Воспоминания об отдельных эпизодах жизни и службы

Предисловие.

Взяться за перо, чтобы описать отдельные события моей жизни и службы, побудила меня не тяга к воспоминаниям, а элементарное давление со стороны М.М.Демыкина, который организовал выпуск аналогичных воспоминаний выпускников 1955 г. кораблестроительного факультета ВВМИОЛУ им. Ф.Э.Дзержинского. Такие воспоминания вышли в 2001 г. и были опубликованы небольшим тиражом издательством «МОРИНТЕХ». Я и ряд других выпускников корабелов 1955 г. по целому ряду причин не приняли участия в этом небольшом издании. Но М.М. Демыкин на полпути останавливаться не привык. Он решил «додавить» и остальных или хотя бы часть их. Одновременно он принял и карательные функции к тем, кто не принял участия в первом выпуске. Он лишил их возможности ознакомиться с тем, что написали другие друзья-корабелы. На мой вопрос а о чем же писать он отвечал: «Пиши что хочешь!». Когда я раздумывал о чем же писать, пришла элементарная мысль - напишу о запомнившихся эпизодах учебы и службы, о каких-то важных для меня событиях. Причем напишу не в строго хронологическом порядке, а в виде отдельных эссе, где превалирует точка зрения автора. Здесь не будет пассажей о моих служебных обязанностях и о делах, которые я делал.
Поскольку автор - один из корабелов 1955 года выпуска, привожу для справки очень коротко мой послужной список.
Окончил корфак ВВИОЛУ им. Ф.Э.Дзержинского в 1955 г.
1955-1958 гг. служба на Северном флоте вначале в СКВ-171 ГУСРЗ ВМФ, затем в ремонтном отделе УВСГ СФ.
1958-1961 гг. учеба в ВМА им. А.Н.Крылова. Последний значок с такой надписью был вручен нашему выпуску.
1961-1985 гг. - служба в 40 НИИ МО
1985 г. - уволен в запас. Работал в I ЦНИИ МО вплоть до 2001 г.
Ныне капитан 1 ранга в отставке.
Вот, кажется, и все что хотелось сказать в самом начале повествования. Впрочем нет. Есть еще один вопрос, на котором мне хотелось бы остановиться.
Выпуск воспоминаний 2001 года шел под названием «Воспоминания «Монолита». Вопрос только в том, а был ли ребенок или это только миф.
Мы собрались в училище в 1949 году. 30 очень разных по характеру, манере поведения, взглядам на жизнь мальчишек. Некоторых захлестывало самомнение, вера в превосходство над другими. Единого коллектива не образовалось. Образовались отдельные группы курсантов, как говорят по интересам.
У каждой из групп были свои компании, свои увлечения. Это все не плохо, но единого спаянного коллектива в училище по-моему не образовалось. Затем разъехались по местам службы. Но жизнь сложилась так, что вскоре очень многие из нашего выпуска оказались в Ленинграде.
И здесь на первый план выступили те, кто тогда трудился в 1 ЦНИИ МО. Они смогли наладить постоянные встречи наших выпускников. Вот в тот момент и зародилось это крылатое выражение «Монолит». Кто ввел его в обиход однозначно сказать трудно. Некоторые вроде бы помнят, что это вылетело из уст Игоря Дубовиченко. Может быть. Но я почему-то помню, что первым произнес это наименование я. Не будем спорить, не в этом суть. А суть в том, что мы стали все вместе собираться по знаменательным для нас датам и определение «Монолит» прижилось. Этому способствовало и то, что не все выпускники собирались столь дружно и столь регулярно. Но если следовать энциклопедическому определению «Монолит» то и здесь могут возникнуть определенные сомнения. Наш выпуск действительно очень дружно приходит на встречи. Но по большому счету этим «монолитность» и ограничивается. Мне показалось, что правильнее нас считать дружным коллективом, который всегда рад собраться по тому или иному случаю. Поговорить, повспоминать, пообщаться, а потом опять разойтись до следующей встречи. А жизнь показывает, что в промежутках между встречами у всех идет своя жизнь, к перипетиям которой интерес проявляют не все члены «Монолита», а друзья-товарищи очень ограниченного круга. Да и в составе этого круга всегда находятся лица, которые не хотят замечать то, что происходит даже не вокруг, а вблизи. Это не является элементами «Монолитности». И еще об одном. Надо добрым словом вспомнить ушедших от нас товарищей.
Вечная им память!

Ю.Мануйлов



                1. Первый поход в моряки.

Моя семья обосновалась в г.Сухуми в 1939 году и, естественно, всю войну мы прожили в Сухуми. Прежде чем перейти к рассказу по сути дела вспоминается такой эпизод.
В 1945 г. я с пионерской организацией отдыхал в лагере в городе Ткварчели. Мне и еще одной девочке поручили подъем лагерного флага. Мы добросовестно это выполнили, а нас оказывается, снимала на кинопленку Тбилисская студия документальных фильмов. Об этом факте естественно забыли. Но вот уже дома в Сухуми к нам вдруг подходят двое мужчин явно не местных. Оказывается в это время в Сухуми приехала съемочная группа студии «Мосфильм» для съемки отдельных эпизодов фильма «Робинзон Крузо». А исполнитель роли Робинзона в детстве вдруг заболел. Срывается график киносъемок. Каким-то чудом оператор увидел пленку Тбилисской студии и его привлек момент подъема флага. Узнать кто это было делом техники. Вот они нашли меня и предлагают заменить заболевшего мальчика. Я, не подумав, дал согласие. На другой день меня привезли в гостиницу «Абхазия», отвели в гримерную, загримировали, переодели в соответствующий духу времени костюм и повели делать пробные фотоснимки. Когда мы поднимались по лестнице в конце которой стояло огромное зеркало, я вдруг увидел пижона прошлого века с совершенно не моим лицом. Пошевелил руками - вроде я. Меня сфотографировали в разных ракурсах, переодели, сняли грим и отпустили домой. На следующий день приезжает какой-то мужчина и говорит, что я утвержден на роль молодого Робинзона. К несчастью дома оказался отец и когда он узнал в чем дело, категорически запретил мне идти «в артисты» и более того, срочно отправил меня с матерью к сестре под Ригу в город Бауска.
Так вот печально завершился мой первый поход в качестве путешественника на плоту. Я, конечно, переживал, но спорить с отцом смысла не имело. Его поступок я расцениваю как своевольный, лишенный какой-либо логики. Но время шло. Я вернулся в Сухуми, окончил 7-й класс и всеми правдами и неправдами постарался попасть в Бакинское военно-морское подготовительное училище. Получил направление в военкомате и выехал в Баку. Аттестат у меня был отличный и меня без проволочек приняли в «подготию». Помещалась она тогда в районе г.Баку, который именовался «Арменикен», если не изменяет память. Выдали мне робу, трехлинейку на первый, как говорят, случай. Так я стал моряком в 15 лет. Учились, занимались. По вечерам под гнетом трехлинейки горланили «врагу не сдается наш гордый Варяг». Все шло как по писанному. Я, хотя и был зеленым и глупым вскоре понял, что мне пробиться в святая святых моих мечтаний - стать военным инженером-кораблестроителем - удастся только через «красный диплом». Я не имел оснований рассчитывать на такой исход. Меня ожидало Бакинское военно-морское училище с перспективой стать строевым офицером. Мне этого не хотелось. Подал рапорт об отчислении. Разговор с адмиралом проходил приблизительно в таком ключе:
- Какая причина, товарищ воспитанник?
- Мне с трудом дается математика, трудно учиться.
А математика мне всегда давалась наиболее легко. Но говорить что-то надо. В итоге меня отпустили домой. Это была середина года, родители ничего не знали. Я поехал домой в Сухуми. А ездить в то тяжелое время было не столь комфортно как сейчас. Я ехал в общем вагоне на 3-й полке. Эта полка, предназначенная для вещей, была очень узкой, да вдобавок у стены вдоль всей полки шла труба отопления. Разместиться на ночь даже с моими габаритами было проблематично. На ночь я привязывал себя к этой трубе и только так мог спать.
Приехал в Сухуми, дома аж ахнули, но деваться некуда. Опять поступил в тот же класс. Наши корабелы знают этих товарищей. Я учился в одном классе с Р.Эшбой, Э. Аврутиным, который был принят на электрофак. На год раньше учились В. Бартеньев, П.Гигаури. Время пробежало быстро и вот мы уже выпускники 11 класса второй мужской средней школы.
Учился я всегда с легкостью и желанием. Оскомину мне набивала лишь необходимость знания грузинского языка и истории Грузии. На выпускных экзаменах надо было писать сочинения на русском и грузинском языках.
Русский письменный был одним из первых. Было три темы - две по классической литературе, одна на свободную тему: «Нас вырастил Сталин на верность народу, на труд и на подвиги нас вдохновил».
Я выбрал свободную тему. Написал как мог, старался, сдал и ушел гулять в ожидании результатов. Часа через два меня встречает Рауль и говорит улыбаясь:
- Твое сочинение признали лучшим.
Хотя Рауль и имел везде связи, мог войти и выйти в любые кабинеты, я ему вначале не поверил. Пошел в школу, узнал, что действительно «пять». Мое состояние трудно описать. Ведь пятерка по письменной литературе давала пропуск к золотой медали. В общем радости было полные штаны. Остальные экзамены я сдал нормально. Думаю, но точно не знаю, что мне немного помогли по грузинскому письменному сочинению. Вообще сдавать выпускные экзамены мне было не очень комфортно. Дело в том, что мои родители накануне экзаменов уехали из Сухуми. Я жил у знакомых. Отсюда и все проблемы. Мне выдали золотой аттестат зрелости и на этом мой первый поход в моряки можно считать завершенным.
Хотелось бы только вспомнить о своих первых подружках. Первая была армянка - Танечка Симонян, родная сестра известного ныне видного футболиста Никиты Симоняна. Любовь была по юношески пылкой, но недолгой. Мы с Танечкой дружно разошлись. Вторая любовь была гречанка - Диана Шаманиди - дочь второго секретаря горкома КПСС г.Сухуми. Когда из Сухуми выселяли греков, вначале организацией выселения ведала она, а на последнем этапе под этот пресс попала и сама. На этом наша любовь и кончилась.


