Красная шапочка

- Не уходи, - тонкий детский голосок не дает мне покинуть комнату, а цепкие пальчики хватают за руку, когда я поправляю дочери одеяло. Она такая маленькая, просто чудо, которое мне послали боги. Как можно противиться ее голосу, ее требовательной руке и голубым глазам, в которых сейчас поселилось раскаленное золото - отблеск свечи. Она так мило поджимает губки и смотрит в сторону окна, боясь того, как царапают ветки стену. - Расскажи сказку.
Как ей отказать? Я отнимаю руку, потянув ее немного назад, и рукав рубашки задирается чуть выше, обнажая старые, уже давно зажившие шрамы. Но не забытые. Как чудовищные два браслета - ряд точек от острых зубов. Я сажусь на край ее кроватки и заботливо подтыкаю одеяло под ноги, чтобы скрыть свое смущение, свою растерянность тем, что случилось со мной, но стало сказкой.
- В тот темный день солнце опустилось за горы раньше обычного, наступала самая длинная ночь в году. В эту ночь никто не должен был выходить из дома, как и сейчас люди стараются держать двери закрытыми в это время суток...
Почему она засыпает только в тот момент, когда услышит нечто более страшное, чем скрежет веток в окно? Почему ей нужно получить свою порцию ужаса, чтобы обнять своими маленькими ручками мою руку и уснуть со счастливой улыбкой? О чем она мечтает в этот момент? О чем думает, куда уносят ее детские грезы?
Марта вошла в комнату, с укоризной смотря на меня. Она всегда злилась, когда я рассказывал Лили эту сказку.
- Попробуй ей отказать сама, - резонно замечаю я и подаю жене руку, жестом приглашая сесть рядом со мной. Она не раз слышала эту сказку, да и о том, что случилось на самом деле...догадывалась.
- Мама, мама, папа сказку рассказывает, иди к нам!
- Мне еще нужно закончить по дому с делами, - ласково отвечает дочке Марта и целует ее на ночь, прямо в ее аккуратный и немного вздернутый носик. Моя девочка даже не замечает того, как рассержена ее мама, как недовольно она хмурит брови и смотрит мне в глаза, взглядом говоря, что в этот раз нужно побыстрее закончить с рассказами. Я киваю и поворачиваюсь к Лили, чтобы убрать волосы с ее личика.
- В то время в наших краях по ночам на охоту выходил большой волк, невиданный зверь, которого боялись и стар и мал, - тот волк был крупнее обычной особи, черный, словно ночь. Я таких никогда не видел. Он стал настоящим проклятием для деревни, угрозой не только нашим амбарам, но и всем слабым людям, которые не успевали спрятаться в доме, когда тяжелые лапы ступали по снегу. Это была холодная зима, голодная. Мы едва сводили концы с концами и вся надежда была на скотину, которую пришлось бы забить в случае крайней нужды. Но тогда и одной коровы хватило бы почти на месяц. В нашей небольшой семье из трех человек: я и родители. Да, и отец промышлял охотой, мы надеялись, молили всех богов, чтобы волк не позарился на наш амбар с десятком курей, несколькими козами и той несчастной коровой, что пока еще давала молоко.
- И казалось, что не будет спасения никому, что после захода солнца выходил из дому, влекомый зовом случайного прохожего о помощи или же вышедший проверить скотину. Некоторым удавалось выжить после того, как они ощущали горячее дыхание волка у себя на затылке, - Лили слушала приоткрыв маленький ротик, а глаза ее блестели, что звездочки на небе. Что тебя так привлекает в этой сказке?
- В тот день твой дедушка припозднился и из лесу возвращался уже по темноте. Мы и не знали, что он подвернул ногу и поэтому был вынужден идти так медленно. Артур всегда слыл замечательным охотником. Кто мог усомниться в том, что при стычке с диким кабаном тот загонит отца в овраг? Хорошо, хоть не сломал тогда ногу и смог самостоятельно дойти до деревни. В каждый дом был вход закрыт, а свет потушен, словно разом вымерли все тридцать дворов. Он стучал в двери, умолял отворить ему, но никто не откликнулся.
