Синдром извинений

Сложно придумать способ самоубийства, при котором сохранится симпатичный внешний вид. Почти во всех случаях лицо синеет, что-нибудь лопается или опухает. Вы, наверное, видели много фотографий Курта Кобейна после смерти? Вы должны знать, что они все являются фейком. Таких фотографий в открытом доступе нет, а если бы и были, то их бы сразу признали фейком. Вот такой парадокс. А так, серьезно, кому хочется смотреть на легенды, когда они выглядит как гнойный пузырь или мясной отдел Сенного рынка? Максимум это похмельное лицо и грязные волосы. Да и то вы вряд ли различите разницу между сальной шевелюрой и гелем для волос.
Это я к чему? К тому, что долгое время не мог вписать в договор – способ суицида. В какой договор? Скажем в трудовой. Когда вы заключаете трудовой договор проверьте, чтобы по его истечению не было предусмотрено вашей смерти. Обычно в каждом из таких подразумевается смерть. Этот трупный запах карьерного роста, что в итоге ведет лишь к пенсии. Последняя отделена от смерть только хлипким знаком равно. Не осуждайте мое мировоззрение, но, когда хочешь стать Легендой, то стараешься не размениваться на компромиссы.
Дело в том, что от способа самоубийства зависел бы мой прижизненный гонорар. Если бы я решил в будущем повеситься, это была бы достаточно хорошая, стабильная сумма. После моего суицида, у моих песен появилось бы в тысячу раз больше фанатов, последние бы повылезали как грибы после дождя. В таком случае лейбл бы собрал миллионы исключительно на депрессивных хитах, таких как «Свинцовые Облака» и «Под сенью девушек в бреду». Если бы я выбрал задохнуться в автомобиле при помощи манипуляций с глушителем или это бы была обычная автокатастрофа, то произошедшее собрало бы неплохую кассу из хитов а-ля «для вождения». И так далее и тому подобное и етсетера.
Я долго не мог определиться со способом ухода из жизни и потому первые годы своего творчества жил на жалких грошах. Мой имиджмейкер Тони Луик советовал выбрать падение из окна многоэтажного дома. Говорил, что вскоре вновь появится спрос на позднюю советскую волну, музыкантов которой хлебом было не корми – дай выпасть из окна. Мы с ним долго спорили, с какой высоты я должен разбиться. Он предлагал – не выше шестого или седьмого. Говорил, что небольшая высота придаст трагичность и вызовет сомнения, вроде: сам ли Майк Курье, лидер группы The Railways ушел из жизни, либо это была трагическая случайность?
Все-таки я выбрал банальщину – отравление. Мне говорили, что отравление достаточно женский способ ухода из жизни, что для мужчины больше подходит выстрел из огнестрела в упор, но для рок-музыкантов легкая толика глэма к лицу, на мой взгляд. Компания одобрила мой выбор и стала ещё активнее продвигать музыку The Railways, организовывала концерты по всему свету и все в таком духе. Тони Луик советовал мне отравиться за неделю до двадцати семи лет. Это бы добавило мистицизма в историю, а как вы знаете деньги всегда там, где есть капелька мистицизма. Мол «ещё чуть-чуть и он бы вступил в знаменитый клуб 27-ми».
Конечно, у меня был шанс избежать такого грустного исхода. Необходимо было приносить компании такие деньги, чтобы мой суицид, как пиар-ход, стал бы бесполезным. Таких денег я не приносил. На мои концерты приходило пару десятков человек и вплоть до двадцати шести лет я с группой The Railways разогревали успешных исполнителей. Мы записали два альбома и оба выстрелили мимо. Первый альбом все посчитали слишком банальным и не отвечающим современным потребностям, что же до второго, то он тоже не стал популярным, но компания была довольна. Второй альбом был буквально пропитан депрессией.
Что до самой музыки? Да, я действительно любил играть, сочинять, некоторые вещи реально буквально «отколупывал» из-под подкорки сердечной коробки. Что в них могло цеплять? Понятия не имею, ибо ярых фанатов у нас не было. Вру. Была такая Одра Линдли. Она была сумасшедшей. Каждую неделю она писала мне письма, посещала почти все концерты. Сначала мне это действительно нравилось, но после она стала похожа на фанатиков с ближнего востока. Она наколола моё лицо у себя на шее. Она караулила меня после каждого выступления. Она признавалась мне в любви тысячами разных способов. Эта её прядь синих волос преследовала меня из города в город. Она видела в моих песнях то, что не видел я. Понимаете, практически все от рядового слушателя до шишек компании считали меня обычной посредственностью, не значащей ничего до моего будущего суицида. Одра же видела в моем голосе истину, в музыке целый мир, а в словах – Господа. Это были слова Одры.