                2. Второй поход в моряки.

Не дождавшись приглашения из военкомата, я решил ехать в Ленинград поступать в Высшее Военно-Морское инженерное училище им. Ф.Э.Дзержинского на кораблестроительный факультет. В общем начала осуществляться мечта идиота стать инженером-кораблестроителем. Был и второй путь - это Кораблестроительный институт. Но материальное положение моих родителей не позволяло надеяться на какую-то помощь мне. И я решил идти на «казенный харч». Всю дорогу до Ленинграда меня распирала гордость за возможное будущее положение. "Я буду моряком, буду кораблестроителем", - в такт перестукивания колес в моей голове витали такие мысли. Ленинград в пределах Московского вокзала и улицы Марата, где жил мой одноклассник и друг Воля Докшин на меня не произвел особого впечатления. Ведь до этого я уже побывал в г.Риге. Гром грянул на следующий день, когда мы с Вольдемаром поехали на Дворцовую площадь к Адмиралтейству. Это изобилие всемирно известных строений и памятников меня просто ошарашило. Не хватало слов высказать свое восхищение. Но эмоции эмоциями, а надо было идти и в Дзержинку. Приняли меня без особых хлопот. Так я влился в «систему». Пока особых происшествий не было. Медалисты, видимо на всякий случай, проходили в первую очередь собеседование по математике, причем в письменном виде. Задачка оказалось неординарной. Мы ведь в школе интегралы не проходили, даже не знали что это такое. А здесь вопрос - как решить этот хоть и простой но интеграл. Задачка как оказалось, была на сообразительность. По какой-то интуиции я сообразил как решить этот интеграл. Оказалось правильно. Меня даже похвалили. Так был пройден еще один подводный камень на пути к мечте идиота. Теперь все дороги вели на мандатную комиссию. Пошел и обомлел - звезд на погонах членов мандатной комиссии как светил на небе в ночное время. Мне говорят: «Вы имеете право поступления на любой факультет, но на кораблестроительном у нас уже перебор и мы предлагаем Вам электротехнический факультет»
Я отвечаю: «Стать моряком-кораблестроителем моя давняя мечта и если нет возможности принять меня на корфак, прошу вернуть мне документы. Поеду в Москву поступать в МЭИ, это мой запасной вариант». Меня выслушали и попросили выйти. Сидел я минут десять. Приглашают опять и объявляют: «Вы приняты на кораблестроительный факультет ВВМИОЛУ им. Ф.Э.Дзержинского». Я конечно там сдержался и поблагодарил, но выйдя уже с эмоциями справиться не мог. Я моряк, будущий инженер-кораблестроитель. Дальше входили в новую жизнь, новый порядок. Было тяжело, но мне нравилось. Наиболее ярким воспоминанием того периода была поездка в лагерь форт Ино. Здесь, как говориться, нам дали прикурить. Ранний подъем, мощная зарядка а затем почти непрерывные пробежки, марш-броски, другие физические упражнения и вечно хотелось есть. Это был бич какой-то. Часто кто-либо бегал в находящийся неподалеку магазин, чтобы купить буханку - другую хлеба. Хлеб расходился на «ура». Но вот парадокс, когда после приезда в училище мы взвесились, оказалось я поправился на 8 кг. Арнольд Ландау даже на 11 кг. Соответственно это касалось и других. Мы за эти месяцы подросли, закалились. Вообще что не делается, все к лучшему. В училище мы приняли присягу, нас одели в настоящую военно-морскую форму и мы стали настоящими курсантами.


                3. На грани отчисления.

Начавшийся первый год в училище проходил спокойно и ничего не предвещало чего-то необычного, нестандартного. Наступило время первых увольнений в город. Я конечно оделся как пижон - хромовые ботинки, летние носочки, ну все остальное. А «за бортом» -20° С. Вышли на Невский проспект и больше 20-30 метров, от магазина к магазину, я одновременно проходить не мог. Холод ужасный. Отогревшись в 3-4 магазинах, я вернулся в училище. Так закончился мой первый выход в «свет». Тем не менее приближался Новый год - 1950. Уволить - уволили, но до 24°° 31-го декабря. У нас собралась компания где-то в начале Кировского проспекта. Я тогда уже дружил с группой ребят и девчат с юридического факультета Университета. Квартира была хорошая на четвертом этаже. Сели за стол пораньше, учитывая мой лимит времени. Когда пришло время расставаться мне налили пол кружки браги и пока я разглагольствовал о пожеланиях на будущий год, кто-то подлил в кружку старки. Ничего мол, моряк выдержит. Я конечно эту кружку выпил, собрался и меня пошли проводить двое ребят. Спустился с четвертого этажа, вышел во двор и там вырубился. Ребятам ничего не оставалось как поднять меня опять на четвертый этаж и уложить в отдельной комнате. На счастье, везет же дуракам, в комнату вошла Раечка Гиоева - моя будущая любовь и жена. Она обратила внимание, что у меня как будто был палаш. Где он? Ребята бросились во двор искать палаш. И нашли, валялся у подъезда дома, куда меня волокли друзья. Естественно палаш принесли и уложили рядом со мной.
Проснулся я в 12°° 1 января 1950 г. С ужасом осознаю, что со мной и где я. Быстро собрался и побежал в училище. В роту меня уже не допустили, а отправили прямо на гауптвахту. Потом определили - 20 суток. Но вопрос, как мне рассказывали, стоял об отчислении меня из училища. Причем вполне серьезно. В общем состояние не описать. Вдобавок с гауптвахты меня перевели на пять дней в санчасть. Диагноз - алкогольное отравление. Ну, выходили, вернули на гауптвахту. К этому времени я уже немножко пришел в себя. Днем на «губе» мы грузили снег в машины. И один из водителей научил меня подгонять машину к горке снега. Это были первые уроки вождения автомобиля. Так, как и положено бывалому солдату, я начал свою военно-морскую службу. Из училища не отчислили и я продолжал учиться. Но урок запомнил на всю жизнь.


