Морок

                «Жизнь совсем не такая,
                как на самом деле»
                Ежи Лец (философ ХХ века)
               


           Дверь в ванную комнату заперта изнутри - занято. Наверняка жена. Что ж, кто не успел - тот опоздал. Она у нас ранняя пташка: рано ложится, рано встает. Не то, что мы с сыном - "совы-полуночники".  Ладно, пойду приготовлю завтрак.
          Окно на кухне распахнуто настежь. Теплый, тонкий аромат цветущих лип кружит голову. Красота! Сейчас бы за город куда-нибудь.
          Замок в ванной щелкнул.
          - Доброе утро, дорогая!
          - Доброе. Чайник поставил? Хорошо. Так, иди буди нашего соню, будем завтракать. Потом - в гараж, пригонишь машину, - супруга  отжимала мокрые  волосы через наброшенное поверх головы полотенце. 
       Все, умиротворенье закончилось. Нежный липовый аромат улетучивался, перебиваемый терпким запахом утреннего кофе.
            - Чего сидим,  кого ждем? Я уже почти готова, и не забудь, что  нужно  еще  заехать к маме, так что не тяни!
Ах ты, господи! А ведь, верно – забыл. Напрочь.
            - Да знаю я, знаю... Уже иду.
         В узком дверном проеме  появилась тощая долговязая фигура в трусах.
            - Ма-ам, па-ап, привет! Что за шум, а драки нет?
            - Ага, явился - не запылился. Умывайся и за стол, через полчаса выезжаем.
          - Опять на дачу, - отпрыск состроил кислую мину, - ну, сколько можно? Задолбали, и вообще, "кажется, дождь собирается", - он скопировал верещащую интонацию Пятачка из мультфильма "Винни Пух".
           - Ты что, какой еще дождь?  В окно вон, посмотри!
           - А ничего, - он состроил озабоченную физиономию, - вчера по телеку передали,  чуть ли не ураган надвигается.
           - Прямо так уж и ураган?
           - Ну да,  типа того...               
         Словно в подтверждение его слов оконная створка неожиданно резко хлопнула,  снаружи громыхнуло.  Защелкивая оконный шпингалет, я бросил взляд на небо и обомлел: погода менялась прямо на глазах – теплый летний штиль сменился резкими порывами холодного ветра, небо заволокло тяжелыми свинцовыми тучами, над дальней призрачной иглой Останкинской телебашни ярко вспыхивали пучки молний – там уже вовсю  хлестал дождь. Вот это номер! Видно, правду говорят: "человек предполагает, а Бог - располагает". А ведь, ничего не предвещало...
           - Слышишь, дорогая? Похоже, поездку придется отложить.
        -   Что ж это такое?!  Я пироги приготовила, маме позвонила! Таська с Павликом  сейчас придут, с нами ехать хотели... Куда теперь это все?
        Супруга расстроена, понимаю.  А я почему-то не очень. Сын, кстати, тоже. Ураган - не ураган, а погодка явно не для прогулок. Бывает. Но жену надо успокоить. Отвлечь как-то, что ли.  Ну, не ссориться же из-за этого, в самом деле!    
           - Ладно, не переживай. Может еще рассосется... А нет, так  и дома хорошо посидим:  пироги есть, Таська наверняка чего-нибудь под водочку принесет, разговоры разные покалякаем... Ребятки наши, опять же, вместе скучать не будут. Кино какое-нибудь можно по видаку завести -  телевизор вон новый, большой  только купили. А к маме - завтра.
        - Ну, не знаю, жена огорченно вздохнула, - опять с Таськой напьетесь, и будете всякую ерунду молоть без удержу...
        Звонок в прихожей прервал ее тираду.  Я глянул в дверной глазок - на лестничной площадке нарисовались две знакомые фигуры - "бывшая" моего брата с сыном. Быстро они, однако.     Я распахнул дверь.
        - Здравствуйте, гости дорогие! Вовремя вы успели, а то мы уж думали: все, хана! Проходите, проходите… ждем-с.
          - Привет! - Таська чмокнула меня в щеку, и сунув мне в руки огромную сумищу с продуктами, ринулась на кухню, на ходу стаскивая с себя промокший плащ.
        - Здрасьте, дядя Миш...
        - Здорово, племянничек, - я протянул руку, - давай по "крабам"! Промок? Переодевайся и двигай к брату, а то он уж измаялся от безделья.
       С кухни доносился зычный Таськин речитатив:
        - Привет, подруга!  Я селедку под шубой  накрутила. Слыхала про ураган? Ужас, что сейчас будет!  Водка есть? Вот и хорошо! Посидим по-человечески - хрен с ней, с дачей!
       Ну, кажется, началось! Главное, чтоб все были здоровы, а потому водку мы им наливкой заменим, «Клюква на коньяке» - в самый раз будет. А я, пожалуй, водочки! Ну поехали, как говорится.
       - Первый тост – за тех, кто в море! И не стесняйтесь - ешьте-закусывайте, здесь все свои, вперед!
      Дополнительных призывов не потребовалось – «свои» начали споро нагружать тарелки. Вот и славно, а то все – «дача, дача!..»
       ... - А вот, мы еще наливочки, и споем! - Таська одним махом опрокинула в себя рюмку и подперла  ладонью щеку:
       - Хорошо сидим! А давай-ка, подруга, нашу, народную…
Нет, только не это! Надо срочно  исправить ситуацию.
       - Муля, я тебя умоляю! Девочки, не надо "народную", христом-богом прошу! Соседи что подумают...
      Какое там! Слабосильные «интеллигентские» увещевания потонули в мощном  дуэте:
      - Когда б име-ел зла-а-атыя го-оры и р-реки по-ол-н-ныя  вина!
    Сын с племянником захохотали, повалившись друг на друга. Все, "туши свет" - цирк приехал!  Я поднялся.
    - Э-эх, а еще культурные люди... Разорались, как в деревне, тьфу! Пацаны, уходим.
    - И-ии-идите, идите – скатертью дорожка! Все о-о-отдал бы за ла-а-аски взо-о-оры, лишь ты б вла-а-де-ела-а  мно-ой  одна-а-а-а!
    Ну что ты будешь делать! С ними всегда так – то не видятся по три месяца, только по телефону по вечерам: зу-зу-зу, зу-зу-зу… А то сойдутся, и уж тут – не разлей вода, гульба на полную катушку. Еще и казачьи песни будут, и романсы «со слезой», вестимо. А сейчас, вишь, народные пошли. Расслабуха у них. Эх, мне бы так расслабиться. А что? Хлопнул шапкой о земь: «Не ходите, девки, замуж – ни-и-чего хо-ороше-го! И-и-ех, ма!»... Ан, нет - не выходит. Как говорится, убеждения не позволяют. Или еще что…
    - Дядя Миш, расскажи историю какую-нибудь, что-ли, - племянник просительно заглядывал мне в глаза.
     Сын сделал ему какие-то предостерегающие пассы – не начинай мол, не стоит. Я сгреб их обоих в охапку.
    - А оно вам надо, други? Идите вон лучше на компьютере монстров постреляйте.
     Удар грома был подобен разорвавшемуся фугасу – полыхнуло так, что свет померк и в доме, и за окнами. Во дворе на разные голоса заорало с десяток автомобильных сигнализаций – какой уж тут компьютер, нормальный человек утюг в розетку не включит в такую погоду!
    - Не судьба, значит… - Сын вырубил питание компьютера с таким видом, словно все хорошее в жизни закончилось.
     - Ладно, хлопцы, тогда – история!  Садитесь поудобнее во-он на тот диванчик, а я тут – в кресле, как колониальный полковник перед камином в рассказах Джека Лондона. И свет лишний погасите, уютнее бояться будет. Готовы?
     Ребята, не сговариваясь, кивнули. Что ж, сами напросились, кто не спрятался – я не виноват…

