Изгибы истории или семь загибов на версту ч. 4

Предыдущую часть см. http://www.proza.ru/2017/03/09/946

                Нина Петровна и так, и этак поворачивает трубочку самодельного калейдоскопа, а стеклышки все не хотят складываться в картинку.
                Это понятно: люди, о которых она собирается рассказать, жили недавно. В их нелегких судьбах столько боли, что страшно добавить что-то еще, позволив себе фантазировать.
                Не станем кривить душой: Нина Петровна не знала этих поэтов, пока не начала писать про три деревушки в Западной Беларуси. Ее сегодняшнее знание – только то, что рассказал интернет. И все же… есть судьбы, в которых как в зеркале - невзгоды, вихри и бури, промчавшиеся над землей родимой. И не рассказать о них невозможно.

                В виленском костеле Св. Якова хранится запись от 17 января 1893 о крещении девочки по имени Констанция, дочери крестьян Антона и Анастасьи Буйло. Точная дата и место рождения в разных источниках не совпадают. Виновато в этом время и сама поэтесса: оформляя в Москве в 1928 году паспорт она побоялась сказать, что родилась на территории панской Польши, а на вопрос о возрасте кокетливо ответила: «Сколько дадите?» На глазок и записали. Когда много позже в Белорусской Советской Энциклопедии указали год рождения - 1899, Констанция Антоновна с легкой усмешкой завизировала статью: «Хай будзе так…».

                Впрочем, и Москва, и паспорт будут еще очень нескоро. А пока круглолицая девчоночка с вьющимися русыми кудряшками и широко распахнутыми глазами бегает по лесу, прячась от подружки за  красными стволами сосен с зелёными шапками, с подругой же ходит по ягоды на болото, поросшее клюквой. И, как позже окажется, на всю жизнь запомнит  капли росы на утренней траве, а над всем – небо «…па-асабліваму блакітнае, паркалёвае, трошкі ружаватае...» (по-особенному голубое, ситцевое, немного розоватое). Как и струящийся из-за забора аромат роз в Вишневской усадьбе графа Хрептовича, куда для нее вход закрыт: отец всего лишь лесной объездчик у графа.

                В 1909 году белорусская газета «Наша ніва», издающаяся в Вильно, нынешнем Вильнюсе, печатает первое стихотворение Констанции. Шестнадцатилетняя Кастуся, как называют ее близкие, застенчива невероятно, и первое произведение, а за ним и другие публикуются под именем брата Эдуарда, словно специально, чтобы запутать будущих биографов.

                Немногочисленная белорусская интеллигенция в начале XX века триязычна: Констанция, закончив краткосрочные учительские курсы в Вильно, готовит ученика к поступлению в гимназию на русском языке, в доме его родителей, где все говорят по-польски, разговаривает на польском, а в белорусской школе ведет занятия с детьми на «беларускай мове».

                В 1914 году выходит ее первый сборник стихов «Курганная кветка», под редакцией Янки Купалы. Лишь в семьдесят лет Констанция Антоновна призналась, что не слишком верила похвалам мэтра: «… адносячы іх да жадання вялікага майстра падтрымаць у маладога аўтара веру ў сябе, каб дапамагчы яму працаваць далей (относя их к желанию великого мастера поддержать у молодого автора веру в себя, чтобы помочь ему работать дальше)».
                Перечитывает Нина Петровна эти строчки и улыбается: так понятны сомнения и неуверенность молодого автора.

                ***

                За два года до выхода в свет первого сборника стихов Констанции Буйло, в июне 1912 года в поселке Радунь на реке Радунька в семье почтового служащего Бителя родился сын, Петр. Вроде бы, совсем не связанные между собой события. Но время только насмешливо улыбается, когда люди пытаются предсказать будущее. Не станем торопиться. А местечко, кстати говоря, было довольно знаменитое. Впервые оно упоминается в 1387 году в грамоте Ягайло, в 1649 году получает Магдебургское право. После третьего раздела Речи Посполитой в 1795 году Радунь стала частью Российской Империи и вошла в состав Виленской Губернии.

                ***

                Два года Констанция Буйло заведовала «книгарней» (магазином белорусской книги) в Полоцке. 
                Вихри Первой мировой спутали планы, сорвали с родных мест. В канцелярии Всероссийского земского союза, занимающегося снабжением армии, начинающий делопроизводитель, Констанция, знакомится с студентом нынешней Тимирязевки, а тогда Петровско–Разумовской сельскохозяйственной академии Виталием Адольфовичем Калечицем. И опять данные расходятся: по одним источникам 15 мая, по другим - 7 июня 1916 года молодые обвенчались. Хотя, в сущности, важно не это, а то, что отброшенная волной немецкого наступления, молодая семья оставила Беларусь, прочувствовав в полной мере судьбу беженцев во все времена.

