З-е октября и 3-ий штурм Останкино

3 - его октября, как уже было заведено на Красной Пресне, в десять часов утра началась летучка, люди рассказывали о последних событиях и  о  намечавшихся  мероприятиях. С одной стороны, обстановка была обнадеживающей. Шли переговоры под патронажем церкви, некоторые регионы России  высказывались  против  произвола  Ельцинской  команды.
В то же время носились зловещие слухи о новых дивизиях ОМОНа, подходящих к Москве.  Все это говорило о  готовящемся штурме. 
Так  или иначе, на этот день было намечено два мероприятия. В 13-00 митинг около Моссовета, в 14-00 на Октябрьской площади. 
  В 13-00 на стареньком жигуленке Андрея Головина  мы подъехали к Моссовету.  Милиции было  больше,  чем народа. Все  говорили  о  том,  что  основная  масса людей пошла на Октябрьскую площадь. Подались туда и мы.
Площадь оцеплена, милиция настроена очень агрессивно,  на площадь не пускают. Но, оказывается, колонна сформировалась не на площади, а на соседней  улице и огромным человеческим валом надвигается на нее.  Людей  много, тысяч 40 или 50, не меньше.  Кордоны ОМОНовцев расступаются,  но демонстранты не  остаются  на  площади,  а сворачивают в сторону парка Горького,  раздаются крики о том,  что митинг будет около парка.  Присоединяемся к демонстрации, колонна уже дошла до ворот парка, а конца ее, сворачивающего с Октябрьской площади, еще не видно. Сила несусветная, однако, около парка никто не останавливается, колонна идет дальше к Крымскому мосту.  Милиция мечется в панике, по громкоговорящей связи раздаются панические приказы.
На мосту  стоит   очень хилое заграждение из солдатиков дивизии Дзержинского. Человек сто, не больше, с дубинками и  щитами. Для такой громады народа – это не помеха.
 Было  ли  это провокацией? Не знаю,  может быть, просто никто не ожидал, что демонстранты  повернут в эту сторону и цепь из солдат- срочников была выставлена самым бестолковым образом.  Судите сами.  Заграждение было  поставлено  на мосту так,  что  по  боковым лестницам запросто можно было войти в тыл этим ребятам. 
Вместе с вездесущими пацанами (тогда я воочию  понял, что Гаврош это не досужая выдумка) мы это и сделали. Колонна столкнулась  с оцеплением,  замелькали дубинки, задние  ряды начали напирать, и вот цепь прорвана.
Капитан, командующий солдатами, размахивая пистолетом и матюгаясь, кричит дурным голосом, что всех перестреляет, кто тронет его мальчишек. На него недуром прет окровавленный гражданин, я его останавливаю, машу депутатским удостоверением и кричу благим матом о том, что солдаты не виноваты.  Людям, получившим дубинками по голове, это трудно объяснить, но, в конце концов, инцидент улажен.
Бежим с Игорем вперед, догоняя колонну. По ней разносится жуткий вопль: «Газы! Слезоточивые газы». Действительно, запахло какой-то  гадостью,  люди  начинают  кашлять,  толпа дрогнула, но сильный ветер на мосту делает свое дело,  особого вреда они не наносят.  Игорь Муравьев ногой давит шашку, из которой идет дымок.
В это время по голове колонны бьют из водометов,  но и они захлебываются, демонстрация сметает и эту преграду, слышны крики: «На Белый Дом!» 
 По дороге попадается автобус с ОМОНовцами, стекла побиты, ставшие ненавистными за эти дни  «стражи порядка» (избиения вокруг Белого Дома мирных граждан,  начиная с 27 сентября, были страшными и не могли способствовать хорошему отношению людей к ОМОНу), забились внутри автобуса, закрыв тела щитами. Горячие головы, не  остывшие  от милицейских дубинок, пытаются перевернуть автобус, при помощи  брошенного грузовика - водомета и собираются им  таранить автобус. Игорь вскакивает на подножку автомобиля, я отчаянно машу руками. Озлобленно ругаемся с «горячими головами», но нам снова удается остановить расправу.
  Людской поток неумолимо продвигается  к Белому Дому.  И тут раздаются выстрелы, перепуганное оцепление вокруг здания Парламента стреляет по людям. Толпа рассыпается в стороны. Товарищи прячутся за столбы. Я не успеваю этого сделать. Мне кажется, что это холостые, но потом, видя  раненых и убитых, я понял,  что  это было не  так. Но после  выстрелов рассеивается и ОМОНовское  оцепление,  путь к Белому Дому открыт.
Вместе с ликующей толпой врываемся в здание.  Обнимаемся с нашими "сидельцами" Вера Бойко, Агафонов, Виктор Балала!  Настроение приподнятое, начинается  стихийный митинг. Зашли к Хасбулатову с Руцким,  поздоровались.  Вид у обоих озабоченный.  «Ни в коем случае никаких штурмов Кремля,- кричит Руцкой человеку  в защитной форме, - это провокация».
Ищут кандидатуру на пост и. о мэра Москвы,  предлагаем Сашу Краснова.
