Мой старший брат Саша

  Фурман Александр Леонидович.
Родился 15 сентября 1923 г. в Одессе.
Проживал до мобилизации по адресу:  Кривоколенный пер., дом № 11/13, Москва.
 
Погиб 27 ноября 1942 г. под Сталинградом.

Если считать, что где-то с пяти-шести лет у меня могло начать складываться суждение об окружающих, то моя разумная жизнь рядом со старшим братом продолжалась всего семь-восемь лет. Он был старше меня на пять лет, поэтому пользовался у меня абсолютным авторитетом.
Но это не мешало ему использовать своё влияние не по назначению. Лима вспоминает, как ещё в Херсоне Саша скатывался с большой копны вниз, и я в ужасе умолял его: «Саса, ты убёся, мама будет плакать, не надо падать!».
 А позже, в Москве, когда мне уже было пять-шесть лет, Саша вдруг в нашем подъезде, начинал симулировать обморок, и я своими слабыми ручонками пытался удержать его от падения. Это повторялось несколько раз, и каждый раз я бывал в ужасе от своей беспомощности, в то же время понимая, что он меня обманывает.
 На даче в Малаховке старшие местные ребята решили устроить бой на кулаках между мной и местным моим ровесником – Минькой. И Саша согласился, а я не мог ослушаться. Бой проходил на равных (нам было по семь-восемь лет), но слёзы у меня выступили не от боли, а от обиды на Сашу. Ведь я никогда не дрался с «хулиганами». Я не боялся драться, например, с моим соседом – Феликсом Лялиным, т.к. знал, что он, так же как и я, никогда не ударит по лицу.
Был ещё случай там, в Малаховке, приблизительно в то же время, когда я не мог понять и одобрить поступок Саши по отношению ко мне. Видимо я не всегда ему безоговорочно подчинялся, поэтому он стал держать меня в страхе разоблачения перед мамой в том, что я курю «бычки» – окурки, которые я подбирал на земле (как и другие мальчишки). Несколько дней я не мог сразу заснуть под угрозой разоблачения, и утром, просыпаясь, думал об этом. Наконец я не выдержал и сам рассказал маме, обещая больше этого никогда не делать. Это научило меня на всю последующую жизнь – лучше рассказать правду, чем бояться разоблачения.

 Я Сашу не просто любил как старшего брата, но он для меня был образцом для подражания, поэтому меня так удивляли отклонения от идеала, которые я замечал, и я эти отклонения запомнил на всю жизнь.
Где-то в классе в третьем-четвертом мы изучали историю России времён Петра или Екатерины. Это было в зимние каникулы, и мы с Владиком заболели ангиной с высокой температурой. Саша, вдруг, решил у меня проверять знания пройденного материала по истории, и это притом, что у меня температура чуть ниже 39;. Я, конечно, не знал пройденного материала (учил только тогда, когда чувствовал, что меня могут вызвать в классе к доске) и вынужден был заново учить несколько разделов.
Запомнился мне случай, когда Саша случайно разбил вазу, стоявшую на этажерке, и не сознался в этом перед мамой. Это произошло в моём присутствии, a подозрение пало на домработницу – мы с Владиком дотянуться до вазы не могли. Я понимал, что Саша поступил нехорошо, но выдавать его у меня даже не было в мыслях. На этом исчерпывается запомнившийся мне список прегрешений Саши, вслух о них я никогда и никому не говорил. Саша был, безусловно, всесторонне одарённым мальчиком, начитанным с хорошими литературными способностями, без проблем он справлялся и с математическими дисциплинами. Будучи лидером в классе, любимцем девочек, он нередко был зачинателем всякого рода каверз, и родителей иногда вызывали в школу. Саша был очень увлекающейся натурой, и всё у него получалось. В возрасте одиннадцати-двенадцати лет он по чертежам в журнале «Юный техник» собственными руками построил деревянный педальный автомобиль. Родители по его просьбе купили ему необходимый набор столярных инструментов и заказали металлические оси для колёс и педалей в мастерской в Кривоколенном переулке.

Саша участвовал в каких-то раскопках и принёс домой камни с отпечатками то ли животных, то ли насекомых. Учился играть на мандолине, увлёкся фотографией, потом – охотой, а в последние годы всерьёз занимался академической греблей. Родители во всём ему шли навстречу, да и как было не пойти, если он писал в своём дневнике: «Маме легче купить гуся и принять двадцать гостей, чем купить мне волейбольный мяч».
Покупали ему и мяч с волейбольной сеткой, и взрослый двухколёсный велосипед, и фотоаппарат «фотокор», и настоящее охотничье ружьё, и письменный стол, и необходимый комплект для гребли. Семья отнюдь не роскошествовала, но Саше отказа в его просьбах не было.
Маму волновала разбросанность и частая смена увлечений Саши, особенно, учитывая возможную наследственность по линии семьи Фурман. Этим и объясняется, что родители так легко шли навстречу его желаниям. Именно этим также объясняется их одобрение желания Саши после школы пойти в военное училище, т.к. мама считала, что военная служба дисциплинирует. По моим понятиям, Саша был идеально сложен и физически развит. Меня восхищали бицепсы на его руках, квадратики мышц на животе, способность много раз подтягиваться на турнике, стройность фигуры (я с детства был сутулым). Но, в то же время, я очень опасался, что Саша может оказаться в нашем дворе в момент, когда туда приходили бить евреев «хулиганы» из соседнего дома № 14 по Кривоколенному переулку. Я был уверен, что, несмотря на свою силу, он не сумеет расправиться с «хулиганами».
В мае 1941 года была сделана фотография выпускного, 10-б класса 313-й школы г. Москвы. Одновременно были сделаны фотографии каждого из выпускников. Саша свой снимок сам размножил и подарил каждой из одноклассниц, снабдив своим четверостишьем.
Кое-что в моей памяти сохранилось до сих пор:

Солнце смеётся с небес голубых,
Людочка – с парты рыжей.
Может быть, солнце и ярче, светлей,
Но зато Людочка ближе!

Попытка Саши поступить в военно-морское училище не увенчалась успехом, т.к. его забраковала медицина по смехотворной причине – «расширение пахового кольца». Но все документы были готовы, поэтому, когда в день объявления войны он добровольно (ему не было ещё восемнадцати лет) явился в военкомат, его направили в Московское артиллерийское училище.


ВОЙНА И ПИСЬМА СТАРШЕГО БРАТА

Рано утром 23 июня, когда я ещё спал, Саша подошёл к моей постели, поцеловал на прощание и отправился в военное училище, документы, для поступления в которое, он подал накануне. Сквозь сон я всё чувствовал, но проснуться и ответить на поцелуй не смог. Это был последний личный контакт с обожаемым мною старшим братом. А дальше были только письма из училища и с фронта, а затем – извещение о гибели 27 ноября 1942 года Гвардии Лейтенанта Александра Фурмана – начальника разведки дивизиона «Катюш» и удостоверение о награждении медалью «За оборону Сталинграда» от 22 декабря 1942 г. за № 17243
Письма Саши бережно нами хранились; в связи с отъездом всей моей семьи и наших родителей в Израиль на постоянное место жительства в 1979-1981 годы были переданы на хранение в Николаев моей двоюродной сестре Лиме Давидовне Розенштраух. Она их привезла в 1991 г., когда репатриировалась в Израиль.

