Заклинание. город. сарканд - станица семиреченског

1.
Не дай вам бог, во-первых, — умереть.
Но что важнее — смертью без причины.
Нехорошо всё это. Я и впредь,
Как только вспомню бабкины морщины,
И плоть её, иссохшую на треть,
Готов завыть от этой чертовщины!..

Не дай вам бог за старостью стареть!

Причины не было. Так, просто умерла.
Но как страдала, как она томилась!
И истомила всех... изнемогла —   
За что ей даровали эту милость?!
Жизнь после жизни — грешные дела.
Видать, ответа так и не нашла,
И разумом и взглядом помутилась.

Была вина? Жила, вот и вина... 
Одна турецкая, японская другая,   
Три революции, гражданская война,
И финская, и эта… да какая! —
Погибли братья, муж…
Была одна   
Надежда — сын, да в первых числах мая —
Там, над Берлином...

Этим и грешна.

За всех молилась. Свечи в церкви жгла.
И силами, и верой ослабела.
Молитвы позабыла. Отошла
От жизни и от веры... и от тела
Душа её.
А всё-таки — жила.
И мучалась зачем-то, и — жила,
И ничего от жизни не хотела.

В народе говорили — век чужой
(Теперь уж так не скажут) заедаешь.
А бабка это знала — грех большой.
«И не живёшь, а вот — не пропадаешь»

А знала, — вот и мучилась вдвойне.
И грезила о дальней стороне,
И разрешиться бременем не в силах,
Взывала к Богу, к разуму, к чертям,
К самой природе, к памяти, а там...

Там только незабудки на могилах.

Да там и смерть сама уже — ничто,
Покуда здесь её не ощущаешь,
И не столкнёшься с нею. А не то
Измучишь всех, и сам себя измаешь...

Не дай вам бог такое повторить,
Не дай вам бог свой век перемудрить!

2
...Слов таких моя бабка не ведала,
Но до самых преклонных годов
Всё о детстве своём, заповеданном,
Повторялась на сотни ладов.

А каким она светом лучилась
Из далёкого далека...
Знала грамоте, да разучилась,
Землю помнила — наверняка.

И кого она тем не корила,
Что полвека в столице жила!..
— Мы саркандские, — всем говорила,
Так саркандской и померла.

Но задолго до этого срока
Обронила такие слова:
— Если ляжет в то место дорога,
Там всегда у дороги трава...
Побывать она там и не чаяла,   
Ну а мне довелось по делам,
И нарвал я букет молочаевый,
Да с полынной степной пополам,
Выбирать не пришлось, брал, что около,
У обочины — с пылью, с лузгой...

Но очнулась трава, словно охнула,
И такой задышала тоской!..

Где-то, помнится, было сказание
Про старинную старину,
Как бежал, убоясь наказания,      
Княжий сын во чужу сторону.      

И прощенье уж было обещано,
Но не в силах вернуть беглеца
Ни отец, ни любимая женщина...
В третий раз засылают гонца. —

Пусть вдохнет он, чужбине запроданный,
Древний запах полыни живой!
И пошел князь, рыдая, и Родине
Был ворочен емшаном-травой.

Вот и бабка — заплакала меленько:
— В гроб сгодится, помру в Петрова...
А потом отложила со «смертынькой»,
Запропала куда-то трава.

Так в могильной земле чужедальней
Травка Родины и не легла…
За окладом иконки венчальной      
Схоронилась… как детство, светла…