Ниже дна. Глава 5

       Глава Пятая.
 
       Сложный возраст Георгия Шутова.



       Лето, которое оказалось на стыке двух, не побоюсь этого громкого слова, ученических эпох, я посвятил не отдыху. Более двух теплых летних месяцев я провел в стенах рабочего цеха. Подростки моего поколения были весьма ограничены в выборе летнего время препровождения. Даже в пионерские лагеря не всегда родители могли достать путевки, а что уж говорить о дальних вояжах в теплые края. Турция, Египет и прочие ныне популярные туристические места тогда были сказкой, слово «all inclusive» еще было неизвестно на советском пространстве. Крым, Пицунда, Пятигорск, вот те места, являвшиеся тогда пределом мечтаний обычного человека. Но и там все было непросто. Путевки в санатории, расположенные в тех вожделенных краях, можно было только наколдовать при помощи волшебной палочки. Подростки во время летних каникул очень часто шли работать, это считалось не только не зазорным, но весьма уважаемым занятием среди сверстников. Так случилось и со мной в то лето. Я смог устроиться в производственный цех того самого градообразующего завода, о котором я уже не раз упоминал. По счастливому стечению обстоятельств я попал в тот же цех, где работал дядя Володя, отец моего друга Алексея. Взяли меня учеником токаря. Благодаря протекции Лешиного папы, а также его добровольному наставничеству, я быстро прошел этап ученичества. Мне присвоили четвертый разряд и начались мои трудовые будни. Работа токаря мне нравилась. Власть над металлом, станки, требующее постоянных математических расчетов, даже антураж деловитых и серьезных мужиков-рабочих, все это было мне по душе. Окруженных мудрыми и умелыми дядьками, я не испытывал никаких проблем с оборудованием и лихо справлялся со всеми нарядами, которые мне доставались. Не смотря на то, что эти самые мастера любили ввернуть крепкое словцо, а многие были не прочь «заложить за воротник», меня они окружили заботой, за что я им очень благодарен. Первая зарплата меня ошеломила. Не скрою, я шел работать не только для того чтобы скоротать летние месяцы, а еще и самому заработать. Но действительность превзошла все мои смелые ожидания. За первый свой отработанный месяц я получил оплату труда больше в полтора раза, чем приносила моя мама, тогда уже работающая в должности ведущего инженера. Конечно же, как и положено, я принес первую зарплату матери.  Наталия Ивановна была очень растрогана этим фактом, но от моих денег отказалась. В результате, я их благополучно потратил на приобретение «вертушки», коей мне так не хватало, по моему меломанскому убеждению. Проигрыватель виниловых дисков, был хорош и долго был предметом моей гордости. Гордость, это слово уже очень часто мной употребляется. Многие мои действия были направлены именно на поживу моей растущей гордыне.

       Я благополучно сдал вступительные экзамены на специальность «радиотехника», а со мной еще три моих уже бывших одноклассника, а отныне одногруппника, также оказались успешны. В начале сентября для нас началась новая учебная жизнь. Она была ни разу не похожа на жизнь школьную. Структура обучения в техникуме была уже институтской, со всеми полагающимися лекциями, курсовыми работами, сессиями и, конечно же, стипендиями. Мы были теперь студентами, а не школьниками. Нас уже окружали не учителя, а преподаватели. Требования к учащимся были много выше, чем те, к которым мы привыкли за школьные годы. Нагрузки выросли многократно, и не все мои новые товарищи их выдерживали, некоторые были настолько раздавлены и деморализованы, что вернулись обратно в школу. Наша четверка упорно держалась, стиснув зубы. На все несуразные возмущения свежеиспеченных студентов, на счет тяжести учебного процесса, куратор неизменно указывал на дверь. Идите, тут вас никто не держит. Вернуться в школу означало для каждого из нас публичное признание своей слабости и никчемности. После первой удачно пройденной сессии слово «школьник» стало уничижительным, а наши носы задрались на приличную высоту. Наши зачетки уже были разрисованы преподавателями первого семестра. Мы открыли счет сданным зачетам и экзаменам. Все это наполняло нас гордостью. Когда мы в городе пересекались с бывшими одноклассниками, то смотрели на них исключительно сверху вниз, а они под нашими мощными взглядами неизменно бледнели и даже уменьшались в размерах. С началом учебы в техникуме я по-настоящему понял, что такое коллектив. Атмосфера в нашем техникуме кардинально отличалась от привычной мне школьной среды. Здесь витал дух сплоченности и дружелюбия. Любой новый студент, прошедший первую экзаменационную сессию, уже не был отдельно взятым персонажем, он являлся неотъемлемой частью целого. После отсева случайных и не готовых к серьезной работе людей учебная группа начинала приобретать вид целостного организма. Для меня это было настолько ново и неожиданно, что я поневоле был вовлечен в активную жизнь техникума.