Некоторые замечания для понимания писем
 К началу войны наш отец (беспартийный) работал в Наркомате Земледелия СССР главным агрономом – заместителем начальника «Главюговостока». Уже 30 июня 1941 г., по довоенному плану эвакуации, половина Наркомзема с заместителями всех подразделений погрузилась со своими семьями в эшелон (с вагонами – теплушками) и через тринадцать дней прибыли в Омск, где был организован филиал Наркомзема. С Сашей родители не успели даже попрощаться. Но, вследствие быстрого наступления немцев, омский филиал стал основным, заместители подразделений (в т.ч. и отец) были отозваны обратно, а на их место в Омск прибыли начальники. Когда немцы вплотную подошли к Москве, остатки всех министерств, с министрами во главе, были переведены в Куйбышев.
Ниже приводятся наиболее интересные из сохранившихся пятидесяти писем Саши и о нём.

Москва 9. 07. 41.
Здравствуйте, дорогие мои!
6.07. я получил через Самсона Моисеевича весть, которая, признаться, была для меня немного неожиданна. Я ждал вас и в результате узнал, что вы далеко от Москвы. Мне было, конечно, очень обидно, что я не успел с вами попрощаться, но ничего не поделаешь. Возможно, что это даже лучше. Напишите мне немедленно о том, как вы доехали и как устроились на новом месте. Как вы себя чувствуете? Пишите мне почаще, не дожидаясь от меня ответа, т.к. я писать регулярно не могу – времени нет. Я себя чувствую прекрасно. С новым своим положением постепенно осваиваюсь. Так что вы обо мне не беспокойтесь. Самсон Моисеевич у меня был в прошлый выходной (6.07) и будет 13.07. Так что, если мне будет что-либо необходимо, я его попрошу. Ещё раз прошу поскорей ответить. Крепко целую вас всех – Саша.
P.S. Да, «лучше», что вы уехали.
 Пишите мне – курсанту Фурману.

16. 07. 41.
Здравствуйте, дорогие!
Недавно получил ваше письмо, а сегодня и папину телеграмму о вашем благополучном приезде в Омск. Как первому, так и последнему посланию очень рад. Чувствую себя прекрасно, чего и вам желаю (видите, я уже постепенно начинаю переходить на стиль Йони Розенштрауха!) Так что обо мне волноваться не приходится. Занимаемся много. Меня ещё ни разу не спрашивали. Дисциплинарных взысканий пока не имею. Очень интересуюсь тем, как вы устроились в Омске? Получили ли уже квартиру, и, если да, то какую. И, вообще, напишите о ваших хоз. успехах. Где вы живёте – в городе или нет. Как освоились с новой обстановкой Марик и Владик и, наконец, как перенесла дорогу и сейчас себя чувствует бабушка? Напишите, какие у вас есть вести из Одессы. Пусть дядя Биньямин сообщит вам адрес Йони, и вы пришлите его мне. Сегодня получил открытку от Екатерины Владимировны. Она, очевидно, будет у меня в выходной день. Лика записался в народное ополчение и сейчас находится вне Москвы. В прошлый выходной у меня опять был Самсон Моисеевич – принёс мне торт – очень вкусный. В следующий выходной напишу вам уже не открытку, а подробное письмо. На этом сегодня кончу, т.к. темнеет. Желаю вам всех благ, какие только бывают.
Крепко целую, пишите – Саша.

Москва, 8. 08. 41.
Здравствуйте, дорогие: папа, мама, бабушка, Марик, Владюшка!!
Тысячи километров отделяют меня от вас, но все мои чувства неразрывно связаны с вами. В чём это выражается – спросите вы? А в том, дорогие родственники, что меня очень волнует, и не столько волнует, сколько заставляет ещё больше скучать за вами тот факт, что я пока, кроме одного письма, присланного с дороги, и двух телеграмм, ничего от вас не имел. Правда, кроме этого, я сегодня 3.08. читал вашу телеграмму, адресованную Самсону Моисеевичу. Так что за ваше здоровье и благополучие я не волнуюсь, но ваших писем нет – это факт, а с фактами приходится считаться. Да и попробуй не посчитайся, когда каждый день приносят письма, среди которых изредка попадаются и мне от товарищей, а от родичей – ни слова. Вот это мои претензии первого порядка. Теперь замечания. Прошу обо мне совершенно не беспокоиться и телеграмм так часто не слать. Ещё раз повторяю, что я на них сумею отвечать только открытками или обыкновенными письмами. Кроме того, мама, Самсон Моисеевич ответит тебе на твой вопрос, но ты больше таких не задавай. Вот и всё. Теперь перехожу к лирике. У меня, как я, кажется, уже говорил, всё в порядке, самочувствие отличное и времени скучать нет. Сегодня выдался выходной день, чем я и пользуюсь для написания этого письма. Часа в 3 был у меня Самсон Моисеевич, с которым я побеседовал около часа. Беседа была, как видите, длинная, из неё я узнал содержание маминой телеграммы и то, что он тоже не получал от вас писем за последнюю неделю и, кажется, вообще за всё время (далее – карандашом). Недавно был по делу в городе и встретил там Аруни Леонида (если вы помните – мой школьный товарищ). Мы с ним долго беседовали. Большинство моих бывших одноклассников находится вне Москвы. Многие девочки-комсомолки уехали в колхозы, а некоторые даже поступили на курсы медсестёр. Разумеется, мне приятно было слышать это, тем более, что это превосходило мои ожидания. Нужно сказать вам, что всё написанное карандашом, я пишу вам уже 8-го числа. 3-го я его не кончил, т.к. стемнело, а потом не было времени. Сегодня выбрал свободную минуту и дописываю. Сейчас уже поздно и письмо, очевидно, отправится завтра. Вот что, дорогие, в начале письма я несколько подзагнул насчёт телеграмм. Изредка можно присылать их, т.к. письма приходят с очень уж большим интервалом. Напишите как у вас «дома». Что делают Марик и Владюша? Очевидно, к тому времени, когда придет письмо, им уже немного останется до занятий в школе. Как ты себя чувствуешь, мама? Отдыхаешь ли? Как бабушка? Прошла ли у папы совсем нога? Напишите обо всём не жалея бумаги. Шлите обязательно письма и одновременно краткие открытки. На этом кончу. Целую вас всех крепко, привет от Самсона Моисеевича – Саша.

14. 08. 41.
Здравствуй, дорогой папочка!
Пишу тебе эту открытку и надеюсь, что она до тебя дойдёт. Вчера получил от мамы две открытки от 26 и 31.07., в которых она сообщает о твоём пребывании в Куйбышеве. Меня очень удивляет, что я за этот месяц не получил от тебя ни одного письма, если не считать телеграмм и написанного с дороги письма. Напиши, пожалуйста, выбери время и напиши. Кроме того, я тебя очень прошу написать поподробней о семье. Как ты их устроил? Где они живут, сколько соседей и т.д. Какое настроение у мамы, бабушки и ребят. Судя по полученным открыткам, она здорово тоскует. Ты, пожалуйста, сделай так, чтобы этого не было. Я постараюсь посылать вам письма и открытки почаще, и они будут к вам доходить. Вы, в свою очередь, не дожидаясь от меня ответа, пишите как можно чаще. У меня, как я уже писал вам, каждый выходной бывает Самсон Моисеевич. Он очень внимателен ко мне, и я ему за это благодарен. У меня, как я уже писал раньше, всё в порядке, чувствую себя хорошо, занимаюсь – в общем, готовлюсь стать лейтенантом артиллерии. Заниматься приходится много. Напиши, папа, как у тебя там дела с уборкой урожая? Кроме того, ещё раз повторяю вопрос: получаете ли вы что-либо из Одессы и Николаева. Правильный ли адрес: Меринга 3 кв.28, или иначе? Прочти на обороте мой новый адрес. На этом кончаю, крепко целую – Саша.