                4. Годы учебы.

Шла учеба, шли годы. Много чего случилось за это время. Кто-то, что-то уже на-писал про этот период. Я же себе поставил другую задачу. Вспомнить не все, но хотя бы отдельные эпизоды со мной и моими товарищами. Первое событие, которое просто потрясло меня своей оригинальностью, было следующее. Мы были на первом курсе. Я тогда дружил с одной из групп юрфака Университета. Они устраивали вечера - встречи в разных местах. На этот раз был зал консерватории. Приглашенных по разным каналам было много, но много было и курсантов дзержинцев. Я там был с Раечкой Гиоевой, у нас уже начинался роман. Все хорошо, будут танцы, много народу. Вдруг Раечка мне и говорит: «А разве это не ваш парень?» Смотрю - Володя Бардиер. Он и не он. Учился в одном классе, у меня одна галочка на форменке, а у него четыре. Обалдел. Подхожу. Володя понял, что я его увидел и говорит: «Число галочек пропорционально тому вниманию, которое уделяют девочки нам. Я еще делаю не так. Раздетым хожу с одной галочкой, а когда уходим и я одеваю шинель, там висят пять галочек. Девочки в обмороке». Вот такие бывают оригиналы.
Запомнились и наши вечерние самоподготовки. Иногда на самоподготовках устраивались шоу. Одним из ведущих этих шоу был Арнольд Ландау. То он брался съесть, не запивая водой по-моему, штук двадцать кексов. Ел, давился, бледнел, но насколько мне не изменяет память, двадцать кексов не одолел.
Конечно весь класс с упоением наблюдал за этим действом. Потом Арнольд решил поразить всех засовыванием в рот пачки «Казбека» причем длинной стороной пачки в вертикальном положении. Как не пыжился этот номер у него так и не прошел, хотя усилий он затратил много. Класс от такого зрелища ликовал. Запомнился и такой в общем-то не веселый случай. За одним из обедов, когда мы были уже в офицерской форме, за столиками прошел слух. Боря Поляков обещал публично съесть живого мышонка, если мы все сбросимся в его пользу первым офицерским окладом. Класс не поддержал эту глупую шутку.
Запомнился и другой неприятный для меня случай. По-моему на 4 курсе я подал заявление о приеме меня в кандидаты в члены КПСС. Одну рекомендацию мне дал то ли командир роты, то ли кто-то еще. Вторую рекомендацию должна была давать комсомольская организация. А приблизительно в тот же период была объявлена подписка на займы в пользу государства. Я естественно откликнулся тоже - на мой месячный оклад. А наибольшие «патриоты», «больше всех» болевших за нашу отчизну, выдвинули лозунг - семь или восемь месячных окладов. Как это не обидно звучит, но в нашем классе я был самый бедный. Мне не приходилось получать помощь от родителей. Даже иногда я посылал им скромные переводы. Я отказался подписываться на семь-восемь месячных окладов, ссылаясь на то, что тогда мне не останется даже на элементарные туалетные принадлежности. И вот собрание. На повестке дня рассмотрение моего заявления. И здесь многие проявили себя не с лучшей стороны. Такие реплики как «Ты что же Родине помочь не хочешь?» звучали из многих уст. Особенно сильно усердствовал один наш однокашник. Вывод один - не достоин приема в КПСС. Для меня это было сильным ударом, тем более я точно знал, что я был более патриотичным человеком, чем многие из критиков. Тогда в партию меня не приняли.
В партию я вступил уже на Северном флоте. Когда я с дрожью в голосе рассказал об инциденте в училище, товарищи посмеялись, сказали - «забудьте» и единогласно приняли в партию. С тех пор до распада КПСС я весьма добросовестно выполнял все обязанности члена партии, не дискредитируя это высокое почетное звание.
История на этом не кончилась. Когда я служил уже в Ленинграде, у нас был организован сбор в ресторане «Метрополь». Ко мне подошел тот «самый ярый поборник интересов страны» и извинился передо мной. «Юра, я помню эту историю, извини меня, я был не прав». Мы пожали друг другу руки. Никакой обиды я к нему не испытывал. У нас сложились очень хорошие, дружеские отношения. Это серьезный достойный товарищ. Но за извинение спасибо. Это важно.
Много было и других хороших и не очень случаев за годы учебы. Но большой след в памяти оставил побег из Кронштадта на яхте.
По-моему на четвертом курсе мы проходили практику в Кронштадте. Кто где. Я в Кронштадском СКБ ГУСРЗ. По вечерам увлекался в том числе и ходьбой под парусом на яхтах. Один случай был забавным. Смоляков входил во внутреннюю гавань на шверте. Он у него благополучно перевернулся и Смоляков вместе со всеми своими документами оказался в воде. Вытащили, конечно. А с нами случилось такое. Нас было пять - шесть человек. Мы взяли яхту, спокойно вышли в открытый залив. Пост СНИС нас не запросил и не остановил. Поставили парус и пошли в Ораниенбаум. Пришвартовались, собрали шмотки и решили ехать в Ленинград. Это была пятница, вечер... Договорились, что соберемся к вечеру воскресенья. Ну а дальше долгожданная воля целых два дня, и не забудьте две ночи. Вечером в воскресенье собираемся и идем в Кронштадт. Пост СНИС нас засек сразу. Грянул гром. В оправдание, кроме детского лепета сказать было нечего. Командование базы наложило вердикт: «За то-то, то-то и то-то чистить носовые дифферентные цистерны подводных лодок немецкой постройки. Легче написать - чистить. Да там не влезть и не повернуться. Правда, было обещано, что если справимся с работой, в училище не сообщат. Это уже был стимул. Обзавелись марлевыми повязками и приступили к работе. Не знаю, каким был труд рабов в Древнем Риме, но наш был ужасным. Но ничего, глаза боятся, руки делают. Справились и мы. Работа была принята с хорошим качеством. В Училище об этом эпизоде не узнали. Вот наиболее запомнившиеся эпизоды нашей жизни в период учебы.
 Можно правда вспомнить еще один случай. Мы ехали в теплушке на практику в Севастополь. Застряли где-то под Запорожьем. Стоим. Делать нечего. Недалеко рабочий поселок. Подходит ко мне Рауль Эшба и говорит: «Юра пойдем в поселок, там мяса хоть отбавляй». А я ему в ответ: «А что мы с мясом делать будем, на кой ляд оно нам». Простота и наивность. Рауль посмотрел на меня как на больного и говорит: «С тобой все ясно», и пошел в поселок... Вот что значит быть остро некомпетентным в отдельных вопросах. А ведь могли повеселиться.


                5. Моя любовь.

