Анёвушкино морё часть 4

Часть 4 «Прощание с морем»

       Степан без спехоты, со стояночками шел по берегу, часто остаиваясь прям у кромки. Море зеркалило, слепило, отражало глубокое небесьё. Глядень маячил впереди, врезаясь отвесной скалой в море. Издали донёсся девий голосок: «Дедушка, я здесь, уже бегу». Девонька босоножкой, бежала по берегу, забегая на мелководье в море. Брызги на солнце сверкали и рассыпались сукрестиками. Степан  ждал, глядя на  Ирку и опять грудь теснило от печально-радостной боли – будто въяве к нему бежала Анёвушка.
Видение ушло, когда Ирка подбежала счастливая и мокрая. Подол выцветшего платьишка обмокрел, с волосёнок стекали блескучие капельки.
- Вода то небось студёна, нито прогрелась на мелкоте?
- Неа, тёплая. Ой дедушка здрастуй! - поклонилась, даже рукой  чиркнула по прибрежному песку. А в глазах хитрые искорки, солнечными бликами от морской воды озеленили серые глаза.
Степан прятал улыбку в усы, оглаживая бороду.
- Ну,  пойдем девонька, нонче не откажусь от твоей помочи, косточки ломит, хоть и лоссо на мори. Видно перемена ветру будет.
Устроившись на глядене, Ирка затараторила, сглатывая слова
- Ой, а мы скоро уезжаем, папке на работу уже надо. А я не хочу домой, там моря нет. Как же я буду-то? И про Анёвушка что потом?
Степан глазами показал на сижалку. Ирка охолонула, присела.
- Сказ мой для тебя не закончиться, не беднись, и море от тебя не уйдет – твёрдо с расстановкой проговорил.
- Как Анёвушка в море сходила расскажу, сколь успею, а далее – время да память тебя поведут, надея есть, што сама ежели расстараешься, то уведаешься. Вот послушай:
    -  Сходила Анёвушка в море вот и  всяка недобрая оказея ея да артель обошла. Скорополучно вынулись, все возвернулись. Я усторонке то встречал да подмечал, тревожило меня уж который день за девоньку. Сама-то Анёвушка смурна была, в глазах зелень холодная, а лик как будто жаром огненным опалённый.  Михайло тож какой-то смурной, не задорился. Хотел он к Анёвушке подступитьце с каким-то запросом, она только процедила «Прощевай!». Михаил проводил её взглядом, вздохнул. А за Анёвушкой побежал Федька. Он зуйком ходил тогда на этом судне. Парнишка то пробивной, но галушник ещё тот. Обогнал он Анёвушку, шептанул что-то, а она зарделась, толканула его. А он то галитце.
       Развернулась Анёвушка да на свой глядень пошла. Михайло смотрел на неё, а в глазах такая потеря да печаль. На той же день ушёл он, сказывали на Архангельский берег подалсе.
      Ирка щурилась, глядя на безбрежное зеркало, а на Степана бросила извинительный и какой-то не по детски печальный взгляд, как будто знала что это их последна встреча. Степан заметил эти взгляды, сердце защемило. Оглядев море, продолжил:
     - Боле Анёвушка в море на далгий ход не ходила.  Так здесь на своей бережине промышляла. И с морем усмирились. Она не могла без него, да и море знаки примирительные ей зачало давать. О Михаиле молчала, хмурилась, ежели я его поминал, да разговор уводила.   Не вопрошал я ее, понял, что задел он её душу.  Мужик-то был набоистой.  А об ём ни вести, ни пАвести. Анёвушка опеть же в тоску не ушла, хоть и видно было, что мысли её часто на нём цеплялись. Два года пролетело, Анёвушка школу местную за прежни года всю восполнила. Грамотея стала, книжки сурьёзные читала, самоуком много чего постигала.
     - А ты то как,  в грамоте-то - сильна? – спросил Степан Ирку, которая слушала едва заметный шелест волн.
     - Я читать люблю, рисовать тоже. Помолчала, как будто не всё хотела сказать. Степан не стал расспрашивать, глянул на небо, солнце ярило, глаза приходилось прикрывать. Ирка тоже разомлев на солнышке, обсохнув, щурилась, поглядывая на продвижение солнца.
- Ну далее то про Анёвушку доскажу.
