Побратимы

(часть1)
Кафа.
Огромное голубое небо, изумрудное море, темное на горизонте и постепенно
светлеющее по мере приближения к берегу. Желтый песок. Крики чаек, легко
вспархивающих из изумруда в голубизну. Высокие, тысячелетние стены городского
вала, воздвигнутого во II веке до н.э. Башня Святого Константина. Грубо отесанные
плиты, мощные зубцы.
Площадь, вымощенная булыжником. Сотни людей сидят, устало привалившись
к стене крепостного вала, лежат прямо на булыжниках площади. Это невольничий
рынок. Здесь украинцы Правобержеья, русские из Польско-Литовского княжества,
Московские стрельцы. Чуть в стороне группа казаков, на руки и на ноги им одеты
деревянные колодки.
Кафа. /Невольничий рынок/.
Казаки. Их лица.
/за кадром/ ТЕКСТ: «…Грабили, неволили, вывозили в Крым пленных, тысячами
гнали туда. Продавали в неволю, как скотину, на крымских базарах. Тяжело было в
Московском и Польско-Литовском краях отбиться от страшного врага, если бы из
самого народа не вышла сила, которая защитила от татар и Украину, и Польшу, и
Россию.
И сила эта была – казачество…».
Степь.
Дикая степь. Ветер. Колышется, волнуется под ветром ковыль. Вдалеке
сливаются с изумрудно-голубыми волнами моря. И степь становится морем.
Шлях.
Дикая степь. Вдалеке виднеется море. Шлях. Походный марш казачьего
войска. Боевой строй по четыре. Впереди едут атаманы на вороных. За ними казаки
с бунчуками. Войско движется по куреням. Позади каждого на телегах,                               
запряженных лошадьми, движется скарб, оружие, порох, небольшие пушки, снятые
с «чаек» /казацких лодок/. Позади телег с провиантом лошади тащат дальнобойные
орудия. Гремит, звенит, разносится вдаль долгим обволакивающим эхом казачья
песня…
Ветер. Небо. Море вдали. Бескрайняя степь и песня – могучая, сильная,
страстная.
ТЕКСТ /за кадром/: «За Днепровскими порогами на Дону создалось братство
казаков. Его главной задачей была самоотверженная борьба с басурманами. Про
один такой случай с времен той борьбы, которая тянулась почти три века, борьбы
запорожских казаков с захватчиками, я и хочу рассказать вам так, как он хранится в
народной памяти, в ее душе. Про казацкого атамана Самойла Кошку. Случай этот из
последних лет 16 века».
Песня продолжается. Камера движется вверх. Небо. Камера вниз – море.
Казаки на чайках. Поют ту же песню. Ясней, четче звучат их голоса. Будто гребцы
подхватили песню тех, других, которые движутся походным маршем.
Восход солнца. Бескрайнее открытое море. Идут три чайки. Ветер, паруса
надулись. Чайки идут на полном ходу. Звучит песня, та же песня, которую пели
казаки на марше. Мощнейшие гребки под ритм песни. Выгибаются весла, паруса,
наполненные ветром. Крупный план. Казаки. Лица воинов. Раз – взмах весел, раз…,
раз… Брызги сверкают на солнце. Розовые, оранжевые блики оседают в
мутно-зеленеющей морской пене. Многие казаки обнажены по пояс, видно как
напрягаются в страшном усилии их тела, как буграми вздуваются под кожей
мышцы, как вырываются из-под нее переполненные кровью жилы. Песня. Воля.
Борьба. Ветер. Все смешалось. На палубе в беспорядке разбросаны сбруя,
серебряные и позолоченные чаши, драгоценные уборы, огненно-красные, расшитые
золотом турецкие ковры. Лица казаков спокойны. Движения их равномерны,
уверенны. Они спокойны, они наслаждаются этим ветром.
На одной из чаек, возле мачты сбились в кучу какие-то оборванные,
изможденные казаки. Они изумленно озираются по сторонам, щурятся от яркого
света, видимо они долго сидели в темноте. Среди них есть белые – будто европейцы
или славяне, есть эфиопы с далеких берегов Африканского Рога, есть упрямые,
гордые горцы, сверкающие своими яростными глазами. Они чем-то встревожены;
время от времени они опасливо смотрят на корму и дальше – назад по курсу чайки.