18. 08. 41.
Здравствуйте, дорогие, бабушка, мама, папа, Марик и Владюша!!
Несколько дней назад я отправил вам открытку, которую вы, надеюсь, уже получили. Я от вас ничего больше не имел, но вчера мне пришлось разговаривать по телефону с Самсоном Моисеевичем, от которого я узнал, что с ним в тот же день разговаривал по телефону папа из Куйбышева. Оказывается, папа выедет оттуда не 1-го, а 25-го, так что моя открытка, очевидно, его уже не застанет. Самсон Моисеевич в этот выходной у меня не был, т.к. временно прекращен пропуск. Вы мне всё ещё не ответили на мой вопрос: получили ли вы какие-либо вести из Одессы и Николаева, и если да, то какие. Вы понимаете, что это меня сейчас довольно сильно занимает. Получили ли вы что-либо от дяди Давида? Напишите о своей жизни. Всё ли у вас в порядке. Не болеете ли вы? Если я не ошибаюсь, то климат Омска значительно отличается от московского. Не отражается ли это на здоровье ребят? У меня, как уже сообщал ранее, всё в порядке. Привет от Самсона Моисеевича. Крепко целую, пишите чаще – Саша.
P.S. 10. 08. у меня была Екатерина Владимировна и Самсон Моисеевич, но они меня не застали.


17. 09. 41 (карандашом).
Здравствуйте, дорогие мои родичи!
Много дней прошло с тех пор, как я написал вам последнее письмо, да и это, наверно, выйдёт не раньше 19.09., даже в том случае, если я его сегодня кончу. Я по-прежнему нахожусь в училище, но времени свободного очень мало, так что с трудом удаётся урвать несколько минут на письмо. Вы не подумайте пожалуйста, что я жалуюсь, я только хочу оправдать свою кажущуюся невнимательность. Учёба у меня идёт ровно, и видимых пробелов по основным предметам почти нет. Папа, мне последнее время начинает казаться, что у меня постепенно начинает вырабатываться то, чего мне раньше так недоставало – усидчивость. Это, конечно, объясняется большей частью тем, что отвлекаться не приходится – во-первых, не на что, а во-вторых, тем, что каждая потерянная минута оставляет трудно сглаживаемый след. В прошлый выходной у меня была Екатерина Владимировна, и от неё я узнал, что Самсон Моисеевич мобилизован ещё на прошлой неделе. Он являлся моим постоянным посетителем, и это известие было несколько неожиданно. Как вы, очевидно, догадываетесь, я возлагал на него некоторые надежды в смысле предоставления мне некоторых предметов первой необходимости. Теперь многое переходит на вас. Конкретно перечисляю  – вы мне должны (если сумеете) прислать как можно быстрее: шерстяные носки или чулки (если можно – две пары), хорошие тёплые перчатки или варежки (лучше и то и другое), 3 пары простых носков, тёплую нижнюю рубашку (свитер) и тёплые кальсоны. Кроме всего этого – маленькую толику денег. Саша.

23. 09 (открытка карандашом).
Здравствуйте, дорогие папа, мама, бабушка, Марик и Владюша.
Вчера вечером я получил папино письмо от 7.09., чему был, конечно, очень рад. Я сейчас нахожусь в лагере и вот уже целую неделю не имею от вас писем. В предыдущих письмах я довольно настойчиво просил, чтобы вы мне прислали тёплые носки, бельё, перчатки и т.д. Это всё потому, что несколько дней были очень холодными. Вы, конечно, особо не торопитесь с этим – до зимы ещё далеко. Приобретайте это спокойно, без спешки и не в ущерб себе и, когда будет возможность, пришлите. 30-го увижу Екатерину Владимировну, возможно она что-либо достанет. Очень обрадован был вестью о том, что вы получили, наконец, известие о тёте Поле и дядях, но почему папа не написал, где они теперь находятся: дома, или в другом городе? У меня, как и прежде, всё в порядке, чувствую себя прекрасно – за время пребывания в училище я болел только один раз два дня, да и то желудком. Учусь с каждым днём всё с большим и большим интересом и вниманием. В лагере замечательно – всё красиво и ново. А главное, приятный воздух соснового леса. У меня сегодня хорошее настроение, ел грибы. Надеюсь, что у вас все обстоит благополучно. Крепко целую, пишите почаще. Саша.

 6. 10. 41. Москва
Здравствуйте, дорогие бабушка, мама, папа, Марик и Владюша.

Я вами предельно доволен (этот оборот несколько новый в русском языке, но вы не смущайтесь). Почти все, к кому я обращаюсь в этом письме, за исключением папы, во вчера полученном мною конверте прислали каждый не менее, чем строчку, написанную своим почерком. Это очень мило с вашей стороны. Особенно я доволен строчкой, написанной бабушкой. Бабушка у меня молодец. Ей, конечно, трудно было бы впредь писать хотя бы столько же, но она может продиктовать, что захочет, Марику или Владюше. Думаю, что они не откажутся от этой нетрудной обязанности. Очень толковые письма прислали Марик и Владюша. Особенно меня потрясло Владькино письмо – письмо почти взрослого человека. Марикино письмо тоже очень хорошее, но в нём я чувствую некоторую натянутость. Так, я почти уверен, что не случайно перечень предметов и отметок занимает половину первой страницы. Это сделано для того, чтобы «больше» написать. Марик больше должен был написать о семье, о бабушке и т.д. Теперь в отношении основного содержимого конверта маминого письма. Мама молодец – написала хорошее письмо. Из него я узнал много интересного и приятного. А главное я узнал определённое о положении дядь и их семей. Как только узнаете что-либо новое, немедленно сообщите. Вчера получил извещение о переводе 100 (ста) рублей от вас. Благодарю вас, хоть я их ещё не получил. Но больше пока не присылайте, т.к. я вряд ли сумею приобрести то, что нужно: тёплый джемпер, бельё (тоже тёплое), шерстяные носки, перчатки, материал на тёплые портянки и т.д. Боюсь, что и вы не сумеете мне что-либо достать. В выходной, т.е. во вчерашнее воскресенье, Екатерина Владимировна не пришла, очевидно, не могла. На всякий случай напишите мне её адрес, т.к. я потерял его, а он может мне пригодиться. Сегодня получил письмо, вернее, открытку от жены Самсона Моисеевича – Розочки. Она пишет, что Самсон Моисеевич в армии, родственники её уехали и она одна. Просит написать или позвонить, что я сделаю при первой возможности. На этом кончаю, т.к. времени нет, пишите!! Йоне письмо напишу, очевидно, завтра. Целую крепко всех вас. Целую тебя, твой внук, бабушка.- Саша.


10. 10. 41
 Поздравляю вас, как бывших москвичей, с наступлением в городе зимы.