    - Нежданно то Михайло коршик  возвернулсе.  Пришёл к нам со Стешей, я то думал так по делам промысловым, ан нет. Для порядку побеседовал о море да погоду, а далее никак не выйдет на прямой ход – на главную тему.  Помялся чуть  да и  вывелся на искомое, что приехал мол не просто так, в жоны Анёвушку брать. Я ответил ему:
- Брать-то немудренно, а позвать да согласьё найти второпях не сложитсе. Анёвушка-то не слаба духом, много чего знает да умеет, на ровнях с ней надо. 
Михаил посмурнел, раздумчиво проговорил:
     - Знаю уж, в море-то видел её, порой блазнилось что колдунья рядом.
Я ему объяснение представил:
- Не колдунья, а ведунья, а ещё обавница, да знахарка. Трудно с ей-то будет, ведь глянет и всё скрытое узнат, что тогда?
- А мне скрывать нечего, без неё не могу, как без моря.
    Поддержал я Михало:
- Ежели, взаболь сказываешь, то на глЯдене на схожьи ищи её да наединась поговори. Наверить её нать тебе.
        Степан замолчал. Ирка притихла, боясь разреветься, как будто чуяла, что прощаться пора пришла и с морем и с Анёвушкой.
Степан с печалью продолжил:
    - Встретил я Анёвушку погодя на глядене. Это была наша последна встреча когда я её по-отцову порядку назвал.
- Как же Анёвушкино морё без тебя, да и ты без нево? – спросил я её. Аневушка молчала, с теплой грустью оглядывая морскую ширь.
- Ничего, дяинька, оно со мной всегда. Наперед не ведаю, только связана я с ним. Оно ведь моё – Анёвушкино.
- Слушай, а у тя море то како было, как вы с им притирались-то.- спросила Анёвушка, деланно равнодушным голосам, пряча слезы.
 - Дак для меня морё-то было причально.  Мальчонкой меня отец-то СтепАнко звал, а деревня-то переиначила,  сначала Стенок, а потом Стенкой прозвали. А стенкой то причал значил. Вот я морё-то своё стеношное проживал. Ранё-то начал трудиться. Прежде много судёнышек да карбасов к нашей стенке прикОлились.  Сам-то в морё пошёл поздно, в осемнадцать.  В перьвой раз пошёл, дак море со мной заговорило. С тых пор детство отошло да Стенка моя кончилась. – Степан замолчал,  слушал да оглядывал морё, не хотел, чтобы Анёвушка слезливую грусть в голосе да во взгляде узрела. Волны медленно, согласно находили на берег.
        Степан вздохнул, и море вдруг волной протяжно повторило этот тоскующий вздох. Ирка молчала и отворачивалась. Слезинки прятала, невзначай смахивала, а голос выдавал, сдерживалась, чтобы не разреветься по-детски жалобно и в голос.
   - Что слезу-то прячешь? В себя не жми то. Вашему племени надо уметь плакать то. Жизнь долга, потребуется и не одна слеза. Плачь девонька это как слова. Им ведь можно внимание притянуть, обиду отпустить, горё ослабить. Когда на душе тяжко и плакать нать от души.  В деле токмо умываться слезами не след.
У Ирки глаза быстро обсохли. Она уже сдерживала улыбку.
- Во-во и смех тоже от души должон, он человека спасти может.
-Как это? – спросила Ирка, не сдерживая улыбки.
- Дак, от горя ли беды какой, человек окаменеть может, как на тот свет сойти, ни крику, ни стона, ни слёз из него, вот и пусто в душе, да в голове. А нать чтобы живой был. Вот тут можно его смехотвориной окатить, горе с радостью соединит.
Степан вздохнул бодро с протягом, ему тем же ответило море.
- А солнце уж окунулось в воды. Пора тебе.
- Дедушка, так это значит Анёвушкино море? - спросила Ирка, глядя на море.
- Может и есть, а может оно уже и твоё? Степан не договорил, махнул рукой, иди уж.
      Ирка поклонилась , слетела с угора и побежала к своему морю. Она опять мчалась по мокрому песку, забегая в воду. Брызги радужные окружали её. Ирка прощалась с Анёвушкиным морем. А Степан как будто снова прощался с Анёвушкой.

Продолжение следует.
Словник:
Сукрестики - звёздочки
Лоссо - штиль
Галушник - насмешник
Галиться - насмехается
Блазниться - казаться

Картина из интернета.