Сади Нагокова глава8

8.
Сашу снова вызывают в административный барак и решительно просят не писать больше.
- Вам отказано в просьбе. Будете здесь трудиться, Лунин. Фронт нужно ещё заслужить.
- Так я же не на курорт прошусь, гражданин начальник. Хочу кровью искупить…
- Всё, кругом марш! Увести, - жёсткий окрик разгневанного стража.
И снова привычные будни лагерной жизни, и работа до отупения и думы, думы. Однако, и в лагере видны перемены. Война докатилась и сюда. Какая-то непонятная суета, частая смена охранников, молодых становится всё меньше и меньше. Да и начальство меняется. Понятно. Фронт требует! Саша снова просится на фронт, но ему снова отказывают.
- Так что, уголовникам можно! Так почему они лучше? – наивные восклицания.
- Молчать! Я тебе покажу, кто лучше! В карцер! Там очухаешься, защитник хренов! – пауза, а затем доверительный шёпот:
- Пойми, Лунин! Не могу! Не положено таких, как ты.
Но когда пришла новая разнарядка, и были подчищены все резервы, Саше повезло. Молча, втолкнули его в «телятник», где было уже полно народа и повезли. Повезли далеко. Но было уже ясно, что впереди ждёт фронт.
Уголовники, в вагон которых попал Саша, вели себя шумно, развязно, понимая, что это их последний шанс. Сашу не трогали. А вот двоих, таких же, как он, просто изводили.
- Эй, братва! Хватит, уймитесь, - не выдержал Саша.
- А ты что, защитник? – подступился к нему тощенький наглец, за которым стояли его дружки. Публика улыбалась, предвкушая спектакль.
- Пацаны, не надо, это же Саша Лунин, - послышался тихий голос с верхних нар. Саша взглянул наверх и узнал «Ворона».
- То же мне цаца! – прогундосил тощенький и вынул из рваных штанов заточку.
«Ворон» спрыгнул с нар, встал возле Саши и нагло уставился на тощенького.
- Жить хочешь, сопля? Иль нет! – пока опешивший герой думал, Ворон тыкнул его своим кулачищем в живот, и тот согнулся пополам. Ворон тотчас зафутболил его голову, и тот бездыханным растянулся на грязном полу вагона. Стенка дрогнула. Саша поднял заточку, пожал руку «Ворону».
- Всё, господа урки! Спектакль окончен. По всем вопросам к моему корешу. Ясно? – Саша ждал.
- Ясно, а что тут не понять, вот даёт, - нестройные голоса, улыбки, шуточки и общее облегчение.
Так вот и доехали к пункту формирования. А здесь царствовал «Смерш». Начались сборы и учения. Наскоро.
- Родина даёт вам возможность искупить вину кровью. Это великая честь, и вы должны честно служить и защищать наше отечество. Трусов и подлецов буду безжалостно расстреливать. Только вперёд! Ни шагу назад, таков приказ Верховного. Оружие добудете в бою, - старший чин грозно посмотрел на выстроившихся перед ним испуганных людей, одетых в несвежую, бывшую в употреблении военную форму, безоружных, ещё не веривших, что это не лагерь, а свобода. Но старший чин был опытен и знал всё:
- Я вам покажу свободу! – повысил он голос. – её надо завоевать в бою, под пулями. И не дай вам Бог замечу труса! Вот этой рукой, - он расстегнул кобуру пистолета, - расстреляю перед строем. Ясно? – Молчание было убедительным ответом.
Первый бой случился через неделю. Вывели к первой линии окопов, дали каждому третьему винтовку, особисты цепью залегли за ними. По сигналу красной ракеты с криком «Ура!» бросились к высотке в ста метрах. Высотка изрыгала пригоршни свинца, и цепь нападающих почти захлебнулась. Саша, пригибаясь и падая на землю, перебежками, стиснув зубы, добежал, залёг у дота. Рядом увидел мёртвого солдата и винтовку. Дотянулся до оружия, перевёл затвор и пополз в обход, к входу в дот. Пулемёт не переставая поливал местность. А дальше Саша уже не помнил, как всё было. Просто озверел, не видя в кого стрелял и кого колол штыком. Свинцовый дождь окончился, и наступающие уже приближались к высотке. А за ними с мощным криком «Ура!» лавиной двигались регулярные части.
