Пустырник

               
   Дрон               

                1

   Ветер дул такой силы, что хотелось не просто укрыться в каком-нибудь тихом месте и переждать ураган, а было просто необходимо найти любое убежище, хоть сколько-нибудь подходящее для человека не выдающейся комплекции, привыкшего к нужде, словно нога к старому башмаку, чтобы немного прийти в себя, согреться и попытаться понять, почему это случилось именно с ним, почему он вынужден искать себе приют, который сам давал не раз таким же бездомным, но всегда закрытым для чужого участия скитальцам, каким стал сейчас он сам. Обветренное лицо, ссохшееся тело, более походящее на экспонат из гербария ботаника, одежда, состоящая из непонятного цвета пиджака с изрядно потертыми локтями и брюк с засалинами вокруг карманов, все указывало на неустроенную жизнь их хозяина. Только по спокойному взгляду небольших зеленых глаз и все еще ладно сидящей на тонкой фигуре одежде чувствовалась какая-то ошибка, ставшая итогом случившейся несправедливости, которую люди привыкли называть судьбой, подводя тем самым черту под страстью или подлостью, никчемностью или редким талантом.
У него было странное для его времени имя, во всяком случае, никого из круга его знакомых так больше не звали. Он был Дроном. Его привычка соизмерять поступки только со своими представлениями и внутренними ощущениями, давно стала линией поведения. Возможно, она и стала в итоге причиной его нынешнего положения. Во всяком случае, он все чаще об это думал и приходил именно к такому выводу.
“Вот сволочь!” - услышал Дрон совсем рядом чье-то злобное шипение. Он остановился, прислушался. Казалось, звук исходил из кучи хлама, сваленного в канаву, перед которой оказался Дрон. Под напором порывов ветра вокруг что-то летало и ухало.
“Вот гадина!” - вновь прохрипела куча. Дрон напрягся, инстинктивно огляделся, стараясь не выпускать из поля зрения кучу, и крикнул, четко выговаривая слова:
“Меняю жратву на место в партере!”
На мгновение шуршание прекратилось, однако тут же из кучи отделился кусок лохмотьев, и Дрон увидел перед собой щупальцу, которая нетерпеливо извивалась всеми пальцами, требуя обещанного. Дрон быстро схватил щупальцу и дернул ее на себя со всей силы. Куча вытянулась, застыла и как распрямившаяся пружина пролетела мимо Дрона, шлепнувшись где-то рядом. Налетел новый порыв ветра и унес с собой прощальные звуки удаляющихся лохмотьев, и только по отдельным интонациям, долетающим до Дрона, можно было понять, насколько эмоциональным был весь текст. Однако это было уже совершенно неважно, главное, что теперь можно хоть где-то спрятаться и переждать ураган.
Место было нагрето, и это вызвало у Дрона чувство удовлетворения и брезгливости одновременно. Но он уже научился отделять главное от второстепенного и с удовольствием погрузился в тяжелый, но чуткий сон.
Вокруг был Пустырь. Он жил совершенно иной, своей жизнью и всё, что имело отношение к Пустырю, составляло часть это жизни. Стал её частью и Дрон. Все, кто сюда попадали, еще не понимая общего порядка вещей, чувствовали себя втянутыми в кровоток огромного организма, который может защитить, но может и безжалостно вышвырнуть назад в ту покореженную человеческим несовершенством жизнь, из которой люди уходили на Пустырь в поисках иной формы существования или просто отсидеться.
Для непривычного глаза Пустырь был просто огромной территорией, образовавшейся как многослойный нарост в неподходящем месте на теле человека, когда хочется от него избавиться, но очень страшат последствия. Так и продолжают существовать впритирку две несовместимые формы, делая вид, что им нет дела до такого соседства. На самом деле Пустырь жил, дышал и развивался. Его обитателями были существа в разной степени человекообразные. Если внешних анатомических различий практически не было, то манерой мыслить, воспринимать происходящее, поступать и даже передвигаться они отличались друг от друга, и значительно отличались от людей Большого города, существующих где-то рядом совершенно параллельно. На Пустыре все жили, как им хотелось, но не мешали жить другим. На этом законе была замешана вся жизнь Пустыря, и нарушившим его выпадало суровое наказание. Впрочем, люди могли выбирать между его неотвратимостью и возвращением в Большой город.
Выжить на Пустыре можно было, только полностью приняв его условия жизни и порядок. Никто не смел пытаться их изменить, можно было только под них подстроиться. Кто создал этот порядок, и кто его поддерживал, было неизвестно, но любой, оказавшийся на Пустыре, ощущал присутствие какой-то силы, заставляющей принимать его таким, какой он есть.
К утру ветер стих. Кругом валялись обрывки, куски и осколки того, что было опрокинуто, порвано и разбито ураганом. Вся неровная поверхность Пустыря вибрировала и хлюпала, разминая свои мышцы и прочищая легкие перед новым трудовым днем. Странность впечатлению от этого места добавляли проплешины, образовавшиеся на его поверхности, создавая ощущение  несовместимости с жизнью этих голых пятен.
Дрон приоткрыл глаза и медленно поводил ими в разные стороны. Голова неподвижно сидела на онемевшей шее, тело, истерзанное за ночь рельефом его укрытия, задеревенело и ныло. Дрон, скривясь, медленно стал поворачивать голову в одну, затем в другую сторону, больно хрустя чем-то внутри шеи, издавая звук, схожий с треском кристаллов в ступке усердного лаборанта.
- Матерь божья! Не шея, а мельница какая-то, - простонал Дрон.
После этой процедуры к телу начала постепенно возвращаться двигательная функция. Дрон протяжно и с удовольствием потянулся, энергично похлопал себя по щекам и, не спеша, начал подниматься. Когда он полностью вышел из своего укрытия, солнце еще не взошло, но было достаточно светло, чтобы осмотреться. Окружающая картина не вселяла уверенности в сегодняшний день, не говоря уже о завтрашнем, да и вчерашний день на фоне увиденного казался каким-то не убедительным. Но Дрон ошибался.
Его появление на Пустыре было закономерно неожиданным. Закономерность состояла в цепи событий, которые привели его сюда, а неожиданным это оказалось для него самого. Вчерашнее знакомство с первым встретившимся обитателем здешних мест не вызвало у Дрона положительных эмоций, впрочем, остальные впечатления настроения также не поднимали.
«Что это за лохматая кикимора?», с грустью подумал Дрон, вспоминая вчерашнюю встречу. «Они здесь все такие или этот у них приболел? Ладно, разберемся, а что здесь вообще-то такое?»
Он ещё раз окинул взором окрестности, выругался, впечатлившись увиденным, и, выбрав направление, не спеша пошел к видневшимся вдалеке кустам. Шел он, осторожно ступая, как по минному полю, боясь наткнуться на неожиданность в любом проявлении, что вполне соответствовало бы этому странному месту. Идти пришлось дольше, чем он ожидал. Территория Пустыря была большая, но когда Дрон попытался ее определить, поднявшись на холм, то понял, что она огромная. Сзади далеко на линии горизонта виднелись очертания ещё совсем недавно давящего своей мощью жестокого и безразличного Большого города, воспринимающегося отсюда как опасная болезнь, поразившая всех, кто остался в его рабстве, но не способная распространиться на привитую от неё территорию Пустыря.
Дрон стал спускаться с холма и чуть не наступил на что-то шевелящееся и слившееся с местностью. Он остановился. Оно начало выпрямляться, но при этом почти не увеличивалось в росте, а распространялось вширь, подобно воздушному шарику, у которого сначала надувается та часть, где резина потоньше, а затем более плотная. Когда была достигнута максимальная ширина, Оно начало расти вверх. Дрон наблюдал за превращением скорее с интересом и любопытством, чем с осторожностью.
- Ну, Кафка отдыхает, - прокомментировал он, когда процесс завершился.
- Не знаю, как Кафка, а я отдыхал совершенно точно! – с достоинством произнесло Оно.
- Прошу прощения, засмотрелся. А ты кто?
- Вопрос неправильный, - мягко с назиданием ответил верзила и продолжил, - для Вас я «Вы» - это раз, здесь не следует задавать подобные вопросы – это два, здесь не следует вообще задавать много вопросов – это три.
Дрон не был готов к такой сентенции и стоял, пораженный несоответствием внешнего вида этого человека его манере изъясняться. Не понимая, что ему предложили: игру или искренность, Дрон решил не выбиваться из контекста и обратился к верзиле в той же манере:
- Ещё раз прошу прощения. Готов выслушать любые советы столь умудренного жизнью в этом неординарном месте человека и, уверен, все, что Вы скажите, пойдет мне, как начинающему, на пользу и будет принято беспрекословно.
- Откуда ты такой умный взялся?
- Вопрос неправильный, - ответил Дрон и улыбнулся.
Верзила уставился на него оценивающе и затем проговорил:
- Так вот, начинающий, то, что дозволено мне, не дозволено тебе. Про Юпитера слыхал?
- Ну да, что дозволено Юпитеру…
- Образованный, это хорошо. Разные сюда заходят, сразу не поймешь, толи по твою душу пришли, толи свою принесли на заклан.
- Если Вы хотите, чтобы я понял, говорите яснее, – не выдержал Дрон.
Верзила посмотрел на него с прищуром и ответил:
- И родниковая вода, если растворить в ней яд, отравой становиться. Не надо гоняться за красотой только потому, что глазу приятно. Красота штука опасная и часто трагичная.
Вы хотели услышать советы? Так это уже второй за утро. Не боитесь, что по моим счетам расплатиться не сможете? – верзила потянулся, подняв руки вверх, и они, покрытые лохмотьями, стали похожи на истлевшие крылья, в которых еще остались сила и память, способные поднять их хозяина над земной суетой и навсегда оторвать от давящего прошлого и неустроенного настоящего. Но Пустырь крепко держал его подобно огромному магниту, притянувшему маленькую стружку, которой дозволено двигаться только по поверхности магнита, но никак невозможно оторваться от него.
Дрону начинал нравиться этот большой странный человек, похожий на огромного паука.
- Я готов оплачивать все Ваши счета, если советы будут такими же мудрыми. А как же Вас все-таки называть? А то мы так долго беседуем, а еще не познакомились, - продолжал Дрон.
- Паук, если Вам угодно. Это мое здешнее имя. Заметьте, не кличка, а имя. Здесь нет кличек.
- Дрон, - церемонно представился Дрон, кивнув головой и ударив каблуками.
- Раз уж церемонии закончились, предлагаю перейти на «ты», - сказал Паук и, указав крылом в сторону кустов, к которым шел Дрон, добавил:
- Готов быть твоим экскурсоводом, здесь есть что посмотреть. Вообще у нас легко дышится и есть, где отдохнуть и телом и душой.
Затем, перехватив вопросительный взгляд нового знакомого, добавил:
- Здешние обитатели – народ неприхотливый: где прилег - там тело и отдыхает, ну а душа у нас постоянно находится в гармонии с телом.
- Послушай, Паук, а что за люди здесь живут? – решил воспользоваться словоохотливостью попутчика Дрон, - как себя с ними держать?
- Естественно и честно. Всякое конечно бывает, но в целом народ понятливый. А люди живут…, сам увидишь и поймешь, вроде не дурак. Одно скажу, здесь никто не вспоминает о прошлом. Все осталось в Большом городе, а здесь все равны. Только имей в виду: равны, но не одинаковы, мы все разные. Каждый проявляется так, как он хочет и может, и его выбор уважают.
- Вот вчера я встретил маленького человека с длинной рукой. Она требовала у меня еды. В чем состоит его выбор? – спросил Дрон, чувствуя, что поступил с этой рукой не по здешним понятиям.
- Все очень просто: его выбор в том, что бы просить еду. Он при этом шипел, ругался?
- И то, и другое и очень в этом преуспел, - ответил Дрон, вспоминая вчерашнюю кучу.
- Вот видишь, Язва, я думаю, именно с ним ты вчера встретился на Пустыре, в полной мере пользуется своим правом просить, шипеть и ругаться и, заметь, все его за это уважают, - философски подытожил свои пояснения Паук. Так они пришли к кустам.
Рельеф Пустыря был разнообразный и обманчивый. То, что издали казалось холмом, на самом деле оказывалось небольшой кучей, а что было прудом, издали казалось маленькой лужей. Кусты, к которым подошли Дрон с Пауком, превратились в густые заросли камышей и осоки, покрывающие несколько десятков гектар зыбкой поверхности изредка квакающего, булькающего и пузырящегося болота. Дальше начинался лес, и создавалось впечатление, что болото заканчивалось на его опушке, но, на самом деле, оно там только начиналось. По краю болота, возвышаясь над прочей растительностью, одиноко торчали ели, дубы и березы, подчеркивая случайность своего существования и полную зависимость от болота, дозволившего им питать свои корни своей влагой. В некоторых местах были протоптаны тропинки, обрывающиеся у первой же встречной кочки, и было ясно, что для кого-то это дорога оказалась последним жизненным путем, а для кого-то спасением.
- С этого места начинается одна из тайн Пустыря. Здесь следует вести себя осторожно и доверять только своему опыту или, если таковой отсутствует, опыту того, кому ты доверяешь, - пояснил Паук, жестом предлагая Дрону присесть на поваленное дерево. – Никогда не иди вглубь болота, не изучив его. Оно погубило уже многих, но не потому, что дороги не знали, а потому, что отнеслись к нему без уважения. Думали можно ступить в него просто так без должного внимания, даже не познакомившись.
- Как это? Нужно знакомиться с болотом? – не понял Дрон.
- Именно так, знакомиться. Можно, конечно, назвать свое имя, но главное - знать куда идти, - без какой-либо иронии ответил Паук.
- Это мне напоминает один случай с приезжим мужиком, - улыбаясь, сказал Дрон. - Когда в транспорте поставили автоматы для покупки билетов с боковой ручкой, я ехал куда-то в автобусе. Так вот, вошел в него этот мужик, встал перед автоматом и не знает, как купить билет. Я ему и говорю «Ты фамилию свою назови и дерни за ручку». Он так и сделал. «Я Мамыкин» говорит и дергает за ручку, а билета нет. Он повторяет «Я Мамыкин» и за ручку. Нет билета. А мужик упрямый попался, называет себя и за ручку, называет себя и за ручку. Весь автобус уже со смеху покатывается, а этот всё с автоматом борется. Если бы не одна сердобольная старушка, он бы его разнес в хлам.
- Ты, любезный, забыл мой первый совет – не вспоминай о былом, по крайней мере, без особой надобности. История конечно веселая, но она из прошлой жизни, а здесь прошлым не живут. Это верный путь назад в Большой город или вперед в болото, а финал везде один – гибель.
- Уж больно все здесь мрачно и однозначно. Сюда не ходи, этого не говори, нарушил – смерть, - без энтузиазма констатировал Дрон.
- Поверь мне, прожившему на Пустыре не один год, так лучше, и не потому, что проще и однозначно, а потому, что честнее и надежнее. Болото тоже имеет право кого-то принять, а кого-то отвергнуть. Так уважай это право. Ты, мой друг, много увидишь здесь странного на первый взгляд, но это всего лишь на взгляд человека, загипнотизированного Большим городом, где гармоничность подменяется гармональностью, искренность – недоверием, где благородство наказуемо. Надеюсь, твой случай не безнадежен и скоро начнется прозрение, - тоном старшего брата увещевал Паук.
Дрон слушал его, и ощущение ирреальности все сильней охватывало сознание. Этот большой человек рассуждал очень естественно, без назидания и слушать его было интересно. Однако, Дрон никак не мог принять на веру все, что сегодня услышал, уж слишком это казалось надумано и как-то сказочно, но все-таки он старался серьезно отнестись к словам Паука, пытаясь понять не слова, а заложенный в них смысл, ведь он пришел сюда надолго.
- Ну ладно, политзанятия закончились, пора подумать о завтраке, - бодрым голосом сказал Паук и ударил себя огромными ладонями по ляжкам. Лохмотья заколыхались, и их обладатель встал, увлекая за собой Дрона. Во всех его словах и движениях чувствовалась уверенность и спокойствие, которые чудесным образом передавались и Дрону. Под ложечкой сильно сосало, но было совершенно не понятно, где и, тем более, чем можно позавтракать в таком унылом и заброшенном месте. Но словно опровергая эти мысли, вдруг раздался веселый женский смех, которому вторил мужской тенор, срывающейся на фальцет. Из-за холма показались двое и улыбка, озарившая лицо Паука, лучше всяких советов подсказала Дрону, как отнестись к их появлению.
- А-а, Паучина ты мой дорогой! – искренне закричала женщина и раскинула в стороны полные руки.
Паук тоже раскрыл крылья для объятий и принял в них повисшую на шее женщину, ничуть при этом не пошатнувшись.
- Такие нежности при посторонних! – игриво, но без злобы сказал обладатель тенора.
- Знакомьтесь, друзья, это Дрон. С сегодняшнего дня он начинает становиться не посторонним, а сколь долго продлиться это становление, зависит только от него. Это мадмуазель Дора, это Крысолов, - представил друг другу своих знакомых Паук.
- Очень рад, - сказал Дрон и кивнул в ответ на приветствия.
- А вы уже завтракали? Что у нас сегодня в меню? – спросил Паук у Доры.
- Мы еще не дошли до кухни, сначала решили покормить подопечных Крысолова, - ответила Дора и, бросив «пошли с нами», повернулась к своему спутнику. За ними последовали Паук с Дроном.
При встрече Дрон не решился рассматривать новых знакомых, зато теперь, идя сзади них в нескольких шагах, он позволил себе изучить эту пару. Дора была женщиной бальзаковского возраста с весьма плотной фигурой, чистыми, завязанными в пучок каштановыми волосами и приятным добрым лицом. Казалось, от постоянной улыбки на ее щеках образовались ямочки, а может быть, из-за ямочек казалось, что оно постоянно улыбается, но все равно, это ей очень шло и, было видно, что она прекрасно это понимает. Лицо и тело были загорелые, что делало ее похожей на хозяйку приморского кафе или прибрежного магазина, а черные без каблука простые кожаные туфли, несколько поношенная свободная юбка солнце-клёш и завязанная узлом на животе рубашка мужского покроя, придавали ее облику привлекательность и деловитость.
Крысолов же был ее противоположностью. Редкие белесые волосы, хаотично расположившиеся на большом лысеющим черепе, фланелевая куртка неопределенной расцветки на давно нестиранную майку, грязные черные джинсы с белыми проплешинами и серые на босу ногу разношенные кроссовки придавали их хозяину вид опустившегося замшелого мужичонки, промышляющего попрошайничеством и мелким воровством. Но если в отношении Доры Дрон нисколько не ошибался, и даже сложившееся впечатление не дотягивало до истинной сути, то Крысолов обладал исключительно веселым нравом, самобытным юмором и огромным добрым сердцем, в чем Дрон не раз ещё убедится в будущем.


                2

   Компания свернула за холм, прошла вдоль неравномерно покрытой бугорками большой поляны, миновала пруд, на берегу которого стоял какой-то недострой, и вышла к длинной кирпичной стене, зияющей щербинами дверных проемов. Дора вошла во второй проем и когда Дрон, свернув за всеми, оказался в небольшом дворике, она уже по-хозяйски уперев руки в бедра, тихо разговаривала с каким-то незнакомым Дрону человеком.
Все тихо поприветствовали друг друга и человек, сделав неопределенный жест рукой, поспешно ушел, прижимая к груди какой-то кулек. Дрон почувствовал напряженность после его ухода и не стал ни о чем спрашивать, хотя вопросы выстраивались в очередь на протяжении всего пути в столовую. 
- Плохо? – спросил Паук Дору.
Она медленно кивнула, продолжая грустно глядеть вслед удаляющемуся человеку. Дрона тронуло не наигранное сочувствие в сдержанном поведении присутствующих, и ему самому вдруг стало искренне жаль этого незнакомца, хотя он понятия не имел, почему всех так сильно опечалила встреча с ним.
- Может не дотянуть до вечера. Малышке уже ничем не поможешь, для нее все закончилось, не успев начаться, а вот Наотмашь борется, с ней постоянно Грумен, - тихо ответила Дора. Паук тронул ее за плечо и, молча, открыл дверь. Все вошли внутрь бетонной постройки, а Крысолов все стоял с полными слез глазами и смотрел вслед ушедшему человеку.
Внутри столовой был полумрак, и неопределенно пахло едой. Посреди большого пространства стоял сколоченный из досок стол, окруженный лавками из того же гарнитура. Было чисто. По образовавшимся засалинам на лавках и отполированной локтями поверхности стола было видно, что они активно используются уже длительное время. Это вызвало у Дрона чувство, похожее на уважение. За столом сидели два незнакомых ему человека. Они прервали разговор и с нескрываемым интересом уставились на него. Дрон молча кивнул.
- Сегодня салат-бар, прошу подходить, - позвала Дора откуда-то из глубины. Дрон пошел на голос, но уже можно было определить очертания и кое-какие подробности обстановки. Хозяйка стояла у небольшого стола, где были разложены различные овощи и хлеб двух сортов. Рядом на электрической плитке грелся огромный чайник. На третьем столе стояла различная посуда, а в ящиках были разложены столовые приборы. Увиденное окончательно поразило Дрона. Он молча взял хлеб, немного овощей и, сев за стол, стал смотреть на чайник. «Как же она его поднимает, он такой огромный» - думал Дрон. В голову стали приходить естественные для такой ситуации вопросы: откуда здесь свежий хлеб, почему плитка электрическая, а света нет и, вообще, откуда здесь электричество? Однако впечатления от устроенности быта обитателей Пустыря произвели на Дрона меньшее впечатление, чем потухшие глаза и кротость встретившегося во дворе кухни человека, очевидно, уже смирившегося со своим горем и не имевшего сил противостоять судьбе. Некоторое смятение слишком очевидно отразилось на лице Дрона, и Паук, прервав затянувшееся молчание, обратился к нему:
- Это был Варлам. Наотмашь, его девушка, сильно больна, умирает. Она недавно родила ему дочку, но уже мертвую. Грумен уже ничего не мог сделать. Грумен – это доктор. Очень хороший доктор.
Вошел Крысолов и, взяв немного еды, молча, опустился рядом с Пауком. Все начали не спеша есть. Молчание прервал Паук:
- Да, человека мужчиной делает, прежде всего, отношение к женщине.
- Это ты о чем? – не понял Крысолов.
- О том, что Варлам настоящий мужик, может быть более всех нас, потому что у него есть Наотмашь, и если он, вдруг, останется один, то на погосте одним холмиком может стать больше. Жаль.
- Да чего их жалеть! – раздался хриплый голос одного из сидящих за столом.
– Сюсюкали друг с другом, сюсюкали и досюсюкались. Распустил он ее, надо было аборт делать, на Пустыре детям не место. – Он покосился на приятеля, и тот покорно улыбнулся.
- Ну тебе, конечно, видней, - сказал Паук и, указав на говорящего, обратился к Дрону.
- Это Тело, а тот Душа.
Дрон с интересом рассматривал парочку, и, несмотря на все их странности, ощущал полную уместность происходящего.
- Да, у нас с этим все в порядке! Душа на такую глупость не способен!
- А я где-то читал, что у мусульман мужчина один раз в жизни может родить, - вступил в разговор Дрон. – Они даже свои длинные рубахи с карманом между ног делают, чтобы ребенок при родах не разбился, если стоя.
- Ну, это ты загнул, с карманом между ног! – искренне удивилась Дора. Однако Душа отнесся к этой новости по-своему,
- Как интересно! Тельце, это может быть очень секси!
- Ты же, слава богу, не мусульманин, - ответил Тело и, поднявшись, поманил друга за собой. После их ухода мысли Дрона вернулись к Варламу.
- Погост, это там, где мы утром шли? – спросил он.
- Там, там. Все там будем, - ответил Паук.
- Кого болото прибрало, а если как Наотмашь - на погост, - добавил Крысолов.
- Хватит вам за упокой, Наотмашь, слава богу, еще жива, - вмешалась в разговор Дора, -может Груман сделает что-нибудь, как с Музыкантом. Тот тоже умирал три дня, а Грумен его на травках вытащил. А Язва! Помните, как он отравился? Грумен над ним тоже долго колдовал и, ничего, жив.
- Язва травится каждую неделю. У него уже должен иммунитет на всякую гадость выработаться, - сказал Паук.
- Так, то на гадость, а он поел свеженького - вот и отравился, - ухмыльнулся Крысолов.
Дрон слушая их, начинал постигать простые вещи, очевидные для людей, у которых белое – это не черное, а плохо – это не хорошо. Для него, недавно вырвавшегося из мира Большого города, было трудно сразу принять все, с чем он здесь столкнулся. Дрон видел, что в отношениях этих людей отсутствует необходимость лукавить, врать и изворачиваться. Прямота была для них так же естественна и удобна, как вновь обретенная наезженная колея для сбившейся с пути машины. Приходило понимание, что процесс для них не менее важен, чем его результат.
В проеме двери возникла какая-то фигура. Лица было не разобрать из-за недостаточной освещенности помещения. Фигура постояла некоторое время в дверях, развернулась и ушла. Никто из присутствующих не предпринял ни единой попытки заговорить с ней. Выждав немного, Дора произнесла куда-то в пространство, но Дрон понял, что это сказано только для него:
- Варчун привыкла есть одна, как, впрочем, делать и все остальное. Она здесь уже почти год, но я не припомню, чтобы она с кем-нибудь заговорила, так, если только что-то незначительное.
- Дора, я Дрону кое-что объяснил, так что думаю, он понял все правильно, - сказал Паук.
- Я, конечно, понял, что ты мне рассказал, но, может быть лучше кое-что объяснить еще, чем потом разбираться с последствиями моих ошибок? – подключился к обсуждению своего IQ Дрон.
- А что еще тебе хотелось бы знать? Все, что я хотел сказать, я сказал. Остальное зависит от тебя самого.
Дрон молча кивал головой. Он чувствовал, что большего Паук не скажет, он и так был сегодня слишком разговорчив. Допив чай, Дрон поднялся, поблагодарил Дору за завтрак, а остальных за компанию, и вышел.