Я вам писал, что уже несколько дней в течение двух недель периодически шёл снег, но он тут же таял из-за отсутствия мороза. Сегодня снега не было, но когда я рано утром вышёл на физзарядку, то вначале почувствовал, а потом и увидел сильные изменения, за ночь происшедшие в окружающей природе. Крыши домов, земля и листья деревьев побелели от густого инея. Под ногами с морозным треском ломалась ледяная корка луж. Температура воздуха понизилась до минус трёх градусов. В Москве началась зима. О том, что это так, что это не временное похолодание, а настоящая зима, можно судить хотя бы по тому, что день сегодня ясный и солнечный и прозрачный воздух, как бы замерзший в морозном молчании, не даёт даже намёка на ветер, а корка луж не собирается оттаивать, и несмотря на то, что сейчас уже середина дня, крыши домов кажутся ещё более белыми. Вы не думайте, что это перемена погоды, а точнее даже времени года, как-либо плохо отразилась на моём физическом и моральном состоянии. Ничуть! Даже, наоборот, у меня появилось чувство уверенности и определённости. Дело в том, что нам выдали зимнее обмундирование – очень красивое, а главное, почти холодонепроницаемое. Я говорю почти, потому что, как известно, всё в этом мире относительно: например – сегодня –3 гр., а завтра может быть –5 гр., послезавтра –10 и т.д. послезавтра – воскресенье, т.е. выходной день. Думаю, что ко мне заглянет Екатерина Владимировна, а может быть и Розалия Моисеевна, в том случае, если она уже получила моё письмо. Жаль, что у меня открытки все вышли. Если можете, то в очередные письма вкладывайте по открытке. Сегодня подошёл к зеркалу и ужаснулся: на меня глядела самодовольная откормленная физиономия, очень мало напоминавшая ту, которую вы прислали в одном из писем. Жаль, что я не имел ещё возможности сфотографироваться – вам, я думаю, любопытно было бы посмотреть, что я из себя сейчас представляю. Вот видите, дорогие родичи, я целое письмо посвятил эгоистическому (?) описанию своей жизни. Делайте и вы так, посвящайте хотя бы 75% своих писем описанию вашей жизни. До следующего письма, дорогие, крепко целую. – Саша.
 
4-5 октября немцы прорвали оборону и подошли непосредственно к Москве, пали под их натиском города Клин и Солнечногорск, а 14 октября они подошли к Химкам. 16 октября 1941 г. – паника в Москве. Все, кто мог бежали из Москвы. Все учреждения эвакуировались. Эвакуировалась в Омск и Екатерина Владимировна Хухрина – многолетняя подруга мамы. Курсанты училища, в т.ч. и Саша, были брошены на защиту Москвы. Саша был легко ранен, но не покинул часть После того, как немцы были отброшены от Москвы, всё училище было эвакуировано в Миасс.

22. 11. 41. Миасс
Здравствуйте, дорогие, мама, папа, бабушка и братики!

Мне кажется, что чем больше напишу вам писем, тем скорее получу ответ. Позавчера послал открытку, сегодня шлю письмо и, если сумею, телеграмму с адресом. Чувствую себя прекрасно. За месяц ни разу не только не болел, но даже не имел намёка в виде насморка и т.д. Морозы здесь снова усилились (каждый день 15-20 гр.), а зима только начинается! Но, несмотря на это, я их переношу довольно легко. Дело в том, что городок со всех сторон окружён горами, которые задерживают ветер, а потому дни здесь совершенно безветренные. Рядом с городом и в городе находится большое красивое озеро, вода в котором находится на уровне более высоком, чем многие дома в городе и сдерживается плотиной. Местность очень красивая, жалею, что не пришлось летом быть здесь. Сам по себе город Миасс довольно крупный. Не знаю как по количеству населения, но по количеству больших домов и магазинов он не уступает, а даже, пожалуй, превосходит Николаев. Почти на каждом углу натыкаешься на библиотеку, школу и т.д., таким образом, городок красивый и культурный. От Омска он находится на расстоянии 850 км по ж.д. и имеет с ним довольно хорошее сообщение, так что я надеюсь, что наша связь будет быстро и легко налажена. Как я уже сообщил в открытке, я продолжаю учёбу. После довольно значительного перерыва в начале довольно трудно войти в колею. Я немного обленился. Но это только первое время. Не пройдёт и недели, как всё будет по-старому. На этом кончаю писать о себе и перехожу к вопросам. Что произошло у вас за время прекращения нашей связи? Дома ли ты – мама и ты – папа? Когда-то мама писала, что срок её отсрочки кон… (дальше часть письма утеряна).

24. 11. 41. Миасс
Пять месяцев прошло с той минуты, когда я переступил порог училища, а мне кажется, что прошла уже целая вечность. А иногда, вдруг, так было сегодня, последний день моей гражданской жизни кажется мне настолько близким, как будто я только вчера сидел за школьной партой. А позавчера скучал на одном из классных вечеров, а ещё день назад весь вечер пробегал со своим уважаемым другом И.Н. Серебренниковым по Кировской, вокруг Кремля и обратно. Я часто с завистью думаю о том, что сейчас многие мои одноклассники (вернее одноклассницы) сидят на студенческих скамейках, напряжённо внимают речам разных заслуженностей науки в высших учебных заведениях. Я понимаю, конечно, как трудно сейчас учиться ... (отрывок письма без адреса)

12. 01. 42. Миасс
 Дорогие мои!
Сегодня я, получив папино новогоднее письмо, почувствовал вдохновение и, после недельного молчания, которое, разумеется, является тягчайшим преступлением, взялся за карандаш. Вы себе не можете представить, с каким удовольствием и удовлетворением прочёл я папино письмо. Мне казалось, что я готов был бы на всё, чтобы в эти дни быть с вами. И как мне было обидно, когда папино письмо совершенно внезапно и неожиданно окончилось. Мне кажется, что не меньшее разочарование я испытал бы, если бы оно состояло из десяти листов, так интересно мне читать о вашей жизни. Последнее время меня стало тревожить следующее: я боюсь, что за то время, в которое я оторван от семьи, Марик и Владюша сильно вырастут. Я приеду и не узнаю моих братьев. Чтобы это не было так чувствительно, я прошу, во-первых, их писать чаще письма, а во-вторых, – моих родителей, т.е. маму и папу. С большой радостью прочёл о том, как веселилась под Новый год бабушка. Очень хотелось бы её увидеть. Вчера к одному моему товарищу приезжали отец с матерью, и он целый день провёл с ними. Они находятся где-то поблизости и приехали специально для того, чтобы повидаться с ним. Мы все, конечно, сильно завидовали ему. Есть у нас ещё более удачливые. Так, например, у одного брат приехал в Миасс вместе с институтом, а у другого – вся семья. Но есть и такие, которые с первого дня войны не получают писем от родных, так что мне жаловаться не приходится. Очень заинтересовала меня следующая фраза в папином письме: «Надеемся, что, если не к весне, то летом вернёмся в Москву». По-моему, это было бы очень хорошо. Вот всё, что я могу сказать по этому поводу. Я продолжаю учёбу и буду продолжать её до тех пор, пока не закончу. Когда закончу – сообщу, а когда это произойдёт, не знаю. Чувствую я себя хорошо, здоров, сыт, весел и бодр особенно, когда получаю ваши письма, так что учтите и пишите чаще. Сегодня был 4-х часовый выход на лыжах – замечательный вид спорта! Вчера был в кино – смотрел кинокартину «Кубанцы». Ну, вот и всё. Кончаю. Большое спасибо Лиме за открытку. Очень рад, что написала она её, не только удовлетворяя мою просьбу, но и отвечая своему желанию. Ей отвечу отдельно. Крепко целую вас всех, жду писем. – Саша.