Дальше, на горизонте в оранжевых, нежных лучах восходящего солнца появляется,
как жесткий рачий глаз-бусинка, маленькая черная точка; с каждой секундой она
растет, можно различить темные, сумрачные очертания галеры, задранные высоко
носы, вспыхивающие на каждом взмахе весла, но пока они еще далеко; они еще
далеко и сгрудившиеся у мачты невольники, которые вдруг, совсем неожиданно
стали свободными, о чем-то торопливо, оживленно тараторят на разных наречиях:
один из группы казаков обращается к эфиопу на каком-то гортанном языке. Негр
понимающе кивает в ответ и изображает руками какую-то пантомиму.
Гребцы поют. Раз… раз… мерно, четко, ритмично вспаривают весла
пенящиеся волны, летят чайки. Летят легкими светлыми птицами по
наливающемуся светом морю. Раз… раз…
Негр из группы у мачты оборачивается в сторону галер и говорит /крупный
план/ «Хай идуть. Десь им жаба титьки и дасть!» У всех гребцов застыло изумление
на лицах и общий хохот изумленных казаков. Камера медленно движется вдоль
лодки на корму. На корме, сбившиеся в кучу собаки, захлебываются, заходятся от
ярости: вскакивают на фальшборт.
Нос галеры – крупно. Мощно, тяжело распадаются надвое волны. Сверкает,
серебрится утренним светом море. Вдоль борта стоят янычары, в руках у них
зажженные фитили. Некоторые из них наклонились вниз с борта галеры. Видно как
наливаются опасением и ненавистью глаза… Они нервничают, о чем-то
переругиваются друг с другом, доносится равномерный жесткий бой барабана,
возбужденные крики. Галера приближается. Раз… раз… Вздыбливаются из воды
весла. Раз… раз… Вздуваются жилы на обугленных под яростным солнцем
человеческих телах. Раз… раз… Нависающие над бортом лица янычар, дымящиеся
фитили у них уже приготовлены.
Янычары смотрят на приближающиеся чайки. Все сильнее и сильнее
доносится пение. Расставание между галерой и чайками сокращается. Громче,
сильней, забористей, злей звучит казацкая песня. Раз… раз… вспыхивают на солнце
весла, раз… раз… разбивается о нос галеры волна. Бой барабана. Он усиливается,
жестче, чаще… еще, еще… раз… раз… вспарывают весла воду.
Трюм галеры: взбугрились, вздыбились мышцы на телах гребцов, застыли в
тяжелом, темном спокойствии их лица, закрылись глаза, чтобы не видеть, не
чувствовать, не слышать этого солнца, этого ветра, этого ненавистного гулкого боя, чтобы забыть все, уйти и не видеть, не чувствовать, не жить. Мимо гребцов бегают
надсмотрщики, подгоняют их криками, тех, кто уже валится на соленую от пота
палубу. Секут нещадно тяжелыми, скрученными из конского волоса бичами. Сквозь
стоны и вопли невольников, сквозь крики надсмотрщиков, сквозь завывание и4
вопли янычар растет, ширится, льется могучим, светлым потоком спокойная,
уверенная, неизбывная казацкая песня. Как-то вдруг, неожиданно многие из
гребцов-невольников оживают, на их лицах изумление, восторг, сомнение, радость.
Что-то дорогое, щемящее, светлое, легкой теплой волной разгладило их темные,
сумрачные лица, распрямило их плечи, заставило сильнее, бойче забиться сердца.