Сразу может возникнуть вопрос - а причем тут твоя любовь и твоя жена? Для непонятливых докладываю. Всю свою длинную службу мы провели вместе с моей женой Мануйловой Раисой Константиновной. Мы вместе служили нашему флоту, нашей отчизне. Она была моим надежным тылом. А если быть ближе к теме, то Раечка является значительно более достойным, чем некоторые другие, членом «Монолита». Поэтому эта глава посвящается ей.
Познакомились мы так. Где-то в ноябре 1949 г. мой друг по Сухумской школе Воля Докшин пригласил меня посмотреть на девочку, которая ему очень понравилась. Он учился на юридическом факультете Университета. Я подошел к назначенному месту, вышел Воля с какой-то пигалицей. А было холодно. Она вся была утеплена. «Юра» -«Рая». После этого взмахнув своими длинными ресницами и осмотрев меня оценивающим взглядом, упорхнула на автобус. Волька спрашивает: «Ну как?». Я отвечаю: «Лучше никого у вас там в группе нет?» Дело в том, что еще с Сухуми я был как бы душеприказчиком Воли Докшина. Часто мое мнение становилось определяющим. Он задумался но ничего не ответил. Следующая встреча произошла на студенческом вечере не помню где.
Раечка уже была, как говорят, в форме. И на меня впечатление произвела совсем другое. Я понял, что меня захватило. Стройная такая, красивая, с каким-то трудно передаваемым шармом, умением общаться с другими и уже этим вызывать симпатию к себе.
Раечка была в сопровождении двух ребят. Это были ее друзья по школе. Очень они ее опекали. Но в итоге получилось так, что провожать Раечку домой пошел я. Жила она недалеко от Мариинского театра и мне было разрешено проводить ее до арки двора, где она жила. С тех пор и началась наша взаимная дружба, которая вскоре переросла в сильную любовь. Вся группа юристов прознала про наши отношения. Ее подруги говорили ей: «Ты посмотри какими глазами он на тебя смотрит. Ведь он по уши влюблен в тебя».
Действительно на всех этапах нашего знакомства я смотрел на Раечку влюбленными глазами и в период ухаживания и в период замужества. Судьба подарила мне редкую возможность уметь любить женщину по-настоящему, по-мужски. Я благодарен судьбе за такой щедрый подарок.
Прожили мы в любви и согласии всю нашу жизнь. Она навсегда будет в моей памяти и я буду очень благодарен ей за совместно прожитые годы.
Поженились мы вопреки воле ее отца в 1954 году. Учитывая категорическое несогласие отца отдать дочку-осетинку за русского парня, мы были вынуждены наше бракосочетание проводить в два этапа. Первый этап - 2 января 1954 г. - регистрация в ЗАГСе. Второй эта - когда ее родители узнали о ее своеволии, уступили и устроили нам свадьбу 20 февраля 1954 г. Сняли нам отдельную квартиру недалеко от Кировского завода, где мы благополучно провели медовый месяц. Вообще в их осетинскую семью я входил со скрипом. Мать приняла меня сразу, отец долго ворчал. Но новая семья состоялась. Состоялась на принципах любви и уважения. И так было всегда. Близится к окончанию мое повествование о нашей любви. И здесь на память приходит четверостишие Н.Заболоцкого:
Когда потемки наступают
И приближается гроза
Со дна души моей мерцают
Ее прекрасные глаза
Но это Заболоцкий. Закончить хочется своими словами. Родители Раечки - осетины. Они любили застолья. Часто собирались за столом по 20 человек - осетин. На одном из таких сборищ с тостом про Раечку вылез и я. Я говорил какая она хорошая дочь, прекрасная жена, какая она женственная и т.д. и т.п.
Тут меня обрывает тамада и говорит: «По горским обычаям мужчина не должен публично хвалить свою жену». И наказал меня большим бокалам вина. Пришлось пить. С тех пор я воздерживался от восхваления своей жены при людях. Но сейчас я решил нарушить этот закон гор и завершить воспоминания о моей первой и единственной любви словами:
Умна -
мила,
Стройна -
красива,
Не женщина, а просто Диво.
Спасибо тебе, дорогая, за совместно прожитую жизнь. Ты всегда в моем сердце.



                6. Служба на Северном флоте.

Моя служба на СФ была разнообразной и недолгой. При выпуске из училища я получил назначение в СКБ-171 ГУСРЗ на должность старшего инженера конструкторского отдела. Приняли меня хорошо. И уже через небольшое время у меня появилась прочная репутация толкового специалиста. Особенно моих товарищей по отделу поражала моя способность легко ориентироваться в тонкостях теоретических чертежей кораблей. Спасибо преподавателям за столь солидную базу. Работа была довольно разнообразная. Но все, что не приходилось делать мне лично заканчивалось воплощением в металл. В те годы по Кольскому заливу ходили эсминец пр.7 со спроектированной мной лично грот-мачтой. Резал волны Кольского залива и буксир со спроектированным мной гребным винтом, и изготовленным конечно. Много труда ушло на переоборудование немецкой плавбазы в плавбазу подводных лодок «Печора». Каюты, к которым немало труда приложил и я, по отзыву офицеров-подводников были хорошими. В общем уже а первый год работы в конструкторском бюро, я понял, что состоялся как инженер-кораблестроитель. Много впечатлений оставила и другая работа - по кренованию крейсера «Железняков». Когда я, как старший группы кренования, прибыл на крейсер и обо всех нюансах будущей работы доложил командиру крейсера капитану 1 ранга Бабию, он принял нас очень хорошо. Распорядился все мои поручения выполнять в срок и беспрекословно. Вообще он почему-то проникся ко мне определенной симпатией. За обедом сажал рядом с собой. Мы успешно откреновали крейсер, получили хорошие результаты и после окончания работы уехали к себе в КБ. Все шло хорошо. Жил я в семейном общежитии с ребятами из КБ. Мешало одно, уж очень они любили по вечерам крупно поддавать. Но с этим как-то справлялся. В сентябре 1955г. у меня в Ленинграде родился сын Володя. Я подал рапорт по команде. То есть стал молодым специалистом, да еще с ребенком. И вот чудо. В Росте построили новый четырехэтажный кирпичный дом. И мне в нем дали комнату 14 м2 в двухкомнатной квартире. Вторым жильцом был главный конструктор Г. Каниболоцкий. Срочно сообщил в Ленинград и вскоре встречал мою жену с сыном. Радость без предела. Вскоре недалеко от нашего дома получила комнату и семья Вали Грецова. Мы стали жить почти рядом. Житейских эпизодов было много, но ярче других высвечивается такой: мы с Валей брали по трехлитровой банке пива, таранька всегда была и иногда допоздна засиживались... Были и вечера с преферансом. Не очень часто, но общался и с Володей Шониным. Вспомнить есть что, но дело сейчас в другом. По решению   командования ВМФ в СКВ ГУСРЗ сократили довольно большое число офицерских должностей. Я в этой ситуации подал рапорт о демобилизации и оставлении меня в составе СКБ-171. Командующий флотом наложил резолюцию: «Нет, использовать в интересах СФ». Так я попал в управление ВСГ старшим офицером ремонтного отдела. Размещалась контора уже в Мурманске, пришлось ежедневно ездить туда и обратно. В работу я хоть и без особого желания вошел быстро. Начальству показалось, что меня можно использовать еще интенсивнее и меня назначили помощником, а затем и оперативным дежурным УВСГ СФ. Надо было срочно изучать все бухты и проходы, условия стоянки, возможности дозаправки судов и т.д. Пришлось приобретать практически новую специальность. Где уж тут инженер-кораблестроитель. В 1958г. у меня отпуск был где-то в марте-апреле. Конечно уехали с семьей «на материк». Отпуск закончился, возвращаюсь в Мурманск. И здесь как обухом по голове - на корфаке в ВМАКВ им. А.Н.Крылова недобор и вы утверждены кандидатом на поступление в академию. Если бы я работал в СКБ-171, то я наверняка бы отказался. Но УВСГ СФ-?
Я срочно отправил в Ленинград жену с сыном и начал активную подготовку к вступительным экзаменам. Подошло время, уехал в ВМАКВ, действительно я кандидат на поступление. Это как-то впечатляло и настраивало на мажорный лад. Хотелось уже тогда кричать: «Прощай Север!» Но впереди было еще много неизвестного.


                7. Военно-Морская Академия.