Если бы таких людей было в несколько тысяч раз побольше. Если бы их было несколько тысяч, как у группы Stupid Stu с её вокалистом Биллом Йэтсом, с которыми нас постоянно сравнивали, то да, о суициде можно было бы забыть. А так время неумолимо несло меня к горсти таблеток и стакану нефильтрованной воды из-под крана. Мой имиджмейкер Тони Луик подобрал таблетки, которые бы были в свободном доступе и не причинили бы особого беспокойства. Они должны были убить меня в полусонном состоянии, чтобы не произошло истории, как с той актрисой. Помните? Та история, когда какая-то женщина легла на постель из роз в своем самом красивом платье, закинувшись колесами, а после её нашли у туалета захлебнувшейся в собственных рвотных массах? Тони Луик хорошо относился ко мне, несмотря на то что я был посредственностью и «плохим материалом». Из меня вряд ли можно было бы слепить что-то хорошее. Каким бы талантливым имиджмейкером не был Тони Луик, когда доходило до моей популярности – он опускал руки. Тони жалел меня и ненавидел, вот так все было плохо.
Знаете, я не всегда отчаивался. Я был ходячей парадигмой рок-н-ролла. Живи ярко, все дела, умри молодым. Я знал, что умру, не дожив и до двадцати семи и поэтому раскидывался деньгами налево и направо. К двадцати шести я переболел половиной существующих венерических болезней. Из-за регулярного употребления наркотиков у меня начались серьезные проблемы с памятью, я забывал строчки песен, аккорды, дни недели и все в таком духе. Каждый день я был пьян, что также привело к некоторым проблемам со здоровьем и потенцией. Одри продолжала писать сумасшедшие письма, в которых просила «не убивать себя всей этой дрянью». Она считала, что все это от тяжелой жизни и от извечной депрессии. Всё из-за моего тяжелого и непереносимого внутреннего мира. Души. Если бы эта сумасшедшая знала реальное положение вещей.
Мой двадцать седьмой день рождения приближался с каждым днем. Нужно было выбрать город, в котором я проведу последние часы своей жизни. Мне было страшно. Я спрашивал Тони Луика, что будет если я откажусь, а Тони привел в пример несколько музыкантов. Несколько музыкантов на закате своей карьеры, что были убиты открыто на улице каким-нибудь сумасшедшим, либо их самостоятельный уход из жизни подвергается сомнению. Компании не составит труда найти какого-нибудь сумасшедшего, что согласится отсидеть десяток лет в психиатрической больнице и выйти обеспеченным на всю жизнь получая процент от продажи моих песен. Капитализм не даст вам путей для отхода.
Вы, наверное, хотите спросить, как это так? Как ты можешь писать эти строки, если ты должен быть мертвецом. Отвечаю. Во-первых, помните роман Ремарка «Время жить и время умирать», где повествование ведется от первого лица, и тем не менее главный герой погибает? Что? Спойлер? Ничего страшного, я вам наврал. Так вот. Здесь может быть такая же ситуация. А во-вторых, я не смог убить себя. Я помню этот день и сотню раз вспоминал его, жалея, что не набрался мужества покончить жизнь таким женским способом. Я смотрел на эти разноцветные таблетки и представлял, что это такое – «ничего нет». Абсолютная пустота. Даже отсутствие пустоты, отсутствие осознания пустоты. Я обдумывал это несколько часов. Сходил в туалет, убрался в своем гостиничном номере. Психологи называют это «Синдром Извинений». Это когда самоубийца как бы извиняется за доставленные неудобства этому миру. Ему неудобно за то, что кому-то придется убирать его тело, разбираться с причинами, побудившими к такому исходу. Бред, потому что, когда кто-то будет соскребать мозги со стены, вряд ли его посетит мысль: «А вот если бы он извинился, то всё было бы ОК!» На мой взгляд мир прощает человека и принимает его извинения, только давая спокойно уйти из этой жизни. В тот день мои извинения приняты не были, и я исчез.
Снял деньги со всех своих кредитных карт. Сбежал из страны. Залег на дно. Струсил. Как это ещё описать? А почему это не способ самоубийства – в корне изменить свою жизнь? Изменить все твое окружение, круг знакомых и все в таком духе. Тоже такой достаточно неплохой маленький суицид. По-моему, один из участников группы Manic Street Preachers выбрал точно такой же способ уйти из жизни. Просто пропал. И мистицизма хоть отбавляй и не сможете найти мерзких фотографий своего кумира. И овцы целы, и волки сыты. Что вам ещё нужно? Видимо им было нужно что-то ещё. Недаром Тони не предложил мне этот способ. Меня просто забыли и все. Компания, возможно, и заработала после моего исчезновения какие-то гроши на концертах в память о талантливом Майке Курье, лидере группы The Railways, но её менеджеры понимали, насколько они облажались. Конечно, у другого их проекта, у группы Stupid Stu был успех, когда они сделали кавер на мою песню «Свинцовые Облака». Билли Йэтс, вокалист той группы, постоянно играл её на акустических концертах, но это были мелочи, по сравнению с миллионами, вложенными в меня. Если не ошибаюсь, то именно после моего случая лейблы стали заводить себе штатных психологов.