Ритм гребков на мгновение сбивается. Надсмотрщики в ярости, удары сыплются
налево и направо. Скорость увеличивается. У самого борта. на краю скамьи сидит
сухой, выгоревший, изможденный невольник. Плечи опущены, голова безвольно
свесилась, оселедец навис над глазами, древко весла бьет ему в грудь, руки в цепях,
безжизненно лежат на коленях, пот ручьями струится с бритого черепа и льется по
лицу, по запавшим темным глазницам, по иссушенным впалым щекам тонкими
солеными струйками стекает по спине. К нему подскакивает надсмотрщик и с
размаху хлещет его по спине бичом. Но тот сиди окаменевший, замерзший,
смотрящий куда-то в себя, в пустоту, так и сидит, не дрогнувши, не шелохнувшись,
ни один мускул не дернулся на лице его. Надсмотрщик становится перед ним и что-
то кричит ему по-турецки. Невольник ударяет его рукой в живот – турок валится
навзничь. Невольник встает насколько ему позволяет цепь, наклоняется и тычет
турку дулю под самый нос: «Чтоб я греб до своих, вам в подмогу… вам собачьим
свиньям…» Видно, как со спины подходит другой надсмотрщик – это ключник на
галере. Видны его глаза. Глаза человека, которые привык убивать. Со спокойным
взглядом вытаскивает он кривую турецкую саблю. Раздается резкий пронзительный
свист и голова гребца медленно, нестерпимо мучительно медленно падает на палубу
и катится между ног невольников. Они в страхе поднимают ноги. Голова с
оселедцем катится по палубе. Старший ключник нагибается и не спеша поднимает
голову за оселедец. Держа окровавленную саблю в одной руке, а окровавленную
голову в другой, он медленно идет мимо гребцов по-турецки кричит: «А ну быстрее,
быстрее, еще быстрее, - он наклоняется к одному из гребцов, протягивает ему прямо
к лицу окровавленную голову – что свинья и ты хочешь?» Выпрямляется и гортанно
выкрикивает: «Ритм, ритм! еще быстрее, еще…» Ключники ловко отработанными
движениями оттаскивают мертвое тело в угол специальными крючьями. Затем
быстро, ловко протирают флотской шваброй палубу от крови, чтобы не
поскользнуться во время движения между гребцами.
Вид на центральную чайку. Корма. На самой корме сидит запорожец с
наполовину опорожненным бурдюком вина в руках. Рядом беснуются, поют, рвутся
с цепей собаки. Казак сидит, вальяжно привалившись спиной к борту чайки. Босой,5
в рваных шароварах, в дорогом турецком халате, на голое тело, подпоясан широким
красным кушаком. За пояс заткнуто дорогое серебряное оружие: два пистолета,
кинжал, сабля – все работы германских мастеров. Казак смотрит на собак и смеется,
хохол так и мотается на его бритом черепе, глазки сузились в щелочки, темный
щербатый рот так и брызжет слюной, вином и чем-то еще желтым, похожим на
остатки не дожеванного табака. На груди у него два креста: один казачий с солнцем
болтается на толстой золотой цепи, другой такой же выжжен на теле каленым
железом. Он поднимает бурдюк двумя руками и вливает в себя вино, рубиновая
жидкость долго, медленно льется его в утробу. Псы лают, беснуются. Он опускает
бурдюк, встряхивается, мотая головой из стороны в сторону, утирает вислоусый рот
рукавом халата, смотрит на собак и хохочет. Затем раскачивает бурдюк и, хохоча,
обивает собак вином. Рядом с ним сидит рулевой. Вместо одной руки у него висит
обрубок. Он держит руль здоровой рукой и время от времени с тревогой
оглядывается назад. Сейчас, вот сейчас грянет с галеры залп. Казаки поют.
Ближайший к рулевому казак спрашивает его: «Ну что, будешь турка жечь?» -
спрашивает совсем спокойно, даже как-то буднично. Однорукий – на нем черная
рубашка, черные шаровары, голова повязана красным платком на пиратский манер.
Усы обернуты за уши –есть в его облике даже что-то эстетское, утонченное: тонкий,
хрящеватый нос, широко поставленные большие карие глаза немного на выкате,
тонкие губы, узкое, заостренное к низу лицо; по сравнению с другими, огрубевшими
в боях воинами он отличается какой-то даже монашеской чопорностью,
сдержанностью.
Гребец /рулевому/
-Пора уже жечь их, гадов, а то как стрелять начнут, туго придется.
Рулевой /гребцу/
-Нет, не получится, много на палубе. – Показывает рукой на освобожденных,
зажимая руль культяпкой.
Гребец
-Да, в бою они будут только мешать нам.
Ближайший из освобожденных – высокий, крутолобый детина, в лохмотьях,
на руках обрывки цепей. Рулевому:
-Атаман, ты не волнуйся. Если надо, мы янычар цепями душить будем, а у кого
нет цепей, будут зубами им глотки грызть.
