Где растет золотая ветвь

Претендент на место жреца мог добиться его только одним способом — убив своего предшественника, и удерживал он эту должность до тех пор, пока его не убивал более сильный и ловкий конкурент.
Джеймс Джордж Фрэзер, «Золотая ветвь»


Стоя по щиколотку в сугробе и закрываясь воротником пальто от ледяного ветра, я смотрел на старую панельную пятиэтажку. Снег, колючий и по-особенному холодный, словно его принесло прямо с Ледовитого океана, проникал под шарф и обжигал шею. И хотя от холода пальцы уже задубели, я не торопился зайти в подъезд.

Типичная хрущевка, построенная на краю света, но имеющая близнецов по всему бывшему СССР. Привычная, серая, где в квартирах с крашеными дощатыми полами можно чувствовать безнадежность и уют одновременно. В окнах мелькали силуэты людей и отсветы экрана телевизора. Самая обычная хрущевка…

В голове не укладывалось, что где-то там внутри обитает человек, наделенный безграничной властью, демиург целого мира.

Пускай не нашего, но вполне настоящего.

Я засунул руку за полу пальто и потрогал рукоятку кинжала. Сегодня я займу его место.

Потоптавшись еще немного, я собрался с духом и пошел к подъезду. Лестница встретила меня знакомым с детства ароматом, в котором смешались запахи старой половой тряпки, окурков, пыли и тушеной капусты. Первая дверь направо от лестницы, старая и ветхая, косяк рассохся, а обивка, модная лет тридцать назад, порвалась. В самом низу были многочисленные следы когтей собаки или кошки, будто животное пыталось сделать подкоп. Я не расспрашивал соседей, но не сомневался, что они скажут: хозяева квартиры съехали еще при Ельцине, а новых так и не появилось. Для маленького заполярного городка такие случаи редкими не были.
Замерзшие пальцы не слушались. Действуя словно в боксерских перчатках, я достал отмычки, купленные за копейки на китайском сайте, неловко просунул крючки в замочную скважину и зашевелил ими туда-сюда. Взломщик из меня был так себе, но замок легко поддался. Я задержал дыхание, боясь лишним движением грудной клетки спугнуть удачу. Дверь пришлось толкнуть плечом, чтобы она сдвинулась с места на несколько сантиметров, но все равно открыть ее было слишком просто.

Слишком просто.

Страх совсем сковал мне легкие.

Может, стоит повернуть назад, пока не поздно? Тихо прикрыть дверь, на цыпочках уйти, сесть на поезд и вернуться домой к своей жизни, построить карьеру, завести семью, путешествовать, жить дальше, жить прекрасной, счастливой, полной жизнью, жить и никогда не вспоминать об этом доме?

Из горла вырвался обреченный смешок. Я понимал, что, шагнув дальше, могу попасть в ловушку и погибнуть напрасно, но не мог остановиться сейчас, когда дверь между привычной реальностью и неизвестностью уже открыта. Я просто не простил бы себе такого малодушия. Заставив себя все-таки вдохнуть, я открыл дверь шире и отскочил в сторону. Я ожидал, что из темноты дверного проема обрушится поток пулеметного огня, вылетит стрела арбалета, или сам демиург бросится на меня с ножом, защищая себя, но все было тихо. Подождав на всякий случай еще с полминуты, я перешагнул порог.

Воздух был спертым, как в очень душном чулане, забитом старыми, пыльными одеялами. Если кислород способен скиснуть, то именно это с ним здесь и произошло.
Переключатель нашелся быстро, он был сразу у входа. Я щелкнул клавишей, и тусклая, покрытая толстым слоем пыли лампочка осветила узкий коридор. Типичная постсоветская прихожая. Вдоль стены от пола до потолка стояли шкафы, везде, где только возможно, были встроены антресоли, а в конце находилось трюмо. Я с опаской заглянул в отражение, ожидая увидеть искаженную реальность, черную мглу или недружелюбную тень за своей спиной, но ничего такого там не было. Просто зеркало. Чтобы убедиться, я даже постучал по нему пальцем — стекло как стекло. Если бы я не был так уверен, то решил бы, что проник в обычную брошенную квартиру. Но я знал: он здесь и эта ширма бытовухи не способна сбить меня со следа.