                3

   Над Пустырем стоял вязкий туман. Вблизи с трудом различались очертания предметов, и Дрон по памяти определил направление, по которому они пришли сюда. Определенного плана не было, и он решил вернуться на большую поляну с холмиками, словно насыпанными огромными кротами. Вскоре он оказался на месте и, пригнувшись, посмотрел вдоль поверхности земли, словно заглянул под пелену тумана, откуда поляна была видна почти целиком. Сейчас Дрон имел возможность осмотреть погост, как назвал его Паук, более внимательно. Он прошел еще немного и оказался в центре погоста. Могил было штук тридцать. Они занимали незначительную часть общего пространства, одной стороной уходящего в сторону болота, а другой к лесу, и создавалось впечатление, что Пустырь готов гостеприимно принять в свое чрево еще ни одно поколение своих обитателей. Дрон обратил внимание на нехитрую ухоженность могил. Где-то лежали букетики полевых цветов, растущих рядом на поляне, где-то холмики были обложены хвойными ветками, а некоторым была придана просто округлая форма, аккуратно отшлифованная чьими-то заботливыми руками. Создавалось впечатление, что находишься на поляне, где дети спрятали свои «секретики», оставив сверху различные опознавательные знаки. Неожиданно, Дрон услышал звук, доносившейся из глубины погоста. Постояв немного, он решил посмотреть, откуда он доносится и увидел Варчуна, сидевшую на корточках возле холмика, вершину которого венчали две руки, обращенные ладонями друг к другу с переплетенными пальцами. Сначала Дрону показалось, что эти ладони тянутся вверх прямо из могилы, но присмотревшись, он понял, что это хорошо выполненная миниатюрная глиняная скульптурка. Варчун, увидев его, встала, но осталась на месте, продолжая смотреть на холмик.
- Простите, я не хотел нарушать Ваш покой. Я здесь еще плохо ориентируюсь и забрел вот сюда. Я сейчас уйду, извините.
Варчун стояла, не отрываясь, глядя на могилу, никак не реагируя на слова Дрона. Он еще немного помялся и тихо пошел, ища выход с поляны. Несмотря на короткую встречу, Дрон очень хорошо рассмотрел Варчуна, вернее не рассмотрел, просто невольно увидев ее вблизи, уже не мог забыть. Одета девушка была просто: в светло голубую рубашку мужского покроя размера на два больше, голубые потертые временем джинсы и спортивные туфли тоже голубого цвета. На шее у нее был повязан черный платок. Она была маленького роста, но с пропорциональной фигурой, русые волосы, затянутые в ослабленный хвост, спадали волнами по бокам, закрывая уши. Она стояла, опустив голову, и Дрон не видел ее лица, но именно такой он запомнил девушку, и этот образ еще долго оставался в его памяти.
Когда Дрон вышел на дорогу, туман немного рассеялся, и можно было видеть, по крайней мере, куда идти. То ли машинально, то ли ноги сами выбрали уже знакомое направление, но он оказался у болота, в том самом месте, где они сидели с Пауком. Рядом были навалены кем-то принесенные сюда покрывшиеся мхом старые деревья, которые лежали кучей друг на друге, образовав большую баррикаду на пути к столь не безопасному месту. Дрон присел с боку на ствол поваленного дерева и стал смотреть вдаль, пытаясь постичь болотную тайну, о которой ему рассказывал Паук. Зеленая тина, покрывающая большую часть поверхности болота, была неподвижна и резко контрастировала с черной вонючей водой, как зеркало отражающей уходящие вверх стволы деревьев со скудной листвой, окутанной туманом. Все это вместе с висящей в воздухе тишиной создавало впечатление устрашающей неотвратимости.
«Тут не только отягощенного испытаниями, но и не искушенного человека потянет шагнуть в эту муть. Какое не доброе место! А здесь еще Паук со своими предостережениями» - размышлял Дрон, глядя в чернеющую глубину болота.
Мысли его прервало еле слышное шуршание, доносившееся с противоположенного края наваленных деревьев. Он привстал и начал всматриваться через ветки и туман в ту сторону, откуда доносился звук. На край болота вышла корова, продолжая пережевывать траву. Она спокойно зашла в воду, уверенно повернула и, пройдя несколько метров вдоль края болота, пошла дальше вглубь. Скоро корова скрылась из виду, и были слышны лишь удаляющиеся всплески. Дрон знал, что коровы прекрасно ориентируются в болотах, но все равно был поражен внезапностью случившегося. Во-первых, откуда здесь корова? А во-вторых, ее уверенное поведение давало основание думать, что и с болотом можно договориться. Прав был Паук, здесь все имеет свой смысл и ко всему нужно относиться серьезно. Но болото, как будто прочитав мысли Дрона, издало громкое рокочущее бульканье, покатившееся хлюпающим эхом куда-то к его середине. Дроном опять овладело смятение и появилось жгучее желание уйти.
- Извини, уважаемое, должен откланяться, дела, - сказал Дрон, обратившись к болоту, и в это время он сам не знал, то ли шутит, то ли говорит серьезно.
Когда Дрон вышел на дорогу, солнце, растворив туман, уже стояло высоко, ярким светом заливая окрестности. Трудно было поверить, что еще вечером бушевал ураган.
- Очевидно, погода здесь меняется также неожиданно, как и настроение, - пробурчал Дрон, озираясь по сторонам. Если вчера, оказавшись на Пустыре по доброй воли, он был уверен, что отсидится, приведет мысли в порядок и сам решит, что делать дальше, то теперь смутное ощущение зависимости от иных обстоятельств постоянно присутствовало в его сознании. Чувствовался внутренний дискомфорт, но желание понять суть Пустыря было сильнее, и чем дольше Дрон здесь находился, тем больше им овладевал азарт игры, в которую он ввязался.
Тропинка вела в обход болота, и Дрон, решив не сопротивляться судьбе, двинулся по ней в неизвестном для себя направлении. Оставив слева погост, он подошел к другому краю болота и остановился. Дальше дорога разветвлялась, и надо было делать выбор.
«Интересно, а существует ли карта этой местности? Если да, то наверняка в нее надо внести существенные изменения», - подумал он. Вдруг со стороны болота раздался всплеск и, как показалось Дрону, мелькнуло что-то светлое.
- Корова, - быстро отреагировал мозг, но затем также быстро на ум стали приходить различные мысли, опровергающие эту версию. Движимый любопытством вперемежку с тревогой, Дрон пошел на звук. Когда до нужного места оставалось совсем немного, он с ужасом разглядел в воде человеческую голову и две руки, поднятые вверх. Но больше всего Дрона поразило смиренное спокойствие человека в трясине, которому оставалось всего пару минут находиться на поверхности. Вдруг страшная догадка ужаснула его:
- Варчун! – закричал он и рванулся изо всех сил к краю болота. Дальше все происходило как будто не с ним. Он схватил длинный остов какого-то тонкого дерева, торчащего из воды, согнул его, переломил об коленку и плюхнулся навзничь так, что одна его половина осталась на суше, а вторая оказалась в воде. Вытянув вперед руку с палкой, он начал тыкать ей в девушку, не думая, что делает ей больно. Одно желание двигало Дроном - вывести ее из состояния оцепенения и заставить схватиться за палку. Девушка издала легкий стон, повернула голову и судорожно вцепилась в протянутое ей дерево. Дрон изо всех сил стал тянуть ее на себя, перебирая по палке руками. Он смотрел в ее напряженные, обращенные в упор на него глаза, и, не произнося ни слова, упрямо тащил ее к берегу.
Потом они молча лежали на траве, тяжело дыша. Оба смотрели в небо, и каждый думал о своем.
- Зачем? – услышал Дрон рядом с собой слабый голос. Он приподнялся на локте, посмотрел на девушку, и, не зная, что ответить, переспросил:
- Что зачем?
- Зачем ты это сделал?
- Затем, что это не правильно - утонуть в болоте.
- Это правильно.
- Почему твое «правильно» правильнее моего «не правильно»? – скаламбурил Дрон и сразу почувствовал себя идиотом. Девушка ничего не ответила. Пытаясь сгладить неловкость, он спросил:
- А откуда здесь корова?
- Зачем? – услышал Дрон в ответ, отчего его тело напряглось, а кулаки сжались от досады и, аккуратно подбирая слова, он ответил:
- Я уверен, что у тебя была причина так поступить. Я уверен, что это твое и только твое право. Но я уверен, что я нормальный человек и не могу спокойно смотреть, как у меня на глазах тонет девушка. Делай потом, что считаешь нужным, но если я еще раз увижу, как ты тонешь, вновь спасу тебя. Это мое право.
Вновь наступило молчание. Они лежали и смотрели в небо. Над ними жужжали какие-то насекомые, а еще выше летали какие-то птицы. Мир пришел в движение, и Дрон почувствовал прилив душевных и физических сил. Он приподнялся и хотел что-то сказать, но вдруг увидел идущих по дороге незнакомых людей, громко разговаривающих между собой. Внимательно вглядевшись, Дрон насчитал четверых человек, один из которых ехал на велосипеде, а остальные, активно жестикулируя, о чем-то спорили. Неожиданно он почувствовал прикосновение к своей руке и еле заметное усилие.
Дрон невольно повиновался этому жесту и припал к земле. Прошло минут пять, прежде чем звуки удаляющейся компании пропали совсем. Варчун подняла голову, осмотрелась и только потом встала в полный рост. Дрон поднялся вместе с ней.
- Кто они? – спросил он.
Девушка перевела на него взгляд, но ничего не сказала. Дрон видел только потухшие васильковые глаза на красивом молодом лице, смотрящие куда-то мимо него, и тонкую девичью фигуру в еще влажной, пахнущей тиной одежде. Дрон чувствовал, что с девушкой случилась беда, превратившая ее жизнь в муку. Ему очень хотелось ей помочь, но он не знал, как это сделать. Эта встреча что-то изменила в его душе, зародив интерес к новой, неожиданно начинающейся жизни, и вместо безучастного ее созерцания появилось желание быть нужным этой девушке.  Сама Варчун была очень далека от всего того, что чувствовал Дрон, ей была безразлична ее случайно задержавшаяся в этом несправедливом мире изломанная жизнь. Инстинктивный порыв предостеречь Дрона от встречи с теми людьми был просто проявлением страха, и он это хорошо понял. Его все больше интересовала ее судьба и трагические обстоятельства, заставившие прийти к болоту, и он решил еще раз заговорить с Варчуном.
- Меня зовут Дрон, - начал он. - Я не причиню тебе зла, поверь. Единственно, чего я хочу - быть тебе полезным. Я одинок, у меня совсем никого нет. Прошу тебя, не отвергай мою помощь. Я не собираюсь тебе докучать, просто позволь быть рядом.
Дрон замолчал, он не знал, что еще сказать и с надеждой смотрел на девушку.
- Я Варя, - ответила она глухим тихим голосом, продолжая смотреть куда-то в сторону. Дрон хотел ее разговорить, но услышав этот голос, внутренне содрогнулся. Ему показалось, что с ним разговаривает оболочка, а все, что должно быть за ней, куда-то исчезло. Он взял себя в руки и, справившись с волнением, спросил:
- А кто были эти люди?
- Враги.
- Они здесь живут?
- Приезжают оттуда, - ответила Варя и мотнула головой в сторону Большого города. Он почувствовал, что больше вопросов на эту тему задавать не стоит и, решив сменить тему, спросил:
- А где можно привести себя в порядок? – и разведя руки в стороны, посмотрел на свою потрепанную мокрую одежду. Варя подумала, затем слегка кивнула головой и пошла по тропинке. Дрон последовал за ней.

                4

   Они миновали уже знакомый погост и свернули на дорогу в противоположенную сторону от столовой. Дойдя до старого, но еще прочного забора, Варя остановилась и, указав на калитку, открыла ее и вошла внутрь. Там оказался маленький дворик с навесом, где штабелями высилась поленница из аккуратно нарубленных дров, накрытая брезентом. Рядом с навесом стоял небольшой домик с двумя дверями, и так как Варя скрылась за одной из них, у Дрона не осталось выбора, и он толкнул вторую дверь. Домик оказался баней с купелью, роль которой выполнял пруд естественного происхождения, куда можно было попасть через другую дверь из парилки. Баня была не топленная, о чем Дрон сильно пожалел, поэтому, прежде всего, он решил заняться своим туалетом. Здесь было все: тазы, веники и даже мыло с шампунем. Дрон в очередной раз удивился налаженности быта и оборотистости местного населения. Когда выстиранная одежда весела на предусмотренных для этой цели веревках, натянутых по-хозяйски во дворе, он решил искупаться, а заодно и смыть с себя остатки болотного ила и тины. Он спустился по лестнице в пруд и, кривясь от холодной воды, начал с усилием тереть свое тело. Вдруг он услышал всплеск и, обернувшись на звук, увидел поднимающуюся из пруда по другой лестнице Варю. На ней ничего не было. Дрон невольно залюбовался ее фигурой и прекратил плескаться. Варя обернулась, собрала в пучок волосы и, выжав их, скрылась за дверью женского отделения. Дрон послушно последовал к себе, но, оказавшись в бане, понял, что одеть ему нечего, а облачаться в мокрую, хотя и чистую одежду не хотелось. Но не только это волновало Дрона. Перед глазами стоял образ Вари, грациозно, без стеснения, поднимающейся из пруда. При каждом новом шаге вся ее ладная фигура вытягивалась от пальцев ног до тонкой гибкой шеи, поражая пропорциями и пластикой. Дрон мотнул головой, чтобы вернуться в реальность, огляделся и, найдя какой-то кусок материи, обернулся и вышел во двор. Там уже Варя развесила свою одежду и сидела на бревне, укутавшись в такую же тряпицу. Дрон сел напротив.
- А кто это все сделал? – спросил он и повел вокруг головой.
- Это до меня.
Дрон не стал больше ни о чем спрашивать, стараясь не беспокоить Варю вопросами, пока интересующими только его. Так они сидели молча и грелись в лучах остывающего осеннего солнца. Вдруг, калитка распахнулась, и во двор вошел Паук с Дорой и вчерашний знакомый Язва, с которым при первой встречи Дрон поступил так неучтиво. Увидев Варю с Дроном, обмотанных в полотенца местного производства, компания затихла и молча уставилась на них. Первой очнулась Дора. Сказав «привет», она направилась в женское отделение, бросив в сторону Паука:
- Затопить не забудьте.
- Все в порядке? - спросил Паук, явно обращаясь к Варе. Она кивнула головой. Тогда Паук перевел взгляд на Дрона и внимательно посмотрел на него в упор.
- Все в порядке, Паук. Нет повода для беспокойства, - так же глядя на него в упор, ответил Дрон.
- Ну-ну, хорошо бы так всегда, - предупредительно произнес Паук и, сделав знак Язве, пошел к поленнице за дровами.
- Не, ну я сегодня такой уставший и не выспатый из-за некоторых, - проканючил Язва, покосившись на Дрона.
- Ладно, сегодня за мой счет, я угощаю, - сказал Паук и, вытянув перед собой руки, добавил:
- Накладывай.
Язва ленно начал сооружать из дров горку на ручищах Паука, подпрыгивая, чтобы уложить последние поленья. Варя безучастно смотрела на происходящее, а когда во дворе никого не осталось, сбросила полотенце и, отвернувшись, стала одеваться. Дрон последовал ее примеру, и когда они были готовы, открыл калитку, чтобы пропустить Варю. Она сделала несколько шагов и резко остановилась, словно перед ней разверзлась пропасть. Из-за ее плеча Дрон увидел приближающихся людей, один из которых ехал на велосипеде. Аккуратно, но уверенно он взял Варю за плечи и втянул во двор.
- Ты можешь сказать, кто они и что от них ждать? – спокойно спросил он, заглядывая ей в лицо.
Варя стояла неподвижно, и по ее напряженной позе и полным ужаса глазам Дрон понял, что эти люди сделали большую подлость, которая имела прямое отношение к Варе, и это уже делало их его врагами. Он посадил Варю на прежнее место, а сам остался стоять рядом. Калитка открылась, и во двор вошли два серьезных мужика, за которыми въехал третий дурашливого вида. Увидев Варю с Дроном, компания уставилась на них, не подозревая, что не первые сегодня стоят на этом месте, словно посетители музея перед завезенным в их захолустье шедевром, пытаясь определиться: толи ругать, толи восхищаться увиденным. Дрон спокойно смотрел на вошедших, оценивая каждого и пытаясь угадать их действия. Нарушил молчание обладатель большого круглого лба:
- Я тебя предупреждал - на глаза не показывайся, - сказал он, уставившись на Варю, не обращая внимания на Дрона. - Я предупреждал - сколько раз увижу, столько будешь батрачить. Так что не обессудь - пойдешь с нами. Я слово держу.
Дрон почувствовал, как Варя напряглась, вытянулась в струну, и мелкая дрожь сначала волной прокатившаяся по телу, прочно завладела им, сопровождаемая грудным вырывающимся стоном.
- Чтобы что-то говорить Варчуну, ты должен сначала договориться со мной, тебя что, не предупредили, что приехал Дрон? – с расстановкой произнес Дрон.
- Кто приехал? – пренебрежительно спросил щуплый парень с велосипедом.
- Значит, не предупредили. А, может, ты решил сфинтить, гонишь мне порожняк? – тихим голосом спросил Дрон у Лобастого, - Смотри, я проверю, и если это фуфло – про тебя решать уже буду не я. Пока всё, разошлись, - закончил Дрон и, не глядя на троицу, подтолкнул Варю к калитке. Третий мужик с огромной красной рожей дернулся к нему, но Дрон, упредив его движение, резко повернулся и угрожающе выкрикнул:
- Я сказал, разошлись!
На шум из бани выглянул Язва, сфотографировал обстановку и исчез. Через мгновение дверь отворилась, и на пороге появился Паук в тунике местного пошива. За ним стоял Язва, колдуя над своими лохмотьями.
- Паук, скажи им, кто я, а то у них совсем мозги варить перестали, - не дав им опомниться, сказал Дрон. Расчет на разум оправдал себя, и Паук, уловив расклад, с уважением произнес:
- Это Дрон.
Щуплый с недоумением обратился к Лобастому:
- Кто такой Дрон?
Потом перевел взгляд на Дрона и задал ему такой же вопрос.
- Ты, дерганный, не мельтеши. Ее я забираю, надо с ней разобраться, а то слишком наследили, - произнес жестким тоном Дрон, толкнул Варю в спину по направлению к калитке и, повторив «Я проверю», вышел со двора. За спиной осталась тишина. Толи Паук своим тоном заронил сомнение, толи Дрон впечатлил мужиков своими речами и манерой, но никто не двинулся с места и не произнес ни единого слова.
Варя шла первой, Дрон держался сзади.
- Пошли туда, где нас не достанут. Знаешь такое место? – тихо спросил он Варю в спину. Она еле заметно мотнула головой. Они прошли мимо погоста, столовой и углубились в ту часть Пустыря, где все было для Дрона впервые.

