Рецепт вдохновения

         
          Сейчас все расскажу. Хотите верьте, хотите нет, но я его открыл. Рецепт вдохновения. Как? Да так. Все гениальное – просто.
          Услышал, будто Жуковский перед тем, как сесть за письменный стол и творить бессмертные шедевры, всегда усердно мыл голову. В буквальном смысле. Водой с мылом. Считал, что мудрая мысль и верное слово – поклонники гигиены. Потом узнал, что Александр Сергеевич совершал прогулки. Есенин, оказывается, пел, Блок читал, Маяковский пил. Не помню кто – ногой качал. Улавливаете?
          Оставалось сложить два и два. Подумать только! И это сведения, полученные, так сказать, из первых рук. Почему мне раньше не приходило в голову? Великая тайна поэзии скрывалась под носом. Эврика!
          Ведь стоит смешать нужные ингредиенты и на тебе, пожалуйста, – вдохновение. Как в аптеке. А для нас, настоящих поэтов, это первейшее дело.
Ну, думаю, попался таинственный рецепт! Но! Наученный с детства богатым опытом общения с лекарствами против ангин, бронхитов и прочих недомоганий, знаю, что пользоваться ими надо осторожно.
          Так и сделал. Для начала вымыл голову. Хорошенько.
          И бегом за стол. Бумагу выдернул, ручку схватил, сижу, жду. Сейчас должно сработать. Сейчас… Выручай Василий Андреевич, выручай милый…
          И точно, буквально через мгновение за окном послышался птичий свист. Как сигнал к атаке. Тут и началось. Первая же строка выплеснула благоуханный аромат предстоящего шедевра:

          Синица кличет весну в пустоте обнаженных ветвей…

          Каково! Аж сердце зашлось. В словах и между ними так и дышит мартовское предчувствие. Тепла, тепла, полцарства за…
          Но дальше дело не двигалось. Я сидел как истукан, замерев в ожидании, не меньше десяти минут. Ничего. Черт! Может быть не тот шампунь? Не та вода? Жестковата? Или надо усилить действие средства? Пожалуй, так.
          Я накинул пальто, шарф – и на улицу. Быстрым шагом прошелся вокруг дома. Что-то шевельнулось в сердце, засосало под ложечкой и странным образом зачесалось колено. Подозрительно! Может быть это он? Тот самый поэтический зуд, незаслуженно осмеянный бесталанными завистниками. Наверняка. Я назад. Бросив в угол одежды, словно Пушкин, кинулся к столу. И вот:

          Слышит синицу весна в пустоте обнаженных ветвей…

          Попалась. Я внимательно перечитал строку и понял. Смотрите, сменился главный персонаж. Вот, в чем фокус. Конечно же, весна. Ее во главу угла – и полный порядок.
          Но дело опять застряло. Проклятье! Ясно почему. Где взять Михайловское?!           Конечно, ему легко было. Усадебка, прогулки, поди на лошадях, да еще печка, свечка и старушка с кружкой. Так-то и ленивый справится!
          Но я не сдавался. И через час в голову пришло совершенно свежее:

          Ветви обнажены в пустоте кличем синицы-весны…

          То-то! Видите? Если соединить синицу с весной в «пустоте обнаженных ветвей», можно многого добиться. Строка звучит абсолютно новым смыслом. «Ветви обнажены», «синица-весна». Изюминка. Находка!
          Следующие пару часов я был неумолим. Бастионам великой поэзии суждено было пасть под натиском вдохновения. Голова вымыта трижды, прогулка совершена дважды, и уж не знаю, что именно пел Сергей Александрович, но я исполнил все. От «Очи черные» до «Во поле береза стояла». И… есть! Вы знаете это чувство? Знаете? Когда скользит перо и ум нетленною строкой себя запечатлива… запечатлевыва… короче, оставляет на бумаге след. Вот он:

          Синица, весна, пустота и ветви обнажены…

          Я обомлел, искренне потрясенный глубиною сказанного. Теперь уже все три основных персонажа были заодно. И как бы невзначай, с той долей тайны, чуда и магии, что свойственны только истинному величию, к ним присоединяется «нагота ветвей». Изумительный сюжет. Я был доволен. Счастлив. Горд.
          Кто станет спорить, если вот он – шедевр. Но шедевру явно требовалась вторая строка. Что ж, пора использовать оставшиеся ингредиенты. Чего жалеть! Сразу оба. Я стал читать в газете вчерашние новости и пить. Читал с интересом и пил с наслаждением. Бутылка коньяку, что притаилась в шкафчике под строгим надзором жены, была теперь свободна. Как нагота ветвей, как писк синицы и тепло весны. В мозг, истерзанный юным вдохновением, стремились потоком известия о пахоте на целине, невиданном урожае кукурузы в заполярье и трудовом подвиге швеи-мотористки.           А в рот крепкой струёю лился коньяк, и первая строка приобретала все более и более гениальные оттенки:

          В обнаженные ветви зовет синица весну с пустотой…

          Я не собирался останавливаться на достигнутом и уже:

          Скрылась в ветвях пустоты синица вместе с весной…

          Но ненадолго, и вновь:

          Весна настигла как-то раз синицу в пустоте ветвей…

          Счастливые мгновения летят незаметно. Куда подевался коньяк? Газета отброшена и, залпом осушив стакан напитка менее благородного, но более крепкого, я создал еще один образец подлинного красноречия:

          Пугалась пустоты ветвей синица по весне…

          Но творчество, как струйка дыма в сквозняке, начало ускользать. Мне вдруг стало до слез жаль неведомую целину, урожай кукурузы и, особенно, почему-то, швею-мотористку. Теплые чувство печали и горя обуяли мое сознание. В пелене затухающего порыва я еще какое-то время продолжал швырять слова на бумагу:

          Весне, да в пустоте, синицы клич уж ни к чему…
          Куда девалась пустота? Синице не нужна весна…
          И синице, и весне, ох, как тесно в пустоте…

          …пока не уснул. В отблеске воспоминаний пронеслось: «Кто же ногой качал? А качал ли кто нить… Весна… Ау-у… И как накрыло.

          На утро голова стонала словно из ружья. Жена ругала «малюсеньким пушкиным», но сжалилась – принесла компресс, а к обеду и судьба начала проявлять благосклонность – стих у виска барабанный бой. С трудом вспоминая минувшее, я двинулся к столу и обнаружил там кучу исписанных листов бумаги. На каждом тысячи раз, как бес на сковородке, плясала одна и та же строка. Нетвердой рукой я попытался смять их, но тут, приметил на одном что-то странное.
          Самым неразборчивым почерком, где буквы, толкая друг друга, валялись вдоль и поперек, было изображено:

          Клич в пустоте.
          И пью до дна.
          Ура, ура!
          Пришла весна!

          Я встрепенулся. А что, совсем не плохо, подумалось мне на пике поэтического похмелья. Шикарный задел! Конечно, это еще не вершина мастерства – скромность всегда украшала мой стиль. Просто надо поработать. Посовершенствоваться. Для начала, например, шампунь сменить на мыло. Прогулку на пробежку, «Очи черные» на «Пока горит свеча» или «Синюю птицу удачи». Куда менять коньяк было и так понятно по звуку раскатистого звона в голове. Это еще не предел, согласен. Но творчество, оно всегда творчество. И в чистоте, и в пении, в распитии и поэзии. Поэзия! Ее бастионы не вечны. Рухнут. Я настойчив. Главное, рецепт вдохновения открыт. Осталось только правильно смешать ингредиенты.