       Я входил во вкус все больше и больше. День ото дня стал осознавать свою растущую «значимость». Явно или не очень, но все действия мои были направлены на увеличение размера моей личности в глазах окружающих. Никогда не упускал случай показать свою эрудированность, познания в разных областях науки и техники, причем показать так, чтобы оппонент получал болезненную шпильку от меня. После спора со мной любой человек рисковал получить неприятное послевкусие, как результат собственной неполноценности, наглядно продемонстрированным вашим покорным слугой. В случае нужды, я вплетал значительную долю лести в разговор с человеком, в котором я был заинтересован. Я точно был достойным внуком своей бабушки Клавы. Люди для меня становились похожи на колоду карт, которые я, как заправский шулер, причудливым образом тасовал, а потом раскладывал пасьянс по правилам, подчинявшимся только мне. Вот так и среди моих одногруппников я уже проявлялся, не стесняясь и не скрывая своих качеств. Одних я тонко высмеивал, другим напевал хвалебные дифирамбы, третьих и четвертых стравливал между собой или мирил, в зависимости от ситуации или собственной прихоти. Так или иначе, я становился неформальным лидером в группе, осознавая это, мне становилось и смешно, и грустно. Смешно оттого, что манипуляции людьми давались мне абсолютно легко и без усилий, а грусть вызывала обреченность окружающих меня человеков, которые подобно загипнотизированным кроликам покорно шествовали в пасть к удаву. Стоит еще добавить, что я был тогда начисто лишен жалости и сострадания к этим несчастным. Мне представлялись совершенно очевидными те махинации, которые я проделывал, от души веселясь. Как?! Ну как, скажите на милость, этого можно не замечать?? А вот не замечали, и я продолжал наращивать свои усилия. Мне иногда даже казалось, что люди неразумны, ибо слепы и бесчувственны, а действия их полны наивности. Кому угодно я мог сделать гадость и остаться не только безнаказанным, но и незамеченным, главное обернуть все в красивую и блестящую обертку. Позже для меня многое станет явным, в том числе и то, что я не первый это открыл. Все эти прелести над хомо-сапиенсами проделываются ежедневно и ежечасно. Чтобы убедиться в этом, достаточно включить телевизор, и все это там можно увидеть на любом канале в ассортименте...

       Где же тот добрый мальчик, который видел во всех только хорошее и радовался каждому лучику солнца? Он почти исчез. Иногда он еще появлялся, но все реже и реже. Это неминуемо происходит с каждым. Одни этого не замечают вовсе, им кажется, что они всегда такими были, другие, иногда вспоминают о своем добром зерне, но оно очень мешает им «гармонично» существовать в обществе себе подобных, а потому изгоняется из памяти с негодованием, как садовник вырывает опостылевшие сорняки, третьи, воспринимают доброту как собственную слабость, а потому начинают люто ненавидеть себя и всех окружающих, а внешне демонстрируют отменную жестокость, как пример твердости и мужественности. Но есть еще и четвертый вид, это люди, которые однажды пробуждаются ото сна и вспоминают о том, что они не прах под ногами у великих пастырей, не покорные бараны в стаде потребителей, не угнетенные рабы под властью «непогрешимых и мудрых». Вспоминают о своем зерне и начинают заново его выращивать, отряхивают с себя грязь этого мира и, расправив плечи, приступают к тяжелому труду, непрекращающейся работы над собой. Без жалости к себе старому и без страха перед общественным мнением. Редкий человек откажет себе в удовольствии приклеить ярлык на белую ворону или перемыть все кости соседу, который чем-либо выделяется из людской биомассы. Бесспорно, это путь одиночек. Но только благодаря им, еще можно надеяться на то, что человеческий род не оскотинится окончательно, и когда-нибудь все дети этой земли будут светлыми и не отягощенными злом.