                5

   Обогнув крутой холм явно искусственного происхождения, они очутились перед развалинами какого-то заброшенного объекта. Все здесь потрескалось, поросло травой и находилось в жутком запустении, отчего создавалось впечатление, что находишься не вблизи огромного города, а на краю земли, лишенный возможности не только вернуться, но и установить какой-либо контакт с внешним миром. Окружающий пейзаж должен был вызывать чувство, если не обреченности, то уныния и одиночества. Лучшего места для убежища найти было трудно. Варя провела Дрона по лабиринтам из мусора и стройматериалов, и они оказались у высокой бетонной стены, зияющей провалами и дырами, словно крепость после ожесточенной осады с применением крупнокалиберного оружия. Войдя в один из провалов, они еще немного побродили внутри развалин, забрались на второй этаж какой-то постройки, откуда просматривались подходы, и, решив, что это вполне подходящее место, сели на пол напротив друг друга. Вернее так решила Варя. По уверенности, с которой она пришла сюда и некоторым признакам обитаемости, Дрон понял, что для нее это знакомое место, он даже предположил, что это ее жилище па Пустыре. Эта догадка обрадовала Дрона: значит, он заслужил ее доверие, значит, он правильно ее чувствует и может надеяться на взаимность.
Первой заговорила Варя,
- Сюда они не придут. Сюда никто не ходит. Здесь опасно.
Последняя фраза удивила Дрона.
- Почему опасно? – спросил он.
- Есть два места, где опасно: болото и здесь, - сказала Варя и замолчала.
Дрон не стал дальше задавать вопросы, давая ей самой решать, когда и что говорить. Так они сидели в тишине, каждый думая о своем. Солнечные лучи пробивались через щели строения и растворялись во влажном густом воздухе, высвечивая мелкие летающие частички - единственных свидетелей происходящего. Низко в небе кружили вороны, натужно каркая наперебой, словно ругаясь на что-то своими дребезжащими гортанными голосами. Вдруг Дрон услышал тихий голос Вари:
- Спасибо тебе.
Все сжалось у него внутри, но сделав над собой усилие, чтобы справиться с волнением, он  спокойно сказал:
- Варь, я обещал защищать тебя и просто держу свое слово.
- Зачем тебе это?
- Не знаю, я не могу по-другому, - ответил он и поднялся, чтобы как-то скрыть свое смущение. Дрон подошел к пустому оконному проему и посмотрел на небо.
- Наверно будет дождь. А здесь есть, где укрыться? – спросил он.
- Пошли, - сказала Варя и повела его вглубь развалин. Скоро они вошли в небольшую уютную комнату. В углу у застекленного окна стояла кровать, умело собранная из строительных блоков, досок и арматуры. Под синим солдатским одеялом холмилась подушка, а на спинке висело разноцветное махровое полотенце. Добавляли обстановку стол, два стула и полки у стены. Все было сделано из одинакового материала и смотрелось гарнитуром минималистического стиля. На полках размещалась посуда, зеркало и еще какие-то штучки, которым Дрон не придал значения. Он был поражен. Эта комната настолько не вязалась со всем остальным, находящимся вокруг, что он невольно воскликнул:
- Ничего себе! Варь, это все ты?
- Нет, Паук с Дорой. Я только пользуюсь.
Она подошла к окну, уперлась лбом о раму и осталась неподвижно стоять, думая о чем-то своем, как показалось Дрону, не имеющем к нему никакого отношения. Но он ошибался.
Вдруг сразу и резко пошел дождь, аритмично выбивая звуки из всего, что могло их производить. Это вывело Варю из задумчивости, она повернулась к Дрону и спросила:
- Садись, чай будешь?
Все это время он стоял и смотрел на ее спину, волосы, ноги и боялся пошевелиться, чтобы не нарушить ее одиночество – единственное состояние, в котором она хотела находиться, но которое доставляло ей сильные страдания, потому что было целиком заполнено ее горем. Варино предложение оторвало Дрона от грустных мыслей и он, кивнув головой, опустился на стул. Варя включила газовую плитку, поставила на нее чайник и села рядом.
- А откуда здесь электричество, газ, - Дрон кивнул на баллон, - еда?
- Привозят. Большего я не знаю.
- Варь, а почему ты сказала, что здесь опасно? – задал мучавший его вопрос Дрон. Она посмотрела на него очень внимательно и произнесла спокойным голосом:
- Для меня не опасно. Я здесь живу. Для тебя, - она сделала паузу и продолжила, - для тебя тоже не опасно, потом что ты тоже здесь живешь.
Чайник начал кашлять горячим паром. Варя разлила чай по чашкам и поставила на стол тарелку с сушками вперемешку с сухарями. Чай был особенно ароматный и только сейчас Дрон понял, насколько он голоден.
- Это из чего? – спросил он, показывая на чашку.
- Груман дает. Он смешивает обычный чай с какими-то травами. Говорит, это жить помогает.
- А он что, настоящий врач?
- Да, Паук говорил, что он в армии служил, в госпитале, а после войны оказался здесь.
У Дрона уже дернулись мышцы рта, чтобы спросить, как оказалась здесь она, но он вовремя сдержался, рано было говорить об этом. Она сама должна рассказать, иначе можно одним словом разрушить все, чего он достиг в отношениях с Варей, и вместо этого он спросил:
- Хочешь, я принесу что-нибудь поесть? Скоро уже вечер, а ты ничего не ела.
Варя слегка улыбнулась. Она, как снежная баба в начале весны слегка подтаявшая снаружи, но еще остающаяся слепленной из снега и льда, холодно реагировала на любые проявления заботы в свой адрес. Однако, еще стоя у окна, Варя пыталась заставить себя смотреть на Дрона с доверием и теплотой. Она вспоминала время, проведенное с ним и не находила опасности или фальши во всем, что он сделал для нее сегодня. Оставался легкий налет недоверия, но это было, скорее, рефлекторно, чем осмысленно. Думая об этом, она собирала скудный остаток душевных сил, чтобы последний раз попытаться довериться человеку, пусть даже не знакомому, но сделавшему для нее значительно больше за один день, чем все остальные за все время ее существования на Пустыре. Даже Паук и Дора, прекрасно к ней относящиеся, не смогли уберечь ее от пресса прошлого, нависшего над ней и давящего с неимоверной силой, превращая каждый день в душевную пытку. Варя интуитивно догадывалась, что они проявляют деликатность и стараются не докучать ей разговорами и своим участием, но, несмотря на муки и отрешенность, она где-то в глубине сознания ждала помощи, как ждет ее больной, узнавший про свою смертельную болезнь и смерившийся со скорым неизбежным концом. Однако такой помощи ей никто не предлагал, и по законам Пустыря это было правильно, но она не знала этих законов, потому что существовала по другому закону: безучастного непротивления, что приводило сначала к гибели душевной, а затем и физической. Дрон дал ей эту помощь, а вместе с ней и надежду, и Варя согласилась ее принять.
- А где ты ее возьмешь? – спросила она.
- В столовой, если я правильно понял, там коммунизм.
- Если там брать еду, то надо чем-то за нее платить. С меня ничего не требовали, но другие платят.
- Чем же они платят?
- Кто чем. Одни овощи выращивают, другие кур и кроликов разводят. Крысолов, например, защищает их от крыс.
- Он что, крыс ловит? – как будто бы догадался Дрон.
- Нет, он ловит крыс, - как будто пояснила Варя, и они оба улыбнулись.
- Давай так, я пойду и договорюсь, чем я могу быть полезен, надо же как-то устраиваться, а ты отдыхай. Я скоро, - сказал Дрон и вышел.
Дождь, перейдя в затяжную фазу, продолжал моросить. Дрон с детства очень хорошо ориентировался. Когда они ходили за грибами или ездили в не знакомое место, все старались держаться Дрона или ехать с ним в машине, это было гарантией, что они не заблудятся. Поэтому дорогу он нашел без труда и скоро уже подходил к столовой. Внутри было несколько незнакомых человек и Дора. Она приветливо ему улыбнулась и, подойдя ближе, спросила:
- Ну как она?
- Все хорошо. Вот пришел ее покормить, - сказал Дрон и стал всматриваться в направлении столов с едой.
- Можешь брать все, что хочешь. Пакеты там, - и Дора указала рукой в дальний угол комнаты.
- Мне Варчун сказала, что еду надо отрабатывать. Я готов, за двоих.
- Не надо за двоих, достаточно за себя.
- Нет, Дора, я буду работать за нас двоих. Она теперь не одна, - произнес Дрон, и Дора поняла, что он сделает, как решил.
- Хорошо, только смотри не ошибись, ты теперь как сапер, - сказала Дора. Еще при первой встречи она почувствовала в нем мужской характер и была рада, что Дрон смог преодолеть стену отчуждения, которой Варчун отделилась от всего мира.
- А чем я могу быть полезен? Ну, что мне нужно делать? – спросил Дрон.
- Это не ко мне. Лучше поговори с Пауком. – Она приветливо на него посмотрела и вышла во двор. Дрон заметил, что во время их разговора никто из присутствующих не проявлял к нему особого внимания, и это его устраивало. Пока все, что говорил ему Паук, сбывалось. Он набрал в пакет хлеба, вареных яиц, овощей и отправился назад к Варе. Дождь стих и напоминал о себе только редкими каплями, безразлично выбивающими звук из листьев и бетона, но это уже не доставляло неудобств. Дрон, перепрыгивая через лужи, быстро направился домой. Жизнь продолжалась.

   Варчун

                6

   Варя, оставшись одна, решила привести себя в порядок. Пожалуй, первый раз после того жуткого дня она обратила внимание на свою внешность. Она подошла к зеркалу и долго смотрела на себя, пока не почувствовала, как вновь начинает впадать в состояние полного безразличия не то, что к своей внешности, а ко всему, что ее окружает. Она тряхнула головой и, сделав над собой усилие, стала гнать от себя любые мысли, отвлекающие от сосредоточения на одной главной – как она выглядит. Из-за потери навыка одним быстрым полувзглядом определять соответствие своего внешнего вида внутреннему представлению о нем, и почти инстинктивно одним легким жестом руки достигать полной гармонии, Варя долго всматривалась в свое отражение и видела в нем чужое изнеможенное лицо на худой с прожилками шее, сидящей на маленьких торчащих плечах. Глаза светились васильковым цветом и резко контрастировали с желтизной кожи и тусклостью взгляда, оттененного налетом страдания, пробивающегося из глубины. Только к волосам, аккуратно уложенным в пучок, не было претензий. Остальной облик ей хотелось поменять и как можно скорее.
- Я знаю, ты бы этого хотел. Я это сделаю для нас. По-другому у меня не получается, - шепотом произнесла Варя, продолжая смотреть в зеркало. Уже, почти, год она мысленно разговаривала с единственным человеком, которого она хотела знать и помнить. Затем Варя достала из большой коробки бежевую шерстяную водолазку, коричневые в тонкую полоску брюки, черные туфли на не большом каблуке и быстро переоделась. Затем убрала со стола и накрыла его заново на двоих, но с двойными тарелками, разложенными по обе стороны приборами, бумажными салфетками и свечкой, воткнутой в маленький глиняный подсвечник, покрытый серой матовой краской. Раздался стук в дверь.
- Войдите, - сказала Варя. Дверь открылась, и в проеме возник огромный букет полевых цветов с ногами. Улыбка невольно тронула Варины губы. Букет начал осторожно двигаться вперед и, достигнув кровати, веером опустился на синее одеяло, разбросав вокруг желтые и красные кляксы цветов. Комната сразу ожила и наполнилась свежим ароматом.
- Это тебе, - сказал Дрон, - а это нам, - и поставил на стол пакет с едой.
- Очень красиво, - произнесла Варя и повернулась, чтобы заняться пакетом, но ее остановил устремленный на нее взгляд широко раскрытых глаз.
- Что произошло? – недоуменно спросила Варя.
- Нет, нет, извини, я просто засмотрелся на тебя.
- А, это, - сказала она, оглядывая свою одежду, - это из прошлой жизни.
Дрон хотел что-нибудь ответить, но не нашелся. Он не знал, что было у Вари в той жизни, и боялся, что его слова окажутся неуместными. Чтобы как-то сгладить неловкость, он спросил,
- У тебя есть, во что поставить цветы?
- Да, возьми там, в углу большую банку, только воду надо принести.
- Как скажешь, хозяйка. Я мигом, - отрапортовал Дрон и, схватив ведро, скрылся в дверях.
Варя вновь улыбнулась и начала выкладывать еду из пакета. Потом они пили чай по-грумановски, и Дрон делился с Варей своими впечатлениями о первых днях, проведенных на Пустыре. Он легко и с юмором описывая свои встречи с Язвой, Пауком и свое знакомство с болотом. Так закончился их первый день, положивший начало глубокой привязанности девушки к так неожиданно появившемуся в ее жизни человеку.
Ночь была прохладная, но не холодная, и скоро накопленная усталость отключила их сознание, погрузив в глубокий сон, лишенный сновидений. Так спит человек, обредший спокойствие и веру.
Когда Варя проснулась, Дрона уже не было. На столе лежала записка: «Ушел поговорить с Пауком, скоро вернусь». Варя привела себя в порядок после сна, накрыла на стол и села у окна дожидаться Дрона. Она чувствовала в себе перемену, но не спешила в этом разбираться. Устав от страданий и страха, она просто хотела начать день спокойно, ничего не боясь.
- Доброе утро! – раздался с порога голос Дрона, - Сейчас будем пить молоко. Ты хочешь молока? – спросил он и поставил на стол бело-синий бумажный кирпич.
- Да, - с улыбкой ответила Варя. Ей было все непривычно: и «Доброе утро», и молоко, и Дрон. Но это нисколько ее не напрягало, а, наоборот, приносило покой и уверенность.
- Я говорил с Пауком, он предложил мне быть его помощником.
Тут Дрон заметил, что Варя смотрит на него несколько удивленно.
-Я, наверно, слишком активно взялся за дело? Тебе это не нравиться? – спросил он.
- Да нет, просто я как-то не готова, - неуверенно ответила она.
- Нет, это я не прав. Побежал, начал договариваться, тебе ничего не сказал.
- Дрон, ты все делаешь правильно, мне нравится. Но я не могу так быстро. Дай мне время.
- Конечно, конечно.
Варя прикрыла глаза и слегка кивнула головой в знак согласия.
- Просто раньше Пауку помогал очень близкий мне человек, - тихо произнесла она и после небольшой паузы продолжила:
- Я тебе все расскажу, обязательно расскажу, позже.
Дрон молча слушал и думал, что все происходящее неизбежно связано с ее прошлым, и потребуется такт и выдержка, чтобы не позволить настоящему рвать ее душу в кровь до тех пор, пока рана не зарубцуется, а прошлое не станет для нее пусть и тяжелым, но воспоминанием.
- Конечно, я все понимаю, - сказал Дрон, - но ты не против, если я буду помогать Пауку?
- Не против, - ответила Варя и улыбнулась, чтобы как-то поддержать немного растерянного Дрона. Этого оказалось достаточно, чтобы он вновь обрел уверенность.
- Знаешь, Паук рассказал мне много интересного. Оказывается, раньше здесь был какой-то завод, а вся территория вокруг него была запретной зоной. Никто не знает, что здесь производили, только, вдруг, завод закрыли, а запретная зона, обнесенная забором с колючей проволокой, осталась, ее еще долго охраняли солдаты. Потом завод несколько раз перепродавали, что-то начинали строить, но бросали. Со временем строения разрушились, похоронив, очевидно, честолюбивые замыслы не состоявшихся заводчиков, а на этом месте образовался Пустырь, - рассказывал Дрон, вскрывая пакет с молоком и разливая его по глиняным кружкам.
- Про завод я слышала, а про зону Паук тебе ничего не рассказывал? – спросила Варя.
- Нет, ничего, а ты что-то знаешь?
- Да нет, толком ничего не знаю, - неопределенно ответила Варя.
Дрон решил больше не продолжать этот разговор, но понял по Вариному тону, что с зоной связана какая-то странная история, про которую обязательно надо узнать у Паука. Он передал кружку Варе и весело сказал:
- На этом историческая справка заканчивается, переходим к молочным процедурам.
После завтрака Дрон пригласил Варю на прогулку, в надежде встретить Паука. Но перед выходом он взял ее за плечи и посадил на стул, а сам сел напротив.
- Варя, я многое еще не знаю, но чтобы правильно ориентироваться…, нет, не то, - Дрон встал, прошелся по комнате и вновь присел напротив, - в общем, мне кое-что надо знать, - продолжил он.
- Спрашивай, я готова ответить на все твои вопросы, - спокойно произнесла Варя.
Дрон сосредоточенно потер лоб, посмотрел ей в глаза и спросил:
- Кто были те люди, у бани?
Варя ждала этого вопроса, она еще вчера, стоя у окна, решила обо всем рассказать Дрону, но все оттягивала разговор, и поэтому сейчас была рада тому, что он сам заговорил об этом.
- Они убийцы. Это вербовщики. Они вербуют людей для продажи в рабство. Приезжают сюда, высматривают тех, кто слабее и забирают с собой, а потом продают.
- Тебя тоже хотели продать? – осторожно спросил Дрон. Варя отрицательно покачала головой.
- Андрей нашел меня на краю города, где я лежала без сознания, и принес сюда. Надо мной надругались, отвезли и бросили в кустах. Тогда Андрей уже жил на Пустыре и тоже помогал Пауку. Мы стали жить вместе. - Варя ненадолго замолчала, но потом продолжила
- Это были они, вербовщики. Андрей успел рассчитаться только с одним, а его самого я нашла уже мертвым у болота. Паук помог похоронить Андрея, и с тех пор я осталась одна.
Наступило молчание. Дрон, услышав рассказ, пришел в еле сдерживаемую ярость. Он с трудом представлял, как такая хрупкая, молодая девушка, испытавшая всю мерзость животного инстинкта в наихудшим его проявлении - разнузданной человеческой похоти, смогла пережить еще и потерю самого близкого ей человека. Если это судьба, как принято считать, скорее от безысходности, чем веры в неотвратимость происходящего, то кто тогда ее вершитель? И зачем нужны такие испытания? Уж из-за них жизнь точно не становиться лучше, в этом Дрон нисколько не сомневался. Если степень безразличия позволяет любить или ненавидеть в зависимости от необходимости, а благородство и прочие интеллигентские излишества стали наказуемы, то нельзя жить с прежним мироощущением, надо уметь защищаться и нападать. Любая другая позиция заведомо проигрышная, если, конечно, не довольствоваться малым. Дрон сам успел столкнуться с такой философией современных и сильных людей. Их позиция была прочна и аргументирована, поэтому на такую силу должна была найтись анти сила не менее жесткая и аргументированная.
- Отличный парень твой Андрей, жаль, меня рядом не было. Все могло бы закончиться иначе, - произнес Дрон. – А меня ведь тоже зовут Андреем, я стал Дроном потом, после гибели родителей. Так звал меня отец. Квартиру забрали, меня – на улицу, они все рассчитали правильно. Пробовал бороться, но стало только хуже: милицию купили, обвинили во всех грехах, пришлось пуститься в бега. И вот я здесь.
- У тебя были очень хорошие родители. Я была бы рада, если бы у меня был такой сын, как ты, - сказала Варя.
- Спасибо, конечно, но давай оставим все, как есть. Ведь прошлое не изменишь. И, вообще, я хотел бы видеть тебя не в роли мамы.
- Если честно, ты меня в роли сына тоже не устраиваешь, - улыбнувшись, сказала Варя. Она сильно изменилась за эти два дня. К ней возвращалось ощущение жизни. Ей становились не безразличны происходящие вокруг события, заданные вопросы и полученные ответы, идет ли дождь или светит солнце. Ее израненная душа, скорее инстинктивно, чем осмысленно, потянулась к Дрону, ища покоя и защиты, и этот порыв был проявлением последней надежды, крах которой неминуемо привел бы ее к гибели. Она понимала, что всем обязана этому немного странному, но сильному парню, очень похожему на Андрея, особенно отношением к ней. У нее не осталось больше сил, и она полностью доверилась Дрону.
- Варь, а как вы жили раньше? Все время здесь? – воодушевленный Вариным тоном, поинтересовался Дрон и жестом показал на комнату.
- Нет, раньше я жила в большом доме вместе со всеми, а потом мы с Андреем перебрались сюда. Это было в начале весны, незадолго до его гибели.
- Это в доме из красного кирпича?
-Да, его так и называют – Красный дом.
- Красный дом построил гном, и теперь мы в нем живем, - нараспев продекламировал Дрон, думая о чем-то своем.
- Дом построил красный гном, мы там больше не живем, - прозаично вернула его на землю Варя. – Ты о чем задумался?
- А мыслей в голове хоть рой и мыслю я себя горой, - продолжал Дрон, картинно скрестив руки на груди и выпятив нижнюю губу, и добавил уже нормальным тоном, - Я просто думаю, как нам победить холод, ведь скоро зима.
Но он лукавил. Про зиму он тоже подумал, но там все было понятно: окно и дверь утеплить, печку поставить. На самом деле его сознание все чаще возвращалось к зоне. О чем бы он ни начинал думать, в конечном счете, заканчивалось там, за их домом, в зарослях густой высокой травы и ветвистых разлапистых деревьев.
Варя с подозрением посмотрела на него, но ничего не сказала. Одна из самых интересных вещей, достойных особого внимания – женская интуиция – подсказывала ей, что Дрон решает какой-то очень важный для них обоих вопрос, и если пока он ей ничего не говорит, то нужно просто помочь ему своим молчанием.

                7

   Они вышли из дома и направились к столовой. Дрону необходимо было увидеть Паука, чтобы хоть на шаг приблизиться к разгадке, возможно, самой большой тайны Пустыря – запретной зоны. Вдруг Варя остановилась и стала оглядываться как потерявшийся ребенок. Дрон взял ее за руку.
 - Варь, что случилось? - настороженно спросил он.
- Ты знаешь, все как-то странно вокруг. Возможно, я раньше не замечала, и все было так же, как сейчас, но, по-моему, в это время не должны летать жуки и бабочки. И воздух теплый, даже не прохладно, а солнца не видно, - с удивлением рассуждала Варя. Дрон тоже стал озираться вокруг, он даже помахал руками, чтобы убедиться, что ему не холодно и, действительно, увидел несколько бабочек.
- Да, странно. По-моему, и трава не в меру позеленела, вчера такого не было. Как будто время начало отсчет назад, - прокомментировал Дрон.
- Знать бы, до какого предела продлиться этот отсчет, - неопределенно сказала Варя и пошла дальше по дорожке.
- Варь, а почему ты сказала, что здесь опасно? Про болото понятно, а здесь? – спросил Дрон, беря девушку за руку.
- Туда дальше, - Варя указала рукой через развалины, - опасная зона. Паук говорил, что там что-то закопано. Никто еще оттуда не вернулся, поэтому и рекрутеры здесь появляться боятся. Однажды они ловили двух китайцев, несколько дней их преследовали, потом загнали в эту часть Пустыря, и те спрятались в зоне. После этого их уже больше никто не видел, а ночью я слышала страшные крики, доносившиеся оттуда.
Дрон слушал рассказ Вари с интересом и озабоченностью. Его беспокоила зона неизвестностью. В свои тридцать Дрон успел пережить испытания, выпадающие далеко не всякому пятидесятилетнему, поэтому он предпочитал во всем убеждаться самому. Ничего не говоря Варе, он решил узнать про зону все, и для этого ему нужен был Паук. Вскоре они оказались рядом со столовой. Там хозяйничала Дора. Внутри было много народу, шел оживленный разговор. Паука среди них не было. Дора предложила подождать его здесь. Дрон и Варя сели рядом с Дорой и стали прислушиваться к разговору. Говорил худой и длинный человек, даже сидя возвышавшийся над многими стоящими.
- А какого черта с ними разговаривать!? Сами виноваты, нечего ля-ля разводить.
- Так они же сами лезут, пока не ответишь - не отстанут, - пояснил Душа.
- А отвечать надо так, чтобы не лезли.
- Ну как?
- Да пошли их и все, - отрезал Тело.
- Ага, а они тебя электрошоком и все, - раздался негромкий голос.
- Каким шоком, откуда, ты что, видел?
- Да, видел,- ответил кроткого вида человек по имени Телогрейка. Наступило молчание.
- Кого, когда? – спросил один из собравшихся по имени Перо.
- Пишата, тогда еще, - ответил в телогрейке. Варя вздрогнула и вся напряглась.
Дрон взял ее за руку,
- Ты что?
- Это Андрей. Его здесь звали Пишатом, - тихо произнесла Варя. Дрон сжал ее ладонь и обнял за плечо.
- Как это было? – спросил Перо.
- Я шел сюда, вдруг слышу голоса, чувствую не наши - здесь так не говорят, ну я спрятался в кустах. Смотрю, мимо погоста идут эти, идут и кого-то матерят. Думаю, отсижусь. Потом, смотрю, за ними кто-то следит, а потом мимо тихо прошел Пишат.
- Да не тяни резину, давай по сути, - не выдержал кто-то.
- Ага, так вот, я за ним, тоже тихо. Чую, что-то будет. Эти у болота остановились, закурили, и тут вдруг на одного из них упала сетка, и его потащило вдоль болота, а потом вглубь. Так он и сгинул.
- И что это было, электрошок? – нетерпеливо спросил Перо.
- Нее, корова. Я видел. Пишат к ней привязал сетку на веревке и накинул ее на того, а потом погнал корову в болото, та мычала и бежала. Так и уволокла его вглубь, - закончил в телогрейке. Теперь он стал центром внимания и поэтому сидел со значительным видом, вертя головой.
- Ты че плетешь? Какая корова? А где электрошок? – не унимался Перо.
- Это уже потом. Когда этого накрыло, другие стали бегать, орать, но, вижу, не врубаются. Потом побежали вдоль болота, но скоро все завалились, вроде споткнулись. Тут выскочил Пишат и давай их отоваривать дубиной. Точно забил бы всех, но один к его ноге что-то приложил и Пишат обмяк. Тот еще приложил и он осел на колени, а когда третий раз – уже совсем завалился. Ну, эти повскакивали и давай Пишата ножами. Потом я слышал, они говорили про натянутую веревку и электрошок.
- Ну, ни фига себе! Такой пацан был классный! – в полной тишине раздался голос Малины, местной красавицы.
В комнате повисло молчание. Телогрейка чувствовал себя героем. Варя сидела спокойной, и только по ходящим желвакам и ледяным рукам можно было догадаться, что у нее творилось на душе.
Некоторые поглядывали на нее украдкой, делая знаки, чтобы в телогрейке замолчал. Дрон встал и вывел Варю на воздух.
- Теперь мы знаем, как все было. Варя, это все ужасно, но он это делал ради тебя, и если бы не электрошок, все были бы в болоте, он бы им отомстил. Я тебе обещаю…, - Дрон не договорил. Варя схватила его за руку и умоляюще простонала,
- Не надо. Не делай этого.
- Ты не бойся, я все понимаю, но эти нас не оставят - мы для них опасны. Обещаю, я буду осторожен и все продумаю, зря рисковать не стану. Мне теперь есть, что терять и очень многое, - сказал Дрон, обнял Варю и крепко, но осторожно прижал к себе. Она была покорна и податлива. В дверях, облокотясь на косяк, стоял, улыбаясь, Перо и закидывал в рот кусочки черного хлеба.