- Но ты услышал и спас дедушку! - радостно вскрикнула моя маленькая принцесса. Она собирается вообще спать или нет?
- Да, я услышал, как он звал и выбежал во двор, чтобы помочь отцу. Но было слишком поздно...
Я никогда не забуду, как встретился взглядом с волком, что стоял за спиной отца. Его морда приходилась в плечо Артуру, а тот был довольно высокого роста. Я видел желтые глаза, которые уставились на меня, словно видели впервые человека. Он глухо рычал, готовясь к своему единственному прыжку, и не замечал того, что совсем рядом с ним стоит еще один человек. Я ощущал себя под гипнозом, прикованный к одному месту, без возможности сделать хотя бы шаг. Артур заметил это и тихо отступил на пару шагов в сторону. Теперь мы с волком были полностью открыты друг другу, поглощены друг другом так сильно, словно мир перестал существовать.
Выстрел, который раздался так неожиданно, взорвавший тишину, заставивший меня вздрогнуть и сделать шаг назад... И второй, который был вполне ожидаем, который заставил волка пошатнуться. Нет, в темноте не было понятно, что происходит. Я мог только видеть как неясный силуэт волка покачнулся и упал на передние лапы, прежде, чем рухнуть на землю, сраженный одним из лучших охотников нашей деревни.
- Волк был уже готов напасть на отца и разорвать его своими большими клыками, - я сделал страшное выражение лица, скалясь, как мог бы скалиться волк и изображая руками когтистые лапы. - Но мое появление спугнуло хищника, а у Артура появился шанс сделать выстрел. Меткий выстрел, Лили, прямо в голову, - я показал пальцем в висок и, схватившись за сердце, упал на ее кровать, изображая смерть зверя. - С тех пор нашу деревню никогда не посещают волки. Ни большие ни маленькие, - я наклонился и поцеловал дочурку перед сном, потушив свечу на столике. - Спи, красавица. Тебе нечего бояться.
Марта понимала, что сегодня я еще не скоро лягу спать и отправилась одна, оставляя мне на столе ту чудесную ягодную настойку, которую она умела делать лучше всех и чашку. Мало кто знает, что на этом история не закончилась. Того огромного волка на утро отец освежевал, приговаривая, что такой шкуре грех пропадать. Голову насадили на пику и врыли у деревенских ворот, чтобы отпугивать злых духов и других непрошеных гостей. Из той шкуры получилась отличная шуба для отца. И для меня на плащ оставалось немного. Мать подшила этот плащ алой подкладкой, как кровь, которую пролил этот зверь, умирая лишь за то, что люди ревностно охраняли свое хозяйство и скотину. Сейчас я понимаю, что это просто легкая добыча и не более того. Волкам тоже нужно кормить свою семью. Но тогда...
В деревне устроили праздник по этому поводу. Мы гуляли три дня, жгли костры ночами, жарили мясо волка и предлагали всем мужчинам отведать его, чтобы познать силу врага, его храбрость и его свирепость. Это старые традиции, о которых постепенно забывается с каждым новым поколением. Но мой отец еще помнил, что плоть зверя надобно съесть, чтобы быть если не сильнее его, то хотя бы равным ему.
- А где Марта? Кто-нибудь ее видел? - этот голос вырвал меня из оцепенения, в котором я пребывал, смотря на яркий огонь костра и видя янтарные глаза того волка. Зачем мы глумимся над его смертью? Почему нельзя просто похоронить? Он не причинит больше вреда.
