Сади Нагокова глава4

4.
Четыре месяца просто пролетели в заботах о сыне, таких приятных и необычных. В квартире сестры стало тесновато, и Сади вместе с Елизаветой Михайловной перебрались к Леониду Дольскому, чем тот был очень доволен.
- Вот! Теперь я спокоен. Здесь вам будет хорошо.
- Спасибо, Лёня! Просто не знаю, как тебя благодарить.
- Ну, что ты, Сади. Пустое. Твоему малышу будет здесь лучше, да и парк рядом, море. А воздух! Чувствуете?
- Да, да, Лёня, - улыбалась Сади. Однако мрачные мысли не покидали её. «Как сообщить Рафаилу?» – думала она. «Как он там? Столько времени ничего не знаю». Сердце её просто разрывалось. «Бедный папа, где он? Жив ли?» Другая невесёлая мысль. И так постоянно.
В один из апрельских вечеров пришёл в гости Борис.
- Да! Здесь вам просторней, явно. А без вас скучно. Вот, зашёл проведать. Анна на работе задерживается, - 
он протянул Елизавете Михайловне незаметно для Сади деньги, приложив палец к губам. Елизавета Михайловна смутившись, промолчала. Пили чай, Борис интересовался, не нужно ли чего, есть ли какие-нибудь вести?
- Никаких, - сокрушённо произнесла Сади. Затем спросила:
- Боренька, скажи, кто-то в пароходстве у тебя плавает в Италию?
- Да, Степан Чернева вторым помощником на «Луганске» ходит уже полгода в Чивитавеккью. А что?
- А в Венецию?
- Надо узнать, Сади. Понимаю. Обязательно узнаю.
В это время раздался голосок проснувшегося дитя. Сади поспешила к нему, кормить.
- А как назвали? – почему-то шёпотом спросил Борис.
- Лёвушка! Лёвушка! – радостно откликнулась Елизавета Михайловна, и глаза её, всегда потухшие от тяжёлых душевных дум, радостно засветились.
Через неделю, появившийся и запыхавшийся Борис, радостно сообщил, что в начале месяца в Венецию зайдёт за грузом Паша Цыбин на своём «Александре Невском».
- Паше можно верить! Я его знаю всю жизнь. Механик от Бога. Сделает, точно сделает! Так что, ты говори что?
- Я напишу Рафаилу маленькую записку. Хорошо?
- Пиши, пиши! А как Паша найдёт его? Он же, как я знаю, в Милане.
- Я расскажу, как найти Франко, а тот передаст Рафаилу.
- А-а-а! Вот здорово! Ну, готовься. Я побежал, - и Борис стремительно ушёл, бросив, - зайду на неделе. Хорошо?
Чуть позже, когда Сади уложила Лёвушку, Елизавета Михайловна, почему-то шёпотом произнесла:
- Доченька! Понимаешь, это ведь опасно. Да и человек может пострадать, – она умолкла и ждала реакцию Сади.
- Ты о чём, мама? – Сади посмотрела на Елизавету Михайловну. – Неужели о маленькой записочке Рафаилу?
- Да! Время-то какое, доченька. Посмотри, что вокруг творится. И папа… - она замолчала, и крупные слёзы вдруг выступили у неё на глазах.
- Да, да, ты права, моя хорошая, - Сади обняла мать и так вот они молча сидели в полумраке комнаты.
- А как быть? Как? – нарушила молчание Сади. – Это единственная возможность, мама. Как, как связаться с Рафаилом?
- Писать опасно, Сади, - Елизавета Михайловна встрепенулась и посмотрела на Сади, - передай на словах. Он поймёт, доченька.
- Хорошо! Ты права, права. Боже, что за время! Что будет?
- Надеюсь, что всё это скоро кончится, моя хорошая. И папа вернётся. Поймут, что нельзя так. Да и другие. Не могут быть они все врагами. Тут что-то не так. Знает ли об этом товарищ Сталин? Почему он не запретит это? Боже, Боже!