                8

   Вечер нежно окутывал Пустырь мягким теплым туманом. Над гулко хлюпающим глубокими отрыжками болотом порхали беззаботно бабочки, казавшиеся застывшими рисунками на фоне стремительного полета стрижей, патрулирующих пространство над топью. В лесу вовсю трудился дятел, а кукушка бездумно выносила кому-то приговор. Потерявшись во времени, натужно заухала сова. Ничто не походило на увядающую осеннюю природу, и нельзя было понять утро это или вечер.
На опушке небольшой поляны на пне сидел Перо, рядом с которым на траве расположились Телогрейка, названный так за привычку носить полуистлевший одноименный вид одежды в любую погоду, и бледного иссушенного вида человек, одетый в линялую брезентовую куртку, отчего еще больше походил на доходягу. Имя Хилый полностью соответствовало его облику. Авторитетом здесь был Перо, о чем говорило и место, которое он занимал, и выражение лиц слушателей.
- Новый что-то затевает, не нравится мне это, - выпуская кольцами сигаретный дым, произнес он.
- Дрон? Да он, вроде, тихий, - ответил Телогрейка.
- Он всего-то несколько дней на Пустыре, - поддержал приятеля доходяга.
- А вы хотели разбираться потом, когда уже все случиться? – спросил Перо и выстрелил в кусты бычком из согнутых пальцев.
- А что должно случиться? – удивился Телогрейка.
- Он что-то замышляет, и мы должны знать что, - заключил Перо. – Вот тебе здесь нравится? – обратился он к Телогрейке.
- Ну а чё? Жратва есть, тепло, менты не гоняют.
- А тебе? – Перо посмотрел на Хилова.
- Нормально, - ответил тот.
- Вот и я хочу, чтоб было нормально, и не только сегодня, но и завтра.
- А чё делать-то? – спросил Телогрейка.
- Ты давай последи за Дроном, а ты, - Перо ткнул пальцем в доходягу, - узнай точно, когда Лобастый приедет. Все, что нароете – сразу мне. – Он замолчал, достал сигареты и закурил, после чего к пачке потянулись еще две руки.

   Паук

                9

   С Пауком Дрон встретился на следующий день, когда они с Варей зашли за продуктами к Доре. Он сидел в задумчивости в той же комнате, где утром собирались обитатели Пустыря. События последних дней виделись ему нагромождение случайностей, образующих опасную для Пустыря закономерность, способную изменить налаженный ход жизни, а это никак его не устраивало.
Паук был человеком среднего возраста. Ему можно было дать от 30 до 60, не боясь ошибиться, потому что внешние данные, осанка, волосы и пластика одинаково соответствовали любому из этих возрастов. Природа наделила его большим размером тела и наградила таким же большим умом. Эти две данности с годами Паук с успехом развил благодаря пристрастному отношению к еде, склонности к анализу, всевозможным каламбурам и природной доброте. При этом он мог превратиться в жесткого и даже гневливого человека, если видел несправедливое отношение к близким ему людям. Поговаривали, что он первый пришел на Пустырь и создал здесь поселение, однако сам Паук никак не комментировал эти слухи.
Он был всеми уважаемый человек и обладал абсолютным авторитетом. Обитатели Пустыря жили самостоятельно, кто как хотел, но все они невольно существовали в рамках единого, никем специально не установленного порядка, с годами определившего кодекс поведения, строго соблюдаемый всеми обитателями.
Ближайшим помощником Паука был Пишат. Его появление на Пустыре состоялось благодаря грязным политическим интригам, в которые Пишат был втянут, умелыми «дирижерами» Большого города. В итоге он встал перед выбором: пропасть по собственной инициативе или ждать, когда инициативу проявят его «доброжелатели». Пишат решил не доставлять им такого удовольствия и оному ему ведомыми путями оказался на Пустыре.
Паук сильно переживал смерть Пишата, но еще ужасней для него было видеть постепенное угасание Ворчуна, которую он, как мог, поддерживал, стараясь не быть слишком навязчивым, но она не оживала, и это доставляло Пауку почти физическую боль.
Дрон Пауку сразу понравился. За всем его напуском и фразерством чувствовался мужской характер и доброта - сочетание, которое делает из юноши настоящего человека, как отношение к женщине делают из человека настоящего мужчину. Паук, увидев ожившую Варчуна, был искренне благодарен Дрону и радовался их сближению. Он считал, что мужчина обязан принимать решения и нести за них ответственность, в то время, как женщина должна оставаться женщиной при любых обстоятельствах. Еще Паук ценил в людях доброту, которая была слишком уязвима, что делало ее качеством не часто встречающимся. Дрон по его мнению был таким человеком и подходил на место помощника.
Увидев Паука в глубокой задумчивости, не вяжущейся с его представлением об этом большом и незаурядном человеке, Дрон решил разрядить обстановку и спросил с порога:
- А не побаловать ли нас, дамы и господа, чаем? Ничто так не располагает к тихой дружеской беседе, как чай по-грумановски, - и, описав дугу по комнате, встал рядом с Пауком. Затем он задрал брови, округлил глаза и для усиления смысла произнесенной им фразы, подняв указательный палец вверх, продолжил:
- Но! Чтобы глубже прочувствовать всю тонкость аромата упомянутого напитка, начинать этот моцион необходимо с учетом генденого признака.
Дора с Варей смотрели на него с улыбкой, но последняя фраза добавила к ней интерес. Паук принял свой обычный уверенный и слегка снисходительный вид, но глаза его светились доброй веселостью.
- Ну что Вы! Как Вы могли? – продолжал Дрон, - Еще древние считали, что временем и расстоянием проверяется настоящая дружба. Это, как чай: чем дольше выдерживать, в нашем случае настаивать, - тем больше потом получишь удовольствия! Предлагаю приготовить мужской и женский напиток, а потом обменяться впечатлением, - при этом он выразительно посмотрел на Дору.
Всем было понятно, что Дрон хочет поговорить с Пауком. Дора взяла два яблока, одно дала Варе и, подхватив ее под руку, повела к выходу.
- Нам нужно серьезно подготовиться, – сказала она и вышла с Варей во двор.
Паук видел озабоченность во взгляде Дрона и догадывался, что речь пойдет о том, что беспокоило и его последнее время.
- Так о чем ты хотел со мной поговорить? – спросил он, когда женщины оставили их одних.
- Я по поводу зоны, - начал Дрон.
- Стоп. Что ты об это слышал? – тихо спросил Паук, сразу став абсолютно серьезным.
- Только то, что там пропадают люди, - так же тихо ответил Дрон.
- От кого?
- От Вари.
- Вари? Ну да, Варчуна, - догадавшись, ответил сам себе Паук.
Дрон кивнул.
- Плохо, значит, она об этом думает, - заключил Паук.
- Сейчас уже не думает, то есть думает, но по-другому, не так, как о болоте, откуда я ее вытащил. – Дрон пришел получить от Паука ответы на свои вопросы, но разговор складывался не по его сценарию. Паук привык доминировать во всем, чем бы ни занимался, и только мощный интеллект делал его внимательным слушателем даже в общении с самыми заурядными людьми. Умение слушать и слышать было так же ему свойственно, как и видеть и понимать. Уловив настроение Дрона, он примирительно закивал головой и произнес:
- Да, да, я знаю. Ну ладно, думаю, теперь и тебе пора узнать, - и после небольшой паузы продолжил:
- Когда еще не было Пустыря в настоящем его виде, сюда со всего Большого города свозили трупы преступников, самоубийц, алкашей, в общем, тех, кого было не принято хоронить по-людски. Их сбрасывали в большую яму, а когда она наполнялась – отрывали новую. Таких ям здесь десятки, а может быть сотни. Позже на этом месте стали строить военный объект, но почему-то не достроили и забросили. Земля стала бесхозной. Уже позже произошли какие-то перемещения грунтов, часть построек ушла под землю, а на месте погребальных ям стали вырастать ветвистые деревья и очень большие красивые цветы необычайных расцветок. Вся та часть, а она обширна, покрыта густой зеленой травой, и даже зимой, если снега мало, она пробивается наружу. – Паук сделал паузу и задумался. Он никому еще этого не рассказывал, только Пишат знал кое-что о зоне, но не мог объяснить ее суть. Все же приняв решение, Паук продолжил рассказ:
- Варчун сказала правду - много людей пропало там. Я заметил, что в зоне происходит всплеск буйства красок на следующий день после очередной пропажи.
- Так почему люди туда уходили, если назад дороги не было? Они так сводили счеты с жизнью? – поинтересовался Дрон.
- Наоборот, никто не собирался умирать. Манила красота природы, и люди шли туда, как на прогулку в дендрарий, а получалось на смерть.
- А сейчас? – спросил Дрон.
- Что сейчас?
- Сейчас там буйство красок?
Паук устремил на Дрона бесстрастный взгляд и ответил:
- Да я не знаю. Давно туда не заглядывал.
- А, может, стоит?
- Зачем? – ответил Паук, пристально взглянув на Дрона.
- Нельзя жить, не зная, что происходит рядом. Неизвестность всегда хуже определенности, - произнес Дрон тоном умудренного жизненным опытом человека. Паук усмехнулся, но спорить не стал.
- Возможно, ты и прав, но в зону идти слишком опасно, нет никаких гарантий,- сказал он.
- Но мы-то знаем, к чему нужно быть готовым, - с прямолинейной хитростью сказал Дрон и сделал паузу, надеясь таким не затейливым способом заставить Паука разговориться.
- Если все как следует продумать и зря не рисковать… - азартно продолжал он.
Паук сидел в глубокой задумчивости. Он понимал, что сейчас от его слов зависит очень многое, может быть даже все. Он только что вернулся с развалин за домом Варчуна, откуда была видна часть поля на зоне. Дрон не знал, что вчера еще двое несчастных стали вечными гостями этого зловещего, влекущего своей красотой места, и Паук получил сегодня еще одно свидетельство безжалостной всеядности зоны, не простившей случайно забредшим туда людям их оплошности. Его взору предстала, манящая разноцветием, очередная вакханалия опьяненной природы. Наконец Паук выпрямился во весь свой огромный рост, вывалил на стол огромные ладони и произнес:
- No! Нельзя! Слишком многим мы рискуем. Я не могу оставить Пустырь без пригляда, а ты не можешь лишать Варчуна последней надежды.
Дрон с отчаянием посмотрел на Паука:
- Да как ты не поймешь, я предлагаю не прогулку за красотами природы, а взвешенный план вымеренных шаг за шагом действий. Я понимаю, что мы не имеем права рисковать собой, но, оставаясь в неведении, мы тоже рискуем, все дело во времени: кто-то раньше, а кто-то позже.
- Ты хочешь обмануть зону, поиграть в сталкера? – спросил Паук.
- Я хочу понять, что там происходит, а поняв, решить, что делать дальше, - настаивал Дрон. – Я ведь знаю, что тебе известно больше про это, без тебя мне не обойтись.
- Вот как? Очень лестно, молодой человек, услышать столь высокую оценку моей скромной персоны, но, боюсь, ты прав - без меня тебе не обойтись. Поэтому ты убираешь озабоченность с лица, вешаешь на него улыбку и, высоко подбрасывая колени, бежишь приглашать дам к столу. О нашем разговоре никому. Завтра в это же время я жду тебя на болоте у сваленных деревьев. Знаешь где это?
- Знаю.
- Считай это советом в Филях, - закончил Паук и принял свой обычный доброжелательный вид.
Потом было веселое чаепитие. Паук с Дроном балагурили, развлекая дам и пришедших Крысолова, Грумена и еще кое-кого не известных Дрону людей. Грумен принес новую партию трав и, несмотря на его протесты в связи с нарушением технологии их обработки, было решено заварить «свежака», который оказался хоть и не насыщенным, но очень ароматным напитком. Паук держал себя как обычно, рассказывая различные истории из раннего, и только Дрона выдавала излишняя многословность и веселость, впрочем, никто кроме Доры и Вари этого не заметил. Разошлись все затемно, кто – куда. Дрон с Варей пошли к себе, а Паук, сказав Доре, что еще пройдется, направился к болоту, где любил побыть один, там ему думалось особенно легко.

                10

   Обитатели Пустыря, в основном, жили в заброшенном доме из тех построек, что остались от разных времен как памятники бесхозяйственности или просто человеческой глупости, так часто являющимися причиной неудач на спасительно громадных просторах нашей родины. У Паука там была своя просторная комната. Он жил один, но иногда приходила Дора, и это было самое счастливое для него время. Дом был достроен его обитателями до уровня, позволяющего жить в нем круглый год и еще вместить столько же. Он отапливался печками с трубами наружу, а удобства находились во дворе в новой деревянной постройке. Гордостью Паука было электричество. Ему стоило огромных трудов еще раньше договориться с Большим городом, и эти труды имели свою определенную цену. С годами быт наладился, и люди привязались к этому месту. Только один раз Наотмашь да еще кто-то до нее решились родить, но дети умирали, не прожив и дня, поэтому считалось, что жизнь на Пустыре - билет в один конец. В теплое время года жилище часто стояло пустым, его обитатели находили места для отдыха и ночлега под открытым небом, не обременяя себя условностями. На Пустыре витал дух свободы, но порядок был отстроен таким образом, чтобы все посильно могли заниматься тем, что у них лучше получалось. Это всех устраивало, потому что давало возможность жить независимо, но осознано, обеспечивая себя самым необходимым. Были, конечно, революционеры, несогласные или просто бездельники, отличающиеся друг от друга только тем, что одни хотели все рушить, другие всегда были против, а третьи вообще ничего не хотели. Долго такие не задерживались - Пустырь их отвергал, поэтому люди принимали его условия как неотделимую часть жизни, в которую они вступали.
Уже стало темно и по-осеннему прохладно. Паук расположился на большом пне рядом с несколькими стволами наваленных деревьев, образовавших подобие длинного стола. По отполированной поверхности пня и размере впадины посередине можно было догадаться о «руке» мастера и ее хозяине, долгими годами трудившимся над этим естественным креслом. Паук редко курил, но если уж позволял себе это удовольствие, то употреблял только трубку, которую всегда носил с собой. Вот и сейчас, усевшись поудобнее в «кресло», он не спеша раскурил ее и, глубоко затянувшись, закрыл глаза и медленно выпустил дым. Так он повторил несколько раз и только тогда поднял веки. Жизнь на мгновение показалась легкой и беспечной, Паук потянулся, повел в разные стороны головой, и почти детская блаженная улыбка тронула на мгновение его губы, но в следующую секунду он собрался и, мысленно вернувшись к разговору с Дроном, погрузился в глубокое раздумье. Однажды он с Пишатом попытался проникнуть в тайну запретной зоны, но гибель Пишата нарушила их планы, и Паук решил не испытывать судьбу и отложить попытку до другого случая. Похоже, такой случай настал. Паук это понимал, но его настораживала чрезмерная горячность Дрона и убийство Пишата, последовавшее сразу после их решения исследовать необитаемую часть Пустыря. Паук был лишен предрассудков и мистику считал, прежде всего, игрой разума, но годы жизни на Пустыре выработали у него привычку выстраивать логические цепочки из всех событий, какими бы не значительными они не казались, и между смертью Пешата и тайной запретной зоны он допускал взаимосвязь.

                11

   Когда Паук вернулся в свою комнату, Дора уже спала. Она свернулась на боку и заложила обе руки под подушку, подбородок был вытянут вперед, и на спокойном лице запечатлелась еле заметная улыбка. Паук стоял и не мог двинуться с места. Чем больше он смотрел на Дору, тем спокойнее становилось на душе и хотелось, чтобы все оставалось, как есть и как можно дольше. Вдруг страшная мысль пронизала его мозг – одного из них не станет и все закончится! Паук с ужасом представил, что придется испытать другому, оставшемуся в одиночестве и, замотав головой, стал гнать от себя это видение. Он так ужаснулся этой мысли, что невольно издал короткий звук, похожий на рык животного. Дора открыла глаза и тихо спросила:
- Ты что? Что-то случилось?
Паук улыбнулся, взял Дору за руку и также тихо произнес:
- Ничего, просто я пришел и нашумел, извини. – Он стал раздеваться, но Дора, проснувшись окончательно, села на кровати,
- Я знаю, что вы с Дроном что-то обсуждали, что-то важное, а раз важное - значит опасное, ведь это Пустырь.- Паук сел с другой стороны и повернулся к Доре, он хорошо знал, что она спрашивает не из любопытства. Они давно составляли единое целое, когда за ненадобностью отпадают границы твоего и моего, делая его самодостаточным и одновременно уязвимым, поэтому он спокойно ответил:
- Да, мы обсуждали важные вещи, важные для нас всех. Дрон еще не опытен и молод, я ему пытаюсь помочь понять то, что сам понял, прожив здесь долгие годы. – Он осторожно обнял Дору за плечи и уложил на кровать, затем лег сам.
- Скорей я это делаю для Варчуна, - продолжал Паук. – Если бы не она, парень со временем сам бы во многом разобрался, но теперь его надо поддержать.
- Если ты решил идти туда, я пойду с вами, - глядя в потолок, будничным тоном произнесла Дора. Паук приподнялся на локти и посмотрел на нее, затем, словно убедившись, что она не бредет, откинулся на подушку,
- Я ведь уже большой мальчик и глупостей творить не собираюсь. Но главное, я не собираюсь терять тебя, - успокаивающе ответил Паук и поцеловал Дору.
- Оставь свои психологизмы и скажи мне прямо: вы идете на зону?
- Скорее да, чем нет, - произнес Паук, неуместно улыбаясь счастливой улыбкой.
Дора уловила его настроение и не сильно ударила кулаком в живот.
- Ах вот как, вы, дамочка, намерены драться?! – забасил Паук и сгреб Дору своими огромными руками. Затем эти руки нежно гладили её волосы, спину и ноги, слегка задерживаясь там, где тело отвечало легким напряжением, и переходили на живот и грудь, давая время оторваться от всего земного и полностью отдаться во власть терпеливого желания и нежной истомы.
Потом они молча лежали на спине, держась за руки.
- Значит, вы все-таки идете, - прервав молчание, прошептала Дора. Паук слегка сжал её ладонь, но ничего не ответил. Отрицать или разубеждать было нелепо, так как Дора все понимала и не сомневалась в ответе, а спрашивала машинально, чтобы не молчать и хоть как-то поговорить об этом. Наконец он прервал молчание,
- Дора, я хочу, чтобы ты дала мне слово. – Дора притихла и напряглась, Паук редко говорил таким тоном и никогда раньше не просил её давать обещания.
- Я хочу, чтобы ты дала мне слово во всем слушать меня и не делать того, что я не просил, даже если мне будет грозить опасность.
- Зачем тебе это? Я и так тебя слушаю.
- Это мое условие, при котором я возьму тебя с собой, - произнес Паук, и, не дав Доре что-либо сказать, продолжил:
- Но есть еще одно обязательное условие: ты будешь нас ждать у запретной черты и следить за нашим продвижением.
Дора не ожидала такого предложения и сначала растерялась. Паук никогда не брал её с собой на дело, а, наоборот, старался держать её дальше от проблем, решение которых считал сугубо мужским занятием. «Значит все, действительно, очень серьезно, раз Паук посчитал, что будет лучше ей быть рядом» - думала Дора. «А, может он просто решил, что здесь мне будет труднее ждать их возвращения?»
- Я согласна. Я даю слово, - тихо произнесла Дора. Паук вновь сжал её руку и поцеловал в губы. – Давай спать, завтра нам надо быть в форме.

   Зона

                12



   Ночью заметно похолодало. Небо заволокло тяжелыми, нависшими над самыми деревьями свинцовыми тучами. Поднялся ветер и Пустырь окутал тревожный мрак. Как будто с наступлением темноты ушли последние силы теплого яркого лета, и изменчивая природа решила взять их у холодной осенней ночи, давно ожидавшей своей очереди.
В укромном месте, куда не доставал ветер, огороженном с трех сторон густым кустарником, на старом, но еще плотном одеяле военного образца лежала на спине Малина, запрокинув голову и тихо постанывая. На ней, извиваясь и семафоря в темноте голом бледным задом, трудился Перо. Вдруг он конвульсивно задергался, замычал и обмяк. Затем, тяжело дыша, сполз на одеяло рядом с Малиной.
- Ты чё, подольше не мог? – спросила она.
- Тебя сколько не трахай – все мало, - еле слышно отозвался Перо.
- Дурак ты, я просто жизнь люблю, - пояснила, потягиваясь, Малина.
- Ну да, у тебя вся жизнь между ног.
- А по-твоему она между рук? – поинтересовалась, смеясь, Малина.
Перо поднялся и, натягивая штаны, мечтательно произнес:
- Это, если ноги из подмышек.
 Он закончил застегивать штаны, сунул руки в карманы и, покачиваясь с пяток на носки, спросил распластанную на одеяле Малину:
- Вот скажи, тебе все равно с кем?
Малина села и, прищурив глаза, спросила:
- Ты считаешь меня ****ью?
- Нет, не считаю, но на Пустыре только мертвые с тобой не трахались.
- А ты-то откуда знаешь? Да если мужик не по мне - лучше с ослом!
- Нет, со слом не надо. А Дрон по тебе? – спросил Перо. Малина напряглась.
- Это кто?
- Да новый, недавно нарисовался, с Варчуном ходит.
- Ааа, этот. Клевый, но он же с Варчуном, сам говоришь?
- Так он же новый! Кого встретил, к тому и прилип, а Варчуну никто не нужен, всем известно, - рассуждал Перо, стараясь не давить на Малину. - Так что, я думаю, парня надо взять под опеку, а то из Красного дома много желающих найдется его пригреть.
- Ну, это мы еще посмотрим, - уверенно заявила Малина и, кутаясь в солдатское одеяло, медленно пошла к Красному дому.

