Привет Джоконды

               
        С недавнего времени не люблю «Джоконду».
        Письмо Леонардо – гениально, слов нет.
        Написал же безбожник Леонардо, как вдруг когда-то дошло до меня, отнюдь не добродетельную матрону Мону Лизу дель Джокондо, а истинного дьявола. Я был весьма удивлён своим неслучайным открытием и находил всё больше аргументов в его пользу. Изучая проблему, я скоро узнал, что многие набожные и просто внимательные люди, ещё со времён Леонардо полагали об этом феномене точно так же, как и я, причём говорено и написано об этом немало.
        Образ Джоконды завораживает. Взгляд её видит насквозь и душу и тело любого, глядящего на неё. Этот взгляд знает всё о человеческой низости, подлости, разврате, жажды наживы и наша грязь не вызывает у Джоконды упрёка. Она  упивается своей мистической проницательностью и неземной властью над людьми, пусть бы предстоял перед ней гений или даже монах. Своей притягивающей, никем не разгаданной змеиной улыбкой, она может быть и не победит, но уж обманет и затянет в себя любого. Потому, наверное, дьявол и изображён в своём любимом женском обличии.
       Скорее всего, портрет несёт черты нескольких спутников и спутниц Леонардо и, прежде всего, его натурщика, ученика, возлюбленного и наследника – красавчика Салаи (от итальянского: «дьяволёнок). Кстати, на одном из этюдных эскизов к портрету «Иоанна Крестителя» этот юноша изображён Леонардо голеньким с солидным не по годам детородным органом.
       Многие художники-визионеры: Малевич, Дюшан, Дали и сотни других,  помельче, любили пошутить с Джокондой, подрисовать милашке усы или изобразить её попаскуднее нагишом. Ни один другой женский портрет и близко не вызывал таких многочисленных гаденьких художественных инсинуаций.
        Сальвадор Дали откровенно заигрывал с Джокондой, вписал в её портрет свою фотографию со знаменитыми демоническими усами, намекая, что тут и она, и он, и  оно – всё в одном лице. Великий художник и шельмец имел право на такие шутки –  дьявол явно ему симпатизировал и допускал до руки.
      Как тут не вспомнить расхожего мнения, что Джоконда повреждает рассудок всех, вдоволь насмотревшихся на неё и попавших под её чары.   

       А вот мой знакомый литератор Олег Глебов доверительно поведал мне, что пририсовывать усы  Моне Лизе – это лишнее. А ещё,  для того, что бы сразу понять, кто изображен на картине Леонардо, надо представить Джоконду одетой в современную  блузочку-безрукавочку, желательно чёрного или темно-коричневого цвета, и в пальчики левой ручки поместить тоненькую неприметную женскую сигаретку. И ведь ничего в образе Джоконды не изменится, разве что посовременнее станет! Сигаретка  явно ей не повредит и суть останется прежней.
       На мои возражения, что эдак можно опохабить и очернить любой портрет, Олег возражал так:
       - Ничего подобного. Вот смотри: ты проделал такую же манипуляцию со старинным портретом какой-либо святой матроны, пусть - Секстинской мадонны, или другой чистой и почтенной личности, ну хотя бы Струйской, что-ли – и что?..  Всем тут же станет ясно, что ты – святотатец  или же просто циник и придурок.
       А  Джоконде – все к лицу, и так хорошо – и этак. Она же все-яд-на-я, без вопросов!  Дьявол! В этом-то всё и дело.               
               
       Теперь я возьму на себя грех и перескажу прочувствованный рассказ моего приятеля, не спрашивая у него на это разрешения – потому как, точно не разрешит.
       Был чудный период в моей жизни, когда я отходил от благополучно завершившегося инфаркта в компании с таким же бедолагой: весьма  известным профессором психологии, интеллигентнейшим  Модестом Львовичем (так я его назову для конспирации).
       Наша больничная палата на двоих, где мы часами читали друг другу по памяти стихи любимых нами поэтов, где добрейший Модест Львович по моей просьбе делал мне вводные по философии, а я ему, как мог, по богословию, отзывается во мне тихой светлой печалью неповторимого.
       Рассказал я ему и об изменившим мою жизнь, тайным для всех, событии: минутном мысленном общении со святым Небожителем. Атеист Модест Львович принял мой рассказ внимательно и глубоко и надолго задумался. Как потом я понял, он хотел поделиться со мной своим мистическим опытом, но стеснялся.
       За день до моей выписки случилось так, что я высказал профессору свои соображения о Монне Лизе. Модест Львович смолчал, но уже перед сном вдруг, как будто собравшись с духом, и всё же как бы нехотя и с сомнением, спросил:
       - А Вы видели Мону Лизу вживую, так сказать, то есть в Лувре?
       - Нет. К сожалению, нет, не пришлось, - признался я.
       - Ну, так слушайте,- печально и осторожно выдохнул профессор: - Я ее видел…. Перед картиной была толпа страждущих. Что бы никого не беспокоить, я приблизился к картине сбоку. Мона Лиза показалась мне прекрасной  и, неожиданно для меня, совсем еще молоденькой  девушкой. Я не мог налюбоваться. Что-то подтолкнуло меня подойти к картине с другой стороны. Я был поражен. На меня смотрела жесткая, расчетливая дама бальзаковского возраста. Меня так заинтересовала эта метаморфоза, что я решил во что бы то не стало поглядеть даме прямо в глаза. Постепенно мне удалось протиснулся и встать напротив лика. Признаться, я потерялся, растворился в нем на какое-то время. Сколько времени длился гипноз – не могу сказать. И вот я услышал внутри себя ее голос.
        Профессор неожиданно замолчал, видимо заново переживая момент.
        - И что же дальше? Что  Вы услышали? – наконец нетерпеливо спросил я.
        Модест Львович как-то стыдливо усмехнулся и медленно, будто про себя, проговорил:
        - Она сказала… Она сказала: "Что, нагляделся?..А теперь пошел на ……!"
        Я охнул. Сказать было нечего. Профессор отвернулся к стене и замолчал.
        Но удивился я больше тому, что мой добрый, интеллигентный, деликатнейший профессор,  оказывается,  мог разговаривать не только на шести европейских  языках. Русский мат в его непорочных устах меня потряс не меньше его рассказа.
        А вот в устах средневековой италийской красавицы, написанной безбожником Леонардо – ничуть.               

                *     *     *


Рецензии