                Нина Петровна не берется угадать, о чем думала в те дни молодая, мечтательная женщина со свадебной фотографии. Уж конечно, новобрачные не догадывались, что принесет следующий год, как не знали и того, сколько времени пройдет до поры, когда Констанция вновь окажется на родной земле.   

                Войну развязать легко, остановить - трудно. Первая мировая вылилась в Гражданскую и Советско-польскую. После подписания Рижского мирного договора в 1921 году Западная Беларусь отошла к Польше и превратилась в «Крэсы всходни» (Восточные окраины). Возвращаться молодой семье с маленьким сыном стало некуда.

                После нескольких лет мытарств талантливому агроному Виталию Калечицу предложили стать заведующим павильона Средней России на только что открывшейся Первой всесоюзной сельскохозяйственной выставке.
                Выставка работала год. После ее закрытия глава семьи сменил несколько мест работы, а в 1928 году тридцатипятилетняя Констанция Антоновна, наконец получив паспорт, тоже устраивается на работу - монтажницей в цех лабораторного оснащения завода «Агроном». Далеко от поэзии. Впрочем, борясь за выживание, она, быть может, и не вспоминает о том, первом сборнике стихов.

                Не знает Констанция, что на далекой родине, где опять, уже в который раз, белорусский язык стал гонимым, стихотворение «Люблю» из ее первого сборника стало народной песней. Всюду, где собираются белорусы, его поют стоя как гимн родной земле:
                «Люблю наш край — старонку гэту,
                Дзе я радзілася, расла,
                Дзе першы раз спазнала шчасце,
                Слязу нядолі праліла…»


                Январь 1933 года для Констанции Антоновны навсегда окрасился в черный цвет.  Мужу предъявили нелепое обвинение, объявили «врагом народа» и осудили на десять лет. Нашли повод и ее уволить с работы, оставив с пятнадцатилетним сыном без средств к существованию.
                Когда-то робкая девочка пробилась к следователю ГПУ, бросила в лицо:
- Тогда и нас с сыном арестовывайте, все равно умрем с голоду. Ни меня, ни его на работу не берут.       
                Наверное, это могло закончиться совсем плохо. Но чудеса иногда случаются: следователь поднял трубку и позвонил на завод «Агроном». Напуганные звонком из самого ГПУ, жену «врага народа» не только восстановили на работе, но назначили заведующей складом, повысив в должности. 

                ***

                За это время мальчик, родившийся в поселке Радунь, закончил учительскую семинарию, поработал учителем младших классов, отслужил в польской армии и опять вернулся учительствовать.

                Многострадальная земля Западной Беларуси переходила из рук в руки как разменная монета в руках больших политиков, а жители ее, неизменно возвращаясь после всех войн на родное пепелище, упрямо отстраивали свои деревянные местечки с магазинчиками и мастерскими. Жизнь продолжалась.

                Война, начавшаяся в 1939, еще не стала Второй Мировой, когда молодого учителя с Воложинщины, Петра Бителя, оторвали от ребятишек, выдали форму подпоручика и призвали дать отпор вермахту. Увы, силы оказались слишком не равны. Польша оккупирована, остатки польских солдат разбрелись. Некоторые, среди них и Петр Битель, направились на восток, в Брест.
                Судьба оберегала будущего поэта. Офицеру запаса в неразберихе первых боев не выдали шинель, а сентябрьские ночи – холодные. Петр в обозе взял поношенную солдатскую; это спасло ему жизнь, когда комиссары Красной Армии стали «сортировать», отводя офицеров в сторону. 
                Рядового солдата Бителя отпустили на родину, которая к тому времени стала уже советской.
   
                ***
                Нина Петровна улыбается, вспоминая, как ее свекровь, жительница небольшого местечка в Западной Беларуси, рассказывала:
- Советы приходили «тые» (имелся в виду 1920 год), «тымтые» (1939 год) и «гэтые» …
Вот о «тымтых» и речь.
                ***

                Как окончивший заочно Высшие учительские курсы в Вильнюсе, Петр Битель назначен директором Воложинской школы, созданной из двух бывших семилеток - польской и еврейской.
                Он любит детей, они его. И все хорошо, пока однажды на полу в классе не находят вырванный из рамы портрет Сталина с проколотыми ножом глазами.  Легко предугадать, что ожидало директора школы, если бы война в очередной раз не ворвалась в его судьбу.