     Случилось все, аккурат в лето одна тысяча… впрочем, неважно какого года. Самый разгар душного московского лета, абитуриенты сдают экзамены в ВУЗы и дело уже близится к концу, поэтому немудрено, что у некоторых  «зашкаливало»:  нервы, нервы – все на нервах… Вот и здесь тоже: сынок одной нашей  знакомой вступительные экзамены сдавал вполне успешно, а последний как-то скомкал – «четверку» поставили. Но ему почему-то далось так, будто это «восьмерка» - не меньше. Домой он явился, по словам матери, «сам не свой»: бледный, взгляд потухший, говорит через силу, повалился на диван, как куль, да и забылся до утра. Ну, родители, естественно, с ахами и охами над ним попричитали, да и оставили в покое: пусть чадо отоспится, а утро вечера мудренее - дескать, оклемается. Так оно обычно и бывает, что утром-то гораздо веселее жизнь кажется,  да только здесь явно не тот случай оказался: ночью у парня приступ случился – трясучка на него напала, что-то невразумительное  несет,  о каких-то «нелюдях» в метро, и вообще, с головой у него похоже, «тю-тю». Родители: «Сыночек, что случилось? Обидел тебя кто или еще что?», чаем его горячим отпаивать, то да се… Без толку! Решили в «неотложку» звонить – сына-то спасть надо! А он им вдруг, отчетливо так: «Не надо ничего, все равно все они неживые»… отец с матерью так и сели. Кто неживой, где?! О чем речь?  И  вот, что из его невразумительных реплик  удалось выяснить…