Цепь прорвана, но в мэрии  (Она тогда находилась в бывшем здании Совета Экономической Взаимопомощи рядом с Белым домом)  и гостинице "Мир" совсем рядом огромное количество солдат и ОМОНа.  Все люди буквально под прицелом.    Впоследствии,  один  депутат- демократ Виктор Миронов хвастался тем,  что, якобы,  держал Руцкого на мушке своего пистолета, сидя в мэрии, и очень жалел, что не нажал  курок.  Поэтому  команда Руцкого  о штурме мэрии, за которую его  ругают, была вполне логичной.  Тем более, что была велика надежда (и она оправдалась) на то,  что штурм мэрии произойдет также мирно, как и прорыв блокады. Ведь блокаду прорвала мирная демонстрация!     Я снова на улице.  Там движение, толпа  приближается  к  гостинице «Мир».
Из гостиницы раздается дружный залп, люди шарахаются в стороны. Я оказался в этот момент на подиуме для машин около гостиницы. Чуть- чуть пригнувшись, вижу,  как из здания в переулок выбегают солдаты с гранатометами и автоматами.  Они бегут к автомобилям,  стоящим около американского  посольства.  Какой - то маленький мужичонка пытается отнять у мальчишки - солдата гранатомет.  Оба бледные, как смерть.  Бегу к ним, но меня опережает депутат Федосеев,  он отрывает мужичка от парнишки,  а тот бьет Федосеева в зубы.  Со словами «Провокатор!» - Федосеев отвечает ему тем же и мужичонка валится с ног. 
Впереди вижу Игоря Муравьева, который помогает солдатам погрузить раненого в машину.  Лица у  солдат растерянные. Шлются проклятия снайперам. Стреляют из каких-то спецвинтовок для которых не препятствие ни каски  ни бронежилеты.  (Ясно, что у защитников "Белого Дома" таких винтовок быть не могло) Причем стреляют и по милиции, и по демонстрантам, явно желая  натравить стороны друг на друга.
Удивляет поспешность ухода войск и милиции от мэрии и Белого Дома. Они спешно уезжают, бросая машины и другую технику.  Уходя, они оставили перед входом в здание бензовоз и открыли  его. Малейшая искра и начнется пожар.  Пострадали бы сотни людей, а затем все было бы списано на "мятежников",  как потом нас называли.
Зашли в здание мэрии, какой - то человек в военной униформе потребовал документы, мы предъявили удостоверения и сказали, что необходимо срочно организовать охрану помещения. Среди матрасов, оставленных солдатами, стояли шикарные иномарки,  видимо до начала событий здесь  была их выставка продажа.
Оцепление выставили  и вовремя, потому, что какие-то темные  личности пытались проникнуть через разбитые окна  в  здание и их быстро выдворили. 
Возвращаемся в Белый Дом,  там идет заседание съезда,  проносится слух о том,  что демонстранты во главе с Макашевым взяли Останкино.  Взволнованные, прибегаем к Руцкому. 
«Александр Владимирович! Почему Макашов? Он же крайний, он же такого там натворит»,- говорю я Руцкому.  Срочно набрасываем воззвание, от имени и.  о. Президента России Руцкого, нам выписывают мандаты, и мы бросаемся на поиски автомобиля, чтобы ехать в Останкино. Это оказалось не так-то просто. Носимся по подвалам здания, машины стоят, но за заграждениями под замками. Мимоходом заскакиваем на заседание,  у меня грязные руки и, наверное, очень ошалелый вид.  Обнимаемся с Володей Махановым - в зале настроение приподнятое.     Наконец то мы находим какой-то грузовик из опоздавших в Останкино (видимо один из тех, про которые так много впоследствии говорили как о специальной приманке), забираемся в него, народу в нем битком, проехав 10 метров, он безнадежно глохнет.
Я, Головин и Муравьев решаем ехать на метро, с нами увязывается еще какой-то корреспондент.  От метро ВДНХ до телецентра  минут 20 ходьбы пешком,  троллейбусы, похоже, не ходят. Двигаемся пешком. Народ стекается потихоньку к зданию радиотелецентра. Темнеет. Окна радиоцентра зашторены черной материей,  при освещении фонариками явно видны силуэты спецназовцев.  Здесь, в отличие от мэрии, никто никуда не убегает. По  мегафону работников телецентра призывают дать возможность сказать народу правду. Люди скандируют: «Крысы, выходите!»
Подходим с Игорем к одному из говорящих в мегафон,  предъявляем депутатские удостоверения, объясняем про воззвание Руцкого, про необходимость мирного и спокойного тона.  Он недоверчиво их рассматривает,  потом говорит:  "Давайте воззвание". Я отхожу к Головину,  который стоит ближе к зданию и у которого бумага с текстом обращения.  В этот момент  раздается взрыв, как потом говорили, из гранатомета, который был в руках одного из демонстрантов. (Об  этом потом много писали, в том числе и про то, что при расследовании дел прокуратурой не было найдено характерных после взрыва гранаты следов, и что взрыв был иного происхождения)..  Тотчас же по толпе, по невооруженным людям. (С автоматом я сам видел только несколько человек) открывается ураганный огонь. 