                25 июня 1941 года в Воложин вошли немцы.
                Битель полгода скрывается, но у него семья, маленькие дети, жить как-то надо, и он опять начинает учительствовать. Позднее это будет поставлено ему в вину.
   
                ***

                А в Москве Констанция Буйло по-прежнему ждет мужа. Лишь в 1957 году она получит уведомление, что дело Калечица Виталия Адольфовича «отменено и остановлено». Тут же приложено свидетельство о смерти 31 мая 1942 года «от паралича сердца». Место смерти и захоронения неизвестно.

                Клеймо «жены врага народа» не способствует появлению в печати новых произведений, да Буйло почти ничего и не пишет до середины сороковых годов, работая на должностях очень далеких от литературы. Горе добавляет и трагедия подруги. Помните девочку, которая когда-то бегала с Кастусей по лесу? Звали ее Владка, Владислава Станкевич, будущая жена Янки Купалы.
                После трагической гибели знаменитого поэта в 1942 году в гостинице «Москва» Владислава Францевна жила у подруги. Много позже Констанция Антоновна вспоминала: «Первый раз увидела, как люди чернеют от горя. У Владки черным стало не только лицо, но даже руки».
                И все-таки если человеку дан поэтический дар, он неминуемо возьмет свое. Стихи Буйло, тепло встреченные белорусскими литераторами, опять начинают появляться в газетах и журналах, альманахах и антологиях, переводятся на русский язык, а в 1944 году все в той же гостинице «Москва» на выездном заседании Союза писателей БССР Констанцию Антоновну единогласно принимают в члены Союза. Секретарь заседания, Петрусь Бровка, поздравляя, добавил, что ей положены продовольственные карточки. Это было не лишним: что такое голод – Констанция Антоновна знала не понаслышке и беспокойство за сына не отпускало.

                Второй сборник Буйло «Світанне» (Рассвет), вышедший в 1950 году в Минске, пресса резко осудила. Особенное раздражение рецензентов вызвало стихотворение, написанное в 1946 году:
                «Зямля мая далёкая,
                Зямля мая цудоўная,
                Радзіма сінявокая,
                Якая ж табе роўная?

                Mo ёсць і прыгажэйшыя,
                Каму што ў свеце глянецца,
                Мая ж - найдаражэйшаю
                Да смерці мне астанецца».
                И не миновать бы репрессий автору, посмевшему понимать под словом «родина» не весь Советский Союз, а только Беларусь, да еще считая ее не равной среди братских республик, а самой дорогой и красивой, если бы не заступничество подруги детства, вдовы Купалы, и, по ее просьбе, других влиятельных лиц.

                ***

                Семью Бителей защищать было некому. В 1944 году их насильно вывезли в Германию. Под Варшавой поезд попал под обстрел, удалось бежать, в Польше и дождались прихода Советской армии. Как участнику сентябрьских боев 1939 года Петру Бителю предложили остаться в Войске Польском, обещая чин майора, однако учитель из Воложина предпочел вернуться на родину.

                Начал работать в школе небольшой деревушки, но в 1947 году вынудили работу оставить, объявив, что «нет ему доверия». А в семье уже трое детей, у дочери – костный туберкулез, маленький сын получил сильные ожоги, денег нет ни на еду, ни на лекарства.
                Местный священник посоветовал безработному учителю пойти на курсы при Жировичском православном монастыре.
                Петр Битель стал отцом Петром.
                В ноябре 1950 года ночью в дом пришли люди в военной форме. Следствие длилось больше года, обвинения стандартные: шпион, диверсант, националист... Приговор - 10 лет в лагерях строгого режима.

