Письмо, оставленное на соютоле в кабинете

Погоды то какие нынче стоят, может от них мне и спится так тяжко и крепко, от них и видеться во сне разное. А может весна се, пора к выгону скота, да вот вот лёд полопается на речках, всколыхнут водяные девки хвостами да пойдут нерестится. А может еще что невдомек мне.
Сегодня снились вы, разгоряченный как будто водкою, с волосами рассыпанными по плечам и рубахе на выпуск. Очи ваши были темны и печальны, не было покоя и ногам, ходили вы без устали по комнате, говоря что предал я вас и более не люблю, что забываю писать, не наведываюсь на чай и охоту, что словно более не друг стал. А я же лежал на узорной тахте и только любовался вами, не произнося ни слова и тем самым только расстраивая боле. Поэтому как проснулся велел подать чистое платье, взял гостинцев да отправился к вам, наказав Тимофею следить за хозяйством.
Что за небо было по дороге, только из лесу выбрался-по левую руку лазоревое, по правую чёрное от грозовых,градовых туч, что наши крестьянке свои угодья огораживают крестиками из орехового дерева. Не было боле ощущения зимы, и воздух был густ и влажен, с запахом сырой земли и травы гнилой, прошлогодней, что уже оживает корнями как покойник своими костьми в полнолуние. И птицы шумно носились по деревьям, ликуя к поре женихаться.
Дома же я вас не застал, хотя не без удовольствия обошёл двор и дальше за изгородь, припугнув баб стирающих белье, которые верят будто колдун я нечистый и человек всячески порочный (хотя ни одной вашей бабы и не попортил, больно надо, да и в хозяйстве от этих дур пользы больше чем ведьмам на заклад отдавать). С дедами же поздоровался да попросил истопить баню на хороших дровах, что откладывались как положено каждую неделю прошлого поста. Думал к ночи обернётесь, но после в дом зашёл и поговорил с вашим служкой (коей держался отстранённо и видать был отчасти в ваших вещах, от чего страху на его лице было немерено больше чем высокомерия) который поведал что изволили вы с мужиками пойти проверить ловушки да капканы, договориться с лешим за охоту на сезон, что бы сполна чернобурых лисиц вам пригнал да тетеревов. К слову надеюсь что после вы мне поведаете как его задабривали, сносили ли яйцо али удумали что похлеще, зная вас станется. Вернуться к себе я б до темна не успел и посему решил обождать в вашем имении, все равно уже пахнуло из окон растопленной банькой да открыли на кухне капусты квашенной. Ушёл я в покои ваши и такой любовью и печалью меня разобрало, нежностью к вам, невыносимою и сладкой. Проводил я пальцами по дневному кафтану в шкафу, рассматривал открытую книгу на кабинетным столе и бокал резной из под заграничной настойки. Не мог насытится прикосновением к подушке вашей, хранящей и запах и тяжесть снов. Нравилось мне глядеть и на пылинки в свете от окна пробившемся полоской между плотных занавесей, которые как обычно обеспечивали полумрак в вашей комнате. Милый мой барин, там же я сидел после и писал сие письмо, накинув на плечи ваш халат, так как так и не дождался вас самого и пришлось мне отбыть срочно в столицу а после и дальше.
Поскольку остался я на ночь в вашем имении, как почернело небо и осел по домам люд-пошёл я баню, благоухающую можжевеловым духом да горячим паром, что стелился по земле из приоткрытой двери парильни. Удивился я тому что слышно было много голосов там, хоть на моей памяти парильщиком у вас считался всего один, который и веники сам плёл да сушил, и смолы добывал и знал как болезни прогнать хорошей банею. Да и мы с вами как парились-чаще вдвоём и оставались,ну и не колдовская ночь была что бы девки там гадать засели, тем паче когда заезжий барин приказал истопить. Как вошёл я так и застыл-светло было, людно и шумно. В сенях банных меня встретил видимо сам банник, с мокрою бородою всей в листве от веников, подпоясанный полотнищем, низкий и в шапке что считается в народе невидимкою,надвинутой на самые глаза. Пригласил он меня, ухмыляясь, да и люд на полке малёк раздвинулся. А я что - раз зовут надо идти, разделся, прошёл, тем более увидел что в печь кидают ведьмовские поленья-ломанные а не рубленные, и те что молнией побило. Да и каменка сама - корова чёрная со вспоротым брюхом, рогов у неё куча, "корнями в пол" и жаром от неё пышит. Сел на полку я, слушая как анекдоты травят мужики, хоть и не люди они вовсе были. Видимо попал я на какой то чертов чистый четверг, который в бане вашей заведён, не даром она построена аккурат на берегу озера и заложена на удушенной, не ощипанной чёрной курице как то и надобно. Славили сидящие там да хвощущиеся вениками начало года, скотьего бога Велеса, да добрую весну, пророчили урожаи крепкие на утопленниках зимних, по воде писали имена тех кого заберут на закланье, но это не запоминал я. Смотрел как банщик льёт воду на камни, что сама в кадке закипала и становилась водкою, и думал о том что вас бы сюда, душа моя. Не то что послушать а подышать воздухом этим, нездешним и магическим, выпарить все хвори из тела и печали из сердца, отхлестать изодрав спину, а после выбежать с сими гостями внезапными к воде ледяной что прорубленна в серой глади льда. Поиграли бы в карты, испили чаю, потом что бы спалось крепко, безмятежно на ласковой мягкости перин, возможно даже не в одиночестве, что бы более вы мне не грезились хмурыми утрами таким усталым и одиноким, винящим меня в нелюбовном к вашей персоне отношением. А так же за пару часов до рассвета разбрелись гости, стих хохот, плеск и крики, я сам отправился спать поблагодарив банщика, пожелав ему жирного года.
Утром отзавтракавший на веранде вашей прошёл к бане, открыл её, сухую совсем, чистую, пахнущую отчего то крапивою. Поискал на озере лунки во льду, да только дыр уже новых бабы наделали но в остальном было свежо и радостно, может правда год задасться.