Марта тогда была совсем юной девушкой, совсем как я, не больше семнадцати зим от роду. Кто бы мог подумать, что мед и глупые детские забавы погонят ее и еще нескольких девушек прочь от костра, в темноту неприветливого леса? Я кутался в свой плащ, светом факела разгоняя тьму, выслеживая их по следам. Ни оружия, ни даже самого банального ножа у меня с собой не было. Я услышал крики, холодея от ужаса, представляя, что сейчас могло с ними случиться, побежал вглубь леса. Девушки выбежали мне навстречу, все, кроме Марты.
- Где она?

- Уходи, Ричард, беги! - даже в неясном свете факела было ясно, что они белее снега по которому ступали.
Я бросился в лес, выкрикивая имя этой глупой девчонки, которая не слушается родителей и выходит за ограду в столь поздний час. Марты нигде не было, но вот следы... Следы на снегу были не только человеческими, но и волчьими. Такие же огромные лапы, как у того волка, которого убил отец. Как это возможно?
- Марта! - я крикнул в отчаянии, понимая, что только навлеку на себя беду. Тех глаз я забыть не могу по сей день. Я сжал побелевшими пальцами графин, дрожащей рукой наливая настойку и выпивая залпом, не чувствуя даже вкуса, не замечая того, как горло обжигает.
Свет факела выхватил из темноты пару янтарных глаз. Они смотрели на меня из темноты, плавно приближаясь. Почему-то в этот момент я не испытывал страха, ведь эти глаза выглядели почти как у человека, в них читалось удивление и даже радость. Да, радость! Зверь принюхивался ко мне и щурился от яркого света, стараясь обойти меня боком. Шерсть, белая, словно снег. Такое возможно? Я никогда не видел таких волков. Он подошел близко и куснул меня за руку, за запястье. В это мгновение его взгляд изменился, а челюсти сомкнулись сильнее. Моя рука безвольно лежала в его пасти, а он смотрел на мое испуганное лица с ужасом, с суеверным страхом, на который способны разве что люди. Кровь капала на язык этого чудовища, который по размерам был хоть и достаточно большим, но до того волка, что убил мой отец, не дотягивал.
Он зарычал, отпуская мое запястье, оскалился, облизываясь и смотря уже как зверь, который настиг свою добычу и собирается перегрызть ей горло. Он метался, не понимая, как? Я не сразу понял, что запах, который он почувствовал был запах моего плаща, шкуры того волка, с которым он был знаком. В тот момент я думал лишь о том, что хочу сбежать, но стоило мне сделать шаг назад, как волк зарычал. Он прыгнул на меня, вцепляясь зубами в другую руку. Я закричал и выронил факел, который зашипел в снегу и погас через несколько секунд. Зверь дернул меня и мне пришлось идти. Его зубы врезались в руку достаточно сильно, чтобы я молча шел, не пытаясь вырываться, противиться его странной воли. Мне уже тогда показалось, что он разумен.
Уже позже я глупо надеялся на то, что кровавый след приведет мужчин из деревни туда, куда сейчас меня вел волк. Я знал, что с пальцев другой руки капает кровь. На холоде рука постепенно немела. Только ближе к предрассветному часу мы добрались до логова зверя - большой пещеры, только с виду прикрытой большими валунами. Но если обойти с другой стороны открывался узкий проход, ведущий внутрь.
По звуку ветра я понял, что начинается вьюга и шансов на мое спасение не осталось. До сих пор я не слышал, чтобы ночную тишину леса нарушали людские голоса. Волк толкнул меня мордой и я упал на мерзлую землю, прижимая к себе израненные руки. Что ему было нужно? Мокрый нос волка тыкался в мой плащ, шершавый язык проходился по шерсти, а из пасти слышался скулеж и почти что вой. В тот момент я понял, что волки живут парами, что их нельзя разлучать, что эта потеря равносильна той, которую я мог ощутить, если бы ту ночь не вышел из дома, если бы на утро обнаружил изломанный труп своего отца.