- Успокойся, мама. Я верю, что там всё узнают и накажут всех, кто незаслуженно творит такое над хорошими людьми.
- Ой, хорошо бы, - Елизавета Михайловна улыбнулась горькой улыбкой, - только уже не верится в справедливость, доченька. Бедный, бедный Серёжа…
В четверг, к вечеру в квартиру просто ворвался Иван Павлович. Академик был взволнован, нетерпелив и, как всегда, шумен.
- Дорогие мои! Насилу нашёл вас! Был у Анны, вот она и направила.
- Ванечка! Ты ли это? – Елизавета Михайловна кинулась на широкую грудь академика.
- Я, Лизок, натурально я! И знаешь, с хорошими вестями.
- Что, что? Серёжу отпустили, говори? – Елизавета Михайловна заглядывала в глаза Ивана Павловича.
- Нет… нет, Лиза… Но жив, жив! И мой зам его видел там, в Караганде.
- Кто? Где, где? Когда? – лепетала Елизавета Михайловна, почти лишившись чувств.
- Да ты, Лизонька, сядь, не волнуйся, всё, всё поведаю без утайки, - усадил Иван Павлович Елизавету Михайловну на тахту. – А ты, красавица, иди, обниму тебя, - повернулся Иван Павлович к Сади. – Молодчина, такого сына родила! Хвалю! – и он крепко поцеловал Сади. – Чаю дадите? – лукаво спросил обескураженных женщин. Сади кинулась на кухню делать ужин.
Уже за столом, Иван Павлович, понизив голос, сообщил, что заглянул на часок, что ждёт его машина и что утренним экспрессом возвращается в Москву.
- Времени в обрез, дорогие мои. В Одессу просто сбежал на день и только к вам, так что сами понимаете, не дети… Ну да ладно.
- Ваня, о Серёже расскажи! – умоляюще попросила Елизавета Михайловна.
- Лизок, за этим и приехал. Официально, конечно, на открытие санатория в Аркадии, где авторствую. Сами понимаете. Однако, о главном: ГУЛАГ обратился к нам в академию направить комиссию в Караганду. Хотят расширять шахтное хозяйство. Стране нужен уголь, металл. Так вот, мой Станислав, ты его, Лиза, знаешь, Станислав Лукич Неверов, поехал во главе комиссии туда, - Иван Павлович отпил из стакана, заметив, что чаёк отменный. – Ходят, смотрят, знакомятся с документацией, просят показать места раскопа. Спустились на низовый горизонт и тут…, - Иван Павлович делает паузу и смотрит на совершенно обомлевших женщин – видит Серёжу, в ватнике, с тачкой породы. Конечно, его трудно было узнать, но Станислав узнал. Бывал ведь в гостях и неоднократно. Сергей его тотчас признал, но вида не подал. Ну а дальше сколотили ударную бригаду проектировщиков, по настоянию Станислава включили в неё Серёжу, он ведь специалист, и какой! Дали десять дней на всё про всё. Так что в следующем месяце комиссия вновь будет там с проверкой. Вот! – Иван Павлович посмотрел на женщин, у которых в три ручья текли слёзы. Слёзы радости.
- Ну, ну! Лизонька, Сади, Серёжа жив, это главное. А там, как получится. Вот! Рад, что донёс всё это до вас. Разберутся, верю. Однако, надо набраться терпения. Буду звонить. – Он посмотрел на часы и засуетился.
- Всё, всё. Ждёт машина, улетаю, но буду на связи.
Прощались очень сердечно. Какой груз упал со страдающей души! Серёжа жив! Ещё долго Елизавета Михайловна и Сади сидели обнявшись на тахте. Жизнь медленно возвращалась.
- Ты, Паша, только заглянешь к ним, передашь буквально несколько слов и задний ход, на судно. Понял? – Борис заинтересовано смотрел на улыбающегося Пашу Цыбина.
- Идёт, идёт, так может и письмецо какое?
