Последняя ночь в Белом Доме

После поезда я заскочил домой, наведать семью. Жена и дети  в порядке. Хотел немного поспать, но нервы были на пределе и мне это не удалось. Помнится, что я захватил с собой в Белый Дом надувной пляжный матрас, так как спать на стульях уже поднадоело. В целом за сутки, пока мы были в Питере,  оцепление вокруг Белого Дома усилилось, но проникнуть внутрь  можно было еще достаточно легко.
 В Большом зале  заслушали выступление Головина с отчетом о нашей поездке без особого энтузиазма, но, как говориться,  на безрыбье и рак рыба.
В Белом Доме собралось много разных людей и москвичей и из регионов,  есть даже  ребята с Приднестровья. Здесь  люди и совершенно незнакомые, и известные всей стране.
Так, в буфете на 6-ом этаже я  неожиданно встретил артиста и режиссера  Н. Бурляева. Глубоко религиозный человек и большой патриот, он, в отличие от многих творческих личностей, однозначно выразил свою позицию, придя сюда.
Бурляев, глядя в окно, сказал мне что- то невеселое, и я ответил  в тон ему.
Там люди как кто сразу сходились, даже не тратя время на знакомство, потому что единство взглядов на сложившуюся ситуацию, желание не уступить  произволу  быстро сближало.
Впрочем, были и другие  позиции.  В один из первых дней противостояния я встретил в вестибюле  20-го подъезда Челенгарова, (известный полярный исследователь впоследствии Зам. Председателя Государственной Думы от Единой России). Мы с ним были хорошо знакомы по   Гражданскому  союзу, он пришел вместе с ведущим клуба кинопутешествий Станкевичем.
-  Какими судьбами,- спросил я?
- Да вот,  пришли Хасбулатова уговаривать, чтобы ушел
- Зачем. Вы что? Это невозможно,- оторопело отговаривал их я.
- Не видим другого выхода.
Хасбулатов видимо видел, потому что, как известно, они его  не уговорили. Вообще  роль Хасбулатова во всей истории противостояния  двух ветвей власти    сложная. Он во многом виноват в том, что Верховный Совет так долго и так бездарно во всем уступал Ельцину.
Руслан Имранович  был очень жестким спикером, умел, кому надо и когда надо заткнуть рот, продавить нужное решение. Это и распад Союза, и  дополнительные полномочия на 5-ом съезде, и  дурацкое решение о проведении референдума на 7-ом.
 Его нетерпимость к чужому мнению, завышенные представления о собственной персоне,  вечно яканье, и выпячивание собственных заслуг  очень сильно отталкивало.
Именно поэтому летом 91 года мы, фракция «Смена- Новая политика», голосовали против него. Однако во многом благодаря этим качествам, он,   все-таки хотя и поздно, но сумел найти в себе силы противостоять этому «безграмотному безумию» под названием радикальных  экономических реформ.
 Во всяком случае, два последующих спикера Государственной Думы, хотя и были представителями оппозиции: Рыбкин и Селезнев, быстро сдали свои позиции и  подчинились Президентской команде. А Хасбулатов в последний период деятельности Верховного Совета и, особенно в период событий 21- 4 октября  был  на высоте.
После заседания Верховного Совета я пошел к себе  в кабинет, и вскоре мне  позвонил (городские телефоны на тот момент еще не отключили) некто Лягушкин, который был экспертом нашей фракции.  Он попросил о встрече, так как разговор не телефонный.
Мы встретились, по его рассказу получалось,  что в Министерстве безопасности далеко не все разделяют официальную точку зрения и готовы пойти на переговоры. Таких переговорщиков, которые могли никого не представлять, было хоть пруд пруди,  и поэтому я не стал связываться с Баранниковым и Руцким, решив, что не стоит их беспокоить, сначала надо понять,  насколько серьезны те, кто выявил желание переговорить.