- Где этот смельчак? – старший чин искал Сашу.
Привели. Саша растерянно смотрел на старшего чина.
- Ну что! Герой! Кто таков?
- Лунин, вяло отвечал Саша.
- Как по уставу! Отвечай!
- Рядовой Лунин, товарищ… - Саша запнулся, не зная, как продолжать.
- Верно! Теперь мы товарищи. Хвалю. Молодец! А почему рядовой? – обратился старший чин к своему окружению.
- Никак нет, товарищ комбриг. Командир роты. Лунин Александр Михайлович.
- Поздравляю, Лунин. Командуй. Свободен.
Так Саша стал командиром роты штрафников.
Страна вела жестокие бои. Страшная чёрная сила с тупым упорством двигалась вглубь страны. Войска отступали, попадая в окружение, продираясь сквозь огонь и смерть на соединение со своими.
Потери были безмерны. Выходивших из окружения фильтровали части «Смерша». Особисты трудились с удвоенной энергией.
- Дайте пополнение! У меня четверть от роты, - Саша стоял на вытяжку в блиндаже командира дивизии.
- Знаю, Лунин! У меня в регулярных нет комплекта. Видишь, что делается!
- Так мои мрут без счёта, товарищ комдив.
- Сырков! Где пополнение? – обратился комдив к стоящему у карты комполка.
- Только из окруженцев, товарищ комдив.
- Так давай скорее. Что ты устроил там за проверку? Это же свои.
- Свои! Но есть приказ.
- Есть один приказ, Сырков, воевать! Чтобы завтра дал Лунину людей. Ясно?
- Так точно, товарищ комдив.
Окруженцы получали оружие и направлялись в штрафные батальоны. Многие недоумевали. Но приказ был суров. Войска дивизии закреплялись в районе жестоких боёв. Окопались. Подтянулись резервы. Всё готовилось к контрнаступлению. Солдаты чувствовали, что это случится вот-вот. Сашу вызвали в штаб дивизии.
- Лунин! Нужен «язык». Надо точно знать, кто стоит против нас. Хорошо бы офицера, а лучше штабиста. Понял? – начальник штаба ждал с нетерпением.
- Когда идти?
- В ночь. Утром нужны данные. Возьми своих и с разведкой к переднему, а там сами уже сообразите. Возглавь группу. Тебе верю
- Разрешите идти?
- Иди, Лунин. Жду и надеюсь на успех.
Саша вернулся в свою землянку. Вызвал ударную группу из ребят, которые уже много месяцев сражались с ним рядом. И были живы, хотя потери в роте были огромные.
- Сань, - обратился к нему Алексей Жарков, с которым Саша познакомился в «телятнике», когда ехали на фронт, - возьмём из пополнения Гришку Пегова, мировой хлопец. В прошлую атаку уничтожил пушку с расчётом, забросал гранатами.
- Под твою ответственность, Лёша. Собирай ребят, через час уходим. Разведка проведёт нас и встретит.
Вышли тихо к первой линии окопов. Вдали, на пригорке разбросаны домики сельца. Там, по данным разведки обосновался штаб дивизии. Разведка залегла, а группа поползла на ничейную. Ползли молча, приглядываясь к ориентирам для возвращения. Прошли ничейную полосу и, обогнув окопы и огневые точки, нашли проход между ними. Всё было тихо. Перебежками добрались к избе, где маячил часовой. Лёша Жарков снял часового. Пегов и Саша проникли в сени. Тихонько открыли дверь и попали в комнату, где спал офицер. Тот был пленён ещё в сонном виде. И связан.
- Посмотри документы какие есть, - шёпотом приказал Саша. В соседней комнате нашли металлический пенал.
Возвращались медленно, таща за собой «языка» и неудобный металлический пенал. У передних окопов наткнулись на пост. Поняли, что без шума не уйдут. Навалились на пост. Подняли шум. Заговорила вся передняя линия. Уходили под огнём и наших, и немцев.
- Мы здесь! – услышал Саша голос разведки. Скатились в окоп. И лежали, переводя дыхание.
- Где «язык»? – тихий голос начальника штаба.