Я сгорбился, кусая губы, переживая эту потерю волка, как свою, зная, что до утра мне не до жить. Для меня неожиданно было то, что он сорвал с меня плащ и бросил его на землю, ложась сверху и, все так же скуля, тыкался в него носом, изредка затягиваясь протяжным воем, на который отзывались и другие волки, правда, очень далеко от этой пещеры. Не помню, как я заснул. Может быть усталость дня сказалась, может быть, волк затих, наконец-то, а может, я просто упал в обморок - поступок недостойный сына охотника.
Утром, едва я открыл глаза, я чуть в ужасе не забился в самый дальний угол этой проклятой пещеры. На шкуре волка лежал молодой человек, по виду старше меня лет на семь. Его сильные пальцы сжимали шерсть, пропускали ее между ними, а по щекам текли самые настоящие слезы, те, которыми не мог плакать волк в эту ночь. Только тот взгляд, которым он меня наградил, когда я пошевелился, все тех же янтарных глаз, заставил понимать, что это все тот же волк.. И белоснежные волосы, которые едва шевелил ветер, короткие, не как у многих жителей нашей деревни. Такие же, как его шкура.
- Ты... - хриплый рык вырывается из его груди, а губы кривятся в оскале. Он приподнимается на руках, а после вставая и на колени. Совершенно голый. Я вижу как перекатываются крупные мышцы при каждом движении. Он даже сейчас хищник. Этот мужчина, другим словом назвать его просто язык не поворачивается, крупнее даже моего отца. Я даже у кузнеца не видел таких стальных, четко очерченных мышц.
- Подожди, - я выставляю руки вперед, не пытаясь защититься, но лишь призывая его дать мне возможность рассказать. Но что я могу сейчас сказать ему? Что мой отец убил его отца, или брата? Что после мы зверски разделись с трупом и до сих пор празднуем победу?
- Чего?.. - он рычит и смотрит на мое горло, мечтая впиться в него своими зубами, уже не такими острыми, как в зверином обличье. Но клыки... они не такие, как у людей, они длиннее и острее и выглядят так же опасно, как если бы тут стоял волк.
- Это не... Мы защищались.
- От кого? - громовой рык огласил пещеру, а мужчина приближался, так же плавно, как зверь перед прыжком. Да, я помню, как он двигался тогда в неясном свете факела.
- От него! - я был в ужасе. Да, в самом настоящем суеверном ужасе. Я не смог бы с ним справиться, не важно, зверь или человек передо мной. Сколько мыслей понеслось тогда в моей голове... И то, что волк не волк, и что он говорит, и что... Он замер, склонив голову на бок и рассматривая меня столь пристально, как могла смотреть кошка, которая только скрестив взгляды определяет, кто в доме будет хозяином. Он все же прыгнул и придавил меня всей массой тела к земле, прижав израненные руки к острым камням. Волк смотрел мне не в глаза, а в саму душу, словно мог видеть картины прошлого, мог прочесть мои мысли, мои воспоминания.
- Вы, люди... Вы обесчестили его! Вы сорвали с него шкуру, вы выпили его кровь... - от рычащих и шипящих ноток в его голосе кровь стыла в жилах. Я замер, не смея шевельнуться, не смотря на то, что едва затянувшиеся ранки снова начали кровоточить. - Вам мало того, что каждый год вы убиваете десятки наших братьев?! Вам мало того, кто наши дети не могут пройти по изведанным волчьим тропам?
- Он пришел в деревню! - я шептал сдавленно, надеясь, что он поймет. Какой бред, почему волк должен меня понять?
- Он смотрел мне в глаза, готовясь меня убить... - сам не знаю, зачем я все это рассказываю? Зачем? Ведь это только подстегнет его ярость. Заставит впиться мне в горло и испить крови давнего врага, которого он так люто ненавидит сейчас.
