Игра в жизнь

Арсений проснулся от шума дождя. Тяжёлые капли громко отбивали дробь на железном подоконнике. Часы тускло высвечивали время – 5:40. Арсений потянулся и, решив, что больше не заснёт, встал и, шаркая разношенными тапками, поплёлся на кухню варить кофе. Мама еще спала. Обычно она вставала за 10 минут до его пробуждения и готовила сыну завтрак. Такова была традиция, выработанная за долгие годы совместного проживания. Четыре ложки кофе на двухсотмиллилитровую турку, чуть-чуть корицы для запаха – уже предвкушая вкусное пробуждение, Арсений направился в ванную.
Из зеркала на Арсения смотрело уставшее отёчное лицо немолодого мужчины. Выдавив пасту на щётку, Арсений стал сосредоточенно чистить зубы – не менее трёх минут – это правило он усвоил ещё в детстве. На миг Арсений выпал из реальности, в которую его тут же вернуло шипение убежавшего кофе. Чертыхнувшись, он побежал на кухню, но, увы – от кофе осталась только лужица на плите. На звуки вышла мама:
- Арсений (она всегда к нему обращалась полным именем), ты уже встал?
- Да, мама, что-то не спалось, - он чмокнул её в подставленную щёку.
- Ты себя хорошо чувствуешь? – мама приложила ладонь к его лбу.
- Да, мама, просто дождь разбудил.
Ариадна Алексеевна с сомнением ещё раз внимательно посмотрела на сына, наклонила к себе его голову, оттянула нижние веки, проверила с готовностью к осмотру высунутый язык и только тогда его отпустила.

Это была уже привычка – беспокоиться за сына. Ну а кто, кроме неё будет о нём беспокоиться? За полвека жизни её мальчик так и не научился самостоятельности. Нет, конечно, он сделал карьеру – получил кандидатскую степень, дорос до доцента кафедры и она была бесконечно счастлива и горда им. Но, увы, с личной жизнью всё как-то не складывалось. Арсений так и не научился разбираться в людях. Особенно в женщинах – он вечно нарывался на вертихвосток и мелких интриганок. Сердце Ариадны Алексеевны защемило, когда она вспомнила Люсю – фу, да что за имя-то такое, кошачье! Люся и правда напоминала своими повадками кошку – всегда тихо подкрадывалась со спины, как будто хотела застать  за чем-нибудь непристойным. А эти её хитрые раскосые глаза, с фальшивым обожанием смотревшие на Арсения! Но Ариадну Алексеевну не проведёшь – она сразу поняла, что Люся метила на трёхкомнатную квартиру. Ариадна Алексеевна заболела и таяла на глазах. Она не могла допустить такого мезальянса – её Арсений, без пяти минут профессор и эта наглая лаборантка. Та, кстати, не стала долго выяснять отношения – собрала свои вещички и ушла. Уж не знаю, что у них там произошло, но Люся из института уволилась. И слава богу! Значит, не судьба.
Отогнав от себя дурные воспоминания, Ариадна Алексеевна направилась в комнату сына. Навела порядок на его рабочем столе, заглянула в шкаф, взяла несколько  вещей на стирку. В ванной комнате, нашла, как обычно, незакрытый тюбик зубной пасты, поставила его в стаканчик, поправила бритвенный станок на полочке, зачем-то открыла и понюхала одеколон на той же полочке. Закинула вещи в стиральную машинку и стала обдумывать, что бы такого приготовить Арсению на ужин.

Институт  находился в трёх остановках от дома и путь до него Арсений совершал пешком. Во-первых, ходьба полезна для здоровья, во-вторых, существенная экономия на транспорте. Арсений не изменял своим привычкам даже в мороз, но вот дождь каждый раз его расстраивал, нарушая планы. Пришлось залезать в битком набитую маршрутку. Уже на выходе произошла сумятица – кондукторша отказывалась выпускать раскрасневшуюся тётку. Тётка на грани истерики говорила, что её обокрали, вытащили кошелёк, а кондукторша упёрто отвечала, что «не намерена даром халявщиков возить». В целях демонстрации своих твёрдых намерений, дверь перед носом «халявщицы» захлопнулась и она, а вместе с ней и Арсений, оказались запертыми в маршрутке. Народ в это хмурое промозглое утро оказался безучастным к происходящим действиям и молча ждал развязки событий. Арсений, чувствуя, что опаздывает, поторопился рассчитаться за себя и за тётку. Тётка оказалась вовсе не тёткой, а вполне миловидной женщиной, которая рассыпалась перед ним в благодарностях и пообещала вернуть оплаченный проезд. Арсений только махнул рукой, мол, не стоит благодарности, и поторопился на работу.