      После не очень-то удавшегося экзамена молодой человек отправился домой пешком - «одиннадцатым номером», как раньше говорили. Настроение было не очень, да и нервы как-то взвинчены – все вместе настраивало на минорный лад. Но молодость долгих переживаний не любит, и он надеялся, что прогулявшись, развеется и снова все будет «тип топ». Поначалу так и вырисовывалось, в конце-концов, жизнь из-за экзамена не кончается, да и «четверка» вполне себе приличная оценка. Тормознув у лотка с игриво-витиеватой надписью «Мороженное», выбрал «Эскимо»  на палочке  и окончательно решил, что расстраиваться хватит – жизнь продолжается и она прекрасна!  Но кто-то «там, наверху», видимо, думал по-другому.

      Неожиданный порыв ветра резко погасил солнечный день - будто свечу задул, и хлынул проливной дождь! И был он как-то не похож на звонкий летний ливень, а скорее напоминал обложной осенний косохлест – жесткий и холодный. Ну, что ты будешь делать - день явно не задался! Пришлось нырять в ближайший подземный переход. Спустившись еще на десяток ступеней, парень  вскочил в голубой вагон подземки на станции «Павелецкая». Ну и ладно, с одной пересадкой до дому от силы минут тридцать, мама уже заждалась, наверное.
      На перегоне «Сокольники – Преображенская Площадь» в вагоне мигнул и погас свет, но вскоре включился снова – вполнакала, правда, но поезд уже вырвался из темного туннеля на открытый метромост. Молодой человек встал, пробираясь к дверям, привычно тронул впереди стоящего мужчину за локоть – выходите? Ответа не последовало -  вместо живого человека перед ним стоял кое-как обряженный в людскую одежду сноп. Молодой человек инстинктивно отшатнулся и чуть не уронил «Женщину с ребенком» – плохо склеенную композицию из папье-маше или чего-то в этом роде; у старичка напротив, читающего газету, вообще не было лица – только мутные стекла очков мертво поблескивали из-под заношенной соломенной шляпы… Парень затравлено огляделся:  все пассажиры вагона выглядели, как муляжи на складе манекенов. Не было никакого движения, только ветер, врывавшийся через раздвинутые форточки окон колыхал газетный лист в восковых пальцах старика и волосы парня, вставшие дыбом. Стояла мертвая тишина, лишь перестук колес доносился извне, и то как-то будто удаляясь.  Он закричал – лампочки еще раз тускло мигнули и свет пропал совсем – поезд снова нырнул в туннель.

      Что это было? Когда и где он очнулся? Родители на мыло изошли, пытаясь расшевелить несчастное чадо, но он им больше ничего не сказал - молчал, как партизан на допросе, только все трясло его мелкой  холодной дрожью.
      Естественно, по врачам малого потаскали основательно. Родственники всем говорили, что ничего страшного – невроз на почве переутомления определили, но его мать в порыве откровенности моей маме по секрету другое поведала. Дескать, вытянули врачи из парня под гипнозом аж, что ему там привиделось. А когда он им это все описал, так его моментом  в нервно-психиатрический диспансер определили – на лечение. Добровольно-принудительное, так сказать. И диагноз там уж совсем иной фигурировал! Уж не знаю, как у него там дальше сложилось, только в ВУЗ его, ясное дело, не взяли, да вскоре вся их семья вообще в другой город переехала. Оно и понятно – парню жизнь портить  таким-то клеймом, кто захочет…                Вот такая история. И все бы ничего – мало что-ли людей, у которых с головой «тю-тю», да только  значительно позже сказал мне один знакомый нейрофизиолог, что похоже, зря того паренька в психи так вот сразу записали – не виноватый он, мозгами не сдвинутый. А тот фокус-покус, что с ним произошел, по-научному «заброс» называется, только название это неофициальное, потому как обозначает «мгновенное неконтролируемое перемещение объекта в другую реальность».

