Семья Каневских

На фото (1937 год):
 в центре – шестилетняя Неля Каневская,
 за ней стоят её родители - Аба Гилевич и Татьяна (Тойба) Захаровна Каневские,
 рядом с ней сидят бабушка и дедушка – Бейла и Гиля Гершевич Каневские.
 Слева – семья Орман: Циля (сестра Абы и дочь Гили и Бейлы), её муж – Борис Павлович Орман и их годовалый сын – Миша.
 Справа – средний сын Бейлы и Гили – Семён Ильич Каневский и его жена – Мария Осиповна Каневская-Гутник.



ЦВИ-ГЕРШ КАНЕВСКИЙ – прадед Нели по линии отца и матери.
 О нём только известно, что имя его первой жены было ШИРКА, она родила ему в 1871 году сына – Зелика и, очевидно, умерла при его родах.
Вторая жена Цви-Герша, имя которой нам неизвестно (предположительно – ЦИЛЯ, т.к. это имя получила первая, родившаяся после её смерти внучка), в 1874 году родила дочь Голду, в 1881 году – сына Гилю и в 1889 году – ещё одного сына Симху.
Зелик и Гиля Каневские – это дедушки Нели, родные братья по отцу, сыновья Цви-Герша, но от разных матерей.

ЗЕЛИК КАНЕВСКИЙ – дед Нели по линии матери.
 Родился в местечке Ржищев, Киевской губ. в 1871 году.
Он был механиком высокого класса, сам проектировал и монтировал оборудование мельниц и был очень вос-требованным специалистом. Его жена Бейла Меировна (девичья фамилия – Рубинштейн) была моложе его на три года. Это была религиозная семья хасидов. Неля вспоминает, как по праздникам он отплясывал на столе.
Нелю очень любили и баловали в этом доме. Туда она приходила только с мамой, т.к. Зелик был против брака своей дочери Тойбы с Абой в связи с тем, что Аба стал коммунистом.
Зелик никогда не общался с Абой, и Неля не помнит, чтобы при ней Зелик и Гиля (родные братья по отцу) общались между собой.

Зелик и Бейла отказались эвакуироваться вместе с семьями своих дочерей Ширки и Любы, были немцами отправлены в гетто и погибли в Бабьем Яру в 1941 году.

Ширка Райзман – старшая дочь Зелика и Бейлы Каневских. Родилась в 1889 г., умерла в 1969 г.
Я её видел всего один раз, когда посетили их с Нелей и Леночкой в 1958 г. и она показалась мне очень волевой, но замкнутой женщиной. По-моему, это была религиозная семья.
У Ширки было трое детей, которые ко времени нашего посещения имели свои семьи и жили отдельно. В 1917 году у нее родился сын Гриша, а через несколько лет – дочь Нюся. Мы изредка общались только с младшим сыном Ширки – с Эфраимом (Фокой) 1923 г.р. Приезжая в командировки в Москву или проездом в отпуск (семья жила в Оренбурге), он останавливался всегда у Нелиной мамы, а к нам приходил в гости. Во время войны он был политработником низкого ранга, а на гражданке – работал лектором политпросвета. Это был неумный, не уверенный в своих силах человек. Внушал мне только антипатию. Связь с ним прервалась в связи с нашим переездом в Израиль.
 
Люба Розенблат – вторая дочь Зелика и Бейлы. Родилась в 1898 г., умерла в Нью-Йорке в 1985 г.
Семья Любы была самой близкой роднёй Нели со стороны мамы. Люба была очень остроумной женщиной, прекрасной рассказчицей, с юмором, и все, кто слушал её, покатывались от смеха. Она очень любила Абу и всю семью родителей Нели и, когда в середине пятидесятых годов Аба окончательно слёг из-за болезни и семья с двумя мальчиками должна была жить на мизерную его пенсию, она многократно организовывала помощь им среди родни в Киеве.
Люба была очень хорошей портнихой, обучила этому ремеслу свою старшую невестку, и это был основной их заработок. Это была очень музыкальная семья. Ее муж Яков (Янкель) знал множество песен на идиш и прекрасно их исполнял под аккомпанементы сыновей Эфраима и Абрама. Оба виртуозно играли на аккордеоне и пианино, хотя нот не знали. Янкель не пропускал ни одной передачи по радио «Голос Израиля».
Люба с Янкелем и Эфраим с Дорой были очень гостеприимны, хотя жили после войны в ужасных жилищных условиях. На втором этаже двухэтажного дома, на Подоле в Киеве, они занимали отдельную «квартиру». Квартира – это была одна большая комната с окнами и балконом, выходящими во внутренний двор – колодец, образованный четырьмя домами. Треть комнаты была отгорожена под кухню. В этой маленькой комнатке, помимо кухонного стола, стоял в глубине токарный станок по дереву, на котором работал Янкель, вытачивая пуговицы и другие мелкие изделия по заказам. Единственный в квартире умывальник располагался на противоположной стороне, рядом с входом в квартиру. Выгребной туалет, общий на четыре дома, располагался в глубине двора, а на противоположной стороне двора – входная арка, где постоянно воняло мочой.