После лекций планировалось заседание кафедры, которое Арсений по возможности пропускал. В этот раз присутствие было крайне необходимо (Арсений скривился от такой формулировки). Заседание затянулось допоздна, за окнами стало смеркаться. Чтобы как-то себя развлечь, Арсений опустил руку под стол и стал нежно поглаживать ногу сидевшей рядом методистки Ирочки. Между Арсением и Ирочкой существовала любовная связь, если можно так выразиться. Ирочка была давно и прочно замужем, воспитывала оболтуса-сына и временами – мужа. Ирочка нравилась Арсению своей лёгкостью, доступностью и любвеобильностью. Впрочем, любвеобильность Ирочки в последнее время стала доставлять Арсению некоторое неудобство, поскольку темперамент последнего стал незаметно для него самого затухать, в то время, как у Ирочки – разгораться.
После заседания Арсений с Ирочкой заперлись в её кабинете. Здесь стоял удобный кожаный диванчик, вполне вместительный для них. Ирочка любила Арсения за живой ум, блестящее чувство юмора, которых так не хватало её мужу – школьному физруку. Больше всего её возбуждало, когда Арсений декламировал стихи, лучше всего – поэмы. Ну, поехали. Каждое слово отдавалось ответным скрипом диванчика, который за последние пять лет впитал в себя не только любовную физиологию, но и пролетарскую поэзию.
- Лежу
на чужой
жене,
потолок
прилипает
к жопе,
но мы не ропщем —
делаем коммунистов,
назло
буржуазной
Европе!
Пусть х*й
мой
как мачта
топорщится!
Мне все равно,
кто подо мной —
жена министра
или уборщица! – на последней строчке Арсений уже готов был поставить восклицательный знак, но Ирочка слегка отставала.
- Ещё, ещё, - простонала она.
- Нам е*ля нужна
как китайцам
рис.
Не надоест х*ю
радиомачтой топорщиться!
В обе дырки
гляди —
не поймай
сифилис.
А то будешь
перед врачами
корчиться!

Все трое (включая диван), ощутили мощь и силу слова товарища Маяковского. А Арсений подумал, что пора уже переходить на четверостишья.
Тем же вечером, дома, Арсений пытался понять, кого ему напомнила женщина из автобуса. Её лицо было неуловимо знакомо, настолько неуловимо, что он с лёгкостью её отпустил, но почему-то оно вдруг всплыло в памяти и тревожно маячило. Он точно знал, что никогда её прежде не видел, но тогда откуда он её знал? И вдруг вспышка, озарение. Илзе. Да, именно такой она бы стала лет через… десять? Пятнадцать? Могла бы стать.

Восемь лет назад, увлёкшись, популярной тогда онлайн-игрой, Арсений познакомился со школьницей из Риги. То, что она школьница, выяснилось не сразу. В игре они оба были молоды, красивы и влюблены. У них был свой замок, который Арсений построил для любимой. В какой-то момент Арсений почувствовал, что в реальности любит Илзе и очень захотел с ней встретиться. Они обменялись фото. Илзе оказалось восемнадцать лет. Разница в возрасте их не смутила. При чём здесь возраст, когда у них одна душа на двоих?! Они стали созваниваться. Арсений никому не рассказывал о своих чувствах. Больше всего он опасался, что мама узнает и будет против. То, что мама будет против, Арсений ни секунды не сомневался. После истории с Люсей, ни одна женщина не переступила порог их дома и ни одна не задела его сердца. Он уже списал себя со счетов, как вдруг эта случайная встреча. На бескрайних просторах интернета, какие шансы встретить свою мечту? Ничтожно мизерные. Но им повезло. Они нашли друг друга. Наконец, место и время встречи было оговорено. Арсений купил билет до Риги. Перед посадкой он позвонил:
- Я вылетаю. Жди.
- Жду. Люблю.
Долгожданная встреча так и не состоялась. Илзе не встретила его в аэропорту. Её телефон был недоступен. Что он знал про неё? Ни адреса, ни фамилии. Только имя и город. Илзе из Риги. Он смотрел на электронное табло, где одни рейсы сменялись другими, одни люди улетали, другие прилетали. Он поехал на площадь Ливу, которую Илзе обещала ему показать, там её, конечно тоже не было. Он почувствовал себя одураченным.  Арсений вернулся в аэропорт и улетел в тот же день. В игре Илзе тоже не появлялась. Через два дня он случайно наткнулся на заметку в новостях: такого-то числа на трассе в аэропорт произошла авария, в которой погибла восемнадцатилетняя школьница. Её лицо. Её имя. Теперь он узнал и её фамилию.
Как часто он представлял себе, как изменилась бы жизнь, если бы не дурацкая, нелепая авария. Ведь всё могло быть по-другому. Он мог переехать в Ригу или перевезти Илзе сюда. Мама? А что, мама? Она бы полюбила Илзе так же, как и он. Ох, это сослагательное наклонение! Если бы…   

Как-то Ирочка, еще в начале их романа, размечталась, что уйдёт от мужа к Арсению, на что тот в мягкой, но непреклонной форме объяснил ей, почему этого делать не стоит, и процитировал Есенина, для большей доходчивости:
- И ничто души не потревожит,
И ничто её не бросит в дрожь, -
Кто любил, уж тот любить не может,
Кто сгорел, того не подожжёшь.