В те годы была ВМАКВ им. академика А.Н.Крылова. Это уже потом она трижды переименовывалась и изменялась. Но наш поток поступал и закончил ВМАКВ им. академика А.Н.Крылова. Аббревиатура КВ - это кораблестроения и вооружения.
Было дано какое-то время для подготовки к экзаменам. Я готовился дома у Славы Томашевского. Наш режим строго охраняла жена Славы - Женя, или как я ее знал до замужества - Жека. Она каждые два часа входила к нам в комнату говорила: «Мальчики - надо подкрепиться». И давала нам по большому бутерброду с ветчиной и чай.
Экзамены прошли успешно. Особенно запомнились предпоследний по тактике и последний по языку. Сказать, что я хороший специалист по тактике нельзя. И это вызывало определение опасения. Но, в общем, экзамен я сдал, выхожу в скверик перед академией. Вижу, стоит Раечка и рукой спрашивает: ну как? Я ей пятерней ответил - «пять». Она бежит ко мне и целует меня, а вокруг было человек 30-40 офицеров и их подруг. Видя такую реакцию, они устроили нам настоящую овацию. Было немного необычно и приятно. Предстоял последний экзамен по языку. Здесь надо пояснить - в Сухуми я изучал русский, грузинский и немецкий языки. Видимо такое обилие языков и патологическая нелюбовь к ним, привели к тому, что я в училище учил немецкий через пень-колоду. При подготовке к экзаменам в академию я решил вообще не готовить язык. Будет - что будет.
А преподавательницей и на приемных экзаменах и потом при обучении была дочь адмирала Трибуца - Галина. Достаю билет и говорю: «Извините, я не знаю вопроса и отвечать не могу». Галина смотрит в зачетный лист. Там одни пятерки. Начинает упрашивать меня ответить хоть на «троечку». Я не сдаюсь. В итоге двойка. Будучи уверенным, что меня не примут, еду обратно в Мурманск. Недели через две вызывают меня в отдел кадров СФ и сообщают, что я зачислен слушателем кораблестроительного факультета ВМАКВ. Это был удар. Я не поверил, я не знал что делать. Опомнившись и сдав все дела и квартиру, выехал в Ленинград.
Учеба проходила нормально. Я попал в группу теории корабля. Нас было шесть человек: Т.Кузьминых, Ю.Штатнов, Б.Моневетов, И.Алексеев, П.Шауб и я. На занятиях дружно повышали эрудицию. После окончания занятий дружно шли в подвальчик на углу Невского и Садовой. Обычное меню - коньяк с шампанским. В это же заведение захаживал и известный артист С. Филипов. Он стоял в очереди, потом рычал - «как всегда», - выпивал и уходил. Интересно у меня сложились дела с языком. Я стал изучать английский язык и так продвинулся на этом поприще, что когда настало время сдавать кандидатские экзамены, меня назначили даже старшим группы. Я, конечно, сдал кандидатский на «пять». Галина была потрясена. Но вот кончились золотые денечки. Наступило распределение. Мне и Ю.Штатнову вначале мест в Ленинграде не оказалось. Нам предложили поехать в Институт противоракетной обороны. Мне на должность старшего сотрудника в отдел баллистики полетов. Юре что-то похожее. Я долго думал. Ведь это надо было менять форму. Но работа предстояла весьма интересная, и я дал согласие. Контора эта располагалась в г. Калинине. И я уже морально подготавливался к переезду под Москву. Но вот вызывают в кадры и говорят: «Главком ВМФ запретил отдавать своих специалистов в другие рода войск». А в это время формировался новый институт - 40 НИИ АСС ВМФ. И меня с еще целым рядом выпускников ВМАКВ назначают в этот Институт. Правда должности не ахти какие высокие - в основном младшими научными сотрудниками. Так я попал в систему АСС ВМФ и вся моя последующая служба в офицерских званиях прошла под флагом АСС ВМФ.


                8. 40 НИИ МО.

Нельзя сказать, что меня обрадовало назначение. Морально я не был готов к службе в новых условиях, с новыми задачами. Кстати о задачах в рамках АСС я и понятия не имел. Я понимал лишь одно - прощай теория корабля. А ведь в Институте противоракетной обороны работа предполагалась чисто по профилю специализации
приобретенной в ВМАКВ. Но офицер предполагает, а начальство распределяет. Прибыли, представились, и вместо напряженной научной работы нас направили в Севастополь в так называемую Водолазную Академию. Да не просто направили, а откомандировали сроком на три месяца. За это время мы должны были изучить все виды водолазного снаряжения и опробовать их. То есть выполнить практические спуски под воду. Честно говоря, мне эта водолазная экзотика удовольствия не доставляла. Я делал все, но через силу. Дело в том, что у меня в этот период стали проявляться признаки боязни замкнутого пространства. Есть такая болезнь. И когда меня запечатывали в 3-х болтовое снаряжение, я чувствовал себя не очень комфортно. Правда на внешнем поведении это не сказывалось.
Но вот «академия» закончена, зачеты приняты, и мы едем в Ленинград.
Вся моя деятельность в 40 НИИ была направлена, как бы это сказать точно, не строго в русле канонов и законов АСС. Я больше занимался подводными лодками. Они, конечно, имели отношение к АСС, но в АСС большее внимание уделяли спасению кораблей, тушению пожаров, буксировкам аварийных кораблей и т.д. и т.п.
А занятия подводными лодками уводили немного в сторону, поскольку требовали других знаний и усилий. Заслуга в том, что истинные «спасатели» были вынуждены заниматься не свойственными им задачами, безусловно принадлежит бывшему в то время начальником АСС ВМФ контр-адмиралу Н.П.Чикеру. Умнейший был человек. Жаль, что свои задумки он не смог реализовать до конца. Но начал их. Вот в это новое для АСС направление попал и я.
Мне пришлось заниматься меньше спасательными подводными лодками, больше глубоководными аппаратами.

                Спасательные подводные лодки.
Прообразом современных спасательных подводных лодок стал проект эксперименталь-ной спасательной подводной лодки пр. 666 - ЭСПЛ. Лодка эта проектировалась и строилась на базе ПЛ пр. 613. Первый отсек был переоборудован и в нем размещена поточно-декомпрессионная водолазная камера Лодку дооборудовали дополнительными движителями для осуществления поперечных перемещений, установили специальные подводные якоря, снабдили дополнительной гидроакустикой. На носовой комингс - площадке устанавливался Управляемый подводный снаряд - У ПС. Он предназначался для осуществления спасения подводников так называемым «сухим» способом. УПС переходил от лодки-носителя к аварийной ПЛ. Пристыковывался к ее комингс - площадке, открывался люк подводники переходили в УПС, который благополучно следовал к носителю и передавал подводников. Кстати, учения по спасению было проведено с фактическим переводом подводника из «аварийной» лодки в спасательную. «Спасенным» подводником был старший нашей группа А.И. Никитинский. Он очень ревниво оберегал «чудо» своего творения и очень боялся как бы кто-то не сделал лучше или раньше его.
Мне он поручил разрабатывать теорию постановки лодки на подводные якоря и «хождение» на них. Внешне простая, на поверку задачка оказалась гораздо сложнее. Но мне удалось разработать методику постановки лодки на подводные якоря, которая была использована фактически. Здесь хочется вспомнить один случай. Когда командиру бригады подводных лодок контр-адмиралу С.П.Горбатовскому доложили, что планируется учение по перемещению одной лодки в непосредственной близости от другой, лежащей на грунте, да еще перемещения на подводных якорях, то Горбатовский вспылил и бросил такую фразу: «Выгоните этого Мануйлова с бригады и не пускайте его более никогда». Но до доклада Горбатовскому я все согласовал с командирами подводных лодок. Они попытались переубедить Горбатовского и им это удалось. "Ладно, - говорит, - я погорячился. Готовьте учение." Учение прошло гладко. Были отдельные запомнившиеся случаи на испытаниях УПС. Это маленькое «яйцо» водоизмещением всего 11,5 м3. Напичкан он аккумуляторами. двигателями, акустикой, регенерацией и всем необходимым для плавания под водой в автономном режиме. Экипаж три человека. Не повернуться, ни встать, ни размяться. Мы в УПС были втроем - командир, помощник и я. Задраили люки. Сняли давление в камере присоса и здесь, что-то случилось с манипулятором. А система такая - УПС центрируется строго по центру камеры шлюза при помощи тросика, закрепляемого манипулятором за скобу на люке лодки. Так вот, мы уже как бы «отсосались» от лодки, а отойти не можем - мешает этот самый трос. А трос заведен на катушку. Начинаем продувать балласт, чтобы всплыть за счет образовавшейся положительной плавучести. А катушка с тросом не разматывается. Ни мы не можем отойти от лодки, ни лодка не может всплыть, поскольку мы болтались над ней. Глубина правда небольшая - 40 метров. Ждать когда лодка вызовет аварийную партию долго и мучительно. Все-таки мандраж. Предлагаю - попытаться раскачать УПС перемещаясь в пределах возможного. На пятой или шестой попытке УПС начал всплывать. Мы всплыли на поверхность так, что крышка нашего люка возвышалась над водой сантиметров на семь-восемь. Посмотрели через глазки, видим, вода плещется. Открыли люк, первым вытолкнули прямо в воду помощника, он самый легкий. Затем вылез я и командир. В общем поход не удался, настроение было подавленное. Потом еще приходилось под водой в условиях УПС бороться с огнем и продуктами горения. Это также не прибавляло уверенности и бодрости. Когда в Ломоносове я доложил об этом командиру контр¬адмиралу С.Д.Зюзину, он разобрался, сказал, что наша техника может вызывать только доверие и уверенность. Много было на испытаниях и других случаев, но обо всем не расскажешь в коротком описании. В целом работа завершилась успешно. ЭСПЛ пр.666 стала прототипом спасательной подводной лодки пр. 940, а УПС лег в основу создания спасательных подводных снарядов.
Другое направление, которому отдано много сил и энергии - создание глубоководных аппаратов. ГА это по сути маленькая подводная лодка, предназначенная для погружения на большие глубины для выполнения поисково-рабочих и научно- исследовательских операций.
По сути, тот период был для нашей промышленности конструкторов и военных новой эрой в кораблестроении. Ранее ничего аналогичного в стране не делалось. Надо было организовать и провести более 250 НИР и ОКР, причем очень многое приходилось делать впервые. Надо было организовать строительство этих уникальных инженерных сооружений и их испытания. И если в работах по спасательной ПЛ я был одним из исполнителей, то в создании ГА мне выпала честь быть главным наблюдающим за проектированием, постройкой и испытаниями.