Переговоры было предложено провести на улице, на нейтральной территории. Встречались, по-моему, где - то около Детского Мира. Их было двое, представились невнятно, мол, сотрудники, с болью смотрим на ситуацию и т.д.
Больше их действия  походили на получение разведданных,  а не на предложение поддержки. Я начал им объяснять, что при демократах им спокойно не жить, что ре организации, обвинения в  службе тоталитарному режиму им обеспечены. Судя по тому, как они от моих слов, поеживаясь, втягивали плечи, они это хорошо понимали. Однако толком так ничего и не предложили, я обещал им проинформировать руководство Верховного Совета, на этом и разошлись.
А вот на пути  информирования руководства  у меня неожиданно возникли большие препятствия. Оказалось, что ближе к вечеру  проходы к Белому дому были наглухо перекрыты, в том числе и проход рядом со стадионом,  там, где сейчас стоит мемориал погибшим.
Пытаюсь пройти  в другом месте, тоже самое, потом еще и еще. Наконец, на мосту патруль  требует документы.  Майор уже в годах,  я начинаю закипать и повторяю слова о произволе, нарушениях Конституции, что народный депутат имею право исполнять свои обязанности и т.д.
Он просит у меня удостоверение, я с  сомнением ему отдаю, он возвращает и говорит, что   и в милиции тоже с тревогой смотрят на происходящее. Затем он козыряет и, отвернувшись в сторону, тихо произносит: «Попробуйте еще под мостом.  Там возможно пропустят». Я спускаюсь вниз и с удивлением обнаруживаю,  что проход к Белому Дому в этом месте свободен. 
Прохожу через самый нижний   подъезд Белого Дома. Там охрана, показываю удостоверение депутата. «Погодите, - говорит  дежурный парнишка,- проверим, что вы за депутат».   Затем сверяет мою фамилию  со списком и   пропускает, свой.
Ночевал я все в том же кабинете, но теперь с матрасом было гораздо удобнее. Однако поспать как раз и не удалось. Всех подняли по тревоге и предложили собраться в зале  Совета Национальностей.
У Белого Дома очень сложная архитектура и около одного из входов в Совет Национальностей существует достаточно узкий коридорчик. Я пошел именно по нему. Электроэнергию не включали, экономя солярку, и я шел по нему в полутьме. Вдруг резко щелкнул затвор автомата: «Стой, кто идет?» С удивлением узнаю по голосу Руцкого.
- Александр Владимирович, это я Полозков
- А это ты, Сергей! Тоже  узнает  меня он, проходи. Эти сволочи,  сейчас начнут штурм. В зале все потихоньку собираются, даже зажигают свет, видимо решив на такой случай потратить драгоценное топливо. Все возбуждены. У руководства  Верховного Совета   и  назначенных нами силовых министров есть сведения о том,  что сегодня ночью начнется штурм. Надо быть готовыми ко всему.
 Наконец появляется  бледный, как смерть, Хасбулатов,  у меня, да и не только у меня скалывается впечатление, что он или смертельно пьян или на грани психологического срыва. Он, криво усмехаясь, сообщает все о том же, о подготовке штурма.
То, что Хасбулатов не в себе  кажется не только мне, но и журналюгам, которые, вот что удивительно, несмотря на все препоны, тоже присутствуют в зале (Впрочем, удивляться нечему их то, как раз пропускали, потому что большинство из них, строчили репортажи из Белого Дома нужного ельциноидам содержания)  Я бросаюсь им наперерез, и  встаю рядом с Хасбулатовым,  чтобы они ничего не заметили.
Слава богу, в тот день все обошлось. И с Русланом Имрановичем, он просто перенервничал,  и со штурмом, он в тот день не состоялся.   
Позднее, через много лет, фотографию, где я стою рядом с Хасбулатовым, опубликовали в газете «Сегодня», ее мне показали ребята из пресс- службы фирмы, в которой я работал. У меня на ней очень решительный вид и поэтому многие посчитали меня за охранника.