Я прошел на кухню. Кто бы ни покинул эту квартиру последним, он не потрудился прибраться. В мойке стояла грязная посуда, остатки еды не ней либо ссохлись, либо сгнили, но, на удивление, по ней не ползали насекомые, не выросла плесень. Краска на стенках облупилась, кафель местами отвалился. Оконные рамы подгнили и сквозили, наверное, только благодаря этому я до сих пор не задохнулся.

Туалет и ванная были в таком же запущенном состоянии.

Обстановка в комнате отличалась: было грязнее. Пыльный, протертый коврик смялся, по углам облезлых стен налипла какая-то дрянь, похожая на засохшую рвоту, шторы отсутствовали, но замызганное стекло гасило большую часть и без того тусклого света. В углу, словно собачьи миски, стояли две тарелки, в них и вокруг лежали остатки пищи: слипшаяся каша, кусок куриной ножки, разваренные макароны. Во времена моего детства такими помоями подкармливали дворовых собак и кошек. Я пригляделся — все относительно свежее, пару дней от силы. Сердце застучало быстрее: я на правильном пути.

Неужели он, демиург, это ест? Неужели он здесь живет вот так и никогда не выходит? Это, вообще, возможно — так существовать?

Неужели я готов променять свою жизнь вот на это?

Вторая комната была темной и совсем засранной. Мусор на полу лежал таким плотным слоем, что ступить было некуда. Пришлось идти прямо по вещам, если, конечно, гнилые тряпки, сломанный хлам и отходы называть вещами. Опустившиеся бомжи и то живут лучше.

А что меня удивляет? В этом мире он существует постольку-поскольку. Все, что ему здесь надо, так это поддерживать тело в живом состоянии и защищаться от посягательств людей вроде меня. Настоящая жизнь в другом мире, и он там всесилен. Там он может есть самую лучшую пищу, спать на самых удобных кроватях и в компании самых красивых женщин, там ему не страшны ни болезни, ни смерть. Здесь у него могут прогнить все зубы, но там это его не волнует, там он может преобразовывать свое тело, как хочет. Захочет — примет облик старика, захочет — юноши, захочет — девушки. И ему неважно, сколько времени он проживет здесь, ведь там время идет так, как захочет он. Там он может перекраивать законы мироздания под свои желания. Захочет — включит магию, захочет — отключит, захочет — люди смогут жить по триста лет, надоест — выкосит всех эпидемией, захочет — будет жизнь после смерти, не захочет — не будет. Единственное, чего он не может, так это повлиять на наш мир, но нужно ли ему это?

Я оглядел комнату. Разве все это не стоит того, чтобы здесь жить вот так?
Я замотал головой, пытаясь отбросить лишнее и сосредоточиться на главном: где демиург? Не вышел же он за хлебом… Или вышел? Где-то же он берет себе еду. Судя по двери, ее не открывали годами, а значит, либо он прячется здесь… Либо есть другой выход! Эта мысль была крайне привлекательной: меня пугала перспектива быть властелином своего мира, но не выходить за пределы грязной конуры в этом.
Вдохновленный догадкой, я начал обыскивать квартиру. Это было не самым простым и приятным занятием: я все время рисковал наступить или влезть рукой во что-то гадкое. Когда я заглянул во все шкафы, под диваны, ковры и кровати, моя, казалось бы, нерушимая уверенность начала гаснуть. Туда ли я попал? Может, год поисков был напрасен, может, легенда врет? Может, я приехал в этот заснеженный городок, чтобы влезть в жилище местных сумасшедших бомжей?