- Писем не надо. Сам понимаешь, что в пароходстве делается сейчас.
- Да-а-а! Ты прав, Борис. Ну на словах, так на словах.
Сади взволновано стала объяснять Паше Цыбину, как найти дом Аннет Навилло, что передать Франко, который найдёт Рафаила в Милане.
- Пусть передаст Рафаилу, что у него родился сын и что я сейчас временно живу в Одессе. Понятно?
- Это вполне. А дальше? Как он вас найдёт? – Паша смотрел в ожидании на Сади.
- Пусть скажет Рафаилу, что живу в доме морского пароходства…
- Квартира семь, Паша, - уточнила Анна и решительно посмотрела на Сади.
- Спасибо, дорогая, - благодарно ответила Сади.
- Ну, дружок, не подведи. Да и смотри там, если что, ты ничего не знаешь. Гулял по городу, забрёл куда-то, попросил воды и как выйти к порту. Вот, - Борис очень серьёзно инструктировал Пашу Цыбина.
- Брось, Боря, не маленький, всё сделаю! Спасибо за угощение, пойду. – Паша ушёл. Сади заторопилась домой, где её ждали Елизавета Михайловна и Лёвушка.
- Поцелуй маму, пусть немного успокоится. Хорошую весть принёс дядя Ваня, - сёстры обнялись.
Одесса благоухала пряным ароматом бушующей белой акации, распустившейся сирени, блистала изящными свечами цветущих каштанов. Тёплый морской бриз приносил солёный воздух моря и атмосферу радостного прихода весны. Был воскресный день и приморский парк наполнился весёлой публикой, так долго ждавшей тепло, яркую зелень травы и цветение каштанов. Сади устроилась на одной из скамеек возле открытой эстрады, где резвились дети, любопытство которых не знало границ и запретов. Быть на сцене казалось так необычно, и они устроили свои игры прямо на ней! Взрослые с умилением взирали на детские игры.
- А вот и она, - услышала Сади голос Анны.
Она непроизвольно повернула голову на голос, продолжая качать коляску со спящим Лёвушкой. К ней подходила запыхавшаяся сестра. За ней, отставая немного, шла статная немолодая, но очень эффектная женщина, лицо которой не скрывало волнения.
- Сади, Сади, вот ты где! – Анна обняла Сади и поцеловала, - вот познакомься, - она повернулась к женщине. Женщина с явным волнением протянула руку вставшей со скамейки Сади и произнесла:
- Софья Семёновна, - пожала руку Сади, не выпуская её и пристально смотря ей в глаза.
- Сади, - ответила на приветствие Сади и посмотрела на женщину, затем на раскрасневшуюся Анну.
- А я мама Рафаила, Сади – продолжила женщина, и Сади от неожиданности снова села на скамейку.
- Да, да, милая моя! Я тоже волнуюсь! Боже, как я волнуюсь. Вот вы какая! Да, Рафаил прав, вы красавица! Боже, Боже, покажите мне младенца. Сын Рафаила! Не может быть! Это чудо!
Сади откинула марлевую занавеску, прикрывающую личико спящего Лёвушки.
- Копия Рафаил! Боже, какой красавец. Лёвушка! Лёвушка, я твоя бабушка! – детским голоском произнесла Софья Семёновна. Но Лёвушка, надышавшись морским воздухом, продолжал крепко спать.
- А наша прогулка уже кончилась, - заметила, всё ещё волнуясь, Сади. – Нам пора домой. Лёвушку надо кормить.
- Да, да! Конечно, - засуетилась Софья Семёновна. Я тоже хочу скорее познакомиться с вашей мамой. Боже, как я волнуюсь! Какой сегодня день! Просто восторг!
Знакомство двух бабушек Лёвушки состоялось. Елизавета Михайловна, ошеломлённая непосредственностью Софьи Семёновны, была несколько смущена, однако всё это прошло за разговорами, чаем, узнаванием подробностей жизни и неподдельной радостью гостьи, попавшей так вот сразу в семью, уже, как ей казалось, близкую и родную.