                13

   Спать не хотелось. Дрон лежал и смотрел в потолок, на котором ночь нарисовала причудливые очертания предметов из какой-то другой жизни. Они сползали с потолка на стены уродливыми сосульками, даже отдаленно не напоминая свои земные прообразы. Дрон так умело скрывал от Вари любые обстоятельства, способные вызвать у неё тяжелые воспоминания, что она не догадалась об их разговоре с Пауком, не говоря уже о плане разгадки тайны запретной зоны. Варя провела целый день в окружении добрых и внимательных людей и, придя домой, сразу заснула глубоким восстанавливающим сном. Дрон был уверен, что Паук примет его предложение, но о дальнейшем у него не было ни малейшего понятия. Было ясно, что прогулка по зоне равносильна самоубийству, но как можно понять её тайну, не побывав там, Дрон не мог придумать, и здесь Паук был незаменим. В конце концов, сон сломил Дрона, и он проспал до утра в одной позе, ни разу не повернувшись.
Варя встала первой и, стараясь не разбудить Дрона, тихо занималась своим туалетом. У неё было прекрасное настроение и, находясь под впечатлением так уютно и непривычно весело проведенного вчерашнего дня, она впервые улыбнулась своему отражению в зеркале. Её сердце еще не было готово к новым чувствам, а воспоминания о прошлом были слишком свежи, но она с благодарностью воспринимала все, что делал для неё Дрон.  Варя смотрела на него и с удивлением думала о том, как же много стал значить для неё за несколько дней этот, в общем-то, не знакомый парень. Дрон, почувствовав Варин взгляд, открыл глаза и увидел её лицо, такое открытое и нестерпимо дорогое. Если бы природа не позаботилась об этом раньше и не ограничила возможности Дрона растягивать рот в улыбки, он продолжал бы расширяться, пока на кровати не остались бы лежать одни огромные улыбающиеся губы.
- Какая ты красивая! – прошептал Дрон, но тут же, справившись с эмоциями, поспешил придать лицу добродушный вид и сказал, - Ты красивая, а я соня, позор на мою молодую голову! – Он быстро поднялся, привел себя в порядок и сел к накрытому столу. У него было прекрасное настроение, но волнение заставляло сердце биться чаше, отчего жгло в груди и движения стали слегка суетливы. Он старался не думать о предстоящей вылазке, но мысли постоянно возвращали его к зоне. Варя заметила его напряженность и спросила: - Тебя что-то беспокоит?
Его этот вопрос не удивил, а напугал: неужели он все же дал Варе повод волноваться? Он изобразил на лице легкую озабоченность и ответил:
- Если честно - да. Сегодня мой первый трудовой день. Паук попросил ему помочь, и мы договорились встретиться днем. Я немного волнуюсь - ведь меня здесь толком никто не знает, и я далеко не во всем еще разобрался.
- Ничего, с Пауком не страшно. Я довольна, что он предложил это именно тебе. Кстати,   новые люди здесь видны сразу, и про тебя уже все знают, а когда замечать перестанут, значит, ты приспособился к Пустырю, и это хорошо.
- Значит я скоро стану невидимкой? – пошутил Дрон.
- И чем скорее, тем лучше, - с улыбкой ответила Варя.
Дрону не пришлось просить ее остаться дома, Варя сама предложила ему идти на встречу с Пауком одному, потому что хотела заняться хозяйством и привести их жилище в порядок. Она настояла, чтобы Дрон надел одежду Андрея, и когда он предстал перед ней в своем новом обличие, Варя застыла, и слезы навернулись ей на глаза. Дрон не стал ничего говорить, он стоял на месте, давая ей самой справиться с чувствами, а когда она вытерла слезы и сделала шаг к нему, обнял её и молча гладил по голове, пока она сама не отстранилась и произнесла с улыбкой:
- Ничего, все прошло. Просто вы так похожи…, - она поцеловала Дрона и слегка подтолкнула к двери, - Ну всё, иди, я буду ждать.

                14

   Дрон пришел к болоту раньше, Паука еще не было. Над трясиной стоял туман, и в этой части Пустыря было заметно холоднее. У воды сидел человек и что-то собирал в банку. Дрон поздоровался и, когда человек обернулся, узнал в нем Крысолова. Тот кивнул ему в ответ и продолжил свое занятие. Неучтивость Крысолова вызвала у Дрона досаду, он немного понаблюдал за занятием Крысолова, но, так и не постигнув его сути, пошел к условленному месту.
На месте, где тропинка огибала опушку леса, навстречу Дрону вышла женщина бальзаковского возраста в приталенной плащевки и плиссированной синей юбки, ладно сидящих на её статной фигуре. На шее узлом на бок был повязан цветастый легкий шарф, в руках она держала какую-то замусоленную книгу. Весь ее вид и плавная, пластичная походка явно не вписывались в уже сложившееся представление Дрона о местном быте. Только грубые чулки или колготки, слегка морщившие под коленками, да растоптанные женские сапоги указывали на ее здешнюю принадлежность. Женщина остановилась и, склонив голову на бок, лукаво смотрела на Дрона. Он поздоровался и тоже остановился.
- Давно в наших краях? – спросила она, закусив травинку краем губ.
- Недавно, - приветливо ответил Дрон.
- Тогда понятно.
- Что понятно?
- Почему мы еще не знакомы.
- Я Дрон.
- А я Малина, слыхал?
- Не приходилось, - с сожалением ответил Дрон.
- Правильно, лучше один раз увидеть, - заключила, слегка покачивая тугими бедрами, Малина. - Я бы не прочь видеться чаще.
- Ваше предложение очень лестно для меня, поверьте, но я, к сожалению, хвораю, - на ходу придумал Дрон. Малина с подозрением окинула его взглядом и спросила:
- А что болит?
- Я это, по мужской части болен, - ответил Дрон и состроил кислую физиономию.
- Правда что ль? – не-то удивилась, не то пожалела Малина.
- Еще какая! – посочувствовал то ли себе,  то ли Малине Дрон.
- Вот что, ты обратись к Грумену, к врачу нашему, - искренне посоветовала Малина. – Он тебя точно вылечит, не таких поднимал и твоего поднимет.
- Спасибо, я так и поступлю, а уж тогда…, - Дрон поднял глаза к небу, - уух!
- Так ты прямо сейчас и сходи, -  воодушевилась Малина и указала рукой в направлении, где надо было искать Грумена.
- Ага, ну я пошел. – Дрон сделал ей прощальный жест и направился в противоположенную сторону к условленному месту.
Расположившись в кресле Паука, Дрон стал поджидать его, стараясь сосредоточиться на главном – безопасности их плана.

                15

   Паук подошел неслышно сзади и остановился. Сомнения новой овладели им. В себе он был полностью уверен, даже если они будут у цели, но в последний момент возникнет серьезная опасность, он, не задумываясь, повернет назад. Тревогу у него вызывал этот толковый, смелый, но горячий парень, который провел на Пустыре всего несколько дней и уже собирается идти разгадывать тайну запретной зоны. Однако Паук чувствовал, что именно Дрон, еще не успевший попасть под магию Пустыря, больше, чем кто-либо другой подходит для его плана.
- Здесь хорошо думается, - раздалось за спиной Дрона, - на болоте, как в библиотеке – тихо и никто не мешает. – Дрон обернулся. Паук стоял во весь свой огромный рост, но сейчас он походил не на груду лохмотьев, свисавших до земли, а, скорее, на хозяина плантаций в какой-нибудь африканской колонии. На нем были свободные штаны и такая же свободная куртка с большими отвисающими карманами, на плече висел толстый моток веревки, такая же веревка была обмотана вокруг живота. Дрон еще не видел Паука без балахона, скрадывающего его фигуру, и сейчас был слегка удивлен его пропорциональной и ладной фигурой. Движения Паука были легки и пружинисты.
- Бери, это тебе, - Паук протянул моток веревки, - и нечего меня разглядывать, как модель на подиуме. Мое повседневное платье не подходит для таких прогулок. Встань.
Паук осмотрел поднявшегося Дрона со всех сторон.
- Других штанов нет? – спросил он.
- Нет, а чем эти плохи?
- Подними ногу. Теперь вторую. Покрути руками. Ничего не мешает?
- Да все нормально. А ты думаешь, придется активно шевелить конечностями?
Паук прекратил осмотр внешнего вида и, посмотрев в упор на Дрона, ответил:
- Прежде всего, придется шевелить мозгами, а уже от этого будет зависеть, чем еще мы сможем шевелить.
 Затем он осмотрелся и, указав рукой вдоль болота, сказал:
-Туда.
- Ну, прям, Юрий Долгорукий! Мы, случаем, не Москву закладывать собираемся? - сыронизировал Дрон.
- Скорее Наполеон. Мы ведь не стоить, а рушить собираемся. Стоп! – вдруг остановился Паук, и на его лице отразилась глубокая сосредоточенность. Он теребил себя за нос и часто повторял:
- Так, так, так, так… говоришь, разрушать…
- Я говорил закладывать, то есть строить, а рушить собирался ты, - уточнил Дрон. Но Паук, не обращая внимания на его слова, продолжал:
- Наполеон ведь не рушил Москву, он ее жег. Историю надо изучать хотя бы для того, чтобы пользоваться опытом наших предков, - заключил Паук, и было понятно, что он что-то придумал.
- А дозволено будет мне, ничтожному рабу, узнать высокий смысл твоего судьбоносного решения, сир? – вошел в роль Дрон.
- Слушай и запоминай, второго шанса может не представиться, - абсолютно серьезно ответил Паук, и Дрон понял, что игры закончились.
- Ты заметил припухлости с проплешинами на Пустыре?
- Да, я их видел и хотел спросить, что это такое?
- Точно не знаю, но уверен, чьо они каким-то образом связаны с зоной. Раньше их было меньше, и размер увеличился. Я пробовал там копать, но быстро оставил это занятие, потому что изнутри слышался слабый шум, а земля имела отвратительный тошнотворный запах. Полагаю, это метастазы зоны. Мы с Пишатом обнесли первые плеши забором, но потом стали появляться другие, и пришлось просто ставить столбы с предупреждением «Не ходить».
- А как же это воспринимают люди? – спросил Дрон.
- Люди это воспринимают просто: раз не ходить – значит не ходят. Это же Пустырь, здесь все имеет свой смысл. Он тебе помогает, если соблюдаешь правила и уничтожит, если будешь их нарушать.
- Значит, если это метастазы, то зона живая, она растет и, в конце концов, завладеет всем Пустырем? – ни то спросил, ни то заключил Дрон.
- Это меня больше всего беспокоит. Притом, Пустырь сопротивляется, я это вижу, но зона, как любое зло, сильнее, оно не требует защиты и всегда в нападении. Поможем Пустырю – поможем себе. Ну, хватит рассуждать, пора действовать, - заключил Паук.
- Надо подобрать шесты. Они должны быть длинные и прочные. Этим займешься ты, а я принесу паяльную лампу. Встречаемся здесь через полчаса.
Не дав Дрону ничего сказать, Паук ушел. Дрон принялся прочесывать местность в поисках молодых деревьев, подходящих для изготовления шестов. Он не заметил, как рядом оказался Крысолов со своей банкой. Вероятно, он успешно завершил свое занятие, так как банка была наполнена шевелящейся черной массой.
- Могу ли чем-нибудь помочь? – спросил он Дрона. Тот, погрузившись в процесс поиска шестов, от неожиданности резко повернулся, но узнав Крысолова, спокойно сказал:
- Да вот, ищу себе удочку, говорят на пруду хорошая рыбалка.
- А на что ловить собираешься?
- А на что посоветуешь?
- Я ловлю на личинки бабочек, только их трудно доставать, поэтому я их выращиваю, - ответил Крысолов. – Если хочешь, я могу тебе дать.
- Спасибо, Крысолов, но я здесь жду Паука.
- Так жди, я сейчас принесу, здесь близко.
И, не дожидаясь ответа, Крысолов отправился выполнять обещание.
«Вот черт» - подумал Дрон, - «то в упор меня не видит, то готов делиться рыбьим деликатесом. А мне-то что теперь делать?»
Он покрутил головой и решил продолжить свое занятие. Углубившись немного в лес, Дрон нашел подходящую осину. Дерево было молодое и высокое, но главное прямое, оставалось решить, как из него сделать два шеста. Дрон размотал веревку и закинул её конец через ветки наверху осины, но веревка застряла в кроне, и пришлось рывком вернуть ее назад. Тогда Дрон привязал к концу камень и перебросил его через осину. Веревка устремилась за камнем вверх и, описав дугу, упала к ногам Дрона. Осина была обречена. Он перекинул оба конца через плечо и, подобно бурлаку, потянул осину к земле. За этим занятием и застал его Паук. Не задавая вопросов, он ухватился за веревку, и осина сдалась. Паук повис на стволе, окончательно пригнв дерево к земле.
- Достань из чехла нож, - сказал он Дрону, указав глазами на пояс. То, что оказалось в руке Дрона ножом можно было назвать только благодаря острому лезвию, на самом деле это был тесак, похожий на те, что используют для рубки тростника. Дополнительных указаний не потребовалось – Дрон размахнулся и со второго раза разрубил волокна осины на месте сгиба. Паук остался стоять с длинным стволом в руках. Оставалось лишь отделить ветки и разрубить осину на две части. Паук отдал тонкую часть Дрону, а толстую половину оставил себе. Затем он снял чехол с тесаком и протянул его Дрону.
- Бери, это тебе, у меня есть, - и, откинув полу куртки, продемонстрировал точно такой же на поясе с другой стороны. Дрон все происходящее воспринимал молча. Пристроив чехол слева на ремне, он перевел взгляд на паяльную лампу.
- Огонь может пригодиться, но сначала проведем эксперимент.
С этими словами Паук зашагал к дороге. Выйдя из леса, они встретили Крысолова, в руках у него была банка с редкими личинками.
- Я обещал наживку, вот, - с этими словами он протянул банку Дрону. Она была наполовину заполнена серыми продолговатыми цилиндрами. Дрон вспомнил, что встретил Крысолова с такой же банкой, но с другим содержимом и спросил:
- А что было у тебя в банке утром?
- Так это пиявки для кроликов. Я их всегда здесь собираю в это время.
- Это особые пиявки и ловить их надо в определенное время и в полной тишине, - пояснил вступивший в разговор Паук.
- А что в них особенного? – допытывался Дрон.
- Я их ставлю кроликам или еще кому, когда их кусают змеи, - пояснил Крысолов, - пиявки отсасывают кровь вместе с ядом и кролики выживают.
- Судя по количеству пиявок, змей здесь не меряно?
- Нет, змей не много, и живут они только в одном месте, туда дальше у болота, но пиявки должны быть свежие, иначе сосать не станут, вот я их и меняю раз в два дня – ведь неизвестно, когда змея нападет, - поясни Крысолов.
- Ладно, Крысолов, нам пора, - сказал Паук. Дрон поблагодарил за наживку, и они двинулись дальше по дороге.

                16

   В этот раз народу в столовой было необычно много. Редко обитатели Пустыря собирались большими компаниями, но сейчас сюда их пригнало осеннее ненастное утро. В теплые дни люди разбредались по Пустырю и проводили время там, где им хотелось. Многие выбирали места для ночлега под открытым небом, чтобы не возвращаясь в Красный дом. С наступлением холодов приходилось ограничиваться в передвижении по Пустырю, особенно в лесу, в котором была проложена лишь одна дорога, соединяющая Красный дом, столовую с банным двором, погост с болотом и развалины старых построек, в которых жила Варчун. Зимой жизнь замирала, и люди впадали в состояние затяжного ожидания весны, сопровождающегося хандрой, апатией и ссорами среди пустырников, вспыхивающими порой по пустякам. В этот период Паук старался больше находиться среди людей, чтобы во время вмешаться и погасить конфликт. Его слушались все беспрекословно, но он никогда не злоупотреблял доверием пустырников, чем заслужил еще большее уважение.
Перо закончил завтрак и сделал знак приятелям. Они вышли из столовой и направились в лес, чтобы не привлекать внимания.
- Ну, что узнали? – спросил Перо, когда они зашли за ельник.
Телогрейка сделал сосредоточенное лицо, потер нос и шепотом стал докладывать:
- Сначала они с Пауком о какой-то зоне говорили, о цветах и о мертвецах.
- Каких мертвецах?
- Да я толком не понял, - извиняющимся шепотом ответил Телогрейка.
- А еще?
- Еще про Наполеона и эти, ну у рака которые по телу расползаются.
- Клешни что ль или чешуя? – попытался помочь товарищу Хилый. Телогрейка удивленно на него уставился, пытаясь постичь суть услышанного. Наконец он справился с эмоциями и, переходя на полный голос, произнес:
- Ты чё такое несешь? Какие клешни? Вот заболеешь раком, а от него по тебе они и полезут, понял? – тоном полным превосходства пояснил Телогрейка.
- Метастазы что ль? – уточнил Перо.
- Во-во, метастазы, - закивал Телогрейка.
- Ну а к чему все это: мертвецы, Наполеон, метастазы? Что они хотят? - нетерпеливо спросил Перо. Телогрейка пожал плечами и ответил:
- Да я всего-то не слышал, ближе подходить было опасно.
- Да, хреновый из тебя Шерлок Холмс. Ты главного не понял! – Перо был явно огорчен. Телогрейка захихикал и самодовольно ответил:
- А я, может, доктор Ватсон.
- Раз доктор - сам поставишь себе диагноз, – съязвил Перо и обратился к доходяге:
- Ну а ты узнал? – Тот кивнул и тихо ответил:
- Завтра должны приехать.
Перо кивнул в ответ и, указав на доходягу, обратился к Телогрейке,
- Учитесь, Ватсон!

                17

   Скоро они оказались около столба с табличкой «Не ходить». Паук огляделся, подошел к небольшой желтой проплешине, прислушался и включил паяльную лампу.
- Держи и отойди дальше, если что – тяни, - сказал Паук и бросил один конец веревки Дрону, другой конец он закрепил у себя на талии за ремень. Затем он осторожно начал подносить пламя к пятну. Когда оно уперлось в желтую поверхность и распласталось на ней синим блином, несколько секунд ничего не происходило, но затем раздался звук рвущейся материи, и струя огня провалилась вглубь проплешины. Оттуда вырвался дым, и на глазах Дрона пятно стало менять свой цвет и превратилось в серый бугорок взрыхленной земли. До Дрона дошел отвратительный гнилостный запах. Паук немного подождал и стал проделывать подобную процедуру с соседним пятном побольше до тех пор, пока оно все не превратилось в круглую разрыхленную грядку. Затем он взял шест и воткнул его в середину грядки, стараясь не наступать на неё и не выпускать шест из рук. Палка наполовину вошла в землю как нож в масло и остановилась. Паук выдернул шест назад, осмотрел его и, не найдя никаких изменений, подошел к Дрону.
- Теперь, коллега, надо обобщить полученные результаты и сделать выводы из проделанного эксперимента, - начал Паук. - Прошу высказываться, - он устремил на Дрона беспристрастный взгляд и замер в ожидании комментариев.
- Я полагаю, профессор, эта сволочь уязвима, это во-первых, - начал делиться своими умозаключениями Дрон, прохаживаясь взад и вперед перед Пауком.
 - Во-вторых: огонь её убивает и в-третьих: на месте пятна образуется, но это следует еще уточнить, мертвая земля.
- Вынужден с Вами согласиться, коллега, но хочу добавить, что эта сволочь, как Вы совершенно справедливо заметили, распространяется под землей, примерно на глубине метр-полтора. Отсюда возникает несколько вопросов: как интенсивно идет процесс, почему метастазы выходят наружу именно здесь и, наконец, где находится сама опухоль?
- Полагаю, ответ на третий вопрос мы можем получить уже сегодня, а над остальными придется поработать, поэтому предлагаю начать нашу экспедицию не откладывая, - высказался Дрон.
- Согласен, более тянуть не стоит, только есть маленькое условие: с нами буде Дора, - сказал Паук. Дрон менее всего ожидал этого.
– Так ты же сам говорил, чтобы ни одна живая душа, а тут мало того, что живая, да еще и Дора, стоит ли так рисковать? – удивился он.
- Ты, действительно, считаешь, что я могу взять туда Дору? – усмехнулся Паук, - она будет нас страховать здесь, на Пустыре. Ладно, пора, бери инвентарь, - закончил он и направился к лесу.
Они не пошли по дороге – лишние свидетели были не нужны, но и в лесу встреч избежать не получилось. На опушке сидел Грумен и еще один, не знакомый Дрону человек. Грумен абсолютно соответствовал представлениям Дрона о врачах. Даже сидя, была заметна его крупная фигура, при этом говорил он тихо, но уверенно, тоном человека, привыкшего больше советоваться с собой, чем пользоваться внешними источниками информации. Таким людям начинаешь невольно верить, особенно если дело касается области, ответственность за которую всегда хочется переложить на другого. Внешне же он был не примечательным, но с очень вдумчивым взглядом. Грумен первый поздоровался и просто обратился к Дрону: - А Вы, наверно, Дрон? – и получив утвердительный ответ, так же просто представился: - А я Грумен, - и уже для всех продолжил: - Знаете, по-моему, у Наотмашь положительная динамика, это так хорошо! – он сам заулыбался сказанному и закачал в разные стороны головой, удивляясь этому известию. – А я ведь думал, мы ее потеряем, - продолжая вертеть головой, признался Грумен.
- Все так думали, Грумен, все, может быть кроме Варлама. Но ты ее вытащил, и мы все рады этому, теперь вы с Варламом не дадите ей умереть, раз уж из такого выбралась – будет жить, - сказал Паук и спросил: - А когда можно будет ее увидеть?
- Дней через пять, я думаю, если Варлам не будет против.
- Мы подождем, когда он будет за, - ответил Паук и, махнув приветственно рукой, зашагал дальше.
Дора уже ждала их недалеко от того места, где дорога сворачивала к жилищу Варчуна, а в другую сторону начинался густой кустарник, переходящий в труднопроходимые еловые заросли. Одета она была необычно, то есть, не как всегда в яркую юбку и свободную рубашку, а в широкие штаны прямого покроя и водолазку, обтягивающую ее выдающуюся грудь, узкую талию и веером расходящуюся на крутых бедрах. Даже такой наряд не мог скрыть женственную пластичность и обаяние Доры. Паук, увидев ее, врос в землю и несколько мгновений не мог отвести от Доры добрых и лукавых глаз. Она же, понимая какое производит на него впечатление, молча стояла на месте, также лукаво отвечая ему взглядом. Дрон сразу почувствовал себя незваным гостем на чужой свадьбе, причем единственным. Не зная, как прервать этот затянувшийся молчаливый флирт поделикатней, Дрон неожиданно для себя самого крикнул, - Брэк, - и развел руки в стороны, как это делают судьи на ринге. Паук и Дора одновременно по-родительски посмотрели на него, отчего Дрон почувствовал себя полным идиотом, и, чтобы как-то сохранить достоинство, произнес:
- Надеюсь, это прелюдия, а не финал. Может быть, приступим?
Паук, не переставая улыбаться, кивнул и жестом пригласил следовать за ним. Он провел всех сквозь заросли по одному ему известному пути, ни разу не зацепившись за назойливые колючки кустов или упругие ветки разлапистого ельника. Вдруг Паук остановился и сделал жест рукой всем замереть. Через густой кустарник было видно, как, озираясь по сторонам, на поляну вышел Телогрейка. По крадущейся вороватой походке было видно, что он кого-то выслеживает.
- Думаю, это по нашу душу, - шепотом сказал Паук, - а я чувствую, второй день, что мы не одни. Значит, Перо нами заинтересовался.
- А это кто? – тихо поинтересовался Дрон.
- Это Телогрейка, шестерка Пера, - не спуская глаз с поляны, ответил Паук.
- Интересно, чем мы его заинтересовали? Может, что пронюхал?
- Скорее его интересуешь ты, ну а значит и мы. Перо человек мутный, бог знает, что у него на уме, - сказал Паук.
- Паук, давай на всякий случай в обход. Он этой дороги, точно, не знает, - предложила Дора. Паук кивнул, и направился в сторону от поляны.
Вскоре они оказались рядом с небольшим обрывом, на краю которого резко заканчивался лес, и взору открывалась просторная долина, густо заросшая сочной высокой травой и сильными ветвистыми деревьями. Они росли группами, образующими густые тенистые оазисы на фоне ровного зеленого ковра, украшенного разноцветными вкраплениями ярких цветов, разбросанных по поверхности ковра хаотично, но именно в тех местах, где для глаза они были бы наиболее ожидаемы. Увиденная картина настолько завораживала яркостью красок, так сильно контрастирующей с осенними серыми тонами Пустыря, а трава, деревья и цветы своей сказочной красотой, что все трое застыли в оцепенении. Первым взял себя в руки Паук. Он и раньше приходил на это место наблюдать за зоной, и каждый приход сопровождался новыми впечатлениями от преображающейся природы. Приходилось делать над собой усилие, чтобы не попадать в плен коварной красоте, манящей своей райской первозданностью и обманчивой невинностью.
- И вся эта прелесть существует только для приманки живых существ, идущих на корм зоне. По сути все по законам природы: чем обильнее питание – тем лучше волосяной покров, - изрек он.
- Сколько же надо было сожрать, чтобы разродиться такой красотой? – полушепотом спросил Дрон.
- Главное, у нее постоянно есть подпитка - сюда ведь забегают и собаки, и зайцы, и крысы. Она никем не брезгует, - продолжал рассуждать Паук.
- Да, гурманом ее не назовешь, - согласилась с ним Дора.
- Паук, а что с той стороны зоны, - Дрон указал рукой на горизонт.
- Там тоже Пустырь. Зона спрятана у него внутри, словно Лесото в Южной Африке.
- Значит, никто из Большого города, минуя Пустырь, в нее попасть не смогут?
- Да, она предпочитает местных, - с грустью ответил Паук.
Наступило молчание. Каждый думал о своем, никому не хотелось продолжать этот разговор.
- Ладно, Паук, и какой же твой план? – прервал затянувшуюся паузу Дрон.
Паук потер шею, затем покрутил головой и сказал:
- Дора, ты остаешься здесь. Мы с Дроном привяжем одни концы веревок к этому дереву, а другие соединим с нашими ремнями и потихоньку след в след начнем продвигаться вглубь зоны. Я пойду первый. Главное, не терять друг друга из виду. Веревки хватит метров на тридцать. Когда она кончится, Дора отвяжет веревку Дрона, и я привяжу ее к себе, таким образом, мы получим еще тридцать метров, но пойдет уже только Дрон. Если почувствуем какое-либо движение почвы или еще что-то необычное – сразу назад. Во время всего пути необходимо держать веревку в одной руке и шестом прощупывать место для следующего шага. Если ничего происходить не будет, возвращаемся тем же путем. Пока все. Вопросы? – закончил Паук.
Все молчали, сосредоточенно слушая Паука, и если были какие-то вопросы, то никто задавать их не стал – слишком важный настал момент и указания Паука принимались безоговорочно.
- Тогда вперед, - сказал Паук и, взяв оба конца веревки, накрепко привязал их к дереву. Затем, захватив паяльную лампу и вооружившись шестом, он осторожно начал спускаться с обрыва. Дрон последовал за ним.