             Глубоководный аппарат «Поиск-2».
ГА «Поиск-2» это по сути маленькая подводная лодка водоизмещением около 70 м3, предназначенная для погружения на глубину до 2000 метров. Оборудован он был поисковыми и рабочими средствами, а также значительным комплексом научно-исследовательского оборудования - гидрографического, гидрологического, геофизического, геомагнитного. Создание ГА шло тяжело. Условия большой глубины, необходимость размещения оборудования вне прочного корпуса, малые габариты ГА, зачастую ставили разработчиков в тупик. Но и проектирование и строительство шли под неусыпным надзором системы контроля «Пуск-Персей». Раз в каждые полгода «отстающие» разработчики стояли на ковре зам. министра судостроительной промышленности Белоусова. Инъекции помогали. И дело шло. Для обеспечения испытаний и последующей эксплуатации надо было создавать базу. Первоначально были переоборудованные суда типа «Михаил Рудницкий», а для испытаний приспособили наш старый катамаран «Коммуна». Испытания проводились на Черном море и прошли в основном успешно. ГА «Поиск-2» благополучно достиг глубины 2000 метров и всплыл на поверхность. Об этом последнем испытании следует рассказать чуть подробнее.
Глубоководные испытания по условиям погоды проводились в декабре поздно вечером. Доставило ГА в район погружения и обеспечивало его работу судно «Коммуна». Исходя из необходимости иметь непрерывный гидроакустический контакт, «Коммуна» лежала в дрейфе. Дело в том, что гидроакустическая станция была установлена на платформе между корпусами. Если надо было дать ход платформа поднималась из воды, иначе бы она была просто сорвана потоком воды. Я с кем-то из членов комиссии залез на площадку, укрепленную на самой вершине ферм. Это для того, чтобы увидеть проблесковый огонь в случае незапланированного всплытия ГА. Погружение заняло часов семь-восемь. За это время погода порядком испортилась и «Коммуну» стало бросать с борта на борт. Крен доходил до 45°. Командир не мог дать ход по вышеупомянутой причине. Наконец нервы не выдержали, на какое-то время подняли гидроакустику и дали ход. Качка почти сразу снизилась до вполне сносной. Мы быстренько спустились вниз и завалились отдыхать - так нас измотало. «Коммуна» ходила в районе погружения ГА, периодически сбавляя ход и опуская гидроакустику. Наконец долгожданный крик: «Вижу проблесковый огонь». Подошли поближе, но штатно взять ГА не смогли из-за сильной волны. Пришлось «Поиску-2» выстреливать аварийный буксирный буй. В итоге с большими усилиями взяли его на буксир и повели в Казачью бухту. Так завершилась это эпопея с первым погружением на 2000 метров.
Были ли в этот период запоминающиеся случаи, не относившиеся к чисто профессио- нальной деятельности? Конечно были всех не опишешь. На отдельных остановлюсь. Ждали с проверкой нашей деятельности начальника 40 НИИ контр-адмирала С.Д. Зюзина. Я как и положено накануне «выбил» в бригаде легковую автомашину. Едем в Симферополь. На подъезде к городу обращаю внимание на непонятное поведение водителя. Хорошо, что попался ровный участок дороги. Шофер кричит: «Тормоза отказали!» А скорость как и положено за городом приличная. Я ему кричу: «Валяй в кювет!» А сам высунулся из окна, машу руками и кричу: «Тормоза отказали!» В итоге машина остановилась. Оказалось, лопнул тормозной шланг и вся тормозная жидкость вытекла. Времени в обрез. Самолет уже прилетел, а мне в лучшем случае еще более часа езды до аэропорта. Ну погорел. Нашел транспорт, еду а аэропорт. Приезжаю туда через два часа после приземления самолета. Иду и вдруг, о силы небесные, вижу С.Д.Зюзина и его заместителя К.А.Цыбина. Цыбин злой как черт, а Зюзин улыбается. «Ну вот видишь, не мог мой офицер не встретить меня. Здравствуй Мануйлов». Докладываю подробно о пришествии. Зюзин принимает мудрое решение. Связывается с дежурным ГАИ и ему дают служебную машину. Едем к месту аварии, машины нет. В ближайшем автомагазине говорят: «Да был шофер, купил тормозной жидкости, заклепал лопнувшую трубу и убыл в Севастополь. Вскоре в Севастополь прибыли и мы.

                Глубоководный аппарат «Поиск-6».
Это уже больше исследовательский аппарат, предназначенный для работ на глубине 6000 метров. «Поиск-6» это батискаф, тоже подводное техническое средство, но с иными принципами поддержания плавучести. Вообще глубоководные аппараты и подводные лодки имеют различные принципы поддержания плавучести под водой. При погружении без хода корпус подводной лодки обжимается. Сила плавучести уменьшается, а масса лодки остается неизменной. Следовательно по мере погружения без хода лодка будет ускорять свое погружение. Чтобы удержать ее от этого необходимо производить откачку воды за борт, т.е. снижать массу лодки, что на практике и делается.
Глубоководные аппараты имеют очень жесткие прочные корпуса, которые по мере роста давления не обжимаются. В итоге баланс плавучесть-масса не нарушается. Но растет плотность воды. И тогда на определенной глубине ГА «зависает» как лодка на «жидком грунте». Чтобы погрузиться дальше надо принимать воду из-за борта. На ГА «Поиск-2» для погружения на 2000 м надо принять около 800 литров воды. На ГА «Поиск-6» для погружения на 6000 м надо принять около 11 тонн. В отличие от «Поиска-2» где вода принималась в специальную цистерну, на «Поиске-6» осуществлялся выпуск части бензина из цистерн плавучести и приема в них забортной воды. Для всплытия «Поиск-2» откачивает воду, а «Поиск-6» стравливает дробь. Но закончим этот маленький экскурс в теорию погружения ПЛ и ГА.
Испытания ГА «Поиск-6» проводились в два этапа на Черном море и на Тихом океане и требовали гораздо большей подготовки необходимой базы. На Черном море ограничились переоборудованием танкера «Дон» для заправки ГА легковесным заполнителем, остальные работы делались на сдаточной базе завода-строителя и на борту носителей ГА «Поиск-2» - СПС «Коммуна» и «Михаил Рудницкий». На Дальнем Востоке дело обстояло серьезнее. Надо было завершить переоборудование плавдока, так, чтобы в нем размещался ГА, были разнообразные лаборатории, поддерживалась постоянно в течение года плюсовая температура и еще тысяча заморочек. Надо было создать и разместить на берегу хранилище легковесного заполнителя с насосной системой. Надо было создать и отладить дроби - дробилку. Это тоже довольно сложное техническое сооружение. Надо было оборудовать теплый ангар на берегу. Надо было иметь и танкер с легковесным заполнителем. И очень многое другое. Работ было по уши. Но делать то надо. ГА «Поиск-6» привезли в Петропавловск-Камчатский на специальном транспорте. Испытания в основном были проведены на Черном море, а на Дальнем Востоке стояла одна задача - глубоководное погружение. Пробные погружения были сделаны при мне. Лично я погружался в ГА «Поиск-6» на не очень большую глубину - 800 метров. В общем ГА «Поиск-6» был готов к глубоководному погружению. Но время шло. Наступил 1985 год - год моей демобилизации. И в дальнейших работах я уже участия не принимал. Хотя в этот период произошли значительные события. В 1985 и 1986 годах ГА «Поиск-6» дважды погружался на глубину до 6000 метров и выполнял все необходимые работы. Затем по свидетельствам очевидцев был назначен новый председатель госприемки. Он оказался неумным и некомпетентным человеком и своими неправильными распоряжениями привел к тому, что ГА «Поиск-6» ударился о грунт, была нарушена герметичность цистерн плавучести из-за деформации продольных балок. В итоге ремонт в условиях Петропавловска- Камчатского произвести не смогли и «Поиск-6» поставили в док на хранение. Вся эта эпопея закончилась тем, что ГА «Поиск-6» и док-носитель списали в ОФИ. В настоящее время уникальный глубоководный аппарат ждет очереди на разделку.