- Как жаль, что я не могу повидаться с вашим супругом, Елизавета Михайловна, - воскликнула вдруг Софья Семёновна. – У меня семинар, и я целый месяц буду в Москве. Рафаил написал мне, что ваш супруг, отец Сади, очень болен! – Все переглянулись, а Елизавета Михайловна недоумёно посмотрела на Софью Семёновну. – Да, болезнь тяжёлая, но даст Бог на Лермонтовском курорте, в Одессе он поправится. Я очень верю в наших врачей. Обещаю, что по возвращению из Москвы приму ваше приглашение и посещу больного Сергея Яковлевича. Боже, даже не верится, что вчера я даже не знала вас. А сегодня вы – самые дорогие и близкие люди!
Анна из-за спины Софьи Семёновны показала Сади, что ждёт её на кухне.
- Простите, пойду помогу Анне, - воспользовалась предлогом Сади и уединилась на время с Анной.
- Слушай, разве Рафаил не знает, что папа арестован? – Анна, смотря в упор, ждала ответа.
- Нет! Я ему сказала, что он болен.
- А почему он болен и находится в Лермонтовке?
- Это, видимо, фантазия Паши Цыбина. Больше некому.
- Да, сестрёнка, попали мы в историю!
- А я думаю, что ничего страшного. Расскажу Рафаилу, он всё поймёт.
- Он – может быть. А вот его матушка – вряд ли.
- Почему ты так решила, Анюта?
- Чувствую, Сади. Ох! Что-то будет! Ну да ладно, держим эту линию. Приедет Рафаил, посмотрим. – Сёстры вернулись к столу.
Софья Семёновна поведала, что Рафаил должен вернуться из Италии к августу, что его ждёт работа в музыкальной школе Столярского и что у него большие перспективы.
- Я была очень рада всему. Дождёмся Рафаила, как он будет счастлив! Вот там и решим всё, - Софья Семёновна встала, собираясь уходить. – Я буду у вас теперь регулярно, если вы не возражаете. Как хорошо, что Рафаил сообщил мне о вас! Боже!
- Мы будем вам рады, Софья Семёновна,  - Елизавета Михайловна протянула руку для прощания.
- Не провожайте, я доеду на «пятом». Почти до дома, - и Софья Семёновна ушла радостная и довольная.
- Она не знает об аресте Серёжи? – взволновано спросила Елизавета Михайловна после ухода Софьи Семёновны.
- Нет, мама, - Анна помолчала и добавила, - а может это и к лучшему.
- Нет, нет! Это плохо. Как дальше скрывать от неё, от Рафаила?
- Вот приедет Рафаил, я всё расскажу ему. Он поймёт, я в этом уверена.
- Ну смотри, дочка. Тебе виднее. Но сердце моё болит. Господи, что ты делаешь с нами? – и Елизавета Михайловна ушла в комнату к Лёвушке.
«Как жаль, что Рафаил не написал ничего мне», - думала Сади. «Как я надеялась получить хоть маленькую весточку от него!» Но затем, вот эта встреча с его мамой, их сближение и общий дружеский настрой успокаивали волнение души и только близкий приезд Рафаила становился смыслом приятного ожидания. Да сознание, что отец жив, что о нём пришла весть, вселяло надежду на лучшее.
Как-то в начале лета Софья Семёновна, в очередной свой приход, завела разговор о работе, на которую, когда Лёвушка подрастёт, должна будет устраиваться Сади. Разумеется, это была работа по специальности.
- У вас, моя дорогая, редкий голос и школа Дангони. Только в театр. Поверьте мне. Я много лет занимаюсь музыкой. Всех знаю. Думаю, мне не откажут. Ну и что, что был перерыв? Это не важно. Вам надо петь.
- Да, - соглашалась Сади. – Но вот Лёвушка мал ещё, там посмотрим.
- Конечно. Сейчас ребёнок – это главное. Но театр, сцена, это так увлекательно, - Софья Семёновна была совершенно искренна. – Я наведу справки.