- Да вот он, - показал Саша на завёрнутого в плащ-палатку немца. Развернули, вытащили кляп. Немец молчал.
- Твою мать! Что ты мне притащил! – громовой голос начштаба.
- Да жив, жив был, когда брали. Даже брыкался! – оправдывался Лёша Жарков.
- Пойдёшь под трибунал, Лунин! Операцию срываешь!
Как оказалось, в перестрелке «языка» убили. Саша совершенно растерялся. «Столько труда и всё пусто».
- Товарищ командир! Товарищ командир! А пенал? – улыбнулся, вдруг вспомнив о трофее, Гриша Пегов.
- Давай его сюда! Дай нож! – Саша поддел крышку пенала солдатским ножом, крышка отлетела. В пенале было полно карт. Взяв пенал в охапку, Саша бегом направился в штаб дивизии.
Группа безмятежно спала в землянке. Вестовой из штаба дивизии уже несколько раз прибегал, спрашивая:
- Спят? – и убегал, получив утвердительный ответ.
Уже ближе к вечеру он разбудил Сашу с приказом явиться в штаб дивизии.
- Начштаба требует. И быстро! Машина уже ждёт.
Саша сполоснул лицо, прошёлся по щетине рукой.
- Ничего! Потом побреетесь, - весело произнёс вестовой. – Целый день ждёт, не велел будить…
В штабе царила рабочая атмосфера. Штабные куда-то убегали, возвращались, докладывая и отмечая на картах стрелки, кружки, дороги и плацдармы сосредоточения войск. Саша, ожидая приёма, готовился к худшему.
- Молодец, Лунин! – командир дивизии жал руку Саше, обращаясь к начальнику штаба, - молодец ведь, Олег Григорьевич?
- Отличная работа! Герой, Николай Евгеньевич. Такие документы добыть! Столько стратегических карт!
- Пиши представление, Олег Григорьевич, на Героя. Это ничего, что из штрафников. Думаю, что вину свою он уже искупил, и с избытком. Пиши. – Саша не верил своим ушам! Вот как повернулось дело.
- А ты как думаешь, ротный?
- Разрешите обратиться, товарищ комдив, - опомнился Саша.
- Говори, что хочешь?
- Хочу в регулярную… - и умолк. Повисла тишина.
- Добро! Подумаем. Заслужил, – комдив пожал руку Саше, пожал крепко и посмотрел в глаза. – Решим. Иди, отдыхай, ротный.
Война продолжалась. Уже наступил перелом, когда наши войска начали теснить врага с нашей земли. Но потери были большие. Особенно в штрафных батальонах, где людей посылали на верную смерть, на самые тяжёлые участки боёв. Они шли впереди. Ни шагу назад! Сзади «Смерш». И пуля или расстрел перед строем. Трусы не выживали. Герои гибли наравне со всеми. Но Сашу берегла какая-то сила.
Во время короткого затишья, полк отдыхал на запасных позициях. Принимали пополнение. Прислали пополнение и штрафникам. Саша занимался с каждым, начиная с портянок, кончая огневой подготовкой. Дел было много. Его просьбу так и не выполнили. И награда не досталась ему. Но он смотрел на это философски и твердил, что лучшая награда на войне – это жизнь. Жизнь, когда вокруг был ад, и люди гибли. Рота менялась через месяц боёв. Оставались единицы. И снова пополнение, и снова бой, и снова потери.
Командир полка, собрав штаб, провёл проверку подготовки состава. К вечеру расслабились. Появился трофейный шнапс, тушёнка со «второго фронта». Офицеры выпили за победу, за память о погибших друзьях.
- Товарищ полковник, - обратился к командиру полка молодой капитан, командир роты, - вот бы мне в роту такого, как Лунин.
- Э, братец, хватил! Я бы ему полк доверил, - встрепенулся командир полка. Но начальство не пускает. Что-то там есть.
- А что? Он ведь лучший из нас, даром, что из штрафников, - вступился за Сашу начальник штаба, полковник Синельников. – Я сам готовил его документы на звезду.
- А почему не дали?
- Вот вопрос! Спроси что-нибудь попроще.
В это время в блиндаж вошёл Саша. Все умолкли.
- А вот и он, лёгок на помине! – воскликнул полковник. – Выпьешь?
