1. Дмитрий Шостакович со Стенькой Разиным

НА СНИМКЕ: Сурена Переплётчикова композитор Дмитрий Шостакович


В Золотой долине в коттедже уже несколько лет существовал «Малый Дом ученых», основной деятельностью которого было накормить жителей высокого ранга – академиков, член-корреспондентов и членов их семей – недорогой и вкусной пищей.

Вечером там иногда принимали гостей Академгородка – иностранных ученых и государственных деятелей различных стран. И наш комитет профсоюза тоже иногда договаривался об организации приёма крупных деятелей советской культуры или профсоюзных работников из Москвы – из ЦК профсоюза или ВЦСПС.

У нас в профсоюзном комитете не было денег на приёмы, поэтому мы могли организовать такой приём лишь в случае, если Президиум СО АН оплатит столовой за угощение гостей. А Президиуму СО АН «представительские» деньги на это выделялись.

Вот я написал слова «иногда договаривался», а вспомнил только один случай, – мы принимали там в январе 1966 года композитора Дмитрия Шостаковича после исполнения его новой вокально-симфонической поэмы «Казнь Стеньки Разина» (на стихи Евгения Евтушенко).

Волнующееся человеческое море: возбуждение, злорадство, стихийный разгул страстей и противостоящее ему мудрое человеческое достоинство:

Вы всегда плюете, люди,
В тех, кто хочет вам добра. <...>

Дьяк мне бил с оттяжкой в зубы,
Приговаривал, ретив:
«Супротив народа вздумал?
Будешь знать, как супротив!..» <...>

И сквозь рыла, ряшки, хари
Целовальников, менял
Стенька ЛИЦА увидал... <...>

Прорастают ЛИЦА грозно
У безликих на лице... <...>

Площадь что-то поняла,
Площадь шапки сняла.

Симфоническим оркестр новосибирской филармонии и Государственная республиканская хоровая капелла исполняли поэму, а представлена она нам тогда была просто «Стенька Разин».

Это был нечастый случай, когда Кац согласился играть в зале ДК «Академия» на плохо приспособленной для симфонического оркестра сцене.

Вообще у нас в этом зале был заключён договор на цикл симфонических концертов и были проданы абонементы, поэтому Кац был вынужден привозить оркестр и играть на нашей самодельной сцене. В других случаях он просто отказывался играть.

Шостакович был уже очень стар. Он сидел в зале, и по его лицу было видно, как он сопереживает каждой музыкальной теме, каждому нюансу исполнения, звучанию каждого инструмента. Шостакович тогда был в очередной опале. Но мы чествовали его как великого композитора, выражая ему своё восхищение, сначала после "Стеньки", долго не отпуская оркестр со сцены. Аплодируя, прежде всего, великому композитору.

И было видно, как растроган Шостакович таким приёмом.

А потом чествование продолжалось в малом зале Дома учёных, куда профсоюзный комитет пригласил человек тридцать ценителей музыки Шостаковича.

В начале приёма я произнёс приветственную речь, а Любочка (Любовь Николаевна Качан) прочитала ему стихи Булата Окуджавы «Ах, музыкант, мой музыкант»:

Круглы у радости глаза и велики у страха,
И пять морщинок на челе от празднеств и обид...
Но вышел тихий дирижер, но заиграли Баха,
И все затихло, улеглось и обрело свой вид.

Все стало не свои места, едва сыграли Баха...
Когда бы не было надежд - на черта белый свет!
К чему вино, кино, пшено, квитанции Госстраха
И вам - ботинки первый сорт, которым сносу нет?

«Не все ль равно: какой земли касаются подошвы?
Не все ль равно: какой улов из волн несет рыбак?
Не все ль равно: вернешься цел или в бою падешь ты,
И руку кто подаст в беде - товарищ или враг?..»

О, чтобы было все не так, чтоб все иначе было,
Наверно, именно за тем, наверно, потому,
Играет будничный оркестр привычно и вполсилы,
А мы так трудно и легко все тянемся к нему.

Ах, музыкант, мой музыкант, играешь, да не знаешь,
Что нет печальных, и больных, и виноватых нет,
Когда в прокуренных руках так просто ты сжимаешь,
Ах, музыкант, мой музыкант, черешневый кларнет!

И видно было, как напряжение, в котором он был все это время постепенно спало. И его мятежная и чуткая душа поняла и приняла. Поняла, что он люб;м, что «он среди своих». Приняла нас, как своих друзей. Шостакович понял, что его новая симфоническая поэма принята музыкальной общественностью Академгородка, и Дмитрий Дмитриевич даже стал улыбаться.

Правда, Владимир Иванович Немировский после вечера сказал Любе в шутку, что она допустила ошибку, выбрав эти стихи, потому что Шостакович думает, что это он Бах. Разумеется, оснований так говорить Владимир Иванович не имел: стихи были явно к месту. И мы все понимали, что вечер удался.

В адрес Шостаковича и о музыке его «Стеньки» было сказано много тёплых слов, но, конечно, все жалели, что в Новосибирске не нашлось баса – исполнителя вокальной партии этой симфонической поэмы, и филармония не сумела организовать хоровую группу.

Официальная премьера «Казни Степана Разина» в Большом зале Московской консерватории была 28 декабря 1964 года. А у нас тогда симфонический оркестр Новосибирской филармонии и Государственная республиканская хоровая капелла дали два концерта, где исполнялась музыка Д.Д. Шостаковича - 16 и 19 января 1966 г.

Продолжение следует: http://www.proza.ru/2017/03/18/433


Рецензии