Колесо фортуны

КОЛЕСО ФОРТУНЫ

И завертелось колесо фортуны. Во время учебы в университете я настойчиво осваивал теорию и практику журналистики. Мы были знакомы и часто общались (на факультете) с ко-рифеями советской журналистики, которые часто читали нам лекции. Они работали в цен-тральных, как тогда говорили, газетах «Правда», «Комсомольская правда», «Известия», «Ли-тературная газета», «Советская культура» и других. Мы только мечтали о сотрудничестве с этими «великанами». Мы испытывали даже «страх» перед ними, как испытывает страх альпи-нист, начинающий подъем на Эверест. Конечно, некоторым выпускникам нашего факультета удавалось преодолеть «страх» и подняться на «вершину» советской журналистики (не стоит говорить о том, что, кроме «связей», надо было обладать, хотя бы минимальным, талантом). Например, В. Игнатенко, который впоследствии стал генеральным директором Телеграфного агентства Советского Союза и России (ТАСС), одного из четырех столпов мировых информа-ционных агентств, с которым мы работали вместе на протяжении четверти века.
Я стал интересоваться и присматриваться к информации этого «официоза» советской журналистики, которая во многом отличалась от газетных жанров. Мы даже не знали, кто там работает, потому что «продукцию» агентства использовали все газеты, журналы, радио и те-левидение под ничего не говорящей подписью: (Корр. ТАСС). В 110 странах мира ТАСС имел свои отделения и корпункты, но никто не знал его корреспондентов, как говорят, «в лицо». Признаем, что личность человека в то время ничего не значила, который был «винтиком» в механизме гигантской информационной машины. Их так и называли: «неизвестные солдаты» ТАСС. Это создавало в наших глазах «ореол» героизма, что импонировало многим «горячим головам». И я стал одним из них.
Разумеется, чтобы работать за рубежом (мы мечтали только об этом), надо владеть иностранным языком. Ни на кого не надеясь, я решил серьезно взяться за изучение француз-ского языка, элементарное знание которого получил в школе. Стал прилежно посещать семи-нарские занятия по языку, читать французские газеты. Прочитал (со словарём) даже «Малень-кого принца» Сент-Экзюпери. Именно перевод «Маленького принца» достался мне на вы-пускных экзаменах по французскому языку. Помню, как преподаватель требовал от меня пе-ревод (его второе значение) одного слова, которое ни с какой стороны не вписывался в текст «Маленького принца». Я морщил лоб, закатывал глаза, тер пальцами виски, вздыхал и не мог посмотреть в глаза сидящей напротив молодой, красивой женщины, которая смотрела на бед-ного студента с хитроватой улыбкой. Она долго, терпеливо ждала, а я не мог вспомнить пере-вод этого пресловутого слова «l’etat» (государство). Её терпение, видимо, лопнуло, и она ска-зала по-французски: «Cher ami, je vous bien comprend». И я сразу вспомнил второе значение этого слова. Но она оценила моё «мычание» на отлично. И эта оценка (вернее преподаватель), думаю, сыграла главную роль при выборе моей кандидатуры для командировки в Алжир.
Помню так же, как я сразу после экзамена побежал в библиотеку и взял словарь, что-бы узнать (запомнить на всё жизнь) «второе» значение этого слова. О, боже! Именно это сло-во я использовал потом почти в каждой своей корреспонденции, будучи (корр. ТАСС) за ру-бежом.
Экзамены! Сколько раз в своей жизни, мой друг, мы сдаём экзамены? Кажется, каж-дый день. Каждый день утром мы «морщим лоб, закатываем глаза, трём пальцами виски, вздыхаем», чтобы ответить на вопрос: «Что я должен делать сегодня?» И это стоит больших усилий или, как говорят в народе, «больших нервов», а, порой, пота и крови.
