Безличное личное

- Не поняла, это что за кофта? - она слегка дернула вверх вырез довольно  откровенной майки. - Это что вообще такое? - в ее голосе сквозило презрение, усмешка, капелька беспокойства и притворный комичный ужас; шутит.

- Заманиловка, - последовал мгновенный бесцветный ответ.

- Для кого? - очередная усмешка, но добая, почти дружеская (или снисходительная?).

- Заманиловка, - повторила, - для потенциально будущего партнера, - добавила.

Та, вторая, прекратила делать записи, подняла глаза, точно о чем-то задумалась, встала и пошла в сторону кухни для персонала. Она взяла в руки чашку, из которой вот уже третьи сутки пьет кофе по восемь раз в день, и начала мыть ее губкой густо сдобренной пахучим моющим средством.

- Раз, два, два холма, - взглядом указав на свою грудь, - а посередине пустота не сбывшихся надежд и посредственного разочарования.

Был уже поздний вечер, рабочий день давно закончен, а настенные часы отсчитывают очередной сверхурочный час.

Темнота, усталось и, может быть, что-то еще, приглашали говорить вполтона, слегка, не слишком, едва заметно, приоткрывать дверцу, где заперты обиды и сожаления.

Нелепый, глупый, болезненно бредовый диалог на пониженных тонах (или просто звук тонул в пространстве густого одиночества) так и остался висеть в воздухе, вынуждая мысленно согласиться с той, последней частью, в которой виднеются унылые надгробия юношеских мечтаний.



В современном мире, в XXI веке, в этот год, в этот самый миг, взрослые люди соблюдают негласную дистанцию, в то время как в недрах всемирной паутины, именуемой интернетом, который сам по себе по сути является определенной дистанцией, ищут близости. Реальная - непозволительная роскошь.

Не то что во времена недавно (но уже так давно) почившей молодости. Тогда нами правили интерес и любопытство, прикосновения не пугали, тогда как сейчас опасение заставляет задерживать дыхание, едва чей-то взгляд задержится на нас дольше двух секунд.


Разговор мог бы быть об этом, о внутренних переживаниях, о теологических спорах, патологических страхах, но по сути мы имеем только шутку; начало и своевременный стоп.

Назавтра уже ничего не будет, забудутся слова и намеки, но осадок недосказанности осядет очередным многочисленным слоем и не будет заметен, пока все эти слои не закроют собой остатки хрупкой веры.