     - Офигеть можно! – сын поднялся, увлекая брата за собой. - Ладно, пап, пойдем чай пить, там пирогов напекли – объедение!
     - Да конечно идите, ребятушки, я тоже сейчас подтянусь.
     В приоткрывшуюся дверь рвануло: «Ха-ас  Бу-у-ла-аат мо-ло-дой...». Тяжелая артиллерия в ход пошла, надо ж, как тетки раздухарились! Истинно говорят, будь проще – жить веселее! А я – что? Я – ничего: от народа не отрываюсь, стараюсь, чтоб - все как у людей. Вот только, насчет «проще» - проблема. И дело вовсе не во впечатлительности, хотя… Честно признаюсь, сам заинтригован. Потому, что иногда со мной происходят странные вещи, необъяснимые… Нечасто, но бывает. И самое ужасное то, что нельзя наверняка сказать - была ль то явь или наваждение. Морок, одним словом.
 
      Дверь снова приоткрылась, жена заглянула, приглашающе махнув рукой:
      - Отец, иди нам банку с вареньем открой, я там на кухне поставила, и давай к нам уже, хватит тут в темноте отсиживаться!
     Как сигнальщик на флоте, я сделал в ответ мудреную отмашку руками, что должно было означать примерно следующее:
      - Иду, иду, болезные мои! Вам в пору не с вареньем, а с рассолом банки-то открывать – сей секунд, майн херц!

       Вот рассказал эту байку давнишнюю, а теперь сижу и думаю: а вдруг – нет… Не «без перехода», если? И не знаю уж, насколько эта заброда с моей  соотносится, но ведь зачем-то пролежала она столько лет ничком-молчком где-то в бездонных закромах памяти, а сейчас вдруг - раз, да и всплыла. Как притопленный охотничий  мостик в камышах. - Мостик, мостик…  И чего мне этот мостик дался, вернее, для чего? Ответ тут же, на поверхности плавает - для перехода, как известно. И что получается? Щелк! – замкнулся круг. Такие дела.

      Сколько себя помню – всегда мне пеняли на мою, якобы, «чрезмерную впечатлительность и излишне нервную душевную организацию». Даже мои родные считают, что в повседневной жизни это мешает. Ну, вроде как, ни к чему так все остро воспринимать: из обыденных событий делать сложные выводы,  переживать по пустякам, заниматься самокопанием, и вообще… «Накручивать», короче. Дескать, ни к чему это – проще нужно к жизни относиться. К народу, опять же, поближе надо бы. С психикой у меня полный порядок - проверено. Так в чем же дело, почему именно мне доводится сталкиваться с этим неизвестно-чем? Лично я, так себе думаю: тому причиной  моя проблема с «проще». И если предположить, что жизнь совсем не так проста, как нам представляется, вполне возможно, перед теми, кто чувствует ее «печенкой» и всей своей «нервной душевной организацией» она предстает иногда и в других – неведомых ипостасях. Вы спросите, что я имею в виду? Так и знал, мне всегда задают этот вопрос. Самых нетерпеливых вынужден разочаровать - простого ответа не будет. Впрочем, чтобы не быть голословным, расскажу вам еще одну байку, а там уж судите сами, а только я еще думаю, что и «мостик» давешний неспроста в такую же самую непогоду всплыл.

      В то лето мы всей семьей – я, жена и сын подались  в Черногорию.  А что? Погода прекрасная - лазурное море, белый, горячий песок под ногами и яркое, безоблачное небо в обрамлении древних, суровых гор… Красота, Антик! Хотя, нет – что-то еще пробивалось в этой курортной пасторали, причем, гораздо более древнее - даже мрачное, темно-загадочное…
       Как и прочие отдыхающие, почти все время мы проводили на пляже, и лишь после полудня, когда солнце начинало жарить вовсю, возвращались в отель. Вечером снова к морю. И так – изо дня в день. Ни забот, ни хлопот – тишь, да гладь, божья благодать. Ну что еще нужно для счастья? Короче, расслабились… Напрасно, видать.
      Погода менялась прямо на глазах – умиротворяющий морской бриз неожиданно сменился резкими порывами холодного ветра, небо заволокло тяжелыми, темными тучами, где-то громыхнуло... По радио передали предупреждение - надвигается шторм в пять баллов. В прибрежных кафе и магазинах начали опускать металлические жалюзи, и вывешивать таблички с надписью “closed” – «закрыто». Отдыхающие, в спешке похватав вещи, опрометью ринулись с пляжа. Над дальними горными вершинами ярко вспыхивали пучки молний – там уже вовсю хлестал дождь.
      - Надо же, только глянь, что творится! Хорошо  еще, что успели смыться вовремя.
Жена отжимала намокшие волосы через наброшенное поверх головы полотенце.            
      - Ну ладно, что уж теперь причитать-то. Все равно, против природы не попрешь – прорва …
       Резкий порыв ветра  с грохотом распахнул балконную дверь, обдав все вокруг колючей капелью холодных дождевых брызг.  Жена вскрикнула. Я поднял упавшее с ее плеч полотенце.
      - Ничего страшного, сейчас закрою.
      Взялся за шпингалет балконной двери… и  как провалился. Последнее, что помню: потоки воды, летящие из темноты прямо в лицо,  ослепительная вспышка ветвистой молнии, тянущаяся раскаленными, вибрирующими нитями разрядов к вискам. А дальше – пустота. Вернее -  нет, не совсем… Непонятно каким образом, но факт:  я еду в вагоне московского метро с работы домой. Вот так – без перехода! Только что был в номере отеля в Черногории, и вдруг…

