Не русский лес

Так уж повелось, что на День Колумба Артем с Софочкой всегда ездили в Нью-Йорк и ходили там в оперу, коей Софочка была большой поклонницей. Как-то раз она даже провела целый месяц в Вене, изучая оперы Моцарта. Летний Институт Моцарта набирал учителей со всех концов Соединенных штатов, и Софочка, написав заявление с мудрыми указаниями того, как она будет использовать свои познания в оперном искусстве для преподавания русского языка американским школьникам, была зачислена в программу. Артем тоже подвизался поехать с ней в Вену, и пока Софочка слушала лекции в старинной церкви, где располагался институт, он просто болтался по городу или ходил в музеи. Вечером вся компания в основном не молодых студентов, одноклассников Софочки, отправлялась обычно в ресторан на обед, а затем следовала в Венскую оперу. Народ в группе подобрался на редкость веселый и не по возрасту озорной. За обедом они поглощали изрядное количество вина и пива, а после оперы захаживали выпить на сон грядущий в бар, где страстно обсуждали только что увиденный спектакль. Артем не разделял их фанатической преданности оперному искусству, но любил послушать красивые арии, под которые хорошо расслаблялся и иногда даже задремывал. Софочка в таких случаях толкала его в бок, она терпеть не могла этакого хамства, но Артем ее убеждал, что это является проявлением наивысшей степени наслаждения оперным искусством, если человек засыпает от него, как от наркоза.

Сам Артем тоже считал себя в некоторой степени театралом, поскольку по молодости, еще в России, успел поработать в театре бутафором. Там он долго не задержался, но успел ознакомиться с кухней театрального производства и с тех пор все постановки смотрел уже другими глазами.

Венская группа настолько хорошо спелась, или вернее спилась друг с другом, что, вернувшись в Америку, они продолжали встречаться раз в год в Нью-Йорке на день Колумба. В программу всегда входил субботний просмотр дневного спектакля в Метрополитен-опера, а затем общий обед в ресторане с последующим культпоходом на вечерний спектакль.

Софочка с Артемом приехали, как всегда, в Нью-Йорк в пятницу вечером и устроились в Хеллс Китчен у одного парня в комнатушке, которую он сдавал через Эйр Би энд Би. Собственно, это была даже и не комната, а клозет, куда он воткнул высоченную двухматрасную кровать королевского размера. Вокруг кровати ходить было невозможно, поэтому приходилось на нее просто запрыгивать. Раньше они останавливались у друзей, но все друзья жили далеко от Манхеттена, к тому же тогда приходилось еще и уделять внимание друзьям, у которых они останавливались, и это мешало основной цели визита—общению с венской группой и посещению оперы. Поскольку даже занюханный мотель в Нью-Йорке стоил теперь невероятные деньги, Артем порыскал на интернете и нашел эту комнату за $90 в ночь, недалеко от Метрополитен-опера. На фотографиях в интернете все выглядело вполне прилично, но ему и в голову не могло прийти, что сдаваемая спальня обернется безоконным клозетом. Софочка была в ужасе от того, что единственный разделенный с ванной туалет оказался в гостиной, где на раскладном диване спал сам хозяин, и чтобы ночью попасть в уборную, надо было обходить диван, натыкаясь в темноте на торчащие с него длинные мужские ноги. Парень, правда, оказался очень любезным и старался как мог создать своим гостям удобоваримые условия, он даже завтраки им готовил. Это в некоторой степени скрасило значительные неудобства, но супруги твердо решили в следующий раз постараться найти что-то покомфортабельнее.

После дневного спектакля в субботу венская компания собралась в баре на пару дриньков. На закус взяли гуакамоле с тортилья чипс. Под веселый разговор с давними знакомыми Артем изрядно выпил. После бара все передислоцировались в ресторан на обед. Артем заглянул в меню и обомлел от увиденных там цен. Единственным, что они с Софочкой могли себе здесь позволить, были равиоли. Нельзя сказать, чтобы они были людьми бедными— оба имели постоянную работу и стабильный доход, но соблюдали бюджет и тратили деньги с оглядкой, регулярно откладывая значительную часть своих доходов на пенсию. Вино в ресторане оказалось еще дороже, чем еда, но тут уж было не до экономии, поскольку всем хотелось выпить больше чем поесть. Вино полилось по бокалам и, съев отнюдь не большую порцию равиолей, Артем почувствовал, что приятно захмелел, все еще испытывая, однако, некоторое чувство голода.

В Линкольн Центре в тот вечер показывали «Евгения Онегина». Артем с Софочкой поднялись на лифте на самый верх и заняли свои места на балконе. Приземлившись в удобное кресло, Артем совершенно расслабился и обмяк. Первый акт прошёл перед его глазами, как сон, он то погружался в приятную дремоту, то под сладкие звуки знакомых с детства арий  выплывал в реальность происходящего на сцене. Иногда он незаметно для себя даже подпевал солистам, начиная при этом следующую арию раньше, чем они. Софочка сильно пихала его локтем в бок и змеиным шепотом требовала немедленно прекратить это безобразие. Артем успокаивался, недоумевая, почему на сцене периодически оказывалось две Татьяны и два Онегина одновременно.

Перед началом сцены дуэли занавес поднялся и открыл вид на задник с изображением заснеженной лесной поляны где-нибудь в Вирджинии или Мэриленде, но никак не в России. Такого Артем никак не мог снести и, громко рассмеявшись, саркастически заметил: «Ну, это не русский лес!» В полной тишине его высказывание прозвучало на весь зал. Софочка готова была провалиться сквозь землю.  Артем получил очередной увесистый толчок локтем в бок и ухватил краем глаза молнию испепеляющего взгляда супруги.
Ленский пришел на дуэль в жилетке народовольца, и дуэлянтам почему-то выдали ружья, как будто они собирались на охоту. Действие спектакля по модной ныне тенденции и по совершенно непонятным Артему соображениям было перенесено куда-то на конец девятнадцатого века. Артем никак не мог взять в толк, зачем понадобилось делать Ленского революционером и вместо пистолетов вооружать дуэлянтов охотничьими ружьями. От охватившего его возмущения Артем вдруг выпалил на весь зал: «Но зачем же ружья!»
Софочка на сей раз так пихнула его в бок, что Артем, охнув от боли, тут же протрезвел и до конца спектакля сохранял полное молчание.

Когда опера закончилась и бурные овации с выкриками «браво» улеглись, зрители устремились к выходу. Позади Артема и мрачной, как туча, Софочки следовали две русские дамы. Одна из них громко сказала: «Какое безобразие!». Софочка взглянула на Артема и в ее взгляде он прочитал «Ну что, допрыгался? Вот, все вокруг возмущаются твоим поведением!»
И тут, как бы отвечая ее взгляду, женщина закончила свою фразу: «Не могли ребенка вынести из зала, он своим криком всю оперу испортил!»