Адашев

Адашев чихнул. Простуда, которую он подхватил неделю назад, не проходила, и, казалось, только усиливалась.  Он шёл, как мог, закутавшись в куртку. Спешил домой. Першило горло, болела голова.  Хотелось скорее выпить чего-нибудь горячего, и лечь в кровать.
 
Моросило. Четвёртый день подряд моросило.  Адашев хлюпал по лужам, даже не пытаясь их обходить. А толку? Его старые ботинки давным-давно прохудились, а потому, как ни обходи — ноги всё равно промокнут.
— Надо уже купить новые, — подумал он. Правда, дальше дум дело не продвигалось. То некогда, потом, то пятое, то десятое…
Адашев ступил в очередную лужу. Вместо того, чтобы ступить на твёрдую землю, его нога начала стремительно погружаться. Глубже и глубже, глубже и глубже. Лужа, оказывается, скрывала открытый люк. Адашев догадался об этом, когда погрузился в воду по пояс. К его счастью, если, конечно, можно так выразиться, в люк угодила только одна нога, поэтому он успел расставить руки, и упасть на них, не дав бездне поглотить себя. Выкарабкавшись из неожиданной ловушки, Адашев весьма эмоционально высказался по поводу этого печального недоразумения, чётко обозначив виновников, а также их дальнейшую,  отнюдь не завидную, судьбу.

39.3 — он встряхнул градусник. Померял температуру снова — 39.5. Нехорошо. Ну да ничего, ему не привыкать, не в первый раз в жизни болеет. Адашев залез в душевую кабину, и включил воду. Его морозило, а ещё, как назло, пошла ледяная вода. Он вскрикнул настолько громко, насколько позволяло его больное горло, и выкрутил на максимум кран с горячей водой. Мама когда-то говорила, что принимать душ или ванну при температуре нельзя ни в коем случае, но приключение с лужей не оставляло альтернативы. 
Адашев, кстати, жил один. Его маленькая однокомнатная квартира едва вмещала его самого, не говоря уже о ком-то ещё. Андрей, так его звали, и не стремился подселить к себе кого-то. Да и кого подселять-то? Единственная девушка, с которой он общался, была Мария — секретарь из отдела кадров в фирме, в которой Адашев работал. Стоит оговориться, что общение, вообще-то, сильное слово. Дежурные фразы, не более. С коллегами он тоже не поддерживал хоть сколько-нибудь более тесные связи. Они даже не знали его имени. Адашев, да Адашев. Его имя знали только директор, да Мария, так как видели его документы. Андрея так редко называли по имени, что он даже начал забывать его.
Белая мгла пара от кипящей воды заполонила кабинку, но Адашев не чувствовал жара.  Напротив, ему казалось, что вода едва тёплая. Голова уже не болела, но отчего-то тяжело было думать. Голова словно ватой набита. Он вышел из душа, кое-как, ломило все кости, обтёрся полотенцем, накинул  халат, и направился на кухню. По пути взглянул в зеркало. В отражении был мужчина лет сорока, с бледным лицом, впалыми щеками, серыми, не выражающими ничего кроме усталости, глазами, и мешками под ними. Андрей заметил, что седины на его коричневых волосах постепенно становится всё больше. Он вздохнул.
— Скверно выглядишь, Андрюха, — хрипло проговорил Арефьев отражению. Да, выглядел Андрей Адашев действительно скверно. Ведь ему было только двадцать девять. И к своим двадцати девяти годам он остался один. Его единственная радость в жизни, мама, умерла год назад. Отец умер шесть лет назад. Единственный его друг, Саша Судак, они созванивались изредка, сейчас был слишком занят семьёй, а потому звонки случались всё реже. Так, конечно, было не всегда. У Андрея было много друзей. Была любовь… Однажды друзья начали уходить, некоторые просто растворяться, но Адашев легко их отпускал. Думал, найдёт новых. Не нашёл. Настоящим ударом стал внезапный разрыв с девушкой, за две недели до запланированной свадьбы. Спустя месяц скончался отец, и всё покатилось по наклонной плоскости. Он впал в затяжную депрессию, которая  со временем обратилась в алкоголизм. Основная часть его друзей отвернулась как раз в этот период. Андрей обладал очень крутым нравом, а в алкогольной эйфории н вообще терял всяческий контроль над собой. Но мать вытащила его. Клиниками, кодированием, экстрасенсами, но вытащила. Вот только не уберегла себя. Спустя год после того, как Адашев вылечился, она скончалась. Андрей переехал  в другой город, в надежде, что начнёт новую жизнь. Не вышло. И пусть от его крутого нрава не осталось и следа, но всё ещё был собой. И все воспоминания остались при нём.
Он сидел на кухне, копаясь в аптечке. Дрожали руки, стучали зубы. Адашев потянулся к градуснику. Передумал, снова принялся копаться в аптечке. Нашёл жаропонижающее, антибиотик и противовирусные таблетки. Сгрёб всё в кучку, и проглотил, запив кипяченой водой.

Уже наступила ночь. За окном всё также моросило.  Андрей смотрел на безликую череду многоэтажек, он думал о том, что происходит в них сейчас. В каждом из этих бетонных скворечников. Люди живут свои жизни, такие разные, и такие одинаковые. От окна сквозило.  Адашев отвлёкся от философских размышлений, перейдя к размышлениям бытовым.
— Завтра законопачу, — подумал он, — как раз выходной.
Ему полегчало. Во всяком случае, так казалось.

Андрей лёг в кровать, накрылся одеялом, и начал прокручивать в голове воспоминания из жизни. Хорошие воспоминания, конечно же, плохих ему и так хватало. Вот он с друзьями, ещё молодыми пацанами, едет на речку, всей их большой компанией. Они тогда украли у каких-то рыбаков лодку, и, загрузившись всей оравой, пустились в «кругосветку». Но не рассчитали вес. Лодка черпанула водку разок-другой, и пошла ко дну. Рыбаки их гоняли по всему побережью.  Вот он с ними же «штурмует» заброшенные цеха завода, а потом убегает что есть сил от охранявших зачем-то эти развалины собак. А вот он знакомится с ней. Каким же дурачком он был! Подъехал к ней на велосипеде, и не придумал ничего  лучше, чем укусить её за грудь и с диким хохотом помчаться прочь. Глупый мальчишка. Воспоминания на редкость абсурдны, и от этого особенно приятны.

А кто знает, может и наладится всё, так или иначе? Да что там, непременно наладится! Вот прямо с завтрашнего дня!
Адашев улыбнулся, закрыл глаза, тут же провалился в лёгкие, как облако, объятия сна.
И умер.