И вот в этой «квартире» в 1957 г., когда мы с Нелей их посетили (я – впервые, а Неля бывала в этом доме до замужества почти ежегодно), жили Люба с Янкелем, их старший сын Фока (Эфраим) с женой Дорой и внуки: одиннадцатилетний Изя и годовалая Белла.

Младший их сын Абрам с женой и двумя детьми жили уже отдельно от них в районе Святошино на окраине Киева в отдельной маленькой квартире, полученной Абрамом от Экскаваторного завода.
 
В 1978 г. вся семья Розенблат: Любовь Захаровна (так её называли по-русски), Фока с Дорой и семьями их детей Изи (1946 г.р.) и Беллы (1956 г.р.) – эмигрировали в Америку. В 1985 г. Люба умерла и была похоронена в Нью-Йорке на еврейском кладбище.

 Эфраим (для близких – Фока), 1921 г.р., окончил школу художников, прошёл всю войну рядовым и в Киеве после демобилизации работал художником – оформителем анонсов в кинотеатрах. Он прекрасно играл на аккордеоне и стал этим зарабатывать деньги, играя на свадьбах. Там его «угощали», и часто его жена Дора и Любовь Захаровна искали его пьяного по улицам.
В мае 1988 г., находясь в командировке в Америке, я посетил Дору и Фоку и провёл у них сутки. Фока мне рассказал, что неофициально (за наличные) работает у Эрнста Неизвестного в его мастерской на Манхеттене: «... мы рисуем, а он доделывает и продаёт как свои, а пить я могу не меньше, чем он!». В 1989 году он умер, а 2003 году умерла и его жена Дора.
Сын Изя, очень одаренный, прекрасно рисующий, играющий на многих музыкальных инструментах, стал в Нью-Йорке преуспевающим архитектором-самоучкой. Его сын окончил там консерваторию и стал успешным музыкантом на Манхеттене, живет там же с женой и ребенком.
Дочь Белла окончила в Америке курсы программистов и успешно работает в одном из банков на Манхеттене. Она с двумя дочерьми и мужем живут в собственном доме в Нью-Джерси.

Абрам (для близких – Абуся), младший сын Любови Захаровны и Янкеля Розенблатов.
В раннем детстве он попал под трамвай и лишился полностью одной ноги. Протез не на что было ставить, и всю жизнь он передвигался только с помощью костылей. Он получил высшее техническое образование и работал конструктором на Киевском экскаваторном заводе.
Это был самый близкий нам человек из Нелиной родни нашего поколения. Благодаря своим способностям, он быстро продвигался по службе и в начале шестидесятых годов был назначен Главным конструктором завода по серийным машинам. По роду своей работы он часто бывал в командировках в Москве и проводил много времени в нашей семье. Летом 1958 год мы с Нелей и 2,5-летней Леночкой провели наш летний отпуск вместе с семьей Абуси в Святошино на окраине Киева.
У них с его первой женой Любой было двое детей: сын Захар 1949 г.р. и дочка Элла 1956 г.р. Он овдовел в 1984 г. и в начале 1988 г. с сыном и семьей дочери эмигрировал в Америку. Мы с Нелей несколько раз посещали его в его двухкомнатной квартире в «социальном доме» на Брайтон Бич в Нью-Йорке. В 2006 году он умер, а за шесть-семь лет до этого познакомился по объявлению в газете и женился на русской туристке, и это в корне изменило его существование. Дом стал уютным, сам он – ухоженным и счастливым. Его вдова Люда Розенблат поддерживает теплые дружеские отношения с нами и со всей родней Абрама.
Его сын Захар (Зорик) не преуспел в Америке, работает шофером. В результате очередного неудачного брака потерял свой дом в Нью-Джерси и живет в доме своей подруги. В 2007 году в Америку эмигрировал и его сын от первого брака (1972 г.р.)
Его дочь Элла (по мужу Лейзерович) сразу по приезде в Америку окончила курсы программистов и успешно работает в одном из банков на Манхеттене. У них с мужем двое сыновей 1977 и 1982 г.р.
 
Абрам в 1997 г. провел две недели в Израиле у нас в гостях. За последние два года, находясь в разное время в экскурсиях по Израилю, провели по одному дню у нас в нашей квартире его вдова Люда и его дочь Элла с мужем Мишей.