                Дальше как у сотен тысяч товарищей по беде. Лютой зимой в неотапливаемом товарняке до Кирова, где сгоняли в баню под чуть-чуть теплый душ, наделив кусочком вонючего черного мыла размером в осьмушку спичечного коробка. Потом опять невыносимый холод товарняка и поселок Ольжерас Кемеровской области: десяток одноэтажных да пара двухэтажных бараков с зарешеченными окнами, колючая проволока и высокие деревянные вышки для охранников. В этом Особом Камышевом лагере МВД СССР (Камышлаг) бывший отец Петр получил номер Н-447. 
                Редкая похлебка утром, она же с добавлением ложки постной ячневой каши вечером, а днем – погрузка в лесовозы громадных смерзшихся бревен, засыпанные трехметровым слоем снега. «Шаг вправо, шаг влево считается побегом, конвой стреляет без предупреждения» …
                После Камышлага в Степлаг на медные рудники Казахстана. Язвы, экземы на руках, палящее солнце летом и зимние бураны…  На ночь запирали в бараках, десятичасовой рабочий день на руднике и еще два часа в зоне: летом делали саман, зимой чистили снег. Раз в полгода письмо домой. Как это можно пережить и остаться человеком?
                В 1952 году одному из заключенных поляков пришла продуктовая посылка, на дне – томик Адама Мицкевича на польском языке.  И, вот удивительно, людей захлестнул праздник. Те, кто знал польский, перечитывали, обсуждали, кто не знал – томился завистью. Юный паренек, почти подросток Леня Мазур из белорусского Дятлово все просил и просил пересказать стихотворные строчки на родном ему языке, пока однажды вечером учитель из Воложина не попытался перевести.  Первые слушатели: заключенные белорусы, литовцы, поляки с восточных окраин в один голос стали требовать продолжения.
                Так в Степлаге зазвучал «Пан Тадеуш» Мицкевича на белорусском.  Не было ни словарей, ни энциклопедий, как, впрочем, и бумаги с карандашом. Бумагу заменили трехслойные мешки из-под цемента, карандаш – зачищенный оловянный провод из кабеля. Потом санитар-литовец принес из санчасти зеленку - появились чернила.
                Насколько же важно было для людей услышать воспоминание - гимн тому краю, в котором прошло детство не только поэта, но и их собственное, если они даже выполняли за переводчика дневную норму, пряча его за штабелями стройматериалов с книгой Мицкевича и зорко наблюдая, не идет ли надзиратель, лишь бы вечером опять звенели строчки на белорусском языке. Для них эти строчки было той самой горстью родной земли, которую пилигрим носит с собой.

                Надо сказать, у переводов «Пана Тадеуша» на белорусский язык – нелегкая судьба. Первый перевод В. Дунина- Марцинкевича, напечатанный в 1859 году в Вильнюсе, царская цензура конфисковала и, по имеющимся сведениям, весь тираж был сожжен. Второй, сделанный в 1931-32 годах в польской тюрьме белорусским общественно-политическим деятелем, языковедом и переводчиком Брониславом Тарашкевичем, оказался в подвалах НКВД и лишь спустя полвека был опубликован. Такая, видно, судьба у этого романа, написанного вечным изгнанником, что в тюрьмах его строки звучат по-другому:
                Літва! Ты, як здароўе ў нас, мая Айчына!
                Што варта ты, ацэніць той належным чынам,
                Хто цябе ўтраціў. Вось красу тваю жывую
                Зноў бачу і апісваю, бо скрозь сумую.

                Литва! О родина! Ты — как здоровье. Тот
                Тебя воистину оценит и поймет,
                Кто потерял тебя. Теперь живописую
                Тебя во всей красе, затем, что я тоскую.
                (Перевод В. Ф. Ходасевича)

                После смерти Сталина режим в лагерях смягчился. Через одного из освободившихся земляков перевод Бителя попытались передать на родину. Рукопись попала к Максиму Танку. Спустя некоторое время заключенного Н-447 вызвали к лагерному начальству. Еще бы! На его имя пришло письмо от председателя Союза писателей БССР: «...По поручению Союза писателей Белорусской ССР я ознакомился с белорусским переводом т. Бителя П. И. известной поэмы Адама Мицкевича «Пан Тадеуш». Несмотря на то, что отдельные места еще требуют некоторой доработки и правки… перевод поэмы сделан на высоком художественном уровне и является одним из лучших переводов этой поэмы А. Мицкевича. Максим Танк».

                В июне 1956 года Петр Битель был освобожден «за недоказанностью вины». Устроился священником, а через несколько лет началась хрущевская компания по борьбе с религией. Вызванный в КГБ, Битель категорически отказался публично отречься от сана. Ответом было:
- Тогда и на хорошую работу можешь не рассчитывать.