        9. От Москвы до самых до окраин: Гамбург - Петропавловск-Камчатский.

Работа как всегда шла своим чередом. Работы было много, работа была напряженная. Вдруг где-то в конце мая 1977г. меня вызывает начальник института контр-адмирал В.Л.Зарембовский и говорит: «В июне в ФРГ будет проводиться совместный советско-западногерманский симпозиум по проблемам освоения Мирового Океана. Вы включены в состав делегации от Советского Союза». Я от неожиданности обалдел. Ведь это почетно, престижно и интересно. В назначенный день выезжаю в Москву. Узнаю состав нашей группы - от ЦНИИ им. акад. А.Н.Крылова, от Дальневосточного Политехнического института, от 40 НИИ ВМФ и от спецорганов. С нами были проведены предварительные беседы в ЦК КПСС. Беседой со мной курирующий это направление член ЦК КПСС остался доволен. Выдали загранпаспорта, командировочные. Сумма оказалось немалая - на питание и на возможные поездки внутри ФРГ с севера на юг страны. И вот мы в Шереметьево. Таможенный контроль, мы как спецделегация, практически не проходили. Самолет, рейс Москва - Франкфурт на Майне. Что творилось в моей душе описать трудно. Лечу за границу!
Накануне моей жене предложили туристическую путевку на майские праздники в Париж. Все было хорошо, но вот органы эту поездку отменили. Если бы, говорят, Ваш муж работал в Училище или Академии, тогда пожалуйста, но он работает в НИИ МО и значит нельзя. А я вот спустя месяц лечу в ФРГ. Франкфуртский аэропорт поразил нас своим размахом, ведь это крупнейший аэропорт в Европе. Он удивлял своей красочностью, своим богатством и необычностью. Даже внешний вид полицейских приводил в умиление. Ларьков, магазинчиков - тысячи. Особенно нас тогда поразило обилие секс - шопов. Входишь, сидит благообразная немка, а торгует на наш взгляд одними непристойностями. Это сейчас трудно чем-либо удивить, а тогда в 1977 году это был шок. В аэропорту мы пробыли недолго - около четырех часов, но успели его осмотреть почти весь. Дальше летим в Гамбург, разбег, быстрый набор высоты и нам уже несут всякую вкуснятину не успели подкрепиться, уже садимся в Гамбурге. Что меня поразило в этом полете, так это вид на поля. Обработаны все участки земли и строго размечены. В Гамбурге нас посадили в автобус и повезли за город в курортный городок типа Сестрорецка. Там разместили в гостинице и ознакомили с планом работ. Свобода нам была предоставлена почти абсолютная. Была всего одна рекомендация со стороны консульских работников - если гулять по Гамбургу, то лучше минимум вдвоем, во избежание разных инцидентов. Меня поселили в одноместном номере - шик да и только. Напротив гостиницы находился большой по нашему гастроном. И когда по утрам я выходил на балкон, то всякий раз видел, как хозяин переставлял цены на продукты. Для нас это было в высшей степени удивительно. Изобилие товаров не знало границ. Меня по этому поводу долго мучил вопрос, а куда девают такое изобилие мяса? Ведь не пропадает же оно. Наверное отправляют на переработку.
По работе у нас было все строго спланировано. Главными объектами нашей дея-тельности были немецкие фирмы «Блом унд Фосс», и «Телефункен». Выезжали мы и в другие города, на другие судостроительные заводы - это Бременхафен и другие. Но о работе я стараюсь писать меньше, наверное, это не всем интересно.
Досуг проводили по разному. Осмотрели весь город, даже забрели в район где сплошь таблички «частное владение». Там другой дух, другой стиль жизни. Величественный, спокойный, богатый. Побывали в музеях, в том числе и в музее восковых фигур. По своему размаху и значению музей в Гамбурге тогда был вторым после музея мадам Тюссо в Лондоне. В музее было много известных фигур. Из России - цари, Распутин, Ленин и Сталин. Но все это было как-то обычно. Выделялась своей необычностью, внутренней энергией группа сподвижников Гитлера во главе с фюрером. Видимо немцы решили придать фигуре Гитлера какой-то мифический характер. Он поражал своей внутренней силой. Остальные - Жаклин Кеннеди, сам Кеннеди, разные шейхи и другие были сделаны просто похожими. Поразила нас и другая достопримечательность Гамбурга - знаменитая Риппербан. Помните у Ремарка. Ведь Гамбург портовый город, ему нужна улица удовольствий. Риппербан начинается от площади-сквера, в центре которого стоит мощная скульптура Бисмарка. Кругом газоны, на травке лежат и кайфуют наркоманы. А за площадью - сквером Риппербан. Это расцвеченная сверкающими огнями реклам улица. Почти у каждой двери стоят зазывающие девочки и их суровые сутенеры. Вонь кругом страшная. Это жарят, варят, парят еду прямо на тротуарах. Чуть поодаль группа девочек с ключами от машины в руках. Пожалуйста, все 24 удовольствия. В целом на нас эта «улица удовольствий» произвела гнетущее впечатление. Но мужик есть мужик. Что-то хотелось и посмотреть. Взяли билеты на какое-то секс-шоу. Вначале кино на определенную тематику, со всеми подробностями, описывать которые не рискну. Дальше - хуже. Выходят на помост партнеры по сексу, сбрасывают халаты и начинается фактическая демонстрация различных приемов, вы уже догадались каких. Выйти невозможно, смотреть противно. Когда все кончилось вышли на воздух и с облегчением вздохнули. Были мы на этом зрелище, как кстати и на других вмести с ректором Дальневосточного Политехнического института Б.Ф. Титаевым. С ним мы вообще много бродили по Гамбургу. Устроили мы немцам и прием. Водка была своя, бутерброды закупили. Разложили сувениры. Я привез несколько печатных изданий по Эрмитажу, но на английском и французском языках. Мои книги разошлись мгновенно. Водка была выпита вся, хотя ее было в достатке. В общем погудели нормально. На прощание немцы пригласили нас в загородный ресторан. Везли на разных машинах. Я был один с водителем, который говорил по-русски. Надо отдельно сказать о дорогах. Дороги в ФРГ это фантастика. Едем разговариваем - у меня машина, у него машина. Я говорю на наших дорогах и машинах самая приемлемая скорость 90 км/ч. Немец говорит - «Мой «Мерседес» уже не новый, но попробуем». Начинает давить на газ. Средняя скорость машин на автобане - 150 - 160 км/ч. Так мы эти машины стали обгонять и причем запросто. Я вжался в сидение. Смотрю на спидометр - 200 км/ч! Малейшее неверное движение рулем и мы разобьемся о разграничительные надолбы. Вдруг водитель говорит: «Нам скоро сворачивать» и сбавляет скорость. На сердце стало спокойнее. Ресторан стоял на берегу живописного озера. Очень красиво и посидели мы хорошо. Пили кто что. Я больше предпочитал дегустировать различные сорта пива.
Запомнился и такой случай. Начальник отдела фирмы «Телефункен» пригласил несколько человек из нашей группы, в том числе и меня, к себе в гости. Жил он за городом. Привезли нас. Хороший коттедж, дорожки, ухоженная трава. Все как надо. Вошли в дом. Вдоль стен в гостиной шкафы. У нас они забиты книгами, а у них ни одной книжки. В целом вечер удался. Попозже хозяин повел нас в подвальное помещение, где у него был оборудован бар. Время уже позднее, а ехать до гостиницы километров 30. Хозяин понял наше волнение и говорит: «Не беспокойтесь такси уже заказаны и они отвезут вас в гостиницу». Так и получилось.
