Страж Властителя

«Бургомистр, ты ответишь за свои грехи! В тюрьму воров и лжецов! Бургомистр Хортан должен уйти!» - скандировала толпа. Я переминался с ноги на ногу, сжимая все крепче в руках резиновую дубинку и металлический щит, ожидая, когда разгоряченная толпа озвереет и бросится с кулаками на штурм. Хотя, скорее всего, такого не произойдет – несистемная оппозиция в большинстве своем труслива, а отморозки, вполне способные кидаться на городовых из оцепления, играют там скорее роль скоморохов, нежели главарей. Неподалеку от стройных рядов городовых в багровой форме, прикрывшихся железными щитами, танцевал Метафизический Гном. Почему гном, не знаю, вообще-то он человек. Хотя, человеком его назвать уже трудно, это же надо было до такого состояния опуститься. Толстый, краснолицый, весь лоснящийся от пота, с косматой неухоженной бородой. Носил Метафизический Гном только рваные зеленые мешковатые штаны. «Покайтесь, Хортан! Покайтесь, и Боженька отпустит вам грехи!» - вопил он, извиваясь, как дервиш. Может, он чем-то закинулся перед митингом? «Сержант Шеннуш, держите оцепление!» - послышался глухой и низкий демонический голос капитана Форгата. Я приготовил дубинку, чтобы, если Метафизический Гном приблизится, отходить его по ребрам и выбить всю дурь. Сам капитан Форгат стоял за двумя линиями городовых. «Странно, двухметровый демон, а боится жалкой толпы фриков. Или не хочет марать руки. И черт с ним. Все равно работаем ради одного и того же – порядка в Карифе» - подумал я. А толпа все больше и больше горячилась. Гвалт сменился общим лозунгом: «Кариф без Хортана!». Метафизический Гном, правда, продолжил свой странный танец, все ближе и ближе подбираясь к рядам городовых. «Братишки! Братишки! Присоединяйтесь к нам! Идите за мной, за свободу» - вопил он, и, как только он дернулся в мою сторону, я тут же кинулся на этого выродка. Я бил его резиновой дубинкой, по голове, по ребрам. Метафизический Гном только прикрывал голову руками и хныкал: «Я лишь хотел сделать доброе дело». Я жалел, что в моих руках только резиновая дубинка, а не что-то более увесистое и, желательно, остро заточенное. В ножнах у меня на поясе был меч, но без приказа капитана я не имел права обнажать его. Так хотелось забить насмерть Метафизического Гнома, этого омерзительного червяка, превращающего каждый митинг в гадкую клоунаду, превратить его толстые мослы в фарш, не оставить живого места на лице… ах да, я слишком увлекся. За мной в атаку на толпу митингующих радостно побежали и другие городовые. Стоит ли говорить, что большая часть «несистемных оппозиционеров» покидали площадь с синяками и ушибами, несколькие, вроде, шестеро, укатились в госпиталь. А меня долго и не без интереса отчитывал капитан Форгат.
- Ты хоть понимаешь, что это были невооруженные оппозиционеры? И Метафизический Гном. Ну, он больной человек. Зачем… кхм кхм, это дисциплинарное нарушение Устава – прохрипел капитан.
- Во-первых, он не больной, а получает известность, используя образ кретина. Во-вторых, я лишь утихомирил излишне разбушевавшегося демонстранта. В любом случае, городовой в первую очередь жертвует жизнью нарушителя, дабы не пожертвовать собственной жизнью, жизнью товарищей-городовых или мирных жителей. Я только что процитировал Устав, страница 147 – ответил я.
- Черт с тобой, Шеннуш. Ты вроде бы человек, а думаешь как машина. Уж поверь мне, демону, говорю тебе от всего моего гнилого сердца и отсутствующей души – разочарованно вздохнул Форгат.