- Спасибо, товарищ полковник, не буду.
- Это же почему?
- Одурею сразу. А у меня ещё новобранцы раздеты. Сапоги нужны. Шинели. Гимнастёрки.
- Завскладом что?
- Нам не даёт.
- Скажи, что я приказал. Пусть выдаст.
- Спасибо! Разрешите идти?
- Иди, Лунин!
- Гордый! И выпить с нами не хотел.
- Не гордый! Нет! – полковник обвёл всех взглядом. – Человек он! Ему завтра в бой идти с новенькими. Вот он как родной отец. Молодец, Лунин. Настоящий мужик.
Но Саша этих слов не слышал. Он ругался в это время с каптенармусом за каждую пару сапог, гимнастёрки, шинели.
- Не трясись ты так! Люди ведь. Дай мне не рвань.
- Твоим и такие сгодятся, - бубнил тот.
- Ну ты и крыса тыловая! – беззлобно ругался Саша.


* * *
В заводской машине вместе с экспедитором Сади направилась в центр города. Машина, гружённая овощами, развозит их по госпиталям. Сади решила сама проверить распределение продуктов и определить на следующий месяц нужды подопечных. Солнце жарит неимоверно. Остановились у широкой площади, где в здании школы разместился госпиталь. Сади выходит из машины и, пройдя несколько шагов, вдруг слышит за своей спиной:
- Сади! Сади! Вы ли это? – Сади оборачивается и попадает в объятия Сергея Сергеевича.
- Сергей Сергеевич! И вы здесь? Очень рада! Очень рада!
- А вы, голубушка! Вы-то что здесь делаете? Я в театре, вот, видите? – Сергей Сергеевич показывает на здание местного театра.
- А я, вот… - Сади показывает на гружёную овощами машину. На заводе, подсобным хозяйством заведую.
- Не пойму! Вы шутите? Вы, с вашим голосом!
- Так вот сложилось… Война…
- Да! Война. Сколько горя, слёз, поломанных судеб! Но вы-то! Пойдёмте, не отпущу…
Экспедитор и шофёр молчаливо ждали Сади, наблюдая эту сцену.
- Сергей Сергеевич! Обязательно приду. Но позже. Сейчас у меня важные дела. Ждут в госпитале.
- Дайте хоть ваш адрес, - взмолился Сергей Сергеевич.
- Очень просто! Оборонный завод. Подсобное хозяйство. Прибрежная четырнадцать. Там найдут меня.
- Господи! Удача ведь какая! Найду, найду! – Сергей Сергеевич поцеловал галантно руку Сади и взглядом проводил до дверей школы.
- Я вас найду, Сади, - последнее, что слышала Сади.
Среди дел, забот, встреч с людьми, Сади помнила эту встречу, но в душе было так неуютно и не было желания менять устоявшийся образ жизни. Апатия владела ею. Только один вопрос волновал её – где Лёвушка? Где мама, Анна, Борис? Что с ними? И она уходила в заботы с головой. Но господин случай взял своё:
- Сади Сергеевна! Зайдите ко мне, пожалуйста, в одиннадцать, - директор по внутреннему телефону вызвала Сади к себе.
- Хорошо, Андрей Андреевич. А по какому вопросу?
- Вопрос на месте, - ответил директор и положил трубку. Сади собрала необходимые бумаги, документы. Проверила решение текущих дел. Внутренне собралась и направилась в приёмную директора. Было ещё несколько минут.
- Кто там у Андрея Андреевича? – спросила Сади секретаря директора, строгого немолодого работника.
- Мне не знаком, Сади Сергеевна. Это из города.
И через минуту, подняв трубку телефона, пригласил Сади в кабинет директора.
За длинным директорским столом сидел, улыбаясь ей, Сергей Сергеевич. Директор сидел напротив и внимательно смотрел на Сади. Лёгкая улыбка тронула и его губы.
- Вот вы какая, Сади Сергеевна! А я ничего не знал. А вот Сергей Сергеевич мне всё и поведал. Да! Талант, он везде талант! Присядьте к нам. Уж больно интересно говорит Сергей Сергеевич. Почему мне никогда не говорили? Впрочем, сам виноват. Мог бы и поговорить по душам…
Разговор длился долго. Секретарь несколько раз заглядывал в кабинет, но директор махал рукой. Дверь закрывалась. Когда Сади с Сергеем Сергеевичем выходила из кабинета, в приёмной было не протолкнуться. Все с интересом смотрели на Сади и Сергея Сергеевича.