Хватка на моих руках ослабла, но не исчезла. Я смог вдохнуть, потому что он приподнялся. Теперь его колено вклинивалось между моих ног, а глаза впились взглядом в мое лицо, понимая и осознавая то, что я только что сказал. Он отпустил мои руки и ударил по лицу. Раз, второй... Моя голова беспомощно болталась из стороны в сторону так резко, что хрустели позвонки, и мне казалось, что еще один удар и она просто отлетит в сторону, покатится по камням, заливая пещеру человеческой кровью.
- Ты лжешь!
Странная реакция на то, что я говорил. Разве волки не повадились ходить в деревню уже давно, вытаскивая скот методично, раз за разом, словно возвращаясь сюда, как в свой погреб, заранее заготовленный на зиму.
Он отодвинулся совсем и снова приник ко мне, обжигая своей горячей кожей, принюхиваясь, тыкаясь теплым носом в шею, слизывая шершавым языком капельки пота, растаявшего снега. Я дернулся в сторону, но услышав рычание, замер.
- На твоих руках нет его кррррови, только запах... - он боднул меня головой, как иногда это делают собаки, ищущие ласки. Боги, нет, не стоит сравнивать его с собакой!Мужчина отстранился, он сел у меня в ногах, поджав колени к груди и не спуская с меня внимательного взгляда.
- Мой отец, защищая меня, убил его, - я прошептал, поднимаясь на локти, пытаясь отползти в сторону хотя бы немного. А какой толк? Это все равно бы не спасло. Острые камни впивались в суставы, заставляя шипеть и снова испытывать боль, вырывающую из оцепенения. Я могу сбежать, пока он вот так сидит, я могу хотя бы попытаться!
- Ты убил Марту? - спрашиваю осторожно, тихо, чтобы не спровоцировать звуком голоса. А если и он, то что я сделаю? Хватит ли мне той боли, что терзает его, чтобы кинуться на него, пытаясь убить, задушить, сделать хоть что-то?
- Нет, - он поднимается с земли и берет мой плащ, бережно, как берут на руки любовника. Совершенно нагой он выходит во вьюгу, которая еще бушует, завывает, вторя вою волка. Ему не холодно?
Я замерзаю в этой пещере, зная, что это хоть мизерный шанс, но шанс выжить. В метель без теплой одежды я замерзну быстрее, чем успею дойти до деревни. Может быть, он не вернется, или же метель уляжется до того момента, как волк снова заглянет в эту пещеру? Томительные часы ожидания я скрашивал только тем, что выбирался из пещеры, чтобы сгрести руками снег и напиться талой воды. Он все же пришел. Я выхватил взглядом его грациозную фигуру, уверенно ступающую по снегу, спеша вернуться в пещеру, чтобы он не подумал, что я собираюсь сбежать.
С волком было что-то не так, он был пьян.. пьян? Да, его глаза были пьяными, а на губах застыла кровь, потрескавшись коркой, запекаясь за то время, что он смотрел на меня, даже не пытаясь стереть ее с лица, словно она была чем-то естественным.
- Твой отец забрал у меня моего единственного. Я забираю тебя у твоего отца, - он говорил это, смотря в глаза прямо и решительно. Нет ни намека на то, что это поспешное решение взрослого человека. Я даже не могу ничего сказать в ответ - у меня сердце падает куда-то в пятки. В эту секунду мой мир, в котором я жил, моя жизнь, она просто оборвалась, исчезла, сгинула в этих желтых, нечеловеческих глазах.
Я не помню, сколько дней я провел в той пещере. Много. Он приносил мне мертвых животных, пытаясь покормить и не понимал, почему я отказывался до того момента, пока не обезумел от голода настолько, что ел мясо отрывая от еще теплого тела куски. Я обгладывал косточки и вытирал застывшую кровь на своих губах жестким снегом. Он привык ко мне. Наверное, сразу. В первую же ночь он спал рядом, прижав меня к своей широкой груди, согревая жаром своего тела, тыкаясь носом в затылок и ласково кусая его, как кусает собака любимую кость перед сном.
