этот душняк по собственному, так сказать, благополучию причалил.- Он показал наколку на запястье руки, - я теперь в большом авторитете среди братвы. Скажи, помощь нужна? В миг на ясность потянет.
В это время в коридоре послышались шаги и Виктор артистично преобразился:
- Я, Василий Иванович, как щас помню, ты в реку, а по тебе беляки бах, бах.
В это время дверь вкрадчиво открылась, и вошел тот самый медбрат, как его в разговоре называл Виктор, надзиратель.
- Фурманов, ты как попал сюда?
- Ехал я по Берлину…- запел Виктор, – а чо, мы до самой великой войны вместе. Потом я с Росинанта на танк пересел.
Он уставился на прикинувшегося спящим Владлена:
- Слушай ко мне. Ты же умер в окопах Сталинграда?
Медбрат рассмеялся:
- Ну, с вами баранами не соскучишься. Не хуже чем со студентом.
А смех и бранные слова у него добрые, - подумал о медбрате Владлен.
- Ты это, брось студентом меня не унижай, – сказал Виктор, - мои университеты другие.
Виктор пошел к двери, а потом остановился и подошел к медбрату:
- Слышь, кориш, у тебя таблеток маленьких, такие …квадратенькие, но совсем круглые. Не дашь мне. Дай миллион, дай миллион. Они не очень вкусные, а опосля хорошо бывает, - и назидательно продолжил: - Ты, Василий Иванович, пей их. Пей, от них петь хочется.
Виктор ушел, а Владлен старался расшифровать его кураж. Особенно про таблетки.
*
Целый день Анатолий между несколькими совещаниями ездил по городу по своим приятелям и знакомым, занимающим высокое положение в городе.
Да, похищения были. Но это касалось в первом случае – человека, приехавшего из-за границы. Известно было многим, что кроме роскошной машины он привез и много драгоценностей.
Во втором, - местный банкир. Но и в том, и другом случае на следующий день уже требовали выкуп.
Естественно, в то время никакой информации в средствах массовой информации в таких случаях не было. В то время в стране «отсутствовал» секс, а грабежи и насилия «случались исключительно редко».
- Возможно, у него были подпольные сбережения? – спросил его тренер сборной команды по биатлону.- Миллионер Корейко, а?
- Скорее, аскет, сродни рыцарю революции Феликсу Дзержинскому, – не согласился Анатолий.
- Так сказать, мышь в пустом амбаре?
Анатолий помолчал, думая уже о следующем шаге.
Прошло уже два дня после исчезновения Владлена. Но в поисках не продвинулись ни на шаг.
*
На другой день «добрый» медбрат сменился, и заступил «цербер». Этот всегда строго следил за тем, чтобы Владлен при нем проглотил все таблетки. Он даже заставлял открыть рот, чтоб убедиться в этом.
Владлен проглотил все прописанные, и с опаской ждал перехода в другое, - эйфорическое состояние. Он, старался снизить действие таблеток, и стал думать о мерзком поведении Толстикова. В этом он сейчас не сомневался. Мысленно он проигрывал последний разговор с Секретарем Обкома. Что стоило сказать,- осознал, больше не повторится.
Но, почему Толстиков не осудил его за письмо, отправленное в ЦК Партии? А ведь там изложено много недостатков в работе первичных партийных организаций. И не только. Он упомянул и о бездействии Обкома Партии.
По сложившимся советским понятиям «психушка» слыла безобидным заведением для исправления инакомыслящих. Об этом Владлен не раз слышал за свою жизнь.
Сейчас он с тревогой ждал действия таблеток. И уже прошло достаточно времени, чтоб перейти в то, иное состояние. Он стал беспокоиться, что «цербер» заметит бездействие таблеток, и прикинулся «уходом в отключку».
Он услышал, как кто-то зашел в палату, и шепотом сказал:
- Нас с тобой ждет Маргарита. Я видел ее – баба в теле. Есть чем развлечься.
Сквозь узкую щель век, Владлен увидел того, кто один из трех привез сюда.
- Мне для этого надо плеснуть за воротник.
Пришедший засмеялся:
- Настоящий русский мужик. И водяра будет. Марго притащила. Хочется бабе, а желание женщины, – закон.
«Цербер» заколебался:
- И хочется и колется, - он поскреб большим и безымянным пальцем макушку, смешно, оттопыривая остальные три пальца.
- Брось, Тимоха. В хреновом случае, - уволят. Но до этого не дойдет. Дежурный врач – сегодня старая бабка. – Он стал шептать еще тише, и Владлен напрягал слух, чтоб расслышать.
- Она больше с телевизором, чем с психами. После десяти перед сном, если и в обход, то можно зачесть за подвиг.
Тимоха колебался так настойчиво, что Владлен стал сомневаться, что «цербер» уйдет.