      ...- Осторожно,  двери  закрываются!  Следующая станция «Комсомольская».
      Поезд, споро взяв разгон, уверенно нырнул  в темное  жерло бетонного туннеля. Монотонный перестук колес и мертвенно-желтые сполохи тусклых электрических ламп, пролетающие мимо темных вагонных окон, навевали сонливую тоску на клевавших носами невеселых пассажиров. Да и не мудрено – пятница, конец недели, да и день уже на исходе… вернее – вечер. Чья-то портативная магнитола на минуту прорезала сонное марево метро-бита мажорным «…кто-то кого-то любит, кто-то кого-то ждет…». Вот-вот, точно! Все нормальные люди уже отдыхают, а здесь – так, догоняющие. Или не ждет их никто, или сами себя не любят.
     Состав начал замедлять ход, пассажиры, готовясь к выходу, сноровисто подтянулись к дверям, чтобы через минуту толпой ринуться вон из навевающей клаустрофобию полутьмы вагона в сверкающие беломраморные палаты подземного перрона. И правильно, пусть их: меньше народу – больше кислороду.
      Я присел на освободившееся место – народу, действительно, осталось совсем немного. Дребезг закрывающихся дверей похож на клацанье ножниц: «чик!» - и все, что было до этого отрезано раз и навсегда. «Следующая станция – «Красно…», - механический голос поперхнулся  колючим треском помех и, запутавшись в паутине электрических разрядов, сгинул в темных глубинах подземного эфира. Короткий толчок, натужное завывание  силовой установки на разгоне, и снова состав поет свою нескончаемую дорожную песню - похоже, с того самого места, на котором вынужден был прерваться. Что-что? Да нет, ничего нового, все то же самое: у-е-ду, у-е-ду-уу… да-ле-ко-оо… Но мне еще почему-то показалось, что на стыках рельсовых стрелок мимолетно  проскакивал другой рефрен: «не-воз-мож-но  дог-на-а-ать  у-хо-дя-щее»… Тоска, короче.  За окнами в тоннеле вдруг стали гаснуть редкие лампочки, а потом и в вагоне начались перебои с освещением – обычно так бывает на перегонах перед открытыми  путями метромостов, но тут-то их не было:  ближайший  - только через  остановку. Что-то неладное сегодня с электричеством у доблестного метрополитена творится. А ладно, черт с ним, со светом! Голова раскалывается, доехать бы уж скорее, абы как…

      Обычно ленивый  попутный сквознячок  неожиданно  хлестко стеганул в окна и по коже  пробежал  неприятный колючий холодок. Подняв воротник куртки, я приготовился  нырнуть в уют полудремы на десяток минут до нужной мне остановки, но внезапная острая тревога разорвала смежающиеся веки. Рефлекторно выпрямившись, я поднял глаза и натолкнулся на острый как бритва, леденящий душу взгляд.
      Господи, только психов мне еще не хватало! Ничего человеческого не было в суженных бездонных пропастях зрачков, утопающих в желто-сизом безумии слезящихся старческих глаз. Иссохшая старуха с лицом хуже, чем из могилы, была цыганкой, насколько я сумел понять по цветастому тряпью и огромным кольцам серег, оттягивающих пергаментные мочки ушей чуть ли не до плеч. Ну, чего она уставилась? – Сглазит еще. Я недовольно перевел глаза на сидящих рядом с умалишенной. И обомлел. Там тоже сидели цыгане и смотрели на меня. Не мигая, в упор.
      Наверное, так чувствует себя человек у расстрельной стены, когда бездушные жерла стволов прицельно смотрят ему в лоб, ожидая  короткого «пли!». Во всяком случае, они явно вознамерились заполучить меня «в ту сторону земли». А вот хрен вам, а не ярмарку! – я встал и двинулся к выходу.
    - Следующая станция – «Красно…», - механический голос поперхнулся  колючим треском помех. Ну, наконец-то - «Красносельская», можно прекратить это наваждение!
     Пространство наполнилось свербящим тягучим гулом, лампы судорожно  замигали в пол-накала, торопясь выдать хоть что-то.  Но мне уже было наплевать – сейчас сойду, двери закроются и «арривидерчи!», потом дождусь другого поезда – и домой.
 
