Под нашими ногами Глава 12

Я заметила, что любая боль, – будь то боль физическая или же моральная, – в конце концов перестает доставлять телу так много дискомфорта. Несколько раз я задумывалась о том, что именно могло бы заставить ее задержаться действительно на долгое время, однако каждый раз понимала, что не хочу этого знать.
Конец семнадцатой осени не был самым легким периодом в моей жизни – порой мне казалось, что я окончательно провалилась в некую бездну, однако самым ужасным было то, что это перестало пугать меня. Я снова и снова лишь замечала симптомы депрессии, которая едва не стала моим постоянным спутником. Около недели я пребывала в состоянии, походившем на глубокую депрессию, абсолютно не понимая и не желая знать, как именно из нее выбраться.
Школа с глупыми учениками, преподавателями, и с такими же глупыми взглядами, перешептываниями и вопросами; вопросы сыпались со всех сторон, словно на моем лице было не несколько царапин, а настоящее месиво. Поразительно, что только после того, как мне пару раз дали в лицо, люди стали обращать внимание на него, как будто до этого я ходила в маске. Как бы там ни было, я старалась не задерживаться в школе ни минуты больше, чем того требовалось, – заходя в класс со звонком и уходя в конце дня сразу же после него, я даже не смотрела по сторонам, ежедневно словно выполняя план быстрой эвакуации из здания.
Я старалась отвечать на мамины вопросы спокойно и не вести себя неблагодарно; в конце концов, как бы меня не раздражали ее вопросы и постоянные переживания, я понимала, что она всего лишь пыталась понять, что со мной, ведь она моя мама.
Каждый вечер мне хотелось кричать ей о том, что я сама понятия не имела, что со мной, однако от этого становилось лишь хуже. Не знаю, как долго я могла бы пробыть в состоянии, в которое легко попасть и практически невозможно выбраться, если бы не Роберт. Он приходил ко мне каждый день после школы, после чего мы весь вечер смотрели фильмы и разговаривали. Я заметила, что ничье мнение не интересовало меня так сильно, как его; долгие годы одиночества показывали, что даже самые обычные разговоры с человеком, который действительно нужен тебе, необыкновенны, ведь едва он начинает предложение, ты не можешь знать, что прозвучит дальше. Мне нравилось слушать Роберта и видеть, что также внимательно он слушал и меня. Мне нравилось, что за такое короткое время он стал незаменимой частью моей жизни, словно какая-то шикарная песня твоего любимого исполнителя, которую ты никогда не слышал раньше. Именно с ним я стала думать, что все то, что происходит в школе, – или где-либо еще,  – не настолько важно, чтобы воспринимать это как личную трагедию. Мне стоило понять это раньше.

Декабрь подходил к концу слишком быстро, заставив меня снова взглянуть на календарь, словно это не могло быть правдой. Словно ребенок, я с нетерпением ждала Рождество, которое действовало на меня как хорошая музыка или наркотик, – мама пригласила Роберта к нам на Рождество, на что он сразу же согласился, хотя у меня сразу возникло несколько вопросов. 
– А как же твоя мама? – Спросила я.
– А что с ней?
– Может быть, она хотела встретить Рождество с тобой.
Роберт отрицательно помотал головой, после чего я долго чувствовала некое замешательство, хотя уже и не говорила ему об этом.

