Поставить Правительству двойку

Экономические неурядицы, обрушившиеся на страну в связи с реформами,   не могли не вызвать резкого социального недовольства. При этом новая власть не церемонилась с народом. 23 февраля произошла безобразная история с избиением ветеранов, которые хотели возложить венки к Могиле Неизвестного солдата, а их не пустили.  17 марта в годовщину референдума по вопросу о сохранении СССР  прошли митинги протеста против Беловежского соглашения, нагло проигнорировавшего мнение народа.
Огромное количество писем, жалоб об остановленных заводах, не выплаченных зарплатах, буквально завалили Белый Дом. В конце концов,  6 апреля был созван 6-ой съезд народных  депутатов Российской Федерации, который был должен обсудить деятельность Правительства.
У нас во фракции разгорелась нешуточная дискуссия по поводу того, какую оценку давать Правительству. Я, Андрей Головин, Игорь Муравьев были настроены решительно, но многие еще колебались. Это с современных позиций многое может казаться очевидным. Забылись проблемы советского периода, и он на фоне нынешнего разгула коррупции, вопиющего имущественного неравенства, вызывает ностальгию.
Тогда было все наоборот. Советские времена- времена сплошного дефицита, очередей, кумовства. А реформы рассматривались как рывок к светлому «капиталистическому будущему» и все, кто выступал  с критикой, сразу же записывались в ретрограды. На выступление против таких реформ  надо было решиться. Демарш в сентябре 91 года по поводу незаконных указов, о котором я уже упоминал, голосование против дополнительных полномочий  это были действия, направленные против методов проведения реформ, но  не против них самих. Теперь мы замахнулись на «святое».
Доклад поручили готовить мне и, когда я огласил основные тезисы на заседании фракции, развернулась дискуссия, длившаяся часа 2, и мое выступление было одобрено с разницей в 1 или 2 голоса. Еле, еле.
В  своем выступлении я заявил о том, что надо поставить Правительству 2-ку. Заявил, что  если так дальше дело пойдет, то в будущем  наступит демографическое «эхо Гайдара», так как скоро  женщины практически перестанут рожать, и в 10-е годы 21- го века будет очень мало молодежи, которая пойдет  в вузы и на рабочие места. ( Так  оно и вышло). Досталось и Ельцину за дополнительные полномочия.
Я отметил, что такие полномочия за всю современную историю давались парламентами  немногим лидерам, в  частности  они давались  Муссолини в 1926 году.
На следующей день Ельцин встречался с нашей фракцией в Царицыной палате и   выражал нам свое недовольство: «Тут, понимаешь, меня с Муссолини сравнивают». При этом он не глядел на меня, а смотрел куда - то в сторону.
 Правительство реформаторов тоже очень болезненно воспринимало критику. Вплоть до демонстративного ухода из зала заседаний съезда. При их амбициях этого следовало ожидать, людей, обладающих истиной в последней инстанции,  всегда раздражают непосвященные неучи, мешающие им на пути.
Впрочем,  из зала они ушли  не по своей воле, а по команде «сверху». Причем сверху в прямом смысле. Я как раз  стоял  около микрофона в первых рядах, где  сидели члены Правительства. 
Вдруг, после одного уж совсем нелестного высказывания Хасбулатова на счет их деяний, с балкона, расположенного с правой стороны, Гайдару махнула рукой седая, старая женщина. Это была  Елена Боннэр – вдова академика Сахарова. Егор Тимурович глянул наверх, послушно махнул рукой уже сам и  наши «мальчики в розовых штанишках» гуськом  потянулись к выходу из зала. Конечно же, СМИ и особенно телевидение устроили по этому поводу истерику, пытаясь вызвать у населения панику и негодование десяток раз показав,  как гордые и обиженные члены Правительства покидают зал Большого Кремлевского дворца.
«Смене - Новой политике» тоже досталось. Не знающая оттенков, политически ангажированная публика, завязанная на персоналии, сразу же начала нас обозвать «предателями» и, видимо, в связи с относительно молодым возрастом,  «Павликами Морозовыми».
Когда из гостиницы Россия после обеда мы шли на заседание, демократическая толпа, узнав кого-нибудь из нас,  кричала и улюлюкала. Приятного было мало,  ну тут уж все по Пушкину получается: Хвалу и клевету приемли равнодушно
и не оспаривай глупца.
Съезд принял половинчатые решения, в Правительство ввели представителей директорского корпуса, безумный жесткий курс финансовых ограничений был ослаблен. Центробанк, который возглавил Геращенко, начал эмиссию денег, но все это, конечно,  не решало проблем. По прежнему российской промышленности и сельскому хозяйству не предоставлялось никаких преференций   со стороны властей и предприятия резко сокращали объемы производства.