       Все читатели, которые еще надеялись на то, что мой скучный бубнеж, наконец, превратится в захватывающий боевик с перестрелками, погонями и обнаженными телами томных красавиц, либо уснули крепким сном от скуки, либо забросили эту книжонку подальше, как ненужную макулатуру. Но не о них речь. Самые проницательные читатели, в которых мое повествование только начинает вызывать интерес, уже поняли к какой группе относится ваш повествователь. Ну а для более скромных, я скажу сам, ваш покорный слуга из четвертой категории, описанных типов людей. Окажись я кем-то из первых трех сортов хордовых прямоходящих, то уж точно не приступил к описанию своего жизненного пути, на большей части которого можно жирным маркером крупно написать «Так жить не надо!». Путь мой будет очень и очень длинным. По сути все, о чем я писал до этого момента, является предисловием, а настоящее повествование только сейчас начинается. Рассказ о том, необходимо ли падать в глубокую темную яму, чтобы с самого дна бездны узреть луч света…



***



       Студенческая жизнь в техникуме действительно бурлила. Это было возведено в культ. Регулярно проводились соревнования, конкурсы, состязания между специальностями или между курсами. И в помине не было чего-то принудительного, все было не только добровольно, но и с большой конкуренцией между студентами. Мы постоянно что-то разучивали, к чему-то готовились, что-то придумывали и сочиняли, при этом, не забывая учиться. Например, за участие в команде КВН специальности нужно было побороться, показав всем конкурентам свои выгодные стороны. И что уж было для меня диковинным, ранее совсем представлявшееся невозможным, так это то, что старшекурсники не только не имели привычки задирать более молодых студентов, но даже готовы были всячески помогать, стоило только обратиться за помощью. Меня все это вдохновляло. И даже сам процесс учебы, не смотря на большие нагрузки, не был столь однообразен и тягостен, как в школе.

       С самого начала студенческой жизни музыка для меня повернулась новой стороной. Я стал причастен к творчеству. Один из моих однокурсников, Константин Коротков, тот самый, которого сейчас частенько можно услышать по радио или увидеть в московских клубах, организовал нечто напоминающее музыкальный ансамбль. Костя сочинял музыку и писал стихи, поэтому репертуар был собственный, не было никакой нужды копировать или переделывать произведения иных, быть может, и очень популярных авторов. Нашлись и другие ребята, которые владели разными музыкальными инструментами. Кто-то приходил, кто-то уходил, но постепенно коллектив сформировался и начал выдавать продукцию. Так сложилось, что я всегда был рядом с этими музыкантами. Еще, когда мы поступали в техникум, я познакомился с Коротковым и у нас сложились интересные, по большей части дружеские отношения. Основой нашего общения изначально был нескончаемый разговор о различных музыкантах и рок-группах. Как меломан меломана мы понимали друг друга прекрасно, обменивались записями того или иного исполнителя, частенько спорили о тонких музыкальных нюансах. Когда Костя организовал собственную рок-группу, я поначалу также порывался сделать карьеру гитариста, но достаточно скоро уступил место более мастеровитым людям, и сделал это со спокойной душой, ибо в отношении музыки у меня, еще с музыкальной школы, сформировалось объективное видение себя. Да-да, вы правильно прочитали. Объективность в каком-либо вопросе для меня явление исключительное, почти невозможное, но случалось и такое. Однако быть в стороне от такого привлекательного фактора, как действующая рок-группа было для меня невозможным, и причин тому, как всегда, было несколько. Причина первая проста, мне действительно это было интересно, быть частью целого, которое создает и исполняет музыкальные произведения. До того времени я был только слушателем, вдумчивым, придирчивым, внимательным и требовательным. Карьеру баяниста я серьезно не рассматриваю, ибо там не было ни миллиграмма творчества. А теперь, вот оно появилось рядом, оно живет полнокровной творческой жизнью, оно вписывает себя в музыкальную историю этого мира! Причина вторая, уже ставшая привычным явлением, прогрессирующая моя негативная вторая личность. Дополнительные бонусы, позволяющие поднять на новую высоту собственное «Я», давала именно жизнь творческого индивида. Высокомерие и гордыня, сладкая парочка. Быть ярким представителем музыкального бомонда в общественной среде, а в перспективе стать известным, популярным и даже богатым, что может быть привлекательнее?
У меня получилось стать участником ансамбля, но не с музыкальной стороны, а со стороны технической. Инструменты должны звучать гармонично, не являясь отдельными составляющими, а создавать целостное и, конечно, качественное звучание. Для этого существуют звукооператоры и звукорежиссеры. Вот я и стал таким человеком. Микшерный пульт ПМ-01 стал моим инструментом творчества. Микрофоны, провода, звукосниматели, многочисленные гитарные электронные штучки чего только не было в моем хозяйстве. Все это я чинил, настраивал, без конца переделывал, монтировал. А потом садился к пульту и сводил в единое звучание отдельно играющие инструменты и одиноко звучащие голоса. Конечно, я не был профессионалом, и поначалу у меня совсем не было опыта. Но эти несущественные недостатки я с лихвой компенсировал упорством и неистощимой юношеской энергией. Себе в помощь я отслушивал десятки записей именитых звукорежиссеров, по которым учился и, как говорится, мотал на ус.
 