Не знаю, искали они меня или нет. Мне было и страшно и не страшно одновременно. Было странно. Я вроде бы уже умер, но не хотелось погибнуть вновь, понимаете? Мне было особо нечего терять, но и оставить шанс «накопить» что-то я не хотел. Что вам рассказать о моей жизни после? Ничего интересного. Неофициальная работа на складе, съемная квартира, алкоголь и дешевые наркотики. Хотелось мне все вернуть назад? Не знаю. Сквозь пелену пьяного угара я всегда ощущал грусть скорого конца. Теперь я потерял все, но зато выиграл для себя немного скучных лет жизни. Среди моих развлечений было посещение концертов местных отстойных групп и просмотр сотен наших концертов, снятых на простой телефон. Я пересматривал эти записи тысячу раз и каждый раз удивлялся, видя отрывающуюся почти на каждом нашем концерте Одри. Она была моей единственной фанаткой. Но она была фанаткой до мозга костей, до последней клетки своего тела, фанаткой, любившей меня. А что я? Я не стал Легендой, хотя пошел на все это именно с такой целью. И тогда, и сейчас мне было известно, что все закончится и главное – что останется после меня. Я не хотел быть одним безымянным облаком, что проплыло над чьей-то головой и растворилось. Мне хотелось стать яркой звездой на небе, на которую бы ещё много лет смотрели с восхищением люди. Показывали бы пальцем и рассказывали Легенду.
Кто знал, что жизнь приготовила мне такой сюрприз. Кто знал, что в тот маленький городок, в котором я решил залечь на дно решит приехать с квартирником вокалист Билли Йэтс группы Stupid Stu. Это были выходные, поэтому я был как обычно пьяный вусмерть. Билет стоил действительно дорого. Как бы вам перевести на ваш курс? В общем, чтобы заработать на него мне бы пришлось работать три недели на том треклятом складе, по несколько смен в день без выходных. Конечно, сбережения из прошлой жизни выручали меня.
Билли Йэтс был великолепен. Он был действительно талантлив. Каждое спетое им слово заставляло публику подпевать, даже если они не знали слов. Я уже изрядно нажрался, когда он начал играть кавер на одну из наших песен. «Свинцовые Облака». Он играл её хорошо, но не так как нужно. Он играл её на свой лад. Она должна звучать по-другому. Я помню, как она звучала. Шатающейся походкой я подошел к Йэтсу. Он опешил и остановился. Без усилий я взял у него гитару, непослушными пальцами стал искать нужный лад и исполнил песню «Свинцовые Облака». Я исполнял её так, как не исполнял никогда. Буквально вложил в неё новый смысл. Я играл эту вещь, и она буквально убивала меня. Когда вас убивает что-то созданное вами же, это лишь ещё одна из разновидностей самоубийства. Словно извиняясь за эту грустную вещь, я вопил перед изумленной публикой:
«Я с тобою до конца.
Ветер гонит облака.
Обнимаю облака -
Слышу громкий звук свинца».
Это быстро стало новостью. Я не только вернул свою популярность, но и стал почти тем, кем хотел всегда. Все начали обсуждать легендарное возвращение Майка Курье, лидера группы The Railways. Я сам стал новостью. Репортеры заваливали меня письмами. Моя тайная жизнь стала публичной и мне это нравилось. Моё спонтанное выступление стало рождать множество мифов, скомканных на скорую руку. Кто-то говорил, что я сошел с ума и переехал в эту глушь, кто-то писал, что у меня были проблемы с мафией, но все они внезапно влюбились в мои песни, стали видеть в них глубокий смысл и превозносить мой талант за очень короткий срок.
Я сидел в своей разваливающейся съемной квартире и ждал, когда со мной выйдет на связь лейбл. Что они захотят со мной сделать? Убить или возродить и зарабатывать на мне деньги? Конечно, второе. Я знал это и был счастлив. Нет ничего лучше, чем ощущать свое признание, и чем дольше это признание до тебя доходит, тем спокойнее, тем сильнее это чувство «правильности» того, что ты делал. Я сидел на диване, сжимая в руках купленную мною вчера гитару и подбирал аккорды для новой песни. Это будет альбом. Альбом, что вдохнет новую жизнь в рок-музыку. Радость от нового шедевра заставляла руки трястись и, я полез в пачку сигарет, чтобы успокоиться, когда услышал стук в дверь.
Сомнений не было, за дверь меня ждал Тони, которому не терпелось меня обнять и возобновить работу, но открыв дверь мне предстало излишне худая девушка в слезах. На неё было действительно больно смотреть. Её вид отражал боль и лишения самых страшных притонов. Если бы не татуировка моего лица на её венозной шее, я бы никогда не подумал, что это Одра Линдли. Девушка отрицательно мотала головой. Девушка явно не хотела верить в увиденное. Она всхлипывала и закрывала рот рукой. Одра что-то хотела сказать, но у нее не получалось. Она вытерла лицо рукавом, а после достала из кармана куртки черный револьвер 45-ого калибра и навела на мое лицо.
- Извини, - единственное, что я обронил перед тем как стать Легендой.