                18

   Первые десять метров они продвигались медленно, сосредоточенно всматриваясь в траву и ощупывая ногами землю. Ничего не происходило, земля была твердой и не внушала никакого опасения. Только трава была не естественного для осени сочно-зеленого цвета.
Вдруг Паук остановился и прислушался. Дрон тоже уловил еле слышное шуршание где-то впереди. Они простояли, не двигаясь, несколько минут, но ничего не произошло, шум прекратился, и Паук двинулся дальше. Он в очередной раз воткнул шест в землю, выбирая место для следующего шага, как вдруг из глубины донеслось невнятное чавканье, потом шипение и в воздухе запахло гнилью. Паук воткнул шест рядом с собой, зажег паяльную лампу и приготовился.
- Отойди на два шага назад, - не оборачиваясь, крикнул он Дрону и стал медленно приближать пламя к тому месту, откуда доносился звук. Когда огонь коснулся земли, чавканье прекратилось, и Дрон увидел, как небольшая волна прошла под ногами Паука к центру зоны. Паук тоже почувствовал зыбкость почвы и отступил назад. Несколько минут все было спокойно, звуки прекратились, и только пожухлая трава в том месте, где огонь опалил землю, указывала на постороннее вмешательство в это царство девственной красоты.
- Что скажешь? – услышал Дрон тихий голос Паука.
- Может она омертвела? – предположил Дрон, учитывая опыты на проплешинах.
- Вот и я думаю, - с этими словами Паук ткнул шестом в пятно с пожухлой травой. Ничего не менялось. Тогда, он стал тыкать рядом, и сразу послышалось знакомое чавканье и шипение, сопровождающиеся зловонным запахом, исходящим из-под земли. Паук мгновенно направил туда пламя паяльной лампы и стал водить ей вокруг пятна. Как и в первый раз все быстро стихло, а пятно превратилось в небольшую площадку, где свободно могли поместиться Паук с Дроном.
- И какой вывод? – спросил Паук, продолжая внимательно следить за зоной.
- Её надо сжечь, - не задумываясь, ответил Дрон.
- Мысль интересная, но как? Паяльной лампой? – без иронии произнес Паук. Дрон не имел каких-либо конкретных предложений, поэтому остался молчаливо стоять, пытаясь найти хоть какую-нибудь идею для реализации своего предложения.
- Ну что, успех надо развивать? Не так ли, коллега? – призывно сказал Паук и, не дожидаясь ответа, начал нащупывать шестом новое место для следующего шага. Так они продвинулись еще на десять метров. Зона хранила полное молчание. Паук на всякий случай выжиг еще одну площадку, на которой решил сделать привал. Он воткнул шест в мертвую землю и обернулся к Доре. Она стояла вся напряженная и держалась за веревки обеими руками. Паук сделал ей одобрительный знак и сказал, обращаясь к Дрону:
- Продолжай следить за зоной, я пока осмотрюсь, не нравится мне эта тишина.
Он потыкал шестом по сторонам, куда доставала рука, сделал несколько шагов вокруг площадки, но ничего не происходило, создавалось впечатление, что зона затаилась. В том месте, где они прошли, трава приобрела желтоватый оттенок, а редкие цветы поникли и потеряли былую привлекательность, как бы признавая своё поражение, и, склонившись перед победителем, помечали его путь.
- Эта сволочь ждет нашей ошибки, - сказал Дрон, - если она вообще способна о чем-либо думать.
- Вот это и нужно понять. Мы имеем дело с интеллектом или просто с пищеварительной функцией?
- Тогда продолжим, это единственный способ ответить на твой вопрос.
Паук одобрительно кивнул, еще раз посмотрел на Дору и продолжил уже знакомое занятие. Когда через следующие десять метров его веревка натянулась, Паук подготовил третью площадку и сделал знак Доре отвязать веревку Дрона, освободившейся конец которой они быстро привязали к поясу Паука. Настала очередь Дрона. Используя опыт Паука, он медленно начал продвигаться дальше. Через десять метров Дрон, в точности повторив всю процедуру, уже стоял на такой же площадке, которую связывала с позицией Паука узкая пуповина из пожухлой травы.
- Не оборачивайся, сосредоточься только на зоне! – крикнул ему Паук, но не успел Дрон осмотреться, как вокруг его плацдарма земля начала уходить вниз, образовывая многочисленные воронки, засасывая все, что попадалось в радиусе их действия. За несколько секунд Дрон оказался на вершине небольшого холмика, от которого назад тянулся узкий перешеек, с каждым мгновением становившейся все тоньше и тоньше. Вокруг земля гудела и ходила ходуном, воронки образовывались то в одном, то в другом месте, откуда-то из глубины недр раздавался звук рвущихся корней, и вся эта вакханалия сопровождалась выделением зловонного запаха, так возмутительно не соответствующего еще недавно окружавшей красоте.
- Беги назад и держись за веревку! – закричал Паук, - Быстрее! Плюнь на все! Быстрее!
Паук обмотал веревку, соединяющую его с Дроном вокруг пояса, пока она не натянулась и, уперевшись одной ногой в землю, приготовился к страховке. Дрон с силой отшвырнул лампу за голову Паука и попробовал наступить на тонкую, еще не окончательно разрушенную полоску земли. Нога начала мягко погружаться в почву, и Дрон почувствовал, как земля под ним дрогнула и пришла в движение, лишая его опоры. С силой оттолкнувшись от осыпающейся площадки, он метра через два приземлился на остатки пуповины и, не встретив сопротивления материи, начал проваливаться в рыхлую вонючую почву, увлекаемый центростремительной силой вглубь разрастающейся воронки. Веревка натянулась, и Дрон, перебирая по ней руками и судорожно выдергивая ноги на поверхность, машинально ища для них опору, начал медленно сокращать расстояние до Паука. Земля вокруг площадки, на которой находился Паук, не осыпалась, и там продолжали цвести удивительные растения и порхать ажурные бабочки, создавая жуткую картину противоестественного сочетания жизни и смерти.
- Дора! Тяни веревку! Упрись в дерево и тяни! – кричал Паук, отклонившись назад и приняв почти горизонтальное положение. Ему удалось отступить на несколько шагов и с каждым следующим шагом отступать становилось все легче. Дрон почти плыл по пояс в земле. Руки онемели, а ладони горели, как будто он держал в них раскаленные угли. Ноги, наоборот, замерзли, словно опущенные в прорубь. Не было ни испуга, ни страха, одна мысль пульсировала в его голове: я выберусь - я обещал. Паук сделал еще пару шагов назад и увидел сначала руки, а затем и голову Дрона. Он остановился и начал вращаться кругом, наматывая веревку на себя. Дрон уже не мог перебирать руками, он просто держался за веревку, давая Пауку завершить работу. Когда, оказавшись на твердой поверхности, он лег отдохнуть, Паук так закричал, что на деревьях закаркали вороны, а Дрон инстинктивно попытался вскочить, но тут же рухнул на землю с подкосившихся ног. Паук быстро подскочил и, легко взяв его на руки, побежал к Доре. Только оказавшись на верху обрыва, Паук опустил Дрона на землю и вместе с Дорой сел рядом с ним. Они долго молчали, приходя в себя. Говорить не хотелось, но каждый понимал, что это только начало и что теперь у них есть дело, которое надо довести до конца. Перед ними простиралось широкое поле со сказочными цветами и ветвистыми деревьями, манящими первозданным великолепием. И только небольшая его часть была разрыта и взрыхлена, как будто, готовилась принять молодые саженцы и питать их своими живительными соками, пока они не превратятся в сильных и раскидистых великанов, зовущих отдохнуть в тени своих могучих крон.

   Пустырь

                19

   Когда Дрон подходил к дому, Варя сидела у входа и ждала его. Она резко поднялась, быстро окинула его взглядом и, стараясь скрыть волнение, спросила:
- Что случилось? Почему ты в таком виде?
- Забрел в незнакомое место и свалился с обрыва. Решил разведать новую дорогу домой, - ответил Дрон, отметив, что непринужденный тон у него получился вполне естественно.
Варя, как будто не слыша его слов, в упор посмотрела на него и спросила:
- Ты был там?
Дрон понял, что врать не станет, и коротко ответил:
- Да.
Наступило молчание. Варя пыталась ухватиться за самую важную мысль из всех, проходящих вереницей, но не находила ничего и, стоя, беззащитно опустив руки, глядела на Дрона немигающими глазами. Он тоже стоял, боясь сказать что-нибудь не то, но, пересилив себя, произнес:
- Я же обещал быть очень осторожным и зря не рисковать. Теперь все позади, и мы все живы и здоровы.
- Кто мы? – спросила Варя.
- Паук и я, мы ходили туда вместе.
- Ну и как?
- Да по-разному. Теперь многое стало понятно.
- Что же?
- Варь, я обещаю тебе все рассказать, позже, вот приведу себя в порядок, сядем пить чай, и я все расскажу.
Варя постояла немного, что-то соображая, повернулась и, ничего не ответив, пошла в дом. По сменившемуся выражению ее лица Дрон понял, что объяснения закончились и теперь все зависит от его рассказа. Облегченно вздохнув, он вошел в дверь. Варя хлопотала у стола, на огне стояло ведро с водой. Дрона охватила такая радость, что держать ее в себе он просто не мог. Подойдя к Варе сзади, он обнял её за плечи, уткнулся ей в затылок и тихо произнес:
- Я никогда так не хотел вернуться домой, как сегодня. Это такое счастье быть с тобой!
Варя застыла с чашкой в руке, закрыла глаза и потерлась затылком о губы Дрона. Он обнял её всю и прижал к себе, с удовольствием ощутив рельеф её тела. Дальше оставаться в таком положении было опасно, и Дрон, отступил назад. Он взял ведро и вышел из комнаты.
Когда Дрон вернулся, его уже ждал накрытый стол. Варя сидела напротив и молча ждала его. Дрон начал свой рассказ с того места, когда они оказались у обрыва. До самого конца Варя не произнесла ни слова, а когда Дрон закончил, сказала:
- Это все, действительно очень серьезно, но что же дальше? Ведь, как я поняла, это прожорливый кусок земли, способный проглотить любого, лишь бы навести макияж для заманивания новых жертв?
- Именно. Паук назвал это пищеварительной функцией. Вообще-то мы договорились встретиться вечером - еще многое нужно обдумать. Ты пойдешь со мной?
- А что мы скажем Пауку?
- Так и скажем, что нас теперь четверо, но боюсь, скоро нас станет еще больше, - заключил Дрон.
- Ты полагаешь, одни мы не справимся?
- Думаю да. Слишком сильная эта гадина, и, если её не остановить, всем будет плохо.
- А давай пригласим Паука с Дорой к нам? Наверно, пока лучше это обсуждать без посторонних.
В этом простом и логичном предложении для Дрона было значительно больше смысла, чем просто в приглашении. Раньше Варин покой никто не нарушал, и она никого не хотела у себя видеть, поэтому её предложение он воспринял как подтверждение ее возврата из прошлого к настоящему, а значит к нему. Раз она принимает участие в его делах, значит, они становятся ближе.
- Ты умница! Тогда я схожу за ними, - ответил Дрон, и не успела Варя согласиться, как он уже вылетел из комнаты.
Дора принесла какой-то особый чай, хотя любой чай, если его касалась рука Грумена, становился особым. Все расселись вокруг стола, и комната, ставшая вдвое меньше, наполнилась терпким ароматом. Паук достал бумагу и карандаш.
- Это для наглядности, так лучше думается, - сказал он. Затем он начертил план Пустыря с указанием всех выявленных проплешин, нанес на него постройки, погост, болото, отметил дороги и тропинки, которыми пользовались местные жители, и оставил пустое место.
- Теперь давайте вспоминать наш маршрут, а главное перемещения по зоне, точно шаг за шагом, - продолжал Паук, - Дрон, начинай.
Дрон взял карандаш, задумался и сказал:
- По-моему мы вышли к обрыву здесь, если считать, что вот тут проходит полоса труднопроходимого ельника, - он нарисовал вряд елочки и провел через них линию.
- Правильно, а здесь деревья, к которым мы прикрепили веревки, - добавила Дора.
- Значит, зона начинается здесь, от обрыва и оканчивается где-то здесь, - Паук провел овальную линию.
- А почему ты считаешь, что зона имеет овальную форму и такой размер? – спросил Дрон.
- Я раньше обходил её по периметру за час, причем с нижней и верхней точек противоположного края не видно, а справа и слева можно увидеть границы напротив. Так что, я думаю, размеры зоны примерно два на один километр, а это не мало.
- А если учесть, что она пустила щупальцы в Пустырь, то ясно, что «малыш» поправляется, - добавил Дрон. После этих слов Паук соединил проплешины с зоной и все уставились на рисунок. Первой тишину нарушила Варя:
- Что же получается, часть метастаз проходит прямо под нами, а другая под кухней?
- Странно, что они разрастаются только в двух направлениях, - подхватила Дора.
- Но самое интересное, что они все заканчиваются проплешинами…
- На которых ничего не растет, - закончил начатую Дроном фразу Паук. Этот, ставший только сейчас очевидным вывод, привел всех в некоторое смятение. Первым заговорил Дрон:
- Обратите внимание, все проплешины расположились рядом с погостом веером.
- Действительно, как два букета одуванчиков, - согласилась Дора. Тут Паук бросил карандаш на стол и прорычал:
- Черт! Они же нащупывали путь к мертвым!
Дора присвистнула и осталась сидеть с немигающими глазами. На остальных это открытие произвело не меньшее впечатление.
- А почему они остановились, и почему им нужны мертвые при таком количестве живых? – тихо спросила Варя.
- Это гипотеза, - начал Паук, - но я считаю, живые её не интересуют, потому что питается она мертвыми. Долгое время туда свозили трупы преступников, пьяниц, насильников, в общем, так называемых отбросов общества. С годами зона настолько пропиталась, назовем это отрицательной энергией, что стала ощущать в ней потребность все больше и больше. Я не знаю, какие химические или физические реакции там происходили, но в результате она стала хищницей, охотившейся за неправедной мертвечиной.
- А почему она убивает всех, кто к ней попадает, ведь они же живые? – спросила Варя.
- Трудно сказать, - ответил Паук, - возможно, она просто защищается или убивает уже без разбора, ведь там давно никого не хоронят.
- Значит, на Пустыре похоронены только хорошие люди, раз она от них отступила, - заключила Дора.
- Думаю, она ни настолько сильна, чтобы справиться со всем Пустырем, – сказал Дрон. – Из-за отсутствия регулярного питания она способна поддерживать только свою матку, а когда в её лапы кто-нибудь попадает, этого хватает только на внешний блеск для приманки, а на проплешины уже здоровья не остается.
- Возможно, ты и прав, но зона может мутировать, по крайней мере, некоторые изменения в ее поведении наводят на такие мысли, - не обращая внимание на шутливый тон, рассуждал Паук, - поэтому надо решить, что делать дальше. Ясно, что останавливаться уже нельзя.
Это был основной вопрос, ради которого все собрались, но ответа на него никто не знал. Дрон сосредоточенно смотрел на план, а женщины выжидательно смотрели на Паука. Паук, подперев подбородок рукой и выпятив губы, сидел в глубокой задумчивости.
- Бить надо по матке, это понятно, метастазы сами по себе не страшны, но как её уничтожить, если мы пока не знаем, где она? – прервал молчание Дрон.
- Мысль абсолютно правильная, - поддержал его Паук. - Чтобы с неё бороться, надо знать, где она находится. Значит, поделим задачу на две части: первая – выяснить местонахождения матки, вторая – решить, как её уничтожить.
Паук отвалился от стола, положил на него свои большие ладони и сказал:
- Думаю, для одного дня достаточно, слишком много впечатлений. Давайте разойдемся, а завтра на закате, если не возражаете, у вас.
С этими словами он встал и, поблагодарив хозяев, вместе с Дорой отправился к себе.

                20

   Все четверо провели беспокойную ночь. Каждый думал о своем, но все понимали, насколько это серьезно – на кону стояла жизнь. Утром Дрон решил повидать Паука заранее, ему необходимо было получить ответ на некоторые вопросы, обсуждать которые при Варе он бы не стал. Он напросился сходить к Доре за продуктами и, получив заказ, отправился на кухню. Там по - утреннему было людно. Дрон, узнав у Доры, что Паук пошел на свое любимое место, обрадовался, что им никто не помешает и, захватив нужные продукты, поспешил на болото. Дорогу он уже знал прекрасно и, решив немного срезать, пошел через кустарник. Вдруг до него донеслись голоса, заставившие его насторожиться. Он спрятался за куст, и вскоре мимо прошли трое уже знакомых ему людей, от которых они с Варей ускользнули со двора бани. Дрон понял - это шанс и его надо использовать. Он бегом добрался до Паука-отшельника и сходу задал ему вопрос, мучавший его со вчерашнего дня:
- Как добираются сюда вербовщики?
Паук устремил на него исподлобья удивленно-снисходительный взгляд, который приобрел бы еще большее значение, если бы был дополнен сползшими на переносицу очками, но Паук не носил очков, и Дрону пришлось довольствоваться меньшим. Поняв неуместность своего вопроса в той форме, в которой он был задан, Дрон поспешил объяснить свое странное поведение:
- Видишь ли, я вчера не стал спрашивать об этом при Варе, поэтому делаю это сейчас.  Паук продолжал смотреть на него прежним взглядом.
- Они приехали, я их только что видел.
В ответ Паук сузил глаза и произнес:
- Ну и?
- Я понимаю, что выгляжу идиотом, но с головой у меня все в порядке, не сомневайся.
- Учту, - кивнул головой Паук, - тебе это зачем?
- Она жрет живых и мертвых, но это все животные, а будет ли она жрать, например, машину или, там, мотоцикл? Вот я и спрашиваю: на чем они приезжают?
Паук переменился в лице, на котором одновременно читались удивление, настороженность и интерес.
- Не маячь там, садись, - сказал он и Дрон понял, что Паука его идея зацепила. Он опустился рядом на бревно и решил развить успех: 
- Как я успел заметить, на Пустыре нет ни машин, ни поездов, ни даже велосипедов.
- Один, - совершенно серьезно прервал его Паук, - но это Грумена, он на нем приехал сюда.
- Тогда его мы брать не будем. А вербовщики? Они же не пешком сюда ходят?
- Приезжают на машине, а один - на мотоцикле, - ответил Паук.
- Тогда надо взять у них что-то одно, лучше машину, и направить ее в зону. Другого способа я не вижу.
- Ты хочешь войны? – спросил Паук.
- С кем?
- С вербовщиками. У меня с ними договор. Мы не трогаем их, а они забирают только добровольно согласных.
- Но ведь они вторгаются в нашу жизнь!
- Я тебе уже говорил – у нас не община. Здесь каждый себе хозяин. Любой поступок – это добровольный выбор. Так что никакого вторжения нет. Мы живем так, как это устраивает каждого. И если забрать машину – будет ответ, на который они имеют право.
- Значит, то, что эти ублюдки сделали с Варей, то, что они убили Пишата – это всего лишь эпизоды, частные случаи, на которые ответить мы права не имеем? – взорвался Дрон.
- Если хочешь сохранить обычный порядок вещей на Пустыре – не имеем, - с расстановкой ответил Паук. - Но! - он поднял палец вверх и сделал продолжительную паузу. - Если его можно совершенствовать, я готов это обсудить. У тебя есть предложения?
Дрон не был готов обсуждать свои планы, даже с Пауком, поэтому он пожал плечами и невнятно ответил:
- Я хотел сказать, что нельзя позволять им вести себя безнаказанно на Пустыре…
- А-а! – проблеял Паук, - а я-то, наивный, подумал, что ты собираешься им мстить.
Дрон понял, что Паук ему не поверил. И еще, сказано это было таким тоном, будто Паук хотел услышать именно то, что Дрон так долго вынашивал, поэтому, переступив внутри себя через последнюю преграду, он решил дольше не молчать и рассказать основную идею своего плана. Но прежде он взял слово с Паука, что кроме них двоих об этом никто не узнает, к чему Паук отнесся совершенно серьезно и слово дал.
- Ты правильно понял, я хочу отомстить, но мной движет не только месть. Можно совместить две полезные вещи: покончить с этими…и проверить зону…
Паук сидел, упершись локтями в колени и погрузив свой рельефный подбородок в ладони. Трудно было понять, слушает ли он Дрона или думает о чем-то своем. Его лицо выражало полное спокойствие, а осанка, слегка склоненная набок голова, как бы самостоятельно существующая в широких ладонях, и застрявший где-то в траве взгляд из-под слегка опущенных век, создавали впечатление вялой лености, в которую впал, уставший от житейских забот, человек. Однако, Дрон успел привыкнуть к такому обманчивому состоянию Паука и, решив не нарушать наступившей паузы, терпеливо ждал.
Наконец, Паук выпрямился, сладко потянулся всем торсом, отчего на Дрона упала тень, и, лукаво сверкнув глазами, произнес:
- Есть одна идея, требующая осмысления досконального, ибо ошибка смерти подобна!
- Я почти полчаса жду, пока тебя прорвет, - ответил беззлобно Дрон, чувствуя, как у него обожгло в груди, и похолодели руки.
- У вербовщиков – машина, один из них, верно, всегда приезжает на мотоцикле, но главное – заставить их заехать вглубь зоны. Это можно сделать, заманив их на живца. Ну а дальнейшее будет зависеть от четкого выполнения плана и …везения, - Паук сказал это легко и весело, будто им предстояла увеселительная прогулка на пикник, когда все уже готово и осталось лишь выпить, закусить и как следует повеселиться.
- Как это на живца? И кто же будет этим «живцом»? – с нескрываемым любопытством поинтересовался Дрон.
- По всему выходит Вы, мой друг! - с такой же искренней прямотой ответил Паук. Дрон понимал, что ему будет отведена не последняя роль в этой истории, но к роли «живца» он по своей природе и представлению об участии в дальнейшем развитии событий готов не был. Поэтому он привстал, сунул руки в карманы и, слегка наклонившись, что бы быть в один уровень с сидевшим Пауком, спросил, четко выговаривая слова,
- Хотелось бы подробней узнать, как ты собираешься скормить меня этим уродам?
- А не мог бы ты производить на меня впечатление сидя? Ведь «уроды» где-то рядом и не кормленные. Я бы не хотел лишаться приманки до начала спектакля, а твоя роль в нем, несмотря на занудство, главная.
Паук все больше походил на режиссера, и Дрон, с самого начала смирившись с таким положением вещей, готов был играть любую роль в его спектакле, но ему хотелось глубже понять образ своего героя, постичь сверхзадачу и выяснить, наконец, что же Паук задумал.
- Хорошо, я готов сидеть и слушать тебя, не перебивая, но будь так любезен, маэстро, излагай свой сценарий яснее, а то ни черта не понятно, кроме одного – мой талант будет оценен, но, возможно, посмертно. Я, знаешь ли, рассчитывал на другой финал и собирался закончить свою долгую сценическую жизнь обласканным благодарными зрителями.
Паук добродушно улыбнулся. Он с симпатией относился к этому неординарному и правильному, по его представлению, парню, во многом напоминающему Паука в молодости. Понимая, что их риск в предстоящем деле необходимо максимально уменьшить, он собирался привлечь дополнительные силы. Выслушав пафосную сентенцию Дрона, он решил, что пора перейти к подробному изложению своего плана и стал палкой рисовать на земле схему, не спеша, объясняя все нюансы.
Когда Паук закончил, у Дрона в голове сложилось четкое представление о дальнейших действиях, уточнять которые не было необходимости. Больше тянуть было нельзя, и они договорились встретиться вечером.

