Сказка о Владимире Высоцком

Москва. Весна 1980-го.

В темном ирреальном пространстве стоит Гамлет. Над ним витают затемненные сущности.

Через полотно картины, напоминающее стену из цветного стекла, Гамлет и сущности могут видеть реальный мир, мастерскую Художника, позирующего в мастерской Поэта.

Художник близок к завершению портрета. На портрете Поэт изображен с удавкой на шее. Над Поэтом, изображенном на портрете,  витают затемненные сущности.

В ирреальном пространстве одна из сущностей обратилась к Гамлету:

- А ведь Художник не случайно появился в твоей жизни. Это знак приближающихся событий.

- Есть предчувствие, - ответил Гамлет.

- Может быть, оставить театр, прекратить выступления, разъединиться с поклонниками, друзьями, приятелями? Изменить жизнь? К лучшему? – спросила вторая сущность.

- Я люблю и любим, я востребован, пишу, пою, играю. Меня любят все. Один – кто я и что я? Без публики, без поклонников, без тех, кто мне близок? – отвечал Гамлет.

- Робинзон – или отшельник – это, конечно, совсем другой тип личности, другое устройство мировоззрения, - вступила в обсуждение третья сущность. -  Уметь быть в уединении, верить, читать священные тексты. А если «ни во что не верит – назло всем»?

Гамлет промолчал. Пожал плечами. Потом добавил:

- Я тоже – может быть - Робинзон. «И  снизу  лёд,  и  сверху — маюсь  между». Придет время, вспомню священные тексты.

- Значит, тебе с нами комфортно? – спросила четвертая сущность.

Гамлет снова промолчал.

Удавка не его шее подзатянулась.

В реальном пространстве мастерской Художника Поэт поднялся со стула и сделал стойку на руках: вниз головой и вверх ногами.

- Отлично, - оценил Художник. – Не возникала мысль пройти на яхте в одиночку, от Южной Африки до Австралии? Через Индийский океан, сквозь «ревущие сороковые»?

Поймав мгновение шутливости, Поэт попросил:

- Эти сущности на портрете меня словно раздражают. Нельзя ли затенить их еще более?

- Но я их уже по Вашей просьбе затенил, их почти не видно. Впрочем, можно сделать пару мазков, раз поступила такая просьба.

Художник сделал несколько движений кистью и произнес:

- Но удавка-то никуда не исчезает… Затягивается…

Поэт промолчал. Потом повернулся к портрету.

- Видно мастера, - высказался он. – Страсти, страсти, страсти! Вы великолепный художник, маэстро. Никто, никто, никто не смог бы написать такой портрет!

- Хотелось бы быть похожим на Вас, - вырвалось у Поэта.

- Помолитесь за меня! – добавил Владимир Высоцкий.

- Я молюсь, - ответил Художник, невольно коснувшись рукой Библии, лежавшей рядом с ним.

- Сегодняшний сеанс, видимо, завершен, - уточнил Художник.

- Да, маэстро. Сегодня я снова играю главную роль!.. Обстоятельства сложились так, что я при деньгах. Портрет почти завершен, и я рассчитаюсь досрочно. Мы согласовали двести рублей, но я заплачу двойную сумму – четыреста рублей.

Художник пожал плечами, как бы говоря: «Стоит ли спорить?».

- Меня ждет сцена. Вынужден прощаться, - сказал Поэт.

- Мне этот портрет нравится не меньше, а, может быть, больше, чем Вам. Встреча с Вами – для меня – знак. Никто не мог бы мне дать тот бесценный урок, который дали мне Вы, - сказал Художник. И добавил с оттенком шутки:

- Придет время, я выкуплю этот портрет за сорок тысяч… Долларов.

Поэт пожал плечами, как бы говоря: «Стоит ли спорить?».

Поэт шел по улице.

Ветер принес запах ладана.

«Церкви, свечи, пение, молящаяся Москва», - подумал Поэт.

Творческая натура не дремала. Появилась мысль: «А что, если с посохом - не заходя в театр – богомольцем, странником Божиим, по монастырям, по святым местам? Истлеет, рассыпется в прах удавка!». Следом – сомнение: «Обступят, не дадут пройти, идти, потребуют рассказов, автографов, песен?..».

«Всё  человечество  давно
Хронически  больно.»

Из окон домов по сторонам улицы звучали записанные на магнитофонную ленту строки: «Смотри, какие клоуны!».

Неизвестно откуда в сознании Поэта появились строки:
«… нет истины…
… пагуба…
… открытый гроб…
… языком своим льстят…».

Когда-то проходил рядом с открытыми дверями церкви? Услышал песнопение? «Отголоском старинных молитв»? Запечатлелись в памяти, в сердце?

«Значит – быть», - подумал Поэт. – «Уединиться… Просить… Не был ни человекохищником, ни кровожадным, ни коварным…».

Вспомнился портрет. «Вот, посмотрел на себя…», - подумал Поэт. «Каюсь!  Каюсь,  каюсь!».


23 февраля 2017 года – 24 февраля 2017 года.


Рецензии