       К этому времени я уже достиг того возраста, когда у юношей гормональный фон начинает зашкаливать. И для меня это стало нешуточным испытанием, которое в конечном итоге стало серьезным отягощающим фактором на многие годы вперед. В период моего активного полового созревания противоборство моей истинной светлой сущности и развивающейся паразитирующей личности достигло своего апогея. Некоторое время даже было не ясно, какая природа возьмет верх, истинная или искусственно выращенная. Около года меня истязали непрекращающиеся депрессии. И характерной иллюстрацией моего состояния, послужит история о моей первой человеческой «любви». Я намеренно взял это слово в кавычки, потому что в русском языке не существует вариаций этого понятия. Оно одно, и является описанием всех возможных состояний человека. Это и любовь к матери, любовь к детям, любовь к богу, любовь в непосредственно сексуальном проявлении, и все это одно слово. Чаще всего люди — это слово применяют в отношении сексуальных партнеров, официальных или неофициальных, случайных или постоянных. Более подходящим будет являться понятие влюбчивости. Некое психологическое состояние, которое охватывает мужчину или женщину в отношении объекта своей страсти, сравнимое с тяжелым заболеванием. Гормоны повреждают сознание и диктуют свою волю, требуют сексуальной реализации. Человеческий ум тут же подкидывает образ влюбленности, эдакая маскировка разрастающейся похоти. Причем, маскировка, прежде всего, нужна непосредственно самому человеку, и он в нее верит безгранично. А через какое-то время пелена слетает и индивидууму кажется, что он разлюбил, что чувство прошло. Жуть, не правда ли? Как это может быть, чтобы высокое, настоящее чувство могло исчезнуть. Из ниоткуда прийти и неизвестно куда деться. Еще вчера ты боготворил объект своей страсти, а сегодня ты смотришь на него, как на пустое место. И вчера от сегодня, на первый взгляд, ничем не отличается, просто солнце вчера зашло за горизонт, а сегодня встало. И все! Любви нет, она развеялась как дым. А может, ее и не было? Хорошо если хватит ума поскорее расстаться, ведь иначе только два варианта один ужаснее другого. Либо далее жить в равнодушии и описывать свою совместную жизнь банальным словом привычка. Либо вооружиться гневом и ненавистью и изводить друг друга в бесконечных скандалах, изменах и побоях.

       Мало кто об этом задумывается, а если уж и имеет смелость признать очевидность происшедшего, то стремится, как можно скорее, забыть случившееся. А чтобы надежнее забыть, нужно поскорее найти новую «любовь», которая будет лучше старой. Обязательно лучше! Пытливый ум подкинет сотню причин и обстоятельств, которые неопровержимо покажут всю несостоятельность, ущербность и несуразность ушедшей любви. И так будет повторять бесконечно, этап за этапом, виток за витком, пока гормоны еще не иссякли в теле, пока сердечко еще способно вытягивать отягощенные нагрузки. А потом наступит пустота...

       В лето между вторым и третьим курсом техникума Наталии Ивановне удалось урвать в профкоме две ценнейшие путевки. В те годы она существенно продвинулась на своем предприятии по профсоюзной линии и поэтому имела возможность иногда брать путевки в интересные места, далеко не самые фешенебельные, но все-таки вполне приличного уровня. Нас ждал комфортабельный теплоход «Сергей Королев» чтобы прокатить по рекам и каналам от московского речного вокзала до Питера и обратно. Путешествие планировалось на две недели и включало в себя посещение многих интересных мест севера, например, Кижи и Валаам и трехсуточную стоянку в Питере, что являлось главной изюминкой этого речного круиза. Сложив в чемоданы свои самые лучшие одежды, мы отправились в это интригующее путешествие. Четырехместную каюту второго класса нам пришлось делить с аналогичной парой мама + сын, но на наше счастье попутчики оказались вполне приличными и компанейскими, так что никаких проблем не возникло ни с кем. Население нашего теплохода оказалось весьма пестрым, но все-таки молодежи было преизрядное количество. Многообещающая и интригующая программа путешествия, помимо посещения разнообразных очагов культуры и знаменательных мест, включала в себя и развлекательную часть непосредственно на борту нашего лайнера. Всяческие капустники, конкурсы, дискотеки, конечно, и постановку любительского спектакля, показ которого планировался на второй день после выхода из устья Невы.