14. 03. 42. Миасс
 Здравствуйте, дорогие! Несколько дней назад я получил письмо с вложенной в него фотографией: «Москва, 1940 г. 0 час. 30 мин.». Очень благодарен маме за то, что она догадалась прислать. Вслед за этим я получил письмо сразу от троих: мамы, Марочки и Владюши. Ответить сразу не смог по некоторым причинам. Да и сейчас пишу наспех и только потому, что не писать нельзя. Письмо это опущу в Челябинске, куда уезжаю завтра утром на практику. Пока не запечатываю, если будет возможность – припишу несколько строчек по приезду. Пишите пока по старому адресу. В Миасс вернусь, очевидно, в начале следующего месяца – не знаю, надолго ли. Если есть в Челябинске какие-либо родственники или знакомые, сообщите телеграммой (хотя бы по миасскому адресу, если я не вышлю челябинский). На этом пока кончаю.

16.03.42. Приехал вчера в Челябинск. Устроились хорошо. Чувствую себя прекрасно. Напишите мне сюда пару писем, но не больше, т.к. и эти, возможно, не успею получить, а затем пишите снова в Миасс. Ждите подробное письмо, целую. – Саша.

5. 04. 42. Челябинск
Здравствуй, дорогая мамочка!
За то время, которое я нахожусь здесь в Челябинске, я получил три письма – два от тебя (одно непосредственно в Челябинск, а другое мне переслали из Миасса) и открытку от дяди Давида от 3.03.42 г. Я чувствую свою вину перед вами, а особенно перед тобой, мама. Пишу вам редко и это, как ты пишешь мне в Миасс, непростительно. В этом письме постараюсь более или менее удовлетворительно ответить на все, интересующие тебя вопросы. Передо мной лежат оба твоих письма. В своём письме от 18.03. ты пишешь, что тебе кажется, что я уже выехал из Миасс. А я в это время уже третьи сутки находился в Челябинске. 15 марта была ваша годовщина, а я в это время подъезжал к Челябинскому вокзалу и проспал затем весь день, ни о чём не думая. Ты интересуешься, получил ли я фотографию. Да, я её получил, и сейчас она лежит на столе передо мной. Сто рублей я ещё не получил, вернее, получил почтовый перевод. Берусь за второе письмо от 23.03.42. Тебя очень интересует вопрос о том, когда я выеду из Миасс. Как ты уже знаешь, я уже раз выехал, а начало труднее всего. В Миасс вернусь, но не надолго. Я этому очень рад, т.к. и так уже 9,5 месяцев нахожусь в положении курсанта, и мне это порядком надоело. Хорошо, что папа в Москве. Сообщи скорей как ему писать: на старый домашний адрес, служебный или как? Тоже самое с Самсоном Моисеевичем: где он в Москве живёт сейчас. Как его найти, если буду там? И, вообще, сообщи адреса всех оставшихся там, к кому стоит зайти, если я буду в Москве проездом или более того. А сейчас я последние дни нахожусь на практике, орудую гаечными ключами и молотком, а по вечерам после работы или сплю, или хожу по театрам. Их всего здесь два. Челябинский областной театр оперетты с хорошим, дружным, но, к сожалению, небольшим коллективом и Московский Академический Малый театр. В оперетте я был три раза. В «Малом» – пока только один на пьесе Островского «На всякого мудреца...», но имею ещё три билета на 6.04. концерт артистов Малого театра, 8.04. «Евгения Гранде» и 9.04. «Отечественная война» по «Войне и Миру» Толстого. Состав, как и всегда в Малом театре, замечательный. Как видишь, Мамочка, присланные тобой деньги тратятся мной несколько своеобразно. Но ничего, к выпуску у меня остаются ещё 200 рублей, так что всё в порядке. Кончаю, крепко целую вас всех.
 
17. 05. 42. Миасс
Здравствуйте, дорогие мои!

Сегодня я выбрал время для того, чтобы не торопясь написать вам обстоятельное письмо о своей жизни и перспективах на ближайшее будущее. Сейчас 11 часов вечера. Нахожусь в наряде. Буду стоять (вернее – сидеть) до двух часов ночи, потом сменюсь и завалюсь спать до завтрака. Так что времени более чем достаточно. Думаю, что успею написать письмо папе и Игорю. В Миассе установилась настоящая летняя погода. Небо совершенно ясное, солнце греет вовсю, так что иногда начинаешь вспоминать более холодные дни. Но это обычно бывает только после строевой подготовки, а так миасским летом я вполне доволен. Горы, со всех сторон окружающие городок, покрылись молодой зелёной травкой и на них стали уже пастись стада коз и овец, сильно отощавших за зиму и теперь старающихся наверстать упущенное. Сегодня наблюдал красивую картину. В небе показались три коршуна. Они летели по направлению к нам, потом один из них отделился и стал спокойно парить над землёй, а между другими началась настоящая битва. Они разлетались в разные стороны, а потом с большой скоростью налетали друг на друга и сталкивались. Мне казалось, что я слышу удары их тел. Драка продолжалась минут пятнадцать, а кто из них победитель, сказать было невозможно. Продолжая разлетаться и снова сталкиваться, они стали постепенно удаляться от меня и скоро скрылись за лесом. Так я и не увидел исхода этой интереснейшей битвы. Я всегда очень любил читать рассказы о животных и, с особым интересом места, в которых описывались весенние битвы. Теперь мне удалось наблюдать жизнь, и это оказалось не менее интересным. Я всегда с большим интересом читал книги о войне. Думаю, что теперь, когда самому придется непосредственно стать активным участником её, я найду в себе силы и способности действовать так, как те, о чьих смелых и решительных поступках, я с интересом и волнением читал. Здесь в Миассе замечательные ночи. Воздух прохладный, насыщенный влагой. Такой воздух обычно бывает летом после дождя, когда пригреет солнце. Если я не ошибаюсь, то вчера был последний учебный день и теперь начинается подготовка к весенним экзаменам. Марочка и Владюша, очевидно, деятельно занялись этим. Впрочем, Владюша ещё не должен сдавать испытания. Ведь он, если только память мне не изменила, переходит в 4-й класс. У меня эти дни тоже оказались заключительными в моей учёбе и вот сейчас рядом на столе лежат мои конспекты и пособия, которыми я в свободное оставшееся время и займусь. Мой выпуск, как я уже писал вам, может произойти в ближайшие дни. Но точно я ничего сказать не могу, т.к. не знаю. Учитывая, что он произойдёт завтра, через месяц или позже, т.е. короче говоря, в неопределённое время, убедительно прошу продолжать писать на мой миасский адрес. После выпуска надеюсь, что меня направят в Москву, где я конечно увижусь с папой и даже буду, очевидно, иметь возможность пожить с ним некоторое время. Очень сожалею, что в это время не будет вас всех там. Очень скупо, дорогая мамочка, ты пишешь о семье. А мне так бы хотелось почитать подробно о вашей жизни. Что вы делаете в течение дня, как чувствует себя бабушка и ты, мама, как учатся и помогают вам Марик и Владюша, как вы питаетесь и вообще обо всём. Убедительно прошу никаких запросов обо мне в училище не посылать. Это может мне повредить. Выходит, что я нерадивый сын, а за это у нас не хвалят. Чувствую я себя последнее время ещё лучше, чем прежде (кажется, даже нога поправляется) аппетит у меня курсантский, и удовлетворить его нелегко, но несмотря на это, я вполне сыт – пища вкусная, питательная и вполне достаточном количестве. Учёбой в последнее время загружен очень мало, т.к. программа, в основном, закончена, и занимаемся повторением.

