Детство

            "Откуда мы родом? Мы родом из детства, словно из какой-нибудь
             страны… Я не очень уверен, что жил после того, как прошло детство"
                “Маленький Принц”, Антуан де Сент-Экзюпери


Вспомнил 1960-ые годы. Детство.

Мы жили в Средней Азии, на самом южном краю Великой Империи - Союз Советских Социалистических Республик, в поселке, который построили пленные немцы при Сталине, на улице Медицинской, которая ныне наверное уже не существует ни на одной карте мира.

Поселок  утопал в густой зелени высоченных деревьев,  своеобразным каре-четырехугольником  из двухэтажных аккуратных домов - с большими балконами, длинными печными трубами из красного кирпича  и высокими двускатными крышами, покрытыми черепицей поблекшей под жарким азиатским солнцем. На окраине, почти впритык к домам, протекал  оросительный канал - шириной метров пять, но нам, малышам 3-5 лет,  он казался необъятным. За каналом  начинались бескрайние серо-зеленые линии  хлопковых полей и кучерявилась листва колхозных садов - урюк, абрикосы, вишни, черешни. Весною запахи густым разновкусным маревом так и витали в воздухе, привлекая тысячи пчел , шмелей и ос.

Туалеты  в поселке были общими - для всех домов, располагались на улице, как и душевые. Кабинки, покрытые шифером,  сделаны капитально - из толстой кирпичной кладки. Маленькие слуховые оконца сквозили вечно разбитыми стеклами в которых противно бились жужжащими крыльями толстые, зеленые мухи. Невдалеке уткнулись ряды самодельных сараев, склепанные из полугнилых досок, кровельного железа и ворованных шпал. В сарайчиках хранился  главным образом уголь, ну  и дрова для отопления,  и всякая ненужная жителям поселка рухлядь. Редкий сарай был заперт на замок. Воровать среди жителей было не принято, а чужие в поселок заходили редко.

В центре, между домами,  распласталась площадка для общего сбора , накрытая своеобразным шатром из  столбов - высотою метра два с половиной,  на которых были навешаны решетчатые своды из реек и ржавых труб - плотно и причудливо обвитые виноградными лозами . Между столбами натянуты веревки с бельем, почти мгновенно высыхавшим под палящим азиатским солнцем, а в тени виноградных листьев притулились затертые до блеска столы и лавки  , на которых  местные старухи обычно играли в “лото” - громко выкрикивая номера бочонков, а мужики рядышком распивали пиво и дешевый портвейн, стуча костяшками домино  или смачно шлепая картонками засаленных карт.

Мест для игры  в прятки, “пятнашки”, ”казаки-разбойники” , “войнушки” , “лянгу”, “ашички” - для  малышни поселка было огромное множество. Мамы нас собирали на обед и ужин звучно выкрикивая с балконов  имена своих шаловливых чад.  Часто окрики мам заменялись пинками и шлепками старших братьев и сестер - загонявших малолеток домой, как сгоняют с обильного пастбища упрямых овец -  в скучное стойло. 

Внешне поселок напоминал немецкие или французские городки времен начала 20-го века. Исторически так оно и было - так называемые “Русские поселки” в Средней Азии начали появляться еще в 1880-ых годах, сразу после колонизации этих мест Российской Империей, и строились эти поселки по образу и подобию западноевропейских городков.   

Много позже, повзрослев  и поседев в мотаниях по миру,   мирно спал в респектабельном международном автобусе, переезжая из Амстердама в столицу Франции.  На въезде в Париж, ранним летним утром,  автобус застрял в пробке на высокой эстакаде автострады, его тряхнуло и я проснулся.   Упершись автоматически взглядом в окно,  остолбенел от удивления : сколько хватало взгляду,  внизу горбились черепичные крыши двухэтажных домов, украшенные длинными трубами из кирпича, утопавшие в густой кроне деревьев. Ехал из вольной и спокойной, как сытая корова, Голландии в Париж, центр мировой культуры, а оказался - в городе своего детства, маленьком захолустном азиатском городке ???  Подпрыгнув всем телом в тесном кресле автобуса, я протер глаза и только после пристального вглядывания в картину за окном - усмотрел различия. Они были большими : чистенько во Франции. Слишком чистенько, без внутреннего тепла и без того голубовато-желтого неба  из моего детства. И не было над этими черепичными крышами, дымящими знойным маревом  под испепеляющим солнцем,  далекого контура из синевы , переходящего в искристую белизну вечных снегов  Памирских гор.