Канун Рождества был необычайно приятным для меня. Снег, украшенные дома, Рождественская еда и подарки давали мне безграничное счастье – такое, что даже поверить не можешь, что это все реально.
Это Рождество началось для меня с маминого голоса из прихожей:
– Привет, Роб!
Она была рада видеть его, но это было ничем по сравнению с тем, что испытывала я. Едва я спустилась вниз в своих штанах и большой домашней футболке, внутри меня разлилось тепло. Роберт стоял в пальто – на плечах и воротнике все еще лежали хлопья снега. Его щеки были красными из-за холода, а волосы взъерошены из-за ветра. В них тоже лежали снежинки, и мне так хотелось, чтобы они не таяли.
Я была так рада видеть Роберта, что, оказавшись рядом, едва не сбила его с ног объятиями. Моя футболка стала мокрой в некоторых местах из-за снега, но мне нравилось обнимать его. Сложно описать это – порой тебе не хочется обнимать какую-нибудь свою тетушку, пусть она даже в новом платье, а иногда ты не можешь выпустить из объятий человека, стоящего в такой влажной и холодной одежде.
Мама стояла рядом и смотрела на нас с нескрываемым удивлением – видимо, она никогда раньше не замечала за мной такого прилива нежности. Мне даже стало как-то неловко, поэтому я отпустила его.
Роберт выглядел ошеломленным, заставив меня задуматься о том, что никто на этой планете не ожидает от меня какой-либо нежности; в следующий момент он растерянно улыбнулся.
– Привет, – выдохнул Роберт.
– Привет, – ответила я. – Рада видеть тебя.
– Я тоже.
Было видно, что он все еще чувствовал себя неловко, поэтому я предложила ему выйти на улицу. Маме, однако, эта идея не совсем понравилась.
– Ты уверена, Антия? – Спросила она. – Там холодно и валит снег.
– Я уверена, – ответила я невозмутимо.
Мне пришлось вернуться в комнату, чтобы переодеться, после чего мы с Робертом вышли на улицу. Воздух был морозным, свежим; снежинки вились в воздухе, а я смотрела по сторонам, не зная, что во всем этом было самым красивым. 
– Как ты? – Голос Роберта вернул меня к реальности.
– Хорошо, – я повернулась к нему. – А ты?
– Тоже. Знаешь, я шел к тебе и думал. Обо мне. О тебе. О других. И на какую-то секунду мне показалось, что все пройдет. Сейчас мне сложно, ведь все вокруг угнетает меня. Я знаю, что ты чувствуешь то же. Я слоняюсь по этим улицам, хожу в бесполезную школу. Всякие придурки из моей школы только и ждут повода, чтобы надрать мне задницу. Но я жил с этим много лет, я привык. Привык ко всему. Но ты…после того, как я встретил тебя, мне стало сложнее реагировать на все это. Я боюсь, правда боюсь. Я чертов трус, это правда. Все время вспоминаю, как ты пришла на поле. Не хочу даже представлять, что ты увидела тогда. Я был не в себе – сначала я даже отправил в нокаут пару парней, но их было больше. А потом ты пришла. И я так хотел, чтобы ты ушла оттуда. Я говорил тебе об этом, а ты?
– Ты думаешь, я смогла бы уйти? – Спросила я, кажется, уже в сотый раз. – Что, если бы ты увидел, как кучка придурков избивает меня? Ты бы ушел?
– Ты же знаешь, что нет. Зачем спрашиваешь?
– Чтобы ты понял, почему осталась я. И я не жалею об этом. Я не очень хорошо помню, что происходило – все как в тумане. Но я точно помню, что дала в лицо какому-то белобрысому парню.
– И сломала нос, – усмехнулся Роберт. – Поверить не могу.
– Я тоже, – ответила я с улыбкой. – Он ударил меня в живот, а потом схватил за руки. Я стояла тогда, задыхаясь, и видела его глаза перед собой. Мне даже страшно не было. Я просто не знала, закончится ли это когда-то.
– Я тоже. Помню только, что все было в крови. А потом я увидел, как какой-то подонок ударил тебя. Ты упала, а я решил убить их всех. Это странно так – я встал, не видя перед собой практически ничего. Не помню даже, как и кого ударил. Но они ушли. Просто ушли, а я сидел там, не веря; я даже не смотрел на тебя, – как же мне хотелось кричать тогда. Из-за меня они избили тебя прямо на моих глазах. Ты должна была уйти, а ты осталась.
– Тебе досталось гораздо сильнее, чем мне, – возразила я. – Я бы не ушла оттуда, понятно? И, если такое произойдет еще когда-то, я не уйду. Мне плевать, что бы ты ни говорил. Я не уйду.
Он резко посмотрел на меня, остановившись. Вокруг падал снег, а я видела лишь его глаза перед собой. Он выглядел так, как будто не поверил в то, что только что услышал.
– Не говори так.
– Почему? – Спросила я.
– Потому что это пугает меня. Я не вынесу этого еще раз – они просто забьют меня на твоих глазах.
Несколько секунд я молчала, думая.
– Ты думаешь, это произойдет снова?
Он мельком посмотрел на меня, после чего сразу отвел взгляд.
– Да. Думаю, да.
Я не знала, что ответить. Я чувствовала себя так странно – как будто все в один миг стало таким несправедливым, а ты понимаешь, что ничего не можешь сделать. Бесполезная, бессильная – вот, какая я. И Роберт тоже.
– Это так больно, – сказала я, остановившись взглядом на окне какого-то дома, украшенного снежинками и различной мишурой. – Как будто мы одни. Совсем одни, понимаешь? Против всех.
– Мы и так одни, одни против всех, – ответил Роберт. – Я тоже это чувствую. Но иногда мне хочется смотреть на это с другой стороны.
– Как, например?
– Думать, будто все они под нашими ногами. Мы просто идем, а они остаются там. Понимаешь? Мы идем, а они остаются. Все, что нам надо – это идти, идти до тех пор, пока дорога не станет чистой.
Я стояла, думая о его словах.
– Под ногами? – Спросила я.
– Прямо там.
– Скажи, тебе тоже больно?
– Очень. Из-за тебя. Я люблю тебя, но почему-то от этого только еще хуже становится. Не знаю, почему. Они все думают, что любовь – это счастье. Хотя иногда я смотрю на тебя и понимаю, что так и есть.
Я практически не слышала его – я просто стояла и смотрела на Роберта, чувствуя, как сердце было готово выскочить из груди. Он сказал это. Сказал, что любит меня. Впервые за все это время.
– Что? – Спросил он недоуменно, глядя на меня.
– Ты любишь меня.
Он ничего не ответил, будто думая о том, что я сказала. Я чувствовала, как маленькие снежинки ложатся прямо на мое лицо, оставляя за собой приятное покалывание.
Роберт отвел взгляд в сторону, после чего засунул руки в карманы куртки и сделал глубокий вдох.
– Да, – ответил он наконец. – И это так печально, правда?
И мы пошли дальше.