      Старуха прыгнула мне на спину, намертво обхватив шею костлявыми клешнями. Ее жилистые ноги, словно  тропические лианы оплели мое туловище. Не произнося ни слова, она резко раскачивалась из стороны в сторону, пытаясь рывком повалить меня навзничь. Остальные цыгане тоже встали и все, как один, двинулись к нам. Молча. Других пассажиров в вагоне не было. Сотрясаясь всем телом, старуха напряглась и впилась ногтями мне в горло. Задыхаясь от боли, я захрипел и начал заваливаться назад.
      Змеиное шипение пневматического привода раскрывающихся дверей положило начало обратному отсчету в режиме двухминутной готовности на вход-выход. Сейчас или никогда! Перехватив запястье душившей меня твари, я на пределе сил и отчаяния  впился зубами в костлявую ладонь. Горько-соленый вкус крови  вкупе с хрустом   костей слился с душераздирающим  визгом. Отбросив орущую ведьму, из последних сил рванулся  вперед, прямо сквозь смыкающееся кольцо нападавших, я вывалился на полутемный перрон. Двери тронувшегося вагона лязгнули, как нож гильотины, отсекая кошмар от повседневной реальности. Фу-у-ух, пронесло… И что это было?

       Господи, почему так холодно? И почему на перроне столько снега? Чертовщина какая-то, совсем обалдели – даже убираться перестали. И света практически нет – уму непостижимо!  Что сейчас – Всемирный Потоп или Гражданская Война? Все, к чертовой матери! Надо выбираться на поверхность, а то так  вообще сегодня до дому не доберешься.  Нет, ну я не могу! – снег по щиколотку, откуда братцы?!
      Отряхнув колени, я поднялся. Куда теперь? Тьма, сам черт ногу сломит! – я повернулся на каблуках, пытаясь определить, где выход. Откуда-то сверху сыпалась мелкая холодная изморось, оседая на плечах кружевным белым покровом. Не может быть! Я поднял лицо кверху – с темного высокого неба тусклыми льдинками светились далекие звезды. В их призрачном свете казалось, что быстрый вихрящийся снег падает прямо из Млечного Пути…

      - Миш, ну сколько можно! Просили тебя, как человека, люди в гости пришли, а ты опять окопался здесь в темноте, как бирюк. Давай за стол и не нервируй меня! – Жена была уже явно на взводе – как говорится, публика требует продолжения банкета.
      - Уно моменто, дорогая! У меня тут как раз пошли «мисли» и я их думаю. Не прерывайте праздник, барышни, я мигом-с!
      Дверь с протяжным скрипом затворилась. Уф-ф!  А скрипит-то давно ли? Что-то я раньше не  замечал.

     ...Пол платформы прогибался под моими шагами, издавая упругий скрип перемерзших досок. С каких пор такая хрень вместо мрамора? Я последний раз такое помню было в раннем детстве, когда пригородные станции были с дощатыми платформами, звук точно такой же был. Станции, станции… Вон и название, как раньше, только снегом все залепило, дай-ка оботрем, что ли. Вот так – р-раз, два!
      На покосившемся фанерном щите сквозь слой изморози проступило:  «платформа «Красное Село».
      О-оп-с! Приплыли... Не помню такого на карте метрополитена. Может, я сплю?!  Холод-то какой! Руки непроизвольно стянули на груди лацканы… солдатской «николаевской» шинели!
      Это уже серьезно. И не сон. И вообще, что происходит, кто-нибудь может мне объяснить? Жаль, я бросил курить, сейчас самое то было бы! Может, у этого… ну, как его… в карманах чего найдется? Нет, пусто. Ладно, перетопчемся. Выбираться отсюда надо. Только куда? Хотя, правильнее было бы спросить – откуда?  Но об этом потом, сейчас главное не заморачиваться, а «ноги в руки» и ходу! Вон, кстати, вдалеке брезжит что-то. Как тут не зайти на огонек, когда вокруг сплошная тьма!
      Плотней притянув расходящиеся полы шинели, развернулся и размашисто зашагал по скрипучим доскам в сторону мерцающего впереди света. Вскоре глаза попривыкли к сумраку,  и стало ясно, что я не одинок в скитаниях среди этой холодной ночи. В стороне будто угадывалось какое-то движение, но так, фоном: вереница людей с каким-то нехитрым скарбом - то ли пассажиров, то ли беженцев, едва переставляющих ноги по обледеневшей тропке между занесенными снегом железнодорожными  путями.  И мужчины и женщины и даже дети, насколько я сумел заметить, были одеты в длинные одежды – пальто или шубы, многие с пелеринками, как было принято в самом начале ХХ века или же, наоборот, в коротких зипунах выше колен, перепоясанных широкими кушаками. Короче, мода та еще… Ко всему прочему, среди гражданского обличья, тут и там мелькали фигуры в шинелях,  на манер той, что была на мне, да иногда еще кое-где в призрачной темно-серой дымке угадывались силуэты размеренно шагавших людей с оружием – длинные тени винтовок венчались холодными бликами примкнутых трехгранных штыков. В целом, похоже, что тут примерно 1919-й, типа того. Весело, однако, если бы не было так запредельно… реально. Когда вокруг сплошной бред и белая горячка, самое правильное найти какую-то очевидную, вещественную твердь, которая могла бы стать спасительным островком  разума среди призрачных волн безумия. Так что, вперед и не оглядываясь, по сторонам не зыркать, курс - на мерцающий огонек!