Наши родители иногда брали нас, малышей, в походы - к подножию этих  гор с ослепительно белыми  вершинами. Там , в горных ущельях, брызгались струями жутко ледяная вода ручьев, в расселинах монументальных скал  прятались поразительно красивые цветы - тюльпаны и подснежники. С цветами часто соседствовали странные,  какие-то неземные , крохотные деревья со сморщенной корой, миниатюрными ветками  и микроскопическими листочками. Высотою эти необычные гномики  были не больше полуметра, но практически во всем , кроме размеров,  совпадали с обычными деревьями. Похожие растения  культивировались в средневековом Китае династии Тан - и назывались “бонсай” (от китайского слова «пэньцай» , означает «выращенное в подносе») .  Но  у подножия Памира моего детства эти карликовые деревца  свободно росли  в дикой природе. 

Уже умудренный годами и житейским опытом, читая дневник средневекового ферганского эмира Бабура, потомка Тимура и Чингисхана, основателя династии Великих Моголов - "Бабур-Намэ" ("Книга Бабура"), узнал что окрестные горы вокруг городка моего детства  в те далекие времена были покрыты густейшими арчовыми и хвойными лесами. Нормальными - лесами, нормальной высоты.  Позже эти леса напрочь вырубили, как вырубили и все леса в Западной Европе. Но если в Европе в 20-ом веке вынуждены были провести масштабнейшие работы по возрождению  утраченных лесов - и восстановили  зеленые чащи, то в Средней Азии таких работ и в голову никому не пришло проводить. Как не стали проводить дезактивации территории от ядерных отходов - после добычи из окружающих гор сотен тысяч тонн  урановой руды и секретных испытаний.   Вот и остались нам, современным людям - странные карликовые деревца  от былого великолепия, описанного Бабуром. 

В моем детстве подножия гор - от горизонта до горизонта - уже были мертвой степью,  пустыней, испещренной частыми и глубокими оврагами. Там даже трава почти не росла, одни камни и редкие кустарники колючек-саксаулов.   Весною, обычно в марте или апреле,  эта мертвая земля внезапно ненадолго оживала - покрываясь на пару недель сплошным кроваво-красным ковром из маков.  Ни один живописец  в мире не сможет описать картины , встающей в моей памяти : навечно застывшие в своем великолепии иссиня темные великаны-горные хребты с искрящимися белоснежными вершинами упертыми в светло-голубое небо, окаймленные ярко-красным ковром предгорий, мягко колыхающимся  в такт весеннему ветерку. И над всем этим - ярко-белое азиатское Солнце.  А в воздухе - горячий пьянящий аромат сухих трав смешанный с холодными вихрями вечных снегов...

Наша семья жила как все - в коммуналке на три семьи , с огромной общей кухней. В каждой комнате громоздилась голландская печь, отапливаемая углем или провозными дровами. Дети игрались общим двором, бегали в колхозные сады тырить зеленый урюк, охотились на горляшек - мелких азиатских голубей, купались в оросительном канале. И насмерть враждовали с местным населением - "зверями" - детишками из сельских окрестностей .

Поселок считался старым окраинным районом города, как сейчас говорят "трущобами" - он соседствовал с колхозными угодьями и пригородными кишлаками - с архаичным, во многом средневековым, укладом жизни и традициями. Помню, как я в детстве пугался,   встретив на улице типичную жительницу окрестного кишлака -  “чебучашку”  - женщину с накинутой на голову длиннющим халатом, лицо которой закрывала длинная “паранджа” - густая черная, почти до земли,  вуаль из конского волоса. Мне казалось что из-за непроницаемой черноты вуали на меня взирает какое-то опасное чудище. 

Ссориться  с местным , азиатским населением, среди взрослых поселка , в основном состоявшем из европейских народов - немцев, русских, белорусов, украинцев, татар, было не принято - кишлачные мужики - “дехкане”,  считались мстительными и кровожадными, которые не брезговали использовать в бытовых драках ножи. И действительно - иногда в арыках (оросительных и канализационных канавах) в окрестных полях находили трупы зарезанных - заблудившихся городских пьяниц. 

Наши родители мечтали вырваться из поселка - каждый вечер обсуждая планы за чаем на общих коммунальных кухнях. Хотя для нас, мальчишек и девчонок той поры, милее и роднее этих "трущоб" нет ничего на свете - до сих пор.