Сади возразила, напомнив, что ещё рано говорить об этом, что заботы о сыне – это её работа.
Сестра Анна выезжала с детским садом пароходства, где она была заведующей, на лесную дачу, в деревню.
- Я договорилась, Сади, ты поедешь со мной. Там Лёвушке будет хорошо.
- А можно, Анюта?
- Так я ведь договорилась. Вот странная. Собирайся. Машина будет через три дня. Будем жить вместе. Природа, лес, река. И мама здесь немного отдохнёт. А потом и она, возможно, приедет на несколько дней.
- Хорошо бы, Анюта, - радовалась Сади. – Только вот Софье Семёновне надо оставить адрес на случай, если Рафаил приедет.
- Да, да! Запиши, пожалуйста. Деревня Карыстовка. Это за Раздельной, ещё сорок километров. Летняя дача пароходства. Там все знают. Оставь маме, она передаст.
Елизавета Михайловна тяжело расставалась с дочерьми, и Леонид Дольский успокаивал всех:
- Не волнуйтесь! Я буду помогать тёте Лизе. Отдыхайте на здоровье. Всё будет хорошо.
- Спасибо, Лёня! Ты такой добрый. Что бы мы без тебя делали?
- Ну-ну, мои дорогие! Это лишнее. Следите за Лёвушкой, сами постарайтесь отдохнуть. Всего вам хорошего! – смущался Леонид.
Тихая деревенская жизнь несколько успокоила Сади. Окружение детворы, мягкая прохлада леса, широкие просторы луга и неспешное течение реки, всё благоприятно влияло на её настроение. Она чаще улыбалась, была, как всегда, приветлива. Ожидание приезда Рафаила и обещанные Иваном Павловичем сведения об отце, вернули некоторое спокойствие. А соседство Анны сделало пребывание на даче действительно отдыхом. Лёвушка приносил радостные минуты, рос замечательным мальчуганом, и это радовало Сади. Наступление августа обострило ожидание приезда Рафаила. Сади жила этой встречей, но она не наступала. Воскресные посещения родных и близких, отдыхающих на даче, приносили радостную суету в размеренную жизнь и дыхание города.
В один из таких дней неожиданно появился Леонид Дольский вместе с Елизаветой Михайловной.
- Вот, ухожу в Евпаторию через три дня. Правда не на долго.  Перегоняю судно на ремонт. Так что мама будет временно одна.
- Ничего, ничего, родные. Я не потеряюсь, - улыбнулась Елизавета Михайловна. – Как у вас здесь хорошо, спокойно. Райское место. А как вырос Лёвушка!
- Мама, есть ли какие вести от дяди Вани?
- Нет! И меня это очень беспокоит. Как там? Что с Серёжей? Боже, помоги, - Елизавета Михайловна умолкла, затем спросила:
- Когда приедет Рафаил?
Сади с грустью в голосе откликнулась:
- Я сама извелась, мама, август кончается, вот, а его нет.
Помолчали. Каждый думал о своём.
- Верю, дождёшься, доченька, - обняла Сади Елизавета Михайловна, - приедет твой суженный. Я верю. Всё образуется.
Три дня пролетели стремительно. Провожали гостей с грустью в глазах, но бодрыми напутствиями. «Слепой» дождик принёс прохладу и свежесть. Прозрачные нити под лучами низкого солнца создавали сказочную картину лесного царства, полного сверкающими бриллиантами, и Сади залюбовалась всем этим. Лёвушка был занят своими игрушками. Сладостная истома коснулась души, измученной неизвестностью. Какая-то необычная тишина радости и покоя объяла всё вокруг. Где-то там, вдали, по протоптанной тропинке к веранде, на которой спрятались от летнего дождя Сади и Лёвушка, приближался под широким зонтом мужчина. Сердце Сади внезапно вздрогнуло. Она стремительно выбежала под дождь. К ней, отбросив зонт на траву, бежал Рафаил.