Но вот пришло время отъезда. Купили родным сувениры и в путь. Москва нас встретила не сверкающим видом. Пока ехали из Шереметьева до центра удивлялись разнице в оформлении городов. Там яркие краски, потоки рекламы. У нас серые одинаковые фасады домов. Но вот, наконец, мы и дома. В гостях, конечно, хорошо но дома лучше. Для полного завершения командировки надо писать подробный отчет, чем я и занялся. Смешно, но для завершения отчета потребовалось около 15 дней. Отчет, конечно, был о другом, и написан был в ином ключе. Прошло всего несколько дней. Еще не поблекли впечатления о поездке в ФРГ, как вдруг приходит директива, что я включен в состав группы направлявшейся на Дальний Восток для решения вопросов о подготовке базы для испытаний и последующей эксплуатации ГА «Поиск-6». Во Владивосток лечу из Ленинграда. Четыре промежуточных посадки и мы прилетели.
Не буду утомлять вас перипетиями, связанными с работами. Работа была у всех.
Скажу только, что с командующим ТОФ мы встречались трижды. Однажды ждем в приемной, выходит командующий, показывает на два стоящих в стороне кресла и говорит: «Какое из них больше подойдет Генеральному Секретарю?» Я оказался к нему ближе всех и говорю: «По-моему вот это». Он отвечает: «Мне оно тоже больше нравится». Потом на фотографиях я видел нашего генсека в этом кресле, установленном на мостике крейсера.
Предстояло также посетить Петропавловск-Камчатский. Туда мы летели самолетом командующего ТОФ, тем самым, который позже разбился под Ленинградом. В салоне командующего играли в «козла». Приземлились в аэропорту Елизово. Камчатка меня поразила не меньше чем ФРГ. Поразила своей совершенно неописуемой красотой, величественностью. Это что-то. На Камчатке мы попали в распоряжение командующего Камчатской военной флотилией. Опуская деловые вопросы, которых оказалось сверх головы, принимали нас очень хорошо. В один из следующих приездов в Петропавловск-Камчатский, дело было в феврале, нам устроили подледную охоту на гольца. Выехали за город на реку Авача. Сопровождавший нас капитан-лейтенант, снабдив нас необходимыми снастями, отошел куда-то за поворот, метров за 300 от нас. Мы проторчали на льду Авачи более четырех часов, замерзли и проголодались. Некоторые из нас сумели поймать по пять-шесть рыбешек длиной по 8-10 сантиметров. Вдруг появляется капитан-лейтенант и выгружает полный рюкзак больших, более 0,5 метра гольцов. Вот говорит и уха наша. Мы просто обалдели. Быстро соорудили на льду треноги, собрали сухие дрова, обработали рыбу, заложили ее в котел, и процесс пошел. Уха была просто великолепная. Чудесная погода, горячительные напитки, вкуснейшая уха. Просто восторг. Но меня еще поразил и такой факт. Пока варилась уха котелок, вместе с треногой постепенно уходили под лед. В итоге, когда уха поспела, наш котелок оказался на одном уровне с поверхностью льда. Я имею в виду верхнюю кромку котелка. Забегая вперед, скажу - когда мы улетали, в аэропорту Елизово ждали самолета. И вдруг я почувствовал какой-то необъяснимый внутренний страх. Не могу понять, что со мной, почему. Позже узнал - в Петропавловске зафиксиировано землетрясение силой 3 балла. Недаром звери бегут из зоны землетрясения.
Особое впечатление произвела Паратунка. Пригласили нас попробовать удовольствие от бассейна. Приехали, разделись в помещении. Вроде ничего. Говорят: «Теперь выходите». На улице -18° С, снегу по голову. Вначале, конечно, недоверие и мандраж. Но надо выходить. Босиком по снегу добежали до первого бассейна и бултых в воду. Вода в первом бассейне где-то +35-36 0 С. На голове сразу образовалась шапка инея. В первом бассейне можно поплавать, резвиться. Даже интересно. Переходим во второй бассейн там температура градусов 38. Тоже можно порезвиться, но с осторожностью. Наконец мы в третьем бассейне. Температура воды в нем +41° С ! Там необходимо просто стоять и прогреваться. Предложили выйти на снег. Вышли, повалялись в снегу, никаких отрицательных эмоций, даже приятно. Снова в воду и вскоре и на выход. Затем обед с лимонником и ты как в облаках витаешь. Самые приятные впечатления.
Но дела сделаны, летим во Владивосток, а затем в Ленинград. Перед вылетом нам посоветовали зайти на базу военторга, но не просто зайти, а по записке. Приходим: «Вам что?», «А что у вас есть?», «У нас есть все, даже пиво американское». Набрали всякой всячины. Я взял трехлитровую банку красной икры из бочки и деликатесные консервы. Приехали в гостиницу, упаковали все что можно в чемоданы. Я еще в Петропавловске купил Раечке кое какие золотые вещи - кольца, кулоны. Они лежали в чемодане. Почему-то я их переложил в карман тужурки. А в чемодан положил консервы деликатесные и обычные - рагу из осетровых рыб. Приехали в аэропорт «Артем». Сдали вещи, прошли регистрацию. Ждем посадки на самолет один час, два. Говорят погода. Но погода люкс. Узнаем, ждут прилета Брежнева и закрыли все воздушное пространство от Хабаровска до Владивостока. Он тогда встречался во Владивостоке с Никсоном. Прождали сутки пока нас не пригласили на посадку. Летим домой. У меня первое место сразу за тамбуром перед пилотской кабиной. Там часто появлялся командир корабля. Разговорились. Он пригласил меня в пилотскую кабину посмотреть как работают летчики. Я киваю налево: «А можно?». «Можно»- отвечает он. И вот все четыре посадки и взлета я провел в кабине пилотов. Это было очень интересным, я бы даже сказал захватывающим зрелищем. Ленинград не принял по погоде. Летим в Таллин. Оказывается никто из пилотов в Таллине не садился. Все всматриваются ища зрительно взлетно-посадочную полосу. «Вижу полосу» - докладывает второй пилот. Я спрашиваю: «Да где же она?» Оказывается с высоты 9000 метров это маленькая черточка, которую увидеть-то трудно. В Таллине задержались всего на четыре часа. Домой прилетел дико уставшим и сразу лег спать. Утром стал разбирать чемодан. Деликатесные консервы - икру, чавычу - как ветром сдуло. Хорошо, что хоть золото убрал в карман. Звоню в аэропорт начальнику отдела перевозок. Это женщина. Она говорит, что когда сама летит в Сочи, то сдает чемодан в упаковку, иначе растащат все ценное. Вот такие дела. Больше на Дальний Восток я не летал. Много было и других интересных случаев, но обо всем не расскажешь, и я заканчиваю на этом свое повествование.


                10. Вместо заключения.

На этом моя служба ВМФ в офицерских должностях заканчивается. Впереди было еще 16 лет службы в 1 ЦНИИ МО в должности от старшего научного сотрудника до заведующего историческим отделом. Но об этом периоде возможно и появятся воспоминания, если мое нежелание писать перевесит жесткий пресс М.М.Демыкина.
Что-то в этом повествовании получилось не совсем так, что-то совсем не так.
Не взыщите и извините.
Но что возьмешь с больного человека.
               

                Ю.Мануйлов

г.Санкт-Петербург
31 больница, III отделение
палата №11
20.01.2004-01.02.2004.