Он потрясает обрывками цепей.
Рулевой спокойно, с улыбкой, ко всем
Я и не волнуюсь, но у нас нет пушек. /Заканчивается песня/. Сколько раз
говорил, что нужно пушки брать, так нет же, грабили только себе каждый – Пинает
ногой лежащее рядом седло, рулоны турецких тканей. – Говорил же, а теперь вот и
воюй. – Кивает в сторону галеры.
Казаки гребут в молчании, каждый чувствует, что он прав. Освобожденные
тоже молчат. Все ждут решения старшего. Слышатся вопли янычар на галере.
Рвется парус под напором сильного южного ветра. Старший думает, потом
спокойно говорит:
-Нет, всем на турка идти нет смысла. Нужно Кошку звать.
Слышны одобрительные возгласы.
Рулевой /казаку с оборванными цепями/, зажимая культяпкой руль и
жестикулируя здоровой рукой с азартом:
-Кошка – это такой казак, который один может с галерой то сделать, что нам
и не снилось.
Привстав, кричит в сторону соседней чайки, зажав руль здоровой рукой.
Кричит рулевому: «Дмитро!…» Оттуда слышится: «Угу, Угу-у, Пугу…» /Пугу –
боевой клич казаков при атаке/.
Рулевой:
-Атаман спит?
Дмитро:
-Угу…
Рулевой:
-Буди, да спроси Кошку. Нет ли у него желания сотворить что-нибудь с этой
галерой, а то эти нехристи совсем обнаглели. В самый раз на голову залезут!
Садится к рулю.
На палубе, раскинувшись на пол чайки, лицом вверх спит казак. На лице его
платок, который поднимается при каждом его выдохе. Раскатистый богатырский
храп разносится вокруг. /Звучит живая, забористая украинская музыка – тема
Кошки, в дальнейшем она будет часто сопровождать его появление на экране/.
Кошка спит, раскинувши широко руки и ноги. Это гигант больше двух метров
росту, правая рука у него сжата в кулак, страшно становится человеку, когда он
смотрит на этот кулак, такой он огромный, таящий в себе истребительную силу,
видную даже сейчас, пока он находится в состоянии покоя. Левая рука закинута
далеко за голову, ею он касается ног ближайшего гребца, который улыбаясь
смотрит на Кошку, стараясь не потревожить его ни одним движением. Время от7
времени, когда Кошке что-то чудится во сне по его телу пробегает легкая, быстрая
дрожь и тогда видно, как вздымаются на обнаженном торсе мощные, твердые как
камень, блестящие от пота мышцы. С соседней чайки доносится лай собак,
слышатся крики, завывания янычар с приближающейся галеры; резкие, хлесткие
всплески весел, рассекающих набегающую волну, а Кошка спит, ему видятся
хорошие, светлые, ясные сны. Где-то далеко, далеко, далеко блуждает его душа.
Может быть, в детстве… может быть в детстве на родной, милой сердцу Украине…
Дмитро /гребцам, между которыми лежит Кошка/
-Буди атамана.
Гребцы улыбаются. Смотрят на Кошку, любуются его телом. Дмитро тоже
улыбается.
Первый гребец
-А может не надо. Спит- то как сладко?
Дмитро /улыбаясь/
-Буди, буди, а то турок близко.
Первый гребец /по виду старый, опытный воин/
-Кошка, нужно вставать, а то турок близко. Подай гостям нашего казацкого
гостинца. /Сделай что-нибудь/
Кошка лежит, разносится храп, неожиданно храп прекращается. Кошка резко
садится. Платок падает с лица. Кошка смотрит прямо перед собой.
Кошка
-Где турок?
Казак, который разбудил его, показывает рукой в сторону кормы.
Кошка
-Чего же раньше не будил. Как раз его брать нужно. /Давно уже кончать надо
было/
Кошка вытаскивает из-под лавки, на которой сидят гребцы старый кожаный
мешок. Кладет себе на колени, сам садится по-турецки, начинает развязывать
мешок. Дмитро встает, приложив руку ко рту, кричит:
-Кошевой атаман Самойла Кошка идет на турка.