Однако постепенно я заметно продвинулся вперед по сравнению с моими сотовари-щами-однокурсниками, которые, откровенно говоря, пренебрегали иностранным языком. И когда речь зашла о так называемой производственной практике старшекурсников в каком-нибудь органе печати (каждый год студентов направляли на стажировку во все газеты и на те-левидение Советского Союза) я получил направление (не без усилий) в ТАСС в иностранный отдел. Я сразу окунулся в море информации, которую, как мне сказали, в первую очередь надо прочитать (не правда ли, странно), а потом редактировать под бдительным оком «старших» коллег. Эти несколько месяцев практики в агентстве оказались для меня «ценнее» всех драго-ценных камней в моем журналистской «короне». Я усвоил главную заповедь советского жур-налиста: не всякую информацию следует публиковать (даже если она объективна), потому что информация стала «обоюдоострым оружием», очень эффективным оружием в идеологической борьбе в то время (да и сейчас). Конечно, нельзя раскрывать «секреты» своего оружия! Ведь ТАСС как официальное государственное агентство, обладающее монопольным правом на рас-пространение информации в стране и за рубежом, занимало передовые позиции на идеологи-ческом фронте в период «холодной войны». Надо сказать, что оно небезуспешно «сражалось» с превосходящими силами идеологического противника. Мы были солдатами в окопах (на пе-редовой) на фронте идеологической войны, которые «падали» первыми в этом «словесном» сражении. Одним из них на протяжении многих лет был ваш покорный слуга (ваш, а не офи-циальной журналистики), один из безымянных солдат (среди них были и генералы) многоты-сячной армии тассовцев (так нас уважительно и с завистью называли коллеги в Советском Союзе и за границей). «ТАСС – это «фирма», - с придыханием и, порой, шепотом говорил наш читатель и зритель, прочитав в газете или «увидев» на экране сенсационную новость или фо-тографию с идеологического «фронта» за подписью: (Корр. ТАСС).
На основе сообщений своих корреспондентов ТАСС ежедневно делал информацион-ные сводки, которые направлялись для служебного пользования в высшие государственные и партийные инстанции (органы). Эта информация, как правило, не поступала в органы печати и не подлежала публикации. Мы знали, что нередко на основе наших сообщений принима-лись важные политические решения, оказывавшие влияние на развитие событий в мире. Это накладывало на нас особую ответственность за объективность (так скажем) нашей информа-ции. И мы, тассовцы, как ласково называли нас коллеги, гордились своим положением пред-ставителей мирового уровня агентства. Телеграфное агентство Советского Союза (ТАСС) бы-ло одним из четырех крупнейших и авторитетнейших мировых информационных агентств (Ассошиэйтед пресс, Рейтер и Франс пресс).
Так моя недолгая практика в агентстве стала своего рода периодом становления моло-дого «бойца» идеологического фронта, когда я принял «присягу» на верность журналистской этике. Повезло!
Однажды, на четвертом курсе, меня вызвали в деканат факультета и сказали (предло-жили) поехать в командировку в Алжир не в качестве журналиста, а переводчика в один из учебных центров, которые Советский Союз построил в недавно освободившейся от колони-альной зависимости в результате кровопролитной войны стране.
«Но я же плохо (вернее, слабо) знаю французский язык», - ответил я.
«Это не имеет значения, - сказали мне. – Надо. А язык выучишь!»
«Если Родина сказала «Надо!», комсомол ответил «Есть!», - с грустью подумал я. Ведь для меня понятие «Родина» означает «Все», как бы это не казалось высокопарно нашим «патриотам». Мы служили Родине, а не партии, как постоянно упрекали нас те же «патрио-ты». Да, тассовцы были членами КПСС, но для них, я уверен, идеалы Родины были превыше всего, выше всех партийных установок.
И вот я ступил (учебу оставил на потом) на землю Алжира, бывшей французской ко-лонии, два года назад завоевавшей в трудной борьбе независимость. Советский Союз первый откликнулся на призыв о помощи, направив специалистов разных областей экономики и культуры для подготовки кадров для молодой республики. Среди них были и мы, группа пере-водчиков.