Соня Каневская – третья дочь Зелика и Бейлы.
Точная дата ее рождения Неле неизвестна. Предположительно, она родилась в интервале между 1900 и 1901 годами. Во время гражданской войны она была изнасилована петлюровцами, сошла с ума, а через год, в 1921 году, умерла от сыпного тифа.

Меир Каневский – единственный сын Зелика и Бейлы.
Родился он в 1905 году и умер в 1926 году от туберкулеза. Он очень рано женился, и у них была дочь Эмма, родившаяся в 1922 (1924?) годах. Из-за своей бедности и болезни он не пользовался уважением в семье родителей жены. Родственной связи с этой семьей у Нели не было, но как-то в одно из посещений Киева в конце сороковых годов она встретила свою двоюродную сестру Эмму и была поражена ее сходством с собой, несмотря на разницу в возрасте между ними в восемь-девять лет.

 
ТОЙБА – младшая дочь Зелика и Бейлы – мать Нели.
Родилась 31 октября 1903 года в местечке Ржищев, Киевской губернии.
 
По-русски ее звали Таня (Татьяна Захаровна), и так она была записана во всех документах до конца сороковых – начала пятидесятых годов. В период антисемитской кампании борьбы с космополитизмом, при очередной смене документов ей восстановили имя по метрике – Тойба Зеликовна Каневская.

У Нели сохранились очень скудные сведения о детских и юных годах матери. Очевидно, в детстве она получила какое-то минимальное еврейское образование, т.к. до войны, переписываясь со своей мамой на идиш, она пользовалась еврейским алфавитом. Как младшая из сестер, она должна была, по указанию своего отца, помогать своей старшей сестре Ширке, у которой родился первенец. Тане тогда было четырнадцать лет. А в дальнейшем ей приходилось ухаживать за младшим братом Меиром, когда он заболел туберкулезом. Несмотря на это, прекрасно учась, она сумела преодолеть процентную норму для евреев и поступить в русскую женскую гимназию, располагавшуюся в престижном районе Киева на Печерске. При этом она ежедневно пешком преодолевала большое расстояние из Куреневки в глубине Подола (черта оседлости, где жила семья отца) до Печерска. Она успешно окончила эту гимназию уже в советское время и начала работать бухгалтером на мельнице.


ГИЛЯ КАНЕВСКИЙ – дед Нели по линии отца.
 Родился в местечке Шпола, Киевской губернии в 1881 г.
Он был физически очень сильным и работал грузчиком на мельнице. Был весельчаком и гулякой.

Его жена Бейла (бабушка Нели), которая была старше его на семь лет, не была счастливой в браке.
У них родились: сыновья Аба, Семен и дочери Циля и Таня. Переехав из Шполы в Киев, семья деда получила две смежные комнаты на Подоле в трёхкомнатной квартире на третьем этаже.
 
Бабушка Бейла очень хорошо готовила, дом был гостеприимный, на все праздники в гости приходили её дочка Циля с мужем Борей и сын Сёма с женой Маней.

В 1937 году Гиля на работе почувствовал себя плохо. Произошёл сердечный приступ (тогда это называли приступом грудной жабы), его привезли с работы домой, а там он сам поднялся к себе по крутой лестнице на третий высокий этаж. Через два дня он скончался. Ему было пятьдесят шесть лет.

Бейла Каневская после смерти мужа в 1937 году (ей было шестьдесят три года) переселилась к дочке Циле Орман и прожила всю оставшуюся жизнь там, помогая вырастить двух внуков. Бейла умерла в 1961 г. в возрасте восьмидесяти семи лет.
 
Циля – дочь Гили и Бейлы Каневских, родилась в Киеве в 1912 году. Она вышла замуж за Бориса Ормана, который был старше ее на восемь лет.
 
Семья Цили Ильиничны (так ее звали по-русски) и Бориса Павловича Ормана была наиболее близка нам из всей родни Нели. Мобилизованный в начале войны рядовым, Борис, благодаря своим коммерческим способностям и работоспособности, дослужился к концу войны до должности зам. командира полка связи какого-то Украинского фронта и демобилизовался в 1946 году в звании подполковника войск связи. Он многие годы пользовался дружеским расположением генерала Леонова, который вскоре стал Командующим войсками связи Советской Армии и маршалом войск связи. Неля, до замужества почти ежегодно, летом приезжая в Киев, останавливалась у них.

У Цили с Борей было двое сыновей – Миша и Илья.

Это была материально благополучная, очень гостеприимная семья. Они очень любили Нелю перенесли эту любовь на всех нас на многие годы, и мы не раз пользовались их гостеприимством. Так, в 1957 году мы втроем с Леночкой остановились на несколько дней у них. Я, бывая в командировках в Киеве, неизменно приходил к ним, и меня очень трогало внимание, которое оказывал мне Боря. Несмотря на то, что был старше меня на двадцать четыре года, он в один из моих приездов, провожая меня, пытался помочь мне нести чемодан. И Боря, и Циля часто гостили у нас в Москве.
Был случай, когда в 1973 г. Циля провела у нас целый месяц, дожидаясь решения вопроса (с моей помощью) заочного образования младшего сына в Московском заочном Пищевом институте.
 