      Ветер усилился. Пурга царапала немеющее лицо мириадами злых, колючих снежинок, оседая нетающими островками вечной мерзлоты на усах, бровях и ресницах, быстро скрывая темный цвет волос под седой белесой патиной изморози. Пальцы рук, сжимавшие отвороты шинели окоченели настолько, что уже не чувствовали шероховатой фактуры грубого сукна, от которого совсем не исходило тепла. Вереница бестелесных колышущихся теней  бесследно растворилась в кружащихся облаках метели, и я снова стал одиноким путником в промозглой бескрайней ночи. Но огонек все еще брезжил впереди, завлекая неверным мерцающим светом, неизвестно даже еще куда: в темные  иллюзии прошлого или в светлое будущее. И сейчас только этот огонек был для меня маяком, протягивающим мне тонкий  лучик надежды на возврат  в настоящее. 
      Вблизи огонек оказался качающимся на ветру фонарем, освещавшим скудным желтушным пятном покосившиеся ворота грузового пакгауза, судя по полустертой вывеске «Складъ № 13».  Замка не было, потянув створку на себя, я без особых усилий протиснулся в образовавшуюся щель. Внутри было тихо и темно, по крайней мере, мне так показалось - завывающая пурга и ветер остались снаружи. Наугад двинулся вперед, лавируя между темных груд ящиков и бочкотары, когда невдалеке вдруг замаячил отблеск костра. Ура, люди! Я ускорил шаг, на ходу растирая замерзшее лицо и протягивая руки к спасительному теплу костра, ожидавшему впереди.
      Вокруг уполовиненной железной бочки с вырезанным на манер «буржуйки» квадратным окном, через которое пробивались красно-желтые языки пламени, сидели «цыгане». Старая ведьма, раздувавшая очаг взмахами железной крышки, почуяла мое приближенье первой – бросив железяку прямо на тлеющие угли, она обернулась, обнажив желтые клыки в злорадной усмешке. Остальные тотчас же поднялись и отодвинулись от костра, окружив нас со старухой плотным кольцом - бред продолжался!

      Трудно передать словами, что пронеслось перед моим внутренним взором в те мгновенья. Смутные времена всегда или порождают своих кошмарных химер, или вызывают к жизни прежних, не менее ужасных, затаившихся в темных болотных омутах и сырых заброшенных могилах в ожидании своего часа. Слой зла никуда не исчезает, он всего лишь видоизменяется, маскируя смертельный оскал хищника, добродушной ухмылкой доброго самаритянина. Но змеиные суженные зрачки неулыбчивых глаз непрерывно стерегут любое неверное движение цели подходящее для решающего броска. Что касается меня, то, наверное, я думал, что исчадия зла посланы Сюзереном Тьмы для пополнения контингента  в Аду. Других ассоциаций, глядя на эти создания, просто не возникало. Осознание реальности происходящего неожиданно придало мне силы, о существовании которых я никогда прежде и не помышлял. Недаром говорится, что в критическую минуту опасности люди творят чудеса. Правда, я бы несколько изменил фразу: «…с людьми творятся чудеса». 
 
