Бойся данайцев

И земля ломает людям шею - их благословенная земля.


Поезд Владивосток-Москва шел шестеро суток. Самолет летел в 10 раз быстрее. Но времени в те времена было у меня с избытком, чего не скажешь о деньгах - вчерашний студент, я возвращался от родителей, чтобы, как говорится, вступить в новую, взрослую жизнь. Казалось, я такой один во всем поезде. Я сменил с десяток попутчиков, никто не ехал со мной в купе более суток и редко у меня бывало больше одного соседа. Время поездов уходило.
  Когда мы подъезжали к Иркутску, мое купе опустело совсем. Поезд уже отходил от станции Слюдянка, когда я  подумал, что дальше поеду наедине сам с собой, но она успела вскочить в отходящий состав. Я уже лежал, завернувшись в одеяло, и в памяти моей она надолго осталась чередой картинок: фигура под фонарем, каблук на подножке поезда, билет в руках проводницы. Разговор завязался только наутро.
  Ночью я просыпался. Моя новая попутчица лежала на верхней полке, натянув одеяло до носа, и я видел только - отдельной картинкой в моей памяти - золотые кудри ее волос, казавшихся почему-то морозно-ломкими, и пергаментно-белую кожу руки. Настолько белую, что… Но тут она пошевелилась во сне, я перевернулся на другой бок и спокойно проспал до утра.
  Утром мы сразу заговорили о времени. О, у меня его сколько угодно, сказал я, семь суток коту под хвост…
  -Это все равно не твое время, - ее белые мелкие зубы сверкнули в улыбке - еще одна картинка, пожалуй, сильнее других отложившаяся в моей памяти, - ты же не можешь сделать так, чтобы этот поезд пришел позже? Или раньше? Ты просто плывешь в нем, в этом океане времени. Но кое-что ты можешь... Подари мне три часа этого, своего времени? А я тебе три минуты своего.
-Неравноценный обмен, - улыбнулся и я.
-Еще какой равноценный. Минута, которую ты можешь вложить куда угодно. Три таких минуты. За бесполезные, не твои три часа.
-Хорошо, я должен расписаться где-то кровью? - я старался поддерживать шутливый тон.
-Просто дай руку, - мелкие белые зубы опять сверкнули. Она сжала мою кисть своими тонкими сухими пальцами и легонько рассмеялась - совсем легко - как колокольный перезвон. Я и не думал, что люди умеют так смеяться. Я разжал пальцы - у меня на ладони остался хрупкий кулон-трилистник. - Понадобится - просто раздави хрусталь.
 Она сошла на той станции, где я выходил покурить. Без предупреждения, просто исчезла  и все. А поезд опоздал на ярославский вокзал на три часа. Когда об этом объявляли, по громкой связи явственно был слышен легкий колокольный смех.
  Сбегая вниз по эскалатору метро, я нащупал в кармане трилистник и машинально на него нажал. Хрупкое стекло поддалось моим пальцам. В ушах зазвенели колокольчики смеха. Я вбежал в поезд, запрыгнув в него в последний момент, и чуть не сбил с ног хорошенькую девушку, Ольгу, дочь профессора из моего университета. Через месяц мы стали жить вместе, через полгода - поженились. Моя жизнь изменилась. В ней больше не было времени на шесть суток до Владивостока. Ччтобы обеспечить семью, я пошел работать на завод, Оля скоро собиралась рожать, мы начали сссориться. В этот момент я поскользнулся на кафельном полу цеха и сломал позвоночник о груду листов металла. Повестка в суд  пришла мне уже в больницу. На бракоразводный процесс я, естественно, не попал. С сыном мне увидеться  не разрешили. Следующие полгода я собирал свой позвоночник по частям, а потом много лет собирал по частям себя. И так и не простил себя за то, что упустил шанс стать счастливым. Амулет с разбитым одним лепестком при моем падении не пострадал, я так и носил его в кармане.
  Через десять лет после быстрого образования и еще более быстрого распада моей семьи я познакомился с Алей. Еще три года спустя я сидел в салоне машины скорой помощи, с воем и визгом мчащейся в больницу. Час назад водитель встречного грузовика не справился с управлением на скользкой дороге, попал колесом в ямку, зацепил разделительную и вылетел на нашу полосу. Мы оба оказались в кювете. Я отделался испугом и синяками. У Али был закрытый пневмоторакс и, вероятно, что-то еще. Время шло на минуты. Водитель скорой выругался - нам наперерез ехал кортеж. Я даже не понял, как почувствовал трескающийся хрусталь под пальцами. “Успеваем проскочить”. И заливистый смех-колокольчик.
  Повреждения оказались гораздо более многочисленными, Але сделали три операции. Она много мучалась и умерла через неделю. Моя жизнь снова пошла к чертям. Как ни странно, второй раз я перенес это легче. Через неделю я получил письмо от своей первой жены. Впервые за эти десять лет она обратилась ко мне за помощью или хотя бы просто признала мое существование. Делать было нечего. Надо было ехать. По иронии судьбы они жили сейчас во Владивостоке, но я бы сошел с ума за неделю в поезде наедине с самим собой и случайными попутчиками, так что  взял билет на самолет.
  Такси, которым я добирался в аэропорт попало в ДТП, мне пришлось брать попутку. Я опаздывал. Пальцы сами собой нащупали в кармане остатки трилистника. Хрустальный треск, колокольный звон, минута действительно часто меняет многое. Я успел.
  Самолет Москва-Владивосток разбился при заходе на посадку. Немногие оставшиеся в живых пассажиры все как один твердили, что перед тем, как самолет загорелся, слышали что-то, очень похожее на звук колокольчика.