Кошка в это время достает из мешка какие-то вещи, сделанные из железа и
кожи: что-то наподобие сбруи; небольшие шипы, кожаные мешочки, набитые чем-
то тяжелым; вытаскивает обоюдоострый топор, длинный двурукий меч. Кошка
встает на ноги, опоясывается то ли сбруей, то ли ремнем с которого свисают
железные цепочки, к некоторым цепочкам он привязывает тесемками кожаные8
мешочки. Закрепив с помощью нагрудных ремней два небольших чехла за спиной, в
один он вставляет меч рукояткой вверх, в другой топор – вверх лезвием. Одевает на
ноги и на руки приспособления со стальными шипами-когтями.
Тем временем Дмитро кричит на соседнюю /центральную/ чайку, на которой
гребет простым гребцом Лях Бутурлак /побратим Самойла Кошки/.
Дмитро
-Кошевой атаман Самойла Кошка спрашивает своего побратима
Переяславского сотника Ляха Бутурлака не соизволит ли он вместе с Кошкой идти
на турка?
Дмитро прокричал и тут же смотрит на Кошку – доволен ли атаман.
Центральная чайка. Вид с носа. Бутурлак сидит почти у самого носа лодки.
Это крепкий, сухощавый, жилистый мужчина, лет 40, почти одних лет с Кошкой,
или одних, но выглядит несколько моложе. Светло-карие, теплые, светлые
светящиеся глаза, смотрящие куда-то вглубь.
Одет Лях в широкие шаровары, белая рубаха, распахнутая на груди.
Спутавшиеся пряди волос падают на козырек, сделанный из листьев тростника.
Роста он ниже Кошки, но тоже где-то под два метра, об этом говорят его длинные,
жилистые руки, которыми он вырывает на себя древко весла во время гребка.
Пока Дмитро кричит, Лях все также спокойно и равномерно налегает на
весло, но только Дмитро закончил, Лях смотрит на соседа, и, не говоря ни слова
встает и идет на корму. Он идет по самому центру чайки мимо гребцов, мимо
освобожденных, идет по направлению к однорукому рулевому. Каждый
подбадривает его, хлопает по плечам
Голоса казаков:
-Давай, Лях! Дай им жабу!
-Сделай им обрезание, Лях!
Казаки пытаются завести Ляха. На корме это уже совсем другой человек, он
будто просыпается, взгляд становится цепким, жестким, теплота, свет уходят. В нем
просыпается зверь, на его лице хищная улыбка.
Лях становится рядом с рулевым. Рулевой делает маневр, обгоняя
«парящую» слева чайку, обгоняя ее на целый корпус, корма центральной чайки
находится уже на уровне носа чайки, в которой Кошка. Лях Бутурлак стоит на
корме, смотрит на солнце и шепчет:
-О великий, священный Даж-бог, даруй мне победу!9
Пока он молится, его чайка кормой подходит к носу Кошкиной. Лях прыгает
/ложится/ на воду. Напротив, на носу чайки казак, наклонившись над водой, держит
в руке кольцо, Лях цепляется за него, и его втаскивают на борт. Лях, с него ручьями
струится вода, подходит к Кошке. В это время с кормы, опережающей их чайки,
раздается крик –
Пьяный казак:
-Лях, ты еще молодой – сиди здесь! А с Самойлой я пойду на турка.
Кошка:
-Эй, ты, пьяный черт, а ну тихо мне там!
В это время чайки расходятся и плывут параллельно, центральная, как и
прежде немного опережает ту, в которой находятся Лях и Кошка.
Пьяный казак встает на корме в полный рост. Он шатается. Однорукий
рулевой, озабоченно смотрит на него, зажимает культей руль, здоровой рукой
хватает его за халат.
Рулевой:
-Ты хоть не упади, пьяный черт!
Раздраженные вопли янычар…
В это время с галеры раздается разрозненный залп. Но расстояние между
галерой и чайками еще большое – поэтому ядра падают в стороне.