Тот, один из трех, махнул рукой, и сказал уже чуть громче:
- Гляди, твое дело. Кто не пьет шампанское, тому и бабы не видать.
И все- таки, к счастью Владлена, они вышли оба. Он вздохнул с облегчением. Но вскоре дверь снова открылась, и Владлен снова прикинулся обездвиженным.
Еще раз с Кошкиным
Но сквозь щель между веками, он увидел Кошкина.
Тот присел на край кровати, и спросил:
- Как дела, родственник? Не в отключке?
Владлен рассказал о своем состоянии и бездействующих таблетках.
- Ты, разве не понял, пропащая твоя душа. Пей таблетки, и не расстраивай служителей Бога Эскулапа. Но, если без базара, я бы каждого из этих дежурных за болт подвесил. Но макруха – не мой принцип.
Он с прищуром посмотрел на Владлена:
- И не бзди. Как это у врачей называется, когда вместо лекарства в таблетках безобидной вещество.?
- Плацебо? – удивленно произнес Ульянов.
Владлен по-иному воспринимал Виктора, чем в прошлые разы. Последняя встреча их «на воле» происходила на суде. Виктору тогда за воровство присудили пять лет.
- Но как тебе удалось с таблетками?
- Деньги, Влад, а не идеи правят в мире. Деньги и власть, – он встал у кровати, и казался сейчас ростом с Исполина.
Он стоял перед кроватью, и Владлену пришлось перекатить голову по подушке, чтоб охватить взглядом от ног до головы.
- Много ли ты достиг, работая на человечество? – Кошкин засмеялся, обнажив металлическую коронку. – На «психушку» заработал?
Владлену хотелось рассказать, что испытывает он, когда удается помочь хотя бы одному человеку.
- Но кажется, мы с тобой в одной поре?
- Нет, братан, я по собственной воле. Мне заключение надо о душевном расстройстве. Не говорил тебе, что я теперь – вор в законе. И потому многое могу.
Владлен еще раз опрокинул голову по подушке и сказал:
- Не стой, как памятник.
- А если он – рукотворный? – И гордо продолжил, - из этой пресс- камеры в любое время могу свалить, но мне нужна ксива, что я – «псих», и спроса с меня, все равно, что молока с курицы. А с таблетками – все просто. Дал задание свободному чушачку. Тот наехал на сестричку, а потом позолотил ручку. И она вот так нам и будет служить.
Он направился к выходу, но потом остановился и, повернувшись к Владлену, досказал:
- Я на волю о тебе «маляву» кинул.
- Но ты же не знаешь, кому?
Виктор, уже держась за ручку двери, негромко сказал:
-Забываешь, как это у вас, - статус? Забываешь о моем статусе. Понадобится, тебе поможем свалить.
*
Прокурор Якушин позвонил Петрову и попросил зайти.
- Касается меня?
- Не телефонный разговор, - коротко сказал Якушин и повесил трубку.
Глянув на встревоженное лицо Петрова, прокурор, как можно спокойнее, произнес:
- Свата твоего мы отыскали.
Якушин замолчал, и Анатолий поторопил его:
- Судя по твоему тону, что-то не складывается?
Прокурор кивнул головой.
- Он в добром здравии, к счастью.
Анатолий, начиная раздражаться, проговорил:
- Что ты меня, Якушин, как девушку обхаживаешь. И опять же не на судебном процессе, чтоб логику соблюдать. Говори, черт рыжий.
Якушин рассказал, что ему донесли, - Ульянов находится в психбольнице. И о том, что ему дают таблетки плацебо.
-Это, чтобы усыпить бдительность руководства больницы.
- Слушай, друг, или я умом тронулся, или какая-то непонятная мне игра, - не скрывая удивления, произнес Анатолий.
- С умом, Аркаша, у тебя все в порядке. – Задумчиво, будто про себя, ответил прокурор, - а, в остальном, я и сам пока не понимаю. Не исключено, что Ульянова придется попросту выкрасть.
- Приехали, у нас, что советской власти нет? – с жаром проговорил Анатолий. – И партийная не последнюю роль играет.
- В последнюю и упирается. Эта цепочка, как раз, и начинается с твоего шефа.
Брови Анатолия взметнулись вверх.
-Толстиков?
Прокурор приложил палец к губам:
- И это еще не все, Хоть ты мне, друг, Платон, но истина дороже. Так вот, оказывается, твоего свата поддерживает именно криминал.
Анатолий открыто рассмеялся:
- Мой сват и в криминале? Он больше рыцарь печального образа, чем представитель криминального мира. Да что там, абсолютно так. У тебя откуда сведения?
Анатолий знал, что прокурор так шутить не может. Как и бесспорно знал, что информация проверена. И потому он замолчал. Молчание было долгим, пока сам Анатолий не нарушил его.