Нас поселили на берегу Средиземного моря недалеко от города Алжир, столицы рес-публики, в бывшем французском военном городке. А наш учебный центр (вернее профессио-нальное училище) расположился в десяти километрах от побережья у подножия живописных Атласских гор в казармах французской военной базы. C первых же дней я окунулся в атмо-сферу морского прибоя, аромата морских водорослей и апельсиновых садов. Но мне было не до экзотики субтропиков Средиземноморья. Я должен был преодолеть «горы» трудностей, ко-торые, мне казалось, выше Атласских. Я был переводчик, а знание французского языка, полу-ченного в университете, было явно недостаточно. Я это почувствовал на первых же занятиях в учебном центре. Следует сказать, что знание французского языка у наших «студентов» также было не на высоте. И для меня началась каждодневная, нудная, изнурительная работа со сло-варями. Каждый вечер после работы (в основном в выходные) я сидел у окна, слушал радио, переводил газетные статьи (пока со словарем) и смотрел на своих товарищей-коллег, которые валялись на пляже, купались, играли в волейбол, одним словом, наслаждались солнцем, водой и бездельем.
«Люси! Как я соскучился!» Это были мои первые слова, которые я отправил в письме молодой жене на Родину. Это был крик души, невыразимой тоски. И позднее, всякий раз на протяжении многих лет, когда я приезжал в другую страну на работу, с первых же дней я ис-пытывал это щемящее чувство тоски по чему-то утраченному, В то же время меня переполня-ло ощущение радости всякий раз при встрече в учебной аудитории с алжирскими юношами и девушками, которым я, переводчик, вынужден был преподавать на плохом французском языке азы математики, потому что они не знали даже элементарной арифметики. Таково было наследие колониализма. Но они меня понимали и ласково называли «профессор рус» (русский профессор), прощали мне ошибки в произношении, хотя сами плохо знали французский язык. Но я им не «прощал» не подготовленный урок и находил такие слова, которые они понимали и воспринимали их, как указание настоящего профессора (советских специалистов они назы-вали профессорами). Это вселяло в меня уверенность, что я, как и студенты, преодолеем все трудности. А им было труднее учиться, чем их «профессору». И всегда я вспоминал слова Александра Суворова, который говорил, когда перед ним вставали, казалось бы, «горы» (Аль-пы, например) трудностей, что перед русскими не существует непреодолимых препятствий. Он восклицал в таких случаях (перед штурмом Измаила или Чертова моста): «Помилуй Бог, мы – русские!» И это ощущение принадлежности к великой стране (прими для себя как исти-ну) меня никогда не покидало. Мне было интересно работать на благо своей страны, ощущать свою значимость (тщеславие – неотъемлемая черта характера любого человека), чувствовать радостное удовлетворение от приобретения навыков и опыта профессиональной деятельности.
Меня охватило чувство радости (как тогда, когда я увидел в газете свою первую ин-формацию) от сознания того, что я приблизился, сделал первый шаг на пути к своему «свя-щенному» (для меня) дереву - баобабу, который находился там, далеко на юге, у экватора. Мне казалось, что уже близко, надо был только преодолеть Атласские горы и пересечь пусты-ню Сахара. Но для того, чтобы найти в саванне в центре Африки и «дотронутся» до своей меч-ты, мне понадобилось целых десять лет.
Как профессиональный журналист, а я мечтал стать журналистом-международником, стал присматриваться к людям, к жизни молодой республики, которая испытывала неимовер-ные трудности в экономике и даже в области образования населения, которое в большинстве своем было неграмотным. Я воспользовался своим недолгим пребыванием в этой стране, что-бы «заострить» свое перо как журналист-международник.