Не удержав равновесия, казак падает с хохотом лицом вперед, прямо к
бурдюку с вином. Проходит несколько секунд, он тупо, осоловело, криво
ухмыляясь, смотрит по сторонам; неожиданно, увидев под самым носом бурдюк, он
вскрикивает, припадает к нему, и вновь жадно, надсадно, надрываясь, всхлипывая,
начинает хлебать вино. Вокруг слышатся крики, пальба, смех.
Соседняя чайка. Возле мачты стоит полуголый Кошка в одних шароварах, на
поясе мешочки, меч и топор за спиной, на ногах и на руках специальные
приспособления с шипами. Рядом Лях, он одет почти также, только вместо топора у
него сабля, на ногах и руках шипы как у Кошки, он наклоняется, достает из связки
тростника одну длинную тростинку, продувает ее.
Кошка:
-Зачем она тебе? Здесь нырять- то всего ничего.
Лях отбрасывает камышинку. Они готовы, переглянувшись.
Кошка:
-Ну, с Богом.10
Они стоят рядом, плечом к плечу, как два демона, как два призрака, выходца
из другого темного, тайного, фантастического мира. От мачты они идут на нос
чайки, идут на пятках, ибо полностью ступать на ступню из-за шипов невозможно.
Пока идут, Кошка затыкает уши кусочками воска. Вот подошли к лееру,
остановились. Крупный план. Кошка крестится; Лях, расставив широко и подняв
кверху руки, молится своему богу. Кошка, пока крестится, косится на него
несколько раз, качает головой.
Кошка /с иронией/:
-Нехристь.
Держась за борт, погружаются наполовину в воду. Делают вентиляцию легких:
вдох-выдох, вдох-выдох…
Через некоторое время их темные, безмолвные фигуры медленно движутся
под водой по направлению к галере. С помощью мешков они регулируют глубину
погружения. /Подводная съемка/.
Долго, медленно, нестерпимо медленно тянутся секунды под водой.
Постепенно из изумрудно-золотистого сияния все четче, все яснее выступает темная
подводная часть галеры. Самойла и Лях цепляются с помощью крюков на ногах и
руках и подплывают к носу галеры, дырявят его во многих местах. Лях и Самойла
делают отверстие в носовой части борта галеры при помощи специальных верел,
которые казаки-пловцы используют для затопления вражеских плавательных
средств. Казаки намеренно буравят носовую часть галеры, чтобы отвлечь внимание
турок от кормы. Для того чтоб проникнуть незаметно на галеру. Ляху и Кошке
нужна корма. Проделав несколько отверстий на носу, создав панику и суматоху
появлением течи, оба казака периодически, вгоняя в борт железные шипы,
карабкаются вдоль борта к корме. Они все так же находятся под водой, только
головы периодически появляются в буруне для дыхания. С бортов галеры казаки все
также незаметны. Турки на галере озабочены появлением воды в трюме на носу
галеры, а казаки уже не самой корме зацепились когтями за кипь. Находясь по горло
в воде они уже отработано в парах взбираются прямо к рулю галеры. Кошка, как
можно выше зацепившись, намертво стальными когтями рук и ног, а Лях по
Самойле, как по дереву, бесшумно взбирается на кормовую рулевую площадку.
Взбирается прямо за спиной ничего не подозревающего, увлеченного наблюдением,
что там случилось на носу, рулевого турка. Бесшумно поднявшись на ноги за
спиной ничего невидящего рулевого, мигом оглядевшись Бутурлак ударом стальных
когтей прямо в череп под чалму рулевого, второй рукой когтями зацепил его за
шаровары одним крюком выбрасывает его уже мертвое тело за борт. На галере
никто не видит того, что происходит у руля, рулевая площадка расположена на два
метра выше палубы, да и все турки на палубе озабочены появлением воды в носовой
части трюма и тремя запорожскими чайками, которые совсем уже близко. Вот уже и
Самойла перевалился на другую площадку. И еще не отдышавшись, начинает
вытаскивать обоюдоострый топор, который у него за спиной вместе с его мечом,
Кошка знает зачем он на галере и что ему нужно сделать, чтоб хоть на время галера
потеряла свои ходовые качества и казакам было время уйти, это прежде всего
полностью лишить галеру руля. Для этого у Самойлы и есть топор – он срубает
руль. Вот Кошка уже с топором в руках, но Лях знаком показывает ему подождать
рубить. Бутурлак тоже, как и Кошка знает, что у них мало для рубки времени.
