10. 16. Пополнение. Потапов

26 апреля было снова солнечно, тихо, правда, прохладнее, около 18 градусов.

В тот день подполковник Мамчур подписал длинный-предлинный приказ №16:
«Нижепоименованный командно-начальствующий состав, прибывший из ОК 28 Армии для пополнения бригады, назначается…»
В читальном зале Подольского архива я долго листал пожелтевшие страницы, прежде чем нашел нужный пункт:
«28. Командир минометной роты 3 батальона 905 стрелкового полка 248 дивизии, прибывший из госпиталя по выздоровлении лейтенант Пискунов Петр Тимофеевич – командиром минометной роты 1 отдельного стрелкового батальона с 18.IV.1943 г.».
{5.1, л.62}

Части все так же вели перестрелку с противником, занимались боевой подготовкой.
В соответствии с распоряжением командующего армией производилась рекогносцировка оборонительной полосы:
предстояло пересмотреть организацию противотанковой обороны.
{10.А.3, л.283}

Боевые порядки первого батальона периодически подвергались вражескому минометному и пулеметному огню.
{10.А.3}
Авиация противника вела разведку участка нашей обороны.
{10.19, л.38}

В оперативной сводке №142 штаба 98-й осбр за 26.04.1943 года сообщалось: немцы ежедневно производят инженерные работы по скатам высот в районах Голубячего и Ново-Бахмутского.

Этот день командир минометной роты провел в ещё одном взводе – им, скорей всего, командовал младший лейтенант Потапов.

Общались командир роты и командир взвода, не зная и даже не догадываясь, что вскоре немало испытаний
придется перенести последнему.

Но об этом позже.
А пока взводный рассказывал о себе.
Родился Николай Иванович в 1923 году в селе Мироновка Питерского района Саратовской области.
Там остался его младший брат Владимир.
Отца и матери нет.
Комсомолец.

По окончании пехотного училища, где его, как и моего отца, готовили на артиллериста, поставили командовать
взводом автоматчиков.
(Вообще-то такая практика вышестоящим командованием осуждалась.)

В плен попал в начале года в бою у села Самодуровка Ростовской области.
Большинство бойцов его взвода погибли, а у него кончились патроны и нечем было застрелиться, когда окружили фашисты.

«Медленно тянулась наша безрадостная, голодная жизнь.
Меню не менялось: утром, в обед и вечером все та же баланда из брюквы и дважды в неделю — килограммовая буханка эрзац-хлеба.

Брюква настолько надоела, что при одном виде ее в голодном желудке возникали мучительные спазмы, становилось муторно,
того и гляди, вырвет.
А есть все равно надо, иначе сдохнешь.
И ели, через силу запихивая в свою утробу куски ненавистной брюквы.
 
Эрзац-хлеб оставался хлебом, который поддерживал жизнь невольников.
Но от нашей крохотной пайки хлеба полицаи каждый раз урывали для себя, как они выражались, положенную долю.
Попробуй, запротестуй — тут же будешь избит до полусмерти.
За нас заступиться было некому, немцы на дикость полицаев смотрели сквозь пальцы, даже поощряли их за жестокость».
{14.48}

Но в концлагере был недолго, освободили наши.
Потом, как и в случае с Земсковым, фильтрационный пункт, проверка СМЕРШа - и на фронт.
Правда, понизили в звании до младшего лейтенанта…

С наступлением темноты возобновились инженерные работы.
За ночь дополнительно оборудованы пять основных стрелковых окопов и пятнадцать ложных, три простейшие землянки,
отрыто семьдесят погонных метров ходов сообщения, расчищено с полтысячи  квадратных метров обзора и обстрела.
{10.А.3, л.302}