- И все-таки, поддержка криминала еще не означает, что он сам замешан. Но кто же заказчик?
Прокурор поведал, что именно Первый секретарь и является прямым заказчиком в этом деле. Сказанное Якушиным, повергло Анатолия в шок. Придя в себя, он сдавленным голосом произнес:
- Я могу поверить, что Толстиков может заказать кого-либо. Характер у него не сахар. Вспомни, как он распорядился снять Рублева – председателя октябрьского исполкома. Толкового мужика из города выдворил. Царедворец. Он может и в психушку запрятать, но не Ульянова!
- Ты не понял подвижный характер твоего будущего свата. Как оказалось, у него с Толстиковым «дружба» началась еще в Катрани более двадцати лет назад. Протоколов на этот счет не имеется, и потому дату считай приблизительной.
- Это значительно повышает его рейтинг в моих глазах.
- Шефа? – ухмыльнулся Якушин.
Анатолий шутку понял, но все-таки ответил:
- Не юродствуй, товарищ прокурор. «Милости не сделаю, а послушать можно».
- «Отелло»? А ты помнишь, как наши с тобой жены увлекались Шекспиром. На то они и филологи. Слушай, а как ты умудрился увести у меня Камилу?
- Давай все-таки по существу, - попросил Анатолий
Они стали более детально обсуждать происшедшее. Что Ульянова надо освобождать, это бесспорно. Но что потом? Легально жить ему тогда нельзя. Пока в кресле Первый. А что касается Толстикова, то оба однозначно считали, что Патриций засиделся. Он подмял под себя все властные структуры. А секретаря Горкома вообще инициативы решил.
Якушин поправил на столе бумаги и продолжил:
- С Комаровым я говорил. Тот, оказывается, тоже кое с кем уже обсуждал проблему.
- Мне кажется, что у твоего шефа маразм и по женской части. Додумался, Герову достает своими притязаниями. Это ж надо, к секретарю Обкома. Про секретаршу Лизу я и не говорю. Если и не законно, то понятно.
Анатолий, помня жест прокурора, перешел на шепот:
- Я еду к Воскобойникову, - тихо, но уверенно сказал Анатолий. – Сможешь меня прикрыть?
- Так я уже включил в комиссию по проверке «райпотребсоюзмука», - засмеялся Якушин, и, сразу посерьезнев, заметил, - ситуация не из легких. Не боишься?
- Как говорил Тарас Бульба, - на святое дело идем, - строго откликнулся Анатолий.
*Последняя встреча с Кошкиным
На следующий день Виктор снова зашел в палату.
- Придется тебе, родственник сесть на колеса.
И, заметив непонимание Ульянова, пояснил:
- Готовься, бля, к побегу из этого душняка. У тебя схрон есть?
- А у тебя с русским языком конфликт?
Виктор блеснул коронкой на верхнем зубе:
- У каждого своя аура. Или тоже не в масть?
В коридоре послышались шаги, и Виктор начал фанфаронить:
- А я тебе так скажу, дорогой Лев Николаевич, с Анной Карениной ты тень на плетень. Чо бабе надо? Молодой мужик, бабе чо надо? Хороший дрючок и денег пятачок.
В это время дверь открылась, и вошел «добрый» медбрат
- Тебе чо от бабы? Скажи, чувачок.
Медбрат взял Виктора под локоть:
- Фурманов, пройди в свою хазу, - сказал «добрый» медбрат.
Виктор повернулся и выставил свой зад, полнотой, напоминающий женский.
- А это видел? – сказал он, но спокойно пошел к двери.
Владлен так и не понял, был ли это театр, или Виктор, действительно, обозлился на медбрата. Владлену стало неловко за медбрата и даже жаль его.
*
На следующий день медсестра, которую Владлен видел всего второй раз за пять дней пребывания в «санатории», принесла ему одежду, как ни странно, ту, что находилась у него дома, и, подождав, пока он переоденется, повела за собой.
Как в лучших детективных фильмах его ждала машина «Жигули», не с «иголочки», но вполне приличного вида. За рулем сидел мужчина средних лет с папиросой во рту. На правой руке его была яркая и не понятная наколка. Скорее всего, он был из бригады Кошкина. Владлену стало несколько жутковато. Мало ли что задумал преступный мир?
Не знал Владлен, что это была спланированная операция прокуратуры и криминала. Но в любом случае, считал он, это лучше «психического университета».
В этот день Анатолий сидел у прокурора. Раздался негромкий телефонный звонок, и Якушин быстро снял трубку. Выслушав, он с улыбкой повернулся к Анатолию:
- Все зависит от постановки вопроса.
Якушев улыбнулся и пояснил:
- В один монастырь приехала комиссия из настоятелей других монастырей и с изумлением видит, что монахи во время молитвы курят!