Уже темно,  трассирующие  пули хорошо видны и всем ясно,  что это  не холостые выстрелы. Отчетливо помню истошный крик женщин,  бегущих вдоль здания людей, как  в  замедленной кинопленке.  Нас с Андреем выручает то,  что мы оказались в мертвой зоне достаточно близко от здания, и я начинаю медленно  ретироваться  вдоль него в сторону. В этот момент открывается огонь из соседнего здания. Я бегом выскакиваю из опасной зоны. 
Игорю Муравьеву,  как потом он  нам рассказал, пришлось гораздо хуже. Он, оставшись рядом с человеком с мегафоном, оказался  в  самом  эпицентре  стрельбы.  Армейская привычка сработала ( Он отслужил 2 года офицером в ГДР), и он тотчас же упал на землю. Ему прострелили сапог и пробили куртку на животе. Как его не задело,  остается только догадываться. 
В зону, более-менее не опасную для огня, стали прибывать раненные.  Погрузили одного, другого, ранения в голову и в живот.  Депутат Мандрыгин  подъехал на своей «Волге».   Он врач,  ему стали грузить раненого  в машину, но в этот момент подъехала скорая и забрала от нас этого грузного и по всему уже безнадежного парня. 
  Вдруг из-за поворота появились бронетранспортеры  и  начали  поливать огнем все, что ни попадалось им на пути, в том числе и останкинский пруд, и примыкающий к нему парк. Мой хороший знакомый, который приехал на  машине  в  Останкино,  чтобы  забрать  наши с Володей Махановым семьи  (Депутатский дом в 300 метрах от телевизионной башни), отчетливо слышал и видел трассеры пуль над дорогой, по которой он их отвозил.   
Мы уезжали в Белый Дом от Останкино с горьким чувством,  понимая, что это ловушка, в которую мы по своей наивности,  недооценивая коварство противника, попались.
 Действительно, уже упоминавшиеся  автомобили беспрепятственно пропустили в Останкино, причем, как подчеркивают, многие свидетели подразделения «Витязя» добирались в Останкино одновременно с этими автомобилями, но на все предложения пресечь их продвижение руководство отвечало им отказом. То есть Президентской стороне как воздух нужен был инцидент именно в Останкино.
После начала бойни,  на обратном пути, мы видели, как такой грузовик уже без всяких церемоний был остановлен милицией,  шофера положили на  асфальт и начали  бить сапогами.  Мандрыгин  остановился, но нам в ультимативной форме приказали  ехать мимо....
Мы уехали, а   в Останкино стрельба продолжалась еще несколько часов. БТРы и засевший в обоих зданиях  «Витязь» расстреливали всех, кто просто проходил мимо, залег в ложбине пруда, перепугавшись стрельбы. Без предупреждения расстреляли демонстрацию, которая шла пешком от Белого Дома и через 2 часа подошла к Останкино.
БТРы вели себя вообще странно, стреляя и по зданиям, и по прохожим, и по окружающим домам. У Игоря Муравьева следы от пуль нашлись не только  в одежде, но и  в балконной двери.  Я уже говорил, что наш дом рядом  и пули долетали и туда.
 Какое то безумие овладело  спецподразделениями или их кто- то постоянно провоцировал. Все «штурмующие», среди которых  почти  не было людей с оружием,  рассеялись сразу же, как  началась стрельба. Однако витязевцы палили по всему, что передвигалось в течение нескольких часов.   
По рассказам очевидцев, один БТР даже въезжал в здание телецентра, пострелял там, вернулся на улицу и стал расстреливать зевак и тех, кто попрятался в окрестностях.
Стреляли они и ночью, когда я возвратился из Белого Дома домой.
Дело в том, что все последние ночи, отрезанные от Белого дома, работая в Краснопресненском районе,  мы ночевали дома. Когда вечером мы вернулись в Белый Дом, я выяснил, что в моем кабинете (свято место пусто не бывает), за несколько дней моего отсутствия прижилась команда защитников,  каких - то молодых ребят. Можно, конечно, было приткнуться у кого-нибудь из коллег, но я знал, что ко мне приехала с утра, не выдержав всех этих ужасов, мама из Нижнего Новгорода, и я ее еще не видел. Она была дома одна, так как, как я уже говорил,  жену с детьми увезли подальше от стрельбы и поэтому  я решил уехать ночевать домой.  Со мной вместе приехал и Игорь.
Если бы я этого не сделал, то, возможно, и не писал бы сейчас эти строки.
Это ведь  только господин  Шумейко с циничной улыбкой заявлял потом на какой-то пресс-конференции  о том, что ни один волос не упал с головы депутатов. На самом деле, десятки наших коллег  были избиты, кое-кто даже получил пулевое ранение, многие избежали расправы, спрятавшись в соседних домах и  в  подвалах, спасаясь от расправы обезумевших ОМОНовцев и маргинальных элементов.
Но все это было на следующий день.  Тогда же, кое-как, успокоив маму,  я завалился спать.