В отчаянии я сел на продавленный диван и закрыл лицо ладонями. Вместе с легким сквозняком до меня дошла характерная вонь, которая не вписывалась в здешний смрад: запах сырого подвала. Подвал! Я подскочил и начал раскидывать валяющийся мусор.

Вот оно! В самом углу, прикрытая сломанным стулом и протухшей от сырости подушкой пряталась дыра в полу. Выглядела она так, словно ее прогрызла огромная крыса. Края были острые, но диаметр вполне позволял пролезть. Я застегнул все карманы, убрал торчащие хлястики, завязал шнурки потуже и полез вниз.

Ход вел через перекрытия и технические пустоты стены в подвал, судя по всему, в ту часть, что не часто посещали коммунальные службы. Узкий из-за жрущих пространство труб коридор освещала одна-единственная лампочка. Сжав одной рукой фонарик, а другой клинок, я пошел налево и метров через десять уткнулся в тупик, где валялась куча грязных тряпок. Постель?

Закусив губу от неприятного предчувствия, я направился в другую сторону. Подвал был типовым, но не без нововведений в планировку. В паре мест красовалась кирпичная кладка. Наверное, в девяностые, когда всем было на все наплевать, кто-то из предприимчивых жильцов урвал себе кусок площади под личные нужды. Еще мое внимание привлек темный проход, путь в который преграждали трубы. Их, конечно, можно было перелезть или проползти под ними, но все равно странно. Видно, к моменту капремонта его совсем прекратили использовать, и строители не стали париться. Я решил, что обязательно загляну туда на обратном пути.

Коридоры привели к выходу в подъезд. Лестница, а за ней решетка, как обычно. Мой взгляд зацепился за миски. Такие ставят жильцы, чтобы подкармливать беспризорных животных. Слипшаяся каша, кусок куриной ножки, разваренные макароны…
Из-под ног словно выбили почву. Голова пошла кругом. От рухнувшего на меня понимания я не мог вздохнуть. Демиург не вышел за хлебом, он не выходит никуда, даже за едой, а питается помоями для подвальных кошек.

Но почему?!

Мне нужен был воздух! На ватных ногах, стараясь держаться за стену, я поспешил обратно.

Уже миновав перекрытый трубами проход, я понял, что в его темноте что-то было. До боли вдавив пальцы в рукоять клинка, я обернулся. Я был готов ко многому, но не к этому. То, что стояло прямо передо мной, настолько поражало, что даже страх отошел на задний план.

Его облик был ужасен. Силуэт отдаленно походил на моржа или морского льва: огромная бесформенная туша, опирающиеся на передние руки… Лапы? Кожа в язвах и гноящихся швах. В этом с трудом узнавались человеческие очертания.
Демиург не позволил долго себя разглядывать. Он оскалился, продемонстрировав рот без зубов, и неожиданно быстро для такого тела полез ко мне через трубы. Я увидел, что ноги его были обрублены по колено, а сукровица из пролежней скрепила обрубки между собой подобно хвосту.

Я был слишком ошеломлен и поздно среагировал. Чудовище повалило меня и придавило сверху. Он был легче, чем выглядел. Я сбросил его с себя и вскочил на ноги. Несмотря на жуткий вид, противником демиург оказался слабым, неповоротливым и безоружным.

И, тем не менее, невероятно отчаянным.

Издав булькающий вопль, он понесся в атаку. Я с размаху ударил ногой в челюсть, сломав ее. Он не удержал равновесия и упал, воя от боли. Я запрыгнул сверху и начал бить рукояткой клинка между глаз пока не почувствовал, что сопротивление пропало.

Он был еще жив. Обессиленный, он лежал без движения. Его полные слез глаза смотрели прямо мне в душу. Я приставил клинок к тому месту, где под вспухшей плотью должно было быть горло. Одно движение — и я займу его место.