Будучи в Алжире, я не утратил связь с Главной редакцией иностранной информации ТАСС. Заведующая редакцией стран Европы, где когда-то я проходил так называемую произ-водственную практику, Н. З. Зиновьева, опытная и умная женщина, многим молодым людям дала «путевку» в журналистику и «благословила» меня, одобрив мою командировку за грани-цу. Она напутствовала меня словами: «Смотри, слушай, разговаривай, читай и запоминай. Это будет твой бесценный багаж для работы на поприще журналистики». Эти товарищеские наставления стали для меня своего рода зарубками на моем «посохе» на пути журналиста-международника, «странника», политика и дипломата (наши профессора в университете «учили» нас стать прежде всего быть всегда политиками и дипломатами). Мы, тассовцы, были журналистами по призванию, а политиками и дипломатами по должности. Мы были членами партии, «неизвестными» солдатами той армии, которая занимала передовые позиции на фронте идеологической борьбы между двумя системами. Идеалы добра и справедливости, ко-торые исповедовала моя Родина (мы верили в это), были нашими идеалами.
Да, среди нас были и «перебежчики», которые по каким-то причинам, чаще всего меркантильным, переходили линию «фронта» в стан идеологического врага (без кавычек), ко-торый «пользовал» их некоторое время, а потом бросал, как изношенную вещь. За свою полу-вековую «жизнь» на Тверском бульваре я столкнулся только с некоторыми такими «коллега-ми», которые поменяли свои убеждения на кусок хлеба с маслом, хотя они имели кусок хлеба с черной и красной икрой. Представьте себе, дорогой друг, я помню их лица и фамилии, но не хочу называть их из-за гуманных соображений.
А пока я сижу за столом у окна в своей квартире на берегу моря, смотрю на безбреж-ную водную гладь, слышу «шепот» прибоя. Вижу, как мои товарищи, советские «профессора», как нас называли алжирцы, и их дети валяются на горячем песке и плещутся в море. Но мне не до этого: надо «придумать» и написать первую (опять первую) информацию из-за рубежа. Эта «информация» была в форме письма в редакцию ТАСС, в которой я «наивно» рассуждал о том, что я увидел и услышал в этой стране. Таким образом, я оправил в ТАСС несколько пи-сем. Позднее, по возвращении в Телеграфное агентство на преддипломную практику мои кол-леги «разложили по косточкам» мою «информацию». В ней остался только «скелет» и ни грамма «мяса».
Через некоторое время мне предложили работу в качестве редактора в Агентстве (для меня оно осталось навсегда с большой буквы) в редакции стран Европы. Через год меня по-слали в другую африканскую страну уже в качестве корреспондента ТАСС и… более сорока лет я оставался «бойцом» идеологического фронта, а десять лет из них работал (Корр. ТАСС) в пяти странах Африки.
По традиции, своего новоиспеченного, не умеющего «плавать» в информационном море редактора ТАСС «бросал» в омут не большой, спокойной реки (страны Африки, Азии и Южной Америки), чтобы они научились «плавать». Но, как оказалось, эти «реки» через неко-торое время превратились в бурные, многоводные, с порогами и водопадами водные «арте-рии» в мировой политике.
И сбылась моя мечта: я увидел «живого», не нарисованного баобаба в африканской саванне в центре африканского континента в дружественной стране Народной республике Конго.
Я часто приходил на берег реки Конго к «своему» великану, который упал в воду, но цепко держался корнями за почву, за «жизнь». Река размыла берег, и он рухнул в воду. Афри-канцы восхищаются жизнестойкостью этого дерева. «Не всё пропало, поверь в себя. Начни сначала, начни с нуля. Начать с начала не поздно никогда». 
Когда я впервые «живым» увидел баобаб, я был поражен не только мощью его ствола и кроны, но и его красотой. Он был красив своей «силой», как красив своими классическими формами своего тела атлет, увековеченный древнегреческим скульптором в образе дискобола. И первая моя мысль была о том, что я должен «изваять» его, написать об этом необыкновен-ном представители африканской природы. Я долго, настойчиво собирал и фиксировал все факты «биографии» баобаба, и в результате появился небольшой рассказ о его «жизни», кото-рый был опубликован во многих газетах Советского Союза.