потеха

 шутки шутками, но они были двумя одноклассниками совершенно идентичными с виду, не считая того что Оливер красил волосы, и я знал что его зовут Оливер Л. меня при этом не звали никак, он красился в белый, выдавая себя за скандинава, мне же краситься нужды не было, так как я и без того был блондин, его это, очевидно, весьма раздражало, так как он меня с первого класса ненавидел и дразнил и был слегка выше ростом и очень настойчив в своих притязаниях и угрожая пистолетом завел вместо урока в некое школьное помещение вроде курилки или раздевалки, а может быть, оранжереи или пустого бассейна, или какой-то тесной сторожки, где свет пыльными лучами просачивался сквозь щели в дощатых стенах, и в качестве неимоверного унижения заставил надеть девичье платье, прямо поверх джинс и кедов это выглядело разве что глупо, и я совершенно никакого унижения или подобающего стыда не испытывал, а лишь нечто вроде томления или скуки и слабого недоумения, но он велел ждать и вышел ненадолго из комнаты, и когда вернулся, сделалось уже очень смешно, ибо он и сам тогда оказался переодет в платье с той разницей, что джинс и кедов в отличие от меня на нем не было, и все это по причине нашего сходства выглядело весьма естественно, и пожалуй, я даже нашел его хорошеньким и даже подумал, что ему идет, но тут он стал колотить себя пистолетом по башке и орать МАЛО ТОГО ЧТО ТЫ МЕНЯ ЗАСТАВЛЯЕШЬ ВСЕ ЭТО ТРЯПЬЕ НАПЯЛИВАТЬ, ТАК ТЕПЕРЬ ЕЩЕ И МИСТЕРА И МИССИС УАЙТ ВЫНУДИЛ ЗА ЭТИМ ПОДСМАТРИВАТЬ, обращаясь, по-видимому, к голосам у себя в голове, и тогда я пришел к выводу, что Оливер на самом деле совершенно безумен, а значит, невозможно предсказать, что ему там втемяшится в следующие пять минут, а потом до меня дошло, что раз он до такой степени неприкрыто сумасшедший, то я могу сделать с ним все, что душе угодно, а потом пристрелить и сказать, что все это была самооборона, и мне поверят, потому что не может он тусоваться таким психом незаметно для всех. увидев, что я смеюсь, Оливер окончательно слетел с катушек и стал от ярости и досады приплясывать и подскакивать на месте с воплями и плевками, а я никак не мог угомониться и думал при этом о том, что платье на мне надето какое-то дурацкое, где он его взял вообще, такое дурацкое платье, короткое и с пышной юбкой, как на пятилетних девочек, темно-синее и в мелкий цветочек, словно бабушкин халат. на самом Оливере шмотка была чуток поэлегантней, быть может, такие легкие черные платья без рукавов и выточек под сиськи называются сарафан, я точно не знаю, но благодаря ему стало странным образом бросаться в глаза, что не очень-то мы и похожи, и что на самом деле Оливер куда более долговяз, нескладен и плюгав, чем я, он тоже это заметил и от досады едва не расплакался и стал кричать, что он ариец, а я не ариец. я больше не думал, что он хорошенький, так как думал нечто подобное про себя, что прежде предпочитал от себя скрывать, пистолет у него в руках был, тем не менее, настоящий, и мне плевать было, где он его раздобыл, также как и на все остальное, я был, пожалуй, даже рад, что дело так обернулось, поскольку это служило поводом, чтобы прогулять школу, а что может быть мучительнее, чем не прогуливать школу таким запредельным октябрьским утром с пыльным солнцем, пустынными улицами, бездонными дворами и тополиным шелестом, когда все вокруг хрустальное и колодезное, а ты вынужден сидеть запертый в этом аквариуме шесть часов подряд и старательно сдерживаться и делать вид, что тебя все это интересует. однако же, для дальнейшего развития событий в дело требовалось подлить масла, так что я совершил над собой усилие, успокоился и произнес - а по-моему, ты пидор какой-то, а не ариец, - тогда ему уже ничего не оставалось, кроме как кинуться в драку, а мне только того и нужно было, а когда я отобрал пистолет, он сразу присмирел и поник, разбитая губа и взлохмаченные крашеные волосы придали ему окончательно жалкий вид. при помощи пистолета я повел его куда-то вдоль железной дороги, по которой грохотали товарняки с цистернами и крытыми вагонами, куда-то на огороды, в платье по улице идти было холодно, так как утренняя дымка еще не успела рассеяться, зато никакие прохожие нам не встретились и помешать этому шествию не смогли, а потом на старательно вскопанной чьими-то заботливыми руками грядке я повалил его на рыхлую землю и сделал вид, будто собираюсь произвести с ним ряд насильственных действий, которые производить на самом деле не собирался, так как это было бы слишком отвратительно, просто я знал, что это повергнет его в панику, так и вышло, в конце концов он начал хныкать и умолять и меня это разозлило, так что я набил ему полный рот земли, чтобы заткнуть, и стал рассказывать что-то про червей, которых мы у него в брюхе поселим, вскоре мне надоело и это, так что я снял пистолет с предохранителя и уткнул дуло ему в голову и начал считать до десяти, но здесь откуда-то снизу вдруг послышались чьи-то крики постой не надо мы пошутили, я отвлекся и огляделся по сторонам и выяснил, что железнодорожной насыпи справа от меня больше не было, и моста вдалеке тоже не было, и пистолета у меня не было, и платьев не было, не было и Оливера, а только зыбкие куболитры родникового воздуха, небо синее, как будто над Гастингсом 14 октября в 1066 году, солнце яркое, просторы бескрайние, стоя на крыше какой-то многоэтажки я смотрел вниз на толпу движущихся мишеней, представленных моими одноклассниками и еще кем-то там, и собирался в них плюнуть, тайно сожалея об отсутствии в инвентаре снайперской винтовки, внезапный порыв ветра чуть не сбил меня с ног, и от этого снова стало смешно