Я смотрел на его изуродованное тело, и в голове выстроилась цепочка догадок. Мгновение, и перед глазами резко вспыхнули образы того, что случилось с ним, или того, что ожидает меня. Без разницы. Ведь меня ожидает точно то же самое.


Я в грязной раковине смываю кровь предыдущего демиурга с рук. Мне хочется выйти на улицу и вдохнуть свежего воздуха, но я совсем без сил, поэтому с трудом дохожу до кровати и падаю на нее. Она такая грязная, в ней наверняка живут вши или клопы, но от усталости мне нет до этого дела. Все завтра, а сейчас нужно просто отдохнуть. Стоит мне лечь, как вместо сна я оказываюсь в другом мире, он похож на наш, там живут люди, но все законы природы в нем подчинены моей воле. Я могу делать все, что угодно! Абсолютная, безграничная свобода!

Я не знаю, сколько там пробыл, что там делал, но я возвращаюсь обратно в тело. Оно болит, и усталость никуда не делась. Сколько прошло времени? Пытаюсь дойти до двери, но ноги не слушаются. Голова кружится. Падаю. Меня тошнит. Обессиленный я ложусь на пол прямо в рвоту.

Не знаю, сколько времени я пробыл в своем мире, но снова возвращаюсь в тело в вонючей луже. Я смотрю на руки, они чудовищно опухли. С трудом подползаю к зеркалу и не могу узнать свое лицо. Что со мной?

Я снова ухожу в свой восхитительный мир и возвращаюсь. Я ничего не помню, но знаю одно: там прекрасно и я не хочу оттуда уходить.

Я чувствую голод. Мне нужны продукты, может, в этой помойке осталось что-то съедобное. Так и есть! Консервы!

Ухожу — возвращаюсь.

Не знаю, сколько времени прошло там. Не знаю, сколько времени прошло здесь.

Что с моим телом?! Оно вспухло и продолжает деформироваться, кожа лопается от натяжения. Я не могу выйти. Меня либо убьют, приняв за чудовище, либо увезут в больницу или цирк, неважно куда, но я не смогу вернуться в свой прекрасный мир.

Ухожу — возвращаюсь. Опять возвращаюсь в этот ад!

Не хочу возвращаться, я хочу всегда быть там, но боль выдергивает меня обратно! В некоторых местах кожа совсем разошлась. Нахожу нитки и зашиваю. Швы неровные и совершенно точно загноятся, но так все равно лучше.

Швы помогли, я смог пробыть там дольше, чем обычно, по крайней мере, мне так кажется. К сожалению, долгое отсутствие не прошло даром — у меня появились пролежни. Я хочу есть. Консервы закончились.

Лежа у двери, я слышу, как скребется собака, как хозяин раздраженно оттаскивает ее. Я жду другого звука. Вот! Открывается дверь квартиры напротив и слышны шаркающие шаги. «Кис-кис-кис!» — зовет моя соседка, а я спешу к дыре в полу, проползти по сырым коридорам подвала и успеть забрать еду первым. Знала бы она, что кормит не кошек, а властелина целого мира!

Ноги гниют. Боль выдергивает меня обратно. Их надо отрубить.
Мне тяжело каждый раз спускаться в подвал, поэтому я просто натаскал тряпок и сплю теперь там. Особой разницы нет. Иногда я поднимаюсь посмотреть в замызганное окно на дневной свет.


В горле пересохло, пальцы болели от долгого статического напряжения. Я убрал с горла нож, оставив тонкую царапину. Я знал, стоит мне уйти, как это беспомощное, жалкое существо оставит свое жуткое тело дальше разлагаться и отправится в свой мир, где обладает безграничным могуществом. Я мог одним движением забрать его мир себе, но он мне был не нужен. Я поднялся и пошел к выходу. Каждый шаг я молил Бога, чтобы существо за спиной не скончалось прямо сейчас от полученных ран и не обрекло меня занять его место.