Я лишь хмыкнул в ответ и, присоединившись к остальным городовым, строевым шагом пошел в штаб на окраине Квартала Гильдий. А вечером, сдав табельный меч, со спокойной душой пошел домой. Тысячи дымовых труб застилали небо плотной завесой смога, за которой почти не видно было и так едва светящейся Мировой Оси. Где-то звонко стучали о металл молотки и скрипели пилы – ламассу, крылатые полульвы-полулюди, латали этот город, чинили дома, заборы, стены, обветшавшие за тысячи лет существования. Или миллионы, черт знает, сколько времени существует Кариф. Знаю только, что построили его не сразу – какой-то древний старикан рассказывал о тех временах, когда за стенами города не было ничего – лишь ровная поверхность из обсидиана. Но потом, когда бедноты стало слишком много, Трущобы начали разрастаться, расширялись, скрывая древний, наверное, как сам мир, обсидиан, под слоем какой-то особо мерзкой карифской грязи, и в один день соединились. Ибо Кариф – город, расположенный на огромном торе в центре Мультивселенной. Я не знаю, почему именно тор – может, именно эта фигура способна связать бесконечное количество параллельных вселенных. Пусть выяснением этой истины занимаются маги. Хоть на что-то будут пригодны, хотя чаще они предпочитают спорить кто кого сильнее на магических симпозиумах. Или на ежегодном турнире волшебников. А мое дело – служить этому городу… хотя, служить надо кому-то. Например, гранд-полицмейстеру Вэллиону, надо признать, удивительно высокомерному и довольно бесполезному глупому эльфу. Или зажравшемуся придурку бургомистру. Нет. В этом городе мало кто понимает такую простую истину – они здесь лишние. Все люди, эльфы, гномы, демоны, ци-лиани и прочие жители города со своими домами, мастерскими и лавчонками подобны осам, построившим гнездо в уголке величественных сводов древнего храма. Что-то мимолетное, копошащееся под боком у чего-то вечного. Да, я служу единственному хозяину Карифа – Властителю. Мне нравится тот ужасающий трепет, который этот грозный повелитель внушает всем горожанам. И я, когда вижу шестиметровую фигуру в пурпурном балахоне, с каменной бородатой маской с пустотой на месте глаз, тоже испытываю трепет, но другого рода. Я чувствую эту власть над глупыми людишками, подкрепленную не парой пустых бумажек, как у гранд-полицмейстера или бургомистра, а силой. И мне хочется быть мечом в руках столь сильного правителя, его самым преданным слугой. Есть глупцы, которые провозглашают Властителя богом, молятся ему. Долго такие не живут. Я помню, совершали облаву на наркопритон, и там таких было десятка два. Кто без руки, кто без ноги, и все лежат в забытьи дурмана, и бубнят под нос мантры Властителю. Лишение конечности – наказание тем глупцам, которые считают, что на правителя Карифа можно молиться. Наверное, таким и должен быть настоящий бог. Это не милостивые божки, выдуманные многими народами Средних Планов. Это не безразличные ко всему, кроме созерцания Вечности Высших Планов, Трансцендентные. Это не безумные Хтоничные Боги Нижних Планов, подпитывающиеся от безумной веры своих многочисленных слуг. Это не боги-правители демонов, жаждущие крови и жертвоприношений. И я служу настоящему богу – Властителю. И служу не глупым биением о пол и бормотанием молитв, а в рядах полиции Карифа. Вернувшись домой, я аккуратно сложил свой мундир и положил фуражку на стол. «Все-таки у карифской полиции красивая униформа. Особенно хороша кокарда на фуражке, изображающая маску Властителя» - подумал я, ложась спать. А назавтра, когда я пришел в участок, капитан Форгат поручил мне охранять преступника в зале суда. Маньяка Чалогата. Пару раз я слышал, как следователи обсуждают в курилке его дело. И от этих обсуждений у меня неизменно вставали волосы дыбом, а сердце уходило в пятки. И это при том, что дерьма я за свою жизнь навиделся очень много. И вот, теперь, я стою в паре метров от этого омерзительного человека, хотя нет, чудовища, во много раз страшнее демонов или слуг Хтоничных Богов. Чалогат сидит в клетке, одетый в тошнотворную клетчатую рубашку и простые брюки. Лицом он похож на крысу, а его маленькие черные глазки бегают по залу суда, наблюдают за двумя городовыми, сдерживающими толпу возмущенных граждан, за судьей в черной мантии и парике, за гномом, спешно протирающим пол шваброй, за присяжными, готовыми занять свои места. И тут Чалогат заговорил. Честно говоря, я ожидал, что голос у него будет скрипучий, дребезжащий или низкий и хриплый, но в любом случае мерзкий. Но, наоборот, Чалогат говорил очень мягко и приятно, его голос были похож на звуки контрабаса. Такой приятный бархатный баритон.