21. 06. 42 г. Миасс
Здравствуйте, дорогие!
Пользуясь тем, что нахожусь в наряде.ю сижу за столом и ничего не делаю в ожидании того часа, когда придёт время будить дневального и самому завалиться спать до подъёма, решил написать небольшое письмо. Сейчас час ночи. Настроение у меня прекрасное. Каких-нибудь полтора часа назад я, обладатель курсантского аппетита, «навернул» миску (четыре человеческие порции) пшённой каши с маслом, которую обильно сдобрил прекрасным миасским зелёным луком (12 р. кило). Кроме того, моему хорошему настроению способствовало ещё одно чрезвычайное важное обстоятельство. Наконец я с полной уверенностью могу сказать – до выпуска осталось от силы пятнадцать дней, а там раздастся свисток, гудок и я со званием среднего командира на скором, ночном, а может быть и на товарном поезде (последнее мало вероятно) тронусь по направлению к Москве. Как бы мне хотелось всех вас там встретить и провести несколько чудесных дней на нашей милой квартире в Телеграфном переулке! Но приходится довольствоваться тем, что встречу там папу и Самсона Моисеевича. Только бы его не услали в какую-либо командировку! Вчера получил от него письмо от 10.04.41 г. Он пишет, что разговаривал с вами по телефону. Письмо написано в очень бодром духе, интересное и подробное. Но, к сожалению, он очень редко мне пишет. От тебя, мама, тоже давненько нет писем. Пиши, пожалуйста, почаще, особенно теперь, когда в нашей переписке произойдёт временный перерыв. С дороги (я уже живу этим) постараюсь написать. У меня, как всегда, всё в порядке. Я жив, здоров, загорел и поздоровел (часто хожу в последнее время в наряд). Думаю часто о вас, особенно о бабушке и о тебе, мама, и о нашей встрече, которая рано или поздно должна произойти. Целую – Саша

4. 07. 42. 23 ч. 30 м. Миасс
Здравствуйте, родные!
Как всегда, пользуясь своим служебным положением, а, следовательно, и свободным временем (нахожусь в наряде) пишу вам письмо. Только что доложил дежурному по училищу о том, что, мол, вечерняя проверка в батарее произведена, всё в порядке, все налицо и курсанты залегли спать после трудового дня. Рабочий день окончился согласно распорядка в 22.00, и я теперь совершенно свободный человек до того момента, пока не придёт время будить моего дневального и ложиться спать. Могу сообщить вам некоторую новость. В моей жизни и положении опять произошли некоторые изменения. Курс обучения окончил и жду приказа о выпуске. Когда он произойдет, одному богу известно, т.е. не известно никому. Всё зависит от потребности людей фронту. Ждём со дня на день (сколько ещё будем ждать, не знаю), а в ожидании с нами проводятся занятия, как с командным составом. Называемся мы выпускниками и даже получили разрешение отпускать гриву. В Миассе погода сейчас очень изменчивая: то дождь, сырость, холодные ночи и ветреные дни, то жара покрепче, чем на одесском пляже, тем более, если учитывать, что всё время находишься в сапогах и гимнастёрке. На горах и в лесу появилась земляника и брусника в чрезвычайно большом количестве, так что частые выходы по «тактике» и «топографии», не говоря уже об их учебной пользе, приобрели своеобразную прелесть. Местность вокруг города необычайно красивая. Со всех сторон горы – большие и малые; голые и поросшие густыми лесами. В воздухе над головой всё время парят орлы и ястребы. Болота и озёра полны диких уток и «домашних» комаров. К счастью, малярийных как будто нет... Чувствую, что если буду продолжать писать, то так ни черта путного не напишу – дьявольски хочется спать. Пойду будить дневального.

12-00, 5.07.42 г. За ночь прекрасно: выспался, накормил батарею; отправил на занятия, а затем сам поел вкусно и много. Смешно сейчас вспоминать, как моя дорогая бабушка когда-то уговаривала меня съесть положенную мне сравнительно небольшую порцию, а я с неохотой, как будто делая кому-то одолжение, съедал в лучшем случае немного более половины и вставал из-за стола. Давно прошли эти времена. Теперь побольше и погуще, погуще да побольше курсанту Фурману. Сейчас время близится к обеду. В батарее порядок наведен, дневальные спят (что, кстати сказать, днём не положено), а я сижу за столом дежурного по батарее и сочиняю это письмо. По обеим сторонам стола живые цветы, на окнах цветы. Немного стыдно в такие тревожные дни жить сравнительно лёгкой жизнью. Но, ничего, что скоро придёт моё время отдать свой долг родине. Только поскорее бы. Сегодня радио принесло тяжёлую весть о падении Севастополя. Как подумал об этом, захотелось зачеркнуть всё выше написанное об обедах и ужинах, но не буду. Крепко целую вас всех.. Очень благодарен тебе, Инна, за письмо. В ближайший свободный час напишу ответ.

15. 07. 42 г. Миасс
Здравствуйте, дорогие мои!
Опять я в наряде и опять пользуюсь этим для того, чтобы написать вам письмо. Чувствую себя прекрасно. Жив, здоров и почти весел. Спим дьявольски много. За весь год моего пребывания в училище только за последнее время вернулся прежний интерес к худ. литературе, игре в шахматы и бильярду. Раньше бывало так: согласно распорядку дня нам полагалось 30 минут свободного времени – на деле не было ни одной свободной минуты. Теперь по распорядку – 3 ч. свободного времени, на деле можно при желании сделать полдня свободным. Утром просыпаюсь раньше подъёма, т.к. солнце раскаляет палатку и всякий сон улетучивается. Иду умываться, спокойно заправляю койку и жду физзарядку. После завтрака начинаются занятия. В основном они теперь заключаются в почти ежедневных четырёх- и шестичасовых выходах в поле по тактике и топографии. Выполнив быстро учебную задачу, мы остальное время посвящаем изучению внутренней структуры и содержания земляники.
Продолжение письма карандашом.  21. 07. 42 г. Миасс (станция). На этом я прервал своё послание, т.к. один из товарищей вошёл в караульное помещение и сообщил, что мы наконец выпускаемся. Я прервал письмо и дал себе слово не писать ничего о выпуске, пока не сяду в вагон. Вчера, 20.07. 42 г. зачитали приказ. Мне присвоили звание лейтенанта артиллерии. И вот, повесив на петлицы новые кубики, я сегодня сижу в вагоне и жду, когда к нашему составу прицепят паровоз. Еду в Москву через Куйбышев. Хоть бы папу застать. С дороги постараюсь ещё написать. На этом кончаю. Крепко целую вас всех, ваш сын, внук, брат, племянник – Л-нт А.Фурман.