                Общепризнанных благ в жизни Петра Ивановича действительно никогда так и не появилось. Вместо жизни в большом городе, благоустроенной квартиры, престижной должности – деревенька Вишнево, школа, где преподавал белорусский язык и литературу, немецкий и рисование, да еще раздражение местного начальства, вызванное «старосветской воспитанностью» бывшего зека, который, как оказалось, и образования не имеет: советский-то вуз он не кончал!
                Зато случилось другое: дружба с Максимом Танком, знакомство и дружеское общение с Владимиром Короткевичем - рецензентом его первой книги - сборника исторических поэм "Замки и люди". А еще была полная уважения тишина в классе, когда начинал урок; учителя поймут – такое дорогого стоит.
                На раздражение начальства ответил просто: поступил в Минский пединститут на отделение белорусского языка и литературы, а в Москве на отделение немецкого языка. В 1970-м году получил сразу два диплома. Было ему тогда 58 лет.

                ***

                Констанция Антоновна Буйло прожила долгую жизнь. В 1968 году она отказалась праздновать семидесятипятилетие: «Што адзначаць? Што з плеяды нашых пісьменнікаў адна засталася, як сасна на галявінцы, хістацца над магілаю ссечаных дрэў?..» (Что отмечать? Что из плеяды наших писателей одна осталась, как сосна колыхаться над могилою порубанных деревьев?)
                Несмотря на второе замужество, не ослабевала боль по погибшему мужу, было мучительно, когда прямо или косвенно намекали, как и о чем писать, а она не могла (и не хотела!) прислушиваться к советам «доброжелателей» от власти, и все же, все же… Словно отыгрываясь за долгое молчание, поэзия не покидала ее. Перечитываешь стихи, и поражаешься: лирическая героиня – так открыта душой, так доверчиво говорит о своих чувствах, что трудно поверить в нелегкие семьдесят четыре года за плечами автора.
                Лагодны вечар сыпле ў рэчку краскі,
                Абняў зарою быструю ваду, -
                Вада зару цалуе на хаду –
                І ўдаль бяжыць, ружовая ад ласкі.
                Халодны ветрык патыхнуў з гары,
                Ты атуліў мне цёплай хусткай плечы.
                І я шчасліва… Мой сцямнелы вечар
                Любоўю ты і ласкай азарыў.

                Погожий ветер смешивает краски –
                Цветные блики на реке и на лугу.
                Вода зарю целует на бегу
                И вдаль бежит, порозовев от ласки.
                Прохладный ветерок подул с полей,
                Ты вязаным платком укрыл мне плечи.
                Я счастлива… Ты мой стемневший вечер
                На миг любовью озарил своей.
                (Перевод Ивана Бурсова)

                Констанция Буйло умерла в Москве 4 июня 1986 года. В 1989 году урну с её прахом перевезли на родину и захоронили на кладбище в деревне Вишнево.

                ***

                Петру Ивановичу Бителю было 56 лет, когда вышла в свет его первая книга, в 66 - он полностью реабилитирован, а в 74 года стал членом Союза писателей. Никогда никому и ни на кого не жаловался, просто жил. Сколько людей с похожей судьбой сломались, посчитав, что отобранную у них часть жизнь не восполнить, а он, несмотря ни на что, оставался просто порядочным человеком и шел к своему предназначению. 
                Умер Петр Битель в 1991 году. Могила его рядом с могилой Констанции Буйло. Вот и пересеклись судьбы двух белорусских поэтов.               

                Однажды Нина Петровна услышала: «Интеллигентов в первом поколении не бывает». Тогда скажите: кто эти люди? Существуют десятки, а то и сотни определений интеллигентности. От серьезных до «…это тот, у кого ума больше, чем умения, знаний больше, чем ума, сведений больше, чем знаний, а амбиций больше, чем всего перечисленного» … И все же…
                И все же, как бы пафосно и слишком громко это не прозвучало, главное в человеке, которого хочется назвать интеллигентом, такое очень немодное чувство, как любовь к родной земле. Нежелание считать и подсчитывать: что он дал ей, что – она ему. Родину, как и мать не выбирают. Где-то больше демократии, где-то слаще конфеты, но тут уж ничего не поделаешь. Надо уметь различать власть и народ, власть и землю, на которой родился.
                Петр Битель писал в стихотворении, посвященном внуку: «Шануй чужое аж да пакланеньня, сваё любі да самазабыцьця». Думается, переводить эти строчки не надо.

Окончание см. http://www.proza.ru/2017/04/07/1886

Иллюстрации: Свадебная фотографии Констанции Буйло и Виталия Калечиц, 1916 год;
Янка Купала 1919 год; Петр Битель.