Циля была очень яркой женщиной, заводилой во всех компаниях, и это привело в 1970 году к трагедии. На экскурсии во время своего отпуска, стоя на деревянной платформе пригородного поезда, она собрала вокруг себя всю группу. Старая платформа не выдержала нагрузки и провалилась. Циля оказалась под всеми экскурсантами со сложным переломом ноги.
До конца жизни у нее продолжались неприятности с этой ногой, т.к. в месте перелома периодически открывались свищи.
 
Циля умерла в 1988 году в возрасте семидесяти шести лет.
 
Боря умер в 1989 году в возрасте восьмидесяти пяти лет.
 
Миша Орман, старший сын Цили и Бори, родился в Киеве в 1936 г.
Он был моложе Нели на пять лет и был любимым ее двоюродным братом.

Думаю, что благодаря дружбе Бори с генералом Леоновым, Мише удалось через год после окончания школы поступить в Киевское высшее инженерное радиотехническое училище войск ПВО. Для еврея, не служившего в армии, это был из ряда вон выходящий случай. Все мы рассматривали это как большую удачу, но жизнь показала обратное.
 
В первый же год обучения в училище он женился на бывшей своей однокласснице Белле Каминской и переселился жить в квартиру ее родителей.
В 1957 году у них родилась дочь Ирина.

Служа, благодаря тому же Леонову, на ближайшей к Киеву базе ракетных войск (в личном деле Миши было записано, что есть рекомендация Леонова), он, тем не менее, мог бывать в семье не чаще двух-трех дней в месяц.

Время шло, вначале жена, а затем и дочь окончили Киевский университет. Ира защитила диссертацию, и стала математиком с кандидатской степенью.

Она вышла замуж за своего сокурсника в 1978 году, родила сына Антона Марчука, и через несколько лет развелась.

В конце восьмидесятых годов Миша демобилизовался и вскоре ушел из семьи.
Неля очень любила Мишу и обвиняла в разрыве Беллу, которая, из желания сохранить квартиру в Киеве, не последовала за мужем.
 
В 1992 году, когда мы с Нелей гостили в Москве, вызвали Мишу на одни сутки из Киева, оплатив переезд в обе стороны.
 
В 1999 году он, работая вдали от Киева на своей даче с новой женой, почувствовал себя плохо и, без врачебной помощи, там же скончался от второго инфаркта.
 
Мише было шестьдесят три года.

 
В начале девяностых годов я, по просьбе Беллы, выслал на всю ее семью вызов. Спустя некоторое время они выехали на ПМЖ в Америку. Не знаю, по моему ли вызову. Слышал, что они поселились в Нью-Йорке, но по моей вине (из-за моего нетактичного обвинения ее в том, что она виновата в разводе с Мишей) связь с ними полностью прервалась.


Илья Орман, младший сын Цили и Бори, родился в 1947 году.
В конце 1990 года, вскоре после смерти отца, Илья Орман с женой Нонной (бывшая – Король), сыном Гиором 1982 г.р. и семьей своей падчерицы (дочери Нонны от первого брака) репатриировался в Израиль.

Они поселились в Иерусалиме и по большим юбилеям общаются с нами.

Семен (Сема) Каневский – младший сын Гили и Бейлы Каневских, родился в 1907 году.

Неля о детстве и юных годах Семы ничего не знает. Сохранились воспоминания о нем со слов их общей родни где-то с начала тридцатых годов. К этому времени он уже был членом партии большевиков и был женат на Мане (Марии Осиповне) Гутник, 1911 года рождения.

В 1936 году Семен Ильич (так он записан в документах) был принят в Военно-политическую академию им. Ленина, которая в то время находилась в Ленинграде, а затем ее переведели в Москву.
Маня во время учебы Семы оставалась в Киеве, жила в семье родителей.

Поступление Семы в академию спасло его от ареста на Украине, т.к. к Мане приходили сотрудники из госбезопасности выяснять, где находится ее муж, участник «антипартийной группировки».
 
Нелю часто водили в дом к Гутникам, и ее там с радостью принимали. Это была очень дружная и гостеприимная семья. Во время войны двое прекрасных молодых мужчин в этой семье (из воспоминаний Нели) – младший брат Мани и муж ее старшей сестры, погибли на фронте.
 
В 1940 году Сема успешно закончил учебу в Академии и был направлен на политработу в армию – комиссаром дивизии (которая оккупировала Латвию и получила название Латышской).
Всю войну он провел в армии в должности заместителя командира дивизии по политической части и закончил войну в звании полковника.