14. 08. 42 г. г. Москва
Здравствуйте, дорогие!
Наконец выбрал время, чтобы написать вам пару слов. Опишу вкратце события последних дней. 22.07 я выехал из Миасса. Ехали долго, но хорошо и весело. В Москву приехали 29-го, и с этого момента я находился в резерве. Каждый день бывал дома и у Самсона Моисеевича и ночевал там. Папа уехал в командировку, но его вызвали и с первого по четвёртое мы были с ним. 4-го проводил его. Самсон Моисеевич очень внимательно отнёсся ко мне и выполнял все просьбы.
6.08.42 г. я получил назначение в часть на должность командира взвода управления, где сейчас и нахожусь. Людей получил и провожу с ними занятия, чувствую себя прекрасно. Со своей новой должностью освоился быстро и легко. Признаться, я боялся обратного. Занятия провожу с интересом и не без пользы для себя, думаю, что и для других. В городе бываю сейчас редко, т.к. работы много. На этом кончаю, постараюсь завтра послать письмо.
Целую – Саша (Гвардии Лейтенант).



14. 08. 42 г. Москва
Здравствуй, дорогой папочка!
Наконец я получил назначение и нахожусь в части. Люди уже есть, и с ними я провожу занятия по самым разнообразным специальностям. Тут и политподготовка, и радио, и связь, и разведка, и хим. дело, и строевая – в общем, всё на свете. Работой своей доволен – интересная и, думаю, полезная. Командиры – мои товарищи и начальники – народ хороший, весёлый. Я попал в один дивизион с несколькими товарищами из одного со мной училища и даже из одного классного отделения. Всем необходимым обеспечен. Питание хорошее. В городе бываю, правда, редко, т.к. работы много, а ехать из Измайлова до центра около часа. Но всё же я уже два раза ночевал у Самсона Моисеевича. Если будет время, завтра напишу тебе письмо поподробней. О чём договорились – сделаю. Саша

11. 09. 42 г. Действующая армия
Здравствуй, дорогая мамочка!
Вот уже почти двадцать дней прошло с того времени, как я покинул Москву. Четыре письма я послал вам с тех пор и только на это имею надежду получить ответ, т.к. имею возможность сообщить вам свой адрес.
Пишите мне: ППС № 807 86 ГП 384 ОГД А.Фурману (звание писать не полагается). Самочувствие у меня прекрасное, настроение бодрое. Помните я вам писал когда-то о своём курсантском аппетите, ну так теперь он удовлетворен полностью. Получаю 40 гр. масла в день! Я вам писал ещё, когда был на формировании, что своими людьми доволен. Теперь в обстановке фронта я убедился в том, что не ошибся. Но хватит обо мне. Прошу написать мне подробное письмо о вашей жизни. Вы, конечно, скучаете немного за мной. Немного скучать разрешаю, но только немного. Прошу присылать мне бодрые и весёлые письма, тогда и мне будет веселей. Как здоровье бабушки, твоё мама, братишек, дяди, тёти и сестричек? Жду ответа, крепко целую, Саша

17. 09. 42 г. Действующая армия
Здравствуйте, дорогие родичи! Пользуюсь свободным временем и пишу вам очередное письмо. Лежу в приволжской степи, подложив под себя шинель, а под тетрадь – полевую сумку. Где-то далеко слышатся глухие разрывы. Рядом пиликает гармошка. День солнечный и тёплый, даже жаркий можно сказать. Но к вечеру даёт о себе знать осень. Ночь прохладная, особенно к рассвету. Так что спать в поле, даже укутавшись в плащ-палатку и одеяло (которое я предусмотрительно взял из дому) холодновато. Зарываемся в землю. Как только приезжаем на место, отрываем землянки, и никакие ветры нам не страшны. Самочувствие у меня отличное. Почти регулярно (не реже, чем через день) умываюсь и даже чищу зубы. В общем, всеми силами стараюсь сохранить культурный облик. Шевелюра отросла и доставляет мне немало хлопот, т.к. является прекрасным местом для оседания песка и пыли. Так что, кажется, по примеру многих товарищей, придется её состричь. Пишу, имея слабую надежду получить скорый ответ. Пишите мне почаще и поподробней. Пишите о всех мелочах, не упуская ничего. Крепко целую вас всех, а затем каждого в отдельности.
P.S. Дорогая бабушка, очень прошу тебя продиктовать Марику пару слов о себе. Cаша.

27. 10. 42 г. (очевидно отправлено фронтовым другом из Куйбышева)
Здравствуйте, дорогих родичи! Всё жду от вас писем, а их нет. Чем это объяснить? Как всегда чувствую себя прекрасно, настроение бодрое и т.д. У вас в Омске, очевидно, уже холодновато, здесь же днём часто ходим даже без шинелей. Новостей вам сообщить никаких не могу. Но кое-что поподробней вы узнаете от моего бывшего пом. ком. взвода, который будет в Москве. Хочу услышать что-либо о вас, как вы живёте? Все ли здоровы? Как учатся Марочка и Владюша? Я вчера вечером сосчитал, и что же получилось! Марику 14 лет, Владюшке –11. Они уже наверно меня переросли и сильно изменились. Кончаю дорогие. Крепко целую всех вас. – Саша.


Письма фронтового друга Саши.

3. 11. 42 г.
Я с вашим сыном Фурман А. служил в одной части. И на фронте были также вместе. Я у него во взводе был командиром отделения. Последнее время его назначили начальником разведки дивизиона, а я у него принял взвод. 11.10.42 г. я выехал с фронта. Нахожусь в той же школе, где и он учился. Когда я уезжал, он мне дал Ваш адрес и просил зайти. Но я ехал не через Москву, а посему решил написать его адрес: Почтовая полевая станция 2306, часть №75 Фурману А.Л. У меня к Вам было письмо от него, так я послал из Куйбышева. Мой адрес: Челябинская обл. Миасс, В/часть 177 подразделение 113, Савицкому Анатолию Михайловичу. Если можете, то напишите, получили ли это письмо или нет (письмо от 27.10.42 г.).

10. 12. 42 г. Миасс
Леонид Моисеевич, письмо Ваше получил сегодня и спешу ответить на него. С Александром я познакомился в Москве в части. Он был командиром взвода, а я у него во взводе командиром отделения. Наши взаимоотношения перешагнули рамки подчинённости. Особенно они улучшились по прибытии на фронт. На фронте с Александром мы находились всё время вместе. Во-первых, по долгу службы, а во-вторых, Александр меня от себя не отпускал, да мне не было никакой необходимости от него уходить. В дивизионе он пользовался вполне заслуженным уважением, и первым доказательством этого служит то, что в конце сентября он получил повышение – был назначен на должность начальника разведки дивизиона, а я от него принял взвод и опять мы вместе. Почти всё время находились на передовой линии на наблюдательном пункте. Одно мне не нравится в Александре, это то, что он мало думает о себе. Необходимо всё-таки наряду с делом помнить о себе, я ему об этом несколько раз говорил, но он только отпихивался. Восхищает меня в Александре отсутствие страха. Я ни разу не видел, чтобы он чего-нибудь боялся. Кругом рвутся мины, снаряды, свистят пули, а он всегда спокоен, как будто, это так и должно быть. В письме всего не передашь. Вот, может быть, когда-нибудь удастся заехать к вам, то тогда более ярче и подробней смогу рассказать об Александре. Вы пишите, что от Александра не получаете писем, да и мы волнуемся. Последнее письмо, которое мы давно послали, вернулось почему-то обратно. Леонид Моисеевич, у меня к Вам просьба. Если получите от Александра письмо, то напишите, как он живёт, а также и его адрес. Я ему тоже пишу сегодня письмо. Мне связь с Александром дорога, т.к. не имею на сегодня никого из близких моих. Не с кем поделиться своими чувствами, мыслями, а в Александре вижу человека с которым, как говорится, можно поговорить по душам. Пишите по старому адресу. Если думаете послать Александру посылку, то пошлите тёплые носки, перчатки, шарф и чего-нибудь из кондитерских изделий. Не смею Вам больше надоедать.
А.М.Савицкий

