Декабрьский вечер

Декабрьский вечер, до Нового года меньше двух недель, едва припорошённая снегом Петроградская сторона. Из винного магазина в переулке Нестерова в морозные сумерки выпадают трое.

– Ты мне с прошлого раза ещё должен, марамой! – продолжает начатый внутри разговор женщина, уверенная в своей правоте, но не в координации.
– Ты что такая злопамятная, Лизаветта? – мужчина со звенящим пакетом в руках старается разрядить обстановку.
– О, как запел! Лизаветта! Хрен тебе моржовый, а не Лизаветта. Три сотни, понял? Я все помню.
– Вот я и говорю – злопамятная...

Третий их спутник молча держит нейтралитет. Судя по всему, он тоже числится в должниках у Лизаветты и старается не навлечь на себя беду каким-нибудь неосторожным словом. Они неторопливо спускаются по крыльцу и останавливаются на перекур. Повисает пауза – выясняется, что на троих осталось две сигареты, причем обе – у мужчин. Тот, что молчал, делает широкий жест – уступает свою сигарету кредитору. Но благими намерениями...

– Думаешь, я забыла, плешивый, про ту тысячу? Ты с тех пор пропил в десять раз больше, уже давно бы отдал. Вынесу у тебя телевизор однажды, будешь знать.

Тяжёлый вздох.

В это время на крыльце появляется пожилой господин, в руке бутылка коньяка, цена выше средней. Его взгляд бесцельно скользит по сторонам и вдруг задерживается на упомянутой компании. В глазах пожилого господина вспыхивает такой интерес, словно перед ним что-то невиданное и диковинное.

Троица смолит сигареты, господин рассматривает каждого из них. Наконец, Лизаветта замечает четвёртую пару глаз и, выпустив облако дыма, важно произносит:

– Чего, отец, хочешь к нам пристроиться? Деньги сдавай...

Пожилой господин смущается, бормочет извинения и спешно ретируется, исчезая в припаркованной машине.

Лизаветта и Ко берет курс на Успенский сквер.

– Ты снова с попами пить собралась? – нарушает молчание номер третий.
– Не ревнуй, плешивый, тебе тоже нальют.

Из открытой двери соседнего кафе скрипит звонкий женский голос: «...мы встретились в субботу, и чёрный добрый сутенер оформил на работу».

– Агузарова, – улыбается Лизаветта. – Сумасшедшая баба.

Три тени, позвякивая добычей, медленно исчезают в редкой тени голых декабрьских кустов. В лунном свете от повисшей над Невой круглолицей вакханки медленно вырастает Князь-Владимирский собор.