       Путешествие началось, настроение у всех было прекрасное, погоды стояли замечательные, а метеопрогноз на ближайшие две недели был самым наилучшим. С первых же дней путешествия мной была замечена одна юная особа, интерес к которой уже со старта превышал все известные до той поры пределы. Девушку звали Инной, была она на два года младше меня и путешествовала в компании мамы, старшего брата и двоюродной сестры, последняя как раз приходилась мне ровесницей. На первой же дискотеке я очень хотел завести с ней знакомство, но оробел и так и не решился подойти к ней. Все последующие сутки до очередной дискотеки я был занят только тем, что пытался взглядом ее отыскать в толпе отдыхающих. Когда мне это удавалось, я с неослабевающим удивлением замечал в себе прогрессирующие симптомы любовной лихорадки. Это случилось впервые. Это было очень необычно, волнительно и действительно походило на какую-то нервную болезнь. Но мне все виделось исключительно в позитивных красках, а барышня по имени Инна затмевала все, включая солнце и прочие светила. В течение дня я превратился в некое подобие идиота, в которого можно было бросать различные предметы с короткого расстояния, а он бы этого и не заметил вовсе. Вечерней дискотеки я ожидал в таком нетерпении, что всего запаса слов русского языка не будет достаточно для его описания. Кто мне мешал спокойно подойти и завести с ней светский разговор днем, в тихой и спокойной обстановке и без этого дискотечного шума и грохота? Почему-то тогда мне это и голову не приходило, я был обычной жертвой своего времени и социума. Я таки дождался наступления темноты. Но вновь, как и в предыдущий вечер, я не мог решиться подойти и заговорить с ней, ноги просто отказывались двигаться в ее направлении. Дискотека должна была вскоре завершиться, а я пребывал в полной растерянности и не знал, что же мне делать. В какой-то момент я с удивлением обнаружил, что предмет моих мечтаний восседает себе спокойненько рядом со мной, а взгляд ее обращен куда-то вдаль. Этого вынести было уже невозможно! Я начал говорить с ней, и рот мой уже не закрывался до окончания плавания. Все оставшееся время путешествия мы с Инной не расставались. Время до возвращения пролетело незаметно. Промелькнули Валаам, Питер. «Сергей Королев» с честью преодолел пятибалльный шторм на Ладоге. Был поставлен спектакль, в котором мы приняли самое активнейшее участие. Но все когда-нибудь кончается, закончился и этот речной круиз. По возвращении домой я представлял собой типичную иллюстрацию дешевого женского романа. Но сам-то, безусловно, считал себя счастливейшим из людей нашедшего свою любовь. Юношеские гормоны водили такой жуткий хоровод в моей крови, что краски мира меркли, а очертания окружающих меня предметов расплывались. Я был классическим романтиком, а значит подобное любовное состояние только разгоняло мое и без того богатое воображение. Будь я человеком приземленным, все бы свелось к поиску сексуальной разрядки, но со мной все было иначе. Я мыслил материями исключительно возвышенными. Самое похожее сравнение можно найти на страницах произведений Стефана Цвейга. Интересовало меня, что же обо всем этом думает Инна? Конечно, нет! Я существовал в мире, созданным моим собственным воображением.
 
       Я знал о высоких вибрациях, всем своим существом ощущал, что это истинно и верно. Бурлящие в крови гормоны толкали меня к активным действиям, но каким? О пошлых и грубых поступках я не мог себе и помыслить, а высокие мотивы не находили отклика у моей подруги, да и весь окружающий меня мир презирал это. Все прочитанные мною книги говорили об одном, в реальном мире же, все было грубее и примитивнее. И это противоречие стало меня подтачивать. Я совершенно не знал, какой линии поведения мне придерживаться, но, тем не менее, отправился на свое первое свидание. Мы созвонились и договорились о встрече. Я не буду подробно описывать все происходящее в тот день, нет смысла. Скажу коротко, это свидание было нашим первым и единственным. В числе прочих событий того дня был обед в доме родителей Инны. На том пиру присутствовало некоторое количество разновозрастных родственников, которые вашего покорного слугу разглядывали и в фас, и в профиль. Меня изучали, и я не прошел проверки. Что же конкретно со мной было не так, я ответить даже сейчас затруднюсь. Скорее это была совокупность всего. Я был излишне возвышен и эмоционален, жил в пригороде, семья неполноценна и небогата, значительных перспектив на свое будущее не имел никаких. Им нужен был иной молодой человек в пару Инне, точно не я. Через несколько дней состоялся наш последний телефонный разговор, в котором мне четко сказали «прощай». Больше мы никогда не встречались и не разговаривали.