После войны большинство кадровых офицеров-евреев направлялось для прохождения дальнейшей службы в самые отдаленные районы Союза. Сему направили служить в группу войск, дислоцировавшихся на Курильских островах, с повышением – в качестве заместителя командующего корпусом по политчасти, и он там прослужил до выхода на военную пенсию в 1951 году.
Генеральское звание ему так и не присвоили, и он вышел на пенсию в звании полковника.
 
Их дочка Таня родилась в 1946 году и провела свое детство до пяти лет на Курилах. Двухлетнюю Таню вся родня впервые увидела, когда они через Москву проезжали в отпуск в Киев в 1948 году.

Выйдя на пенсию (или уйдя в запас), Сема получил на свою семью одну комнату в коммунальной квартире на улице Мельника в Киеве, и устроился на работу в медицинское училище на этой же улице.

Трехкомнатную отдельную квартиру со всеми удобствами в новостройке он получил спустя много лет.
Семина военная профессия и то, с какой серьезностью он к ней относился, вызывала иронию у многих, но особенно – у Бори Ормана.
Посмеивался над ним и его сослуживец по Курилам, полковник-танкист, с которым я и Неля подружились (принимали его с женой у себя в Москве и под его руководством в 1960 году знакомились с достопримечательностями Ленинграда).
 
Из-за разницы взглядов на господствующую тогда идеологию и наше прошлое я избегал близкого общения с ним. Но, даже не касаясь идеологии, на меня он производил впечатление человека, значительно менее умного, чем Аба, Циля и Боря. Даже его жена Маня была значительно интересней в компании, чем он. После того, как мы репатриировались в Израиль, связь с ними полностью прервалась.
 
Сема (Семен Ильич Каневский) умер в 1986 году, ему было семьдесят девять лет.
 
Маня (Мария Осиповна Каневская-Гутник) умерла в 1998 году, ей было восемьдесят семь лет.

Таня (их дочка) после окончания седьмого класса поступила в медицинское училище, где работал ее отец. В 1968 году она вышла замуж за Валерия Шквира и приняла его фамилию. Мы с Нелей приехали в Киев на эту свадьбу и восхищались тем, как лихо отплясывал вприсядку 61-летний Семен Ильич. В том же 1968 году Таня родила дочь Евгению (Женю). Окончив медицинское училище, Таня до самого последнего времени работала медсестрой в Киеве.
 
Женя Шквирa в первом браке с Михаилом Фельдманом родила в 1988 году Дашу, а во втором браке (с Виктором Каминским) родила в 2002 году Машу.

Даша Шквирa приехала в Израиль в 2003 году в пятнадцатилетнем возрасте по программе «НААЛЕ» (программа обучения в Израиле детей с еврейскими корнями).

Обучаясь в интернате для девочек в религиозном районе Иерусалима, она получила в 2006 году аттестат зрелости и приняла израильское гражданство.
В том же году она перебралась жить в район Тель-Авива, где снимала комнату и работала.
Во время своей трехгодичной учебы она большинство пятниц-суббот и праздников проводила у нас под опекой Нели.

В середине мая 2008 г. в Израиль репатриировались: Таня Шквирa (двоюродная сестра Нели), ее дочь Женя со своим мужем Виктором Каминским и пятилетней Машей.
 

СЕМЬЯ РОДИТЕЛЕЙ НЕЛИ

Аба – отец Нели – старший сын Гили и Бейлы Каневских, родился в ноябре 1903 года.

В юности он, как и его отец, работал на мельнице на Подоле в Киеве. Идеи революции были ему очень близки, поэтому он полностью принял их.
В Красной Армии он служил радистом, был отличником службы, и лелеял мечту, что это станет его специальностью.
 
В 1925 году он вступил в партию и, для подготовки к поступлению в институт, поступил учиться на рабфак (рабочий факультет).
 
В 1927 году Аба Каневский женился на своей двоюродной сестре Тане (Тойбе, дочери Зелика), Каневской и она перешла жить с ним к его родителям.
 
25 марта 1931 год у них родилась девочка, которой дали революционное имя Нинель (Ленин, если читать наоборот).

Молодая семья с новорожденной Нелей размещалась в проходной комнате из двух, принадлежавших семье Каневских. Дедушка Гиля и бабушка Бейла занимали непроходную комнату, а третью (отдельную) комнату занимала украинка Тывонюк, хорошо говорившая на идиш.
 
 За год-два до рождения дочери, после успешного окончания рабфака, Аба осуществил свою мечту и поступил в Киевский политехнический институт на радиофакультет.

Но мечте не суждено было осуществиться: после первого курса (или первых двух) он был сорван с учебы в институте и направлен на проведение коллективизации и раскулачивания в деревнях Украины.
 