      Между тем, фурия, пригнувшись, как перед прыжком  и вытянув шею, двинулась  на меня. По чистой случайности, мои озябшие руки все еще были простерты в сторону огня, так и не давшего мне живительного тепла. Но что-то сотворилось Извне, словно уравнивая мои шансы в предстоящей неравной схватке на территории Зла. Оттолкнувшись от моих напряженных раскрытых ладоней, в направлении атакующей твари рванулся мощный поток энергии неизвестного мне происхождения, но судя по тому, что ведьму будто распяло на невидимом кресте, а  свалявшиеся седые космы волос поднялись дыбом наподобие клубка змей в голове Горгоны-Медузы, природа чудесного явления была явно электро-магнитного свойства. Подозреваю, нерукотворного. Еще пару минут гадина сопротивлялась, пытаясь вырваться из пластующего ее потока, но чувствовалось, что ее силы на исходе, да и мне тоже резко поплохело – липкая слабость сковала тело, перед глазами плясали огненные круги – или это безумные желтые глаза страшилища в предсмертной агонии тянули из меня соки жизни? Не знаю, что там и как намудрили  в Небесной Канцелярии с уравнительным балансом, но поток силы стал ослабевать – я снова чувствовал, как стали стремительно бледнеть и мерзнуть пальцы, отдавая последние килокалории жизненного тепла иссякающему потоку. Вот и все, пятьдесят на пятьдесят – все по-честному, и на том спасибо. Но нежити было больше. Осталось только одно – без вариантов. Собрав все силы, я резко рванулся вперед и без размаха выбросил левый кулак точно в ведьмин висок. И тут же согнулся от рвущей, пульсирующей боли - старая карга была начеку и в последний момент выхватила из груды тлеющих углей раскаленную докрасна крышку от «буржуйки» и рубанула мне по запястью! Запах горелого сукна, быстро пропитывающегося бурой кровью смешался с тошнотворной вонью паленого мяса  пальцев старухи, намертво прижарившихся к шипящему металлу… Под дикий, звериный визг ведьмы я стремительно проваливался в темное ледяное жерло небытия.

 
      - Ты сегодня орал во сне. 
      - Да, ладно! Что я дурак, что-ли?
      - Точно говорю. Я даже пыталась тебя растолкать, чтоб проснулся.
Жена встревожено приложила прохладную ладонь к моему пылающему лбу.
      - Да у тебя температура! Ну-ка, возьми градусник, померь.
      - Глупости! С чего бы это?
      - И давление давай проверим, а то ты какой-то бледно-зеленый. Вспомни, вчера вечером жаловался, что голова раскалывается.
       - Так погода… Дождь-то какой ночью хлестал – ураган!
       - Ураган, не ураган… Дай уже руку и лежи спокойно. Нет, левую!
Она ловко накинула резиновый рукав тонометра на мое предплечье, включила электрокомпрессор.
       - Черт! Хватит, не дави так, а то задушишь!
       - Не дергайся! Расслабь кисть, запястье разверни… Внезапно ее глаза расширились.
       - Господи! А это что такое?!
       - Где?
       - Да вот же!
      Свежий багровый рубец перечеркнул внутреннюю сторону запястья взбухшим жгутом  сочащегося сукровицей  ожога.
      - Откуда это?! Ты что, вены себе порезал?!
      - Да брось ерунду-то молоть, дуреха! – Я обнял ее вздрагивающие плечи. «Откуда, откуда?» Действительно. Вот, поди ей объясни…
     - Оттуда! Наверное, когда вчера с пляжа драпали я на провод какой-то наткнулся, а он острый оказался, хорошо, хоть не под током - вот и… Да ты не переживай, бывает. 
     - Какой ужас! Безобразие! Надо жалобу на них – человека изуродовали! Да я им…
     -  Маш! Хватит уже, а? Помнишь, как у Есенина: «это к завтрему заживет!», все, проехали.
     - Дай, хоть забинтую! И перекисью надо еще, сейчас принесу. Провод у них. А если б под током?!
Отрывистые причитания жены растворились среди надвигающегося хаоса звуков нового дня.
                ..............

      Вот и вся история. Трудно, конечно, в это поверить, понимаю. Но я и не настаиваю. Главное, что все живы, как говорится. А еще знаете… Все-таки, здорово очнуться после такого морока в обычной теплой постели с полным ощущением того, что ты снова принадлежишь привычному  человеческому миру… Ладно, пойду к гостям, там уже точно заждались. Пошел, пока!

        …- Юбку новую порвали и подбили правый глаз. Не ругайте, мама с папой, это было в первый раз! И-и-и,  ех–ха-а-а!



                *  *  *


                2014 г.