Наш воображаемый Париж

 Мы, несколько человек, вознамерились в наше время создать в себе самих некое пространство, чтобы жить в нем, пространство, которого не было и , по-видимому, не должно быть в пространстве.
Арто, «Нервомер».

 Я надеялся начать утра с пробуждающего приветствия солнцу, однако у него в планах были совсем другие вещи. Я знаю кому нравилось такое пасмурное, таящее в себе тревожны страх утро, знаю кому нравилось подолгу сидеть в квадратной ванне, наполненной ледяной водой, а потом обливать себя кипятком, который оставлял огромные красные ожоги по всему мягкому бледному телу, я знаю того, с кем, возможно, проведу остаток своей жизни, начиная прямо сейчас, прямо с его холодной ванны, с его морского утра.

 Сегодня мы собирались в одно местечко, где полно людей, там столько же людей, сколько и тараканов в нашей квартире, ему не нравятся люди, он считает их прогнившими, это местечко, где открывается вид на наш город, где можно потрогать саму жизнь, протянуть руку Богу, это определенно ему по душе, это то, ради чего он, нет, мы готовы идти в кишащее людьми место.

 «Девять часов, ровно в девять часов, ни минутой позже, красная станция».

 Я решил промолчать о ней, унести наш секрет в могилу, ему не понравится. Мы встретились в метро, Ей за сорок, мне еще нет двадцати пяти, робкая встреча глазами, неловкие движения в вагоне, серое пальто, строгое прекрасное лицо, которое несет в себе столько тайн и загадок, мягкие волосы, в которых хочется утонуть, волосы, в которых плавают, как пираньи, все ее тайны, все ее несказанные слова. Я хочу ее тайны, хочу все секреты себе. Мгновенная любовь, мимолетное желание владеть чей-то жизнью. Девять часов. Последний взгляд, она даже не видела. Иллюзия нашей любви. Разбитое сердце, лишенный жизни взгляд.

 -Довольно паршивое утро, ха?

 В воздухе плавали киты, киты безумия, гнева и ревности. Он знает, всегда знает, но молчит. Лишь выпускает своих китов отчаяния и бесконечной тоски, глядя на меня, в мои глаза, в те глаза, которые пару мгновений назад готовы были поглотить женщину.
 - Загадочное, да.
 Грушевый сидр, всего одна банка, только его. Большой глоток и наше пасмурное первое из бесконечного множества утро, наша безмятежная прогулка начались. Напряжение. Напряжение убивает тревогу, поглощает гнев и питает страх. Его напряжение. Мой страх. Остановка, отдаленный взгляд на город под нашими ногами.
 -Видишь его? Мост? Однажды я стану свободным.
 Тишина. Из дома напротив, третий этаж, большое открытое нараспашку окно и старик смотрит на нас, уставший от жизни, но все еще полный сил. Наши взгляды сплелись, наступил разговор. Разговор без лишних эмоций, без слов, все это было в нашей с ним связи. Потом он исчез, испарился в воздухе. Задел ли я его словами, задел ли своим чересчур серьезным взглядом, уже неважно, ведь мы были совсем в другом месте.
 -Мне не дает покоя тот старик.
 -Его взгляд? Его глаза?
 -Наша связь.
 Связь. Это было лишь нашим мимолетным чувством, но мы трое смогли его полностью познать. Связь, которая годами создается между людьми, была создана между нами за долю секунды. Он знал что-то, чего не знали мы, а мы в свою очередь готовы были поведать ему то, чего не знает он, но в итоге мы втроем пытались не поделиться опытом, не рассказать о приключениях, нет, мы пытались избавиться от каждого, пытались поглубже упрятать наши знания, дабы никто и никогда не смог до них добраться, мы боролись за нашу жизнь.
 -Здесь живут дети индиго.
 -Дети индиго?
 Глаза, миллионы маленьких детских глаз, смотрящих на нас с убийственным любопытством. Глаза ангелов, глаза пришельцев.
 Он ушел. Или это сделал я. Мы сделали это одновременно. На следующий день я его не встретил. Он исчез. А потом и я.

 Его тело нашли под мостом, спустя неделю после нашей первой из бесконечного множества встреч. Вы верите в смерть? Верите в жизнь после смерти? В душу, в реинкарнацию?
 -Эй, ты так и не рассказал мне о той женщине. Кто она?