       Это была катастрофа. На меня рухнул мир всем своим великим весом. Я просидел на полу, прислонившись к стене, около пяти часов подряд. Был день, но прошли сумерки, и наступила темнота, а я ничего не замечал вокруг и даже ничего не слышал. Внутри меня происходило поистине страшное действо, иногда еще его называют геноцидом. Только никакая национальность, конечно же, тут была не при чем. Истинного и светлого, настоящего меня истязал и мучал, рвал на части мой собственный монстр. Он убивал меня по-настоящему первый раз. И это ему почти удалось, ибо мотивов было предоставлено в избытке. Этот паразит увещевал и нашептывал, о том, как поглумилась надо мной эта девушка, оскорбила меня в самых возвышенных начинаниях. Он наглядно показывал, как моя нежнейшая и тончайшая душевная организация поругана и растерзана. В деталях описывал, как меня лишали величайшего и прекраснейшего чувства. И он добился своего. Я забился в самый дальний и пыльный угол своего измученного сознания и, тихо скуля, стал горевать о потере себя любимого. А мое второе я вышло на первый план и придумало подходящую басню о минувших событиях, которая потом мною транслировалась, как действительно случившаяся история. Моя любовь осталась действительно несчастной, но в совершенно ином аспекте. В сочиненной истории Инна пылала ко мне взаимными чувствами, но злодеи-родственники всячески препятствовали нашим отношениям, поскольку я им не пришелся по душе с первого взгляда. Потом она чем-то сложным заболевает и на почве истощенной нервной системы трагически умирает. В общем, в бочку дегтя были добавлены пара капель меда. Крупицы правды были замурованы в толще злобы и лжи. Басня оказалась удачной, поскольку я оставался в ней в виде помеси лорда Байрона с Ромео - весьма романтический гибрид. Впоследствии мною будет придумано еще множество басен и сказок для разных ситуаций, но всегда я буду фигурировать в них только в выгодном для себя свете, но эта была первой.

       Та нервная встряска, которой подвергся мой организм, даром не прошла. На дворе было самое начало прекрасного солнечного сентября, а значит начало нового учебного года в техникуме. Изюминкой было то, что всему нашему курсу предстояло убыть на три недели в один из гостеприимнейших совхозов рязанской области на сбор богатейшего урожая картофеля. Разумеется, для всех студентов это был праздник. Уехать подальше от родителей на три недели, при обеспеченном жилье и питании, с перспективой на какие-то приключения в дружной компании друзей, было просто прекрасно. А то, что при этом нужно было еще и работать днем, не смущало ни капельки, и выглядело небольшим приложением к большому отпуску. К тому же за труды на благо общества обещали еще и платить. Видимо, весь наш курс был в полном восторге, только лишь за исключением меня. Пребывая в полном внутреннем раздрае, я совершенно не имел никакого желания никуда ехать. И чтобы иметь официальную причину остаться дома, я отправился в поликлинику выпрашивать справку о нетрудоспособном состоянии. Докторица, принявшая меня, по началу весьма скептически отнеслась к моему заявлению о болезни, но, ведомая чувством долга, все-таки начала меня осматривать. Когда она через стетоскоп начала прослушивать мое измученное сердце, глаза ее округлились, а, рассеянные до того момента, движения стали осмысленными и профессиональными. Мне диагностировали сердечную дистонию, назначили курс лечения и выписали настоящую, а не фиктивную, справку о тяжелом заболевании. Я остался дома и принялся горевать и жалеть себя на все лады. Было невыразимо грустно и тоскливо. Экзотическое слово депрессия без стука вошло в мои двери и поселилось во мне. Так прошло несколько дней. Я довел себя до такой степени нервного истощения, что тень отца Гамлета, по сравнению со мной, смотрелась вполне подходящим кандидатом в олимпийскую сборную по какому-нибудь силовому троеборью. Так дольше продолжаться не могло. Я сделал над собой усилие, порвал ценнейшую медицинскую справку и отправился догонять парней в солнечную рязанскую губернию.

       Решение было верным. Там я очень неплохо отвлекся от своих сердечных переживаний и депрессий. Пребывание в дружественном совхозе «Павловский» было до краев насыщено событиями и всевозможными приключениями. Оттуда я вернулся вполне розовощеким, полным сил и энергии. Правда, мой благородный облик несколько омрачал бланш под левым глазом, но взгляд в будущее уже наполнился должным количеством оптимизма. Хорошим итогом сбора урожая картофеля была сумма в семьдесят шесть рублей и пятьдесят две копейки, которая осела в моем студенческом кармане.