Я не понимал, зачем я ему был нужен, пока спустя месяц жар не охватил мое тело, заставляя кровь кипеть в жилах, кости хрустеть от того, как выворачивает мышцы. Я бросил беспомощный взгляд на Белого, как я называл его про себя, но тот лишь улыбнулся в ответ. Вместо слов из груди вырывалось рычание. Я с ужасом смотрел на то, как ногти превращаются в когти, как руки становятся лапами... И сознание из человеческого становится звериным. Желания замещаются инстинктами.
Передо мной стоял человек, но не человек. Он пах так знакомо, что я не понимал: убить или лизнуть? Все встало на свои места, когда он опустился на четвереньки, превращаясь в потрясающе красивого зверя. Больше меня, сильнее.. Я заскулил и опустил морду, признавая его превосходство, а он подошел и ласково прикусил за загривок. Когда я очнулся человеком я плохо помнил, что было ночью. Мне было хорошо. Легко. Свободно.
Мы охотились вместе, спали вместе, предавались жару и страсти... Это были незабываемые ночи от одного полнолуния к другому, когда мы оставались людьми постоянно, когда его руки скользили по моему телу, ранее нескладному и юношескому, но сейчас уже подтянутому, набирающему свой вес и красивый рельеф мышц. Жадные поцелуи, до крови, до желания сожрать друг друга. Царапины по всему телу, укусы, метки и одно дыхание на двоих, один ритм сердца, когда мы сжимали друг друга в стальных объятиях, соединяя тела, соединяя сами души...
Я помотал головой, отгоняя это воспоминание, от которого дыхание перехватывало, а возбуждение накатывало с такой силой, что утолить этот голод мог только тот волк. Я выпил настойку из кувшина. Он мне нужен. Как воздух нужен.
Нетвердой походкой я покидаю дом. Моя тропинка давно истоптана от одного крыльца к другому. Туда, где поселился мой волк, в дом на окраине деревни, где раньше жил мой отец, старый охотник. Он странным образом погиб в лесу, его тело нашли истерзанное двумя голодными зверями. Он не был съеден, только убит. Молодой и сильный охотник появился в нашем поселении спустя месяц после того, как исчез отец.
Я женился на Марте, которая считала, что это я ее тогда спас из пасти ужасного зверя. Так того требовал обычай.
Почему мы не остались жить в той пещере? Потому что охотники начали шнырять по лесу, искать потерянного ребенка. А нашли полноценного мужчину, который смывал снегом с себя грязь и кровь. Было много вопросов, но я отвечал, что ничего не помню. Я даже разговаривал с людьми через раз, быстро и мало, лишь бы поскорее уйти в дом. Мой единственный поселился в деревне спустя полгода. Когда разлука стала невыносимой, когда даже день без его глаз заставлял меня сбегать в лес, кидаться на людей и желать его прикосновений, его дыхания мне в затылок.
Я добрался до его дома так быстро, как только мог, распахивая дверь настежь, впуская вьюгу в жаркое нутро дома. Втянув носом воздух я понимаю, что в доме его нет. Рык из моей груди так и рвется. Я не потерплю рядом никого другого, он не посмеет... Ревность на пустом месте, глупая, беспочвенная. Ведь он всего лишь во дворе дома, заканчивает со шкурами убитых зверей. Я набрасываюсь на него сзади, валю на плохо обтесанные доски, впиваясь требовательным и властным поцелуем в мягкие губы. За это время я вырос достаточно, чтобы каждый раз мы боролись за то, кто сегодня будет лежать на лопатках, или лицом вниз и скулить от удовольствия и счастья, от желания просто быть, от желания отдавать в той же степени, как и принимать. Я в поцелуе был столь несдержан, что прокусил его губу, зализывая кровь, впитывая ее аромат и ее вкус всем своим существом. Руки волка были прижаты к полу, а взгляд выражал покорность. Он только мой. Навсегда.