 В 1933 году Аба был послан на учебу в Москву во Всесоюзную плановую академию имени Молотова. Семья родителей Нели всегда жила в очень стесненных материальных условиях, но период учебы отца в Москве с 1933 по 1938 годы был особенно тяжелым.
 Аба Гилевич (в отличие от остальной родни, он полностью сохранял имя и отчество, данные ему при рождении), живя в Москве в общежитии, на мизерную свою стипендию не только не мог помогать своей семье, живущей в Киеве, но не мог даже позволить себе купить теплую одежду.
Суровыми московскими зимами он оставался в той же одежде, в которой приехал из Киева. В результате – многочисленные простудные заболевания и резкое обострение инфекционного полиартрита, который с юных лет тлел в нем.

 Татьяна Захаровна продолжала работать бухгалтером на мельнице в Киеве, и на ее маленькую зарплату они вдвоем с Нелей предельно скудно существовали. Правда, Неля вспоминает, что на питание денег хватало. Девочка все детство не вылезала из простудных заболеваний и дважды болела скарлатиной. И дедушка, и бабушка очень любили внучку, баловали её, и она отвечала им взаимностью. Почти каждый свой выходной день дед использовал, чтобы водить внучку в гости к своей сестре Голде или к своему брату Симхе. Там Неля играла с детьми в этих семьях.
 
В 1938 год Аба Гилевич, после успешного окончания учебы в академии, был направлен на работу в Киев Заместителем начальника Укрзаготзерно.

В это время на Украине в системе заготовок зерна производились многочисленные аресты в связи с «саботажем и вредительством». Якобы, в зерно подмешивалось битое стекло.
 
Опасаясь ареста, Аба Гилевич, используя знакомства по академии, добился через год перевода в Москву на должность заместителя начальника Главвостокзерно.

Семье выделили семнадцатиметровую комнату в трехкомнатной квартире на третьем этаже нового большого семиэтажного дома № 90 на Верхней Масловке. Две смежные комнаты  этой же квартиры занимала другая семья с двумя детьми. Дом строился для Пищевого института. Один флигель дома предназначался для преподавателей института, а часть квартир была выделена для работников смежных учреждений.

 Еще в Киеве 26 марта 1939 года родился Илья, брат Нели, сын Абы и Тани Каневских.

В августе 1939 года вся семья переехала в Москву.

В Киеве Неля успела проучиться год в русской школе и окончить первый класс. И в первом классе, и ранее в детском саду, она была всегда лучшей и любимой у педагогов. А в Москве перед войной во втором и третьем классах она чувствовала себя некомфортно, потому что еще плохо читала, в классе многие читали гораздо лучше нее.

В самом начале войны был мобилизован и отправлен на фронт Аба Гилевич, отец Нели. В это время у них гостил семнадцатилетний Фока Райзман – двоюродный брат Нели, приехавший отдохнуть из Киева после окончания десятилетки.

В одну из первых ночей после начала войны прозвучал сигнал воздушной тревоги. Татьяна Захаровна и Фока очень испугались. Неля, которой было всего десять лет, помогла всем собраться, взяла за руки своих растерявшихся родственников (мать несла Илюшу) и привела всех в бомбоубежище.

В начале июля 1941 года семьи работников Наркомата заготовок эвакуировались в Набережные Челны в Татарию, где находился подведомственный наркомату элеватор. Нелю там поместили в лагерь-интернат для школьников, а Татьяну Захаровну с двухлетним Илюшей поселили в частном секторе в комнате вместе с еще одной женщиной с ребенком.

Будучи очень скромным человеком, Татьяна Захаровна не заявила, что она жена ведущего работника Наркомата, и устроилась на работу весовщицей на элеватор. Это была физически очень тяжелая посменная работа: в любую погоду на открытом воздухе, на сквозняке взвешивать грузовые машины с зерном. Чтобы днем находиться с Илюшей, она работала во вторую и третью (ночную) смену. С ребенком, когда она была на работе, оставалась либо соседка по комнате, либо убегавшая из интерната Неля.

В первые же дни Неля, как и все дети в интернате, завшивела, и никакие средства, в том числе керосин, не помогали справиться с этой бедой. Это была травма для девочки вплоть до возвращения в Москву весной 1943 года.
 
Элеватор находился на горе. На том же берегу Камы в трех километрах от элеватора находился город Набережные Челны. Дети из интерната группами пешком ходили в городскую школу в любую погоду, а зимой там мороз доходил до 40;.

На фоне детей из Татарии в русской школе Неля снова стала лучшей ученицей, любимицей учительницы, а в пятом классе – учителей. Неля хорошо рассказывала, и часто учительница ботаники вызывала ее к доске отвечать урок, а сама в это время читала треугольники с фронта, или писала на фронт. Завистливые девчонки в интернате судачили:
 
 – Ей хорошо, она дома зубрит, ей там мама помогает!