       Достаточно продолжительное время я не имел ни малейшего желания тесно общаться с представительницами противоположного пола. Опыт первой любви оказался весьма негативным для меня. И вот я, окруженный романтическим ореолом, возвышенного страдальца достиг некоего равновесного состояния, которое меня почти устраивало. Гормоны, конечно же, давили, и в мою голову очень часто приходили различные фантазии на сексуальные темы, ничего высокого в этом уже не было. Во мне это вызывало смешанные чувства примитивного эротического подъема и стыда за то, что меня посещают такие, именно животные мотивы. В реальности мне совершенно это не хотелось, и даже страшила возможная связь с какой-либо девушкой. Когда становилось совершенно невыносимо, я мастурбировал. Скопившееся напряжение на какое-то время отступало и так до следующего раза. Не верьте тем мужчинам, которые, сверкая глазами, рвут на себе тельняшки, и, брызгая слюной, берутся доказывать, что они никогда и ни разу «этого» не делали, как это вообще мерзко и не достойно высокого звания мужчины. Вранье. Глаголющие такие вещи человеки всего лишь демонстрируют свою мнительность. Все, абсолютно все, проходят через это, и я не был исключением.



***



       Моя карьера звукорежиссера закончилась вскоре после записи первого полномасштабного альбома Короткова. Причиной тому стали наши личные взаимоотношения, которые зашли в тупик. Самомнение Константина росло вместе с развитием его музыкального творчества. И скорее даже обгоняло оное. Он все больше и больше возвышался над уровнем океана людей и за равных себе мог признать только признанных и успешных музыкантов. Всех своих соратников и друзей он планомерно превращал в свою свиту, открыто требовал поклонения. Непременным атрибутом общения с ним было исполнение дифирамбов великому и неповторимому Константину Короткову. Меня это сначала это просто расстраивало, потом стало раздражать сильнее и сильнее, а когда я воочию убедился, что мне, как и иным прочим, уготовано свое место в этой свите, то впал просто в ярость. Я вступил с ним в открытую конфронтацию, пытаясь доказать, что мы все посвящены музыке, а значит, равны между собой. Был ли я услышан? Нет, конечно же. Совместное творчество, которое все более и более скатывалось на ругань и склоки мне надоело. В конце-то концов, я и сам был тем еще эгоцентристом и терпел все это ради высокой материи, именуемой музыка. Но однажды я узрел ту стену, о которую день за днем разбивал себе голову и просто перестал общаться с Коротковым. Не было никакого финального разговора или чего-то подобного. Он пропал из моего сознания, а значит и из моей жизни. Его как будто стерли. Все осталось на своих местах, а он исчез. Все это выглядело настолько натуральным и естественным, что было даже удивительно, как это он раньше существовал в моем мире. Конечно же, в моих собственных глазах, я был праведником, а он был деспотом и узурпатором. Так оно всегда и происходит, в чужих глазах мы без труда видим множество соринок, но торчащие в собственных глазах бревна и прочие крупногабаритные предметы, остаются абсолютно незамеченными. Но, так или иначе, я перевернул очередную страницу своей жизни, и пошел дальше.



***



       Учеба в техникуме близилась к завершению, и пришлось всерьез задуматься, что же делать далее. Советский Союз успел развалиться за год до окончания техникума. Вдруг все стали никому не нужны. Привычный мир рухнул в одночасье. На всем постсоветском пространстве наступил страшный бардак, очень смахивающий на хаос. Не стало никакой идеологии, вертикаль ценностей рассыпалась как колосс. Сначала с полок магазинов исчезли все продукты, и граждане непонятно какой страны не могли потратить свои деньги, которые еще и стремительно обесценивались. А потом у них забрали их деньги и собственность при помощи мутных денежных реформ и будоражащей умы приватизации. Наступил баланс. Нет товаров и денег тоже нет. Россия вступила в эру золотого тельца. Примитивный капитализм, больше смахивающий на феодализм. Вот и мне пришлось очень и очень наморщить ум, чтобы понять, куда же теперь мне двигаться. Все перспективы с хорошим распределением после окончания техникума рассеялись как дым. Как и часто это ранее случалось, на мой выбор повлияла Наталия Ивановна. Я стал готовиться к поступлению в институт. Все-таки высшее образование давало много больше козырей молодому человеку, так мы все тогда думали. Не будучи гуманитарием, я не стал на замахиваться на непонятные мне специальности, а, как и ранее, решил придерживаться известного мне технического направления. Как я уже говорил, в стране наступил полный бардак, и подавать документы можно было одновременно в несколько вузов, а не как было принято в Советском Союзе — только в один. Мой выбор пал на три института, поступить в которые было возможно без серьезной протекции, а также находящиеся не очень далеко от дома. В вузе первом я подал документы на факультет, готовящий серьезных программистов, во втором вузе учили варить сталь и сплавы, и, наконец, третий институт имеющий в своем составе большое количество различных факультетов, в числе прочих достоинств допускал учебу выпускников техникумов по сокращенной программе и определяющим фактором для поступления были вовсе не хорошо сданные вступительные экзамены, а собеседование по специальности. Было над чем задуматься.

