В клетках

 Я иду по узкой тропинке меж клеток, сумок и тел. Уши закладывает от ужасающей мелодии из громких рекламных выкриков, разговоров, смеха, рассерженных приказов и жалобного скуления. В глазах сверкают одежды, вывески и надписи. Душный воздух имеет свой противный душащий запах.
Рука так и тянется к горлу - снять несуществующую удавку.
Я ненавижу это место.
Больше всего из-за глаз. На пальто липнут жалостливые взгляды, и к полу камнем тянет надежда. Сотни глаз следят за моими движениями. И каждая пара надеется на спасение. Есть глаза мутнеющие безразличием, где-то сверкает ясность осознания, в других - лед непонимания, блистающий искоркой любопытства, некоторые, влажные от слез и впалые от голода, прямо молят.
Я стараюсь смотреть под ноги. На тропинку из опилок, мусора и грязи.
Но оставлять незамеченными клетки - невозможно.
Эти высокие пьедесталы, на которых переносные тюрьмы. А внутри прячется где-то маленькое и иссохшее, почти не двигающееся тельце, измученного и забитого существа, где-то же, уютно свернувшись, виднеется красивый и упитанный организм. Около последних скапливаются толпы. Из уст мужчин и женщин льется целый поток цифр. Звучат смех, лесть и комплименты.
Но страшнее всего смотреть в потолок. Огромные клетки над залом. Как чучела, как манекены, на прутьях опираются почти что скелеты. Непроданный товар. Слишком взрослые, чтобы вызывать умиление и не достаточно крепкие, чтобы работать. Их обессилевшие головы виснут, слишком тяжелые для тонких шей. И только когда ты будешь долго смотреть, они взглянут на тебя. И большие глаза из черной боли с тех пор станут преследовать по ночам.
У них один покупатель - Комбинат. Когда в зал заходит мужчина в черном и с папкой, и его глаза подсчитывают количество кукол под потолком - клетки пустеют. И светлые спины исчезают в грузовиках. Никто не задается вопросом, откуда берутся люди в черной форме с калькуляторами вместо глаз.
Я стараюсь как можно быстрее пройти этот цирк. Где сотни квадратных манежей и тысячи программ.
Иногда мне кажется, что от этих истерзанных тел могут отделяться души
Я будто чувствую как слабое дыхание щекочет кожу на затылке, и тяжесть на плечах принуждает остановиться…
По моей спине бегают струи пота, когда слышу резкий крик от боли. Или когда ботинок наступает в алую лужу.
Я ненавижу этот зал. И тех людей, что в нем. И липкое тепло в большой толпе. Но каждый день я прохожу мимо башен из клеток, и их обитатели цепляются, заглядывают в глаза.
Но два раза в день прохожу по этой желтой дороге, бормоча ругательства и извинения, и чувствую плач и стоны..
Но наконец я выхожу.
И не слышу лязг металла от клеток. И не вижу взрослых, что продают и покупают детей.
Детей, у которых в этом зале отбирают детство.
Детей, у которых больше нет шанса.

В этом зале душно как никогда. И от ярких вывесок пляшут пятна в глазах. И меня закручивает в водовороте тел. Но я крепко сжимаю руку. В ней другая ладонь. Маленькая и теплая. Чуть-чуть влажная.
Лязг металла нервирует. Я стараюсь не видеть ничего, кроме спины перед собой. Ни клеток на пьедесталах. Ни тянущихся рук, ободранных о прутья и углы. И жаль, что нельзя заглушить слезы, крики и стоны. Но пока меня удерживает маленькая рука от потери в этом странном зале из звуков и красок. И топот крошечных ботинок за спиной отчетливо слышится. А застежки на них звякают, незастеганные. Мы пока не научились.
Запах немытых тел неприятно лезет в нос. И ноги то и дело вязнут в грязи. А за спиной раздается тихий детский шепот, комментирующий все. Иногда маленькая рука дергает подол. Но я не поворачиваюсь. А вот и оно.
Грузный мужчина в строгом костюме. Рядом деревянный пьедестал. Пустая клетка открыла дверцу. Его глаза осматривают меня. А толстые губы говорят. Я что-то отвечаю, не совсем понимая что. Из кармана мужчина достает пачку потрепанных купюр. Я беру тонкие бумажки с замусоленными краями, которыми оценивается жизнь. Прячу в карман. Ухожу.
За спиной лязгает закрывающаяся дверца. И в спину врезается взгляд. Непонимающий. Острый. Мое пальто с узором из проблем исчезает в толпе, пропадает за спиной маленький ребенок в клетке.
Наконец я выхожу из ненавистного зала и этой противной толпы. Пачка купюр приятно греет грудь. Следы денег обжигают пальцы.
Я ухожу. Жалко, что купюры так недолго греют карманы. Надо убрать пару неудач, висящих на плечах. С ними справятся купюры, лежащие у груди. Пара зеленых бумажек уберет несколько камней с плеч. Жаль, что денег дали так мало.
Но теперь все будет хорошо. Деньги решают все  И у меня больше не будет проблем. Мне не нужно будет проходить два раза в день через зал с клетками. И не придется пачкать ботинки в крови.
Жаль, что за дочь дали так мало. Останется несколько неурядец…Но почти все смогут решить они – деньги в кармане.
И я смогу забыть тот зал. Зал, где до потолка выстроены клетки.