В интернате было сносное питание, а дома было холодно и голодно. Выручал самовар, который Татьяна Захаровна прихватила в эвакуацию из дома. Бывали случаи, когда для самовара и обогрева комнаты Неля с соседкой мамы вечером выходила отрывать плохо прибитые доски оград.

Неля вспоминает случаи, когда после ужина она собирала остатки хлеба и перебрасывала их через забор интерната маме, благо рабочее место весовщика находилось недалеко от этого забора.

Неля, наряду с мамой, вела переписку с Любой Розенблат, родной сестрой мамы. Из писем последней они узнали, в каком бедственном положении находится эта семья. Фока находился на фронте. Они бежали из Киева в последний момент, вначале – в Армавир, а затем – в Ташкент. С ними вместе бежала невеста Фоки – Дора со своей матерью (брат и отец Доры и находились тоже на фронте, и отец погиб там). На каких-то этапах они перемещались пешком.
Четырнадцатилетний Абуся на костылях сбил единственную ногу, не мог самостоятельно передвигаться, и они буквально несли его на руках.

В Ташкенте они были в очень тяжелом положении, погибали от голода, т.к. нечего было продать, чтобы купить минимум продуктов. Узнав об этом, Неля, которой не было еще одиннадцати лет, писала:
 
«Люба, не беспокойся, мы на базаре продадим подушку и вышлем тебе деньги».

 Любовь Захаровна многие годы потом цитировала это письмо Нели.
 
Маленький Илюша часто болел, не отпуская в это время мать от себя, и Неля одна шла в стужу в город с бидоном за керосином. Был случай, когда Илюша заболел воспалением легких в тяжелой форме, и Нелю с рецептом послали за сульфидином. Это лекарство было дефицитным, и аптекарша отказалась его выдавать девочке.
Неля расплакалась и потребовала пустить ее к заведующей. Там она, плача, заявила, что не уйдет без лекарства, иначе ее братик умрет.
Ей выдали лекарство.

Часть, в которой служил Аба Гилевич под Вышним Волочком, попала в окружение, с трудом и с большими потерями оттуда вырвалась и в конце 1941 года была направлена на переформирование.

 Аба Гилевич, тяжело болевший, был отозван в свой Наркомат заготовок, получил броню (освобождение от мобилизации) и вернулся на свое рабочее место.

Положение семьи улучшилось, т.к. он стал присылать деньги и вещевые посылки. Так он прислал валенки, но они были Неле велики, и в морозные дни она, отправляясь в школу, натягивала на чулки толстые шерстяные носки, поверх них – тапочки, а затем уж – валенки.
Когда в конце 1942 года Аба Гилевич приехал на элеватор в командировку, все начальство элеватора было в шоке, узнав, что муж весовщицы – такой высокий начальник.

Вскоре Татьяна Захаровна прекратила работу на элеваторе, т.к. на ее попечении, кроме Илюши, оказалась еще маленькая девочка арестованной жены сослуживца отца Нели.
 
 Весной 1943 год вся семья реэвакуировалась в Москву к себе домой. Осенью Неля пошла в шестой класс 205-й женской школы.
 
Нелин младший брат Виктор родился 25 марта 1945 года, в тот же день, что и Неля, но спустя четырнадцать лет.
Рождение мамой столь позднего (по понятиям Нели) ребенка она встретила настороженно, если ни сказать – враждебно. Когда отец вышел из роддома, Неля даже не поняла, что за сверток в его руках.
В школе девчонкам она говорила, что не выдержит крика и сбросит его за кровать. В дальнейшем она, конечно, полюбила брата и опекала его, сколько могла.

В девятом и десятом классах в школу пришли прекрасные учителя, переведенные на периферию из центральных престижных школ в рамках кампании борьбы с космополитизмом. Эти учителя значительно расширили ее кругозор и привили любовь к своим предметам. Особенно большое влияние на нее оказал новый преподаватель литературы. Неля успешно окончила школу в 1948 году.

В 1945 году Аба Гилевич перешел на работу из Министерства заготовок в Министерство государственного контроля СССР (Госконтроль). Несмотря на то, что и в том, и в другом министерстве он занимал отнюдь не рядовые должности, работа в этой области была ему не мила. Но вариантов не было, не было другой специальности, а в семье он был единственным кормильцем.

В это время он был уже тяжело болен. Инфекционный полиартрит у него начался еще в самом начале тридцатых годов (может быть – и раньше), а когда он учился в Москве в Академии, болезнь сильно обострилась. Уже тогда, для того, чтобы сохранять работоспособность, он должен был ежегодно принимать грязелечение на курортах.