       Крайний учебный семестр в техникуме пролетел совсем незамеченным, и все студенты выпускного курса разбрелись по различным предприятиям для написания дипломов. Ваш повествователь попал в весьма тихое местечко, где СССР еще как бы и не ушел в прошлое. Жизнь там было тиха и размерена, трудящиеся убивали время многочисленными чаепитиями, разгадыванием кроссвордов, ловлей тараканов и подсчетом мух в строго им отведенной зоне пространства научной лаборатории. Мне достался руководитель весьма своеобразный. Чаепития, кроссворды, а также разнообразные инсектоиды его не интересовали. Шахматы, страсть к этой древней игре, вот что им полностью владело. В родном трудовом коллективе, к его несчастью, шахматной лихорадкой болел он один и за многие годы никого ею так и не смог заразить. Меня, как и всех моих предшественников, он терпеливо пытался заинтересовать интригующими многоходовыми комбинациями, коварными гамбитами и хитрющими цугцвангами. Выбор был мой не велик, либо бесконечно гонять чаи и выискивать новые кроссворды, либо влиться в стройные ряды поклонников древней индийской игры. Даже не сомневайтесь, я выбрал шахматы. Мой научный руководитель ликовал, теперь он был не одинок. Несмотря на то, что игровой процесс меня поглотил не полностью, все-таки судьба «ньювасюкинцев» меня не очень прельщала, дивиденды я получил немалые. Когда, через несколько месяцев шахматных баталий, речь все-таки зашла о моей дипломной работе, я был немало удивлен обращенному ко мне вопросу — а чем бы я, собственно, хотел заняться? Я рассказал о своем меломанском увлечении. Мне было предложено сделать эквалайзер, и я тут же перестал жалеть о том, что проиграл своему руководителю в шахматы раз двести или триста. Все было сделано по-честному. Однако, я не буду далее утомлять читателей техническими подробностями. Диплом у меня получился полностью «живым», что означает, сделан от и до собственноручно, а не скопирован с уже сделанной старшим поколением студентов работы.

       Защита моей дипломной работы прошла на ура, в чем я вовсе не сомневался, ибо знал в ней все до последней загогулины. И вот я, молодой специалист со средним техническим образованием, без работы по специальности и без перспектив на нее, отправляюсь сдавать вступительные экзамены по очереди в три вуза, надеясь поступить хотя бы в один из них. Удачно сдаю экзамены в первом — неплохо для начала. Успешен и во втором вузе — совсем хорошо. И за день до собеседования в третьем институте сваливаюсь с, как мне тогда представлялось, тяжелым отравлением. Высокая температура, не прекращающиеся боли в животе, все это говорило и кричало о том, что отказаться от визита в третье высшее учебное заведение вполне можно, поскольку уже есть выбор между первыми двумя. Однако я поехал, несмотря на недуг. Предстоящее собеседование по специальности меня не то чтобы очень страшило, не бездарь я все-таки, но беспокоило. Я спокойно пораскинул мозгами и вспомнил одну из древних мудростей — чтобы тебе задали правильный вопрос, подтолкни вопрошающего сам к нужной теме. И для того чтобы реализовать это на практике, я взял с собой чертежи и схемы свежей дипломной работы. И не ошибся. Подошла моя очередь, проходить собеседование, я не стал ждать, когда меня спросят что-то ненужное, а попросту расстелил на столе принесенные материалы по своей дипломной работе и пригласил экзаменатора к обсуждению технических решений в моем проекте. Преподаватель оказался в полном восторге от глубины моих познаний и совершенно очарован изяществом решения непростой технической задачи. Он и думать забыл о том, чтобы еще меня о чем-то спросить, чему я был крайне рад. Я еще раз помянул добрым словом любителя шахматных теорий. Зачисление в учебную группу мне было обеспечено. Спустя примерно неделю после триумфального собеседования меня вновь сваливает болезнь, очень напоминающая тяжелое отравление, как и в предыдущий раз. Ну как я мог предложить, что это повторный приступ аппендицита? Как и ранее, отлеживался и ждал, когда мне полегчает. Не полегчало. Скорая помощь привезла меня в больницу уже с перитонитом. И снова я выжил. Иные скажут, что меня тогда спасло только мастерство опытного хирурга, но поверьте мне, это не так. Меня, как и прежде, не оставила Вышняя сила, так как свое предназначение я еще не выполнил.