Как только Самойла начнет рубить, их заметят, а удержать оба трапа с
палубы на рулевую площадку один Лях не сможет, Кошка не спешит, доверившись
Ляху, знает, что Бутурлак что-то придумал. Да, это пушка, которую заметил
Бутурлак у самой кормы, а все янычары на носу. Это идея, Лях бесшумно
спрыгивает с рулевой площадки на палубу прямо к пушке. Движется Лях как кошка
руками и бесшумным движением он уже проверяет заряжена ли кормовая пушка.
Но вдруг случилось непредвиденное. Прямо тут, на палубе, под пушкой, спал
укрывшись с головой куском парусины янычар – один из тюремщиков-
надсмотрщиков гребцов. Лях своей возней разбудил его, вот уже турок
приподнимается, ничего еще не понимая и полностью не проснувшись, протирая от
сна глаза двумя руками и широко зевая.
Но ему уже так ничего и не понять. Лях молниеносно осмыслил
происходящее и все также резко и бесшумно он выхватил у себя за спиной саблю и
одним горизонтальным ударом со свистом обезглавил спавшего турка. Его голова
вместе с двумя отрубленными кистями тук, которыми турок тер свои глаза от сна,
валятся на палубу между обезглавленными турками и Бутурлаком. Только что
отсеченные кисти рук его в кулаках как янычар тер свои глаза, но пальцы
отсеченных кистей уже разжимаются, а отрубленная с открытым ртом в зевоте
голова, перекатившись пару раз по палубе к борту, проваливается куда-то под
палубу в трюм.
Трюм галеры. Гребцы-невольники.
Вот глухо с хрустом упавшая голова в трюм прямо к ногам сидящих гребцов-
невольников. Они гребут все в том же бешеном темпе. Сумасшедший темп
гигантского барабана, задающего частоту гребков, вопли надсмотрщиков-12
ключников, удары кнутов. Но вот на задних лавках гребцов замешательство, они
бросили грести, поднимают ноги, там под лавками катится отрубленная голова.
Подбежавшие надсмотрщики тоже стали озадаченно. Голова катится, как недавно
катилась казачья голова. Тут один из гребцов, сидящих на лавке поджав ноги, вдруг
тычет пальцем на голову под лавками и кричит:
-Да это Махмуд.
Казак узнал в отрубленной голове одного из ключников-турок-Махмуда.
Невольник уже со смехом тычет в голову и повторяет:
-Махмуд.
Казак продолжает неистово смеяться, поднимает голову за чуб и показывает
ее со смехом туркам-надсмотрщикам, потом с хохотом показывает голову на
вытянутой руке, привстав, в разные стороны. Точно как показывал до этого
надсмотрщик казачью голову.
Опять верхняя палуба.
Бутурлак уже удостоверился, что кормовая пушка заряжена и готова к
выстрелу, озабоченно смотрит на Кошку, смотрит по сторонам. Самойла понимает,
что хочет Лях, ему нужен огонь для выстрела. Бутурлак уже развернул пушку,
наставил ее прямо на стоявших у носовых орудий турок. Но где взять огонь для
выстрела. Кошка сам не знает и только разводит руками. И чешет затылок, но вот у
Бутурлака появилась озорная улыбка, и заблестели глаза, он что-то придумал. Вот
Лях отвязывает от шаровар свой широченный пояс и обматывает им голову
На подобии турецкой чалмы. Кошка начинает хихикать, он понял, что Лях хочет
позаимствовать огонь прямо из жаровень у носовых орудий, взять фитиль под носом
у турок.
Уже Бутурлак в импровизированной из пояса чалме и с окровавленной
саблей в руке бросается к полу галеры, надеясь в неразберихе и сутолоке остаться
незамеченным и добыть огонь.
Трюм, гребное отделение галеры.
Один из гребцов-невольников продолжает свой хохот и показывает
отрубленную голову янычара во все стороны. Надсмотрщики в замешательстве, что
же творится наверху. Все невольники бросили грести, смолк барабан, а
надсмотрщики, положив ятаганы, побросав кнуты, бросаются к трапу, ведущему
наверх на палубу.
На верхней палубе.