Бабка Зинка

  Я, лейтенант полиции, маленького городка. Все всё про всех знают. И я всё знал, как мне тогда казалось.
  Юный, плечистый, холостой. Работать мне нравилось, коллектив у нас был молодой, мы всегда придумывали шутки про своих "граждан".   
  На этой улице четверо судимых, семь алкашей и пять многодетных малообеспеченных семей. На следующей алкашей чуть больше. А вот если спуститься в нижнюю часть города, то там и наркоманов можно будет посчитать.
  Так я видел людей в начале своей карьеры.
  Что изменило мое мировоззрение? Одна бабка Зинка. Или как сейчас, я сказал бы бабушка - одуванчик Зинаида Федоровна.

  Возле церкви мне не нравилось дежурить. Даже мимо ходить. Не то что бы я не верил в Бога, верил, но я не любил попрошаек. Раздражали они меня. Будто работать никто из них не может. Все на фунфырик себе собирают. Даже в окошко машины с плечами готовы залезть из за десяти рублей.
Но именно меня стали ставить дежурить каждую субботу в районе церкви. Именно моя задача была разгонять всех попрошаек и следить, что бы "вон тот старикашка в драных штанах" не подрался с "вон той цыганкой".
  Через пару таких дежурств количество попрошаек заметно уменьшилось по субботам. Я всегда был строг и не вел переговоров. Уж очень они меня все раздражали. Особенно бабка одна.
  Она стояла возле входа  в церковь. В дутой фиолетовой куртке,правый рукав который был заметно порван, в спортивных зеленых штанах, серой шапке с сердечком из страз и в черных варежках.
 - "Добрый день, товарищ лейтенант. Как сегодня Ваше здоровье?", каждую субботу говорила она мне. Вежливо. Это и злило. Мне так хотелось взять ее за рукав и швырнуть подальше от дверией. Накричать. Что она тут встала, как дома? Люди идут к Богу обратиться или что они делают в церкви, а она весь настрой портит.
  Бабка Зинка - прозвали мы ее.
  Наступили холода. Просто лютый ветер задувал к нам со стороны близлежащих рек и полей. Бабка Зинка все так и ходила в своей фиолетовой куртке.
 - Добрый день, товарищ лейтенант. Вы все на своем посту, не холодно ли вам в новеньком бушлате?, ее разговоры со мной становились все длинее, а я все так же был молчалив и не произносил в ответ ни слова. Все так же смотря на нее из далека мне хотелось обидеть ее. Я разогнал почти всех попрошаек, и только она одна все приходит сюда. Именно в субботу. Именно из-за нее меня никак не хотят перевести с этого холода в уютный кабинет с электрочайником. Я решил, что пора с ней заканчивать.
  В следующую субботу я пришел подготовленный, а точнее не пришел.
  На днях мы с парнями решили ее припугнуть. Когда я вроде бы как заболел и не пошел на дежурство. На самом деле, я сел в свою не рабочую машину и стал наблюдать за ней из далека.
 В субботу, в 8 утра к бабке Зинке подошли трое таких здоровых мужиков. Подняли ее за руки, благо старуха была всего метр с кепкой, вынесли за ограду церкви и стали ее вразумлять. Они стали сильнее и сильнее жестикулировать. Я наблюдал в окно и не слышал их разговора. Как вдруг один из мужиков ударил ее по лицу.
  Я перестал будто дышать.
Другой повалил ее в снег.
Тут я выбежал из машины.
Запрыгнув на одного со спины, я понял на сколько он мощный мужик и что я рядом с ним просто тощий юнец. Он скинул меня в снег. Глаза его округлились.
- Юрок, ты чего это? Ты нас сам попросил бабку эту, ну это, того, растолковать, что тут не надо работать. 
  Помотав головами, они стали уходить.
Я подал руку бабке Зинке, она посмотрела на меня добрыми большими глазами.
- Спасибо. Если я тебе мешаю, сынок, то мог бы просто попросить. Я больше не приду сюда, сказала бабка, и тоже развернувшись стала удаляться.
 
  Я не мог ей ничего сказать в след. Не мог остановить ее. Не мог попросить прощения. Я просто струсил. Важный лейтенант оказался не просто трусом на слова, но и трусом на поступки.

  Прошел месяц, я ждал ее каждую субботу. Она не появлялась. Честная бабушка оказалась. Меня сняли с этого задания. В нашем поселке городского типа было всего три действующих церкви. Ее не было ни у одной. В полиции я стал искать на нее сведения. Сон мой совсем пропал. Всегда тысячи мыслей: она же старая, может она умерла с голода, может замерзла, она тоже мать, а может даже многодетная. А если бы так с твоей ....

  Спустя еще десять дней я знал ее адрес.

  Квартира на пятом этаже. Ухоженный подъезд. Чисто. Пахнет не бомжами. Позвонив в нужную дверь мне открывает бабка Зинка. Без шапки и фиолетовой куртки она выглядит совсем иначе. На голове седые пушистые волосы, голубо - белые глаза, лицо светлое и все пронизано глубокими морщинками старости. Маленькая, худенькая, в ней наверное килограмм тридцать пять, а за фиолетовой дутой курткой этого было совсем не видно. Без варежек, видно, что на правой руке остался только большой палец.
  - Чаю, лейтенант?
  Она достала из серванта коробку с чаем, заварила мне свежий чай, а себе взяла пакетик чая с батареи.
  Мы долго говорили. Бабка Зинка оказалась Зинаидой Федоровной. Она работала в гладильном цехе. Умела гладить любые вещи и ткани. Потом перешла в цех шитья. Стала помощницей мастера. Начальником цехом. А потом по нелепой случайности ей отрезало пальцы правой руки. Ей исправно платили пенсию по инвалидности, до этого года.
  - Жить надо как то? Хотя бы хлеб купить. Вязать, шить - сложно с одной рукой, да и зрение уже подводит. Стала фиалки продавать возле магазинов. Да что то мало кто их брал. Совсем голодно стало. Квартиру продавать? А жить тогда куда? Сам видишь, квартирка маленькая, да и в доме для пенсионеров находится. Не обменяешь. Вот и решила найти старые вещи, разорвала рукав на куртке и пошла к церкви. Люди просто так 10 рублей не дадут. Век другой.
 
Я тогда за ночь напечатал тысячи объявлений с призывом "Подарите 10 рублей", дал свой номер карты для зачисления. Расклеил. Ждал. Мало. Подключил всех своих друзей с работы. Тогда я собрал за неделю чуть меньше своей месячной зарплаты. Положил их и свои 10 рублей в подарочную коробку с запиской "Возвращайтесь. Я вас буду охранять". Отдал ее бабушке.

Мало конечно, но я еще не перестал думать о помощи. Почему я раньше так мало знал о бабке Зинке? Почему я решился пойти на такую аферу с амбалами? Мне бы хотелось сказать, что это был другой я, но это будет не правда. Это был я. Это были мои решения. Сожалею я о них? Нет! Они меня научили видеть в людях людей.