- Всё хорошо? – спросил секретарь.
- Вполне, - ответила Сади и посмотрела в глаза Сергея Сергеевича, который воскликнул:
- Театр не прощает измен!
Однако только через месяц Сади согласилась подготовиться к прослушиванию.
Юдит Львовна Вельт торопилась на заседание художественного совета. Опаздывать куда-либо, тем более на ответственное мероприятие, где солидные люди решают важные вопросы репертуара и участников спектаклей, было не в её правилах. Она уже прошла длиннющий коридор технического этажа и находилась в рекреации, когда её остановил голос. Замерев на полушаге, Юдит Львовна оцепенела. Нет! Нет! Это ей не показалось! Голос продолжал обволакивать неуютные пространства технического этажа. Всё, всё стало иным. Ушло куда-то, пропало. «Что это? Откуда?» – немые вопросы так и сыпались на Юдит Львовну. Медленно, как бы крадучись, чтоб не вспугнуть эту внезапную ауру восторга, она пошла на этот совершенно чуждый для этой атмосферы необычный звук.
- Что? Заседание перенесли? – спешивший ей навстречу помощник режиссёра так и не получил ответа. Юдит Львовна просто его не видела.
Попав, наконец, в закулисное пространство, а затем на сцену, Юдит Львовна остановилась. На сцене под аккомпанемент рояля, молодая женщина легко и свободно, совершенно не волнуясь, исполняла арию Джильды.
«Кто она? Откуда этот голос, манера исполнения? Что за дивная итальянская лёгкость, постановка звука, а главное, нездешность действа, отсутствие текущего момента и далёкое, уже забытое наслаждение?» Как только окончилось исполнение, Юдит Львовна стремительно подошла к концертмейстеру.
- Сергей Сергеевич! Познакомьте меня с милой дамой!
- С удовольствием, Юдит Львовна. Вот, рекомендую, Сади. Сади Нагокова! Еле-еле вытащил её сюда. Но, как видите, не напрасно.
- Нет! Нет! Конечно! – Юдит Львовна берёт Сади за обе руки и всматривается в её глаза. – Где вы служили, милое создание? В каком театре?
- Да… Видите ли, я случайно здесь.
- Простите, как это случайно? А, Сади? Я не ошибаюсь. Сади? Очень мажорное имя.
- Да, да, Юдит Львовна, - поспешил Сергей Сергеевич, - Сади в некотором роде уникум-любитель. Но какой! – Сергей Сергеевич развёл в восторге руки.
- Это вы мне говорите? Постойте, постойте! Здесь я слышу школу Луиджи. Я не могу ошибиться. Только он так ставит голос.
- Вы правы, - Сади внезапно осмелев, вступила в разговор. – Я брала некоторое время уроки у Луиджи Дангони…
- И это, хорошая моя, очень заметно. Так из какого вы театра? Я знаю почти всех.
- Я не из театра. Не успела. Вот, война помешала. Сейчас работаю на номерном заводе… - Сади умолкла.
- Что вы делаете там? Ваше место здесь, на сцене. Понимаете ли вы это?
- Что делать? Сейчас такое тяжёлое время. Надо же где-то работать…
- Пустое! У вас дар Божий! Вы сами не понимаете, как сейчас важно наше искусство! Вы посмотрите, кто приходит в этот зал. Сколько здесь доблестных защитников Родины. Как они тянутся к искусству. Как добреют их лица. Это надо видеть! А вы говорите не время. Самое время нести народу, нашим воинам оперное искусство. Завтра я жду вас у себя к десяти утра. Сергей Сергеевич проводит вас.
- Да, да, Юдит Львовна, такое дело, рад, рад! – и Сергей Сергеевич приложился к руке Юдит Львовны, которая уже стремительно покидала сцену.
- Ну, девочка! Успех! Это же надо! Сама Юдит, великая Юдит заметила тебя. Это судьба! Рад, очень рад!
Сади стояла совершенно опустошённая, не понимая ещё, что всё это всерьёз.