 Этой болезнью, но в слабой форме болели и его мама, и брат Сема. К сожалению, ее унаследовала и Неля.

Несмотря на интенсивное лечение и ежегодные поездки на курорт, развитие болезни не удалось приостановить, и с 1954 года он уже не мог самостоятельно передвигаться.
 
Один год его продержали на больничном листе, а затем он был переведен на инвалидность.

Он обожал Нелю, и после рождения нашей Леночки в конце 1955 года, перенес свою любовь и на нее. Удивительно, что Леночка, которая находилась очень много времени рядом с ним почти до его кончины (ей было уже около пяти лет), его совсем не помнит.
 
Летом 1959 года Неля с Леночкой и моей мамой находились на отдыхе на берегу Черного моря под Одессой, где мои родители сняли на месяц комнату. В это же время Аба Гилевич проходил лечение в Евпатории. Неля, которая очень любила отца, находясь на берегу Черного моря, мечтала о том, что хорошо было бы сесть на корабль, приплыть в Евпаторию и побыть рядом с папой. На этот свой последний курорт отец Нели отправился на костылях, а вернули его домой уже на носилках.

 Менее чем год после этого у него произошел дома инфаркт, и его увезла «скорая помощь» в больницу. Третьего сентября я приехал в больницу с ним попрощаться, собираясь уезжать в отпуск. Утром домой позвонили и сообщили, что ночью он скончался.

Аба Гилевич, отец Нели, умер 4 сентября 1960 года, не дожив до 57 лет два месяца.


Татьяна Захаровна, мама Нели, в 1943 году после реэвакуации приступила к работе кассиром в институте авиапромышленности «Гипроавиапром».

Институт во время войны занял основное здание в доме, где жила семья родителей Нели (вместо Пищевого института). На своей должности Татьяна Захаровна должна была перевозить огромные суммы денег для работников всего института в обычном городском транспорте, без какой-либо охраны.
 
С рождением Вити в 1945 году она прекратила там работу, и с тех пор была домохозяйкой.

На одну, даже достаточно высокую, зарплату мужа трудно было ей сводить концы с концами, особенно при условии, что было необходимо выкраивать деньги на его ежегодное лечение. Материальное положение значительно ухудшилось после перевода мужа на инвалидность. Но и при этом семья всегда была сыта и у всех была необходимая одежда.
 
Она вынянчила наших с Нелей детей. Двухмесячную Лену Неля оставила своей маме сразу после декретного отпуска, при этом в комнате находились два брата Нели и больной ее отец. После рождения Саши и выхода Нели на работу, она ежедневно приезжала к нам домой с Динамо на Бутырский Хутор, чтобы нянчить его.

К началу семидесятых годов она жила в своей комнате одна, поскольку и Илья, и Витя уже были женаты и перебрались в квартиры своих жен. Под влиянием диабета Татьяна Захаровна еще сильней поправилась, ноги опухали, и уже она сама нуждалась в помощи. Неля раз в неделю покупала, добавляя свои деньги, и приносила ей домой продукты с Бутырского рынка. Иногда продукты покупал Витя, и Татьяна Захаровна удивлялась, почему, когда покупки делает Витя, продуктов оказывается меньше, чем у Нели.

Когда мы в конце семидесятых решили репатриироваться в Израиль, у мамы Нели не было выбора, т.к. она полностью зависела от Нели.

Прохождение вещей Татьяны Захаровны через контроль на московской таможне достойно описания сатириком. Это были, в основном, старые ее носильные вещи. Я сдавал весь наш багаж, в том числе и чемодан тещи. Надо было видеть, как таможенник вытащил ее предельно изношенный лифчик необъятного размера, за бретельки поднял его обеими руками и стал рассматривать на просвет и ощупывать швы в поисках мифических бриллиантов.
Это была незабываемая картина!

В Израиле Татьяна Захаровна всегда жила с нами и занимала отдельную комнату, обставленную всем необходимым. Получая с первого дня довольно большое пособие по старости, (превышавшее наше пособие на троих с Сашей в первый год нашего пребывания в Израиле), она только часть этого пособия отдавала в общий котел. Впервые, имея все необходимое, она не испытывала нужды.

Через две недели после свадьбы нашего Саши, на которой она присутствовала, ей в очередной раз стало плохо. Мы отвезли ее в больницу, но дежуривший в приемном покое врач-араб ничего опасного не нашел и отправил ее домой. На следующий день, когда мы привезли ее снова в больницу, было уже поздно.
Справиться с общим заражением крови, вызванным диабетом и закупоркой кровеносных сосудов, было уже невозможно.

16 марта 1985 года Татьяна Захаровна, на восемьдесят втором году жизни, скончалась и была похоронена в Иерусалиме.

Оставшиеся на ее счету деньги я разделил поровну на три части между нами, Ильей и Витей.