- Эй, городовой? Не скучно меня караулить? Знаешь, мне вряд ли долго жить осталось, а так хочется поболтать – произнес маньяк.
- Не положено – отчеканил я.
- И ты не хочешь общаться со столь похожим на тебя человеком? Ведь разница между нами лишь в том, что у тебя есть значок городового, а у меня – нет.
- Ч-что? – постарался шепнуть я,
- Да-да, я знаю, как тебе приятно чистить Кариф от всевозможной швали. Жаль, что тебя ограничивает устав. Меня же ограничивали лишь законы этого треклятого города. Какая жалость, что меня скоро приговорят к смертной казни. Может, продолжишь мое дело? – не унимался Чалогат.
Конец этому неприятному разговору положил звонкий стук судейского молотка. Чалогата это, правда, не уняло, только вместо меня он нашел себе слушателей поинтереснее – матерей, отцов, братьев, сестер, друзей и прочих знакомых своих жертв. Все два часа слушания дела в зале стоял гвалт. Разъяренная толпа хотела линчевать Чалогата, а тот будто не замечая, что от десятков разъяренных людей его защищает лишь клетка, вертел своими крысиными глазками, показывал язык и улыбался. Приговор я уже знал – Чалогат был старшим братом какого-то богатого купца, и смертную казнь ему обещали сменить на принудительное лечение. Осталось только выслушать два часа судью, присяжных, адвоката, прокурора и прочих паразитов полицейской системы Карифа. А когда приговор маньяку, зверски убившему полсотни людей, был объявлен, толпа взорвалась гневными криками. Я положил руку на эфес меча, готовясь сдерживать толпу. И тут двери зала суда со скрипом отворились. Я почувствовал, как странно похолодели пальцы. В зал суда неспешно, паря на высоте примерно полуметра, влетела высокая фигура в пурпурном балахоне. Присяжные быстро и беспорядочно, но практически без паники – Властитель очень не любит, когда его боятся слишком сильно – прижались к стенам. Я почувствовал, как мурашки бегают по моей коже. Властитель повернулся к клетке, в которой сидел Чалогат. Я тут же вытянулся во фрунт, пытаясь всем своим видом показать как можно больше почтения. Властитель! Неужели, он недоволен приговором этому маньяку и прибыл сюда затем, чтобы вынести свой, суровый и жестокий? Чалогат смотрел на Властителя пустыми глазами. Так, наверное, мышь смотрит на змею, изготавливающуюся к броску в гипнотизирующем танце. Да, я не сомневался, что этого маньяка ждет смерть. И я был рад, что служу правителю, способному наказать так, как человек того заслуживает. Чалогат закричал, нет, скорее даже завизжал, а потом Властитель взмахнул своей рукой в металлической перчатке, и рука маньяка, оторванная от тела, с неприятным звуком упала на пол. Кровь из артерий била фонтаном, часть брызг попала на меня. А Властитель несколько раз взмахивал рукой, заставляя Чалогата верещать от боли. Я не хотел смотреть на то, что правитель Карифа делает с этим ублюдком, но эти крики страдания звучали для меня как приятная музыка. Наконец, Чалогат затих. На полу клетки образовалась большая лужа крови, в которой лежал бездыханный труп преступника, еще недавно уверенного в своей победе. Властитель улетел, а я, с трудом сдерживая рвотные позывы подошел к судье, а затем в участок – отпроситься с работы. И все же расправа, учиненная Властителем, была эффектна. Вот так, когда, казалось, преступник благодаря связям и адвокату отделался курсом принудительного лечения в психушке, сам правитель Карифа исправил досадную ошибку судьи. Уже вечером, лежа на кровати, я долго не мог уснуть, все думая об этой великой сущности, и, незаметно для себя, уснул. «Привет. Что насчет продолжения беседы» - послышался странно знакомый голос. Я подскочил, и мурашки вновь забегали по спине, а на лбу появилась холодная испарина. В углу комнаты стоял, одетый в черное одеяние, Чалогат.
- Т-тебя же Вершитель убил! – прокричал я голосом, срывающимся на фальцет.
- Убил-убил. Не волнует. А ты, кстати, хорош. Как лыбился, когда Властитель меня полосовал. Знал ведь я, что ты сам тот еще маньяк – усмехнулся Чалогат.
- Что?
- Я прекрасно знаю, как тебе нравится причинять боль преступникам. Ты думаешь, что это – отличное наказание для людей, нарушающих покой твоего любимого городка.
