отвращение

"Отвращение он стал вызывать у меня сразу" А. К.



Луи-Фердинанд на страницах биографического романа описывает как придя с отцом старьевщиком к пожилой клиенте, та увлекает его в комнату конфеткой и поднимая пеньюар показывает свои обвисшие ляжки и волосатый бугорок. Она предлагает ему, ещё неоперившемуся юнцу вылизать ее.
Со второго этажа дома напротив доносятся сдержанные стоны. Эта пара русских, что постоянно орут друг на друга, решила заняться сексом. Я думаю о том, как деградировали моральные нормы. Взять к примеру роман Пушкина описывающий Россию середины восемнадцатого века. Книги хорошая возможность заглянуть под одеяло истории.
—Мне похеру, дай посрать. К сожалению я посвящён в дела соседей. Также как и в дела малолетнего Селина. Читал новости о гей-мусульманском конфликте в Англии. Видимо наша судьба - страдать, говорит Ситрипио в Новой надежде. Гиперреализм - правда на которую лучше закрыть глаза. В Союзе пели хвалу коммунизму и со страхом молчали о гулаге. Мы танцуем в клубе когда го-го девочка после группового изнасилования отдаёт богу душу на опушке. Мы разгоняем пьяные автомобиль на трассе, смеясь и куря папиросу. Со мной этого не случиться - пробираешься к лифту в отделении лицевой хирургии. Стоишь с телефоном потеряв дар речи, и руки как плети безжизненно повисли. Еще есть время, солнце только коснулось мокрых крыш. До темноты, до звёзд, до дома. Кому куда, всех заберёт последний троллейбус.  Мы будем ехать в нем, не хотеть ехать, и ехать. Смотреть в окно. Раньше ты был пешеходом, теперь лишь пассажир. А этот до сих пор думает что на коне.
—Э, молодой человек, за коня передаём! Вы - вы, с солипсизмом на губе. С таким в рай нельзя. Уж простите сами виноваты что себе такой мир удумали, и не смотрите строго, проезд с нового года подорожал.
Антуан, при этом имени я вспоминаю Антуана Рокантена, которого от сознания реальности тошнит. Острая кишечно-респираторная аллергическая. Не давайте ему капать своей слизью на мозги, нам эпидемия ни к чему. И ототрите эти фекальные знаки со стен его карцера. Сколько можно выставлять кал в музее современного искусства. Пушкина лучше покажите, не интересует, обмажьте значит его  говном кого-нибудь свежего, юного, современного. Он **** мою соседку. Я выебал свою сестру в зад. Телефоны барыг, проституток, имена, даты, образцы губной помады и спермы. Я снова очнулся в туалете полуподвального клуба на советской. Осознания, проклятия и объяснения в любви. Все это меня окружало, окружает всю жизнь, берет в заложники, крутит руки и суёт в ободранный УАЗ. —ты меня уже совсем достал. —хотела завалить - завали, хули ты своё ебало открываешь? —что ты сказал? Да ты мудак конченый, конченный, сука!! С переднего сидения доносится возня через матное междометие, потом утихает. Машина движется покачиваясь. —сука я же говорил у меня нога болит! —тварь да иди ты нахуй, сам у себя отсоси!! Не могу больше, переворачиваю сразу несколько страниц. Конечно нельзя обвинять Селина в том что он был первый, как ясно следует из повествования он лишь гребень волны. Можно писать мерзотно. В этом найдена красота, открыта заново свободным человеком. Буковски раздувает ноздри втягивая аромат, отправляет канапе в рот и тут же делает глоток рома чтоб смыть изо рта вкус. На губе у него говно, лацкан уже мятого пиджака испачкан блевотой. Неподготовлен к такой мощи организм, не прижился в нем семя-кристалл. В сортире мертвецки пьяный он смешивает переваренные остатки гамбургеров, слизь и отвращение  до получение устойчивой смеси. Сенсация, обмажемся же и мы чтобы быть со всеми вместе. —У вас не яйца ли на подбородке? —да нет, ну что вы. Абстрактное мышление помогает при онанизме. И когда твоя девушка делает аборт. Неприятно жрать кал ложкой, поэтому мы втираем его в кожу. Мы уже не чувствуем вкуса воды, цвета воздуха, вони окружающей нас. Вызвать этот мир на дуэль и погибнуть? Слишком опрометчиво и страшно. Может робот из Звездных войн прав, Антуан - одноглазый в стране слепых? Наслаждаться собственным отвращением к тому что сам принимаешь в этом участие, стыдиться этого и втирать порцию говна в глаза.  Пить его, колоть в вену, главное быстрее, быстрее. Заснуть и здесь. Чтобы потом проснуться. В новом туалете. На железнодорожной станции. Кровь соприкасается с мочей, на кафеле следы ботинок и моего лица. Голова раскалывается, затылком я разбил писсуар. Рокантен лежит в неестественной позе, одна из его рук опущена в унитаз, штаны сдернуты до щиколоток. Его волосатая жопа больше не порадует меня тостами и кофе с утра. Окна нашей квартирки выходят вэстминстерское аббатство, каждое утро Антуан молился и готовил мне кофе. Сейчас стало небезопасно. Моя сестра одевает никаб после работы, ей идти через мусульманский квартал. Почти всех из ее офиса изнасиловали, женщин мужчин, но ее я в обиду не дам. Я люблю ее. Люблю как любил Антуана. Троллейбус покачивается. Мороз рисует на стекле узоры, холодно. Достаю папироску прикуриваю. Свет зажигалки поглощает видимую часть реальности. С ней случилось тоже что и с моей соседкой. Трубка телефона выпала из обессиливших рук. Это мой последний закат, когда скроется солнце я прыгну. Руки рисуют знаки, налево или направо, всеми цветами радуги эти знаки кривляются. Извиваются личинками на ране. И их находят божественными. И молятся им. Как молится маленький Фердинанд уставившись на сочащиеся губы.