Современный нам город  -  Ленинабад, утопавший в аллеях из кустов роз, с широкими улицами, фонтанами, монументальным зданием городского театра -  был построен по личному приказу знаменитого Сталина,  под неусыпным контролем безжалостного  шефа госбезопасности Берии - для исполнения знаменитого Атомного проекта СССР. Говорят, даже “литера” -  которыми обозначались в советской документации города этого проекта - “ЛБ”, расшифровывалась не “Ленинабад”, а “Лаврентий Берия”.

Вот, что-что, а скрывать секреты в Советском Союзе умели. В городе моего детства добывали и перерабатывали уран, или как говорил мне позже один специалист : “функционировал крупнейший мире промышленный комплекс по производству оружейного урана”. Не знаю насколько он был “крупнейшим” , но  знаю ,  что в  близком и насквозь секретном в советские времена пригороде, где располагался административный центр этого “промышленного комплекса”, есть дом, в котором долгое время  жил и работал  руководитель атомного проекта СССР - академик Игорь Курчатов. И знаю, что начало этому “промышленному комплексу” положили  Соединенные Штаты Америки, чьи специалисты еще в 1930-е, в годы “Великой индустриализации”,  соорудили и поставили в СССР огромное число заводов.  В 1937 году и в пригородах Ленинабада были созданы  Ленинабадский завод и завод “В”, построены поселки городского типа - базовые поселения для изыскателей и горняков, в которых  до 1945 года было добыто 18 тысяч тонн урановой руды.

Уже взрослым, я узнал, что  всесильный чекист  Л.Берия курировал не только  сотрудничество по линии разведок СССР с США и Англией, но и сотрудничество  по атомной тематике - в годы Великой Отечественной войны. Американское правительство тогда щедро делились своими секретами с советскими союзниками, направляя в СССР документацию по использованию урана, кобальта, плутония,  отчеты из «Ок Риджа», Округ Манхэттен (где американские ученые разрабатывали проект атомной бомбы),  передавали советским коллегам  запасы металлического урана.

Первые атомные бомбы -  как американские, упавшие на Японию в 1945-ом, так и советские, говорят, были изготовлены из урана, добытого в окрестных шахтах, окружавших город моего детства.

В таком городе, насквозь пропитанном мировыми секретами и тайнами, даже  дети играли в очень странные игры, и жили очень странной жизнью.  Это не мудрено : ребенок как губка - прячь не прячь от него истину, он ее нутром унюхает и бессознательно начнет подражать. Такова природа человека. 

Мы, дети советских ленинабадских коммуналок, возрастом от 3 до 6 лет, чьи папы и мамы  работали на разных крупных предприятиях города - секретных и не очень, как и все советское общество той поры, были самоорганизованы в малолетнюю армию - в которой были свои "солдаты", "лейтенанты", "капитаны". Кем был я сам - не помню, честно.

Не знаю, оказывал на нас, несмышленышей, влияние незримый Дух города - который был воссоздан на месте древнего Ходжента - Александрии Эсхата, основанного как поселение вокруг крепости охранявшей вход в Ферганскую долину,  еще задолго до завоеваний великого полководца древности Александра Македонского.  Наверное - все-таки, оказывал. 

Голопузая армия делилась на "команды" - либо по интересам, либо по месту проживания сопливых "бойцов".  Помню как задумывали и осуществляли дерзкие "спец.операции" - набеги и драки с командами малолеток из соседних подъездов, или мгновенно объединялись с ними же , если возникала угроза нападения "кишлачных" - местных таджичат. Помню как мастерили и изобретали "оружие" - деревянные мечи, рогатки, луки со стрелами, трубки-плевалки. Высшим шиком считалось изготовить или достать "поджиг" - это такая трубка стальная - аналог средневековой пороховой пушки в миниатюре. Настругивали туда серы от головок спичек, забивали какой-нибудь шарик стальной и поджигали. Шуму было ! Такие забавы - с поджигом - были крайне редки и за них крепко влетало от родителей. Всем - и причастным и непричастным.

Помню, что “великое водяное перемирие” - краткий миг всеобщего счастья для детворы, возникал с приходом к нам в поселок “додошки” - на дряхлой велотележке-арбе, наполненной газетными кулечками с жареной кукурузой  - круглыми вожделенными бело-желтыми шариками из вспученных кукурузных зерен. Они сладковато хрустели  на зубах и таяли во рту.  Такое же перемирие объявлялось когда приезжала кинопередвижка - с не менее вожделенными, чем кукуруза -  мульфильмами “Чиполлино”, “Хочу  все знать”,  “Ну, погоди!”....