- Заткнись, пока я… - прохрипел я дрожащим от злости голосом.
- Я еще не начинал. Что насчет того, что твой личный кумир, Властитель, всего лишь Трансцендентный, которому надоело созерцать Вечность в одном из Верхних Планов, и он решил понаблюдать за чем-то более приземленным, например, людскими страданиями? А согласись, мое предположение верно, ведь зачем еще ему так сурово наказывать невинных людей, которые ему поклоняются?
- Не знаю, как ты еще жив, но я тебя уничтожу таким образом, что сам Властитель побледнеет от ужаса.
- Как много жестокости на словах и на деле. Типичный житель Карифа. Знаешь, когда-то я тоже был таким. В детстве бил младших братьев и сестер, дворовых мальчишек, дергал соседскую девочку за косы. Потом открыл лавку и своими руками бил рабочих, а дома – жену и детей. Но потом я проникся состраданием. Я осознал, что сама жизнь в Карифе порочна и наполнена страданием, и единственное, что их избавит – смерть.
- Не хочу слушать! Заткнись! Не хочу слушать речи подонка, убившего стольких людей.
- Я тебя не виню. Ты ведь так же страдаешь. И я готов избавить тебя – мягким голосом проговорил Чалогат, достав из кармана нож.
Я почувствовал, как ноги начали подкашиваться, а сердце забилось в бешеном ритме. Я схватился за эфес меча, лежащего в ножнах на тумбочке. Чалогат стоял, неотрывно смотря на меня своими блестящими мелкими глазками. Я обнажил меч, ножны упали где-то в другую часть комнаты и кинулся на маньяка. Один выпад, и этот ублюдок – труп.
Утром я с дрожью вспоминал этот ужасный сон. Я сидел на подоконнике и штопал черное пальто, которое я ночью принял за Чалогата и пропорол мечом. И все же сказанное наваждением не давало мне покоя. Неужели Властитель лишь наслаждается страданиями жителей его города. Бред… Хотя, рассуждения Чалогата были на удивление стройны логически. Я перебирал воспоминания, пытаясь найти хоть одно, в котором Властитель миловал бы человека. Казни, казни, кровь, боль… «К черту, к черту этот бред» - прошипел я. Бросив пальто на кровать, я накинул легкую куртку и пошел гулять по улицам Карифа. Утренний холод заставлял меня дрожать как осиновый лист, но мне было плевать. Я не знал, куда я иду, просто шагал по грязной мостовой в Квартале Гильдий. «Дяденька, дяденька! Спасите папу!» - раздался крик. Ко мне подбежала маленькая, лет десяти, девочка в грязном холщовом платье.
- Что случилось? – спросил я.
- Папа молился Властителю, и его теперь наказывают! – ответила девочка.
У меня внутри все похолодело. Я взял за руку девочку и побежал туда, куда она показывала
- Он раньше уже наказывал твоего папу? – спросил я на бегу.
- Да. Он отрубил ему руку.
Я прошипел сквозь зубы ругательство. Посреди улицы стоял на коленях грязный бородатый мужик, одетый в одну грязную тунику. Одной руки у него не было. Мужик шептал молитвы, а перед ним в воздухе парил Властитель. «Дяденька, помогите!» - заплакала девочка. Я кинулся к тем двоим, и заслонил молящегося идиота от Властителя. «О, повелитель Карифа! Позволь меня обратиться к тебе с просьбой! Пожалуйста, оставь в покое этого недостойного! Он никогда не поймет твоего величия и твоей высокой цели! Если же наказание неизбежно, то накажи лучше меня!» - прокричал я пафосную и глупую речь. Властитель кивнул, и я улыбнулся в ответ. А потом он взмахнул одним из своих железных пальцев. За моей спиной брызнула кровь. Девочка, отца которого я пытался защитить, пронзительно завизжала. Столько боли, столько страданий было в этом крике. А Властитель развернулся и улетел. «Паскуда. Глупым было верить, что это ублюдочное существо способно быть справедливым. Прав ты был, прав, дохлый маньяк. Сам Кариф пропитан страданием. Уйду отсюда. Отправлюсь на какой-нибудь из Средних Планов, поступлю в местную армию. Главное – подальше от этого треклятого города. Найти бы портал» - прошипел я сквозь зубы.