                21

   С болота Паук пошел по дороге на кухню, а Дрон отправился окольными путями к Варе. Первым условием плана Паука было незаметное возвращение Дрона домой. Ему отводилась решающая роль в финале, и от успеха её исполнения напрямую зависел успех  задуманного. На кону стояли их жизни.
Паук и раньше понимал, что с появление вербовщиков в жизни обитателей Пустыря произошли перемены. Он их воспринимал, как данность, потому что не имел возможности что-либо изменить, а войны он не хотел, да и шансов победить в такой войне было крайне мало. Он избрал единственно правильный путь – договориться. Это ему удалось, и Пустырь подстроился под перемены. Вербовщики приезжали каждую неделю. Они не вторгались в жизнь Пустыря напрямую, но воздействовали на неё исподволь, преследуя свою корыстную цель, оправдывая её необходимостью производить чистку территории от случайных людей. В начале, они требовали за эту «полезную работу» оплату, но, Паук наотрез отказался обсуждать эту тему, и вербовщики её больше не поднимали. С ними уезжали добровольно, без принуждения, но уже никогда назад не возвращались. Пустырь не держал никого. Прийти туда и остаться можно было без каких-либо условий, и уйти можно было свободно, никого не обременяя. Пустырь не вел счет своим людям, главным было обеспечить свободу выбора, и она гарантировалась любому вновь приходящему. Под чистку, в основном, попадали люди мечущиеся, нерешительные, для которых Пустырь становился временным прибежищем, где они получали кров и хлеб, но не обретали спокойствия и свободы. В каком-то смысле вербовщики, действительно, освобождали Пустырь от слабых и потому обреченных, возвращая ему привычный ритм и годами выработанный порядок. Однако цена такого порядка становилась дороже на количество загубленных жизней, проданных в рабство людей, а такой порядок вещей Паука не устраивал. Выбор был сделан.
Дрону удалось добраться до дома незамеченным. Варя читала. Она подняла голову и, улыбнувшись, спросила очень по-домашнему:
- Где ты так долго был? Я уже начала волноваться.
- Встречался с Пауком, надо было обсудить некоторые детали.
Он поставил на стол пакет с продуктами и подошел к Варе и, взяв её за руки, непринужденно сказал:
- А нас пригласили в гости.
- И кто же?
- Пауки.
Варя принялась весело смеяться, но вдруг прекратила и спросила лукаво:
- А в чем же я пойду? У меня нет выходного платья!
Дрон наморщил лоб и, призвав на помощь память, начал нараспев:
- Ты на голову наденешь мягкий бархат хризантем,
Солнца луч тебя одарит теплым платьем до колен,
А на плечи ты набросишь одуванчиковый шелк,
На ноги возьмешь у сосен золотой янтарный сок.
Варя закрыла глаза и несколько смущенно слушала Дрона. Она не знала почему, но чувствовала себя слегка неловко. То ли стихи вызывали у нее слишком личные ощущения,  то ли они, наоборот, почувствовала их неуместность, но Варя не поддержала лирический настрой Дрона и игриво произнесла:
- Значит, ты хочешь, чтобы я пошла в гости голая?
Дрон, почувствовав Варино замешательство, с облегчением подхватил эту волну:
- Нет, я против таких экспериментов и, прежде всего, потому что ты можешь простудиться, все же остальное меня бы устроило, верно я еще не очень хорошо знаком со здешними порядками и местными жителями. Если в Пауках я уверен, то остальные могут излишне разволноваться, а этого бы не хотелось.
- Для своих лет ты слишком мудр, но это меня устраивает, должен же кто-то быть противовесом моей легкомысленности, - ответила Варя.
- Вот поэтому я предлагаю ничего не менять и пойти к Паукам прямо сейчас.
- Почему сейчас? Ведь еще не вечер, - удивилась Варя.
- Просто Паук просил не опаздывать, они нас ждут. И еще, надо пройти незамеченными. Это тоже просьба Паука.
Дрон не стал больше ничего говорить, он дал возможность ей самой задать нужные вопросы, но, поняв, что речь идет не о дружеском визите, Варя молча кивнула и сказала:
- Тогда я готова. Думаю, Паук знает, что делает.
Дрон обнял ее, потому что любые слова были лишние, и поцеловал в волосы, удивляясь ее умению все расставить на свои места. Они вышли из дома и, незаметно пробравшись в обход людных мест, скоро оказались около двери в комнату Паука. Дома была только Дора.



                22

   Сразу с болота Паук пошел к проплешинам, которые недавно подверглись термической обработки. Он еще утром хотел проверить, хватит ли сил у Зоны оживить свои метастазы.
Результаты проверки несколько успокоили Паука – пятна еще сильнее посерели и были абсолютно безжизненны. Он попробовал еще раз воздействовать на пятно паяльной лампой, которую захватил специально для этого опыта, но ничего ровным счетом не изменилось: перед Пауком лежал остывший труп метастазы, которая, очевидно, уже навсегда потеряла возможность хоть как-то реагировать на происходящие вокруг процессы. С другими проплешинами повторилась такая же картина. Однако, на основной вопрос - является ли зона такой же уязвимой, ответа не было.
На кухне, куда зашел Паук позже, сидело несколько человек, в основном, новые скитальцы, прибившиеся к Пустырю за последние дни. Они имели довольный вид, словно выигравшие в лотерею, но пока не получены призы, сомневающиеся в своей удаче. На выходе Паук столкнулся с Варламом, как всегда пришедшим в это время за продуктами.
- Здравствуй, Варлам! Мне Грумен вчера сказал, что появилась надежда? Судя по твоему виду, он пессимист, - обратился к нему Паук, широко улыбаясь.
- Грумен – волшебник, - серьезно ответил Варлам и, немного подумав, добавил с улыбкой: - Не пессимист, он зануда. Каждый раз, приходя к Наотмашь, он мне выговаривает за что-нибудь. Наверно, все гении такие ворчливые.
- Гениям надо прощать такие мелочи, для них главное суть, а мы часто на форму все силы потратим, а дойдем до сути – умственные импотенты. Нас с тобой это, естественно, не касается, - сказал Паук и подмигнул Варламу. Тот ткнул его кулаком в плечо и вошел на кухню.
Обойдя еще несколько мест, Паук нашел только Крысолова, что сделать было очень просто благодаря его привязанности к своим подопечным, рядом с которыми он проводил почти весь день. Когда Паук с Варламом пришли домой, их уже ждали Грумен, Музыкант и Дрон с Варей, оказавшиеся там инкогнито. Варлама Паук решил не беспокоить и к себе не пригласил.
- Какое приятное общество! - начал Паук. Он замолчал и обвел глазами всех присутствующих. Они также молча и спокойно смотрели на него. Все знали, что Паук не любитель лишних разговоров и, если они тут собрались, чего раньше никогда не бывало, то причина была серьезная. Когда пауза затянулась, прозвучал спокойный голос Музыканта:
- Паук, нас лечить не надо, нам Грумена для этого хватает, давай по делу.
Паук почувствовал, что они его поймут и поддержат, как поддерживали всегда, но сейчас он им предлагал то, чего раньше сам бы никогда не допустил – нарушить основное правило Пустыря: жить самому, но не в ущерб другим.
Когда первое волнение прошло и связанные с ним вопросы закончились, Паук приступил к рассказу. Не останавливаясь на мелочах, он поведал главное, после чего перешел к своему плану. Здесь он не стал экономить на времени и деталях, благодаря чему, когда он закончил, у всех сложилась четкая картина предстоящих действий. Ответив на несколько уточняющих вопросов, Паук предложил всем отдохнуть и приготовиться к завтрашнему дню, который обещал быть не по-осеннему жарким. Лишь об одном не сказал Паук, знакомя присутствующих со своим планом, об их с Дроном решении покончить с вербовкой людей на Пустыре. Это зло становилось так же опасно, как трясина: чем глубже засасывает, тем сложнее выбраться, а вербовщики, имея постоянную возможность пополнять ряды рабов за счет новых неопытных пустырников, увязли слишком глубоко. Их безнаказанность породила вседозволенность, а границы допустимости почти уже были стерты, что, в общем, было закономерно. План Паука предполагал избавиться от главной опасности – Зоны, а Дрон, творчески развив его, хотел очистить Пустырь от другой заразы, паразитирующей на человеческой слабости и доверчивости.
Все разошлись, договорившись собраться утром следующего дня у Паука. Непреложным условием их встречи была полная конфиденциальность, о чем, впрочем, было ясно без дополнительных напоминаний. Ночь все провели по-разному: Крысолов пошел к своей живности и долго беседовал с каждым, пока не заснул там же среди клеток. Музыкант, живущий в мире мелодий, постоянно звучащих в его голове, и, скорее, страдая от этого, чем вдохновляясь, вставил в уши бируши, чтобы отгородиться хотя бы от внешних звуков, потому что на фоне звуков внутренних засыпать он как-то приспособился. Музыкант был человеком физически сильным и обладал упрямым характером, никак не вяжущимся с сочиняемой им музыкой. Прежде всего, благодаря этим качествам Музыканта Паук остановил выбор на нем, кроме того, он был одним из первых поселенцев и очень дорожил всем, что давал ему Пустырь. Музыкальное дарование при это не имело никакого значения. Дрон с Варей уснули в комнате Доры, ставшей на какое-то время их новым домом.

                23

   Раньше других проснулся Паук и, предупредив Дору, что вернется через час, отправился в сторону Большого города. Рассвет только коснулся верхушек деревьев, но в Красном доме уже не спали. Сразу после ухода Паука к Доре постучал Грумен и с печальным видом сообщил, что Наотмаш умерла. Если бы не вчерашний день, принесший надежду на лучшее, это скорбное известие воспринялось бы вполне ожидаемо, никто на Пустыре не верил в выздоровление Наотмаш, и только Варлам, запретив себе думать о худшем, упрямо продолжал поддерживать иллюзию на выздоровление безнадежно увядающей жены. Известие быстро распространилось по Красному дому, разделив его обитателей на тех, кто искренне сочувствовал Варламу и жалел Наотмаш и тех, для кого это стало долгожданным финалом тяжелой истории семьи, в которой смерть одного тянула за собой смерть другого ее члена, создавая незримую скорбную атмосферу.
Когда первые эмоции прошли, появилась потребность обсудить это событие с соседями. Малина в меру поплакав, вышла на улицу приобщиться к общей скорби, а заодно поговорить с Груменом о Дроне. Вслед за ней вышел Музыкант, и Малина, решив поскорбеть позже, спросила,
- Музыкант, ты Грумена не видал?
- И видал и слыхал. Он ушел в лес сразу после того, как Наотмаш…умерла, - ответил Музыкант.
- Наверно переживает?
- Наверно. А ты? – спросил Музыкант.
- Спрашиваешь! Конечно. Сначала дочь, потом жена…А Варлам, его кто-нибудь видел? Как он теперь? – искренне озаботилась Малина.
- Да, была семья и нет, - поддержал ее появившийся в дверях Душа.
- А тебе-то что переживать, Душечка, тебе такое не грозит, - стараясь быть ироничной, заключила Малина.
- Как и тебе, милочка, у тебя семья большая, - мгновенно отреагировал Душа.
- Хватит, девочки, не ссорьтесь! – произнес Музыкант и скрылся в доме. В это время на дороге показался Грумен. Он медленно шел с опущенной головой, неся мешок за плечами.
Малина, отойдя от Души, направилась навстречу доктору, полагая, что даже Душа не должен слышать их разговор.
- Здравствуй, Грумен, хотела тебя спросить об одном деле, - начала Малина, перегородив ему дорогу. Грумен устало поднял на нее глаза и приготовился выслушать.
- Да, все, что случилась с Наотмаш – это ужасно! Я так плакала! Такой кошмар!
Грумен молча ждал, бесстрастно смотря на эту, в общем, добрую и красивую женщину, которой природа не смогла или не захотела подарить еще и не умную голову.
- Я что хотела спросить, - выждав еще немного для приличия, продолжала Малина. - К тебе Дрон не обращался?
- По поводу чего? – слегка удивился доктор.
- Ну, его полечить надо, а то такой молодой и такой больной! – сочувственно произнесла Малина.
- Что-то я не заметил, что же у него болит?
- Всё! – коротко пояснила она. Грумен в недоумении уставился на нее.
- Ты-то откуда знаешь?
- Так он сам сказал.
Грумен улыбнулся и, решив прекратить ее терзания, сказал,
- Дорогая, Малина, это не твой случай, понимаешь?
- Все равно осмотри его.
- Интересно, как ты себе это представляешь?
- О! Я это очень хорошо представляю! – живо откликнулась Малина.
В это время из дома вышел Тело и, увидев Душу, застыл в нерешительности. Пережив события минувшей ночи, он почувствовал себя особенно одиноким, и только Душа оставался единственной его привязанностью, делавшей жизнь сколько-нибудь осмысленной. Его годами черствевшая душа давно отвыкла скорбеть или радоваться, даже удовольствие, дающееся этой привязанностью, получалось с оглядкой и недоверием. Но, как горе делает человека мудрым и стойким, а боль – терпеливым и способным на сострадание, так и смерть Наотмаш на время сделала всех мудрее и лучше, сострадание коснулось каждого, но не всякий хотел впускать его в себя. Как бы не была устроена здесь жизнь, она находились за гранью, проходившей между Пустырем и Большим городом, и любой уровень благополучия был ниже этой грани, делая людей изгоями.  Это понимали все пустырники, просто, кого-то это устраивало, кто-то смирился, а кому-то это давало  надежду на возвращение.
- Ты в доме убрался? – обратился он к Душе. Вопрос прозвучал необычно мягко, почти нежно для  жесткого нрава Тела.
- Еще с утра, - ответил протяжно Душа, не зная, как реагировать на подобный тон.
- Тогда мне помоги, печку наладить надо, - более авторитетно приказал Тело.
- Мне тяжелый мужской труд противопоказан, - услышав знакомые нотки, отозвался Душа.
- Ты только подержишь, остальное я сам, - пробурчал Тело и, взяв за руку друга, потащил  в дом
Видя, что компания разваливается, Малина еще раз попыталась заговорить с Груменом, но он опередил ее:
- Ладно, мне к Варламу надо, - быстро сказал и исчез вслед за Телом и Душой.
- Да чем же ему сейчас поможешь? – выдохнула в пустоту Малина и побрела по своим делам. После ее ухода в доме послышались крики, и вскоре на улицу выбежали Грумен с Музыкантом и еще несколько человек, в основном движимые любопытством молодые пустырники. Музыкант остановился и сделал знак остановиться остальным. Только Грумен еще быстрее побежал по направлению к погосту.
- Дайте человеку проститься с женой! Не ходите туда! – И когда он понял, что его слова возымели действие, и любопытство прошло, повернулся и направился вслед за Груменом.
Когда все обитатели Красного дома были уже на ногах, от него с некоторым интервалом отделились две фигуры, и каждая своим путем направилась к лесу. В условленном месте на поляне, где уже их ждал, сидя на пне, Перо, появились Хилый и Телогрейка. Перо, смерив их своим подозрительным взглядом, тихо приказал:
- Давай по очереди, - и кивнул на Хилова. Тот с готовностью отрапортовал:
- Пацаны здесь будут сегодня. Утром собираются в бане с новичками.
Перо кивнул головой и, остановив взгляд на Телогрейке, спросил:
- Что Дрон?
- Ходит туда-сюда, то с Пауком, то с Варчуном, - тихо, почти виновато пробормотал Телогрейка и стал ковырять носком ботинка корень сосны.
- Ну а на завтра у него какие планы? Я же просил узнать, что он замышляет, - продолжал давить на него Перо.
Телогрейка совсем сник и выдавил из себя еле слышно:
- Вчера был с Варчуном у Паука. Там еще были Грумен, Музыкант и Крысолов.
- Так что ж ты сразу не сказал! – взорвался Перо. – Хоть слышал что-нибудь?
Окончательно лишившись дара речи, Телогрейка молча, но решительно завертел головой. Перо уперся взглядом в корень, который еще яростней подвергался атакам башмака, и сморщив еще больше достаточно жеваное лицо, прорычал:
- Да не дергайся ты, думать мешаешь!
В наступившей тишине было слышно лишь щебетание птиц и шелест опадавшей листвы. Хилый стоял и сосредоточенно всматривался в цветы на поляне и летавших над ними насекомых.
- Странно, откуда сейчас цветы? – с интересом произнес он, явно предпочитая решение этого вопроса предмету их совещания.
- Ты о чем думаешь!? Совсем охренел! – взревел Перо. – Значит так. Ты, - он указал пальцем на Телогрейку, - продолжаешь следить за Дроном и докладываешь мне о любых его шагах. А ты, ботаник, - перевел он палец на Хилова, - когда приедут пацаны, предупредишь Лба про Дрона! Понятно?
Подельники одновременно кивнули в знак полного понимания и все трое разошлись в разные стороны.

                24

   Паук вернулся примерно через час и, стоя у окна с серьезным видом, о чем-то разговаривал с Дроном. Стали подходить остальные участники вчерашней встречи. Наконец все были готовы, и в наступившей тишине повисло давящее молчание. Его прервал Паук:
- Надеюсь, никто не передумал. – он выждал паузу. – Хочу предупредить: задача усложняется. К сожалению, Варлам уше на зону и этим дал ей силы.
- А, может, это кто-нибудь другой? – спросил Дрон.
- Да нет. Он что-то знал про зону и никогда не пускал туда Наотмаш. Болото он не любил, и мы все об этом знаем, так что, если Наомош он похоронил на погосте, а самого нигде нет, остается одно - зона, тем более я утром проверил – там все цветет и благоухает, как летом, - ответил Паук. – Что ж, Варлам сделал свой выбор, и это его право. А теперь еще раз все по порядку, - переходя к главному, продолжал Паук.
- Дора и Варчун остаются здесь и ждут возвращения любого из нас. Он скажет, что делать. Если до полудня никто не появится, соберите всех, кому доверяете и лесом, по той же дороге, - Паук посмотрел на Дору, - идете к Зоне. Главное будьте внимательны и следите за колебаниями почвы. Если что, сразу убегайте и обходите любые красоты природы - это западня. Постарайтесь понять, что случилось в Зоне. Если она победит, уходите с Пустыря, оставаться будет опасней, чем подниматься в горы без страховки.
Паук замолчал.  Затем осмотрел каждого и спросил:
- Веревки, ножи, все на месте?
Получив подтверждения, он продолжил:
- Крысолов по дальней дороге подгонит заправщик к лесу, там я покажу куда подавать.
Дрон, ждешь на ближней дороге возле вашего дома, пока не увидишь, - Паук подумал и поправился, - скорее, услышишь машину. Двигаешься вглубь Зоны по тому же пути до ближайшего оазиса. Там прячешься, но помни: ты не должен останавливаться и касаться земли. Кружи вокруг джипа, заставь их вылезти и сразу уезжай. Грумен с Музыкантом ждут у обрыва и страхуют Дрона. Когда появится машина, укажите в сторону центра Зоны, куда уедет Дрон. Потом сразу бегите к левому краю, до него расстояние от оазиса короче, но главное – захватите второй конец веревки, без нее Дрон лишится страховки. Остальное вы знаете. Если что-то пойдет не так, главное связать и погрузить вербовщиков в джип, остальное сделает Дрон.
Паук говорил короткими фразами, останавливаясь после каждой в ожидании подтверждающего кивка собравшихся.
- Мы поможем, но первый бой придется принять вам, - Паук посмотрел на Грумена и Музыканта. Их глаза горели, но лица были непроницаемы, как у сфинксов. - Личная просьба: быть хладнокровными и зря не рисковать, - добавил Паук. - Старайтесь не привлекать внимания, от встреч с вербовщиками уходить. А сейчас все веревки отдайте Дрону, страховку наладим на месте. Теперь все. В путь. Пустырь нам поможет!
Они разошлись так же незаметно, как и пришли.