По большей части о наших дворовых играх родители не догадывались. По неписанному дворовому кодексу чести считалось верхом подлости рассказывать о них посторонним, даже мамам и папам. Бойцы-малолетки не сознавались о дворовых делах презирая  страх жесткой порки кожаным ремнем. Но иногда о них становилось известно - главным образом,  от наших старших братьев и сестер. Тогда нас - мелкоту, подвергали наказаниям и допросам с пристрастием. Но мы - молчали, помня фильмы про партизан на допросах в гестапо. Предателей или не выдержавших наказаний - подвергали бойкоту и общей обструкции - не принимали ни в одну из дворовых команд. До сих пор помню участь мальчишки из соседнего подъезда - Пашки, сына крупного инженера с Шелкокомбината, который как-то рассказал папаше о набеге на колхозный сад, в результате чего нам всем влетело от наших мам. Пашу с тех пор просто игнорировали. Не били, не обзывали - молча не замечали. Самое страшное наказание.

Так получилось, что меня в одночасье вырвали из моего азиатского детства и увезли в далекий северный город на Неве. Я еще не умел ни читать, ни писать. Жил в этом городе долгий год, один, скажем - у знакомых семьи. Так было надо.

Когда вернулся назад , в Азию - наша семья уже переехала в совершенно другой конец города. В новенький, элитный как сейчас бы сказали, район города. На другой берег реки. Очень далеко от трущоб.

В мои 7 лет я не мог сам доехать до своих дворовых "сослуживцев". А родители туда - ни ногой. Да, и школа началась - новые друзья, новые заботы. Все забылось. Но прошлое никогда не отпускает человека. Что ты в него вложил - то обязательно получишь в ответ.

Лет через 6 после переезда в новый район - это огромный срок для ребенка, учился в музыкальной школе - музакалке. Школа как раз была невдалеке от поселка-трущоб. В музыкалке - платном заведении, учились тогда дети из весьма обеспеченных семей. Истеблишмент, по местным меркам. Подростковое население округи питало не самые нежные чувства к "музыкантам". Частенько ученикам музыкальной школы доставалось от местной шпаны - просто из чувства классовой справедливости.

Вот, стоим мы с закадычным приятелем, флейтистом Альфредом Верде, 12-летние подростки, как-то раз на перемене , за углом школы - смотрим как старшие ученики тайком курят и рассуждают о запретном - девочках. Тут внезапно нас окружает ватага местной шпаны - типа "Дай закурить, скрипач хренов!". Понятно, что далее будет тривиальное мордобитие - перевес сил и средств явно на стороне шпаны.

Но произошло невероятное : главарь шайки - патлатый здоровяк и дылда лет 14-ти, в грязноватых штанах клеш, рваных кедах, в рубахе завязанной на поясе залихватским узлом, и с папироской в зубах, подходит ко мне, внимательно вглядывается в мое лицо и вместо мощного хука с правой в ухо, расплывается в щербатой улыбке :

- Салаватка, ты что ли ? Ты че, командир, не помнишь меня ?

Я не помнил, но стукнул его по плечу :

- Да помню, помню. Как дела? Че тут делаете ? Зверей гоняете ?

- Да, командир, ловим тут одних козлов. Ты извини, не признал сразу , думал ты тоже тут с музыкантами трешься. Ладно, мы поскакали - дела ! Давай, заруливай к нам во двор, не забывай !

Мы обнялись на прощанье. Пацаны из ватаги по очереди подошли ко мне, поздоровались - как было принято, и растворились за углом. Остолбеневший Альфред - мальчик из очень интеллигентной немецкой семьи - потомственных врачей, который знал меня последних лет пять как "ботаника" и "музыканта" - молча поправил очки, подтянул брюки, оправившись от страха с чисто германской педантичностью спросил:

- Это твои друзья ?

Я просто сказал :

- Это бойцы моей команды...

Пару лет назад, разбирая архивы 45-летней давности, наткнулся на старые, пожелтевшие письма из города на Неве, написанные вроде от моего имени, но чужой рукой. Вспомнил : я тогда не умел ни писать, ни читать, но регулярно просил взрослых дядей и тетей , которые меня опекали -  написать и отправить письмо домой, родителям. Они, естественно,  это делали.

Знаете -  о ЧЕМ  писал и за ЧТО больше всего переживал тот азиатский мальчуган - из далекого детства ?

Он писал своим родителям, чтобы они передали "солдатам" и "лейтенантам" его дворовой команды советы - как им победить....

Можно покорить народ - выросший из ТАКИХ детей, как вы думаете  ?