- Ну и что? Наш монастырь запрашивал Синод, можно ли курить во время молитвы, -сказали они.
- И что же вам ответили?
- Что нельзя. А потом мы спросили, можно ли молиться во время курения, и нам сказали, что можно. Видите, все зависит от постановки вопроса!
Якушин по-приятельски похлопал Анатолия:
- Так что все от постановки вопроса. Наш вопрос разрешился.
- Дома Ульянов? – настороженно уточнил Анатолий.
Он прошелся по кабинету и удивленно остановился:
- Конечно, нет. Хотя и на свободе. Все проходит, как в калейдоскопе. Он у Рахимова на даче.
Анатолий от удивления даже присвистнул:
-Мне сват рассказывал о не простых отношениях между ними.
- Рахимов – изворотливый мужик. Система приучила. Хотя сам он из этой же системы, - откликнулся Якушин.
В этот же день Толстиков по запросу городской прокуратуры дал согласие на участие Петрова в работе межотраслевой комиссии.
Очевидно, он еще не знает об освобождении Ульянова, - подумал Петров уже в самолете.
Через неделю в город приехала комиссия ЦК Компартии Советского Союза. Комиссия работала почти месяц.
Толстиков любил повторять Гегеля:
« История – сфера закономерности. Законы здесь реализуются посредством сознательной деятельности людей».
Прежний Секретарь Обкома Партии Николай Филиппович Толстиков был прав. Законы и деятельность людей не разделимы. И все это приводит в конечном итоге к справедливой победе, какой бы трудной она ни была. Законы и деятельность людей «воздают должное» за добродетель и несправедливость.
Решением бюро Обкома, на котором выступал Комаров, и так же, как в Казани, присутствовал Воскобойников. Только в этот раз Воскобойников сидел рядом с Геровой. Они о чем-то переговаривались, и их лица светились.
Толстиков, несмотря на серьезность своего положения, искренне порадовался, сам удивившись этому давно не посещавшему его чувству.
Это был, как последний глоток свежего воздуха, перед погружением в пучину. Решением бюро Обкома Толстиков был отстранен от работы и отправлен на пенсию.
А что касается борьбы за трезвость?
Ужасающая картина почти биологической потребности значительной части нации в алкоголе, колоссальный дефицит бюджета, вызванный экологической катастрофой на Чернобыльской АЭС, землетрясением в Армении дополнялся оттоком традиционных "пьяных" денег.
Возможно, как писал академик Углов, сыграло определенную роль и отрицательное отношение к этому со стороны местных партийных органов?
Эти и ряд других обстоятельств заставили тогдашнее руководство страны в 1988 г. свернуть алкогольную реформу.
Но это ничуть не умаляет достоинств работы сторонников этого движения
Эпилог.
После этого прошло всего три года. Многое изменилось в стране. Отменена была Коммунистическая Партия Советского Союза, а значит и Статус ее, как руководящей силы.
А за год перед этим, Владлен, как не разделяющий многие взгляды Партии, добровольно сдал в Райком партийный билет.
Там он встретил когда-то могущественного, а теперь очень постаревшего с большой пролысиной на голове среди жидких волос, покрытых пеплом времени, Николая Филипповича Толстикова. Тот возвращался с заседания общественного Совета ветеранов октябрьского района.
Владлен через Рахимова уже знал, что после работы комиссии, состоялось бюро Обкома, и Секретарем Обкома избрали Комарова. Давний сценарий повторился.
Фуат сказал, что видел, как «Шеф» со слезами в узких от времени глазах, простился с Лизой.
Толстиков приостановился, и, близоруко вглядевшись, узнал Владлена.
- Ну что, Владлен Ильич, я предчувствовал, что мы встретимся. Думаете это конец? Имейте мужество признать, что история движется зигзагами. И никто не знает, где будет поворот.
Владлен молча смотрел на когда-то всесильного владыку. Ему отчего-то стало жаль его.
К восемьдесят второй годовщине со дня рождения Генерального конструктора, в книге «Симонов Михаил Петрович» из серии ЖЗЛ, была опубликована статья Владлена «Бунтарь- категория творческая». В ней мой Герой восхищается силой духа и самоотверженностью своего кумира, ушедшего из жизни, Генерального конструктора Симонова.
А я, автор, подумал, что чаша Грааля, - это не только кровь Христа, как проповедует религия, а сконцентрированная энергия нравственности всего человечества.
По христианской легенде, чашу Грааля должен и может охранять только искренне нравственный и смелый человек, каким и являлся мой Герой. И не только он. Ведь такие, как он, рыцари Грааля, скромные и часто безвестные, живут среди нас.
По словам Маркса, человек живет лишь до тех пор, пока он творит, пока он воздействует на внешний мир и преобразует его своими силами.
Безумству храбрых…
Март 2015г.
Виктор.
Свидетельство о публикации №217031701611