   Схватка

                25

   На небольшой поляне возле болота стояли мотоцикл и джип. Хозяев рядом не было. Дрон знал, что они сейчас в бане агитируют за счастливую жизнь новых поселенцев. Можно было не спешить и все сделать наверняка. Он осмотрел мотоцикл и, не найдя ключей, стал разбираться с проводами. Ему не раз приходилось делать это в той жизни, навык не подвел его и сейчас. Через минуту мотоцикл взревел, и Дрон рванул в сторону леса. Он пролетел по опушке и оказался возле их с Варей дома, где все стало для него дорогим и близким. Он сбавил газ и медленно проехал дальше, разведуя путь к Зоне. Выбрав направление, где сквозь кусты и деревья мог проскочить джип, Дрон вернулся на условленное место. Скоро туда подошли Грумен с Музыкантом. Они шли молча, не спеша, так, что со стороны можно было принять их прогулку за оздоровительный моцион, совершаемый больным под присмотром строгого врача. Дрон соединил все веревки между собой уже отлаженным способом и привязал их к своему поясу. Другой конец он отнес на край обрыва и набросил петлей на куст, показав это место Музыканту. Веревка получилась длинная, и Дрон намотал ее на локоть, как лассо. По расчету Паука ее должно было хватить от края обрыва до первого оазиса – поворотного пункта в маршруте Дрона.
Однако, как ни старался Дрон остаться незамеченным, звук мотоцикла, доносившийся из леса, заставил Перо насторожиться. Он с утра ждал вестей от вербовщиков, и поэтому сразу направился в условленное место. На этот раз Телогрейка был первым и, увидев Перо, закричал:
- Дрон у них увел мотоцикл!
- Вот кретин! – сходу оценил ситуацию Перо. Телогрейка выпучил на него глаза и искренне удивился,
- Не понял! Я, как только узнал - сразу сюда!
Перо посмотрел сквозь него и, отвечая на какой-то свой вопрос, тихо повторил:
- Вот кретин, только все испортил! Нафига теперь он нам? Они его и так порешат.
В это время на поляну выбежал Хилый и так же, как только что Телогрейка, закричал:
- Там такое началось! Пацаны погоню за Дроном устроили, а он на их мотике по Пустырю гоняет!
- Кончай орать! – осадил его Перо. - Дрон нам уже не нужен. – Он пристально посмотрел на приятелей и грозно приказал:
- Теперь разошлись, и чтоб никому ни звука! Сейчас такое начнется…, и очень интересно, чем закончится?
С этими словами он быстро пошел в сторону бани.


                27

   Паук вышел из дома и не спеша направился к Зоне по кротчайшему пути – мимо кухни. Никуда не заходя специально и не привлекая к себе внимания, он отыскал Язву в его излюбленном месте – за задней стеной кухни. Внутри у стены стояла плита, и когда она была включена, Язва любил спать, прислонившись к ней спиной и укрывшись старым гобеленом, неизвестно откуда взявшимс. Дав какие-то указания Язве, Паук спокойно продолжил свой путь. Он оказался на месте раньше Крысолова, но это его не удивило, потому что по дальней дороге езды на машине было вдвое дольше, чем пешком напрямую, а в Крысолове Паук был уверен, почти как в себе. Раньше он работал шофером на «поливалке», и лучше него с этой задачей никто бы на Пустыре не справился. Паук еще после опытов с паяльной лампой договорился о машине, и сегодня утром она ждала Крысолова в условленном месте, заполненная до краев. Сделать это для Паука было не сложно, ему верили, а с годами благодаря абсолютной честности в делах это доверие только укрепилось.
Скоро подъехал Крысолов.
- Кто-нибудь видел? – спросил его Паук.
- Только двое из новых, но они ни о чем не догадаются. Откуда им знать, что машины здесь вообще не ездят? – ответил Крысолов.
- Ладно, разворачивайся и вставай между деревьями.
Сделав маневр, Крысолов расчетливо поставил машину в заросли кустарника, росшего на краю обрыва, и вылез из кабины. Они выбрали подходящее место для съезда, чтобы дальше можно было добраться до ближайшего оазиса по прямой, после чего Крысолов вернулся в кабину, а Паук залез на борт. Началось ожидание – самое бесполезное и выматывающее занятие, без которого очень часто, к сожалению, не обходится ни одно серьезное дело.
В бане уже одевались. Вербовка прошла удачно. Выслушав невероятные истории обогащения на различных работах у уважаемых людей, трое новоиспеченных поселенцев готовы были хоть сейчас ехать с этими простыми и веселыми ребятами зарабатывать на достойную жизнь. Открылась дверь, и в предбанник заглянул Язва. Он заговорщицки подмигнул Лобастому и, мотнув головой, пригласил его выйти. Лобастый с недоверием посмотрел на Язву, но на крыльцо все-таки вышел.
- Ты, это, помнишь в прошлый раз здесь Дрон с бабой были? – начал Язва.
- Ну, - процедил, не открывая рта, Лобастый.
- Так он ваш цикл умыкнул.
- Ты че мелишь?
- Что видел, то и говорю.
- А если врешь?
- Зачем? – резонно ответил Язва.
- А тебе - то это зачем? – не уступая в логике, спросил Лобастый.
- У нас свои счеты, - Язва с циканьем пустил слюну сквозь зубы. – Ну, смотри, я сказал – ты решай. Он к дальним домам поехал, там его лежбище.
Язва поднялся с крыльца и вразвалку пошел со двора. Лобастый вернулся в баню и, договорившись со своими «жертвами» встретиться здесь же в полдень, сделал знак остальным и вышел во двор.
- Язва сказал, что этот, как его, Дрон что ли, угнал мотоцикл, - сбивчиво поведал Лобастый. Остальные трое изумленно уставились на него в оцепенении.
- Ты веришь этому уроду? – наконец обрел дар речи щуплый парень.
- А ты уверен, что он не врет? – впялил в него взгляд Лобастый и, бросив корешам «Посмотрим», направился к джипу с мотоциклом. Еще издали стало ясно, что Язва не врал.
- Сука! – закричал Лобастый, подходя к поляне, - Ну сука! Вот гнида!
- Лоб, у нас же договор! – прорезался третий.
- В жопу они твой договор засунули! Ты, блин, еще в суд на них подай! – бушевал Лоб.
- Они должны ответить! – подал голос последний вербовщик, - Куда он поехал?
- Язва сказал, к дальним домам. Все в машину! – скомандовал Лоб, и они рванули по короткой дороге к Зоне.

                28

   Осень в этом году на Пустыре выдалась необычная. Сначала все жухло и опадало, затем расцветало и оживало, и нельзя было понять, куда склонится природа: к позднему лету, или к ранней осени.
Почти все, кого судьба занесла на Пустырь, считали, что она это сделала по ошибки.   Большинство из них собиралось отсидеться и вернуться к прежней жизни, чтобы  растворившись среди миллионов других, вспоминать о Пустыре как о случайном эпизоде. Они знали, что в Большом городе давно установилась холодная осень, поэтому считали, что даже природа на их стороне, отчего становилось легче, как людям, поверившим в сказку, которую они сами себе придумали. Никто не пытался разобраться в сути происходящего, полагая, что цветы, бабочки и сочная трава в такое время года хоть явление и необычное, но раз оно происходит, то значит так и должно быть.
Обдумывая свой план, Паук, хорошо знавший такую психологию пустырников, считал, что помешать они не могут, но рассчитывать нужно только на свои силы. Поэтому он собрал надежных и проверенных людей, в число которых попал и Дрон, успевший за несколько дней завоевать его доверие.
Первым джип услышал Музыкант и поднял вверх руку. Дрон тоже уловил звук приближающегося автомобиля. Он сделал перегазовку и, продолжая рычать мотором, плавно тронулся в сторону Зоны. Когда Дрон скрылся в лесу, показался джип с вербовщиками. Окна были открыты, из них торчали головы Щуплого и Краснорожего, за рулем был Мордатый, а рядом, впялив взгляд в лобовое стекло, сидел  Лобастый. Джип резко затормозил рядом с Музыкантом и Груменом, и через открытое окно на них уставились бешеные глаза Лобастого.
- Где он!? – раздался сиплый глухой голос.
- У нас что, сегодня, ралли? – невозмутимо спросил Грумен.
- Я тебе сейчас яйца оторву! – не унимался Лобастый.
- Грубо и трудновыполнимо, - прокомментировал тем же тоном Грумен. Задняя дверь открылась, и оттуда наполовину уже вылез Краснорожий, но в это время Музыкант указал рукой в сторону Зоны, куда поехал Дрон, и сказал:
- Он только что проехал в этом направлении.
В это время из-за и деревьев раздался звук мотоцикла.
- Назад! – зарычал Лобастый, и джип рванул в сторону зоны. Грумен с Музыкантом побежали следом.
Дрон ждал, когда покажется джип. Он приготовился к гонкам, веревка крепко держалась на поясе, и мотоцикл готов был сорваться с места в любое мгновение. Главное – не опоздать со стартом. В следующую секунду кусты затрещали и, коряво подпрыгивая, из леса возник большой черный джип. Дрон скорее среагировал не на машину, а на звук ломающихся веток, и рванул на мгновение раньше, чем показался джип. Это дало ему небольшое преимущество, поэтому, когда вербовщики съехали с обрыва, Дрон уже преодолел половину дистанции до оазиса. Он несся, все больше убеждаясь в правоте их расчета. Зона не реагировала на резину и железо, как не принимает упаковку от продуктов человеческий организм. Подъехав к оазису, Дрон отцепил от пояса веревку и бросил её неподалеку, а затем начал плести узоры на мотоцикле, не выпуская из виду своих преследователей. Расчет оказался верным: подъехав к оазису, джип остановился, и из окна высунулась голова Лобастого.
- Ты сам-то понял, что сделал? – стараясь придать своему голосу судьбоносный тон, спросил он.
- Я всегда понимаю, что делаю, - ответил Дрон, продолжая крутить в нескольких метрах от джипа.
- Нет, ты ни черта не понимаешь. Слинять у тебя не получится – там бензина на донышке, да и куда ты отсюда денешься? А накажем тебя жестоко, пожалеешь, что родился. Но есть другой вариант: ты отдаешь мотоцикл и пропадаешь отсюда навсегда, тогда мы никого трогать не станем. У тебя полминуты на раздумье, - сказал Лобастый и посмотрел на часы.
- Я согласен. Но мне нужны гарантии, что вы никого не тронете, - немного подумав, ответил Дрон.
- Ты, парень, наглец! Тебе что, расписку написать?
- Расписку не надо, но давайте поступим так. Вы отходите от машины вон туда, - Дрон показал в противоположенную сторону от того места, где его ждали Грумен с Музыкантом, - машину закрываете, ключи забираете с собой, а я отъезжаю вон туда, - он указал в нужную сторону, и оставляю мотоцикл. Пока я не скроюсь в лесу, вы никуда не двигаетесь. Вот такое предложение. У вас полминуты.
Наступило замешательство. Лобастый молчал, а его подельники наперебой что-то ему говорили. Наконец, он открыл дверцу и произнес:
- Если ты что задумал, это будет твоя последняя хреновая мысль.
С этими словами он сделал знак остальным и выпрыгнул из машины. Через мгновение все стояли на земле возле джипа.
- Ну что, закрывайте и отходите, чего тянуть, - подавляя волнение и озноб, крикнул Дрон.
Его преследователи, не спеша, двинулись в указанном направлении, предусмотрительно закрыв машину. Дрон отъехал на такое же расстояние в противоположенную сторону. В это время вокруг что-то загудело, по земле прошла волна, и потянуло гнилью. Дрон не представлял, сколько радости могут ему доставить эти зловещие зловонные приготовления к самому омерзительному и противоестественному пиру, какой можно было себе вообразить. В следующее мгновение гул усилился и откуда-то снизу раздался треск, почва с каждой секундой становилась все рыхлей и заходила под ногами вербовщиков. Тошнотворный запах стал невыносим. Дрон рванул изо всех лошадиных сил мотоцикла, но, проехав немного, почувствовал, что начинает пробуксовывать в рыхлой почве. Одна мысль пульсировала в голове – «веревка». Он физически помнил свое знакомство с Зоной, но это происходило на полпути от оазиса, а здесь был эпицентр, где внизу проснулась и пришла в движение прожорливая матка, почувствовав богатую добычу. Пока Дрон по сантиметру приближался к лежащей в трех метрах веревке, рядом с оазисом начала вибрировать поверхность земли, отчего обезумевшие вербовщики матерились и проклинали все, что приходило на ум. Потеряв равновесие, они ползали на четвереньках и, пытаясь балансировать, хватались за землю.
В это время из леса выехал заправщик. Крысолов выжимал из машины все, на что был способен двигатель, но казалось, заправщик еле тащится. На борту сидел Паук и про себя подгонял Крысолова, - Давай милый, давай! Быстрее! Ну!
В руках Паук держал конец гофрированного шланга, скрученного рядом. Когда заправщик подъезжал к оазису, Паук наклонился и крикнул Крысолову:
- Заходи на круг, пора!
Машина плавно взяла вправо и поехала по дуге, делая разворот по большому радиусу. Недалеко от оазиса в панике, ничего не понимая, ползали на коленях четыре человека, даже не догадываясь, какая страшная судьба была им уготовлена. Земля пришла в движение, постепенно образуя большую воронку. Вокруг все гудело, и сквозь эти жуткие звуки слышались душераздирающие крики вербовщиков. Лобастому и Щуплому выпал первый номер - их стало засасывать почти вертикально. Зрелище было ужасное, от  перенапряжения у Лобастого выпучились глаза, а выпуклый лоб побагровел и пульсировал всеми сосудами и венами, так обильно выступившими на его полукруглой глянцевой поверхности. Щуплый долго не сопротивлялся, затратив все силы на крик нервным фальцетом, он обмяк, затих и не в состоянии уже чему-либо противостоять покорно давал матке тупо смаковать предстоящую трапезу, затягивая его в свое ненасытное чрево.
Между тем, заправщик заканчивал маневр и выходил на запланированную позицию.
- Заложи круче, но чтобы не перевернуться! – крикнул Паук.
Машина сделала плавное ускорение и завернула влево. Прицеп описал дугу и, пройдя по инерции юзом несколько метров, встал точно на одной прямой за кабиной. Во время маневра Паук размахнулся и забросил конец шланга как можно дальше в сторону воронки. Шланг, получив ускорение благодаря крутому маневру заправщика, увлекая за собой свое тело, скрученное на борту прицепа, пролетел на всю длину и опустился рядом с воронкой. Паук тут же открыл вентиль, и из гофрированного хобота заправщика с бульканьем и журчанием вырвался поток едкого топлива.
Зона, очевидно, сконцентрировала все внимание на четырех жертвах, обоснованно выбрав их по сравнению с какими-то мелкими неудобствами от гоняющих по ней железяк. Во всяком случае, Дрон почувствовал твердую почву под колесами и рванул к веревке, но не рассчитал расстояние и резко затормозил, чтобы не проскочить. Мотоцикл подпрыгнул задним колесом и застыл на месте. Дрон, не теряя времени, поставил ногу на землю и схватил веревку. Едва он успел закрепить конец на поясе, как под ногой что-то зашевелилось, и Дрон почувствовал знакомый мерзкий запах. Он хотел сорваться с места, но почва вновь стала рыхлой, а колеса с огромной скоростью шлифовали землю на одном месте. Мотоцикл начал медленно погружаться.
Тем временем в главной воронке барахтались Мордатый и Краснорожий. Их приятелей уже не было видно, и эти двое, окончательно обессилившие, впавшие в молчаливую истерику обреченных, машинально дрыгали еще остававшимися на поверхности конечностями. Топливо уже добралось до них, и окончательно помутившейся рассудок вербовщиков уже не мог понять, откуда появилась эта пахучая жижа, да и какое уже это имело значение.
Паук возился с паяльной лампой и все время посматривал в сторону Дрона. Он хорошо понимал, насколько все сейчас зависит от него. Наконец, лампа загорелась. Паук подождал, пока все топливо вылилось в воронку, еще раз посмотрел на Дрона и закричал,
- Дрон! Поджигаю! – Он видел, что мотоцикл уже всеми колесами ушел под землю, и было ясно, что за жизнь Дрона придется бороться еще раз, но в этот раз будет намного труднее. Дрон услышал Паука и с силой потянул за веревку. На другом конце ответили резким рывком, и Дрона вынесло из сидения и поволокло по Зоне к ближайшему ее краю. В это время Паук отсоединил шланг и отбросил его подальше от заправщика, затем расчетливым движением бросил лампу в образовавшуюся лужу, и когда она через мгновение вспыхнула синим огнем, закричал Крысолову:
- Гони!
Облегченная машина сорвалась с места в сторону обрыва, где Грумен с Музыкантом тянули в четыре руки старавшегося встать на ноги Дрона. Все повторялось как в первый раз: земля проваливалась и осыпалась, не давая Дрону подняться. Краем глаза он видел столб черного дыма, поднимающегося над Зоной, но его поле боя было здесь, а на нем Зона не отступала. Вдруг Дрон почувствовал жар, охватившей его ноги, и почти в то же мгновение из-под уходящей вниз земли начал просачиваться едкий черный дым со знакомым отвратительным запахом. Мысль о том, что его может постигнуть учесть вербовщиков возмутила Дрона своей несправедливостью, он напрягся из последних сил и, оттолкнувшись от чего-то мягкого, на секунду поднялся над поверхностью. В это время Грумен с Музыкантом рванули веревку на себя, и Дрон пролетел по воздуху несколько метров. До края обрыва оставалось немного. Заправщик уже стоял наверху, и Паук с Крысоловом бежали на помощь «бурлакам». Дрон плюхнулся на землю и, сильно ударившись всем телом, плугом пропахал несколько метров уже твердой поверхности. Паук кинулся к нему и на руках вынес наверх.
Как и в первый раз все молча сидели на краю обрыва, созерцая жуткую картину только что разыгравшейся трагедии. Трудно было осознать происшедшее и, тем более, невозможно в него поверить, если не видеть все своими глазами. В центре Зоны зияла огромная яма, дымящаяся смрадным черным дымом, из которой еще кое-где выстреливали языки недавно бушевавшего пламя. Над Зоной нависла звенящая тишина. Все, что росло, пожухло и опало. Земля приобрела серый оттенок и потрескалась, словно лицо древней старухи.
Дрон постепенно приходил в себя. Он не чувствовал радости от успешного завершения придуманного с Пауком плана. Голова гудела, а мозг отказывался выполнят заложенную природой функцию, и только одна мысль чеканным ритмом отдавалась в его сознании: «теперь все будет хорошо, все будет по-другому».
- У кого-нибудь это уже было? – глухо прозвучал в стоячим воздухе голос Музыканта.
Все повернули к нему головы, но говорить об этом никто не хотел. События сегодняшнего утра подействовали опустошающе, хотелось молча и бездумно смотреть в одну точку, но получалось, что такой точкой для всех была зона.
- Ты про что? – без интереса спросил Паук.
Наступила долгая пауза, прежде чем Музыкант пояснил:
- Мы же их четверых своими руками…
Вновь в воздухе повисло молчание. Этот вопрос неминуемо каждый задал бы себе позже, просто Музыкант оказался первым. Внутренняя пустота стала заполняться воспоминаниями из прошлой жизни вперемежку с противоречивыми оправданиями сегодняшних событий.
- Было и не раз… но там была война…- почти прошептал Грумен.
- Здесь тоже была война, другая, но война, - также тихо ответил Дрон.
- Все правильно, - своим обычным голосом произнес Паук, и было не понятно, что он считает правильным. Он прищурился, как будто посмотрел на солнце незащищенными глазами, покивал головой и продолжил тоном, не оставляющим сомнений:
- Это была война, вернее схватка, в которой мы победили. Но мы могли и проиграть, и что тогда? Ответьте на этот вопрос.
Внутри воронки что-то булькнуло, и вверх с шипением поднялся серый столб газа, словно нефтяная скважина обманчиво чихнула газовым выбросом. Все невольно напряглись, но продолжения не последовало, дым быстро рассеялся, и дышать стало легче.
- Преставилась сердешная, - прокомментировал Крысолов и перекрестился.
- Но все-таки они люди, а ни эта…, - не найдя подходящего слова, Музыкант кивнул в сторону зоны. Дрон, хотя и был вымотан физически, но уже обрел способность говорить. Он посмотрел на Музыканта и с видом человека, которому известен финал еще другими не прочитанной книги, спросил:
- Ты жалеешь этих? Не стоит. Из двух зол они были худшим.
- Почему? – поинтересовался Крысолов.
- Потому что знали, что творили, - коротко ответил Дрон.
- А эта? – Крысолов указал на зону.
- А эта, - Дрон сделал паузу и посмотрел на Паука, - эта просто рефлексирующая пищеварительная функция.
- Дрон прав, - взгляд Паука был устремлен куда-то вдаль, - они эксплуатировали человеческие слабости, а это большое искушение – власть над людьми. Это бы само не рассосалось, пришлось бы либо покориться, либо воевать. Как известно, добро должно быть с кулаками. Об этом можно спорить, но я не жалею, что все вышло именно так.
Паук молча встал и начал спускаться в зону. Он прикрепил к поясу веревку Дрона, и медленно пошел к дымящейся воронке. Грумен и Музыкант поднялись вслед за ним и, не сговариваясь, взялись за второй конец. Земля под ногами Паука была твердая и мертвая, как у пятен на Пустыре. Он миновал место недавней борьбы Дрона с зоной, но там кроме небольшой ямы и траншеи, вырытой телом Дрона, ничего не было. Паук не спеша дошел до края воронки. Она была метров тридцать в диаметре и довольно глубокая. На дне сквозь сочившийся дым что-то серело. Паук бросил вниз сгусток земли, и он прошел сквозь серую оболочку, не задержавшись и не произведя никакого звука. Монстр был повержен. Вокруг простиралась серая земля, в центре которой зияла огромная яма, скрывающая на дне одну из многочисленных тайн природы, заставляющих людей делать трудный выбор между смирением и борьбой, страхом и решимостью, сомнением и верой. Паук немного постоял на краю еще недавно смертельно опасной воронки и пошел назад к людям, которым он мог теперь без колебания доверить судьбу Пустыря, оставив до конца не разгаданную тайну на дне огромной ямы в центре некогда цветущей и благоухающей долины.
Назад они возвращались на заправщике, словно победители на броне танка. Только вместо летящих в них букетов цветов и радостных криков благодарной толпы их путь сопровождали молчаливые деревья и каркающие каким-то своим ритмом вороны, парящие над Пустырем, утверждая правоту своей вороньей жизни, не зависящей от переменчивой судьбы тех, кому не дано летать.
Заправщик подъехал к дому как раз к полудню. Дора с Варей не в состоянии больше сдерживать волнение побежали навстречу. Слезы сами текли по щекам, выдавая накопившееся за последние дни напряжение. Все спустились с машины на землю и, изредка отворачиваясь, чтобы смахнуть мокрую пелену с глаз, по очереди обнимали встречавших. Из окон на них с любопытством глазели ничего не подозревающие пустырники, а Малина, лениво расположившаяся на лавке у дома, сквозь полуприкрытые веки на подставленном дневному солнцу лице, ленно следила за ними, снисходительно улыбаясь.
Эта ночь была темной и холодной. В Красном доме уже все спали и видели сны, такие же не похожие друг на друга, как и судьбы людей, заброшенных в это богом забытое место.
А тем временем в отблеске слабого лунного света у самого края большой выжженной долины трепетал на ветру маленький цветок сказочной красоты.