22. 01. 43 г. Миасс
Ваше письмо получил 18.01. Об Александре никаких сведений не имею. Никак не свяжусь с частью, но надежды не теряю. Написал опять письмо в часть. Как только что-нибудь узнаю об Александре, сразу поспешу Вам сообщить. Вашу просьбу вполне понимаю и постараюсь выполнить как можно полнее. Но одна беда в том, что бумаги, как видите сами, нет. На таком клочке много не напишешь. Но ничего, за несколько раз да напишу. В июле месяце 1942 г. нас человек 20 направили со штаба формирования в часть, где служил Александр. Прибыли мы в эту часть часов в 11 вечера. При приёме нас присутствовал и Александр. Из нашей партии было связистов человек 6. Александр выбрал и отстоял меня для своего взвода. С неделю я ничего не делал. Все присматривались друг к другу. Мне нравится в Александре этот его подход к людям. Он молодой по годам и молодой командир, но людей в свой взвод подобрал один в один, на которых всегда можно положиться, да и наш взвод своего командира не подводил. Итак, через неделю я принял отделение связи, с Александром познакомился ближе. Более или менее друг друга изучили. Надо сказать, что у нас с Александром с первого же времени завязались хорошие отношения. Мы друг к другу относились с взаимным уважением.
 Я считаю, что таких отношений подчинённого с начальником мало где встретишь. Выше я сказал, что Александр в выборе людей не ошибся. Я немного неправ. Командир одного отделения не оправдал его надежд, а он был им с первого времени очень доволен. Мы с Александром в этом вопросе расходились, и я на фронте оказался прав. Этот командир отделения был хорош, пока над нами не гудело, а на фронте он показал свою подлинную личину – просто оказался трусом. На сегодня всё. С уважением – Савицкий.

9. 04. 43 г. Миасс
Леонид Моисеевич! Оба последние Ваши письма я получил. Вы извините за моё долгое молчание, но на это есть причины. После последнего моего письма я ничего более или менее утешительного сообщить Вам не мог, а посему, чтобы не усугублять Ваше горе, я решил воздержаться от писем. Леонид Моисеевич, я рад бы сообщить как можно больше подробностей, но ничего более того, что Вы уже знаете, я добиться не смог. Капитан (фамилия неразборчиво) работал не в штабе полка, а в соседнем дивизионе и подробностей гибели Александра не знает. Слышал он только то, что погиб начальник разведки 384 дивизиона. Подробности можно было бы узнать в части, но ни номера их п./п. (полевой почты), ни их адреса не имеется. Все, прибывшие со мной из одной части, связи с частью не имеют, но я думаю всё-таки добиться адреса части и тогда узнать подробности. Отвечаю на ваши вопросы. Нет ничего удивительного, что начальником штаба – младший лейтенант, это значит, что некого было назначить на эту должность. Извещение о гибели пишутся всегда на основе проверенных данных. Вы не так понимаете слова: «не вернулся с разведки». Ваше понятие применительно к другим частям, но не к части, в которой служил Александр (часть гвардейских миномётов – «Катюша»). А.М.Савицкий.


ГИБЕЛЬ САШИ

В конце декабря 1942 г. папа получил «похоронку» – извещение о смерти Саши, но не сообщил нам об этом в Омск, надеясь, что это ошибка. В июне 1943 г. вся наша семья возвратилась в Москву. Прошло некоторое время, и на пороге нашей квартиры появился незнакомый офицер. Мама всё поняла. Поставила на стол бутылку водки, закуску и во время рассказа не пролила ни слезинки. Только выпила без закуски два больших бокала водки. Глаза были безумные.

«...Шёл девятый день наступления под Сталинградом. Войска стремительно продвигались вперед, оставляя в тылу недобитые части немецких войск. Дивизион Саши разбомбила немецкая авиация и его направили в тыл за горючим для техники. В целях экономии времени Саша решил ехать кратчайшим, но наименее безопасным путём. На полпути, в перелеске, они напоролись на 3 немецких танка, оставшихся в тылу. Бой был коротким и неравным, т.к. на Сашу, его ординарца и шофёра приходилась одна винтовка и пистолет. Саша был убит, ординарец – тяжело ранен, а шофёру удалось вывести машину из- под огня». Офицер описал место, где был похоронен Саша, но на его могиле никто из семьи не побывал (адрес был утерян). Он же сообщил, что Саша был представлен к награждению орденом Красной Звезды, но маме в военкомате сообщили, что им об этом ничего не известно.
Саше было девятнадцать лет.




МОЁ ПОСЛЕСЛОВИЕ

Лика, упомянутый в первых письмах Саши – сын друзей семьи родителей и его друг – это особая трагическая история того времени. Полуеврей и полурусский (из-за дурацкого имени в документах – Карл-Либкнехт Самойлович Вольтер) – был признан немцем и вместо народного ополчения был направлен на рудники (напомню, что его отец – еврей, по рождению Бронштейн, взял после революции свою партийную кличку в качестве фамилии). При большом росте его юное сердце не выдержало огромных нагрузок и в конце 1941 г. он умер. Екатерина Владимировна Хухрина (его мать) успела из Омска его навестить, и была в ужасе от грязи и полной антисанитарии в условиях каторжного труда. Она его видела на поверхности, а что было в шахте?! Он страдал от холода, голода и каторжного труда.
Так революционное имя явилось причиной бессмысленной (не на фронте) гибели восемнадцатилетнего мальчика.

У нас во дворе было семеро ребят 1921-1925 годов рождения, все они в разное время попали на фронт. В нашем корпусе жили трое из них, в т.ч. двое евреев и ещё один русский мальчик их возраста из очень интеллигентной семьи. В корпусе напротив жили двое ребят – дальние родственники академика Шухова (Вовка Борисов и Вовка Шухов), а в доме Осоавиахима – ещё двое братьев из более чем простой семьи. Да и семьи Борисова и Шухова не отличались высокой культурой. Отец Борисов был просто антисемитом, но с Вовкой, несмотря на разницу в возрасте, я до войны дружил. Все они с теми или иными последствиями от лёгких ранений вернулись домой, а все трое из нашего корпуса погибли на фронте. Наверно, погибли ещё и люди более старших возрастов, но я с ними знаком не был.

 Думаю, что отсутствие элементарной осторожности со стороны Саши, его пренебрежение к опасности, то, что он лез под пули, объяснялось, в условиях неприкрытого антисемитизма в армии, стремлением показать, какие мы – евреи (определённый надрыв). Он не должен был ехать через опасную зону, но приказал ехать.

Позже, приезжавшие к нам его сослуживцы, нам рассказывали, что в приказе, который зачитывали в части по поводу гибели Начальника разведки дивизиона, отмечались неправильные действия, необоснованный риск, приведший к его гибели. Они сообщили нам, что по статистике погибло всего 15% состава воевавших на «Катюшах».